Прииди и очисти ны от всякия скверны книга

И. П. СМИРНОВ










Прииди и очисти ны
от всякия
скверны…


РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ, СТАТЬИ










САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
2005
 
ББК 84.7Р
С-50



Смирнов И. П.
С50         Прииди и очисти ны от всякия скверны:
                Рассказы, очерки, статьи – СПб.: Невский курьер, 2005























ISBN 5-86072-108-0
                ;  Смирнов  И. П., 2005
;  Издательство "Невский курьер"
;
Смирнов Игорь Павлович родился в 1937 году в г. Ленинграде. Окончил военное училище и Академию противовоздушной обороны. Служил в боевой части, работал в военных и гражданских научно-исследовательских организациях, преподавал в военных вузах. Является автором более сотни научных и учебно-ме¬тодических работ, в том числе учебных пособий, учебников и монографий. Научная специализация: "Исследование сложных си¬стем".
Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств, профессор Международной славянской академии, кандидат технических наук, доцент полковник Советской Армии. 
Художественной литературой и публицистикой занимается с 2000 года. Издал шесть книг. В периодической военной и патриотической печати опубликовал около семидесяти рассказов, очерков и статей. Область интересов: этика и моральное состояние современного российского общества.

 
РАССКАЗЫ






ИСПОВЕДЬ

Лет пять тому назад в своём почтовом ящике я обнаружил пухлый конверт. Письмо было адресовано мне, но ни обратного адреса, ни подписи не было. По почтовому штемпелю было очевидно, что отправлено оно из Санкт-Петербурга. Написано письмо было нетвёрдой старческой или болезненной рукой, очень неряшливо и содержало множество помарок и исправлений. Однако уже первые строки заинтересовали меня и хотя с большими затруднениями, но я сразу прочёл его до конца. Вероятно, оно писалось под свежим впечатлением от моей незадолго перед этим опубликованной в одной малотиражной патриотической газете статьи о роли интеллигенции в российских событиях девяностых годов. Это был крик души человека, неравнодушного к судьбам Родины. Содержание письма почти полностью соответствовало моему мировоззрению. Скорее всего, писал мой сверстник либо человек немного старше меня, безусловно, интеллигент, гражда¬нин и патриот России. Причины, по которым он не оставил ни своего адреса, ни имени, мне неизвестны. Может быть, будучи человеком гордым, он не захотел, чтобы я подумал, будто он, не сумев вписаться в новую жизнь, жалуется на неё (впрочем, я не нашёл в письме жалоб, там только констатация фактов и анализ сегодняшней действительности). Возможно, как и многие неравнодушные люди в нашей стране, он не вынес смены системы цен¬ностей, и здоровье его было сильно подорвано (сколько граждан бывшего СССР преждевременно покинуло этот свет от инфарктов и инсультов, точно знает один Господь Бог, однако известно, что общее число жертв реформ составляет около десяти миллионов!) Может, в тот момент просто рядом с ним не было единомышлен-ника. Факт тот, что более от него я никаких известий не получал. А поскольку мысли, высказанные в письме, остаются и сегодня весьма злободневными, на мой взгляд, верно отражают реалии и могут помочь понять происходящее людям, я решил придать это письмо гласности. Надеюсь, автор в обиде на меня не будет и простит моё самовольство.
Вот это письмо. Я привожу его полностью, сделав лишь незначительные редакторские правки.

Здравствуйте, незнакомый друг!
Хочу поделиться с Вами некоторыми своими соображениями по интересующей нас обоих теме. Тешу себя надеждой, что они могут оказаться для Вас интересными.
Родился, вырос и прожил жизнь я в Ленинграде, здесь же получил образование. В своё время был пионером, комсомольцем, рядовым членом КПСС. Воспитывался в основном самостоятельно на произведениях русской, европейской и советской классики, с увлечением читал:  Пушкина, Тургенева, Толстого, Куприна, Горь¬кого, Шолохова, Ф. Купера, В. Скотта, Бальзака, Флобера, Мериме, Дюма, Дж. Лондона и т. п. У них воспринял большей частью духовную, аристократическую систему ценностей. Превыше всего считаю: долг, честь, порядочность, взаимопомощь, уважение к людям, воинские доблести. Материальные ценности отношу к вто¬ростепенным. Критериями оценки человека, на мой взгляд, являются: честность, порядочность, знания, умения, навыки, стремление к самосовершенствованию. Поклоняюсь людям, которые в чём-то общественно полезном знают больше меня и что-то умеют делать лучше! Уважаю гордость и человеческое достоинство, принципиальность и рассудительность.
При социализме такие воззрения мне не слишком мешали жить, правда, и помогали не всегда. И в том обществе ещё много людей жило жаждой материальных благ. Понимаю, что в настоящее время, как и на Западе, в России мои взгляды стали совершенно невыгодны и редки. К сожалению, западный протестантский рационализм берёт верх!
Практически вся моя жизнь в социалистическом обществе прошла в условиях специфических. Я работал в научно-ис¬сле-довательских организациях военно-промышленного комплекса и военных вузах. В нашей среде система социализма считалась незыблемой, абсолютно надёжной и вечной. Вопрос о реставрации монархии или построения капитализма в кругу моих друзей и знакомых никогда не обсуждался. И вовсе не из-за опасения доносов – разговоры мы вели весьма откровенные! Просто у нас была абсолютная уверенность в прогрессивности нашего общественного строя, его большей справедливости. Ведь наше государство служило большинству населения; блага, получаемые человеком, определялись его трудовым вкладом в общее дело; в материальном плане все люди были примерно равны – нищие и миллионеры практически отсутствовали; во власть попадали чаще всего люди достойные, проявившие свои способности, корыстолюбие осуждалось большинством общества; духовные ценности имели приоритет перед материальными. Государство стремилось обеспечить достаток всему населению, а не богатство и роскошь отдельным лицам и, что очень важно для патриота, играть ведущую роль в мировом сообществе. Наконец, Моральный кодекс строителя ком¬мунизма почти полностью повторял христианские заповеди, а основной лозунг социализма "от каждого по способностям, каждому по труду" был взят из Библии. 
Кстати, как и для всякого русского человека, не декларируемые Западом свобода и соблюдение прав человека, а справедливость для меня была и есть – первейшее достоинство государства! А наше государство имело цель на практике реализовать извечную мечту человечества о справедливости с точки зрения большинства! Смею утверждать, что у мыслящей части советского общества, занимающейся производительным трудом и реализовавшей свои возможности, желания коренных изменений общест¬венного строя не было.
Самиздатовская литература в нашу среду попадала редко и успехом не пользовалась. Мы были заняты решением конкретных научно-технических задач и гордились, когда нам удавалось опередить  коллег из западного мира. И это случалось не редко! Хочу заметить, что они работали за деньги, мы – за идею! Нам, конечно, было известно, как оценивается труд наших коллег, скажем, в США, но зависти не было. Сам труд и полученные результаты приносили удовлетворение. Что касается материальной стороны дела, то поскольку мы пережили Великую Отечественную войну, послевоенную разруху, годы учёбы "на медные деньги", т. е. самой жизнью были приучены к самоограничению, зарплата в 300–500 рублей нас вполне удовлетворяла. Десять веков назад очень мудро сказал О. Хайям:

Трудись, чтоб без еды не пропадать,
А остальным и даром обладать остерегись!
Ведь ты за остальное
Рискуешь жизнь бесценную продать!"

Появление в печати в конце 60-х – начале 70-х годов статей, осуждающих Сахарова и Солженицина, вызвало недоумение: "Не-ужели известный академик и писатель, произведения которого недавно было рекомендовано изучать, чего-то не понимают и из кумиров вдруг превратились во врагов!?". Но информации было недостаточно. Решили, что это просто проявление результатов борьбы каких-то политических группировок в высших эшелонах власти. Лишь много позднее стало известно, что то были попытки предложить властям направления реформирования общества.
Отдельные недостатки социализма были очевидны, и работать над их устранением государство было просто обязано. Прежде всего, это отношение к социалистической собственности. Личный огород колхозника всегда выглядел лучше, чем общественное поле. Колхозный трактор – хуже личной машины. На личном участке садовод трудится от зари до зари, на производстве – норовит поскорее уйти домой. Да и в научных организациях было достаточно балласта. В 80-х годах возросло количество злоупотреблений со стороны партийных и государственных чиновников. Яд корыстолюбия всё больше проникал в массы. Виной тому были политические ошибки Хрущёва (ставка на материальную заинтересованность), немощь кремлёвских вождей, упущения в воспитании граждан (в частности, не поддержание на должном уровне чувства неотвратимости наказания за нравственные и юридические прегрешения). Начиная с хрущёвских времён, духовная составляющая в системе ценностей советского человека уменьшалась, материальная – постепенно росла. Вера в прекрасную идею ослабевала, животное (биологическое) начало брало верх! И тон этому процессу задавала сама советская политическая элита.
Биологическое начало в человеке тесно связано с материальной составляющей его системы ценностей, заложено в него самой природой и обеспечивает его выживаемость как биологического вида. Сюда относятся: приспособляемость к внешним условиям, низменные страсти типа секса, физические сила и здоровье, смелость, находчивость, предприимчивость и т. п. Ныне показателем наличия всех этих качеств в человеке является его материальное богатство. Ясно, что богатый с большей вероятностью выживет в любых условиях и сохранит свой род, чем бедный! Отсюда и ценности, связанные с этим, легко усваиваются человеком. Людям с приоритетом животного начала, поклоняющимся материальным ценностям, присущ эгоизм и совершенно не свойственно самопожертвование во имя ближнего! Социальное же, коллективистское или духовное начало формируется искусственно, путем соответствующего воспитания. Оно включает абстрактные духовные ценности и идеи, которые понятны не сразу и не каждому. Например, далеко не всем очевидно, почему нужно помогать слабому, почему нельзя взять что-то, что "плохо лежит", почему не следует убивать, если это приносит выгоду, почему недопустима распущенность в половой жизни и т. д. и т. п. Воспитанию социального начала в людях, безусловно, способствуют, например, хри¬стианские заповеди. Они известны уже более 3000 лет, и что же? Разве они овладели всеми умами?! Увы, нет! В таком случае следует ли обижаться на наш народ за то, что он в короткие сроки поддался информационному натиску – насильственной замене си¬стемы ценностей социализма с приоритетом духовного над материальным на эгоистическую, бездуховную, примитивную буржуазную!? Ведь на идеях и ценностях социализма он воспитывался всего-то 70 лет! А роль системы ценностей, принятой обществом, как основной идеи, чрезвычайно высока. Недаром сказано в Библии: "Вначале было слово, и слово было от Бога и слово было Бог!".
Да, несомненно, реформировать наш социализм было нужно, но совершенно не так, как это сделали чубайсы, гайдары, грефы и их западные руководители! В результате этих реформ человечество прервало эксперимент по созданию земного Рая – общества всеобщего благоденствия. Лично я убеждён, что в принципе, путём соответствующего воспитания, общечеловеческие ценности (социальное, духовное начало) можно перевести на генетический уровень и таким образом из людей высокой морали построить общество всеобщего благоденствия, равенства и братства! Кстати, примерно так же думали Ж.-Ж. Руссо, Л. Толстой, великий физио¬лог Сеченов, который, в частности, надеялся, что, руководствуясь научными идеями о мозге, удастся создать …"людей-рыцарей, совершающих высоконравственные поступки с неотвратимостью зрачкового рефлекса на свет"; да и некоторые другие мыслители прошлого!
Однако российские реформаторы, как показало время, преследовали совсем другие, далеко не благородные, корыстные, космополитические цели. По большей части это была та же гос- и партноменклатура, пожелавшая сохранения своих временных в советское время привилегий навечно. Для достижения этого она пожертвовала идеями коммунизма, в которые, должно быть, никогда и не верила и пошла на сделку с буржуазным Западом, подтвердив при этом ещё раз справедливость мысли Платона: "Политика и нравственность – вещи несовместимые!". Реформаторы отбросили Россию на полтора века назад к временам гражданской войны в США и решили задачу создания в интересах тех же США однополярного Мира. В результате чубайсовской приватизации 5–7 про¬центов наиболее активных, беспринципных и бессовестных граждан поделили между собой огромное, никем не охраняемое богатство СССР. Это произошло так быстро и тайно, что большинство населения даже не заметило! Поддерживавшая Ельцина интеллигенция (а именно она понимала необходимость реформ и привела его к власти) не предполагала возможности такого исхода. Она была уверена, что частной может быть только система обслуживания и мелкое производство. Ведь поначалу разговор шёл только о рыночной экономике и нерыночных общественных отношениях. И мы, наивные, верили в возможность такого сочетания! Нас уверяли, что в Швеции существует рыночная экономика и социа¬ли-стические общественные отношения. Изощрённый и жестокий об-ман! Как предмет не может быть одновременно чёрным и белым, так и человек – эгоистом и альтруистом! Время показало, что в России вместе с появлением частной собственности на средства производства сразу стала внедряться буржуазная система ценностей, которая у нас никогда не господствовала. До 1917 года развитого капитализма в России не было, и государственной была аристократическая система, лишь с некоторыми дополнениями принятая и в Советском государстве. Культа денег и человека, ими обладающего, у нас не было никогда! Во все времена первым в России был человек с мечом, а не человек с мешком! И так было во всём мире до победы идеи либерализма во времена Великой французской революции.
Теперь либерализм добрался и до нас. Ангажированные буржуазией СМИ усердно трудятся над душами простых, добрых, терпеливых и очень доверчивых русских людей, внушая: эгоизм, потребительство, продажность всего и вся, самые низменные животные страсти и искореняя традиционные ценности: коллективизм и взаимопомощь, скромность и стыдливость, уважение к старшим, любовь к Родине и готовность защищать её от врагов. На любое малейшее проявление русского патриотизма мгновенно вешается ярлык фашизма! Нынешние "свободные" СМИ являются в абсолютном большинстве самым страшным врагом народа России, ибо лишают его духовности, традиций, национального самосознания; превращают единый народ в разрозненное население, не способное к сопротивлению! Западу не нужна сильная и самостоятельная Россия, а всех её друзей наши реформаторы предали. Силы зла делают всё, чтобы превратить Россию в подобие Латинской Америки.
Теперь уже ни для кого не секрет, что в России в начале 90-х годов введено внешнее управление. Официально оно оформлено статьёй Конституции, указывающей, что приоритетными для нас являются решения международных организаций (МВФ, МБРР      и т. п.), и договором Ельцина с Западом. Ныне ни Президент, ни Правительство самостоятельных принципиальных решений не принимают. Их деятельность находится под неусыпным контролем. О том, что сегодняшнюю Россию нельзя считать независимой страной как-то проговорился ещё премьер Черномырдин!
Итак, что же мы уже получили за годы реформирования?
Во-первых, свободу западного типа, иначе свободное предпринимательство во всех сферах общественной жизни (совсем не ограниченное экономикой), свободу выбора способов разрушения традиций и давно установившейся морали. 
Свобода предпринимательства в экономике обернулась бессовестным обиранием абсолютного большинства населения и непомерным обогащением меньшинства. Свобода политическая – возможностью нуворишей дурачить народ обещаниями, путём подкупа и обмана захватом власти в центре и регионах и благодаря этому ещё большим их обогащением. Свобода слова – духовным кризисом и развращением народа.
Вообще говоря, свобода в том смысле, как она понимается на Западе, нужна очень ограниченному кругу лиц, тем людям, которые могут и хотят её использовать в своих корыстных целях. По мнению психологов, таковых в обществе 5–7 процентов. Это так называемые лидеры. Оставшиеся от природы являются ведомыми, исполнителями чужой воли, им свобода предпринимательства вовсе не нужна! И это объективная реальность!
Совершенно иначе понимал свободу величайший русский мыслитель Ф. М. Достоевский. В "Дневнике писателя", обличая За¬пад с его "общечеловеческими ценностями", он пишет: "Разнузданность желаний ведёт лишь к рабству вашему. Вот почему чуть-чуть не весь нынешний мир полагает свободу в денежном обеспечении и законах, гарантирующих денежное обеспечение… А между тем это, в сущности, не свобода, а опять-таки рабство, рабство от денег. Напротив, самая высшая свобода – не копить и не обеспечивать себя деньгами, а разделить всем, что имеешь, и пойти всем служить. Если способен на то человек, если способен одолеть себя до такой степени – то он ли после этого не свободен? Это уже высочайшее проявление воли". И ведь наш, пусть в чём-то ущербный социализм, обеспечивал такую свободу!
Во-вторых, смена шкалы ценностей духовной на меркантильную унизила, оскорбила, убила морально (и не только) значительную часть абстрактно мыслящего населения страны, воспитанную в старых понятиях и не пожелавшую или не могущую приспособиться к новым условиям. Она была выброшена из общественной жизни, и этим обществу был нанесён непоправимый урон. Ведь эта категория людей многое сделала во славу Отечества, гордилась исполненным долгом и вдруг оказалась в роли никому не нужных обломков кораблекрушения! Реформаторы ими пожертвовали ради своих сомнительных целей. Где же декларируемые права человека, гуманизм, забота о благе государства?
В-третьих, ранее мы гордились своей принадлежностью к народу великого, могучего, влиятельного, уважаемого (и пугающего врагов), реализующего притягательную для бедных людей всего мира идею государства – Союза Советских Социалистических Рес¬публик! Пусть у нас не было богатства, но достаток был, и была вера в будущее, и была абсолютная стабильность. Была твёрдая уверенность в том, что никто не рискнёт напасть на нашу Родину, лишить её независимости, навязать нам свои идеи, свою волю.     И как на солдата в строю проецируется сила всего строя, и он благодаря этому становится смелее и решительнее, так и мы, граждане СССР, чувствовали себя  сильными и надёжно защищёнными от внутренних и внешних врагов, ощущая за спиной мощное государство. Сегодня, когда без войны, только по злой воле предателей-реформаторов, мы оказались в оккупации, я не могу не ощущать  унижения и оскорбления! Кто сегодня в мире считается с Россией, когда у неё, по сути, нет армии!? Убеждён, что с Россией обожаемый демократами Запад вполне может в любой момент поступит так же, как с Югославией! И всё это плата за вхождение в "цивилизованный мир"?! Не слишком ли она велика? Ну¬жен ли нам этот мир?
Стараниями наших демократов-реформаторов Россия поставлена на колени и перестала быть мировой державой. Это не может не оскорблять русского человека, не вызывать в нём жажды возмездия, если, конечно, он действительно русский, а не космополит! Да и для всего мирового сообщества целесообразнее двухполюсная мировая система, ибо в споре рождается истина. При нынешнем же состоянии России США всё решают единолично и беспрепятственно, навязывают миру свою волю. Не есть ли это реализация на практике идеи Сионских мудрецов о богоизбранном народе и его правах на управление миром?
Очевидно, что возврат к прошлому в чистом виде уже невозможен. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду! Но идея создания справедливого общества всеобщего равенства и братства будет жить вечно! Поскольку справедливость есть понятие сословное, классовое, то она может быть достигнута только при всеобщем равенстве, которое, конечно, нельзя понимать буквально. Когда-нибудь такое общество будет непременно построено, ибо этого желает большинство населения Земли! 
Этими оптимистическими словами письмо и заканчивалось. Я полностью присоединяюсь к их автору. Остаётся только добавить известные, подходящие случаю, слова Н. А. Некрасова: "Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни тебе!".
"МЕССИЯ"

Не спится нынче Михаилу Ефимовичу Швыдкому. Вроде бы всё у него есть, всего он достиг: и коттедж не хуже, чем у князя Монако; и квартира не хуже, чем у Ходорковского; и банковские счета приятно ласкают душу; и положение в этой стране о-го-го – министр; и услужливые толпы "элитного народа" – богемы местной – вокруг крутятся (правда, гениальностью от неё и не пахнет, но, что поделаешь – другой нет!); и одобрительные взгляды из Израиля и Штатов он постоянно чувствует на себе: "Ишь, как ловко свалил министра юстиции. Хоть он, конечно, и обыкновенным вором был, то есть человеком-то нашим, но к своим обязанностям шабес-гоя относился не слишком добросовестно!"; и перспективы не плохие – у самого Президента и его администрации в почёте… Но гложет Михаила Ефимовича зависть. Вот Гайдар с Чубайсом: отобрали всё у этого доверчивого народа и поделили между представителями избранного – в историю непременно войдут! А Горбачёв с Ельциным: скольких своих бывших друзей и соратников предали – не было подобного со времён Адама и Евы – и тоже кандидаты в историю планеты Земля! А я, что хоть и не рыжий, хуже их?! Я тоже туда хочу! Что бы такое сотворить, чтобы затмить или хотя бы сравняться с ними?!
Думает Михаил Ефимович и денно и нощно, не даёт ему зависть покоя; а "светлых" мыслей всё нет и нет!
Вот и сегодня, в пасхальную ночь, как обычно, задремал только под утро. Может от паров тысячедолларового коньяка, выпитого на вчерашней тусовке избранных, а может из-за своей исключительности даже среди них, подобно Аврааму, Ною и Моисею,  привиделось ему, что разговаривает он с самим Богом. С бородой, в пейсах, в чёрной капочке был собеседник, должно быть, всё же сам Яхве. Похлопал он Михаила Ефимовича по плечу и говорит:
– Горбачёв с Ельциным предали свою коммунистическую идею и всех своих единомышленников. Чубайс с Гайдаром разрушили экономику этой страны. Тебе предстоит выполнить самую важную задачу: вырвать корни русской цивилизации – разрушить русскую культуру, русский язык и веру. В вопросе веры уже многое сделано твоими предшественниками: Емельяном Ярославским (запамятовал его настоящее имя), ответственным ещё при Ленине за борьбу с религией, Иофе Исайем Львовичем – ГБшником тех же времён, ну и их многочисленными безымянными последователями, конечно. Тебе тут и делать-то нечего – сектанты христианские, хлынувшие потоком в Россию из-за бугра, тебе помогут. А вот уж культура и язык полностью на тебе! Напряги память, Мойша, хоть и не израильский, но всё же вуз ты окончил. И на семинарах по марксизму-ленинизму ты активным был, и отличником – помнится. Труды Ленина добросовестно конспектировал и цитировал где надо и не надо. Ну, ну, вспоминай: что говорил вождь мирового пролетариата о культурной революции? В какой своей работе? Быстро же ты избавился от университетского курса! А ведь именно для этой самой культурной революции, только в нашем понимании, я и посадил тебя на эту высокую должность! Мессией будешь для этого непокорного и твердолобого русского народа, спасителем! Пастырем приведёшь этих заблудших овец в моё царство! Конечно, ты не тот мессия, которого я пошлю для моего избранного народа, но всё же! В книгу книг запишут потомки твоё имя непременно! Уловил задачу?!
Как ни напрягал извилины Михаил Ефимович, не мог ничего вспомнить – начисто затёрлись ленинские труды в памяти цифрами семизначных долларовых богатств его более удачливых соплеменников.
"Мелочи, шабес-гои напомнят!" – думает Михаил Ефимович, после изысканного завтрака садясь в "мерседес", чтобы ехать в своё министерство. 
; Ну-ка, моего первого зама Тяпкина-Ляпкина быстро ко мне! – бросил он секретарше, проходя в кабинет.
Не успел он снять пальто, как на полусогнутых вбежал Тяпкин-Ляпкин и, согнувшись в пояснице, застыл у порога.
; Мигом доставь мне том Ленина с работой, где речь идёт о культурной революции!
; Так Вы же приказали труды Ленина сжечь!
; Из-под земли достань!
Не достал из-под земли статью Ленина "О кооперации" услужливый Тяпкин-Ляпкин, глубоко её демократы зарыли. Принёс Философский энциклопедический словарь. Не было команды его выбросить, вот он и сохранился пока.
; А теперь читай вслух, да помедленнее, чтобы до тебя и до меня доходило. Сам понимаешь: трудно мне стало теперь воспринимать все науки, кроме арифметики. В рынке живём: тут надо уметь считать, а не читать! И шелуху отсеивай, зёрна от плевел отделяй! Время министерское цени!
Тяпкин-Ляпкин читает:
"Культурная революция, социалистическая – процесс революционного преобразования духовной сферы жизни общества, одна из важнейших закономерностей построения социализма, утверждение нового, социалистического типа духовного производства, создание социалистической культуры – высшей ступени в развитии мировой культуры, приобщение трудящихся к достижениям культуры… К. р. направлена… на формирование нового человека.  …К. р. обусловлена революционными преобразованиями в экономике и политике… К. р. начинается после завоевания власти рабочим классом. …К. р. включает создание социалистической системы народного образования и просвещения, перевоспитание интеллигенции, создание социалистической литературы и искусства, формирование новой морали, перестройку быта и т. д. Целью к. р. является превращение марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека".
"Молодец всё же был этот Ленин, готовую программу нам оставил. Требуется только этот "негатив" превратить в "позитив" – приспособить её для наших условий, к буржуазной революции!" – доходит до слушателя.
; Итак, – многозначительно поднял указательный палец Михаил Ефимович, – вот тебе задание: переделай ленинскую программу применительно к нынешней, нашей буржуазной революции в России. Это раз. Продумай цели и задачи нашей "культурной" революции. Это два. И, наконец, подготовь перечень мероприятий, которые под моим личным руководством приведут к решению поставленных задач и достижению целей. Это три.
Не покладая рук, трудился аппарат министерства над программой "культурной" революции в "демократической" России; понимал, что банкиры избранного народа щедро оплатят работу. Всё объяснил сообразительный Тяпкин-Ляпкин подчинённым. Намного ранее назначенного срока предстал он перед "светлыми" очами Михаила Ефимовича:
; Целью нашей "культурной" революции является уничтожение корней русской цивилизации – русской души (русского менталитета, по-нашему): русской культуры, русского языка и традиционной веры; замена извечных ценностей русского народа на фальшивые, причём духовные ценности надлежит изъять из системы полностью.
Пути достижения цели:
На нашем телевизионном канале "Культура" мы создадим программы бескультурья: "Культурная революция", "Апокриф", "Школа злословия" и т. п., которые, будучи свободными от всяких нравственных ограничений, вытравят из литературы и искусства социальную сущность, отучат художников заниматься исследованием общественных процессов. Деятельность творческих личностей мы направим на отвлечение народа от насущных проблем и внедрение в его сознание буржуазных, западных ценностей. Они будут прославлять самые низменные человеческие чувства, вдалб¬ливать в головы телезрителей: культ денег, секса, насилия, садизма, предательства, подлости, половых извращений – словом, всякой безнравственности. Будут осмеивать честность и порядочность и превращать их в порок, в пережиток советского прошлого. Хамство и наглость,  ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом, цинизм, беззастенчивость (раскрепощённость), предательство, национализм и вражду народов и, прежде всего, вражду к русскому народу они будут всячески культивировать. При этом сделаем так, что только очень немногие будут догадываться о том, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ оболгать. Мы будем браться за воспитание с ранних детских лет, сделаем ставку на молодёжь, станем растлевать, разлагать, развращать её. Мы сделаем из неё молодых циников, пошляков, космополитов; Иванов, не помнящих родства, забывших духовные традиции предков! Мы будем ей внушать (и внушим!):
; что нынешний русский фашизм хуже немецкого;
; что в России любят только за деньги;
; что памятники культуры следует приватизировать и таким образом уничтожим память о славном прошлом этого народа;
; что в России должно житься хорошо всем, кроме русских;
; что воспитание, как совокупность нравственных ограничений, современному человеку только вредит;
; что русских кумиров – Пушкина, Лермонтова, Толстого, Горь¬кого, Есенина, Пришвина, Шукшина, Бондарева, Симонова и т. д. – пора сбросить с пьедесталов, как явно устаревших, и заменить их: Бродским, Аксёновым, Акуниным, Марининой, Веллером, Сороки¬ным и т. п.;
; что сейчас важно "не о чём написано", а "как" – главное новаторство формы;
; что в русском языке большинство слов следует заменить равнозначными иностранными, чтобы он перестал быть хранителем народных традиций. Ведь на традициях держится национальное самосознание, объединяющее людей в одну семью. "Разделяй и властвуй!" – это знали ещё древние римляне;
; что русский мат – единственное достижение этого заблудшего народа, ему следует поставить памятник и его вовсе не следует стесняться;
; что понятия "Совесть" – этот русский Бог и "Стыд" – внешнее Его проявление – это просто  химера;
Очень по душе оказался Михаилу Ефимовичу доклад Тяпкина-Ляпкина.
; Только Вы, несравненные Михаил Ефимович, можете вести программу "Культурная революция", – по-собачьи преданно глядя на шефа, говорит Тяпкин-Ляпкин. Нет более достойного во всей стране!
"Конечно, это клоунада, скоморошество и, по понятиям этой отсталой страны, занятие для министра недостойное, но чего не сделаешь ради того, чтобы стать мессией и утереть нос горбачевым, ельциным, чубайсам, ходорковским и абрамовичам!" – думает босс и соглашается.
Для ускорения решения поставленной самим Яхве задачи собрал на следующий день Михаил Ефимович своих единоплеменников – владельцев всех электронных и печатных СМИ и сказал:
; Не вас, а меня избрал бог мессией, а потому слушайте: все ваши ТВ-, радиоканалы, газеты и прочие средства внушения дол-жны быть направлены по образцу и подобию моей "Культурной революции" на изъятие души у этого так называемого государство образующего народа!
И бросились олигархи исполнять волю бога – на министра они бы просто наплевали, а на мессию, увы, не плюнешь! Тут же создали на ТВ такие программы, как: "За стеклом", "Про это", "Большая стирка", "Что хочет женщина", "Кто мы?", "Плейбой", "Зеркало", "Алчность", "Деньги не пахнут" и т. д. и т. п. Закупили тысячи порнофильмов, боевиков и тонны порномакулатуры – и всё это разом выплеснули на головы простодушного и доверчивого русского народа. "Культура" его заботами министра Швыдкого стала на глазах "повышаться", скоро его можно будет назвать вполне "цивилизованным"!   
А недавно вновь явился Михаилу Ефимовичу во сне Яхве и сказал:
; Заслужил ты, Мойша, высшего поощрения. Уверенно ведёшь этот самый непокорный русский народ в моё царство, место в раю для тебя забронировано и на веки ты останешься в памяти потомков как самый умелый растлитель душ людских!
Угомонился теперь Михаил Ефимович, спит спокойно. Часто видит себя в райских кущах, рядом с богом Яхве, но он туда не спешит. Ему и здесь (в этой "дикой" стране) очень-очень неплохо по сравнению с облагодетельствованным им русским народом. А идеологическая машина, им настроенная и управляемая, планомерно доводит дело до полного изъятия у русского человека его души! 



ИЗИК

Встретился я с ним в середине шестидесятых годов теперь уже прошлого ХХ века. В те годы я, молодой капитан, недавно окончивший военную академию, проходил службу в научно-иссле-до¬вательской организации, в маленьком городке, скрытом от любопытных глаз в безжизненных степях Казахстана. Наш городок был оазисом в пустыне. Здесь решались важные государственные задачи и его обитателям были созданы вполне приемлемые жизненные условия. Военные учебные заведения тогда своих математиков, алгоритмистов и программистов для ЭВМ готовили мало, поэтому их частенько заменяли выпускниками гражданских вузов, таких как: МГУ, ЛГУ, НГУ, Физико-технический институт и т. п. Профессиональные математики – они обычно довольно быстро вникали в специфику военных задач и успешно их решали во благо Родины.
Израиль Моисеевич Гольдман прибыл к нам из Новосибирского университета в составе группы из десяти человек. Все ребята, которым по выпуску было присвоено лейтенантское звание, были хорошо подготовлены теоретически, но совершенно недостаточно для службы в армии. Должно быть, военная кафедра к своим обязанностям подходила формально. Увидев это, наше командование решило организовать для прибывших месячный курс "молодого бойца". И эта работа была поручена мне. Оно очень надеялось, что молодые люди, специалисты по прикладной математике, быстро освоят алгоритмизацию и программирование наших специфических задач, окажут нам помощь в подготовке к государственным испытаниям новейшего образца вооружения, свыкнутся с военной средой, полюбят её и останутся служить в кадрах Вооружённых Сил. Действительно, выпускники НГУ были до предела насыщены математическими теориями, но пока не имели представления об областях их практического приложения. В нашей системе они могли получить хорошую практику и найти своё место в жизни. Итак, я стал на целый месяц их "нянькой", ибо в новой и непонятной среде они чувствовали себя несмышленышами.
Моими стараниями поселили их всех в одной большой комнате офицерского общежития, и жизнь  первоначально была организована по типу казарменной. Давно известно: чтобы стать хорошим командиром или начальником, нужно побывать самому на положении солдата! Офицеру необходимо знать, например, что кровати в казарме существуют для сна, а в остальное время они должны быть аккуратно и однообразно заправлены.  Личные вещи и предметы туалета – находиться только на специально для этого отведенных местах. Военнослужащий должен всегда выглядеть опрятным и подтянутым, а его действия строго регламентируются распорядком дня. Чистоту и порядок в казарме поддерживают сами военнослужащие и т. п. Эти элементарные для каждого солда¬та вещи пока не были известны моим подопечным лейтенантам. С приучения их к воинскому порядку я и начал.
В соответствии с составленным мной распорядком дня и расписанием занятий после подъёма, физической зарядки, туалета и завтрака шли занятия по уставам Советской Армии, строевой и физической подготовке, стрельбе из личного оружия. Много времени уделялось разнообразным общим беседам о жизни армии. Особых трудностей в работе я не испытывал, поскольку уставные положения тогда действительно были законом для всех военнослужащих. Свои обязанности как командира: "Не оставлять без воздействия ни одного проступка подчинённого, строго взыскивать с нерадивых и поощрять достойных", – я хорошо помнил и выполнял. На этом, собственно, и держалась дисциплина во всей  Советской Армии! Шли дни, и ребята привыкали к воинской жизни. Всем им было тогда по 22–23 года, мне же – перевалило за тридцать. К тому времени я прослужил около пятнадцати лет, и они почитали меня, если не за отца, то уж во всяком случае, за старшего многоопытного брата. В целом, мне было интересно и приятно с ними работать. Исключение составлял один человек –по документам инженер-лейтенант Гольдман Израиль Моисеевич, однокашники же и сослуживцы звали его просто Изик.
Маленького роста, пухленький, сутулый, с чёрными вьющимися редкими волосами и уже просвечивающейся плешью; горбоносый, картавящий (как и все евреи в ещё сравнительно недавнем прошлом); с маленькими, всегда опущенными, испуганными, немного косящими глазами; в висящей на нём мешком, постоянно усыпанной перхотью, неряшливой военной форме и плохо чищен¬ных сапогах – он сразу производил неприятное впечатление. Вместе с тем, он казался каким-то незаслуженно униженным, оскорблённым и вид его вызывал жалость, сочувствие и желание чем-то помочь. Беда была в том, что он и не старался выглядеть лучше. Все мои наставления по поводу необходимости следить за собой: тщательно бриться, чаще гладить военную форму и чистить сапоги, следить за осанкой, бороться с перхотью – успеха не имели. Изик в лучшую сторону не менялся. Не возымели действия и мои выговоры за неряшливый внешний вид. Мне даже показалось, что он просто бравирует своим отличным от окружающих обликом: "Вот, мол, я какой – индивидуальность, не стандартный, не такой, как все вы! Таким и останусь! И плевал я на ваши поучения!" Сознаюсь: это выводило меня из равновесия, злило, хотя внешнего проявления своих чувств я не допускал.
Кроме того, этот человек был просто беспомощен в быту. Убирать без понуканий за собой постель по утрам, не бросать где попало личные вещи, книги и газеты – было ему совершенно не свойственно. По-видимому, дома за него всё это делал кто-то, оставляя ему только одно: учиться. Я не раз внутренне неудержимо смеялся, наблюдая, как Изик обращается со шваброй и тряпкой при уборке в свою очередь спального помещения. Половую тряпку он держал двумя пальцами, презрительно, как нечто отвратительно гадкое и недостойное его прикосновения. При этом лицо его выражало крайнюю брезгливость и возмущение. Было видно, что он считает себя не созданным для чёрной работы, что за него её должны выполнять другие.
Как-то я спросил его:
; Товарищ лейтенант, Вам дома приходилось помогать матери по хозяйству?
; Мы всегда держим домработницу! – гордо ответил Гольдман.
; А в детстве разве Вас не учили убирать за собой свои игрушки, книжки, постель, мыть посуду? 
; Меня учили играть на скрипке! – с вызовом, раздражённо ответил он. – Я и после службы не буду делать ничего подобного. У меня есть высшее образование и уборщиком мусора я быть не намерен! Для этого есть другие люди!
; Но ведь в нашей стране лакеев нет и каждый человек, независимо от образования и должности, кое-что, в смысле обслуживания себя, должен делать сам!
; Вы ошибаетесь! Это вовсе не обязательно! Всегда были и будут избранные и плебс!
Тут, видимо, поняв, что сказал лишнее, он замолчал. Мои попытки продолжить интересную для меня беседу успеха не имели. И куда только делись его кажущаяся застенчивость и даже трусоватость. В его словах прозвучал открытый вызов, его обычно скрываемое высокое самомнение, чувство превосходства над окружающими, уверенность в своей избранности и исключительности! "Вот оно – истинное лицо человека, избавленное от маски униженной скромности, бедного родственника!" – подумал я.
Надо сказать, что остальные мои подопечные не чурались работы по самообслуживанию. Точно так же относились к ней я сам, мои друзья и знакомые. Поэтому тот разговор с Гольдманом запомнился мне надолго.
Выделялся из своей среды он и необыкновенной рассеянностью и забывчивостью. Вечно он что-то терял, куда-то опаздывал, где-то что-то забывал. Эти его черты стали анекдотом.
Валяется, например, на стрельбище старый солдатский сапог. Кто-нибудь говорит: "Изик, это, случаем, не твой!?". Изик наклоняется и внимательно смотрит на свои ноги. Все смеются. 
Выходим из общежития, все одеваются по форме. На улице старший строит команду. Какой-то шутник говорит: "Изик, ты за-был надеть брюки!". Тот выскакивает из строя, бежит обратно в общежитие, но его останавливают. Он смущённо ощупывает себя. Ребята рыдают от смеха. Таков был Изик!
Строевик из него тоже, прямо скажем, оказался некудышний. Изрядно помучавшись, я оставил надежду увидеть в нём какое-то подобие офицера. У него была тенденция по строевому плацу двигаться иноходью. За два года военной службы он так и не научился приличному отданию воинской чести. Не говоря уже о статности фигуры, движения рук и ног его были плохо согласованы, а суставы более походили на шарниры робота.
Но особенно отличался Изик от других ребят на занятиях по физической подготовке. Совершенно нетренированное его тело с тонкими ручками и ножками и уже выдающимся животом, не выносило минимальной физической нагрузки. В наше время подобных "воинов-спортсменов" образно именовали "трупами".
; Как же Вы сдавали зачёты в университете? – спросил я. – Ведь Вы не можете выполнить ни одной нормы!
; А я их и не сдавал! Об этом заботился руководитель оркестра, в котором я играл на скрипке.
; Но ведь все мальчишки обычно хотят быть сильными, ловкими и смелыми. Походить на богатырей – героев народных сказок  или рыцарских романов!
; Вы ошибаетесь, товарищ капитан, не все. Есть и другие. Ещё посмотрим, кто достигнет большего благополучия в жизни: чемпионы университета или я! Физическое развитие– не самое главное!
; А что же самое главное?
; Умение приспособиться к ситуации! – с чувством превосходства глядя на меня, сказал Изик.
"Вот это философия! – подумал я. – А ведь этот человек без принципов, без чести и совести, без достоинства, действительно, может многого достигнуть, обойдя не только спортсменов, но и людей более его одарённых, если, конечно, научится скрывать своё настоящее лицо! И ведь научится! Для этого у него есть все данные! Это только пока, по молодости, он  так неосторожен!"
Исповедуя свою философию, Изик был не прочь, как ему казалось, с пользой для себя донести на провинившегося в чём-либо товарища начальству.
Как-то утром, выбрав удобный момент, когда рядом никого не было, он подошёл ко мне и тихо сказал:
; Товарищ капитан, а Николаев сегодня не ночевал в общежитии. У него есть женщина, причём замужняя!
Он прекрасно знал, что такая безнравственность в те времена строго каралась, особенно в армии, и ожидал моей реакции. Я сделал вид, что принял информацию к сведению, а про себя подумал: "С этим надо быть осторожным в высказываниях. Он и на меня может донести, и не только начальству, но и в особый отдел!" При первом удобном случае я, как бы мимоходом, предупредил об этом Николаева. Не хотелось, чтобы из-за Иуды пострадал кто-либо из хороших ребят. И они стали более внимательны к себе и своим словам в его присутствии. Внешне же всё выглядело вполне благопристойно: Изика не бойкотировали, разве что относились к нему с лёгкой иронией и нередко не зло подшучивали над его неприспособленностью в быту, рассеянностью и физической немощью.
Ежемесячно, тринадцатого числа, мы – все офицеры и прапорщики воинской части – получали денежное содержание. И вот наступил этот день – первый для моих молодых лейтенантов. Я назначил Корнева "начфином" и объяснил ему его нехитрые обязанности. Он должен был получить в финчасти деньги на десять человек, раздать их в соответствии с раздаточной ведомостью и вернуть в финчасть ведомость и талоны из расчётных книжек. Не привыкшие к таким, по тем временам, вполне приличным деньгам ребята получили сразу оклады и подъёмные. Для них это было событие! Изик выделился и здесь. Надо было видеть, как трепетно относился он к деньгам. При получении банкнот глаза его алчно горели, руки нежно гладили бумажки с ликом Ленина, весь он светился радостью. Чувствовалось, что он их боготворил.
Большинству ребят их широкая русская натура не позволила долго хранить это "богатство". Начались ежедневные вечерние посещения ресторана или кафе, нужные и ненужные покупки, подарки девушкам, пошли посылки оставшимся далеко матерям и, естественно, деньги быстро растаяли. Не таков был Изик. Он сразу завёл сберкнижку и, оставив на руках какой-то минимум, положил большую часть под проценты. Через пару недель поистратившиеся лейтенанты стали обращаться к Изику за помощью. Я был невольным свидетелем того, как он долго объяснял заёмщику, что деньги – это некая особая ценность, что к ним следует относиться бережно, храня и накапливая, что они лучше всякого друга помогут в трудной ситуации, что это высшая власть над человеком. Только после этой лекции он снял с книжки требуемую сумму и, предупредив, что вернуть следует столько, чтобы он не потерпел убытка, вручил товарищу.
Первым не выдержал испытания нервов, всегда весёлый и разбитной, лейтенант Орлов:
; Изик, давай обойдёмся без нотаций, и я верну тебе на пять процентов больше долга?
Изик, не моргнув глазом, согласился. С тех пор все занимавшие возвращали свой долг с процентами, большими, чем давала сберегательная касса. Никто не роптал, ростовщик был счастлив! Ребята только посмеивались над его причудой. Русские люди широки душой, великодушны, щедры и добры от природы и склонны к всепрощению! Я же, узнав об этом, подумал: "Должно быть, генетики правы, и я являюсь свидетелем того, как предки Изика – торговцы, менялы и ростовщики – передали ему эту страсть к деньгам, почитание их за божество по наследству! И несмотря на то, что общество с октября 1917 года существенно изменилось, изменилась система ценностей, в нём осталось достаточно много людей, готовых вернуться в мир, где поклоняются золотому тельцу!" Признаюсь, первая встреча с таким человеком была мне крайне неприятна! Я и сегодня не изменил к ним своего отношения! Как раз в тот год я впервые прочитал рассказ И. С. Тургенева "Жид", и он натолкнул меня на мысль, что Изик и ему подобные, как и герой рассказа Тургенева, за деньги могут продать и свою дочь, и мать, и государственные тайны, и Родину.
Время шло. Ровно через месяц я доложил своему начальнику, что курс "молодого бойца" вверенная мне молодёжь освоила и оценки выставлены. Тот выборочно проверил мою объективность, после чего все вновь прибывшие были распределены по научным лабораториям. Я, как "крёстный отец", продолжал с интересом следить за военной судьбой своих крестников. В целом, мои прогнозы оправдались. Те, на кого я возлагал надежды, вписались в новые для них коллективы, быстро освоились и стали хорошими научными работниками. В дальнейшем, после прохождения обязательной двухгодичной службы, половина из них остались в кадрах Вооружённых Сил, сделала хорошую военную и научную карьеру.
Изик в научной работе в лучшую сторону тоже не выделялся. Кроме быстрого устного счёта (он отлично производил в уме все четыре арифметические действия над трёх- и четырёхзначными числами), других выдающихся способностей не проявил. Зато про-явил способность при всяком удобном случае увильнуть от работы, свалить её на кого-либо другого. Получая дополнительное задание, он обязательно негодовал:
; Но почему это должен делать именно я!? Ведь за это мне никто не заплатит!
Естественно, коммерческий подход к делу не способствовал улучшению к нему отношения со стороны сослуживцев и начальников. Мы жили в те годы духовными ценностями и понятием "надо!".
В отделе, куда был направлен Изик, работала лаборантка Ниночка: недалёкая, пустая и избалованная родителями девчонка, недавно окончившая школу и не выдержавшая экзамены в вуз. Не красавица, она привлекала внимание своей весенней свежестью первоцвета и врождённым женским кокетством: выбившимся "случайно" из-под шапочки светлым локоном, губками "бантиком", "невзначай" расстёгнутой верхней пуговкой блузки на высокой груди, ножками с упругими икрами и круглыми коленками, умело демонстрируемыми окружающим молодым мужчинам. Она откровенно говорила, что хочет поскорее выйти замуж и уехать отсюда "в цивилизацию" – в Москву, Ленинград, в крайнем случае, в Новосибирск. Ухажёров вокруг неё крутилось достаточно, но никто не спешил быть осчастливленным ею. Ходили слухи, что отношения с ними не ограничивались только невинными поцелуями. Не отказывая в любви, она надеялась таким способом привязать к себе очередную жертву. На появившегося  в её поле зрения Изика, она посмотрела с презрением: "Экое чучело огородное!" У неё были в это время куда более интересные поклонники! Собственно, Изик, понимая, что никаких шансов добиться благосклонности Ниночки на общем фоне у него нет, и не пытался ухаживать. Он скромно сидел за своим столом напротив неё и с завистью поглядывал на более удачливых сослуживцев. Других знакомых девушек в городе у него не было. Приглашённый однажды ребятами на танцплощадку, он увидел здесь, в военном городке, полную свою бесперспективность и более туда не ходил. Однако природа требовала своего, и в скором времени он влюбился в Ниночку. Этого не могло не случиться, ведь она ежедневно была перед его глазами, беззастенчиво возбуждая в нём страсть женскими прелестями. Своих чувств скрыть от окружающих он не смог и над ними стали подшучивать:
; Изик, давай, мы тебя женим на Ниночке! Прекрасная будет пара! А какие детки пойдут!? Ты только посмотри на красавицу-невесту!
Гольдман краснел, потел и смущался как девственница. Ниночка фыркала и убегала. Проходили дни, недели и месяцы, он страдал, она умышленно способствовала этому, кокетничая с другими в его присутствии.
Однако случилось так, что Ниночка забеременела. Об этом узнали все, за исключением Изика. С абортом затянула, понадеявшись, что у виновника этого события вдруг родятся отцовские чувства. Потом стало поздно. Вот тогда ребята, продолжая затянувшуюся шутку, и сосватали их. Ниночка согласилась на брак по необходимости, Изик – по зову молодой крови. Через неделю состоялась комсомольско-молодёжная свадьба. Было мало спиртного и много музыки, песен и танцев. Всё происходило, как тогда было принято, под бдительным оком политорганов и начальства. Так, что всякого рода эксцессы были исключены.
Мы с Николаевым стояли у раскрытого окна, курили и смотрели на танцующих, когда он, наклонившись ко мне, сказал:
; А невеста-то с орловской икрой!
Я посмотрел на Орлова. Он был шатеном с карими глазами, русским лицом, возможно, с незначительной примесью татарской крови, и подумал: "Гольдман может так ни о чём и не догадаться, если, конечно, не найдутся доброжелатели. Вряд ли сама Ниночка станет рассказывать ему о тайне происхождения ребёнка! Будет очень жаль только, если из русского добротного семени Орлова вырастет человек, подобный Изику!"
Вскоре после этой свадьбы истекали два года обязательной военной службы моих крестников. Пятеро из них решили делать гражданскую научную карьеру. Они уезжали в Новосибирск. Про-щание было тёплым товарищеским, с добрыми взаимными пожеланиями и напутствиями. Военную форму ребята оставили кадровым офицерам, жившим в одном с ними общежитии. Не таков был Изик. С помощью Ниночки он упаковал свои вещи и отправил посылкой. "Продам на рынке, деньги лишними не бывают!" – сказал он товарищам. И в этом был весь Гольдман!
Прошли четыре десятилетия. Многое изменилось с тех пор на моей Родине. Может быть, Изик стал важным и властным банкиром или бизнесменом, ворочающим миллиардами долларов, глубоко почитаемым такими же, как он, поклонниками золотого тельца и их лакеями; одним из хозяев современной России! Возможно, он теперь живёт во дворце, ездит с охраной в чёрном "мерседесе" и даёт указания правительству! Уж он-то, наверняка, не упустил "своего" при разворовывании наследства СССР! Весьма вероятно, что его туповатая и бесстыжая (как сегодня говорят – раскрепощённая) деловая Ниночка теперь в свите первой кремлёвской леди! Как ни печально, но всё это очень может быть! Страной ныне правят изики!

 
 
   
ЕДИНАЯ  РОССИЯ

; Хо-ро-шо-о! – с откровенным восторгом, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал, закрывая за собой дверь в душевую комнату, высокий полный  мужчина лет шестидесяти пяти. На лице его светилось блаженство. В раздевалке уже отдыхали после купания в бассейне двое. Один – сухонький бодрый старичок с несколькими шрамами на лице и спине, другой – молодой человек, по возрасту годящийся ему в сыновья или даже внуки, грузноватый для своих лет, холёный и вальяжный с большим золотым крестом на шее.
; Не могу не согласиться с Вами. – Подтвердил старик, вытираясь большим махровым полотенцем.
; Почти семьдесят лет прожил на свете, а в такой бассейн попал впервые! По молодости служил Отечеству, как говорится, в местах не столь отдалённых. Отпуска проводил на Родине, в Калужской области, – матери надо было помогать по хозяйству. Одна она жила! Не до санаториев было. Вот только теперь, когда одолели болезни и матери не стало, и появилась такая возможность! Но в столь шикарном – оказался впервые. Все номера – одиночные и парные (говорят, есть и многокомнатные) – оборудованы прекрасно, обслуга – как будто прямо с конкурса на звание "Мисс Мира" набрана, лечение на высшем уровне, столовая, рацион, кафе, казино, бани и сауны, конюшня, какие-то неизвестные мне иностранные развлечения… Один этот бассейн чего стоит: мебель, ковры, пальмы, диковинные живые цветы, фонтаны, музыка и кафе в холле…
; Думаете, это для Вас расстарались? Хотят отблагодарить Вас за верную многолетнюю службу? – поддержал разговор старик. – Да здесь отдыхает только четверть военнослужащих или военных пенсионеров! Остальные – бизнесмены! И это называется военным санаторием! Они платят – для них и музыка! А нас с Вами, скорее всего, в ближайшее время сюда и близко не подпустят! Если только за большие деньги, а их у Вас, полагаю, нет и не будет! С вводом же в действие закона о монетизации всех пенсионеров просто по миру пустят. Дожили: все наши заслуги перед Отечеством обнуляют! Вроде мы ничего и не делали, просто проспали всю жизнь! Но главное, думаю, даже не в материальном обкрадывании, а в моральном унижении. Нынешние правители отобрали у нас честь – высокую оценку воинского труда обществом. По социальному статусу мы, офицеры, стали ниже любого лавочника!
Говорил он взволнованно, чувствовалось, что это его больное место. Присутствующие не реагировали. Немного помолчав и успокоившись, ветеран продолжил:
; Семнадцатилетним мальчишкой я попал на фронт. Воевал в пехоте. Считайте, на животе прополз от Сталинграда до Берлина. Был дважды ранен, трижды контужен. Повезло, конечно, – немногие мои сверстники остались живы! Сколько я их похоронил на пути в Берлин!? И не пересчитать! А сам везучим оказался! Остался жив, к тому же отмечен пятью боевыми орденами и многими медалями! После войны окончил военное училище, потом – академию, командовал полком, преподавал в академии. Уволившись полковником из армии, до недавнего времени учительствовал в школе. Неужели не заслужил благодарности общества, государства?
; Давайте познакомимся! – воспользовавшись паузой, сказал полный мужчина. – Думаю, нам будет интересно более обстоятельно побеседовать. Похоже, что наши взгляды во многом совпадают. Я тоже полковник в отставке, но моложе Вас, видимо, лет на десять. Зовут меня Олег Михайлович. Биография примерно сов¬падает с Вашей, исключая Великую Отечественную войну. Учили¬ще, академия, служба в Войсках противовоздушной обороны. Довелось покомандовать зенитно-ракетной бригадой. Пороха тоже понюхал во время арабо-израильской войны. Был советником командира дивизиона в Сирии. Практически командовал этим дивизионом. Уничтожил пять израильских самолётов. Имею ордена.
; Не возражаю! Меня зовут Алексей Петрович. Краткую биографическую справку я уже дал! – сказал старик. – Здесь я никого из знакомых не встретил, надеюсь, нам действительно будет интересно вместе проводить свободное от процедур время.
Они пожали друг другу руки и, не спеша одеваясь, продолжали беседу.
; Мы с Вами люди одного поколения, оба многие годы служили СССР и потому взгляды на происходящее в последние пятнадцать лет в стране, наверняка, во многом, если не полностью, совпадают! – говорил Олег Михайлович. – Нас не может устраивать сама буржуазная контрреволюция с её приватизацией, проще говоря, разворовыванием общенародной собственности; разоружением и фактической ликвидацией армии (якобы из-за отсутствия противника), делением ранее единого народа на богатых и бедных, развалом союзного государства, униженной внешней политикой правительства, общим крушением экономики и т. д. и т. п. У меня, честно говоря, болит душа, глядя на всё это, лживо подаваемое народу как его благо, как необходимая плата за право красиво жить в цивилизованном мире.
Алексей  Петрович тут же подхватил его мысль:
; Не надо забывать, что при всём том легализовались воры, бандиты, спекулянты. Теперь они называют себя "новыми русскими". Пока стыдятся именоваться, как это положено, буржуазией. Они беззастенчиво выставляют напоказ наворованное богатство. Настроили дворцов, устраивают царские балы, ездят на самых дорогих машинах, сопровождаемых личной охраной, а спесь у этих, чаще всего беспринципных и безграмотных, хапуг просто аристократическая! К большому сожалению, не все думают так, как мы с Вами, Олег Михайлович! Многие люди задавлены нуждой и не имеют времени рассуждать и анализировать действительность – детей кормить надо! Молодёжь, особенно та, которая выросла в годы "реформ" и уже потому не может сравнивать прошлое с настоящим, часто считает, что всё так и должно быть, потому что так живёт весь мир. Многие наивно верят, что обязательно будут богачами. Вот Вы, например, молодой коллега, что скажете? – обратился он к всё это время молчавшему третьему мужчине, находящемуся в раздевалке.
; Никакой я вам не коллега! – неожиданно резко ответил тот. – В армии я никогда не служил и служить не буду. Я свободный человек, предприниматель. Пока вы лили слёзы по утраченному прошлому и занимались злопыхательством по отношению ко мне подобным, я сделал свои деньги. У меня хороший бизнес. Живу так, как вам и во сне не приснится! Служу не вашему Отечеству, а себе и своим потомкам. На Отечество мне наплевать, я всегда буду жить там, где мне удобнее, выгоднее, приятнее! Пока остаюсь в России просто потому, что здесь легче делаются деньги. Думаю, что это время ещё долго продлится, по крайней мере, на мой век хватит, а нет – завтра же буду в Европе! Вы же со своим патриотизмом останетесь нищими в своей лапотной России. Хвастайтесь и дальше своими наградами друг перед другом. Много они вам дали!? Слышали такой анекдот? Разговор идёт за кружкой пива в ваше советское время. Молодой парень спрашивает старика-ветерана: "Дед, ты хорошо воевал?". – "Неплохо! – отвечает тот. – Ордена имею". "А вот если бы ты воевал похуже, – говорит молодой, – то мы бы сейчас пили не эту бурду – "Жигулёвское", а классное "Баварское" пиво!". Вот так и я рассуждаю! Не хотелось вступать с вами в разговор – он неприятен ни мне, ни вам, но вы сами меня вынудили! Мы – люди разных миров: вы – из прошлого, я – из будущего!
Самодовольство и уверенность в своей правоте расплылись по его лицу. Офицеры молчали, а он вдохновенно продолжал:
; Чего вам только не хватает? Вы  получаете пенсию от государства, которому никогда не служили и к которому испытываете откровенную неприязнь, даже вражду. Создаёте  всяческие офицерские и прочие союзы и общественные движения, издаёте свои газеты и журналы, будоражите народ! Правы Хакамада и Новодворская: старики тормозят прогресс российского общества, мешают проведению реформ! То есть… – он хотел продолжить свою мысль, но в последний момент раздумал – она показалась даже ему уж слишком откровенной и бесчеловечной.
Алексей Петрович и Олег Михайлович, не ожидая услышать ничего подобного, застыли в оцепенении. Встретить такой цинизм и открытое презрение к заслугам отцов и дедов, к своей Родине не часто случается даже в наше реформенное бездуховное и безнравственное время. Первым, придя в себя от шока, вскочил со скамьи Алексей Петрович. Он поднял свой сухонький кулачок и за¬кричал:
; Каков мерзавец!? Да слышали бы тебя те русские парни, которые, получается, ради того, чтобы жировали ты и тебе подобные, сложили свои головы на полях войны! Каждый из них тут же задавил бы тебя своими руками как паршивую гадину! Если действительно существует потусторонний мир, они проклинают вас – нуворишей, новую буржуазию, последними словами. Мне не раз приходилось убивать врагов. Клянусь, я бы и сейчас с удовольствием всадил пулю в твой бараний лоб! И рука бы не дрогнула!    И как только таких ублюдков рождает русская земля?! – Его трясло от негодования.
Бизнесмен только попытался открыть рот, чтобы ответить, как поднялся и пошёл на него с тяжёлым зимним сапогом в руке громадный Олег Михайлович.
; Убирайся, пока я тебя не прибил! Таких выродков действительно можно лечить только пулей! Попомни, сволочь, ты когда-нибудь обязательно получишь по заслугам. Либо те, кого ты ограбил, либо твои же приятели тебя шлёпнут! Другого конца тебе не видать!
; Не пугайте! У меня на входе в машине охрана. Вот сейчас прикажу, и они мигом сделают из вас обоих отбивные!
; Я на фронте поборол страх, а уж перед твоими лакеями не склонюсь! Кроме того, у меня три сына и шесть внуков, да и других родственников хватает! – задыхаясь от гнева, выкрикнул Алексей Петрович. – И все они будут мстить за меня. Я так их воспитал, учти это! Убирайся подобру-поздорову или сейчас позову на помощь купающихся в бассейне. Среди них пока ещё хватает офицеров! Пусть полюбуются на хамство молодого буржуя. Заодно получат хороший урок те, кто ещё не до конца понял  вашего брата.
Коммерсант, что-то бормоча и ругаясь, поспешно оделся и почти бегом направился к выходу, а Олег Михайлович кричал ему вслед:
; Придётся вам все же подождать с построением вашего буржуазного рая в России, пока не вымрем мы, наши дети и внуки! Они воспитаны нами в духе ненависти ко всякой несправедливости и её порождению, то есть к вам – ворам! Покоя мы вам не дадим, готовьте запасные аэродромы в Америке и Израиле. А из России будьте готовы уносить ноги в любое время! Терпение русского народа не вечно! 
Бизнесмен, хлопнув в бессильной ярости дверью, вылетел из раздевалки. Пожилых заслуженных офицеров лихорадило. Они ещё долго молча отдыхали от перепалки и никак не могли придти в себя. А завтра был День примирения и согласия – седьмое ноября.



ДВОЕЖЁНЕЦ

До отхода скорого поезда Москва – Санкт-Петербург остаётся  десять минут. Меня никто не провожает и я, предъявив билет проводнице, спешу занять своё место в вагоне. Раздевшись, удобно устраиваюсь у окна, раздвигаю шторки и мысленно прощаюсь с Москвой. Когда ещё буду здесь? Возможно и никогда! В купе я пока один.
Стоит февраль. Холодно. Пронизывающий ветер, вместе с охапками снежинок, несёт вдоль перрона всякий станционный мусор: конфетные обёртки, пачки из-под сигарет, полиэтиленовые упаковки. Озябшие пассажиры, подгоняемые ветром, пробегают мимо меня в поисках своего вагона. Провожающие, выполнив свой долг, не затягивают с прощанием и норовят поскорее укрыться в здании вокзала. На общем фоне необычно выглядят вот эти четверо, остановившиеся прямо передо мной: мужчина лет шестидесяти, женщина его возраста, вторая – молодая женщина и мальчик-дошкольник. Они закрыли мне оконную панораму, и я невольно останавливаю своё внимание на них. 
Мужчина солидный, степенный, с трудно скрываемым чувством собственного достоинства, по-видимому, отец семейства, одет не богато и несколько старомодно. На нём ратиновое, довольно потёртое пальто, какие носили представители высшего слоя интеллигенции времён социализма, и не новая ондатровая шапка.  В руке он держит небольшую дорожную сумку. Большие очки в чёрной оправе делают строгим и непроницаемым его обычное скуластое с крупным носом русское лицо. Должно быть, он под очками пытается скрыть мягкость своего характера. Говорит в ос¬новном он, при этом почти не жестикулируя. Слов мне не слышно, но чувствуется, что он даёт последние наставления. Старшая из женщин – подстать ему – с умным интеллигентным лицом, на котором особенно выделяются прищуренные добрые, любящие глаза. Она сдержанна в движениях, немногословна, одета скромно, старомодно, но со вкусом. Видно, что она тоже знает себе цену. Вторая женщина, по возрасту их дочь, выглядит более современно – на ней брюки, дублёнка и кокетливая шапочка. Это очень умеренно подкрашенная блондинка в очках с металлической золотистой оправой, по виду секретарша, придерживающаяся строгих правил. Она далеко не красавица, однако могла бы смотреться более эффектно, если бы воспользовалась последними достижениями в области макияжа. Между взрослыми крутится хорошенький мальчик, он прекрасно одет и по всему видно, что является их общим любимцем. Он без стеснения теребит и перебивает любого взрослого и ни один из них его не одёргивает. Его все любят, и он отвечает тем же. "Ласковый, добрый, отзывчивый, избалованный малыш. Всеобщая любимая игрушка! – невольно думаю я. – Наверное, ребёнок так и сближает этих людей: от их взаимного обращения веет теплом, вниманием и доброжелательностью! Хорошая семья. Три поколения, живущие во взаимопонимании, любви и дружбе. Не часто встречающаяся в наши дни ситуация!".
Когда до отхода поезда остаётся пять минут, они начинают прощаться. Мужчина берёт малыша на руки, долго тискает, обнимает и целует его. Чтобы не мешались, он снимает очки. Становятся видны добрые большие и печальные глаза, которые подозрительно блестят. Мальчик как-то сразу погас, присмирел и нежно прижимается к деду. Чувствуется, что сейчас им обоим очень тяжело. Поезд начинает движение, когда они с трудом размыкают объятия. Мужчина поспешно нежно обнимает и целует в губы обеих женщин и уже на ходу под недовольное ворчание проводницы вскакивает в вагон. Пока проводница не закрывает входную дверь, – машет рукой оставшимся на перроне.
Через некоторое время дверь моего купе с грохотом отодвигается, и он появляется на пороге. Весь под впечатлением трогательного расставания с близкими, скользнув по мне  взглядом, как по незначительному предмету интерьера, мужчина раздевается, вешает пальто на плечики, усаживается напротив меня к окну и устремляет невидящий взор в темноту. Я, увлечённый прихваченной в дорогу газетой, не обращаю на него внимания. В нашем купе с полчаса висит ничем не нарушаемая тишина. Неожиданно он заговорил. По-видимому, какие-то мысли потребовали немедленного выхода.
; Простите, пожалуйста, за то, что сразу не представился, почти не заметил Вас, – начал сосед, – слишком сильно переживал расставание с любимыми существами! Давайте познакомимся. Меня зовут Дмитрий Михайлович, занимаюсь наукой.
Я тоже представился, сказал, что в недавнем прошлом – тоже учёный, а ныне – литератор и что мне приятно путешествовать с коллегой. 
; Видите ли, – продолжил он, – как профессор биологии (он назвал один из известных московских вузов), я приглашён прочитать курс лекций в Ленинграде. Пришлось расстаться с сынишкой на пару месяцев. Очень переживаю это расставание, просто не представляю себе: как буду жить без него!
Видимо, на моём лице непроизвольно появилось удивление, потому что, взглянув на меня, он тут же стал объясняться:
– Уверен, что Вы приняли его за моего внука. Я заметил: Вы смотрели в окно, когда мы прощались. Не смущайтесь, многие делают эту ошибку. По возрасту я действительно подхожу более на роль деда, чем отца! У меня, вообще говоря, не совсем обычная судьба и семья тоже. По крайней мере, мне подобной встречать не доводилось! Вы, как литератор – "инженер человеческих душ", наверное, интересуетесь человеческими судьбами и особенно необычными. Ведь Ваша профессия предполагает изучение современного человека, общественных отношений и конструирование оптимальных, с Вашей точки зрения!
Я подтвердил.
Наступило довольно длительное молчание.
– Спать ещё рано, время у нас есть. Хотите, расскажу о себе, думаю, вам будет интересно. Да и дополнительную информацию к размышлениям, как говорится, получите! У меня есть желание поговорить на эту тему с человеком, подобным Вам. Я с вашим братом-писателем мало общаюсь! Да и вообще, честно говоря, свою историю ещё никому не рассказывал. Почему – Вы поймёте сами! Верю в Вашу порядочность. Если будете писать об услышанном, измените, пожалуйста, имена и место действия! Мне бы даже хотелось, чтобы Вы воспользовались этим сюжетом, обратили внимание общественности на существование подобного в нашей жизни, заставили кого-то подумать на эту тему, пробудили мысль. Может быть, это во мне говорит моя профессия!
Заинтригованный таким вступлением, я тут же согласился, твёрдо обещав выполнить его просьбу и поблагодарив за доверие.
Давно замечено: люди, уверенные в том, что больше никогда не увидятся, случайным встречным порой доверяют самое сокровенное – то, о чём не стали бы говорить с самыми близкими. Это был именно такой случай.
Подумав пару минут, видимо, приводя в порядок свои мысли, он заговорил.
"Родился и вырос я в небольшом городке средней полосы России. Тогдашний ленинский призыв "Учиться, учиться и ещё раз учиться!" возымел на меня действие, помог пробудиться любознательности. После окончания школы поступил в МГУ. Затем были аспирантура, диссертация, любимая преподавательская и научная работа, общество интересных для меня людей. В общем, жил как все советские люди моего круга. Женился довольно рано, будучи аспирантом, на своей однокурснице. Нас сближали не только взаимные симпатии, нежные чувства, но и единство интересов и занятий. С моей точки зрения брак был вполне счастливый. В науке мы работали над близкими проблемами, отдыхали всегда вместе и нам не было скучно. Мы оба одинаково любили отпускные походы по нашей великой стране. Где мы только в молодые годы ни побывали?! Пешком, на лодках, плотах, на машине – мы прошли: Дальний Восток, Сибирь, Среднюю Азию, Урал, Кавказ, Прибалтику. Увлечённые работой, подготовкой к путешествиям и самими походами, детей заводить в то  время мы не хотели. Шли годы. Мы чего-то добились в науке: стали докторами наук  и профессорами. Но вот в какой-то момент я почувствовал, что мне не хватает обычного человеческого счастья – настоящей семьи с детишками, их проблемами, их нежностью, непосредственностью и незащищённостью. Мне вдруг остро захотелось слышать рядом детский лепет и смех, ощутить на своей шее объятия нежных маленьких ручонок, кому-то читать давно забытые сказки, с кем-то гулять в ближайшем сквере и объяснять не заумные теории, а совершенно элементарные вещи. Это чувство, возникнув, стало всё более овладевать мной. Всё чаще стали возникать совершенно беспричинные ссоры с женой. Как человек умный, она вскоре догадалась о причине размолвок. Состоялся обстоятельный разговор супругов, друзей, коллег, гомосапиенс. Навестили специалистов-врачей. Приговор медиков был безапелляционным: моя жена рожать детей уже может! Нами обсуждалась возможность взять ребёнка из приюта. Но по ряду причин (мы оба биологи, а следовательно, и в какой-то степени генетики) этот путь решения проблемы был отвергнут.
Именно в это время у меня появилась аспирантка – девушка прилежная, достаточно способная, трудолюбивая, хорошо воспитанная, имеющая мягкий добрый характер. По возрасту она вполне могла бы быть моей дочерью. Как-то по неотложному делу она зашла к нам домой и сразу понравилась моей жене. Несмотря на разницу в возрасте, они стали подругами. Даша стала нашим частым гостем. Мне она тоже нравилась, и не только как начинающий учёный! Через два года она из аспирантки превратилась в кандидата наук и стала работать на нашей кафедре, упорно продолжая трудиться на поприще науки и небезуспешно. Как-то на мой полушутливый вопрос: когда же она собирается выходить замуж? Она также полушутя ответила: "Не вижу мужчины похожего на Вас! Остаётся только родить от кого-либо ребёнка и, таким образом, создать хотя и неполную, но семью! Работа для меня важнее трёх "К"! Я не согласна с немцами, которые утверждают, что именно для этого предназначена женщина (церковь, дети, кухня)!" И тогда мне в голову пришла мысль: "А почему бы этим "кем-то" не мог быть я?!" Я долго всесторонне обдумывал этот вопрос и однажды, наконец, решился поговорить с женой. Повторюсь: мы с Наташей больше, чем супруги! Мы – друзья, коллеги и разумные люди!   
Признаюсь, что, несмотря на это, в первый момент в ней заговорила просто женщина, ревнивая жена. Но она сумела взять себя в руки и пообещала подумать. Разговор был краток. Мы оба не хотели поддаваться эмоциям!
Каждое живое существо делает всё возможное, чтобы сохраниться как вид и приумножить свой род. Самцы в природе часто убивают друг друга, чтобы овладеть самкой и оставить с её помощью своё продолжение на Земле! Нравственность наших далёких предков – дохристианских славян – поощряла связь мужчины с посторонней женщиной в случае, если жена по каким-то причинам не могла рожать. Многие народы и сегодня имеют обычай: мужчина берёт себе в жёны жену погибшего брата. Полигамная семья, существующая у некоторых народов в наши дни, оправдана повышением вероятности сохранения рода. Разговоры в Государственной Думе об узаконивании в нашей стране многожёнства тоже объяснимы хотя бы отчасти заботой о ликвидации последствий демографического спада в России!
Я хотя и плохой, но христианин. Пришлось разобраться и с религиозным воззрением на предмет.
В соответствии с христианской моралью дети должны рождаться в браке. Брак имеет несколько целей. Во-первых, создание ко взаимной пользе нерасторжимого единения мужчины и женщины. "Не хорошо быть человеку одному. И оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей, и будут они впредь едины!" – гласит Библия. Во-вторых, по словам видного апологета Православия Григория Богослова "Брак в христианстве хорош тогда, когда он соединяется с желанием оставить после себя детей. Когда же брак имеет в основе одно лишь стремление к удовлетворению плотской похоти, то разжигает грубую и ненасытную плоть, обкладывает её тернием и делается как бы путём к пороку". И, наконец, – брак это предохранение от распутства и сохранение целомудрия. "Во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа", – говорит апостол Павел. Освещая хри¬стианский брак своим благословением, священник надевает на брачующихся "венцы славы и чести", являющиеся символом победы над чувственностью!   
Я утверждаю, что природное  назначение каждого проявления жизни на Земле – продолжение рода. Господь (или природа, как Вам более угодно) "подсластил пилюлю", сделав часть этого процесса в высшей степени чувственной. Но только человек – существо разумное и греховное – сумел обмануть Бога: отделить чувственную составляющую из общего целого и использовать её по своей прихоти для услаждения жизни. Кроме человека этого не делает ни одно живое существо! Уже в этом я усматриваю великий грех человека перед Богом. Седьмая заповедь гласит: "Не прелюбодействуй!" Я понимаю её так: "Не используй сладкую часть вне общего процесса деторождения, ибо она неотделима от продолжения рода и является наградой Господа за выполнение поставленной человечеству задачи: плодитесь и размножайтесь!".
Таким образом, на мой взгляд, я не нарушал и христианских  заповедей! Ведь я сохранял семью, а связи с другой женщиной желал не ради чувственного наслаждения, удовлетворения похоти, а ради высокой цели: сохранения своего рода! 
Примерно такие аргументы я высказал своей жене, когда через некоторое время разговор на эту тему был продолжен. Говорили на этот раз спокойно, рассудительно, как при обсуждении какой-либо научной проблемы. И Вы знаете, Наташа согласилась с мо¬и¬ми доводами. Решено было нашу семью не разрушать, а расширить; будущего ребёнка растить и воспитывать вместе, втроём. Оставалось ещё решить вопрос с Дашей. Зная её достаточно хорошо, я был почти уверен, что она поймёт и согласится. Близких отношений у нас с ней никогда не было и говорить на такую, с одной стороны, серьёзную, а с другой – щекотливую тему для меня оказалось совсем не просто! Долго я не находил подходящего случая. Наконец, разговор всё же состоялся. Естественно, она, выслушав мою тщательно продуманную тираду, вначале смутилась, но, как человек разумный и не совсем равнодушная ко мне женщина, быстро согласилась.
Богдан родился крепким, здоровым ребёнком. Все трое мы души в нём не чаем! При регистрации ему дали мою фамилию и отчество. Теперь у меня две жены: одна законная, другая гражданская. Я люблю их обеих! Но более, конечно, сына. Живу, по взаимному согласованию, то у старшей жены, то у младшей. Никаких конфликтов между женщинами не бывает! Богдан обеих называет мамой. Пока он, конечно, не понимает, что двух мам не бывает. Позднее мы ему всё объясним. Надеюсь, в обиде на нас он не будет! Чтобы наши отношения не стали достоянием общественности, Даша ушла с кафедры и работает в другом вузе. Ведь на нашу семью у разных людей могут быть разные взгляды!
Михаил Дмитриевич умолк и через некоторое время спокойно засопел носом. Он и не ждал моих комментариев, для него вопрос был решён, ему просто было необходимо кому-то излить душу. А сделав это, он получил облегчение. Так уж устроен русский человек!
Хождение по коридору давно прекратилось. Пассажиры вагона спали. За окном ревел и свистел ветер, со злостью бросая в стекло пригоршни снега. Мимо проносились: тёмная прерывистая стена леса, огни полустанков и в свете их фонарей утонувшие в сугробах молчаливые неказистые русские деревенские домишки. А поезд, постукивая колёсами на стыках рельсов, нёс каждого из нас сквозь время, ночную тьму, метель и мороз дорогой нашей судьбы.



ПАДЕНИЕ  КУМИРА

Сидя на парковой скамье в тени старых лип, растущих на берегу Рыбного канала, я с интересом наблюдал за выводком полудомашних уток, кормящихся в редком прибрежном тростничке. Утята уже достигли величины взрослой кряквы, но ещё не вышли из-под опеки мамы. Она, вся вытянувшись вверх, сидела тут же на берегу и зорко следила за редкими сейчас гуляющими, а при их приближении широко раскрывала клюв, угрожая таким образом нарушителям покоя семейства. В случае опасности она немедленно спустится в воду и уведёт выводок подальше от берега. Утята забавно ныряли, отыскивая что-то съедобное на дне водоёма. При этом их остроконечные хвостики стояли домиком над поверхностью, а высунувшиеся из воды жёлтые лапки шагали в воздухе, удерживая тело в таком неестественном вертикальном положении.
С дерева слетел воронёнок. Он смело разгуливал, чуть ли не под ногами людей по чугунному горбатому мостику, перекинутому через канал и, наклонив набок голову, одним глазом наблюдал за утятами. Откуда ни возьмись, рядом с ним оказалась старая ворона. Воронёнок, присев и вытянувшись, трепеща крыльями и широко раскрыв клюв, с громким криком "кажж, кажж, кажж" стал выпрашивать у неё подачку. Но ворона не реагировала, она, по-видимому, считала своё чадо достаточно самостоятельным, что¬бы обходиться без её помощи.
Эта мирная картина так увлекла меня, что я не заметил, как из тёмной аллеи к мостику приблизились трое. Два милиционера вели, скорее, тащили, подхватив под руки, женщину средних лет. Вид её был крайне непригляден. Давно немытые и нечёсаные длинные волосы висели слипшимися сосульками, наполовину закрыв лицо. Между ними виднелись клочки сухой травы. Лицо её было в разводах высохших слёз и грязи, в синяках и царапинах. Грязное платье неопределённого цвета в нескольких местах было порвано, обнажая голое тело. На ногах – стоптанные опорки. Один чулок сполз с ноги и, цепляясь за щебень парковой дорожки, мешал её движению. Она с большим трудом перебирала ногами. Проходя мимо, она повернула голову в мою сторону и посмотрела мутным, безразличным ко всему взором. Взгляд был совершенно бессмыслен. Должно быть, эту опустившуюся вконец, пьяную жен¬щину милиционеры подобрали только что, где-то в ближайших кустах. "Но ведь кто-то или что-то довело её до теперешнего нечеловеческого состояния? Ведь существует же какая-то тому причина? Не могла же она быть такой от рождения! Кто-то же должен нести ответственность за неё и ей подобных? Ведь она живёт в человеческом обществе! Даже птицы помогают в трудную минуту друг другу!" – подумал невольно я. Встреча с человеческим несчастьем напомнила мне очень давний случай.
Было это через два или три года после окончания Великой Отечественной войны. Память о ней была ещё совершенно свежа, и люди не переставали удивляться и восторгаться новой мирной жизнью. Улицы города постепенно очищались от следов бомбёжек и обстрелов. Дома приобретали жилой вид благодаря активным восстановительным работам. Ужасные, зияющие глазницы останков сгоревших домов забивались фанерой и досками. В магазинах появились хотя и не очень белые, но всё же батоны и французские булки, маргарин и сахар. Правительство отменило продовольственные карточки. Стали возникать точки уличной тор¬говли: пирожками, газированной водой и мороженым. Жизнь явно налаживалась. Однако мы, мальчишки военных лет, по инерции ещё продолжали больше играть в войну, чем в игры мирного времени. Разделившись на две группы, мы – восьми–двенадцатилет¬ние подростки – "воевали" в ближайшем к нашему дому небольшом сквере. Отыскивали спрятавшихся в кустах или за деревьями "солдат противника", "стреляли" в них из самодельных деревянных пистолетов и винтовок, старались взять в плен, часто ценою синяков и "боевых царапин". Стояло лето, и мы беззаботно бегали в сквере с утра до вечера, стараясь наверстать украденные у нас войной четыре года детства.
Неожиданно, как-то утром, на нашем постоянном "поле боя" появилась мороженщица. Это была молодая симпатичная женщина в белой форменной куртке и такой же шапочке, из-под которой выбивался кокетливый белокурый локон. Она прикатила синий деревянный ящик на колёсах, снабжённый ручкой и чем-то похожий на детскую коляску, с крупно написанным белой краской словом "Мороженое" на боку, и обосновалась у самого входа в сквер. Обделённые лакомствами в лучшие детские годы, мы не могли не обратить на неё внимание. Наши игры в тот день не клеились и были какими-то вялыми. Вскоре мы уже плотной стайкой собрались невдалеке от сказочного ящика и зачарованно наблюдали, как продавщица обычной столовой ложкой из нахо-дящегося в ящике алюминиевого бидона, обложенного кусками льда, набирает божественную, белую, густую, сладкую холодную массу; набивает ею трубочку-форму, а затем специальным поршнем выдавливает порцию мороженого на небольшой вафельный кружок, накрывает её сверху таким же кружком, подаёт покупателю и получает с него деньги (очень большие по тем временам!). Порция мороженого стоила тогда целых двенадцать рублей! Таких денег ни у кого из нас не водилось и оставалось только с завистью наблюдать за счастливцами, смачно облизывающими языком мороженое с боков, и глотать обильно выделяющуюся слюну. Все долгие годы войны мороженого мы не видели, а вкус, если и помнили, то очень смутно с довоенных времён. Младшие же из нас и вообще никогда его не пробовали и о необыкновенном вкусе сладкой, густой, молочной, обжигающе холодной, хрустящей на зубах мелкими кристалликами льда массы, знали только по рассказам старших товарищей. И как же нам всем тогда хотелось стать обладателями этого драгоценного ледяного чуда! Некоторое время, постояв, ребята ушли во двор или домой подальше от соблазна.
Надо сказать, что покупателей этой роскоши было немного, и продавщица большую часть времени скучала, переминаясь с ноги на ногу возле своего ящика. Конечно, она не могла не видеть наших жадных глаз и обострённого внимания к ней и её товару.
Ребята ушли, а я, не имея ключа от нашей комнаты, одиноко шатался по опустевшему скверу в надежде, что кто-нибудь вернётся. Мне просто было некуда идти.
– Эй, мальчик, подойди сюда! – неожиданно услышал я чей-то голос. Обернулся – кричала мороженщица. В сквере кроме меня никого не было. Значит, она звала меня. Не торопясь, подошёл, ожидая услышать какую-нибудь просьбу. Однако вместо этого женщина набила свою формочку мороженым, упаковала его вафлями и подала мне.
– У меня нет денег, – стыдливо опустив голову, промямлил я.
; А я у тебя и не требую денег, я просто угощаю, весело сказала она, одарив меня дополнительно, как добрая волшебница, обворожительной белозубой улыбкой и поощряя на большую решительность добрыми голубыми глазами. – Бери, бери, не стесняйся! Небось, и вкус-то уже забыл!
Я молчал, мой рот мгновенно переполнился слюной. Ещё не осознав степени своего везения, нерешительно взял протянутое мороженое большим и указательным пальцами и стал облизывать. Оно  было довольно мягким и подтекало. Мне хотелось подольше растянуть удовольствие, но язык и зубы, помимо моей воли, поспешно отхватывали всё большие и большие куски.
; Не спеши, никто не отнимет, да и горло заболит!
Мой рот был полон сладкой холодной молочной массы, зубы ныли, и я ничего не мог ответить. За считанные секунды с мороженым, к моему большому огорчению, было покончено.
; Спасибо! – наконец удосужился поблагодарить я и помчался во двор, чтобы немедленно похвастать друзьям о привалившем счастье.
Так началось наше знакомство и дружба с этой доброй феей из сказки.
С того памятного дня, жалея практически беспризорных, обездоленных и обкраденных войной, видевших столько горя детей, она, как могла, баловала нас: поочерёдно угощая мороженым, а в конце рабочего дня награждая каждого ложкой растаявших его остатков или раскрошившейся вафли, а мы, как птенцы, стояли при этом перед её ящиком с открытыми ртами. Чувствовалось, что она испытывала удовлетворение от своей щедрости. Должно быть, принадлежала к тем людям, для которых делать подарки приятнее, чем их получать. Мы, дворовые мальчишки, отвечали ей огромной благодарностью и любовью. Она стала нашим непререкаемым авторитетом. Мы просто боготворили её! А осенью, седьмого ноября, узнали нашего доброго гения ещё и в другой ипостаси.
В те годы очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции была действительно всенародным праздником. Люди без всякого принуждения (вопреки лживым уверениям сегодняшних "демократических" СМИ), целыми семьями, ком¬мунальными квартирами, домами с детьми и стариками, одев¬шись во всё самое лучшее, что имели, с гармониями, баянами и аккордеонами выходили на улицы города. Город украшался флагами и транспарантами. Из репродукторов гремела весёлая музыка. В ко¬лоннах демонстрантов плясали и пели счастливые, уверенные в завтрашнем дне трудящиеся. Редко кто в те годы не выходил на демонстрацию. Мы, дети, не упускали возможности порадоваться жизни вместе со взрослыми. В каждом самом захудалом дворе тогдашнего Ленинграда в этот день чувствовался праздник! Наша Победа в той страшной войне была ещё очень памятна. Фронтовики с гордостью носили ордена и медали, а на торжества надевали бережно хранимую военную форму со всеми регалиями. Мальчишки тех лет зачарованно, с нескрываемой завистью смотрели на военные знаки отличия. Орденоносцы в наших глазах были какими-то необыкновенными людьми, людьми из другого фантастического мира, мифологическими героями. Хотелось им подражать во всём! Воинов, украшенных наградами,  очень почитали тогда и взрослые, не понюхавшие пороха. Это теперь бесчувственные и неблагодарные американизированные их потомки-торгаши боевые награды называют "цацками" и, не дрогнув сердцем, спекулируют  орденами. В кои времена в России такое могло быть?! 
В тот праздничный день все мальчишки нашего двора, влившись в одну из колонн демонстрантов, шли к Дворцовой площади, когда неожиданно в этой огромной массе людей увидели её – нашу мороженщицу. Она шла в окружении боевых друзей. На ней ладно сидела видевшая виды военная гимнастёрка с погонами старшины. На груди красовались три боевых ордена и пять медалей. С этой стороны мы нашу добрую знакомую ещё не знали. Нам ничего не было известно о её военной судьбе. Оказывается, в ней материнские качества хорошо сочетались с воинской, гражданской доблестью.
На следующий день, как только она появилась в сквере, мы, окружив плотной толпой, наперебой стали расспрашивать её о во-енных годах. Как и все настоящие фронтовики, она была скромна и не видела своих особых заслуг перед Родиной. Свою трёхгодичную службу медсестрой на фронте считала просто исполнением долга. "На войне я оказывала первую медицинскую помощь на поле боя, доставляла раненых в медсанбат, иногда делала несложные операции – вот и всё!" – скромно сказала она. О каждой награде рассказывать отказалась. Видимо, эти боевые эпизоды были связаны с тяжёлыми воспоминаниями. Но мы уже тогда понимали, что рядовым солдатам ордена зря не вручали. За каждым из них был подвиг! Несмотря на немногословность и скромность описания своей фронтовой жизни, в наших глазах она ещё больше выросла. Для нас она стала воплощением и женской, и мужской добродетели – образцом доброй, отзывчивой матери и бесстрашного, самоотверженного воина-отца! Она была нашим божеством, нашим языческим кумиром. Мы очень гордились ею и славу о ней распространяли в ближайшей округе. 
…Шли годы, мы росли и взрослели. Всё меньше времени проводили в нашем сквере. У нас появились новые интересы и занятия: библиотеки и читальные залы, различные кружки и секции в школах и домах пионеров. Постепенно забывались многие друзья детских игр. Исчезла из сквера мороженщица тётя Наташа. Я окон¬чил школу и поступил в институт. Меня полностью увлекли напряжённая учёба, весёлые студенческие вечеринки, первые увлечения – в целом, духовно переполненная жизнь! Какое же это было славное время! Моими друзьями стали студенты. Детство незаметно отодвинулось и уступило место юности. Но где-то в глубинах памяти оно остаётся с нами навсегда! Осталась там и тётя Наташа – благодетельница, добрейшая женщина, героиня войны, спасшая множество жизней и заслужившая достойные награды Правительства и наше мальчишеское, глубокое почитание; кумир, идеал тех далёких детских лет.
Моим лучшим другом в студенческие годы был Геннадий К. – парень близкий мне по духу, отзывчивый, честный, любознательный и трудолюбивый. Он приехал учиться в Ленинград из российской глубинки, ни родных, ни знакомых здесь у него не было, мест в общежитии в те годы на всех не хватало, и он вынужден был снимать угол в комнате одинокой женщины за весьма умеренную плату. Однажды по какой-то надобности я зашёл к нему, но дома его не оказалось. На пороге комнаты меня встретила хозяйка. При свете тусклой лампочки она показалась мне пожилой. В старом халате, растрёпанная, неопрятная, с каким-то глухим голосом и туманным взором бесцветных глаз – она произвела на меня неприятное впечатление. К тому же от неё сильно несло водочным перегаром. На мой вопрос "Дома ли Геннадий?" она ответила, что он вышел в булочную и сейчас вернётся. Я попросил разрешения подождать и вошёл в комнату. Интерьер её был подстать хозяйке: неряшливость, грязь и убогость кричали из каждого угла. Кроме непокрытого стола, двух железных коек и табуреток здесь ничего не было. Какие-то носильные вещи висели на вбитых в стены гвоздях. Между давно не мытых оконных рам – чёрная паутина. Под кроватью виднелась батарея пустых водочных бутылок.  Я сел на табурет и только теперь внимательно посмотрел на хозяйку. И,… о, ужас! …Это была она – моя давнишняя знакомая тётя Наташа. Но что с ней произошло?! Она выглядела дряхлой старухой, совершенно опустившейся и потерявшей человеческое достоинство! Узнав, я непроизвольно вскрикнул:
; Тётя Наташа?!
Она вздрогнула и повернулась ко мне. На лице появилось более или менее осмысленное выражение. Прищурив, видимо, подслеповатые  глаза, она тоже узнала меня.
; Павлик?! Это ты? – и грустно усмехнулась.
; Сколько же прошло лет?! Ты стал совсем взрослым! Лет десять или больше? Я очень изменилась?
Я ничего не ответил: лгать не хотелось, говорить правду тоже.
; Что с Вами, тётя Наташа? Вы болеете? Как жили все эти годы? Чем занимаетесь сейчас? – после затянувшейся паузы начал я.
Она смотрела в пол и медлила с ответом.
; Чем занимаюсь, как живу, сам видишь! – она обвела вокруг себя рукой. – Понимаю, что плохо, но изменить что-либо уже не могу! Что-то во мне сломалось. Наверное, навсегда! Водку пью! – вдруг истерично выкрикнула она. Вижу, что теперь я тебе не нравлюсь! Уходи, не держу!
; А как нам было хорошо тогда там, в сквере, рядом с Вами! – неожиданно расчувствовался я. – Как приятно было ощущать Вашу доброту и ласку, покровительство и щедрость. Ведь мы – мальчишки соседнего двора молились на Вас, видели в Вас идеал женщины-матери и воина-отца одновременно! Вы были нашим кумиром на золотом пьедестале! …Зачем же Вы так?!.. Всем было трудно после  войны, но не все же растерялись и опустились! Работы в нашей стране сколько угодно. Только не опускай руки, трудись, дерзай, ищи своё место в жизни, обустраивайся!
С молодым комсомольским задором я читал ей лекцию. Она сидела, поникнув, сгорбившись, опустив голову, не глядя на меня.
; Мне стыдно за Вас! – сказал я громко. Встал и направился к выходу. – Вы осквернили не только свою жизнь, но и мою. Кумир упал в грязь и разбился! – с пафосом, свойственным юности, выкрикнул я. 
Я был жесток и безжалостен в своём юношеском эгоизме. Я со злобой хлестал её словами, выискивая самые жестокие и беспощадные. Мне хотелось унизить её, оскорбить, пробудить в ней утерянное чувство собственного достоинства. Она молчала, а я не унимался:
– Какими восторженными глазами смотрели мы на Ваши ордена и медали, как, раскрыв рот, слушали Ваши рассказы о фронтовых героях, как мы боготворили Вас, как хотели хоть чуточку стать похожими?! Вы были нашим высшим авторитетом, образцом доброты и воинской доблести, справедливости и чести! Вы были для нас эталоном женственности, мы были по-мальчишечьи влюблены в Вас! И вот Вы – наш идеал – рухнули и рассыпались в прах! Как Вы могли обмануть нас!? Ведь в памяти тех мальчишек Вы и сегодня остались идеалом! Что будет с ними, когда они увидят Вас нынешнюю?! Вы подумали об этом? Кто дал Вам на это право? Ведь они, лишившись идеала, могут пойти Вашим путём! Я хлестал и хлестал её словами со злобой молодого обманутого жестокой жизнью идеалиста по щекам, по её мягкой женской душе. Я был беспредельно эгоистичен и глуп!
Геннадий где-то задерживался. Так и не дождавшись его, переполненный нахлынувшими чувствами, я ушёл. 
По дороге домой я думал: "Что же произошло? Почему сильный, волевой, бесстрашный на фронте человек, добрая, отзывчивая неглупая женщина так опустилась, не нашла себя в послевоенной жизни?!". Тогда я был ещё очень молод, неопытен и не добрался до основной причины: женщина создана Богом для семьи, для рождения и воспитания детей, для продолжения рода людского. Война унесла в могилу миллионы молодых мужчин и, соответственно, миллионы женщин лишились семейного счастья. Конечно, кто-то из них решил эту проблему, овладев мужскими общественными функциями или родив ребёнка и таким образом создав неполную семью. Но много оказалось и других! Не бить наотмашь мне нужно было тогда тётю Наташу, а посочувствовать, пожалеть, помочь, проявить христианскую любовь! 
Утром следующего дня Геннадий пришёл на лекции каким-то понурым, растерянным, явно не в себе. Я спросил его: "Что-нибудь случилось?"
– Хозяйка ночью повесилась!
Этот мой грех, я буду вечно носить в своей душе.


 
ШУТКА

Счастливые полученным, наконец, решением сложной теоретической задачи мы вышли из специального, полностью изолированного от внешней среды здания, где находился машинный зал, на свежий воздух. Мы – это три инженер-капитана, молодые, энергичные, увлечённые работой и жизнерадостные инженеры-про¬грам¬мисты, люди редкой в те годы и дефицитной профессии. Жизненные силы, молодость бурлили в нас, и, казалось, что такому состоянию не будет конца. Дело было в разгар лета в маленьком закрытом городке, надёжно спрятанном среди бескрайних южных степей и полупустынь на берегу казахского степного моря. Стояла глубокая жаркая и душная по-южному тёмная ночь. Абсолютно чёрное безоблачное небо было усыпано яркими мохнатыми звёздами, угрожающе, как турецкий ятаган, выглядел узкий серп луны, отлично просматривался Млечный Путь и посреди него, если внимательно присмотреться, можно было найти и заметно перемещающиеся яркие звёздочки, – в какой-то части плоды и наших трудов – искусственные спутники Земли. Даже сейчас, ночью, остро ощущалось горячее сухое дыхание каменистой, раскалённой за день, растрескавшейся от жары почвы полупустыни. Оно резко контрастировало с комфортным микроклиматом машинного зала. Впечатление было сродни тому, когда с морозного воздуха входишь в прогретую сауну. Два солдата, дежурившие на проходной объекта, как обычно, забавлялись, наблюдая бои фаланг, скорпионов, медведок и каракуртов, пойманных тут же в ярком свете фонаря и водворённых в стеклянные банки. Яркий свет ночью, как магнитом, притягивает к себе всю эту нечисть.
Мы ещё никак не могли придти в себя от достигнутого положительного результата довольно длительной работы и, перебивая друг друга, в который раз обсуждали отдельные детали и всю предшествующую историю. Возбуждённые, громко беседуя, мы шли по отдыхающему мёртвому городку. И люди, и дома, и деревья с пожухлой листвой, и цветы на клумбах, и даже тусклые уличные фонари – всё, казалось, крепко спало после вчерашнего трудового дня. Нам же было не до сна. Радость победы переполняла нас. И тут Олег предложил:
; Пойдемте-ка на пляж! Это нужно обмыть!
Магазины были давно закрыты, к тому же здесь существовал сухой закон, так что речь шла не о существующем у русских людей обычае отмечать застольем важные события. В душную ночь необычайно приятно окунуться в прохладную по сравнению с воздухом воду озера. Мы дружно поддержали идею и кратчайшим путём между притихших тёмных домов направились туда, откуда слышался ворчливый голос прибоя. Пляж был пуст, последние купальщики давно смотрели сны в своих постелях под мокрыми, охлаждающими горячие тела простынями. Надо сказать, что ночные купанья в том городке вовсе не были чем-то необычным. Жара часто загоняла жителей в воду, не взирая на время суток. Сейчас же тишину нарушало только шуршание гальки под ритмично накатывающейся и отступающей волной. Во мраке ночи еле угадывались пляжные грибки. Раздевшись под одним из них догола, мы с наслаждением с разбега кинулись в желанную прохладу.  В удовольствие поплавав, мы с Валентином улеглись у кромки берега так, чтобы накатывающиеся волны омывали всё тело до самого подбородка.
; Как же приятно вот так лежать на спине, омываемым ласковой тёплой водой, и смотреть в бездонное чёрное звёздное небо, осознавая, что ты – крохотный на его фоне человечек – дерзнул дотронуться до его вечности своей рукой! – раздумчиво сказал лежащий рядом со мной Валентин. Как ни странно, но я тоже думал об этом.
Мы надолго замолчали, занятые своими мыслями, тишиной и зрелищем южной приморской ночи. Олег всё ещё плавал где-то в темноте, лишь изредка призывая нас присоединиться.
Насладившись вволю ночным купанием, мы оделись и крикнули в темноту Олегу, но он ответил, чтобы его не ждали, что он ещё поплавает. Пожелав друг другу доброй ночи, мы собрались разойтись по домам, когда неугомонный весельчак и балагур Валентин предложил:
; Давай-ка, положим, брюки Олега на грибок! Пусть поищет, раз ему спать не хочется!
С этими словами он поднял и положил на почти плоскую поверхность грибка всю одежду Олега.
…Спал я плохо. Вдохновлённый вчерашней удачей, не воспользовавшись положенным за ночную работу отгулом, поздним утром отправился на работу. Руки, что называется, чесались. Хотелось скорее взяться за следующий этап. Чуть позднее меня пришёл Валентин. Задерживался почему-то Олег. К полудню, наконец, появился и он. Но что это? Голова его была перевязана свежим бинтом. На лбу через бинт проступала кровь.
– Что случилось, Олег? – всполошились мы с Валентином. Кто это тебе разбил голову!? Мы готовы были стеной встать за нашего друга. Но он молча сел за свой стол, выглядел раздражённым и обиженным и явно не хотел с нами разговаривать. Мы не унимались:
– Скажи, наконец, что произошло? Кто виновник? Может быть, нужна какая-то наша помощь?
До конца рабочего дня он так и не сказал ни слова, увлечённый работой или имитируя это. Уже стали собираться домой, когда, видимо, достаточно успокоившись, он вдруг заговорил сам:
– Так кто же из вас ночью додумался спрятать мою одежду? Кому я обязан своей разбитой головой и всем происшедшим этой ночью после нашего расставания?
Валентин и не думал таиться. Он тут же признался, покаялся и попросил прощения, сразу поняв, что причиной неприятностей Олега явилась его шутка. Удовлетворённый этим, незлопамятный и отходчивый Олег, давно знавший об этой слабости друга, по дороге домой рассказал нам следующее:
"После вашего ухода я, поплавав ещё с полчаса, вышел на берег и стал искать одежду. Вначале мне показалось, что я разделся возле вот этого ближнего грибка, но её здесь не оказалось. Решил, что перепутал грибок. Последовательно обследовал все грибки, благо они по-военному выстроены в линию и их в темноте было нетрудно найти, обшарил пляж вокруг каждого, но всё безрезультатно! Одежды моей нет! Ну, думаю, или кто-то приходил на пляж, пока я плавал, искупался и ушёл, прихватив мою одежду, или это вы зло подшутили надо мной, надёжно её спрятав!? Ничего не остаётся другого, как голым идти домой! ("Огородами, огородами и к Котовскому"!). Хорошо ещё, что до рассвета было далеко! Дворами, прячась, как вор, обходя освещённые фонарями места, пугаясь каждого шороха, напоминающего звуки чьих-то шагов, добрался до дома. Ключи от квартиры остались в кармане брюк. Пришлось лезть в окно. Живу я, как вы знаете на первом этаже, кухонное окно у нас всегда открыто и затянуто марлей от комаров.  Ухватился за оконную раму, подтянулся, порвал тонкую материю и встал коленями на подоконник. В ночной тишине железо загремело удивительно громко, и это разбудило жену. Не своим голосом кричит из спальни: "Кто там? Отзовитесь! Или буду звать на помощь!" Опасаясь того, что она от страха лишится чувств или закричит благим матом и разбудит весь дом, громко и внятно отзываюсь: "Это я, Олег, пришёл с работы! Не бойся, Женечка!". И спрыгиваю с подоконника на пол. Что-то недовольно бормоча, она выходит на кухню, включает свет и… видит меня стоящим посреди кухни ослеплённым ярким светом и совершенно голым! Остатки сна мгновенно покидают её, глаза расширяются до необыкновенных размеров. Она пытается что-то сказать, раскрывает, как рыба на суше, рот, но язык не повинуется ей. Следует немая сцена. Через некоторое время сознание к ней возвращается, лицо приобретает вид страшной звериной маски. Недаром говорится в Библии, что злая жена подобна медведю. Сегодня я лично убедился в справедливости этого! Пытаюсь объяснить ей ситуацию, но чувствую, что она моих слов не воспринимает, ярость переполняет её. Наконец, к ней возвращается и речь:
; Так вот какие у тебя ночные работы! Должно быть, муж не вовремя вернулся домой! Не рассчитали!
Женщина она решительная и очень эмоциональная. Не долго думая, хватает из висящей на стене сушилки одну за другой та-релки и, как диски, с силой швыряет в меня, так и норовя угодить в лицо. Я пытаюсь, как жонглёр в цирке, ловить или, по крайней мере, отбивать их, но у меня это получается значительно хуже, чем у специалиста. Одна из тарелок попадает ребром в цель и раз¬бивается вдребезги о мой лоб. На мгновение я теряю сознание, но на ногах устоял: помогла моя спортивная воинская закалка. Надо сказать, что во время этого кратковременного оборонительного боя я был настроен тоже весьма воинственно. "Ну, думаю, такая-сякая, – это после семилетних-то постоянных клятв в вечной любви швырять в лицо невинного мужа тарелками, это уж слишком! Ладно бы виновен был в чём-то! Я этого тебе не прощу. Завтра же напишу заявление о разводе! Опозорила перед детьми, товарищами и начальством! Как я буду объяснять им всем полученное ранение?!".
Однако вид крови как-то сразу успокоил мою разъярённую жену, привёл её в более или мене нормальное психическое состояние. Испытав удовлетворение за оскорблённое, как ей показалось, женское достоинство, она снисходит до того, что, наконец, выслушивает меня, делает перевязку и даже соглашается идти вместе со мной на пляж искать мою одежду. Ей требуются вещественные доказательства моего целомудрия! Мы одеваемся, идём и, представьте себе, она самолично находит всё моё облачение на крыше одного из пляжных грибков. Это её окончательно успока-
ивает. По дороге домой она долго извиняется, оправдывается вспыль¬чивостью характера, даже целует мою рану, но, увы, дело уже сделано! Голова моя болит, надо идти в поликлинику, а возможно, и придётся накладывать швы! Вот во что обошлась мне ваша шутка!".
Он умолк, молчали и мы. Что говорить: шутка оказалась, прямо скажем, неудачной!   



УТРО  В  ДЕРЕВНЕ

Я проснулся от громкого жалобного крика соседской курицы: ай-яй-яй,… ай-яй-яй,… ай-яй-яй… Она снесла яйцо, ей очень хочется завести цыплят, а безжалостная старуха-хозяйка опять отбирает! Курице до боли обидно, стонет её материнское чувство и она жалуется петуху. Но тот оказался жестокосердым эгоистом и никак не проявляет сочувствия. Он долго молчит, не обращая внимания на жалобы курицы, а затем, по-видимому, найдя червяка, громко и победоносно объявляет об этом всему своему гарему: кукареку! Все ко мне! 
Я лежу и блаженствую, прислушиваюсь к куриному разговору. Так не хочется открывать глаза!
Со стороны нашего умывальника послышался голос нахальной сороки: чи-чи-чи,… чи-чи-чи,… чи-чи-чи… Наверняка хвастает подругам, что обнаружила забытый женой кусок мыла. Сейчас утащит воровка! Она это проделывала уже не один раз! "Надо бы поискать её гнездо. Там можно найти много интересного!" – лениво думаю я.
Стоит жаркое и душное начало августа. Окна в доме открыты. Приятная утренняя прохлада струится через марлевую защиту от комаров, слегка раздувая материю. Просыпается спящая рядом со мной в своём ящике-лежанке моя собака – красный ирландский сеттер Гера. Потягивается, зевает, широко раскрывает рот, демонстрируя прекрасные белые крепкие зубы, и издаёт звуки, похожие на кошачье мурлыканье. Она тоже не прочь ещё понежиться в постели. Я делаю вид, что сплю и никак не реагирую. Но её природа берёт своё и через некоторое время Гера начинает будить меня. Она, не вставая с места, протягивает свою когтистую лапу и трогает меня: сперва аккуратно, а затем всё настойчивее, требует: "Просыпайся, пора идти гулять!". Приходится вставать. Натягиваю спортивные брюки, носки, кроссовки и, прихватив лёгкую рубашку, выхожу во двор. Гера в восторге прыгает вокруг меня. 
До самого горизонта ни облачка. С вылинявшего от жары блёклого неба солнце ярко освещает кусты и деревья. Капли росы на листьях сверкают и переливаются как благородные бриллианты. Стараниями жены обильно украшающие усадьбу цветы, встречая нас, улыбаются своими белыми, розовыми, красными, синими и фиолетовыми улыбками. Умытые утренней росой, они сейчас осо¬бенно ярки, нежны и красивы! На аккуратных грядках стройными рядами стоят мощные тёмно-зелёные перья лука, зонтиками на длинных ножках выстроился созревающий укроп, яркой зеленью выделяются грядки моркови, в огромных жёлтых цветках кабачков и тыкв копошатся пчёлы и шмели. На яблонях наливаются соком плоды, крупные, но ещё зелёные, гроздьями повисли сливы, краснеющими ягодами украсились вишни.
Открываю калитку сада, и мы с Герой сразу оказываемся на лугу – в царстве летнего разнотравья. Нам нежно кивают головками белые солнышки-ромашки, розовый клевер, жёлтая пижма, синие колокольчики, сиреневые фиалки, фиолетовый татарник. Усыпанный капельками росы  луг сверкает тысячами искр. Оставляя след на некошеной, влажной траве, идём к недалёкой опушке леса.
Лес в августе, по сравнению с весенним, безмолвен. Птицы уже вывели птенцов и готовят их к самостоятельной жизни, набирают силы для дальнего перелёта на зимовку. Я иду вдоль опушки, предоставляя собаке возможность проявить свои охотничьи качества. Вся мокрая от росы, как и положено легавой, Гера бодрым аллюром носится правильным челноком впереди меня в надежде поймать такой приятный ей запах дичи. Увы, здешние места совершенно лишились её ещё в период активной химизации сельского хозяйства. Давно исчезла серая куропатка, дупель, перепел, кроншнеп. Даже коростель стал большой редкостью. Я-то хорошо знаю, что все старания Геры напрасны!
Но что это!? Из леса донёсся свист, тональностью очень напоминающий человеческий. Гера замирает. Примерно таким свистом я даю ей команду: "Ко мне!" Фи-иу,… фи-иу, …фи-фи-фиу,… фи-фи-фиу… слышится из леса. Это подаёт голос самец иволги. Успокаиваю собаку и приказываю ей продолжать поиск, а сам начинаю беседу с иволгой, по возможности повторяя её музыкальные фразы. Голос у самца иволги громкий, чистый, сочный, фразы однообразны и не сложны. Он как бы говорит: "Ты кто? Ты кто? Лети ко мне! Лети ко мне!". К сожалению, я не могу оправдать его надежды на общение и только дразню его. Он как будто понимает это и перестаёт звать. В небе над нами носятся прекрасные летуны-ласточки и стрижи. Радуясь очередному дню, они играют, гоняются друг за другом. Вот две городские ласточки летят прямо навстречу, кажется, вот-вот столкнутся. Но они вовремя притормаживают, принимают вертикальное положение и на мгновение соприкасаются грудками. "Может быть, я являюсь свидетелем встречи в небе матери и её подросшего птенца, сопровождаемой, как и у людей, поцелуем? – думаю я, наблюдая за этой парой. – Кто знает!?".
По высокой траве луга быстро скользит большая тень. Оборачиваюсь. Низко над землёй, широко растопырив пальцы крыльев, планирует белый аист. Он явно высматривает место для посадки. Миновав меня, он выставляет вперёд длинные мощные лапы, тормозит крыльями и плавно, даже как-то изящно, опускается в траву. Осматривается, а затем важно, гордо неся носатую голову и высоко поднимая ноги, неторопливо и осторожно шагает в противоположном от меня направлении. Аист охотится. Вот он остановился, повернул в сторону свой нос-морковку и одним глазом наблюдает за чем-то мне невидимым. Резкий кивок… и в его клюве уже болтает лапками лягушонок. Секунды… и жертва скрывается в зобу охотника. Он некоторое время прислушивается к себе, затем так же, осторожно шагая, продолжает охоту. Люди здесь привыкли к этим большим и добрым птицам, а птицы к ним и прекрасно уживаются, не обижая друг друга. Когда-то давным-давно аисты свили гнездо на сломанной верхушке старой ветлы, растущей в деревне, и с тех пор уже много лет жизнь в нём возобновляется каждую весну. В конце апреля вернувшаяся из дальних странствий пара аистов подновляет разрушенное зимними вьюгами своё огромное гнездо и выводит в нём обычно двух птенцов. В августе вблизи деревни уже расхаживают четыре красноносые и красноногие  большие черно-белые птицы. В это же время начинаются их спортивные тренировки. Семейство аистов, кружась над деревней, постепенно набирает высоту, достигая видимых размеров воробья, затем, расправив крылья и почти не работая ими, часами висят в небе – парят как планеры. В начале сентября как-то незаметно они исчезают, чтобы весной парой появиться вновь. Молодое поколение находит себе место в другой деревне. И так из года в год. Существует поверие, что аисты приносят человеку счастье. И люди мирятся с тем, что ранним летним утром они, расхаживая по крыше дома, издают клювами громкие, не слишком мелодичные, похожие на издаваемые деревянной трещоткой звуки, мешающие досматривать самые сладкие утренние сны, или, садясь на телевизионные антенны, ломают их своей тяжестью.
Прогулявшись, мы с Герой возвращаемся в свою усадьбу. Я усаживаюсь на любимую скамью под яблоней, Гера ложится у моих ног, и мы отдыхаем, наслаждаемся покоем, деревенской тишиной, близостью к природе. Между деревьями сада ловко лавируют ласточки. Деревенские – с бурым пятном на грудке и длинным хвостиком-вилкой – перекликаются: чи-ви,… чи-ви,… чи-ви; городские – с коротким хвостиком – звенят как детские бубенчики.
По коньку крыши соседнего дома расхаживают воркующие дикие сизые голуби. Они ожидают, когда же соседка начнёт кормить своих кур, и моментально опускаются в обнесённый сеткой курятник, как только хозяйка покидает его, чтобы позавтракать вместе с курами.
Большой тигровой масти кот крадётся по крыше сарая к мирно занимающейся утренним туалетом молодой серой трясогузке. Она ещё не оделась в весенний наряд: серенькая, невзрачная, длиннохвостая пичуга. К весне она нарядится в чёрную шапочку и такой же галстук и заметно похорошеет. Вовремя заметив опасность, трясогузка обманывает надежды кота и, что-то крикнув, улетает.
Стайка болтливых воробьёв с шумом и криками в миг облепляет вишнёвое дерево, но я хлопаю в ладоши и прогоняю их. Обиженные, они рассыпаются, как горох.
Совсем крохотная птичка пеночка вдруг вынырнула из листвы яблони и опустилась на зонтик укропа. Сидит и, качаясь на тонких веточках, склёвывает цветы – не понравились… Перепорхнула на перо лука и ловко бежит к его вершинке. Ничего не нашла и полетела дальше.
В густой листве чёрной смородины неожиданно появилась горихвостка. Сидит, качает своим ярко-ржавым хвостиком и смотрит на меня чёрным глазком-бусинкой. Мгновение… и её уже не видно: убежала по веточкам по своим делам.
Большая серая мухоловка, виртуозно пилотируя, на лету ловит мух, пригревшихся на освещённой солнцем стене дома.
Присмотреться внимательно – жизнь во всех её проявлениях кипит вокруг нас. Добрая, вечная, многообразная и поучительная жизнь природы, наполняющая добротой человеческую душу! Может быть, человек и стал таким жестоким и чёрствым, что по мере развития нынешней городской цивилизации всё меньше и меньше общается с первозданной природой?


 
В МАРШРУТКЕ

Ранний февральский субботний вечер. По Московскому проспекту, как в трубу, дует холодный ветер, метёт позёмка. Темнеет. Зажигаются огни рекламы над входами в магазины, рестораны, кафе, казино.
На остановке маршрутного такси топчется небольшая группа людей. Они продрогли, нервничают, спешат каждый по своим делам: кто в гости, кто на свидание, кто просто домой порадоваться сделанным покупкам.
Наконец, подходит микроавтобус. Первыми в него заходит молодая семья: мама – красивая, молодая, ухоженная, хорошо одетая, благоухающая, сексопильная женщина; папа – по виду деловой энергичный преуспевающий мужчина лет сорока и их сын – нарядный, хорошенький мальчик лет пяти. Они по праву занимают переднее сидение и размещаются на нём спиной к водителю: мама у окна, затем ребёнок и папа. Вид у взрослых вполне счастливый, мальчик чем-то огорчён. За ними свои места, начиная с конца салона, занимают ещё несколько молодых, по-видимому, супружеских пар. Последним входит представительный мужчина средних лет в модном пальто, бобровой шапке с букетом цветов и тортом в руках. Ему досталось последнее место у двери.
Пассажиры оплачивают проезд, автобус трогается и летит, освещая путь фарами, навстречу ветру, а ветер бросает в водительское окно охапки весёлых снежинок.
В неярко освещённом салоне некоторое время стоит тишина, слышно только ровное, монотонное гудение мотора, располагающее к дремоте. Ехать предстоит довольно далеко, и пассажиры предаются покою, размышлениям, мечтам. 
Неожиданно тишину нарушает капризный голос мальчика:
; Мама, ну ты мне всё же купишь покемона?
; Я же тебе сказала: у тебя и так много игрушек, потом этот покемон просто безобразен! – отвечает мама.
; Но у всех ребят есть покемоны: и у Пети, и у Оли, и у Вити! Я тоже хочу!
; Я уже тебе всё сказала!
Некоторое время стоит тишина, потом начинается нытьё привыкшего добиваться своего ребёнка:
; Купи покемона! Хочу покемона! Купи покемона!..
Нытьё сопровождается хныканьем. Похоже, что мальчик вот-вот готов разреветься.
; Славик, я уже тебе всё сказала и на этот раз буду тверда! – говорит мама. – В голосе её слышится раздражение.
Папа молчит. Он, прикрыв глаза, занят своими мыслями, по-видимому, серьёзными, деловыми. Чувствуется, что воспитание сына он полностью доверил жене. Он в семье обожаемый, удачливый добытчик. Мальчик продолжает ныть всё громче и настой¬чивее:
; Купи покемона! Купи покемона! Купи покемона!..
Пассажиры невольно слушают. Мама отворачивается к окну и делает вид, что очень интересуется деревьями, растущими на обочине шоссе.
; Купи покемона! Купи покемона! Купи покемона!.. – повторяет, как испорченная пластинка, мальчик.  – Мама не реагирует.
Вдруг, после непродолжительной паузы, мальчик громко и отчётливо так, что его слова прекрасно слышно всем сидящим в салоне автобуса, говорит:
; Если не купишь, я расскажу папе, как вы с дядей Сашей боролись в постели вчера, когда папа был на работе. И даже тахту сломали. Потом дядя Саша её долго чинил и не играл со мной!
От неожиданности мама, папа и остальные пассажиры автобуса вздрогнули, подняли головы и оцепенели. Затем все, включая мальчика, уставились на папу. Он мгновенно очнулся от важных деловых дум и застыл с расширенными глазами и полуоткрытым ртом. На лице мамы появилось глупое изумление и предчувствие чего-то страшного. Последовала гоголевская немая сцена. Салон замер. На лицах пассажиров можно было прочитать и любопытство (чем всё это кончится?), и предвкушение удовольствия от созерцания расправы над грешницей, и злорадство, и негодование, и даже зависть. Не было видно только, что эти люди помнят Христову заповедь: "Кто из вас безгрешен, бросьте в меня камень!". Равнодушных не было. Даже Славик, что-то почувствовав, прекратил канюченье.
Прошли показавшиеся вечностью минуты, прежде чем его отец пришёл в себя. Он вдруг резко повернулся к водителю и прокричал: "Остановись!". Поскольку водитель отреагировал не сразу, последовала вторая команда, но уже сопровождаемая крепким русским словцом. Машина остановилась на обочине шоссе. Вокруг была темень, холод и снег. Жилья поблизости видно не было.
Мужчина с такой силой рванул дверь, что она застонала, как живая. Он выскочил на землю, затем потянулся и, взяв сына на руки, вынес и его.
; Выходи! – крикнул он жене. – В голосе звучала ярость и беспощадность.
Пассажиры застыли, жена вжалась в угол и не шевелилась. В её ещё несколько минут назад прекрасных голубых глазах был только страх.
; Выходи! – сдержаннее, но твёрже повторил мужчина.
; Не выйду! – жалобно простонала жена.
Муж схватил её за руку и стал вытаскивать из автобуса. Она упиралась оставшейся свободной рукой и ногами, но силы были явно не равны. Уже в дверях вдруг её рука выскользнула из руки мужа, она по инерции отлетела обратно в салон и шлёпнулась на колени солидному мужчине, где лежали торт и букет цветов. Хозяин что-то закричал, протестуя, женщина замешкалась, извиняясь, и тут озверевший муж выхватил её из автобуса вместе с половиной торта, прилипшей к её дублёнке. "Поезжай!" – крикнул он водителю. Водитель, не ожидая повторного приказа, включил передачу. Автобус тронулся и полетел дальше по своему маршруту, оставив во мраке на пустой дороге "дружное, счастливое и удачливое" молодое современное семейство.
; Уж лучше бы она купила этого покемона, дешевле бы обошлось! – уныло говорит солидный мужчина, соскребая крышкой от коробки остатки торта со своего пальто в обёртку от окончательно испорченного букета. Остальные пассажиры безмолвствуют.


 
АМАМБЕК

Южная бархатная безоблачная ночь уже опустилась над степью. Чёрное низкое небо усыпали яркие мохнатые звёзды. Чётко обозначился млечный путь. Круглая белая луна взошла из-за ближайших холмов. Заметно похолодало. Все предвещало ночной за¬морозок. Для конца сентября в Прибалхашье это не редкость.
Я сидел возле небольшого костерка, в покое напоминающего букет нежных красных и жёлтых цветов. Взметнувшиеся после подбрасывания очередной порции веток сухой верблюжьей колючки языки пламени освещали стоящий рядом мотоцикл с увесистой связкой уток, подвешенной на руль, прислонённое рядом  ружьё, мой импровизированный стол из куска брезента с походным ужином, стену камыша и крохотный участок пологого берега небольшого озерца. Лёгкий бриз доносил с недалёкого Балхаша приятный, успокаивающий рокот прибоя. Иногда было слышно легкий шелест и посвистывание крыльев пролетающих над головой уток и всплеск сазана в прибрежном камыше.
Умиротворённый хорошей вечерней утиной зорькой, пережитым чувством волнения, душевного трепета, охотничьего азарта – я наслаждался тишиной и покоем, тем состоянием удовлетворённости и блаженства, которое ощущает по-настоящему влюблённый в природу человек при близком соприкосновении с ней и которое хорошо знакомо только этой категории людей.
Вокруг простиралась бесконечная и безжизненная Голодная степь. Ближайшее человеческое жильё – казахские рыбачьи посёлки – находились в десятках километров севернее и южнее. Выстрелов, кроме своих, вечером я не слышал и не предполагал встречи с кем-либо в этом Богом забытом месте, тем паче ночью. В те далёкие годы мне не раз приходилось ночевать в одиночку или вдвоём с напарником в самых глухих и безлюдных местах и никакого чувства опасности я тогда не испытывал. Народы нашей великой страны жили по-братски дружно, проявления криминала были весьма редки.
К ночи ветер угомонился, и стало совсем тихо. И в этой звенящей тишине вдруг до моего слуха донёсся отдалённый топот конских копыт. Звук приближался, всадник явно держал курс на одинокий огонёк в степи. Через некоторое время и сам он показался в свете моего костра.
На мохнатой низкорослой лошадке, под примитивным седлом, сидел человек в овчинном полушубке, сапогах и традиционном для степняков лисьем малахае. Резко осадив коня, он бодро спрыгнул на землю и, бросив поводья, шагнул ко мне. Пламя костра осветило его типично казахское молодое лицо. Он был примерно моим ровесником.
; Здравствуйте! Меня зовут Амамбек! – сказал незнакомец и протянул мне руку.
Я поднялся, представился и ответил на приветствие.
; Садитесь рядом,  гостем будете! – предложил я.
; С удовольствием отдохну и погреюсь у Вашего костра, – согласился он и сел на расстеленный на земле брезент. 
; Хотите чаю?
; Не откажусь!
Я достал из вещевого мешка вторую кружку и налил ему чая из закоптелого чайника. 
; Угощайтесь! – указал я на свои бутерброды.
Он поблагодарил и отказался. 
; Еду из Сары-Шагана в Тасарал, – начал Амамбек, отхлёбывая чай, – Увидел огонёк и завернул к нему. Думал наши кто, поселковые. Ошибся. Вы, наверное, из военного городка, офицер, охотник?! – Он показал на ружьё и связку уток. Я кивнул.
; Неплохо поохотились!
; Да, зорька была удачная! – подтвердил я.
; Я тоже охотник. У нас здесь все мужчины с раннего детства рыбачат и охотятся. Это наш образ жизни. Мы – прибалхашские казахи постепенно утрачиваем навыки и склонность к скотоводству, чем издревле жили наши предки. Обосновавшись на берегах нашего моря, мы становимся профессиональными рыбаками и охотниками. Но посёлки здесь появились недавно, вместе со стро¬и¬тельством железной дороги. Ведь мы – кочевники.
Он говорил на правильном литературном русском языке почти совсем без акцента и своей речью сильно отличался от ранее мне встречавшихся аборигенов этих мест. Да и держал он себя как человек, где-то хлебнувший европейской культуры.
; Вы, должно быть, не здешний уроженец? – поинтересовался я. – Наверное, приезжий учитель или врач?
; Вы угадали, но только отчасти! Я – директор школы в посёлке. Но родился и вырос именно здесь! Окончил исторический факультет Алма-Атинского университета, потом служил в армии. Военной кафедры у нас не было, поэтому служил солдатом.
; И где же?
; Вы знаете, мне повезло! Я служил в секретном отделе штаба соединения, которое дислоцировалось в Будапеште. Мне довелось побывать и в Болгарии, и в Румынии, и в Чехословакии! Собственными глазами видел Софию, Бухарест, Будапешт, Прагу и многие другие европейские города и сёла. Мне, как историку, это было особенно интересно. Офицеры политотдела покровительствовали мне как человеку с университетским образованием, и мне удалось многое повидать. Согласитесь, одно дело читать, другое – видеть достижения европейской культуры! Но там своя цивилизация, у нас – своя! – заключил Амамбек и  задумался.
Костёр угасал, и я подбросил веток верблюжьей колючки. Вспыхнув, они ярко осветили его лицо: широкое, скуластое, загорелое до черноты с узкими прорезями глаз, устремлённых в огонь. "Что он там сейчас видит?" – подумал я. Как бы отвечая на мой невысказанный вопрос, Амамбек вдруг встрепенулся и с жаром заговорил: 
; Наверное, Вы думаете, что я сейчас мысленно сравниваю то, что я видел в Европе с тем, что вокруг нас? – он сделал широкий жест рукой, указывая на невидимую в темноте бескрайнюю, выжженную солнцем ровную голую рыжую степь, – и это сравнение не в пользу моей малой Родины? Да, Вы правы, именно об этом я и размышлял! Я вспомнил ту тоску, ностальгию, которую испытывал там, в центре Европы, по этой, на Ваш взгляд, жалкой Голодной степи, почти совсем лишённой дорог и других средств коммуникации, по-европейски комфортного жилья, учреждений культуры и прочих достижений европейской цивилизации. Я вижу Ваше удивление и недоверие. Вы ещё больше удивитесь, если я скажу, что после окончания срочной службы мне было присвоено офицерское звание и предложено остаться в кадрах Вооружённых Сил СССР – продолжать служить там, в Будапеште! Командование соблазняло хорошим жильём, приличным денежным содержанием, военной карьерой. Но я не принял предложения, уволился из рядов Советской Армии и приехал сюда, на свою малую Родину. Хотите – верьте, хотите – нет, но мне было тесно в городе, город давил меня, стеснял дыхание, рождал во мне отрицательные эмоции, тоску. Мне очень не хватало простора наших степей. Впрочем, то же я ощущал и во время учёбы в Алма-Ате.   Я смотрел на прекрасную архитектуру европейских дворцов, общественных и жилых зданий, памятники истории и культуры, а видел свой скромный, неказистый посёлок. Смотрел на зелёные ухоженные человеческим трудом европейские поля, а видел родную буро-жёлтую бесконечную почти полностью лишённую растительности степь. Смотрел на голубую тихую воду Дуная, а видел чаще всего неспокойный, бушующий, мутный, но такой близкий мне  Балхаш. Ностальгия  не давала мне покоя все годы, пока учился и служил. Я постоянно видел родные места во сне. Обратите внимание, казахи – и не только я – не стремятся покинуть эти суровые места ради жизни в городском европейском комфорте. Наверное, жажда простора у нас в крови! Кроме того, у нас очень сильны традиции. Посмотрите, рядом со стационарным, современным кирпичным домом в наших посёлках часто стоят юрты кочевников. Государство строит для наших колхозников целые посёлки домов по типу европейских коттеджей, а они ставят во дворах юрты и живут в них. Нас вполне устраивает здешний беспощадный зной, почти постоянно чистое голубое небо и яркое солнце, очень редкие осадки летом и лютые морозы да ещё с ураганным ветром зимой. Нас только радует бесконечная даль, когда взгляду, не на чем остановится. Родину, как и мать, не выбирают! И любить её нужно такой, какая она есть, ибо она дала тебе жизнь и сделала именно таким, а не другим!
Я учился и работаю для того, чтобы по мере сил способствовать подъёму жизненного уровня и общей культуры моего народа. Но я хочу, чтобы мой народ остался верен своим древним традициям, вере отцов, своей земле, и не хочу, чтобы он ассимилировал. Уверен, что каждый народ должен стремиться сохранить свои национальные особенности. Это только украшает Землю, как украшает июльский европейский луг растительное разнообразие. Если лишить его этого разнотравья, он станет серым и унылым, как наша степь. А ведь в ней далеко не всем людям комфортно! Стремление некоторых наших партийных лидеров стереть национальные особенности, создать единую общность людей – советский народ – ни к чему хорошему не приведёт! Но грань между национализмом и единой общностью людей мало заметна. Хорошо бы, чтобы наши вожди во время остановились перед ней в своей национальной политике!
Я слушал его, не перебивая. Мне были по сердцу его мысли.
Мы допили свой чай и некоторое время молча смотрели в огонь. Я давно заметил, что огонь способствует сосредоточению на философских проблемах. Наконец он поднялся.
; Ну, мне пора, да и Вам нужно поспать. Ведь скоро начнётся утренняя зорька!
Мы тепло попрощались, пожелав друг другу удачи и исполнения желаний. Амамбек легко вскочил в седло и тронул поводья. Отдохнувший конь взял с места в карьер, и скоро топот копыт пропал в ночи. Я остался один у догорающего костра со своими впечатлениями от не совсем обычной встречи. Собрав остатки еды и спрятав всё в коляску мотоцикла – ночью ими вполне могли поживиться грызуны – я забрался в спальный мешок. Но сон не шёл ко мне. Перед глазами стоял знакомый казахский, лишённый всякой растительности посёлок: с беспорядочно построенными жалкими глинобитными домишками из одной комнаты с подслеповатым маленьким оконцем, земляным утрамбованным полом, печкой-плитой и почти совсем без мебели. Убогие загородки для скота, сооружённые из корявых стволов и ветвей саксаула, с каким-то подобием крыши из камыша. Кучи навоза, сухой верблюжьей колючки и баялыча, используемых как топливо. Поселковый нищенский магазин, где кроме водки, превратившихся в камни печенья и пряников, конфет-подушечек, сахара, соли и хлеба обычно ничего не было. Да и электричество-то здесь появилось недавно, когда строился наш военный городок!
Как же нужно любить свою Родину и каким же самопожертвованием нужно обладать, чтобы отказаться от жизни в центре европейской цивилизации и вернуться сюда?! Мы, военные, приехали сюда не по своей воле – нас позвала армейская служба, живём в несравненно более комфортных условиях и, тем не менее, никто из нас не собирается оставаться здесь навсегда!
Насколько же глубоко проникли в сознание Амамбека понятия: "род", "родня", "народ", "Родина" и насколько же они для него священны! Наверное, казахи не пользуются греческим термином "патриотизм" для описания чувства любви к Родине. По всей вероятности, в казахском языке есть свой термин-аналог?! Что-нибудь вроде "родолюбие", "отцелюбие" или "землелюбие". При слу¬чае обязательно узнаю. Вот он – пример истинной, высокой, достойной подражания, настоящей любви к Отечеству! 



ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В 1942 ГОДУ НА БРЯНЩИНЕ

День 9 Мая выдался радостный солнечный тихий и тёплый. Над нашей грешной землёй снисходительно раскинулось прозрачное бледно-голубое небо. На укрытых от весеннего, не всегда ласкового ветра и освещаемых солнцем кустах уже появились маленькие нежно-зелёные листочки. Под ними кое-где пробились первые острые стрелки молодой травы. В воздухе пахло недавно оттаявшей ещё влажной землёй, прелой прошлогодней листвой, талой водой и рождением нового благодатного времени года. На высоких липах, раскачиваясь и распуская при этом хвосты и крылья, в страстном призывном крике надрывались грачи. Казалось, сама природа улыбается Празднику Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
Отдыхающие от домашних хлопот и наслаждающиеся первым весенним теплом люди, в основном пожилые женщины, уютно расположившись на пригретых солнцем садовых скамьях городского сквера, вели неторопливые беседы, касающиеся большей частью того, теперь уже такого далёкого, 1945 года. Разговаривали вначале небольшими группами. Но вот внимание всех, сидящих поблизости, привлекла небольшого роста изящная голубоглазая блондинка с хорошо заметными следами былой классической русской красоты на всё ещё привлекательном лице. Одетая неярко и не по последней моде, но аккуратно и со вкусом, она выделялась среди окружения своей хорошей русской речью и не по летам сохранившейся живостью, проявляющейся в разговоре, смехе, жестикуляции. Явно сильно волнуясь, она поставленным голосом учителя рассказывала что-то необычное. Чтобы лучше слышать, я подошёл и сел на ближайшую скамью. Умелая рассказчица сра-
зу завладела и моим вниманием. Убеждён, что редкий читатель останется равнодушным к сюжету. Далеко не всем участникам и очевидцам той войны довелось пережить то, что пережила эта хрупкая, теперь немолодая женщина!
Вот её рассказ в моём изложении.
Родилась и прожила большую часть жизни я в Москве. Родители мои родом из брянщины летние свои отпуска обычно проводили в родном селе Добруни, что находится в двадцати километрах от станции Сузёмка и примерно на таком же расстоянии от знаменитых бескрайних брянских лесов. Родственные связи у русских людей тогда ещё были очень прочными, не то что в наши дни! Меня же, как тогда говорили, на свежий воздух и парное молоко отвозили туда каждой весной и оставляли у бабушки с дедом до осени. Так случилось и перед войной. В конце мая 1941 года мама привезла меня и оставила на всё лето на попечение бабушки. В те дни мне исполнилось семь лет.
Отсутствие городского шума и пыли, солнце, чистый деревенский воздух, напитанный запахами трав, речка под окнами дома и заливные луга за ней, здоровая деревенская пища – лучше всякого современного новомодного курорта!
Бабушка с дедом жили в большом пятистенном доме с садом, огородом, хозяйственными постройками и погребом посредине двора. Мой дед – активный участник гражданской войны, орденоносец и уважаемый в селе человек работал председателем сельского совета, бабушка – в полеводческой бригаде местного колхоза. Помню, в постоянном распоряжении деда была бричка – двухколёсная лёгкая тележка, в которую, собираясь в поездку, он запрягал высокого серого коня. Дед частенько брал с собой и меня. Эта бричка была моей большой гордостью! Как приятно было катить с дедом по ровной,  поросшей невысокой мягкой травой полевой дороге, полной грудью вместе со встречным ветерком вдыхать аромат полевого разнотравья, слушать пение жаворонков и треск кузнечиков, наблюдать за вылетающими из-под самых копыт коня юрких ржанок и воробьёв, цветастых бабочек и прозрачных стрекоз! Бабушка пекла чудесные пирожки с капустой и яйцами и ватрушки с творогом. Вместе с густым коричневатым топлёным в печи молоком они были неповторимы! Вечера мы часто проводили втроём, вместе с дедом, вернувшимся с работы усталым, пахнущим свежей колодезной водой, полем, лесом и ещё чем-то очень для меня родным и близким, сидя рядом на скамейке в саду под яблоней. Дед прижимал меня к себе, гладил по голове и говорил необыкновенно ласковые слова. Жизнь текла спокойно и радостно, и ничто для меня не предвещало беды.
Но вот наступило 22 июня. На заре село наше проснулось от неслыханного никогда ранее гула армады незнакомых серых крестоносных самолётов, волчьей стаей направляющихся куда-то вглубь нашей страны. Мирная жизнь села сразу дала трещину и разрушилась. Начался призыв молодых мужчин в армию, сопровождаемый одновременно весёлыми песнями и горькими рыданиями, музыкой, смехом и слезами. Всё перемешалось. На огородах и в садах люди спешно рыли узкие щели – укрытия от возможных авианалетов. Кое-кто копал ямы-схороны для наиболее ценных вещей и запасов продуктов питания. На околице села, за церковью, колхозники сооружали большой противотанковый ров. Я бегала не раз посмотреть на строительство этого рва, не подозревая, какую роль он сыграет в моей жизни. Дети, как могли, старались помогать взрослым, но больше – мешались под ногами. Люди очень спешили. Ходили слухи, что немцы быстро приближаются.
Дед стал часто куда-то уезжать и больше меня с собой не брал. Теперь он пропадал из дома по нескольку дней. Из разговоров взрослых я поняла, что он готовится к встрече с наступающими немцами. Партией он был назначен командиром партизанского отряда: формировал сам отряд, запасался оружием, боеприпасами и продовольствием и вместе с помощниками ездил по окрестностям, выбирая место для дислокации отряда в непреодолимых и вскоре ставших грозными для врага брянских лесах. Когда немцы приблизились, он исчез совсем. Уходя, он строго наказал нам с бабушкой, ни при каких обстоятельствах не сознаваться, что нам что-либо известно о нём самом и его отряде. Да никто, кроме очень ограниченного круга доверенных лиц, в селе и действительно об отряде и его местонахождении ничего не знал!
Некоторое время село ещё жило в своём обычном ритме: люди работали на колхозных полях и фермах, убирали урожай в своих садах и на огородах. Затем как-то утром появились немцы. Дело было в сентябре. В школе шли занятия, но любопытные мальчишки и девчонки, несмотря на протесты учителей, высыпали во двор, посмотреть на непрошеных гостей. Солдаты в мышиных мундирах с засученными рукавами, запылённые с головы до ног въехали в деревню на грохочущих грязных мотоциклах. В коляске каждого мотоцикла за укреплённым перед ним пулемётом сидел пулемётчик. За спиной водителя висел рогатый автомат. У каждого солдата на груди болталась овальная медная бляха. Зелёные стальные шлемы с шишечками в виде телячьих рожек вызвали смех у наших ребят. Но сразу стало не до веселья, когда солдаты, оставив под охраной мотоциклы на площади перед школой, разбрелись по дворам и стали, не обращая никакого внимания на протесты хозяев, ловить кур, отрывать им головы и выбирать все яйца из курятников. Увидев во дворе корову, они требовали у хозяйки: "Мамка, млеко, млеко давай!". И перепуганная женщина спешила принести из погреба полную крынку молока. Тогда мы не знали, что это бы¬ли только "цветочки", а "ягодки" – ещё впереди! Переловив большую часть деревенских кур, передовой отряд немцев двинулся дальше на своих дымящих и стреляющих моторами мотоциклах.
Потом потянулись большие тупорылые грузовики и подводы, запряженные огромными лохматыми тяжеловозами и сопровож-даемые небольшими группами солдат охраны. Эти немцы уже не довольствовались курами и яйцами, их интересовали коровы, лошади, свиньи и овцы. Неторопливо обследуя дворы, они выводили найденную скотину на свет и тут же убивали и разделывали туши, а мясо грузили и увозили. На испуганных хозяев наводили стволы автоматов и внушительно произносили "паф-паф-паф-паф!", давая понять, что при сопротивлении они будут убиты сами. И при этом солдаты громко хохотали как от остроумной шутки. Поросята визжали, коровы мычали, лошади ржали, овцы блеяли, собаки лаяли. Над селом стоял сплошной невообразимый шум, среди которого выделялись выстрелы, хрипы и стоны убиваемых животных.
После первого нашествия было и второе, и третье, пока живности в деревне не осталось совсем. Люди проклинали грабителей, но особого страха перед оккупантами ещё не испытывали. Мирных жителей пока не трогали. Ну, ударят кого-либо, уж слишком цепляющегося за свою корову или свинью прикладом винтовки по спине; ну, прогонят прочь пинком пониже спины умоляющую оставить ей её козу старуху! Убийства людей пока не было. Постоянного гарнизона в селе – тоже. Считалось, что селом управлял назначенный немцами староста.
Так довольно спокойно прошла зима и весна 1941–1942 годов. Колхоз немцы распустили. Урожай на полях сельчане собрали в свою пользу. Этим и жили.
Дед в деревне не появлялся, но партизаны в окрестностях большой дороги, по которой двигались колонны захватчиков,  постоянно давали о себе знать. До нас доходили слухи, что то там, то здесь, близ знакомых деревень, они подрывали грузовики, обстреливали едущих в машинах солдат и благополучно скрывались в лесах. И вот, видимо, после нескольких особо удачных партизанских операций для борьбы с ними в наш район был выслан отряд карателей венгров-мадьяр, как мы их называли. Об этом жителей села предупредили партизаны. За несколько часов до их подхода по улицам села верхом на коне проскакал незнакомый парень. Останавливаясь посредине улицы, он размахивал красным флагом и громко кричал: "Люди, скорее собирайтесь и уходите в лес! Берите с собой только самое необходимое: еду и одежду! Не надейтесь на доброту мадьяр, они озлоблены и очень жестоки! Они полностью сжигают деревни и уничтожают всё живое! Идите в сторону села Кокушкино, ближе к большим лесам, там вы найдёте защиту! Спешите, каратели уже близко!".
В селе начался переполох, паника. Люди хватали первое, что попадало под руку, увязывали в узлы, грузились на тележки. Поверх поклажи усаживали малолетних детей и с рыданиями покидали родное подворье. Группы жителей отдельных улиц, как ручейки, на околице соединялись в единый поток и, поднимая облака дорожной пыли, толпа двинулась по большаку. Плакали дети, голосили женщины. Процессия напоминала похоронную. Вытянувшись, колонна жителей покинула село. Кое-кто, посчитав, что мадьяры тоже люди – дряхлых стариков и больных трогать не станут, остался лежать в своих домах или укрылся в подпольях и погребах. Как же они жестоко ошиблись!
Часа через два мы отошли от дома километров на пять-семь. Дорога по мелколесью постепенно поднималась вверх и перед нами открылась картина оставленного села. Оно уже горело. Среди чёрных облаков дыма вспыхивали извивающиеся языки пламени – это каратели поджигали соломенную крышу очередного дома. Каждая такая яркая вспышка сопровождалась рёвом и причитаниями толпы. Каждому казалось, что вспыхнул именно его дом, его родимое гнездо, его единственное богатство и пристанище. Подгоняемая страхом преследования нелюдями, колонна жителей увеличила скорость и уходила всё дальше и дальше от пожарища.
Уже в темноте достигли села Кокушкино. Кто-то остановился у родных и близких, но основная масса людей, миновав взбудораженное село, втянулась в густой смешанный лес. Огромные, старые, поросшие вековым мхом, похожие в темноте на сказочных чудовищ ели стиснули с обеих сторон дорогу, и наша колонна ещё более растянулась. Уставшие до полного изнеможения от дневного перехода и переживаний люди, недалеко отойдя от опуш¬ки, наконец, остановились на ночлег. Спать устроились кто как мог: под густыми кронами в корнях елей. Было холодно, сыро и страшно. Мерещилась погоня. Я долго не могла уснуть и всё теснее прижималась к бабушке. Помню, она долго успокаивала меня, укутывала каким-то тряпьём, согревала своим телом. Потом я забылась.
Проснулась от шума, стоящего в лагере, и сразу увидела деда. Он стоял рядом в ватнике, перетянутом солдатским ремнём, с револьвером на боку и успокаивал плачущую бабушку. Затем он поднял меня на руки, поцеловал в щёку и сказал, чтобы я ничего не боялась и чтобы верила, что всё будет хорошо. Тут же бродило много других незнакомых мужчин, одетых как обычные деревенские люди, но вооружённых винтовками. Отойдя от нас, дед поднялся на пень посредине поляны и стал говорить. Потом говорили и другие партизаны. Односельчане расположились вокруг пня тесной толпой. Многие женщины тяжело вздыхали, всхлипывали и вытирали глаза кончиками головных платков. Мужчины стояли молчаливые и поникшие. Дети, испуганные и сразу повзрослевшие, держались своих матерей. Не было слышно ни шалостей, ни смеха. Я поняла только, что здесь оставаться опасно и надо уходить дальше в глубь леса. Это была моя первая встреча с партизанами.
После митинга собрались и пошли. Вначале в конце колонны двигались партизаны, потом – отстали. Говорили, что они заняли оборону на случай возможного нас преследования карателями.
С короткими остановками шагали ещё целый день. Остановились на берегу прозрачного лесного ручья, в редком березнячке. Здесь было тихо, ласково светило солнце, пели птицы, зрели черника и земляника. Казалось, война с её страхом и пожарищами отстала от нас. Построили шалаши, обжились. Кормились прихваченными с собой продуктами, грибами и ягодами. Объединённые общей бедой, люди с готовностью делились с соседями последним. Молоко от единственной сохранившейся козы делили между самыми маленькими детьми. Когда продукты кончились, начали голодать. Сколько времени мы прожили так – не помню. Но однажды появился со своими партизанами дед и, собрав людей, объявил, что мадьяры ушли в Сузёмку, где у них стоял постоянный гарнизон. В нашем селе сгорели не все дома, многие сады и огороды также уцелели от огня. Вероятнее всего, уцелели и ямы-схороны отдельных сельчан с запасом продуктов. То есть хоть какая-то пища в селе была. Надо было возвращаться. К этому времени партизаны своими непрерывными налётами нагнали страха на оккупантов и те боялись покидать гарнизоны и даже  близко подходить к лесам. Собрали пожитки и знакомым путём вернулись к родному пепелищу.
Недавно утопающее в садах красивое село представляло собой ужасное зрелище: лес обугленных плодовых деревьев и чёрных оплавившихся печных труб. Сохранились лишь отдельные редкие дома с железными крышами. На месте нашей пятистенки осталась только печная труба и сильно пахнущие дымом и большой бедой головешки. Бабушка горько плакала и долго искала среди пожарища хоть что-нибудь из домашней утвари – нужно было как-то жить дальше. Весь день со всех концов села доносились вопли отчаяния и рыдания. Это соседи находили обгорелые полуразложившиеся останки погибших от пуль карателей или огня оставшихся в селе родственников. На следующий день общими усилиями возле церкви выкопали братскую могилу и, уложив их рядами прямо на землю и кое-как укрыв, похоронили. Всего от рук карателей погибло двести восемьдесят человек!
Но жизнь продолжалась. Приближались холода, и нужно было думать о жилище. Первоначально мы с бабушкой из уцелевших в пожаре дверей погреба устроили навес и укрыли под ним свои пожитки. Там же прятались от дождя и спали. В нашем домашнем бомбоубежище сохранилось немного муки и крупы. Кое-что выросло из посаженного бабушкой до нашего бегства на огороде. Появилась своя картошка, свекла и морковь. С этими запасами продуктов нужно было прожить надвигающуюся зиму. Сразу начали копать яму для сооружения землянки. Как могла я помогала бабушке. Срубили росший невдалеке от бывшего дома обгорелый тополь. Распилив его на куски, сделали накат над ямой. На него положили ветки того же тополя и сохранившуюся старую солому. Сверху всё засыпали землёй. К входу в наше  жилище вели три земляные ступеньки. Пол был тоже земляной, утоптанный и посыпанный от излишней грязи песком. Вместо двери повесили сшитое из различных найденных на пожарище кусков материи полотнище. Правда, позже добрый  сосед из обгорелых досок сколотил нам дверь. Нашёлся умелец, который из брошенного старого железного бочонка сотворил чудо: печку-буржуйку. Окон в землянке не было. Помещение, как в древние времена, освещалось лучиной. Мебель составляли топчан на козлах и такой же стол. Из найденных обгорелых вёдер сделали две кастрюли. Деревянные ложки всем желающим вырезал один старик. В общем, постепенно мы снова обустроились! В трудах по подготовке к зиме на некоторое время даже забыли о войне. Но она о себе вскоре напомнила, и причём очень жестоко.
Надо сказать, что партизаны долго не появлялись, но до нас доходили слухи, что они своими активными действиями постоянно тревожили немецкие и венгерские гарнизоны, стоящие в районных центрах. Оккупанты в селе бывали только изредка, наездами.
Фронт в 1942 году от наших мест далеко отодвинулся на восток, брянщину новые хозяева обобрали вчистую, и наших военнопленных в лагере на хуторе Михайловском им кормить стало нечем. Чтобы не утруждать себя этой проблемой, они их просто беспечно отпустили на волю, на самообеспечение. В нашем селе стали появляться оборванные, исхудалые и обозлённые мужчины, просящие подаяние. На радость населению и к большому огорчению оккупантов они существенно увеличили в окрестностях количество и численность отрядов народных мстителей. 
Однажды неожиданно на нашем подворье появился староста. Чем он занимался, я не знаю. Во всяком случае, власти его в селе заметно не было. Мы с бабушкой выкапывали картошку, когда он, подойдя к нам, сказал, что в село приехали мадьяры и расположились в здании школы. Они знают, что муж бабушки является партизанским командиром, и требуют нас обеих к себе. Вслед за идущим впереди старостой мы пошли к школе. По дороге бабушка строго наказала мне на все вопросы отвечать, что я ничего не знаю о делах деда.
Пришли в школу, вошли в бывший класс и встали у порога. Староста ушёл. Напротив нас за столом сидели двое в желтоватой венгерской форме с серебряными погонами – офицеры. Третий – переводчик стоял. Через переводчика офицеры стали расспрашивать бабушку: где сейчас находится её муж, часто ли он приходит домой, где скрываются партизаны? Сначала говорили спокойно, тихим ласковым голосом, казалось, очень доброжелательно. Уго¬варивали: "Расскажи нам всё, что ты знаешь о партизанах, и мы не причиним ни тебе, ни твоей внучке никакого вреда. С твоим му¬жем мы хотим встретиться и вступить в переговоры. Пускай пар¬ти¬заны не трогают нас, а мы не будем трогать их!". Бабушка отвечала, что о делах мужа ничего не знает, партизан никогда не встречала, деда не видела с начала войны. Подобные вопросы за¬давали и мне. Я отвечала, как велела бабушка. Переводчик даже погладил меня по голове и угостил конфетой в красивой обёртке.
Ничего, не добившись лаской, офицеры стали угрожать бабушке: "Если не скажешь, старая, где находится муж, расстреляем и тебя, и ребёнка!" Бабушка закрылась руками и заплакала. Я прижалась к ней, спрятала лицо в так пахнущую добротой её широкую юбку и тоже заплакала. Я не видела, как офицеры, угрожая убить нас, достали свои пистолеты и стали стрелять нам под ноги. Эхо выстрелов хлестало по барабанным перепонкам, щепки деревянного пола больно били по голым ногам. От страха я потеряла голос и уже не плакала, а, дрожа всем телом, глотала воздух вместе со слезами и пороховой гарью. Тогда я, наверное, боялась не самой смерти как безвозвратного ухода из этого мира, а чего-то ещё большего и ужасного. Мне трудно это объяснить даже сейчас! Животный ужас, который охватил меня тогда, по-моему, невозможно описать словами. Это нужно испытать! А выстрелы, многократно усиливаемые эхом, отражающимся от стен комнаты, всё грохотали. Почему я не упала в обморок, не знаю. Наверное, ужас сковал мои мышцы. Бабушка тоже, как и я, вся дрожала, но никаких звуков не издавала. Она тоже оцепенела от ужаса и утратила человеческие чувства. Сколько времени продолжалось это истязание – не знаю. Очнулась только тогда, когда переводчик силой оторвал меня от бабушки и пинком швырнул к выходу. Я головой открыла дверь, вылетела, минуя крыльцо, во двор и упала в грязь, сильно разбив лицо, локти и колени. Из носа потекла кровь. Размазывая по лицу кровь, перемешанную со слезами и грязью, я под смех толпившихся здесь солдат, поползла в угол школьного двора. Из школы слышались душераздирающие крики бабушки. Её били, били нещадно: руками, ногами, прикладом винтовки. Ничего, не добившись, изверги через некоторое время выбросили её с крыльца во двор вслед за мной. Во дворе школы мы пролежали до вечера, затем под конвоем, подгоняемые вооружённым солдатом, побрели домой. Одежда на бабушке висела лохмотьями, волосы на голове слиплись от крови; лицо, руки и ноги были сплошь в синяках и ссадинах. Из открытых ран сочилась сукровица. Во дворе кое-как обмылись колодезной водой и с трудом забрались в свою землянку. Сидели в темноте и дрожали от боли и страха. Наверху слышались мерные шаги часового. Нас охраняли. Ночь прошла в полудрёме. Забывшись на короткое время, мы вздрагивали от приступов ужаса. В сознании вспыхивали картины минувшего дня.
Утром явились те же офицеры с переводчиком. Они были верхом на конях. Их сопровождали два пеших солдата с винтовками. Нас выгнали из землянки на свет божий, и переводчик сказал, что мы будем расстреляны. Подгоняемые своими палачами, мы шли по селу. Из дворов иногда выглядывали испуганные лица односельчан, но рассчитывать на их помощь было бессмысленно. Всю дорогу я крепко держалась за юбку бабушки. Говорить нам не разрешалось. Шли молча. Вчерашнего ужаса я не ощущала, наступило какое-то отупение и безразличие. Хотелось только, чтобы всё это скорее чем-то кончилось. Повторяю, что глубокого понимания смерти как необратимого процесса, у меня тогда ещё не было. Бабушка была настолько измучена и обессилена физически и психически, что, низко опустив голову и еле передвигая ноги, двигалась к своей могиле совершенно бессознательно, как во сне.
Вышли на околицу, где нашими сельчанами в первые дни войны был вырыт глубокий противотанковый ров. Остановились. Переводчик, поговорив о чём-то с офицерами, приказал нам подойти к самому краю ямы и встать лицом к ней. Шёл затяжной осенний дождь, глина, выброшенная из ямы, раскисла, и я своими босыми ногами по щиколотку сразу утонула в ней. Она засасывала ноги, и стоять неподвижно было очень трудно. Но двигаться не разрешали солдаты. Сквозь шум дождя было слышно, что за спиной о чём-то спорят наши мучители. Через некоторое время послышался топот конских копыт: один из верховых куда-то ускакал. Не знаю, как долго мы так стояли на краю своей могилы. Всё было туманно, сознание работало нечётко. Ни бабушка, ни я не кричали, ни плакали, ни молили о пощаде. Измученные, мы молча ждали своей участи. Я-то была мала и многого тогда ещё не понимала. Для бабушки же это была страшная пытка! Вы только представьте себе: что значит стоять на краю могилы и в любую минуту ждать выстрела в спину?! И ведь это состояние длилось, видимо, не один час! Как она в тот день не сошла с ума, я до сих пор просто не понимаю! Я видела только её профиль, видела, как дождь размочил её подсохшие раны на голове и из них по её лицу, шее, обнажённой руке  текли розовые ручейки. Несколько раз она падала, но солдаты в чёрных мокрых плащ-накидках подходили и пинками поднимали на ноги. "Партизан! Партизан!" – повторяли они с ненавистью знакомое слово. Вероятно, изверги никак не могли решить: что же с нами делать? То ли оставить заложниками в качестве приманки для партизан деда, устроить засаду и ждать, когда они придут нас выручать, чтобы уничтожить отряд? Но тогда будет бой и ещё неизвестно, кто его выиграет? То ли от греха подальше, просто нас расстрелять и убраться под защиту своего гарнизона на станцию Сузёмка?
День уже клонился к вечеру, когда прискакал всадник и нас под конвоем повели обратно через всё село на наше подворье и затолкали в землянку. Опять мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, дрожа от сырости, холода, страха, нервного перенапря-жения и физического переутомления, периодически впадая в беспамятство. А над нашими головами были слышны шаги часового. Я пребывала в какой-то коме: сознание то покидало меня, то возвращалось вновь. Боли от своих ссадин и синяков я уже не чувствовала. Бабушка тоже часто проваливалась в небытие и тогда её тело переставало дрожать и обмякало. Мне становилось страшно, что она умерла, и я изо всех сил трясла её, приводя в сознание.
Неожиданно среди ночи в районе школы раздались взрывы, и послышалась стрельба. Бой был недолгим. Партизаны, пользуясь темнотой и осенним ненастьем, близко подкрались к зданию школы, где расположились мадьяры, бесшумно сняли часовых и забросали здание гранатами. Пленных не брали. Часовые, охранявшие нас, с началом боя убежали. Я ясно слышала топот их ног. Дверь землянки открылась, на пороге стоял мой дед. Он, не скрывая слёз, плакал. Мы с бабушкой были настолько измучены, что и плакать были не в силах. Нас погрузили в телегу, укрыли сеном и брезентом и увезли на партизанскую базу. Зиму 1942–1943 годов мы прожили с партизанами. В лесу было холодно и голодно. С большой земли доставляли в основном оружие и боеприпасы, а пропитание партизаны добывали чаще всего самостоятельно: отбирали у оккупантов, а нередко и у своих сельчан, которым и самим-то жилось не сладко.
В 1943 году наши войска повели активное наступление, и к осени из Москвы приехала моя мама. Как же она обрадовалась, найдя нас живыми!
После войны дед и бабушка прожили недолго. Совсем не старыми они один за другим ушли из жизни. Сказалось военное лихолетье.
Анна Алексеевна замолчала. Под впечатлением услышанного, долго молчали и окружившие её немолодые женщины – живые участницы тех далёких героических событий. Наконец, в тишине кто-то их них, тяжело вздохнув, сказал:
– Тогда, во время Великой Отечественной войны, даже силой оружия враги ни молодых, ни старых не заставили встать на колени, подчиниться, стать иудами! И мы – русские, единые духом, победили фактически всю Европу! Не пора ли нынешней молодёжи вспомнить о былой вековой гордости и независимости своих русских предков?!



 
В  ДЕНЬ  РОЖДЕНИЯ

Интересно бы знать, что подумали обо мне вот эти молодые люди, проходя мимо, внимательно взглянувшие на меня? Должно быть, что-то тронуло их в моём нынешнем облике: совершенно седой одинокий, неподвижно сидящий, уставившийся в одну точку старик. Возможно, я им напомнил древнюю аллегорию Зимы из серии: Весна, Лето, Осень, Зима! Может быть, мой вид вызвал у них неприятное напоминание о том, что всё в этом мире проходит, всё имеет своё начало и конец, и это расстроило их и испортило им радость сегодняшнего солнечного весеннего дня!? А возможно, мой вид произвёл на них такое же впечатление, как на меня когда-то давным-давно образ состарившегося Следопыта – героя романов Ф. Купера. Кажется, это в романе "В прериях" он предстаёт перед читателем глубоким, морщинистым и немощным стариком, сидящим рядом такой же старой, облезлой и беззубой собакой; и только длинный карабин в его руках позволяет узнать в нём некогда молодого, сильного, бесстрашного, справедливого друга и защитника американских индейцев. Ведь надо же, как запомнился мне этот образ, хотя Ф. Купера я не перечитывал с самого детства!
Увы, у меня нет длинного карабина, и ничто не напоминает людям о моей, конечно, не такой впечатляющей, но всё же довольно значимой, по крайней мере, для меня молодости! В те далёкие детские годы я и не думал, что в дряхлом стариковском теле сохраняется почти неизменной душа молодого человека, что она, возможно, и вообще не стареет! И уже из этого вполне допустима гипотеза о её бессмертии! Как выяснилось, наоборот, с годами душа, как вместилище мудрости, даже расширяется, богатеет, рас¬тёт! Ведь недаром говорят именно о зрелом человеке, а не о ребёнке: "Человек большой души!". Безусловно, что-то закладывается в наши души Богом, но всем остальным: нравственными понятиями, чувствами, мыслями, знаниями, мировоззрением мы сами наполняем её в течение всей нашей жизни! Наверное, когда-то это вместилище переполняется и от того у стариков возникает естественное желание выговориться, поделиться содержимым своей души с молодыми. Часто в наше время это совершенно незаслуженно осмеивается и называется стариковской болтливостью! А вот древние мудрые предки наши не только не осмеивали старческое "чудачество", но даже сформулировали заповедь: "Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и долголетен будеши на Земле!". Они-то хорошо понимали, что мир сложен и многообразен, а жизнь человеческая коротка, и потому необходимо использовать весь опыт предшествующих поколений! К сожалению, в наше порочное время люди забыли об этом: рушатся семейные, родственные и национальные связи, разрывается связь поколений. Молодёжь больше надеется на технику, компьютеры, Интернет! Не понимает, что живое общение с мудрыми стариками куда продуктивнее! И не даром сказал поэт:

"Пусть молодость крылата и задорна,
Пусть зрелости под силу все дела,
Но мудрых мыслей золотые зёрна
Судьба в награду старости дала!".

Будущая же мудрость, духовный фундамент в человеке закладывается в детстве, в семье – в этой школе нравственности!
– Что-то меня сегодня  потянуло на размышления о душе! Не-ужели наступила пора? – с горечью подумал Иван Петрович Сумной. – Судя по всему, да! Ведь сегодня мне исполнилось семьдесят! И я пришёл сюда, во двор, где прошло моё детство, чтобы вспомнить прожитые годы, в частности, и то благодатное время, когда всё ещё было впереди, а о подведении итогов, о душе и мыслей не было!
Помнится, впервые эта мысль у меня появилась под влиянием модного тогда Ремарка в день моего тридцатилетия. Тот день был далеко не праздничным. На рассвете с очередным инфарктом увезли в госпиталь моего отца, мама уехала с ним. Жена, отведя в детский сад сына, отправилась на работу, а я, по случаю своего дня рождения взяв на службе отгул, сидел в одиночестве на кухне напротив начатой бутылки вина, курил и размышлял о прошедших годах жизни. С того дня прошло сорок лет. И вот я снова сижу один, но не в далёком Казахстане, а здесь – во дворе моего детства – и подвожу уже не промежуточные, а, наверное, окон¬ча¬тельные итоги! В оставшиеся годы, если таковые и будут, мало что изменится принципиально!
Поэтому давай-ка, друг мой, в этот юбилейный день ещё раз перелистаем последовательно страницы прожитой жизни, останавливаясь более подробно на наиболее значимых, поворотных вехах и прокомментируем их, по возможности, исключив ложь и лицемерие, откровенно, как перед Богом на Страшном суде! Хочется объективно посмотреть на процесс наполнения своей души, на свои душевные сдвиги, на себя глазами постороннего человека!
Ему представился длинный и извилистый жизненный путь и на нём бесконечная цепочка плохих и хороших людей, с которыми сводила судьба. Значительная часть из них уже остановилась, найдя свой вечный приют. 
В последнее время Иван Петрович привык рассуждать с самим собой, смотреть на себя и оценивать как бы со стороны. Близких друзей, которые приобретаются в годы молодости и остаются обычно на всю жизнь, которым можно смело открывать все тайники  души и не ожидать подлости, у него уже не осталось. Новых же – в старости находят редко: слишком высокой становится наша требовательность к людям. Вот и сегодня он вёл привычный внутренний диалог и в этом способе общения видел даже кое-какие достоинства. Ну, например, самому себе нет никакого смыс¬ла лгать! А потому оценки лиц и событий становятся более объективными и достоверными.
Начнём, пожалуй, с того момента, когда ты поселился в этом доме, с отрочества, с более или менее осознанного "Я" – сказал он мысленно самому себе.
Итак, осень 1947 года. Ну, ну, вспоминай, старина, хотя и давненько это было!
К моменту твоего вселения сюда была восстановлена разрушенная во время Великой Отечественной войны левая половина вот этого самого дома. Дворовое мальчишеское общество уже сложилось. Мы, новенькие, должны были вписаться в него, одновременно устанавливая свой социальный статус. При этом, конечно, были потасовки. Новосёлы объединились против старожилов. Большим забиякой я не был, однако, постоять за себя научился ещё в эвакуации на Урале. Несмотря на то, что нам было по 12–15 лет, мы – дети войны – были очень воинственны! Тогда же я познал первое предательство товарища. Он убежал, бросив меня одного во время битвы с несколькими сверстниками. Я защищался, как мог, но после удара трубой потерял сознание и был доставлен в поликлинику случайными прохожими.
Необходимость взаимной поддержки объединила новосёлов, и мы подружились. Особенно сблизился я с братьями Гармачами. Они были погодками, но учились в одном со мной классе. В нашем доме, где жили исключительно семьи заводских рабочих, их родители составляли исключение. Они имели высшее образование, занимали важные должности и обладали персональной квартирой, что было в то время большой редкостью! В их семье было трое детей и бабушка. Именно она сыграла большую роль во всей моей дальнейшей судьбе.
Всё началось с того, что однажды, зайдя к приятелям, я увидел её сидящей рядом с радиоприёмником и слушающей незнакомую речь. Меня это поразило: я увидел первого человека, который отлично понимает не только мой родной язык! Оказалось, что эта женщина знает все европейские языки! Да и вообще, она – бывшая княгиня! Человек из сказки, из далёкого исторического прошлого! Я был поражён этой встречей. Позже я не раз вместе с её внуками слушал её необыкновенные рассказы о Чёрном и Средиземном морях, о Крыме и Кавказе, о Риме и Париже, о Берлине и Лондоне, о необыкновенных красотах этих мест и о людях, там живущих. Людмила Владимировна видела и знала так много и так интересно рассказывала об этом, что скоро стала моим кумиром. Я слушал её, затаив дыхание, боясь пропустить хотя бы одно слово! Это был самый интересный человек изо всех, кого я знал ранее.
Очень умело и совсем не назойливо она воспитывала своих внуков, а заодно и меня, в аристократической системе ценностей. Людмила Владимировна где-то добывала редкие в те послевоенные годы романы В. Скотта, М. Рида, А. Дюма, Ф. Купера, Дж. Лондона, Ж. Верна, читала их вслух, а заинтересовав слушателей, предлагала им продолжить чтение самостоятельно. Так я стал постоянным посетителем библиотек и читальных залов (многие из дефицитных книг на руки не выдавались!). По счастливой случайности чужой дворовый мальчишка из не слишком образованной рабочей семьи стал объектом её воспитания. Я бесконечно благодарен за это судьбе и Людмиле Владимировне! Случилось так, что именно я оказался самым прилежным её воспитанником! Хорошо подобранная литература и моя любознательность дали мне возможность в раннем детстве наполнить душу высокими моральными ценностями: гуманным христианским пониманием добра и зла, справедливости и несправедливости, чести и подлости, воинской доблести, любви к ближнему, сопереживанием униженным и оскорблённым! На всю жизнь духовные ценности стали для меня предпочтительнее материальных!
О роли хорошей книги в первоначальном наполнении души человека прекрасно сказал В. Высоцкий в своей балладе о борьбе:

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложив, наблюдал свысока
И в борьбу не вступал с подлецом, палачом,
Значит, в жизни ты был ни при чём, ни при чём!
Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почём,
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Сегодня, по прошествии шестидесяти лет, я с гордостью могу без всякого бахвальства сказать, что благодаря своей случайной воспитательнице в детстве читал именно нужные книги и  любовь к книге сохранил на всю жизнь!
Другим ценным подарком Людмилы Владимировны было про-буждение во мне чувства собственного достоинства и здорового самолюбия. Она, естественно, не считала меня равным по социальному статусу членам своей семьи. Порой это её отношение  прорывалось наружу и больно ранило меня, будило самолюбие, заставляло больше работать над собой и таким образом расти духовно. Через много лет, уже окончив военное училище, прослужив несколько лет в части, а затем продолжив обучение в военной академии, при встрече с ней я вроде бы мимоходом, невзначай, но внутренне очень гордясь собой, сказал, что уже имею диплом переводчика, а далее собираюсь посвятить себя научной работе. И выполнил данное ей тогда обещание.
В те же далёкие детские годы мой отец – страстный охотник и рыболов – приобщил меня и моих школьных друзей к природе, научил понимать и любить её, по-доброму относиться к ней. Открыл для нас ещё одну важную сторону человеческого бытия, тем самым обогатив наши души, наполнив их высоким чувством любви к братьям нашим меньшим, к родным лесам и полям, рекам и озёрам – в целом к русской земле, нашей Родине! Этот зародившийся тогда патриотизм я также пронёс через всю жизнь!
Та первая веха на жизненном пути достойна столь пристального внимания. Ведь именно в детстве и отрочестве закладывается духовный фундамент морали, мировоззрения, всех жизненных интересов человека. Мой фундамент оказался надёжным, система ценностей практически не изменилась с годами!
Вон то окно на четвёртом этаже – окно кухни нашей коммунальной квартиры, где прошли последние пять лет моей школьной жизни и окончилось детство, да, собственно, и юность! Из него я смотрел во двор майскими белыми ночами, готовясь к экзаменам на аттестат зрелости, а внизу – вон под теми кустами сирени, на скамейке – обнимались с девушками курсанты-моряки: красавцы в широченных, растянутых на фанерных клиньях чёрных клёшах, с травлеными в хлорке почти до полной белизны гюйсами на синих форменках, с палашами на боку, в кокетливых мичманках. Я завидовал им и в те минуты очень хотел стать таким же. Девчонки в их объятиях просто млели от счастья! Ещё бы: морской офицер в те годы был голубой мечтой каждой из них! Однако судьба распорядилась иначе – через три месяца я стал курсантом-артил¬ле¬ристом.
Три года военного училища! Как же они памятны! И всего-то три года. Сколько таких трёхлеток было потом?! И далеко не о каждой из них можно  вообще что-либо вспомнить! Училищный период жизни – это была Веха! Она круто повернула жизнь, поставила её на военные рельсы. Одновременно произошёл переход от школьного детства, минуя юность, сразу во взрослую жизнь! Тогдашние семнадцатилетние были зрелыми людьми! Прошло бо¬лее двадцати лет, как я уволился из армии, снял погоны, но в душе я по-прежнему остаюсь офицером и даже сны мне большей частью снятся на военные темы. Сослуживцев по армии я и сейчас помню лучше, чем людей, с которыми сводила судьба в последующие годы! Мои училищные наставники, большинство из которых имело за плечами Великую Отечественную войну, но не имело высшего образования, обучили меня главной профессии каждого гражданина – профессии защитника Родины! "Много важнее глубокого знания твоей будущей технической специальности должно быть умение организовать боевые действия в обороне или в наступлении вверенного тебе, как офицеру, воинского подразделения или части!" – не раз слышал я в течение всех трёх лет. Боевые командиры – они воспитали во мне высокое чувство ответственности за порученное дело и гордости за принадлежность к советскому офицерству – сословию, предназначенному и всегда готовому к самопожертвованию во имя Родины – Союза Советских Социалистических Республик! Это были годы гражданского созревания. По их прошествии нам – двадцатилетним юнцам – без всякого опасения можно было доверить  (и доверялись) важные и ответственные дела! Инфантилизм, как общественное явление, появился позже, к большому сожалению, в среде наших детей.
Внутренний монолог прервался, мысли Ивана Петровича скольз¬нули в сторону. Ему вспомнились: торжественный выпуск из училища, последние наставления начальника, прибытие в зенитно-ра¬кетный полк, освоение новой техники, гордость за досрочный допуск к самостоятельному боевому дежурству. Затем были боевые стрельбы по реальной цели (истребителю МИГ-15) на полигоне и сбитый исключительно благодаря его знанию техники и находчивости самолёт-мишень; чувство глубокой удовлетворённости хорошо проделанной работой и заслуженная благодарность командования. В сознании замелькали картины быта военного городка, окружённого стеной леса; общежитие, лица друзей-лейтенантов, запойное чтение художественной литературы в свободное от служ¬бы время и неуёмное, постоянно его преследующее, желание учиться: жажда глубже постичь сложную картину мира и самую передовую по тем временам науку и технику управления. Вспомнились его ежегодные (подаваемые в течение четырёх лет) рапорта по команде с просьбой о направлении на обучение в академию; неприятные объяснения с начальством, связанные с необоснованными отказами (даже готовность бросить военную службу ради удовлетворения потребности в знаниях) и, наконец, долгожданная отборочная комиссия. Он даже вздрогнул, встрепенулся от остроты переживаемого вновь, как тогда ощущения предельной удовлетворённости, счастья от встречи с очередным важным поворотным пунктом в своей судьбе.
Ему ясно представилось, как он стройный, молодой, взволнованный, в сильно поношенном кителе со стоячим воротником, красными кантами по швам и серебряными погонами старшего техника-лейтенанта, с овальным значком об окончании среднего нормального военного училища на груди стоит перед грозной комиссией – десятком полковников – преподавателей разных академий во главе с генералом. Они сидят за длинным столом, за их спинами – большое зеркало, в котором отражается его такая жалкая и незначительная на их фоне мальчишеская фигурка. Чуть в стороне, за отдельным столом, сидит ещё один полковник – начальник Управления кадрами армии, он скороговоркой, поспешно читает его ещё совсем тоненькое личное дело и, не раздумывая, сразу делает вывод: поступление в академию товарища Сумного из-за недостатка служебного опыта целесообразно отложить! Но в нём, Иване Петровиче, вдруг происходит какой-то неожиданный, даже для него самого, взрыв эмоций, воля его напрягается и он тихо, но твёрдо и решительно возражает:
– Простите, товарищ полковник, но я прослужил уже четыре года вместо положенных по приказу министра обороны двух, положительно аттестован командованием полка, являюсь специалистом первого класса и имею полное право учиться в академии!
Головы членов комиссии поднимаются и десять пар глаз с удивлением смотрят на строптивого лейтенанта. Мои предшественники не осмеливались перечить столь высокому начальству.
Начинается нешуточный с пристрастием перекрёстный опрос упрямца по школьной программе. Он бойко отвечает, так как давно и старательно готовился к этому. Кое-что из того импровизированного экзамена, решившего его судьбу, он помнит и сегодня:
; Скажите, лейтенант, чему равен arcsin 30 градусов? – спрашивает какой-то экзаменатор.
; Товарищ полковник, Вы неправильно сформулировали вопрос!
; А как следовало бы?
; Нужно спросить: чему равен arcsin ;? Ответ: 30 градусов.
На лицах экзаменаторов появляются довольные улыбки. Всё время опроса молчавший генерал вдруг спрашивает:
; А какой иностранный язык Вы изучали?
; Немецкий, товарищ генерал!
; Переводите!
И произносит несколько фраз на немецком языке из биографии В. И. Ленина. Мой перевод его удовлетворяет. 
– Я считаю, – говорит не терпящим возражений властным голосом генерал, что именно такие: настойчивые, знающие и любознательные офицеры и нужны Советской Армии. Поздравляю Вас, товарищ старший лейтенант! Вы зачисляетесь кандидатом для поступления в Радиотехническую академию! Желаю Вам отличной учёбы и хорошей карьеры в дальнейшем!
Как на крыльях вылетел молодой офицер из помещения, где заседала комиссия. Того ощущения счастья он не забыл и сегодня.
– Фу ты, – думает Иван Петрович, – даже сердце зачастило. Наверное, и давление повысилось?! Нужно успокоиться. А то ещё сердечный приступ получишь в день рождения! Этого ещё не хватало!
Некоторое время он сидит совершенно бездумно, шаря глазами по окнам с детства знакомого дома. Подходят и садятся рядом двое мужчин.
; Вы давно здесь живёте? – спрашивает Иван Петрович.
; А тебе, зачем это знать, дед?
; Видите ли, в этом дворе прошло моё детство!
; Мы тебе в сыновья годимся и живём недавно, а старожилы, которые тебя, наверное, интересуют, давно вымерли или переехали. Вряд ли здесь кого-либо найдёшь из своих сверстников! – говорит один из мужчин, оценивающе глядя на него.
; Ну что же, я и не особенно ожидал встретить здесь кого-либо из своего детства. Да при встрече, наверное, мы и не узнаем друг друга! – думает Иван Петрович.
Короткий разговор на какое-то время отвлёк его. Но вот мысли снова закружились, завертелись, заклубились пчелиным роем. Иногда они вырывались на волю, потом снова скрывались в плотном клубке. В сознании возникали и исчезали лица, видения, обрывки разговоров тех далёких времён.
"Стоп! – сказал он себе. – Ты, кажется, совершенно разучился быть последовательным. Ведь мы с тобой договорились держаться определённой канвы: основных, ключевых, поворотных вех на твоём жизненном пути, пропуская всё незначительное! Это сейчас тебе легко отличить значительное от незначительного, а тогда?" – возразил его внутренний голос. Давай всё же вернёмся к весне 1961 года. Нет – к декабрю 1960-го. Здесь тоже стоит очень важная веха: твоя женитьба на нежной, любящей и заботливой девушке, с которой ты живёшь уже пятый десяток лет! Это событие способствовало наполнению твоей души глубоким пониманием ответственности за дальнейшую судьбу этой девушки и ваших детей, чувством любви, нежности, заботы о будущем потомстве, а главное всё же – ответственности за семью! Были и очень трудные в бытовом смысле времена. Особенно четырёхлетнее скитание "по углам" во время обучения в академии. Одни восемь переездов с квартиры на квартиру чего стоят! А жизнь втроём на мизерное жалование старшего лейтенанта, из которого треть приходилось отдавать за жильё? Многое преодолел твой семейный корабль: встречались и бури, и штормы, и временные затишья, и полные штили. Важно, что он удержался на плаву и благополучно везёт тебя к последней пристани, хорошая семья – это тыл, без которого невозможны успешные наступательные действия. И по справедливости все твои жизненные успехи должны быть поровну поделены с твоей женой!
Кажется, Аристотель первым препарировал человеческую душу, разделив её на части, где сосредоточены мысли, чувства и ещё что-то, не помню что именно. Создание семьи, безусловно, способствовало наполнению чувственной части твоей души. В послед¬нее же время наблюдается даже её переполнение: ты становишься всё более сентиментальным!
Вот теперь, дорогой юбиляр, можно перейти и к следующему этапу – 1961–1966 годам.
Успешно выдержанные экзамены в академию, знакомство с новыми интересными людьми и прекрасным древним южным русским городом, а главное – увлечённая учёба, постижение не только естественно-научных, инженерных, но и гуманитарных, фи-лософских тайн мира. Окончательное формирование твоей личности, твоей системы ценностей: гуманной, духовной, альтруистической, патриотической! "Раньше думай о Родине, а потом о себе!" – эти слова популярной тогда песни стали навсегда твоим жизненным лозунгом! Слава Богу, ты не изменил ему и сегодня, во времена смуты и всеобщей разрухи в умах твоего народа! А твоя именно в те годы возникшая любовь к прикладной математике, поклонение ей, вера в её всемогущество – разве они не повлияли на твою дальнейшую жизнь!? И можно ли забыть о рождении в тебе в те годы уверенности во всемогуществе человеческого разума и гордости тем, что ты сам являешься его, хоть и малой, но частицей.
Конечно, годы учёбы омрачались неудобствами и неустроенностью быта, трудностями, связанными с рождением сына, скудностью денежного содержания и в связи с этим твоей откровенной бедностью, отсутствием возможности пользоваться плодами современной городской цивилизации. Всё это было! Но тогда оно не представлялось таким уж важным, ибо главное было впереди. Добросовестное служение Отечеству в будущем гарантировало духовно богатую, достойную жизнь и надёжный материальный достаток! Ведь уровень материального благополучия человека определялся тогда его заслугами перед обществом. Что может быть справедливее этого?
А как не вспомнить твой рост самооценки – чувства собственного достоинства по мере овладения знаниями!? Помнишь конфликт с твоим тогдашним начальником? Он выговаривал тебе за какую-то мелкую провинность и при этом задел твоё самолюбие:
; Может быть Вы, окончив академию, собираетесь стать профессором? – сказал он тогда. А ты дерзко, глядя ему в глаза, ответил:
; Не только профессором, берите выше! И ведь не обманул. Хотя, конечно, тогда никак не мог предвидеть своей дальнейшей судьбы и сказал так от обиды на несправедливое обвинение, просто – чтобы надерзить. Характер у тебя, старина, всегда был "не сахар"! Но твёрдая вера в свои возможности, трудолюбие, знания и упорство в их достижении во многих случаях выручали тебя в конфликтных ситуациях, связанных с твоей строптивостью.
Тот разговор и твою дерзость начальник не забыл и в отместку, несмотря на твою отличную учёбу, по окончании академии направил служить "в места, не столь отдалённые!". За что, впрочем, ты благодарен ему по сей день. Волею судьбы ты оказался на самом переднем крае советской науки, где получил прекрасную возможность для самосовершенствования и самоутверждения. По¬стоянное общение с научной элитой позволило тебе в кратчайшие сроки стать соискателем, защитить диссертацию и одновременно вырасти по службе от рядового инженера до начальника большого и пер¬спективного научно-исследовательского отдела.
Десять лет, проведенные в закрытом военном городке, спрятанном от потенциального противника в пустыне Бет-Пак-Дала, стали самым ярким и насыщенным периодом твоей жизни. Ну, а отдалённость от центров цивилизации тебя никогда не пугала. Ведь можно жить полнокровной жизнью на малонаселённом острове и прозябать в мещанстве, мучаться от одиночества в Москве и Ленинграде. Главным для тебя всегда была возможность самосовершенствования и интересные люди вокруг! А в том отдалённом и уединённом городке всё это было. Была возможность близкого ознакомления с жизнью элитной научной среды – военной и гражданской. Были встречи и философские беседы с крупными учёными не только на научные темы, но и о достоинствах и недостатках нашего общественного строя. Недостатки были очевидны, однако существовала уверенность в безусловном со временем их преодолении, прежде всего, методами духовного совершенствования наших советских людей. Не было, конечно, секретом, что  специалисты, подобные нам, решающие аналогичные задачи по созданию современного оружия, скажем, в США оцениваются в денежном исчислении значительно выше нас, но в своей среде ты не слышал недовольства по этому поводу. Вы увлечённо решали сложнейшие научно-технические задачи и гордились тем, что делаете это часто лучше их. Сам процесс творческого поиска, достигнутые победы считались достойной наградой за самоотверженный труд. Материальный достаток был, жизненно важные потребности удовлетворялись – государство заботилось об этом, а большего никто и не жаждал. Совершенно справедливо тысячу лет назад сказал Омар Хайям:

Трудись, чтоб без еды не пропадать.
А остальным и даром обладать остерегись!
Ведь ты за остальное
Рискуешь жизнь бесценную продать!

Как не вспомнить относящуюся к тем временам радость обще¬ния с природой на охотах, рыбалках и в путешествиях по родной стране!? Тогда ты познал прелесть гор Тянь-Шаня и Памира, долин Киргизии, Узбекистана и Таджикистана, бескрайних степей и полупустынь Казахстана! Разве это не обогатило тебя, твою жизнь? Не сделало её более содержательной, духовной и красивой!? Чего стоят одни охоты в Прибалхашье!? Разнообразие и обилие дичи, своеобразная красота камышовых дебрей и тугаев устья реки Или. Где ещё можно увидеть подобное? Яркие картины этих воспоминаний и сегодня так волнуют твою душу! Незабываемое, лучшее десятилетие… А что же было далее?
От длительного нахождения в одной позе спина его затекла. Напомнил о себе давний радикулит. Он встал  и, чтобы размяться, пошёл прогуляться по двору. На скамейках, у входов в подъезды, сидели бабушки с внучатами, в основном моложе его. Окна окружающих двор домов, не моргая, смотрели на него своими огромными глазницами, как бы удивляясь его внезапному появлению здесь через столько лет. Наверное, они помнили его мальчишкой. Вот по этой самой кольцевой дворовой дорожке когда-то каталась на велосипеде белокурая девочка с цветком в пышных волосах. Он с восхищением часто смотрел на неё из окна своей кухни, мечтая познакомиться. Но этого так и не произошло: он поступил в военное училище, и она исчезла из его жизни навсегда, но в памяти осталась ярким цветком юности. Удивительная вещь – наша память! Порой она обнажает самые незначительные события и прочно скрывает важные! В целом двор мало изменился. Вот стоит даже та самая берёза, на которую шестьдесят лет назад он повесил клетку-хлопушку для ловли синиц, а сын дворника Вовута снял её, из-за чего и произошла первая в этом дворе мальчишеская драка. Где сейчас этот Вовута? Как сложилась его жизнь?
Вон за тем слуховым окном на чердаке дома была устроена его голубятня, а вот из-за трубы на крыше появился и он сам – тринадцатилетний мальчишка с пугалом-махалом в руке. Размахивая им и одновременно издавая разбойничий свист, он не позволяет голубям садиться. Они должны часами летать кругами над голубятней, с каждым кругом поднимаясь всё выше и выше, постепенно превращаясь в точки в высоком и таком чистом сегодня  голубом небе, а турманы с этой огромной высоты должны падать, кувыркаясь через хвост, почти до самой земли. Какой неописуемый восторг вызывала тогда в нём эта картина!? Кто из нынешних мальчишек понимает что-либо в голубях? То время, увы, ушло безвозвратно!
Да, не был он ангелом, этот росший с раннего детства самостоятельно мальчишка военных и послевоенных лет! Сколько раз из-за его проделок и жалоб учителей и соседей причитала мама: "Вот увидишь: обязательно отольются волку коровьи слёзы!". И отец не единожды поучал ремнём! Всё это было и прошло, но почему-то сейчас вспоминается с такой теплотой!
Иван Петрович обошёл круг, вернулся к своей скамейке, сел и вновь упрекнул себя за излишние отвлечения. Дорога его жизни никак не хотела становиться прямой, проходящей через наиболее важные вехи. Она извивалась змеёй, часто уводя его далеко в сторону. Время было обеденное, солнце стояло в зените, а он ещё не просмотрел важнейшие страницы жизни, постоянно отклоняясь от намеченной линии, непозволительно долго плавая по волнам лирики.
Какова же была следующая веха? Да, это был 1975 год! Его пригласили читать лекции в Военную командную академию. Было ему тогда тридцать семь лет, но он уже многое пережил, увидел и узнал. Было чем поделиться с будущими генералами. Он согласился начать на новом поприще с первой страницы. И опять был тяжёлый труд. Он не мог позволить себе не соответствовать своему служебному положению, учёному званию – быть посредст¬венностью! Он всегда был самолюбив и честолюбив. Эти качества личности он считал хорошим стимулом для самосовершенствова¬ния, важно только, чтобы они  не переросли в тщеславие.   
Его полностью захватили: масштабность задач, решаемых ака¬демией; стремление скорее влиться в новый коллектив, набраться преподавательского опыта и знаний. Он не жалел времени и сил для овладения новой профессией и это было замечено: через три года он был аттестован на должность начальника кафедры. Он вплотную занялся докторской работой, применив в ней свои знания математики для решения педагогических задач. Работа получила одобрение корифеев педагогики. Судьба могла бы быть иной, если бы он не переоценил свои физические возможности. На сорок первом году жизни конь его карьеры неожиданно резко споткнулся, и он на полном скаку, вылетев из седла, со всего маха грохнулся на землю. Заболевание было очень серьёзным. Только через год, окончательно придя в себя и достаточно поразмыслив, он решил, что лучше всё же быть живым полковником, чем мёртвым генералом, и отказался от реализации честолюбивых замыслов. Пришлось пересмотреть систему жизненных ценностей и изменить образ жизни. Тогда, гуляя по парку в период реабилитации, он впервые осознал, что жизнь – это действительно только миг между прошлым и будущим и ценнее её ничего не существует, но и посвящать всё отпущенное тебе время только заботам о её продлении тоже не разумно. Что болезнь – это тоже жизнь, только в условиях строгих ограничений. Он становился философом! Ускоренными темпами он прошёл путь от узкого специалиста, через дженералиста-системника к философским обобщениям всего познанного. Ему крупно повезло, что Бог или природа позволили пройти весь этот путь. Может быть, он обманул их и прожил дольше, чем они предполагали?! Или он слишком быстро продвигался по своему жизненному пути? Кто знает?! Сегодня он уверен, что далеко не каждому человеку выпадает счастье пройти все три этапа. Кто-то не достигает и первого, кто-то задерживается на первом или втором. Его личный опыт показывает, что до философского осмысления жизни добираются совсем не многие: не более одного процента! Правда, с точки зрения обывателя, ещё неизвестно, кому повезло? В неведении легче жить: сон крепче, сердце и мозг меньше разрушаются, больше вероятности прожить длинную жизнь! Но настоящая, стоящая ли это жизнь? Помнишь пушкинский вопрос: "Что лучше: жить триста лет, питаясь падалью или тридцать – живой кровью?". Конечно, каждый решает его по-своему. Для себя он его давно решил, выбрав второй вариант.
Как преподаватель командной академии, он имел возможность близко познакомиться с советской военной элитой – генералитетом и это не принесло ему радости. Он увидел его скромные мыслительные способности, общую образованность и культуру, безграничное угодничество перед вышестоящими и непомерную спесь по отношению к стоящим ниже на служебной лестнице, безынициативность и безмерную жажду материальных благ. Эти люди, поднявшись до генеральских должностей и званий, чаще всего только благодаря своей исполнительности, услужливости и умению приспособиться к обстановке стремились поскорее отгородиться стеной своих высоких званий и должностей от того народа, из которого сами недавно вышли. Тогда у него зародилось сомнение: всё ли хорошо в государстве? Ведь армия – это только некая часть целого, и военное чиновничество, в принципе, ничем не отличается от гражданского! Но в те годы он считал, что каждый должен только добросовестно исполнять свои обязанности, то есть был пло¬хим гражданином! Забыл мудрые слова Н. А. Некрасова о том, что:

…Гражданин –
Отечества достойный сын!
Он, как свои, на теле носит
Все раны Родины своей!
……………………………
И жалок гражданин безгласный!

К великому сожалению, не он один не понимал тогда своих гражданских обязанностей. Ещё более обидно, что большинство людей не понимают их сейчас! Именно из-за равнодушия русских людей случились все сегодняшние беды Отечества!
Прослужив более тридцати лет, он уволился из армии по болезни на пенсию. Он гордится тем, что имеет звание полковника Советской, достойной уважения, лучшей армии вчерашнего мира. К нынешней, российской – он не имеет никакого отношения! За неё ему стыдно и обидно до слёз! Она деморализована, разоружена и практически как боевая структура не существует! Российский офицер утратил высокий статус защитника Отечества, раздавлен морально и материально, лишён всякого стимула к службе и превращён из гордости народа в услужливого лакея нуворишей. Среди молодёжи (не без помощи СМИ) укрепилось мнение, что служить в армию идут одни идиоты. Она находит тысячи причин, чтобы избежать выполнения воинского долга, частные юридические фирмы помогают ей, а государство не имеет ни сил, ни желания бороться с этим злом! Защищать русскую землю, могилы предков сегодня некому! Он плачет, когда думает об этом, а его душа обливается кровью!
После увольнения из армии он поступил на работу в научно-исследовательский институт. Его научные знания пригодились  народному хозяйству. Теперь он с увлечением занимался математическим моделированием биологических и производственных процессов. Быстро освоился в новой среде, нашёл своё место, был по достоинству оценен и стал членом научного и методического советов института. Он даже успел выпустить две научно-по¬пу¬ляр¬ные книги. Но время коренных перемен в государстве неудержимо наступало.
С приходом к власти болтливого, неумного и безнравственного Горбачёва, а точнее, с момента объявления им политики гласности и плюрализма мнений, он почувствовал, что это не очередная партийно-номенклатурная кампания, а что-то более серьёзное. И не ошибся. Демократические нововведения с выборами администрации, хозрасчётом (даже в науке), вначале невнятно произнесённым в Кремле лозунгом "Обогащайся, кто может!" – быстро привели к краху не только его НИИ, но и всего народного хозяйства. Корабль социализма, ведомый врагами его пассажиров, на глазах терпел крушение, и он, Иван Петрович Сумной, оказался под его обломками. Не желая участвовать в этой вакханалии, он уволился с работы, которой в сущности уже не было. Ему не были по душе ни роль господина-хозяина, ни роль лакея-слуги. Он предпочёл свободу. Появилось неограниченное время для размышлений над происходящим в стране.
Читая массу порочащих прошлое материалов, никому неизвестных, бездарных не русских авторов (схожих только в ненависти к Родине), которые мгновенно заполнили страницы газет и журналов. Слушая "разоблачения" по радио и телевидению, он понял, что процесс развала страны совсем не стихиен и не подго¬товлен всей её историей, а вполне управляем из единого, очень заинтересованного в этом центра. Там сидели люди ненавидящие и боящиеся России, всего русского и желающие её скорейшего окончательного и безвозвратного разрушения. Огромные деньги, вброшенные в страну, быстро нашли своих новых хозяев в лице той же алчной и беспринципной партноменклатуры, пожелавшей увековечить свои привилегии и никогда ни во что серьёзно не верящей – чиновников от идеологии. В данном случае их интересы совпали с интересами заокеанских глобалистов (устроителей нового мирового порядка) и их слуг в нашей стране – диссидентствующих интеллигентов-евреев. В недавнем прошлом "коммунист до мозга костей и убеждённый атеист" последний Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачёв возглавил разработку единой мировой религии и поклялся, что целью его жизни была борьба с идеей коммунизма. И у него оказалась армия единомышленников! Как только земля носит таких чудовищ и почему Бог допускает их в свой мир!? Иуда Искариот по сравнению с нынешними предателями – просто Ангел небесный! Подобные мысли и эмоции стали одолевать его, не давать покоя ни днём, ни ночью. Тогда он сказал себе: "Эмоции – плохой советчик! Нужно трезво, последовательно и тщательно обдумать происходящее, выстроить свои мысли в логическую цепь!".
Начал с самого общего: что такое власть вообще, как возможно навязывать свою волю одним человеком другому? На чем она основана? Размышляя над этим, он пришёл к мысли о фундаментальной роли системы ценностей в человеческом обществе. Затем его заинтересовала проблема элиты общества и её роли в историческом процессе и, конкретно, – роль интеллигенции в развале СССР. Наконец, извечный вопрос о смысле жизни.
Результатами своих размышлений он делился с друзьями. Многим они показались интересными. Кто-то предложил изложить их на бумаге для более широкого распространения и обсуждения. Идея воплотилась в его первой публицистической книге "Чувства и мысли". Книга вызвала интерес и одобрение людей, мнением которых он дорожил. Это стимулировало его дальнейшее серьёзное занятие литературой. Второй была книга рассказов о природе и человеке на её фоне, о том, что он знал и любил с раннего детства. Эти книги он показал близкому по духу известному профессиональному литератору и получил одобрение. Оказывается, в нём всю жизнь дремали какие-то литературные способности. Так он стал писателем. Теперь не проходило и дня, чтобы он не писал или не обдумывал своё очередное произведение. Это были рассказы, очерки, статьи. Они писались легко, по велению сердца. Его нисколько не тревожило то обстоятельство, что книги не были коммерческими и ни¬каких доходов не приносили. Во времена духовно-нравственной разрухи в умах, засилья низкопробных детективов, дамских и сексуальных романов, книг магов и колдунов о способах излечения от всех болезней людей мало интересовали проблемы высокой морали, добра и зла, чести и подлости. Он давно свыкся с тем, что только незначительное меньшинство в современном обществе склонно к абстрактному мышлению, большинство же живёт хлебом единым. Вот для этого меньшинства он и писал, стараясь успеть поделиться с ним своими мыслями. Нашлись редакторы патриотических газет и журналов, которые стали печатать его труды, считая их своевременными, полезными и профессиональными. Он открыл себя и своё дело в постсоветской буржуазной России. Последнее дело в его жизни: поддерживать едва тлеющий огонёк традиционно-русской, патриотической, высоконравственной, сопротивляющейся происходящему в стране мысли. Это он считал обязанностью каждого истинно русского человека, неравнодушного к судьбе своей Родины, ибо его Родина – вековые русские традиции, русская культура катились в пропасть нового мирового порядка, навязываемого ей насильно врагами.
Как мог он сопротивлялся и в этом сопротивлении был смысл его нынешней жизни. Он нашёл своих единомышленников. Их было мало – настоящих русских патриотов с активной жизненной позицией. Но они были! Они высоко оценили его литературные труды и избрали в состав двух общественных академий. Он гордился этим даже больше того, что был бы избран в Академию наук России. Там заседали предатели, перешедшие на службу нынешнему антирусскому, антинародному режиму, здесь – не изменившие идее добра и справедливости, русским национальным традициям, не желающие предавать своих предков! Теперь он, как и в молодости, жил богатой духовной жизнью, как и тогда, мало обращая внимание на материальное благополучие. Его радовало то, что он снова нашёл своё достойное место в жизни, что он нужен людям. Пусть многие из них не только не оценивают, но даже не понимают этого! Он верил в разум русских людей, верил, что ког¬да-нибудь они поймут и оценят подобных ему донкихотов! Жизнь для него снова имела смысл. Хорошо сказано поэтом:

Пока мы боль чужую чувствуем,
Пока в душе есть сострадание,
Пока мечтаем мы и буйствуем
Есть нашей жизни оправдание!

"Ну вот, кажется, пройдена и последняя веха на твоём жизненном пути, дорогой Иван Петрович!" – сказал ему его внутренний голос. Должно быть, она действительно последняя. Вряд ли, что изменится в оставшееся тебе время! В духовном смысле этот период характерен твоим осознанием того, что плохих, безнравственных людей в жизни встречается хотя и меньшинство, но они лучше объединены, а потому сильнее хороших и способны отравить жизнь всему сообществу! В душу твою проникла ненависть к ним. Но давай не будем сегодня разжигать страсти! Ты выполнил то, зачем пришёл сюда утром: пробежался пройденной дорогой! Пора идти домой. Там будут гости, будут обычные в таких случаях подарки, поздравления и тосты; повторится то, что уже много раз было ранее. Но такой откровенной и интересной беседы, которую ты имел здесь сегодня с самим собой, не будет!
Иван Петрович встал, в последний раз оглядел дом своего детства и пошёл, переполненный сегодняшними воспоминаниями.
Весело шумела нежная молодая листва на деревьях знакомого со школьных лет бульвара. Пробиваясь через неё, острые солнечные лучи слепили глаза и делали какими-то необыкновенно привлекательными лица идущих навстречу людей. То и дело слышались звонкие трели недавно вернувшихся в родные края зябликов. Жизнь продолжалась. Божественное умиротворение переполняло душу юбиляра. По дороге домой он думал:
; Всё же мне здорово повезло с выпавшей на мою долю судьбой. Всю жизнь я занимался своим любимым делом, ради которого, видимо, и был рождён на свет. Бог наградил меня любознательностью. Я постоянно духовно рос, развивался, учился, постигал окружающий мир. Был неплохим техником, инженером, учёным, преподавателем вузов и, наконец, литератором. Все эти виды деятельности радовали меня, приносили моральное удовлетворения. Всякому делу я отдавался полностью и находил в нём своё  место. Практически не было периода времени, когда, делая что-либо, я бы насиловал свою волю! Всю жизнь вокруг меня было больше людей хороших, чем плохих: примитивных, бездушных, злых и жестоких, помешанных на материальных потребностях, не ощутивших и потому не понимающих прелести полёта мысли. Меня постоянно сопровождали книги – эти самые умные и верные друзья, которые всегда подскажут, помогут, выручат и никогда не предадут! Они же на заключительном этапе жизни помогли мне не потерять себя! Я пою им вечную славу. Мои потребности почти всегда совпадали с моими возможностями. Чего же ещё можно требовать от жизни!? Счастливый я человек! 
ПРОЩАНИЕ

Середина обычного ленинградского будничного сентябрьского дня. По небу огромной плотной стаей бегут, клубятся и перемешиваются серые косматые облака. Нет-нет, да и брызнут они слезой на грешную и без того размокшую болотистую невскую землю. Облака несутся так низко, что, кажется, они задевают за верхушки старых дуплистых кладбищенских лип. Кладбище, обнесённое добротной каменной стеной, в XVIII–XIX веках служило местом последнего пристанища многих особ, очень известных русских фамилий – царских придворных вельмож. Здесь в прекрасной белой ротонде нашли свой покой даже останки двух незаконнорождённых детей императора всея Руси Александра II – князей Юрьевских. Однако во второй половине XX века мраморные надгробия древней русской знати были варварски расхищены, надписи на них затёрты, а сами они установлены на могилах наших современников с фамилиями, оканчивающимися чаще всего на "ман". Старинное кладбище давно переполнено, и новопреставленных теперь хоронят за его оградой как недостойных грешников. Количество послеперестроечных могил растёт так быстро, что скоро кладбище вплотную приблизится к жилым кварталам города.
К центральным воротам кладбища подъезжает катафалк с покойником и несколько "жигулей". Скорбную процессию встречает мужчина и, идя впереди по грязной, в сплошных ухабах и колдобинах, наполненных дождевой водой, просёлочной дороге, указывает направление её дальнейшего движения. Наконец колонна останавливается, из автобуса и машин выходят провожающие. Они извлекают из чрева катафалка гроб и несут его к открытой могиле, рядом с которой стоят грязные, неряшливо сбитые козлы-под¬став¬ки. Гроб устанавливают на них, снимают крышку для последнего прощания с усопшим. К гробу прислоняют несколько венков. На маленьком столике устанавливают портрет покойника с траурной лентой и кладут подушечку с десятком воинских медалей и каких-то значков.
Двое могильщиков – молодых дюжих полупьяных парней, как всегда не успевших вовремя окончить работу, – возятся с могилой. Провожающие бестолково топчутся вокруг зияющей ямы, отыскивая место посуше, подальше от покойника и, вместе с тем, удобное для наблюдения за происходящим. Над гробом склоняются немолодая заплаканная и ставшая от этого совсем не привлекательной женщина в чёрном – жена покойного и мужчина лет сорока пяти – его сын, неумело поддерживающий мать под руку и успокаивающий её ничего не значащими словами.
На автобусной остановке, что расположена возле центральных ворот кладбища, стоят двое очень похожих друг на друга молодых мужчин, по-видимому, братьев и, хотя с их места прекрасно видна сцена прощания, заметив в толпе провожающих вооружённых курсантов, старший говорит:
; Военного хоронят! Давай подойдём поближе!
Они сегодня выполнили долг перед матерью: привели в порядок её могилу, до прихода автобуса ещё целых полчаса, имеют непосредственное отношение к армии и им любопытно. Обходя грязь и прыгая через лужи, они присоединяются к провожающим.
; Полковник Советской армии, артиллерист! – говорит младший, указывая на портрет усопшего.
Из глубины кладбища подходят другие любопытные, группа у могилы растёт. Здесь уже два-три десятка человек. В основном это люди пожилые. Женщин совсем мало. Кроме жены плачет ещё одна женщина.
; А это кто такая? – спрашивает один из братьев и отвечает сам себе. – Должно быть, родня или близкая знакомая!
Мужчины не плачут. Они стоят, почти не переговариваясь, и угрюмо смотрят себе под ноги, думая, что и им осталось недолго пребывать в роли провожающих. Сегодня холодно и сыро и им хочется скорее покончить с этим делом.
Распоряжается процедурой высокий молодой сероглазый шатен приятной наружности и обходительный.
– Кто он? – обращается один из братьев к соседу.
– Племянник умершего: тоже офицер, кажется, полковник.
Распорядитель громко произносит:
– Давайте начнём прощание! Кто хочет сказать последнее слово?
Первым изъявил желание толстенький старичок в очках на непомерно крупном носу. Он с трудом влез на холмик глинистой влажной земли, снял шляпу, и лысина его сразу заблестела от висящей в воздухе водяной пыли. Речь его была невнятной, и слушатели едва поняли, что он – редактор какой-то малоизвестной патриотической газеты, что мировоззрение покойного Сумного Ивана Петровича совпадало с взглядами редакции, поэтому его материалы часто появлялись в газете и что редакция сожалеет об утере своего автора.
Представитель Союза писателей – полный немолодой мужчина – без энтузиазма, казённо и нудно говорил о вкладе Сумного в дело сопротивления наступлению безнравственности, бескультурья, потребительства, поклонения золотому тельцу и прочих "пре¬лестей", свойственных молодому российскому капитализму. Его речь не вызвала отклика в душах многих присутствующих и их высокой оценки этой стороны деятельности покойника. Напротив, некоторые подумали: "Напрасно он ломал копья, сопротивляясь безжалостному и неумолимому молоху?!".
Затем попросил слова кто-то из бывших сослуживцев по Советской армии. Это мужчина средних лет, с хорошей армейской выправкой и поставленным преподавательским голосом, пять минут говорил о том, что усопший был хорошим лектором, интересным человеком, добрым и отзывчивым товарищем и пользовался большим уважением коллектива кафедры.
После сослуживца на могильный холмик забрался ещё очень бодрый однокашник Ивана Петровича по военному училищу. Он тоже сказал хорошие слова о высокой технической и общей грамотности своего давнего товарища, о его умении хранить память о прошлом, о его заслугах в деле создания новых образцов оружия для Советской армии и подготовке для неё квалифицированных офицерских кадров. Посетовал на то, что однокашников становится всё меньше и меньше. В заключение тыльной стороной ладони правой руки смахнул невольную слезу.
Потом говорили два товарища покойника последних лет его жизни – члены какого-то дискуссионного клуба. Они уверяли, что он был человеком философского склада ума, неравнодушным к судьбе Отечества, слишком остро переживал текущие события   в стране и что, вероятно, именно это и свело его преждевременно в могилу. Один из них даже прочитал подобающие случаю стихи Омара Хайяма.
Сотрудников покойника по научным организациям, в которых он когда-то работал, среди провожающих не оказалось, поэтому сказать что-либо о научной его деятельности было некому. Человеком он был военным, служил в различных, в том числе и отдалённых регионах СССР, и друзья его молодых, самых продуктивных лет рассеялись по стране.
Всё это время Иван Петрович Сумной лежал в открытом гробу под мелким дождём. Вода, скапливаясь в его глазницах, стекала по вискам, отчего казалось, что он плачет, и становилось как-то не по себе. Лёгкий ветерок шевелил его ещё густые, совершенно белые волосы и то и дело забрасывал  жёлтыми листьями с недалёких лип, которые безутешно плачущая жена заботливо собирала. Угомонившись на веки, равнодушный  ко всему земному, покойник готовился теперь к своей встрече с Богом.
Очередь желающих выступить иссякла, и высокий шатен пред¬ложил:
– Кто желает, может проститься с покойным!
Цепочка людей медленно потянулась мимо тела. Кто-то прикоснулся к нему рукой, кто-то поцеловал его в лоб (или, по крайней мере, сделал такой вид), кто-то просто напоследок посмотрел поближе в знакомое лицо. Последней зарыдавшую в голос мать от гроба с трудом оторвал сын. Гроб закрыли крышкой. Могильщик несколькими ударами молотка заколотил торчащие гвозди и по просьбе училищного товарища покойника прибил сверху его военную фуражку. Дюжие парни ловко на ремнях опустили гроб в могилу, взялись за лопаты, и через десять минут на месте ямы вырос холмик земли. Они утрамбовали его лопатами, положили сверху венки и живые цветы и свою миссию на этом закончили. Молодой офицер скомандовал курсантам: "В одну шеренгу становись!", и они тотчас заняли свои места в строю левее его. Последовала команда: "Залпом огонь!". Над кладбищем прогрохотали три более похожие на барабанную дробь залпа, и всё было кончено.
Распорядитель громко объявил:
; Желающие помянуть по русскому обычаю усопшего рюмкой водки садятся в автобус и автомобили и едут на квартиру. Остальные могут действовать по своему плану!
Часть провожающих направилась к автобусной остановке, другая разместилась в катафалке и машинах.
Квартирку Иван Петрович заслужил маленькую, двухкомнатную, не рассчитанную на большое количество гостей, поэтому за стол садились по очереди. Помянув покойника ещё раз добрым словом и парой рюмок, провожающие вставали, одевались и уходили, а их место за столом занимали другие. Сын раздавал всем желающим оставшиеся нереализованными книги писателя Сумного. Такова была его последняя воля. Суетились на кухне и подавали закуски на стол жёны его друзей. Через час в квартире остались только родственники.
Истерзанная горем, с красными от слёз глазами и распухшим носом, совсем поникшая, но к этому времени уже немного успокоившаяся и пришедшая в себя жена усопшего встала со своего места, подошла к шкафу и достала аудиокассету.
– Среди документов Ивана Петровича я нашла вот эту коробочку, а в ней записку. В записке содержится последняя просьба покойного: поставить на магнитофон кассету сразу после похорон, когда в доме останутся одни родственники. Я не знаю содержания записи, но предполагаю, что это его завещание. Алёша, включи, пожалуйста, магнитофон! Давайте послушаем и выполним его последний наказ!
Сын поднялся, принёс магнитофон, поставил кассету и включил на воспроизведение. Из динамика раздался громкий знакомый голос Ивана Петровича. Присутствующие невольно вздрогнули, огляделись, ища глазами говорившего, и замерли. Совсем молодые юноша и девушка оцепенели с расширенными глазами. Было впечатление, что покойник выбрался из могилы и сейчас находится где-то здесь, рядом. 
"Здравствуйте, мои дорогие! Сейчас вы сидите за этим столом, в этой комнате, где ничего не изменилось с тех пор, как мы собирались по случаю последнего праздника. Забудьте на время всё, что было в прошедшие два-три дня, включая день сегодняшний. Представьте, что ничего этого не было и я, как обычно, среди вас, как патриарх, сижу во главе стола, а передо мной – стопка водки, накрытая куском хлеба. Я, как и прежде, смотрю на вас, правда, теперь только с портрета на стене. Выше носы, друзья! Рано или поздно это случится со всеми! Просто я, как и следовало ожидать, оказался первым! Я сделал эту запись, когда почувствовал дыхание смерти на своём затылке. Понял, что она может догнать меня в любую минуту, и решил перехитрить её: успеть попрощаться с вами! Говорить о собственной смерти, поверьте, не легко, поэтому я буду краток. Кроме того, проблемы и перспективы каждого из вас мы не раз обсуждали. Кто-то захотел прислушаться к моим советам, кто-то – нет. Дело это каждого личное, ибо его жизнь принадлежит только ему. Ничего нового на этот счёт я сказать не имею. Главное помните, что я любил всех вас! Может быть, я был слишком требователен в жизни и к себе, и к окружающим, не умел прощать недостатки. Так ведь это именно от любви, от неравнодушия! Любовь и добродетель я всегда понимал, как стремление помочь человеку стать лучше, совершенствоваться! Так я понимал и заповедь Христа: "Блаженны нищие духом, ибо им принадлежит Царство небесное". Всю жизнь, стараясь самосовершенствоваться, я этого же требовал и от людей, особенно от родных и близких, и переживал и очень страдал, когда они этого не понимали! Те, кому я этим досадил, простите меня, если можете!
Теперь о наследстве. Все мои духовные ценности: книги и архив – в бумагах и в компьютере – я завещаю Валентину, считая его своим духовным наследником. Верю, что он найдёт им правильное применение. В моих повестях, рассказах и статьях нет ни слова лжи, лицемерия и конъюнктурщины. В них – только правда о моём времени и моих современниках. В них весь я с моими мыслями и чувствами! Хотелось бы, чтобы они достались русским людям, моему русскому народу, принадлежностью к которому я всегда гордился.
Мои материальные "богатства" пусть принадлежат моей жене, а после неё Алексею. Здесь и делить-то нечего!
Ласточка, Ластивка моя родная, – помнишь, я называл тебя часто так в дни нашей молодости и, к сожалению, очень редко в последние годы – тебе, конечно, сейчас тяжелее всех! Ведь мы прожили бок о бок почти полвека! Всё, конечно, было и хорошее, и плохое, но хорошего – несомненно больше! Ты всегда была моим другом и помощником, моим крепким тылом и опорой в трудную минуту, а таких у меня было предостаточно! Во многом моими достижениями в жизни по справедливости следует поделиться с тобой! Спасибо тебе великое, моя дорогая, за всё!  Я верю, что молодёжь наша не оставит тебя в одиночестве! Ну, а чтобы скрасить оставшиеся дни, чаще перебирай наши старые фотокарточки и вспоминай счастливые молодые годы! Милая, на моём могильном камне сделай, пожалуйста, надпись: ФИО, годы жизни, русский офицер, учёный, литератор. В этих трёх ипостасях я, по мере способностей, данных мне Богом, как-то проявил себя в земной жизни. Фотокарточку вставь такую, как висит на стене. Я на ней себе очень нравился.
Давным-давно, ещё в раннем детстве, я услышал от мамы сентиментальную эпитафию:

Прохожий, отдохни на камне у меня!
Сорви былиночку и вспомни о судьбе:
Я дома, ты в гостях.
Подумай о себе!

В последние дни она всё чаще и чаще стала мне вспоминаться!
Родные мои! Когда время сгладит остроту чувств, приходите посидеть на моём надгробном камне! Произнося эти слова, я ещё не знаю: буду ли я тогда рядом с вами или нет?! Сегодня же уже знаю точно, но, увы, лишён возможности сказать вам! Надейтесь и верьте! Приходите, я буду ждать вас!
Говорят, что пока люди на Земле помнят усопшего, душа его витает рядом с ними, а когда забывают – она улетает в космос. Может быть, так оно и есть? Кто из живущих на Земле может подтвердить или опровергнуть это?!
Мир вам! Живите долго и будьте счастливы! Прощайте! Храни вас, Господь!"




 
ОЧЕРКИ






БОЕВОЕ  КРЕЩЕНИЕ

Случай свёл меня с гвардии полковником в отставке Демидовым Петром Михайловичем в канун 60-летия полного снятия Ленинградской блокады. Передо мной сидел высокий, подтянутый, седой, сероглазый, с острым проницательным взглядом и чувством юмора человек, очень бодрый, выглядевший много младше своего календарного возраста. 
Петр Михайлович – участник Великой Отечественной войны с её первого до последнего дня, кавалер шести боевых орденов и восьми медалей, начавший войну под Ленинградом и закончивший её в Берлине. Естественно, разговор сразу зашёл о том героическом времени, о наиболее памятных ему эпизодах, и особенно об обороне нашего города. У моего собеседника оказалась прекрасная память. Он в деталях помнил многие события шестидесятилетней давности.
; Если можно, – попросил я, – вспомните, пожалуйста, подробности своего первого соприкосновения с противником, своего первого боя. Ведь из-за новизны впечатлений он, наверное, наиболее ярко запечатлелся в Вашей памяти.
; Конечно, – согласился Пётр Михайлович, – я и сегодня, закрыв глаза, могу, как в кино, просмотреть подробности того далёкого дня. Впечатление он оставил неизгладимое!
Немного помедлив, видимо, мысленно упорядочив события, он начал свой рассказ.
"Начало войны застало меня в Лужских военных лагерях, куда после окончания первого курса Ленинградского артиллерийского училища нас вывезли для практического освоения материальной части орудий и реальных артиллерийских стрельб. Сразу после получения известия о начале боевых действий командование вернуло нас на зимние квартиры, в казармы училища. Всем нам – недоучившимся целый год курсантам – было присвоено офицерское звание, и мы были направлены в специальный лагерь под Москвой. Здесь формировалась 286-я стрелковая дивизия, в 854-м артиллерийском полку которой я и начал службу в должности старшего офицера батареи. Уже в августе 1941 года укомплектованная и вооружённая дивизия была переброшена под Ленинград. К этому времени фашисты вели бои по завершению окружения города. Наша дивизия должна была встать на пути немецких войск, двигавшихся вдоль Невы в сторону Ладоги. Мы выгрузились в районе станции Назия и по сильно разрушенной вражеской авиацией полевой дороге, в вечерних сумерках, походной колонной двинулись навстречу врагу. Впереди виднелось зарево пожара, доносился гул канонады. Повеяло смертью и неизвестностью, тревожно забилось сердце: что-то ждёт нас там, впереди? Мы приближались к линии фронта.
Наконец, колонна остановилась, и комбат приказал мне выбрать место орудиям для стрельбы с закрытых позиций, а сам поехал вперёд, чтобы организовать наблюдательный пункт (НП) для управления огнём батареи. На дороге остались четыре 76-мил¬ли¬метровые пушки нашей батареи, каждую из которых обслуживали семь человек боевого расчёта и шесть лошадей тяги. Пушки прицеплены к передкам с боекомплектом снарядов. Вокруг болотистый, трудно проходимый лес. Пройдя для рекогносцировки вместе с командирами взводов немного вперёд по дороге, обнаружил возвышающуюся над болотом поляну диаметром метров в триста. Дорога, пересекая эту поляну, углублялась в лес в сторону противника. На опушке поляны, посоветовавшись, и решили установить орудия. Лошадей отвели в тыл. Весь остаток ночи артиллеристы рыли окопы для орудий и ровики для укрытия личного состава. Никто не отдохнул ни минуты. К рассвету пушки закатили в окопы и замаскировали. С нашей огневой позиции отлично просматривался противоположный конец поляны. Связисты с наблюдательного пункта протянули телефонную связь, и комбат передал исходные данные для стрельбы по запланированным целям, которые командиры взводов записали мелом на щитах орудий.
Утро выдалось тихое, ясное. Из болота слева и справа медленно поднимался туман. Он тут же рассеивался в лучах восходящего солнца. Казалось, ничто не предвещало грозных событий.
Я доложил командиру о готовности к боевой работе и только собрался немного отдохнуть, как поступила команда: "Батарея по местам, неподвижный заградительный огонь (НЗО), ориентир – один, четыре снаряда – беглый огонь!" Подаю команду: "Батарея к бою! (НЗО), ориентир – один, четыре снаряда – беглый, о готовности доложить!". После докладов командиров взводов о готовности подаю следующую команду: "Залпом огонь!". Затем по команде с НП мы обстреляли и другие запланированные цели.
Отличным оружием была наша пушка: лёгкая, низко сидящая, подвижная, с полуавтоматическим затвором; она быстро и точно наводилась в цель, хорошо маскировалась в складках местности, имела большую скорострельность и начальную скорость полёта снаряда. Пушка была очень хороша для стрельбы с закрытых огневых позиций, а также прямой наводкой по танкам, дотам и другим неподвижным целям. Снаряд у неё был унитарный, фугасного и осколочного действия. Эффект от её стрельбы был весьма существенный!
Между тем фашисты наступали, и комбат приказывает мне одно орудие отправить к нему на НП для стрельбы прямой наводкой по идущим на прорыв танкам. С нехорошим предчувствием посылал я туда лучшее в батарее первое орудие. Больше его расчёта я не видел. Как стало известно позднее, он с хода вступил в бой, уничтожил два танка и весь погиб под гусеницами третьего.
Канонада всё приближалась. Уже были видны разрывы вражеских снарядов в районе нашего НП. Оборвалась телефонная связь с ним. С соседней батареи прибежал связной и передал приказание моего комбата, с которым она ещё имела связь, встретить двигающиеся на нас, прорвавшиеся через нашу линию обороны, немецкие танки. Вскоре на дороге показались отходящие в тыл хозяйственные повозки, кухни, санитарные двуколки с ранеными, а затем и наша пехота. К середине дня дорога опустела. Я собрал командиров взводов и, указав им на отдельно растущую пушистую ёлочку, сказал, что огонь будем вести по моей команде всеми орудиями, когда танки, выходящие из лесу, поравняются с ней. Перейдя поляну, я убедился, что двигаться они могут только по дороге: справа и слева от неё было непроходимое болото.
Постепенно артиллерийская стрельба впереди затихла. Потянулись тягостные минуты тревожного ожидания. Батарейцы замерли у своих орудий. Через какое-то время мы услышали вначале еле различимый шум танковых двигателей. Он становился всё громче и громче: танки шли на нас. Я подал команду: "Батарея, приготовиться к стрельбе прямой наводкой, взрыватель фугасный, зарядить!". Выполнив команду, люди затаились. И вот на дороге, среди зелени листвы появилось тёмное пятно, медленно увеличиваясь, оно приближалось к ориентиру, постепенно обретая форму броневика. Это была вражеская разведка. Выйдя из леса, броневик остановился, и открыл огонь из башенного пулемёта. Батарея ничем не обнаруживала себя. Ничего не заподозрив, броневик двинулся вперёд. Я поднял правую руку и тихо скомандовал: "Внимание! – а когда он достиг ёлочки, громко крикнул: "Огонь!". Выбросив длинные языки пламени, орудия послали снаряды в цель. Стрельба с дистанции триста метров для пушек считается – в упор! Броневик подпрыгнул, развернулся поперёк дороги и загорелся. К небу потянулся чёрный масляный шлейф дыма. Через несколько минут появился танк и стал справа обходить горящий броневик. Как только он достиг ориентира, я скомандовал: "Огонь!". Батарея дружно ахнула и замолчала. Танк загорелся. На дороге образовалась пробка из двух горящих машин. Явственно послышались голоса: фашисты совещались. Потом под прикрытием дыма открыли огонь из танкового орудия по нашей позиции. Мы укрылись в ровиках. Немцы били не прицельно, и большинство снарядов рвались где-то в лесу, за расположением батареи. Но вот один рванул поблизости. Я выглянул из ровика и увидел, что снаряд попал во второе орудие, изуродовал колесо, отчего орудие накренилось. Расчёт не подавал признаков жизни. Стрелявший по нашей позиции танк демаскировал себя, и я засёк его местонахождение. Оставшимся двум пушкам приказал открыть беглый огонь, и через несколько минут в лесу появился третий костёр.
Наступило затишье. Огонь батареи остудил наступательный пыл немцев. Воспользовавшись передышкой, я подошёл к разбитому орудию и увидел, что для стрельбы оно больше непригодно, а из состава расчёта четверо убито и трое ранено. Снаряды и снарядные ящики взрывом разбросало по большой площади. Высыпавшийся из снарядов порох хрустел под ногами. И во всём этом хаосе самым непонятным был синий всепожирающий огонь. Горели бронированный щит и станины орудия, расплавленный металл стекал на землю сине-белыми огненными каплями. Земля на позиции кишела мелкими очагами огня.
Значительно позже мы узнали, что немцы применяли снаряды, начинённые термитом. При взрыве снаряда он загорался и разбрызгивался вокруг, поджигая и поражая всё на своём пути.
Прошло немного времени, и фашисты опять зашевелились. Присмотревшись, мы обнаружили очередной танк. Пытаясь обойти "пробку", он застрял в болоте и начал буксовать. Мотор ревел, и в том месте, где он застрял, раскачивались верхушки деревьев. Целясь ниже этих верхушек, орудия по моей команде открыли беглый огонь, в результате которого и эта вражеская машина запылала. А чтобы немцы не могли вести спасательные работы, мы выпустили по ним десяток шрапнелей!
Стало необыкновенно тихо. Тишину нарушало только лёгкое потрескивание горящих танков. Солнце нещадно пекло, очень хотелось пить, но воды не было. Да и не до этого было. Враг находился буквально рядом. Что он задумал предпринять? Видимо, не подошла ещё его пехота. Иначе она бы по лесу незаметно обошла батарею и легко уничтожила нас в ближнем бою!
Вдруг в небе послышался нарастающий шум, и появился небольшой самолётик. Позже я узнал, что это был немецкий разведчик и корректировщик артиллерийского огня "Хейнкель-126", которого солдаты прозвали "костылём" или "кривой ногой". Определив наши координаты, он вызвал огонь своих батарей на нашу позицию. Зашипели, засвистели и роем полетели через наши головы снаряды, вначале не причиняя нам никакого вреда. Стрельба на некоторое время прекратилась, "костыль" скорректировал огонь, и снова полетели снаряды, но теперь уже они стали попадать в цель. Земля заходила ходуном, со стен ровика, в котором я лежал, посыпался песок, тело помимо моей воли с силой прижалось ко дну, в голове была одна мысль: попадёт очередной снаряд в мой ровик или нет?!
После артналёта опять наступила тишина. Но эта чёртова "стрекоза" продолжала кружиться над нами. Видимо, корректировщик уточнял наши координаты. Было ясно, что передышка временная. Надо что-то предпринимать. Нельзя  допустить, чтобы беспомощную в этой ситуации батарею фашисты полностью уничтожили. Голову пронзила мысль: ведь у меня есть минут десять до следующего обстрела, пока "костыль" разбирается и вводит коррективы. Приказа отступать не было. На свой страх и риск принимаю решение вывести батарею из-под обстрела. Выскочил из ровика и командую: "Передки на батарею! Орудиям отбой!".
Всё на позиции сразу пришло в движение. Солдаты руками выкатили пушки из окопов, прискакали ездовые, прицепили орудия к передкам, быстро погрузили на станины убитых и раненых. На позицию снова обрушился шквал огня, но батарейцы уже удалялись в тыл. Остатки батареи были спасены и готовы к новому бою.
Отъехав километра полтора, остановились отдышаться. На батарею было страшно смотреть: из четырёх осталось только два орудия, половина людей убита или ранена, каждую пушку тянут не шесть, а только четыре лошади, многие из которых ранены; солдаты усталые и грязные, кто как может, висят на передках и станинах. Посчитав потери, тронулись дальше.
Через какое-то время колонна выехала из леса и остановилась. Я огляделся. Впереди метрах в пятистах протекала река, через которую был перекинут деревянный мост, за ней виднелось второе поле глубиной километра полтора, далее темнел густой лес. Следом за нами из леса стали выходить наши лёгкие танки и пехота. Появилось ощущение неразберихи. Оценив обстановку, я решил переправиться через речку и на опушке дальнего леса оборудовать новую огневую позицию. Под обстрелом батареи оказывались бы оба поля, и её прикрывала река, преодолеть которую под огнём батареи не так просто.
Неожиданно среди отступавших появился наш командир батареи. Я кратко доложил о прошедшем бое и о принятом решении по организации новой позиции. Он согласился с ним, но реализовать мы его не успели. Из леса показались немецкие танки. Комбат приказал мне командовать одним орудием, сам же стал командовать другим. Завязался беспорядочный, плохо управляемый бой. Было трудно понять, где свои, где немцы. Всё перемешалось, закружилось. Выстрелы в упор из танковых орудий, лязг гусениц, треск пулемётов, автоматов и автоматических пушек, рёв моторов и взрывы снарядов. Подаю команду: "Орудие, к бою! Заряжай!". Стоя рядом, выбираю цель. Вижу два танка, направляющиеся в нашу сторону. Указываю наводчику на ближний и приказываю открыть огонь. После нашего выстрела танк замер. Кричу наводчику: "По второму танку, быстрее, огонь!". И тут произошёл очень редкий, просто фантастический случай. Вижу: танк остановился и его орудие медленно поворачивается в нашу сторону. Холодок побежал по спине. Наша пушка и танковая выстрелили одновременно. Стреляли почти в упор, расстояние между нами было не более ста метров. Фашистский снаряд разорвался по центру орудия, и это спасло расчёт. Осколки попали в стальной щит, ствол и колёса. К счастью, и снаряд был не крупного калибра. Взрывом меня бросило на землю. Подняв голову, увидел, что орудие разбито, люди  лежат на земле и озираются, а танк стоит объятый пламенем. Понимаю, что здесь нам без пушки делать больше нечего и командую всем живым отходить к реке. Нас осталось пятеро. Поднялись и побежали. Рядом непрерывно свистели пули. Пробежав метров сто, упал на землю. Приподнялся и повернул голову, чтобы посмотреть на поле боя и своих солдат. Мои волосы стали подниматься дыбом: ко мне медленно слева направо приближалась цепочка светлячков – жёлто-белых трассирующих пуль. Я оцепенел и расширенными от ужаса глазами смотрел на эту неумолимо приближающуюся смерть.
В книгах часто пишут, что в таких случаях перед глазами человека проносится вся его жизнь, лица родных и близких. Думаю, что это красивая фантазия авторов. Лично у меня не было никаких мыслей. Страх сковал всё моё существо!
Буквально в двух метрах от меня "огненная змея" потухла. Вероятно, пулемётчик решил, что все мы убиты. Скажу Вам: очень неприятная штука быть мишенью!
До спасительной речки оставалось метров семьдесят. Я как на крыльях пролетел это расстояние, упал и кубарем скатился под обрыв, к воде. Мои батарейцы последовали за мной. Здесь было "мёртвое пространство". Снаряды и пули пролетали над нами. Немного придя в себя, по кромке берега двинулись в тыл. Солнце нещадно палило. Было душно и жарко. Только теперь я расстегнул крючки и пуговицы шинели, расслабил ремень и выбросил противогаз. Из речки напился воды, ополоснул лицо, намочил голову: стало легче. 
Бой не стихал. Гремели разрывы, слышалась стрельба из всех видов стрелкового оружия. Через пару километров встретили каких-то командиров, которые собирали выходивших из боя бойцов, строили их в цепь и направляли вместе с подходившим резервом в сторону противника. Я тоже со своими четырьмя солдатами встал в стрелковую цепь. Мы вошли в лес. Все закричали "Ура!" и побежали. Кругом свистели пули и раздавались цокающие шлепки при их попадании в стволы деревьев. Создавалось впечатление, что враг где-то рядом, что мы окружены, хотя немцев видно не было. Кто-то сказал, что командира дивизии ранило, и я видел, как его на плащ-палатке понесли в тыл. Лес сильно ограничивал видимость, наша цепь распалась и превратилась в отдельные звенья. Стрельба начала стихать. Ни немцев, ни своих не было видно. Ввиду полной неясности обстановки, я приказал своим солдатам, держась вместе, повернуть назад.
Прошли километров пять, стрельба совсем стихла. Остановились в лесу, у дороги. Присели, отдышались, посмотрели друг на друга. Вид у нас был не геройский: заляпанное грязью, рваное обмундирование; серые, усталые, осунувшиеся лица, бегающие в поисках опасности глаза. Всем нам с трудом верилось, что удалось выбраться живыми их этой огненной купели. Отдохнув, пошли искать свою часть. В густом лесу было полно наших войск. Отыскали штаб дивизиона, а возле него и кухню. Стало веселее: теперь мы не одни! Нашёлся и наш командир батареи. Я вздохнул с облегчением: теперь все заботы о батарее он возьмёт на себя.
На следующий день возле кухни собрали всех, кто остался жив. Оказалось, что более половины личного состава батареи погибло или ранено, пушки разбиты. Здесь, в тихом лесу, оставшиеся в строю после первого в жизни жестокого боя солдаты медленно приходили в себя, ещё никак не веря, что выжили в этой кровавой схватке".
Пётр Михайлович умолк. По его отрешённости было видно, что он сейчас живёт в том далёком августе 1941 года. Мне не хотелось его тревожить и я тоже молчал. Наконец, он поднял глаза и вернулся к действительности.
; А ведь я, как мог, описал свою военную историю. Хотелось поделиться подробностями боевых действий, в которых участвовал, и своими впечатлениями от войны с молодыми! Обращался в разные инстанции с просьбой опубликовать мои воспоминания, но везде получал один ответ: "Нет денег!". Наверное, я не могу быть достаточно настойчивым. Или, как сейчас говорят: не де-
ловой!
Я слушал его и думал: "В уважающем себя государстве благодарные потомки просто обязаны золотом записать имена подобных героев на скрижалях истории. Они должны на коленях умолять человека, в восемнадцатилетнем возрасте командовавшего батареей и уничтожившего в первом бою пять вражеских танков и броневик, не поскупиться на воспоминания! Ведь на примерах таких людей можно воспитать новое поколение граждан, способных возродить Великую Россию и защитить её от врагов! А, может быть, нынешние власти и не желают видеть Россию вновь великой и могучей?!".



ЭТОГО  ЗАБЫВАТЬ  НЕЛЬЗЯ!

К сожалению, время неумолимо. С каждым годом среди нас остаётся всё меньше и меньше очевидцев героического времени борьбы, тогда ещё очень сплочённого советского народа, с фашистской чумой. Поэтому воспоминания их, особенно принимавших непосредственное участие в боевых действиях, с каждым годом становятся всё дороже. Обязанность последующих поколений русских людей не только сохранить память о героях тех незабываемых лет, но и своими деяниями не бросить тень на славных предков, быть достойными их в мыслях и делах, продолжить их традиции!
О последних днях Великой Отечественной войны вспоминает наш земляк, ныне здравствующий, гвардии полковник в отставке Демидов Пётр Михайлович – кавалер шести боевых орденов и восьми медалей, начавший войну семнадцатилетним курсантом Первого Ленинградского артиллерийского училища под стенами города Ленина и закончивший её в Берлине двадцатиоднолетним капитаном – командиром дивизиона "катюш".
В начале Берлинской операции наш полк был придан для поддержки боевых действий Первой армии Войска Польского, ко-торая имела приказ сосредоточиться на плацдарме 47-й Советской армии на западном берегу реки Одры в районе местечка Хойны, и, наступая на запад, обойти Берлин с севера, выйти к Эльбе, где и встретиться с войсками союзников. В ночь с 15 на 16 апреля наш дивизион скрытно занял боевой порядок, окопался и изготовился к стрельбе по заданным целям. В пять часов утра 16 апреля от выстрелов многих тысяч орудий, миномётов и "катюш" вся местность ярко осветилась, всё кругом закрутилось, завертелось, раздался оглушительный грохот выстрелов, рвущихся снарядов и мин. Началась решающая битва Великой Отечественной. Весь мир, затаив дыхание, следил за её ходом. После мощной тридцатиминутной артиллерийской и авиационной подготовки польская пехота и танки пошли в атаку. Оборона фашистов была быстро прорвана, и войска устремились в глубину. За сутки прошли около пятнадцати километров, захватив город Врицен. Никогда противник не дрался так яростно. Он цеплялся за каждый рубеж. Отступая, взрывал мосты, минировал дороги, оставлял засады смертников, вооружённых фаустпатронами или прикованных к пулемётам и отстреливающихся, пока не убьют. Личный состав дивизиона без сна и отдыха поддерживал огнём польскую пехоту.
Вспоминается курьёзный эпизод. Продвижение дивизии остановилось в километре от сильно укреплённого опорного пункта. Польская пехота залегла. Поднять её в атаку в самом конце войны было не просто. Командир дивизии приказал дивизиону дать залп по деревне. Подготовив данные, командую: "Огонь!". С воем с пусковых установок вырываются ракеты и летят над нашими головами в сторону противника. Слышатся разрывы. В деревне забушевал огонь, чёрные клубы дыма устремились к облакам. Со стороны противника прекратилась всякая стрельба. И вдруг цепи польской пехоты молча поднялись из окопов и дружно двинулись …в тыл. Пробежав с полкилометра и не видя преследования, пехота остановилась, развернулась и медленно, осторожно двинулась обратно к своим окопам. Не встречая никакого сопротивления немцев, легко овладела их опорным пунктом. Видимо, это была психологическая реакция на близкие разрывы наших реактивных снарядов. Пленные немцы рассказывали в тот день, что были буквально потрясены физически и морально мощью залпа "катюш" и не были в состоянии оказывать какого-либо сопротивления. "На нас обрушились разом сотни снарядов, поднявшие гигантские столбы огня, чёрные клубы дыма укрыли всё вокруг, дымящаяся развороченная земля задрожала, заходила ходуном и, казалось, вот-вот треснет, расколется и поглотит всех нас, строения и техника мгновенно вспыхнули кострами, не успевшие укрыться солдаты в секунды стали обгорелыми трупами".
К 20 апреля Первая Польская армия вышла к северной окраине Берлина и завязала уличные бои.
Слева от поляков наступала центральная группа войск фронта, нанося главный удар по центру Берлина. Там шли особо тяжёлые  бои. Всё кругом горело, в кирпичной пыли рушились здания, к небу тянулись длинные языки пламени, артиллерийская канонада то затихала на время, то возобновлялась с большей силой. Гитлеровское командование бросало в бой всё новые и новые силы – всё, что могло собрать: тыловиков, легкораненых, детей и стариков – фольксштурмовиков. Но наши войска неудержимо продвигались к заветной цели.
Двадцать второго апреля наша дивизия захватила Ораниенбург. Недалеко от боевых порядков дивизиона находились длинные деревянные бараки, окружённые несколькими рядами колючей проволоки, с пулемётными вышками по углам. Это был фашистский концлагерь Заксенхаузен, где содержались люди из всех стран Европы. На освобождённых узников было страшно смотреть. На двухъярусных койках лежали живые трупы, кое-как укрытые лохмотьями, худые и до предела измождённые, с ввалившимися глазами, с выжженными на костлявых руках номерами, они мало походили на людей! Они плакали и смеялись от радости и на многих языках благодарили своих освободителей. Концлагерь был, по сути, фабрикой смерти. Истощённых и больных людей заставляли работать по пятнадцать часов в сутки, били палками, травили собаками, вешали и расстреливали. День и ночь в лагере работал конвейер смерти – газовые камеры и крематорий. Здесь было убито около ста тысяч человек!
Продвигаясь в глубь Германии, мы наблюдали волнующую картину массового передвижения освобождённых Советской Армией из немецкого рабства представителей всех народов Европы домой, на Родину. Впечатление было такое, будто вся Европа вдруг поднялась и разом куда-то пошла и поехала. Оборванные, исхудалые, но радостные и улыбающиеся люди двигались пешком, с узлами, колясками и тележками, верхом на лошадях, на велосипедах и почти все с национальными флажками. Эти люди получили свободу благодаря мужеству и самопожертвованию русского солдата!
Наступление наших войск шло успешно, несмотря на отчаянное сопротивление противника. Близкая катастрофа Германии уже ни у кого не вызывала сомнений. Все понимали, что со дня на день следует ожидать окончания войны. От одной этой мысли захватывало дух. Такое состояние испытывал каждый фронтовик. Однако фашистское командование, не считаясь с потерями, старалось затянуть время, надеясь договориться с западными державами, найти общий язык с братьями по классу. Кстати сказать, союзники наступали, почти не встречая сопротивления. Так, например, крупный город Ганновер был взят ими без боя всего… одной ротой американцев! Ещё анекдотичнее история падения города Манхейма, который сдался американцам по телефону! Немцы очень опасались нашего возмездия за свои кровавые преступления на территории СССР!
Между тем пришло сообщение, что 30 апреля в 15 часов 30 ми¬нут Гитлер покончил с собой, а в 21 час 50 минут пал Рейхстаг и на его куполе разведчики Егоров и Кантария водрузили Знамя Победы. В ночь на 1 мая начальник гитлеровского генштаба генерал Крепс попросил перемирия. В ответ ему была предложена  безоговорочная капитуляция до 10 часов утра 1 мая. Кребс покончил с собой. В 10 часов 40 минут боевые действия возобновились. За десять минут до последнего штурма над Берлином про¬шли советские штурмовики, сопровождаемые истребителями. Штур¬мовики несли красные полотнища с надписями: "Победа!", "Да здравствует 1 мая!", "Слава советским воинам!". И грянул последний бой. Около двух часов ночи 2 мая 1945 года командовавший обороной Берлина генерал Вейдлинг по радио объявил, что он прекращает сопротивление и сдаётся в плен. Берлин пал!
За Берлинскую операцию я был награждён полководческим орденом Александра Невского.
Война ещё продолжалась, но наш полк  выполнил свою задачу по огневой поддержке Войска Польского и передислоцировался в леса севернее Берлина. Совершая марш, мы видели разрушенные и сожжённые города и сёла, взорванные мосты, вытоптанные поля, искалеченные сады. Везде – тлен, пыль и руины. Теперь немцы не по киножурналам, а на собственном опыте узнали, что такое война!
Германия произвела на меня, никогда ранее не бывавшего за границей, неоднозначное впечатление. Вся она построена из серого камня и имеет какой-то арестантский цвет, наводящий грусть и уныние. Дома с остроконечными крышами, крытыми черепицей и железом, стоят как могучие средневековые солдаты-кнехты в латах, тесно прижавшись друг к другу, и напоминают близнецов. Все деревни и посёлки очень похожи друг на друга – на одно лицо. И дома, и комнаты в них, и приусадебные постройки, и мебель, и сады, и дороги – всё стандартное, одинаковое, скучное.  В богатых домах всё электрифицировано, применяется много машин и механизмов, облегчающих труд. Мебель тяжёлая, крепкая, с резными украшениями. В подвалах хранится множество разносолов. Всюду чёткий немецкий порядок и аккуратность. Во многих домах мы видели наши советские вещи с фабричными клеймами и надписями на русском языке: мебель, картины, зеркала, ковры, даже детские игрушки. Грабёж у немцев был поставлен на широкую ногу! Несмотря на бросающуюся в глаза добротность, богатство немецких домов, они не радуют русскую душу. Всё не по-нашему: нет русского простора, всё освоено, сжато, прилизано. Даже лес не тот: сосны, посаженные человеком, стоят ровными рядами, как солдаты в строю, какие-то тощие, как спички. На земле ни палочки, ни травинки, весь подлесок вырублен. Лугов мало, трава и цветы кажутся искусственными, не живыми. Скучно!
Где-то 4 или 5 мая поехали "на экскурсию" в Берлин, куда каждый из нас мечтал попасть в течение долгих четырёх лет. Картина, которую мы увидели, потрясла даже бывалых фронтовиков: многие здания полностью разрушены, улицы завалены битым кирпичом, хламом, подбитыми танками, машинами, орудиями, перекрыты баррикадами. Дома напоминали скелеты. Жители встречались редко. У Рейхстага увидели бесконечное плещущееся человеческое море. Здесь были солдаты и офицеры нашей, американской, английской, французской, польской армий. Бросилось в глаза, что американцы (и солдаты, и офицеры) уже делали свой бизнес, торговали всем, что только можно продать (американец и на войне остаётся, прежде всего, торгашом! Нашли же наши нынешние правители России – на кого равняться!). Увешенные товаром, они шныряли в толкучке и НАВЯЗЧИВО предлагали: фотоаппараты, одежду, продукты, произведения искусства, автомобили, оружие. При желании у них можно было купить и танк! (Стоит ли удивляться, что нынешние российские военные торгуют оружием с противником?! "С кем поведёшься, от того и наберёшься!"). Одновременно шёл оживлённый обмен сувенирами. Помнится, я купил у здоровенного американского сержанта фотоаппарат "Лейку". Она и сегодня напоминает мне те дни. Как и все, в тот день я расписался на стене Рейхстага.
Между тем время приближало нас к долгожданному Дню Победы. Ночью 9 мая наш полк, стоявший в лесу на отдыхе, разбудила отчаянная стрельба. Решили, что какая-то блуждающая группа недобитых фашистов напала на советскую воинскую часть. Командир полка выслал разведку, а дивизионам приказал занять круговую оборону. Подозрительно, что стрельба то затихала, то разгоралась вновь, не приближаясь к нам. Наконец, мы увидели возвращающихся разведчиков. Они стояли в кузове полуторки, махали пилотками, оружием и что-то кричали. Первые слова, которые дошли до нас были: "Победа! Победа! Война окончена!". Оказывается, разведчики на шоссе встретили колонну польской войсковой части, радисты которой первыми приняли по радио весть о победе. Она мгновенно разнеслась по машинам, и поляки принялись палить в воздух из всех видов оружия.
Началось что-то невероятное: солдаты и офицеры обнимались, целовались, кричали "Ура", бросали вверх пилотки, каски, плясали и плакали от радости. При виде беснующихся товарищей по оружию, неописуемая радость охватила всё моё существо. Я попытался построить дивизион и поздравить личный состав с победой, но никто ничего не хотел слушать. Махнув рукой, я вытащил свой пистолет и с удовольствием разрядил всю обойму в немецкое небо.
Когда, наконец, в лесу, где располагался наш полк, наступила относительная тишина, мы услышали отчаянную стрельбу из всех видов оружия, которая неслась отовсюду. Было такое впечатление, что стреляли кругом и абсолютно все, у кого было какое-либо оружие! К этому волнующему незабываемому моменту мы шли долгие четыре года. Несмотря на невероятные трудности, всё выдержали, выстояли и освободили свою Родину от фашистской нечисти, взяли Берлин и поставили Германию на колени! Эти волнующие и счастливейшие минуты я запомнил на всю жизнь!
Итак, закончилась Победой Советского Союза самая кровопролитная, самая тяжёлая и самая жестокая война в мировой истории, унёсшая 50 миллионов человеческих жизней, в том числе 20 миллионов Советских Людей. Война длилась 1418 дней и ночей. Каждый день мы теряли 14104 человека, каждый час погибало 588 наших соотечественников, каждую минуты – 10 граждан и каждые шесть секунд уносили одну человеческую жизнь!
Хорошо помню торжественный обед по случаю нашей Победы.
Утром 9 Мая командир полка полковник Пуховкин собрал командиров дивизионов и начальников служб и объявил, что все офицеры полка приглашаются на торжественный обед. Он попросил дивизионы и тылы полка выделить из своих трофейных резервов спиртное и всё, что может служить закуской. В ближайшие населённые пункты были направлены команды заготовителей за посудой, мебелью, скатертями. Тут же в лесу были сооружены длинные столы и скамьи. Их накрыли скатертями, расставили раз¬нокалиберную посуду. Здесь были старинные хрустальные кубки и простые стаканы, тарелки из дорогих сервизов и солдатские миски, солдатские алюминиевые  и серебряные ложки. Повара из трофейных продуктов приготовили отличную закуску. Хуже было со спиртным. Нашлась только бочка с неочищенным спиртом-сыр¬цом и несколько бочек со слабеньким красным вином.
Всю войну, на радость своим ординарцам, я не выпил ни разу даже положенных наркомовских ста граммов. Не нравилось мне хмельное состояние. Товарищей же принимал всегда хлебосольно, с водкой. Много раз слышал один и тот же вопрос: "Почему сам не выпьешь?". Отшучиваясь, я отвечал: "Даю слово, что когда окон¬чится война – всё наверстаю!". И вот "час расплаты" настал. Выполняя своё обещание,  в первый раз в жизни я решил набраться до положения риз в честь окончания войны и того, что остался жив. Не представляя себе, как я могу вести себя в таком состоянии, предусмотрительно приставил к своей персоне "охрану". Ординарцу и шофёру приказал неотступно следить за собой и немедленно принять меры, если буду совершать что-либо непотребное. В награду обещал им разрешить гулять позже несколько дней.
В тот праздничный день погода стояла прекрасная, ярко светило солнце, как бы радуясь Победе вместе с нами. У нас в лесу была приятная  прохлада. Деревья успели покрыться нежной листвой и сквозь неё пробивались косые солнечные лучи. Пахло свежей зеленью и весенней оживающей землёй. Не было слышно только птичьего пения: война распугала лесных певцов. Где-то в полдень сотня возбуждённых, здоровых, молодых и радостных офицеров полка, настроенных достойно отметить Победу, расселась за столы в лесном "ресторане". Командиры дивизионов сели в центре рядом с командиром полка. Полковник Пуховкин произнёс речь, закончив её тостом: "За окончание войны и за нашу Победу!". Дружно выпили и захрустели огурчиками. По неопытности я налил себе полстакана спирта и дополнил его красным вином. Получилась адская смесь. Когда я с трудом залпом выпил эту мерзость, то почувствовал, как по горлу и желудку прошёл огненный смерч. Что-то сильно ударило в голову и стало тяжело дышать. Начал усиленно закусывать. Подходили боевые друзья, и каждый напоминал о моём обещании выпить и с ним в День Победы. Кто-то предложил всем сфотографироваться на память. Все встали из-за стола и куда-то пошли, я тоже попытался встать, но стоять было трудно – сильно кружилась голова. Ноги мои подкашивались, в глазах появились цветные круги, деревья закружились всё быстрее и быстрее, и я потерял сознание.
Очнулся лежащим в "своём доме" – будке, устроенной в кузове полуторки. Когда пришёл окончательно в себя, позвал ординарца. Голова раскалывалась, ноги дрожали. Умылся. Шофёр при¬нёс полстакана водки и уговорил выпить. Стало легче. Он же рассказал, как я с криком "Ура" пытался вчера увлечь всех пирующих в атаку. Мои добрые "охранники" всё поняли и доставили меня "домой". Так для меня окончилась Великая Отечественная война. В те дни мне исполнился двадцать один год. Кстати, атаки мне снились ещё многие годы и после окончания войны!



ВЕТЕРАН  О ПРОШЛОМ  И  НАСТОЯЩЕМ

Моя беседа с участником Финской и Великой Отечественной войн, кавалером восьми орденов и шестнадцати медалей полковником в отставке Великановым Владимиром Владимировичем была посвящена знаменательной дате, отмечаемой в 2005 году всем прогрессивным человечеством – шестидесятилетию Победы советского народа над фашизмом. Но мы не ограничились воспоминаниями ветерана. Мне показалось, что читателю будет также интересно его мнение по более широкому кругу вопросов, сегодня волнующих неравнодушных к судьбе Отечества русских людей. Владимир Владимирович любезно согласился ответить и на них.
Разговор состоялся седьмого января, когда православные христиане отмечают свой самый главный праздник – пришествие на Землю Спасителя, Сына Божия Иисуса Христа – Рождество Хри¬стово. Естественно, что первым моим вопросом после взаимных приветствий и поздравлений был вопрос, касающийся этого со¬бытия.
; Владимир Владимирович, как Вы относитесь к вере, религии? Нужна ли она современному человеку и для чего?
; Вера, в самом общем случае, – это принятие чего-либо за истину, не требующую доказательств. Религия основана на вере в существование Бога. Мои предки, русские люди, много веков были верующими и исповедовали православие. Ещё в раннем детстве бабушкой я был обучен основам христианской грамоты. И хотя жизнь прошла в атеистической среде, в душе всегда что-то оставалось от тех уроков. Вера в добро, справедливость, чему учит церковь, – необходимы людям. Наличие веры способствует возникновению чувства доверия к людям, даёт человеку моральную силу и стойкость. Вера в справедливость дела, за которое борешься, поднимает моральный дух солдата. Она необходима ему для победы. Кстати, Моральный кодекс строителя коммунизма тоже отражал тогдашнюю веру и во многом совпадал с христианскими заповедями. Он, как и религия, способствовал воспитанию и поддержанию высокой морали в обществе. Укрепление веры и религиозной, и просто в человека особо необходимо в наше смутное время!
; Владимир Владимирович, вспомните, пожалуйста, случаи проявления религиозной веры в Вашем окружении в годы войны.
; Мне не раз приходилось бывать под бомбёжками и артобстрелами, отбивать атаки противника и самому ходить в атаку. Не помню, чтобы молился сам, но неоднократно видел, как молились Богу, крестились, поминали Господа и даже маму находящиеся рядом люди. В трудных ситуациях человек готов поверить в любое чудо! Мне на фронте, да и вообще в жизни, везло. Должно быть, у меня был Ангел Хранитель или обо мне хорошо молились родные и близкие!
; Наступил год шестидесятилетия Победы советского народа в Великой Отечественной войне – войне, наверное, самой жестокой и кровопролитной из всех войн, которые вело когда-либо человечество. Достаточно ли широко и объективно, на Ваш взгляд, освещают те события нынешние СМИ? Да и нужно ли напоминать о них людям?
; Забывать о той войне и её жертвах нельзя хотя бы для того, чтобы подобное не повторилось. Это особо важно для современных "ястребов", которые сами в окопы не пойдут, а других подталкивать будут! Помнить о ней нужно и в интересах воспитания у современной молодёжи чувства гордости за предков, сражавшихся, по сути, со всей Европой, и в труднейших условиях добившихся победы: отстоявших свою свободу, независимость, культуру и право жить на своей земле в соответствии со своими древними традициями! Ведь только на положительных примерах и можно воспитать патриотизм народа, готовность к самопожертвованию во имя Родины. Важно, чтобы празднование годовщины не стало кратковременной кампанией: прошло шестидесятилетие, и забыли до следующего юбилея. Необходимо продолжать изучение военных документов, пропагандировать героизм и стойкость народа, писать стихи и прозу о тех грозных годах, хранить старые и ставить новые памятники героям. Надо, чтобы память о них не меркла во времени, напоминала о себе, звала новые поколения быть достойными предков!
К сожалению, сегодняшняя молодёжь стала мало читать серьёзную литературу. Больше смотрит телевизор. А новые фильмы о войне слишком часто искажают историю. Особенно обидно, что к этому причастны некоторые участники тех событий. Стыдно, например, смотреть фильм "Курсанты", снятый "по воспоминаниям" П. Тодоровского. Искажая реальный быт курсантов военного училища тех лет, обливая грязью и самих курсантов, и их преподавателей, и их командиров, фильм создаёт у зрителя ложное представление о Советской Армии. Как очевидец тех событий, могу утверждать, что многие эпизоды, показанные в фильме, – чистейшая ложь, порочащая память советских солдат и офицеров. Не мог, например, капитан Герой Советского Союза явиться на занятия с курсантами пьяным, да ещё и избить курсанта. Не мог офицер вместе с подчинённым пойти на воровство продуктов из склада. Старослужащие сержанты в то время не только не издевались над молодёжью, а помогали ей привыкать к армейским трудностям. Этому я сам был неоднократно свидетелем. Такого пьянства и разврата в курсантской среде, который показан в фильме, я тоже не видел, хотя прошёл такие же курсы младших лейтенантов.
Я участвовал в двух войнах, но о случаях, когда в бой посылали солдат с одной винтовкой на троих, даже не слышал! Бессовестные кинематографисты, выполняя социальный заказ своих хозяев, используют все возможности, чтобы опорочить всё наше – в том числе и славное – прошлое! Вместо героического фильма они сделали в угоду моде сексуальный детектив с аккомпанементом из приблатнённых песен на военную тему. Курсанты не учатся военному делу, а занимаются интригами, пьянством, воровством, сексом. Как живой свидетель тех времён, уверяю Вас, что тогда было не до развлечений! Чувствуется, что авторы в армии никогда не служили, её быта не знают, о воинских уставах не имеют понятия! Они ненавидят наше прошлое и это чувство стараются передать зрителю. Человеческая мораль в их понимании – просто химера! Мне стыдно за них! Тоже можно сказать и о многих других современных фильмах на военную тему и многих "писателях", пишущих о войне. Подобное освещение Великой Отечественной войны приносит только вред!
; Владимир Владимирович, какие чувства Вы испытывали при столкновении с врагом? Это была ненависть и желание покарать, неприязнь, сочувствие к обманутым Гитлером людям или ещё что-то?
; В целом, войну, конечно, мы проклинали. Война – это тяжёлая работа, грязь, кровь и смерть! Но чтобы побеждать врага, его нужно ненавидеть. К поверженному противнику у меня этого чувства уже не было. К пленным я испытывал только неприязнь. Мне приходилось стрелять во врагов, но случая, чтобы при этом видеть глаза человека, не было. Убивать даже врага для нормального человека всегда тяжело. Я противник войны. Люди в конфликтных ситуациях должны находить компромисс (если, конечно, они люди!) Но если компромисс не найден, необходимо быть готовыми защищать Родину с оружием в руках. И об этом должны постоянно помнить наша молодёжь и руководство страны!
; А теперь, Владимир Владимирович, вспомните, пожалуйста, свой первый бой.
; По окончании трёхмесячных курсов младших лейтенантов, созданных при Курсах усовершенствования комсостава инженерных войск Красной Армии я получил назначение в 1391-й отдельный сапёрный батальон Северо-Западного фронта на должность заместителя командира роты. Батальон дислоцировался на Новгородчине в маленькой деревеньке близ железнодорожной станции Крестцы. Командовал батальоном военный инженер второго ранга (майор) Н. Н. Волгин. Батальоны фронтового подчинения обычно придавались объединениям или соединениям для их усиления в период проведения войсковых операций. Наш батальон с началом войны из аэродромостроительного был переформирован в сапёрный. Вооружением и техникой укомплектован он не был. Половина бойцов была вооружена английскими винтовками времён гражданской войны. Техника: пять грузовиков и один гусеничный трактор. В первых числах января 1942 года батальон был придан 11-й армии для создания колонных путей и их расчистки от снега на участке наступления 180-й стрелковой дивизии. Армия имела задачу отбить у врага город Старая Русса. Дивизия должна была обойти немцев с севера по заболоченной пойме рек, впадающих с юга в озеро Ильмень. Маршрут пролегал по трудно проходимой местности: лесам, болотам и кустарникам. Снеговой покров доходил людям до пояса. В этих условиях при сильнейших морозах мы должны были обеспечить возможность продвижения людей и техники.
Наступление началось 7 января. Уже к ночи первого дня мы вымотались так, что, несмотря на мороз, спали прямо на месте работ в вырытых в снегу ямах у костров на подстилках из хвороста. Дежурным была поставлена задача время от времени переворачивать спящих. С рассветом работы возобновились.
Полки дивизии по льду перешли реку Пола и двинулись дальше. Штаб же расположился на этой стороне в палатках, укрытых в лесочке. Невдалеке от его расположения, обследуя щупом участок дороги, я обнаружил и обезвредил две немецкие противотанковые мины ТМИ-35, которые ранее никогда не видел. Это был мой первый успех как сапёра!
Неожиданно началась стрельба, и со стороны реки показались наши обозники. Они яростно нахлёстывали лошадей. Их преследовали финские и немецкие автоматчики. Охрана штаба организовала оборону и открыла встречный огонь. Около штаба оказался грузовик (полуторка) с зенитной установкой в кузове. Счетверённые пулемёты "максим" дали только несколько очередей, и автоматчики словно испарились. Немецкая артиллерия пыталась поддержать огнём своих автоматчиков, но большого вреда нам не принесла.
В это время полки дивизии скрытно подошли и с трёх сторон одновременно атаковали крупный узел сосредоточения немцев – деревню Юрьево. Атака была неожиданной, и немцы в панике отступили. Не желая мириться с потерей, враг начал обстрел деревни. Запылали дома. Сапёры активно тушили пожары. Не помогла  и бомбардировка деревни с воздуха. Тогда немцы предприняли атаку, в контратаке с нашей стороны участвовало до пятисот человек, в том числе и бойцы нашего батальона.
Гитлеровцы были вооружены в основном автоматами, их поддерживали огнём артиллерия, миномёты и пулемёты. Сапёры были вооружены плохо. У меня был револьвер "наган" и самозарядная винтовка Токарева, которая на сильном морозе часто отказывала. Помню, как тяжело было бежать навстречу противнику по глубокому снегу. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Наша контратака оказалась успешной – немцы отступили. Часть из них осталась лежать убитыми и ранеными на льду реки Ловать.
Когда стрельба стихла, мне передали приказание "прочесать" наш берег в поисках оставшихся здесь немцев. Двигаясь осторожно через заросли кустов, вчетвером мы внимательно осматривали местность. Вышли к какой-то протоке. У впадения её в Ловать виднелись развалины. Возможно, это были остатки старой мельницы. Вдруг в котловане я заметил какое-то движение. Мы бросились туда. Приказав бойцам осторожно окружить котлован и изготовиться к стрельбе, кричу по-немецки: "Руки вверх!". Смотрю, поднимается одна голова, за ней вторая, третья… В яме прятались пять человек: обер-лейтенант, два унтер-офицера (один – эсэсовец) и два солдата. У них было два ручных пулемёта с пустыми пулемётными лентами, карабины с патронами, гранаты и пистолет "парабеллум". Но все подняли руки, по-видимому, растерялись. Мы построили пленных в колонну по одному и повели. По пути следования в штаб дивизии встретили пост заградотряда. Старший поста, лейтенант, предложил мне передать ему пленных. Чтобы поскорее от них избавиться, я согласился. Когда же прибыл в свой батальон и доложил командиру о случившемся, он меня отругал. Случилось так, что тот лейтенант приписал пленение немцев себе и своим бойцам. Ходили слухи, что их за это наградили. Но справедливость всё же восторжествовала. В конце февраля во фронтовой газете "За Родину" была напечатана статья начальника инженерных войск 11-й армии подполковника Фирсова "Через ле-са, реки и болота". У меня сохранилась вырезка из газеты с этой статьёй, где сказано: "…Героически действовал в бою командир одной из сапёрных рот воентехник первого ранга тов. Панов. Он в одной из схваток истребил десять фашистов, был ранен, но остался в строю. Младший лейтенант Великанов вместе с тремя бойцами-сапёрами захватил в плен пятерых фашистов, в том числе одного офицера…".
20 мая 1942 года приказом командующего Северо-Западным фронтом № 0594 я был награждён медалью "За отвагу". Вот так и состоялось моё боевое крещение!



ЖИЗНЬ, ПОСВЯЩЁННАЯ РУССКОМУ НАРОДУ

Моей встрече с участником Великой Отечественной войны, крупным современным писателем и журналистом, истинным русским патриотом, Гражданином и Человеком Иваном Владимировичем Дроздовым поспособствовали политические события последних лет в России. Лишённый благодаря им своей любимой научной работы – НИИ, в котором я работал после увольнения из Советской Армии, закрылся за ненадобностью новой России – имеющий необходимый мне достаток в виде военной пенсии и досуг. Я, ранее всю жизнь занимавшийся анализом сложных технических систем, получил возможность приложить свои знания к анализу системы социальной. Имея теперь массу свободного времени, я занялся восполнением пробелов в общем образовании: в истории (всемирной и российской), философии и социологии. Приобретя благодаря реформаторам-демократам дополнительные знания и многое поняв из происходящего вокруг, я стал активно делиться мыслями с друзьями – в основном такими же, оказавши¬мися не у дел военными учёными. Кто-то предложил мне попы¬таться изложить результаты своего анализа на бумаге. Последовав доброму совету, написал книгу "Чувства и мысли". Книга получи¬ла одобрение у подобных мне "обломков кораблекрушения" – пред-ставителей бывшего советского сред¬не¬го класса, ныне пере¬ме-стившегося в нижний – общества буржуазного. 
Ранее не имея никакого опыта, я стал искать возможности публикации своих размышлений. Однажды в передаче радиогазеты "Слово" услышал выступление писателя И. В. Дроздова. Его патриотические взгляды во многом совпадали с моими. (Напоминаю читателю, что совсем недавно патриотизм ангажированными буржуазией СМИ считался последним прибежищем негодяев. Это сегодня все чубайсы, абрамовичи и гайдары стали вдруг "патриотами"!) Созвонившись, я договорился о встрече с единомышленником.
Встреча состоялась весной 2001 года в ленинградской маленькой, но уютной квартирке Ивана Владимировича. По-русски хлебосольные хозяева приняли меня очень радушно. Кроме общности взглядов нас сблизило общее офицерское прошлое.
Иван Владимирович пообещал ознакомиться с моей книгой, высказать своё отношение к ней, а также к необходимости и возможности её публикации.
Стоял необычно ясный солнечный майский день. Со свежеумытого голубого неба ярко светило солнце, пахло сиренью и оживающей после зимней дремоты влажной весенней землёй, когда мы с Иваном Владимировичем вышли погулять в расположенный поблизости лесопарк. Мы сидели на садовой скамейке, наслаждались весенним, ласковым солнцем и пробуждающейся природой и Иван Владимирович рассказывал мне свою совсем неординарную биографию.
Родился он в многодетной крестьянской семье в средней полосе России. С ранних лет узнал тяжелый сельский труд, познал, каким потом и кровью добывается трудящимся человеком кусок хлеба. В голодные тридцатые годы в поисках лучшей доли совсем ребёнком со старшим братом отправился на стройку Сталинградского тракторного завода. Из-за болезни брата, утратив опору, остался в большом городе совершенно один. Перебивался случайными заработками, беспризорничал, жил где придётся, вплоть до естественной пещеры в обрывистом берегу Волги. Близко познал жизнь таких же беспризорников, шпаны и воров. Поднялся со дна жизни благодаря ленинской политике борьбы с беспризорностью. Попав в благоприятную среду рабочих – строителей тракторного завода, отошёл от прежней компании, вступил в комсомол. Как и весь советский народ конца тридцатых годов, увлёкся идеей построения справедливого, благополучного для всех социалистического общества. Не посещая среднюю школу, рано пристрастился к чтению. Читая всё, что попадало в руки, используя для этого малейшую возможность, развил в себе любознательность. Книги стали его постоянными спутниками жизни. Не имея школьного аттестата, благодаря счастливой случайности в 1939 году поступил в военное училище лётчиков. В те годы вся советская молодёжь бредила небом! Преодолев огромные трудности, самостоятельно изучив школьный курс физики и математики, окончил училище, и в 1941 году семнадцатилетним лейтенантом попал на фронт. Участвовал в воздушных боях с немецкими асами. Не по своей вине потеряв самолёт, оказался в резервном офицерском полку. В том грозном сорок первом году командование мало считалось с военной специальностью офицера: посылало туда, где он был более нужен в данное время. Так Иван Владимирович стал артиллеристом-зенитчиком, командиром взвода войсковой зенитно-артиллерийской батареи. Войсковые зенитно-артиллерийские части входили в состав сухопутных войск, прикрывали их во время ведения боевых действий и часто использовались не по прямому назначению (для борьбы с воздушным противником), а и для борьбы с танками, самоходно-артиллерийскими установками и даже пехотой противника. Старший лейтенант Дроздов не был трусом, умело командовал и взводом, и батареей, не прятался от опасности, вдохновляя своим примером подчинённых. Это было замечено командованием и его поменяли местами с командиром батареи – опытным, намного старше по возрасту, но малодушным капитаном. В девятнадцать лет старший лейтенант Дроздов стал командиром батареи. Из ста пятидесяти человек её состава большинство было старше его по возрасту. За боевые заслуги Иван Владимирович награждён четырьмя боевыми орденами и многими медалями.
Окончилась Великая Отечественная война, армия подлежала демобилизации. Капитан Дроздов собирается вернуться к мирной жизни на Сталинградском тракторном. Но судьба распорядилась иначе. Учитывая известное всем в полку неравнодушие к художественной литературе, командование назначает его вначале временно, а затем и постоянно штатным корреспондентом дивизионной газеты. Здесь он начал писать очерки и корреспонденции, получил первые уроки работы в газете. Как-то попробовал написать рассказ о мирной жизни армии и послал его в центральный армейский журнал "Советский воин". Первый в жизни рассказ под названием "Тренчик" был опубликован. Это вдохновило начинающего автора. Последовали другие рассказы. И. В. Дроздов стал профессиональным писателем и журналистом в далёком сорок пятом году!
Потом была работа в армейской газете, в газете "Сталинский сокол" под личным патронажем командующего Московским округом генерала Василия Иосифовича Сталина, с которым Иван Владимирович был близко знаком и даже написал совместную книгу о становлении авиации в СССР и которую запретил из-
давать Иосиф Виссарионович, пожелав сыну – побольше скром-
ности.
После смерти И. В. Сталина его сын и близкое окружение было репрессировано. И. В. Дроздов оказался корреспондентом газеты Группы советских войск в Румынии. Здесь он близко познакомился с Чаушеску (тогда руководившем комсомолом Румынии), о котором остался самого лучшего мнения.
После вывода советских войск из Румынии вся группировка была демобилизована, в том числе и майор Дроздов.
Вернувшись в Москву, Иван Владимирович окончил Литературный институт, работал собственным корреспондентом газеты "Известия" под началом зятя Хрущева Аджубея, потом возглавлял книжное издательство "Современник". В эти годы он дал путёвку в большую литературу сотням провинциальных талантливых русских писателей, что сам Иван Владимирович считает своей высшей заслугой перед Родиной, перед русским народом!
В эти же времена Дроздов не раз привлекался к написанию докладов Хрущеву, Поспелову, Брежневу; часто встречался с тогдашними правителями СССР и имеет своё мнение о многих из них. 
На всех постах Иван Владимирович всегда оставался добрым и отзывчивым Человеком, в самом высоком смысле Гражданином и Патриотом своей Родины, истинно русским человеком! И Советская Родина не оставила его заслуги без внимания. В мирные дни он был награждён орденом "Знак Почёта".
Теперь уже более десятка лет И. В. Дроздов, как он сам выражается, "живёт на вольных хлебах": пишет не по заданию, а по велению собственной души. Всего им издано около двадцати книг, опубликовано множество повестей, рассказов, очерков и статей. Только в постсоветское время он опубликовал тринадцать романов!
В своих произведениях он воспевает традиционные черты русского характера: его стремление к справедливости, отзывчивость, честность, порядочность, коллективизм, мужество, доброту и скромность. Напоминает о забываемых хороших русских традициях, трудится над укреплением русского национального самосознания, возрождение которого только и может вновь возвысить Россию, помогает распознать врагов русского народа. И в настоящее время Иван Владимирович находит время для помощи в становлении начинающих русских литераторов.
Не являясь писателем-коммерсантом, в последние годы он не стал богатым, а произведения его легко продаваемыми. Как сказал какой-то американский писатель: "Чтобы писать хорошо продаваемые книги, надо иметь хорошо продаваемые мозги!". Слава Богу, Дроздов к таковым не относится! Честь ему за это и хвала!
Среди книг Ивана Владимировича хотелось бы выделить его романы-воспоминания "Последний Иван" и "Оккупация", повествующие о том, как готовилась идеологическая почва для перестройки в СССР. Прочитайте, дорогой читатель, и Вам многое из происходящего станет ясным!
Несмотря на трудности с изданием в последние годы и малые тиражи последних книг Дроздова, они хорошо известны тем нашим соотечественникам, особенно русским, которым не безразлична судьба Родины, русской цивилизации. Они замечены и луч¬шей частью православных иерархов и пропагандируются в среде духовенства, а через него – и в русском народе.
Иван Владимирович Дроздов является одним из организаторов и вице-президентом Международной славянской академии, члены которой ведут неустанную работу по возрождению русского национального самосознания.
В музее на Поклонной горе в Москве Ивану Владимировичу установлен бронзовый бюст как выдающемуся писателю-фрон-товику.
В эти майские дни Иван Владимирович Дроздов отмечает  свой восьмидесятилетний юбилей. Пожелаем же ему отличного здоровья, долгих-долгих лет жизни и больших творческих сил для продолжения своего благородного дела во благо русского народа и России! 



ОДИН  ЭПИЗОД  АФГАНСКОЙ  ВОЙНЫ

С полковником в отставке Головко Николаем Васильевичем мы встретились случайно. Осенью 2003 года мы одновременно прибыли на отдых в подмосковный санаторий "Марфино" и судьбе было угодно поместить нас на жительство в одну комнату. Будучи людьми одного возраста, родственных профессий и близкого мировоззрения, мы сразу сблизились и стали друзьями. Ведь "духовное родство, – как совершенно справедливо утверждает незабвенный В. И. Даль, – пуще кровного!". Уже в первые дни мы поделились подробностями своей военной биографии, делая акцент на наиболее ярких её страницах.
Николай Васильевич оказался артиллеристом. За 30 лет военной службы прошёл путь от курсанта военного училища до начальника артиллерии мотострелковой дивизии. Он участвовал в боевых действиях в Афганистане, за что имеет боевые награды. Служил во многих, в том числе и очень отдалённых регионах тогда ещё великого Советского Союза. Я тоже начинал службу в артиллерии, и это обстоятельство ещё более сроднило нас. 
Однажды прекрасным осенним днём, когда с чистого голубого неба глядело на нашу грешную Землю ещё по-летнему яркое солнце, а под ногами приятно шуршала сухая листва, мы гуляли по аллеям старинного парка бывшей усадьбы князей Голицыных и графов Паниных. Мы вспоминали воинские заслуги русской аристократии, которые и вывели её на вершину русской общественной жизни. Незаметно разговор перешёл к дням сегодняшним: к отношению руководства нынешней России к современным героям-воинам, утрате обществом памяти о них, а следовательно, и материала, на котором только и воспитывается патриотизм народа. Я попросил Николая Васильевича вспомнить какой-либо эпизод афганской войны, чтобы, опубликовав его, в какой-то мере запол¬нить пробел в работе российских СМИ. И вот что я в тот день услышал.
"Думаю, что ещё долго не забудет русский народ афганской войны восьмидесятых годов прошлого столетия. Память постоянно будет напоминать об этом тысячам родственников убитых, раненым и искалеченным, солдатам и офицерам той войны. Невозможно забыть процедуру получения груза "Тюльпан-200". Многие матери, отцы, жёны и дети убитых хоронили останки, не видя родных лиц. Можно представить их состояние, когда они узнавали, что в гробах были совсем не их родственники! А ведь и такое не было редкостью! Пройдут ещё многие годы, прежде чем мы узнаем истинные цифры погибших, раненых, искалеченных и пропавших без вести! Командующий пятьдесят восьмой армией генерал Громов доложил Правительству, что на земле Афганистана не осталось ни одного советского солдата. А ведь слукавил генерал! Он не сказал: сколько оставлено там могил и сколько бывших солдат и офицеров, сдавшихся в плен или попав туда ранеными либо контужеными, бродят ещё по всему миру!  И кто знает: сколько эти люди пролили слёз на чужбине, тоскуя по Родине; сколько раз видели во сне лица матерей, жён, детей; и как бы дорого они заплатили за то, чтобы вернуться домой, обнять своих родных и близких или хотя бы опуститься на ко-лени у могилы и прошептать такое простое и дорогое слово "мама"!".
Пожилой полковник замолчал и задумался. Глаза его подозрительно заблестели. После затянувшейся паузы он продолжил.
То, что я хочу рассказать, случилось на юге Афганистана летом 1983 года. Мотострелковая часть, в которой я служил, получила задачу совершить длительный марш и при поддержке артиллерийского дивизиона уничтожить банду душманов, контролирующую вход в горное ущелье. По этому ущелью из Пакистана потоком шли воинские грузы, так необходимые душманам. Наша задача сильно осложнялась трудностью перехода. Двигаться приходилось по командным над местностью высотам, постоянно рискуя быть заранее замеченными противником, при дневной температуре воздуха от +45 до 50 градусов и ночной – всего +(5–8). При этом каждый солдат, сержант и офицер нёс на себе до 32 кг груза (оружие, боекомплект, сухой паёк, воду).
Из данных разведки было известно, что оборона противника построена в два яруса: нижний на двух холмах, отстоящих друг от друга на 300–400 метров, верхний – на высоте 700 метров, расположенной на правом фланге. Командир полка принял решение оседлать соседнюю высоту и выслал туда разведгруппу в составе двух разведчиков и связиста с рацией. Когда группа доложила о прибытии в пункт назначения и о том, что отсюда прекрасно наблюдает противника, разведчикам было приказано вернуться, что¬бы провести туда личный состав командного пункта части. Радист же был оставлен на высотке для продолжения наблюдения за душманами. Задача казалась до предела простой, однако выполнить её не удавалось в течение целых двух суток! Было сделано несколько попыток, но всякий раз наша группа натыкалась на такой плотный автоматный и пулемётный огонь, что вынуждена была отходить с потерями. Попытались выбить противника из седловины ночью, но тоже безуспешно.
Когда рассвело, стало ясно, что наши подразделения находятся ниже полосы обороны душманов и пройти на избранную высоты без больших потерь невозможно. Ценнейшим источником информации о противнике для командира полка и КП являлся радист рядовой Мезенцев, оставленный на высоте. Именно он и сыг¬рал решающую роль в разгроме той банды!
Две попытки атаковать душманов снизу вверх положительного результата не принесли. Так прошёл первый день.
Поздно вечером в очень коротком разговоре (чтобы противник не успел засечь местоположение рации) радисту была поставлена задача, не демаскируя себя, с рассветом подробно изучить оборону душманов и данные об их огневых точках кратко передавать на наш КП. Предупредив предварительно Мезенцева, в 9.00 наша артиллерия открыла огонь по его целеуказаниям. Но уже после первых залпов от него последовала команда "Стой!". Огонь оказался мало результативным, поскольку душманы попрятались в щели и норы между скал. Неожиданно около нашего КП стали рваться мины, да так часто и густо, что невозможно было поднять головы из-за каменного укрытия. Я связался с радистом и попросил его определить, откуда ведут огонь миномёты. Минут десять он молчал, затем радостным голосом очень грамотно сообщил ориентиры миномётной батареи. Я подготовил данные для стрель¬бы и приказал радисту докладывать, где будут рваться дымовые снаряды. Скорректировав с его помошью данные, огнём нашего дивизиона накрыл миномётную батарею. Мины вокруг нас перестали рваться.
Весь последующий день мы артиллерийским огнём не давали покоя обороняющемуся противнику, имитировали атаки на его позиции.
С наступлением темноты, приказав Мезенцеву наблюдать за поведением противника и кратко докладывать, мы открыли беглый огонь по его обороне осветительными снарядами. Душманы не ожидали, что при этом будут видны как ясным днём, и запаниковали, заметались. Воспользовавшись этим, полк открыл огонь из всех видов стрелкового оружия. Понеся большие потери, душманы из седловины отошли к следующему рубежу обороны. Повторные артиллерийские налёты световыми снарядами дали возможность нашим мотострелкам практически без потерь вплотную подойти к линии обороны противника. Когда же радист доложил, что при разрывах осветительных снарядов наблюдает выход наших стрелков на командную высоту, занятую противником, артиллеристы прекратили огонь осколочными и фугасными снарядами, и мотострелки пошли в атаку.
Тот, кому приходилось видеть в темноте рой летящих трассирующих пуль, знает это ощущение: тебе кажется, что весь этот рой летит именно в тебя! Не выдержали  ночной атаки душманы и побежали с первой сопки своей обороны. Мы перенесли огневой налёт на вторую сопку, а через некоторое время и там пошли в атаку мотострелки. Да сразу с четырёх сторон! Душманы здесь почти сразу стали отходить, стараясь просочиться через наши цепи. Кое-где завязались рукопашные схватки. Однако ещё долго из центра их обороны два зенитных пулемёта вели интенсивный огонь, но не по нашим наступающим мотострелкам, а по высоте, где находился радист Мезенцев. Видимо, душманы поняли его роль в этом бою и старались отомстить! К утру бой закончился полным разгромом банды, только кое-где ещё раздавались отдельные выстрелы наших АКС.
Взятых в плен душманов собирали под большой скалой. Как сейчас вижу их глаза, полные бессильной злобы и ненависти! 
Ещё до полного окончания боя начальник разведки, опасаясь за жизнь Мезенцева, послал на высоту своих людей. Они вынесли нашего героя на солдатской плащ-палатке, опалённого близкими разрывами снарядов и мин, иссечённого осколками камней, без сознания, но живого. В конце боя враг приложил все усилия, чтобы разделаться с ним! Врач сразу принялся обрабатывать его раны, заметив при этом, что он родился под счастливой звездой. Не знал в этот момент Мезенцев, что своими действиями спас от гибели многих товарищей и бой выигран с малыми потерями именно благодаря ему! Он не струсил, не отступил и достойно выполнил до конца свой солдатский долг!
За этот бой рядовой Советской Армии Мезенцев был награждён орденом Красного Знамени.





 
СТАТЬИ






ВОТ  ЧТО  НАС  ГУБИТ!
 
"Живи людям себе!"
(Древняя русская пословица)

Недавно на улице города я стал невольным свидетелем такого разговора, который до глубины души затронул меня и явился последней каплей, заставившей взяться за эту статью.
Беседовали двое молодых мужчин в присутствии своих жён и 10–12-летних детей: мальчика и девочки. Речь шла об их общем знакомом. Вот отрывок из этого диалога:
– Я ему говорю: зачем ты звонишь мне? Ведь я не донимаю тебя своими проблемами! Вот и сейчас тоже… Какое мне дело, что у тебя пропал сын?! Это твоя проблема, у меня и своих хватает!
– Он и мне сегодня утром звонил. Тоже жаловался! Назойливый, как муха. Делится своими неприятностями, плачется в чужую жилетку! Не хочет понять, что его проблемы никому не интересны!
Какой-то неизвестный мне человек искал помощи, сочувствия, соучастия у своих, видимо, довольно близких знакомых, а встретил жестокое равнодушие чёрствых эгоистов! Такими же будут (если уже не стали)  их жёны и дети.
Не помнят они старинной русской пословицы: "Пьём, едим как люди: чем же мы нелюди!".

В метро на станции "Невский проспект" часто вижу пожилую, полную, болезненного вида женщину. Опершись о стену и широко расставив ноги, она виртуозно исполняет на скрипке классические вещи. На полу перед ней – тарелка с несколькими монетами. Без сомнения, она – профессионал, скорее всего преподаватель. У неё, наверняка, когда-то было много уважающих и любящих учеников. Может быть, кто-то из них многого достиг в жизни. Скорее всего, у неё хорошо развито чувство собственного достоинства, она помнит былую честь, оказываемую ей учениками и коллегами. Но мизерная пенсия, современная тяжёлая жизнь заставили "выйти на панель". Людям бы ей посочувствовать. А вместо этого слышу: "Знаешь, сколько эти попрошайки зашибают!?".
На тротуаре лежит человек. Может быть, он мёртв, болен или просто пьян. Прохожих это не интересует! Они, обойдя его или даже перешагнув, спокойно продолжают свой путь. Так он может пролежать очень долго. А если ему была необходима срочная медицинская помощь и он её не дождался?
В автобусе, битком набитом пассажирами, молодой тщедушный парень вытащил из кармана сгорбленной старушки кошелёк. Она схватила его за рукав, держит и взывает о помощи. Однако рядом стоящие крепкие, рослые молодые люди, по виду студенты, мирно продолжают беседу. Их много, а воришка один. Не думаю, что они боятся его. Просто не хотят связываться: равнодушны к чужой беде! На остановке вор с кошельком  спокойно выходит из автобуса. Пенсионерка рыдает. Возможно, она лишилась своей пенсии и на месяц осталась без средств к существованию!
Телевидение сообщает: забеременела одиннадцатилетняя девочка, тринадцатилетний мальчик задушил своего  одноклассника, мошенники продали за один доллар морское судно и т. д. и т. п. Возмущения общества (электората, как сейчас принято называть население) не слышно! 
В обывательской среде я не заметил бури негодования и по поводу бесподобных по жестокости и бесчеловечности событий в Беслане, взрывов в Москве и других наших городах, тем паче, – терактов за рубежом. Страх за себя у людей есть, а желания взяться всем миром за искоренение общего зла – нет!
Идёт очередной призыв в российскую армию. Опрос призывников показал: только четырнадцать процентов готовы защищать Отечество. Остальные заявили, не стесняясь, что в случае войны сразу дезертируют или сдадутся в плен! Думаю, что это даже "нашему" правительству не должно понравиться! Кто же его безграничные возможности по обогащению будет защищать!? МВД и охрана здесь не помогут! Они пригодны только для войны с безоружными стариками на демонстрациях!
Большинство людей равнодушны даже к действиям правительства, направленным со всей очевидностью против них самих: повышению тарифов на жильё, инфляции, продаже земли, лишению заслуженных льгот и т. п. В акциях протеста участвуют только очень немногие! Естественно, в данном случае апатия властям на руку: народ безмолвствует – можно спокойно продолжать обирать его и дальше!
Хорошим показателем равнодушия наших людей является отношение к выборам депутатов всех ступеней. На избирательные участки с каждым годом приходит всё меньше и меньше. Даже денежные и водочные подачки кандидатов стали мало помогать. Россияне разуверились в возможность изменения своего положения в лучшую сторону, а в худшую – привыкли! Привыкли ко лжи властей, их обещаниям райской жизни, морям крови в телебоевиках, назойливым страшилкам жёлтой прессы и… перестали реагировать! 
При желании, каждый читатель может к приведенным мною примерам сегодняшнего равнодушия соотечественников к ближнему, обществу, государству может добавить десятки других, своих!
Народа как монолитного коллектива, объединённого и сплочённого общей идеей, единым порывом на достижение общих целей в нынешней России уже нет! Либерал-демократы своего добились! Каждый живёт сам по себе и для себя. Лозунг "Пепси! Бери от жизни (для себя любимого) всё!" реализован. А кто же будет восстанавливать разрушенную экономику (удваивать внутренний валовой продукт), возрождать Россию как мировую державу, с оружием в руках защищать её интересы? Да и будет ли вообще существовать страна, если никому ни до чего, кроме самого себя, дела нет!?
Л. Н. Гумилёв в своих работах приводит массу исторических примеров, как исчезали народы, рушились государства и империи в результате утраты пассионарности, апатии, равнодушия людей. Не эта ли судьба ждёт и Россию? Может быть, нам пора очнуться, вспомнить, какими мы были, и постараться вернуться к прошлому!?
О былой доброте, любви к ближнему, неравнодушии, склонности к сопереживанию русских людей хорошо написал один из крупнейших историков XIX века В. О. Ключевский в статье "Добрые люди древней Руси". "…Когда видишь, что человек тонет, первое движение – броситься к нему на помощь, не спрашивая, как и зачем он попал в воду и какое нравственное впечатление на него произведёт наша помощь!". То есть, первой заповедью русского человека всегда было неравнодушие к судьбе ближнего. Русское общество под руководством православной церкви в продолжение веков училось понимать и исполнять и вторую из двух основных заповедей – заповедь о любви к ближнему. Эту любовь наши предки всегда видели в сострадании к нуждающемуся, страждущему. И первым требованием полагали личную милостыню (помощь). Идея этой милостыни была положена в основу практического нравоучения, потребность в ней у русских людей воспитывалась всеми средствами. Любить ближнего, как считали наши предки, – это значит, не пройти мимо нуждающегося, протянуть ему руку помощи, накормить голодного, напоить жаждущего. Человеколюбие считалось высшей добродетелью. В. О. Ключевский даёт множество примеров проявления высокого человеколюбия русских людей, принадлежащих к разным слоям общества, в различные периоды русской истории. Заветом наших предков нам, потомкам, служит мысль: "Жить – значит любить ближнего, т. е. помогать ему жить; больше ничего не значит жить и больше не для чего жить!". Удивительно замечательные слова! Можно ли их забывать!?
У казаков издревле существовал обычай о появлении в доме гостя оповещать всю округу выстрелом из ружья. Это означало, что хозяин готов защищать его всеми средствами. Этот прекрасный обычай сохранился и поныне у некоторых восточных народов.
Неравнодушие, неприязнь, ненависть к врагам Отечества всегда культивировались особо, ибо эти чувства помогают поддерживать высокий моральный дух воинов и являются необходимым условием их победы в войне.
Старшее поколение может вспомнить трудные годы Великой Отечественной войны и годы послевоенной разрухи. В СССР было уничтожено семьдесят тысяч городов и сёл, погибло более двадцати миллионов граждан! Материально жилось много труднее, чем сегодня! Но советские люди были совершенно другими, не похожими на сегодняшних! В них жила общая идея, порыв, жажда победы над врагом и восстановления утраченного. Только благодаря этому наш народ победил в войне, по сути, всю Европу; в кратчайшие сроки восстановил народное хозяйство и пошёл дальше – создал великое и могучее Советское государство, уважаемое всем миром! По многим показателям государство, превзошедшее Соединённые Штаты Америки, войной не разрушенные, а на ней ещё больше разбогатевшие!
Равнодушие людей (по В. И. Далю – это покой, косность души, сердца, чувств, рассудочность, холодность, безучастность)  начало заметно проявляться в нашем обществе уже во времена Хрущёва. Постепенно расширяясь и углубляясь, оно достигло апо-гея в наши безрадостные и бездуховные реформенные дни. В короткой статье вряд ли возможно вскрыть все причины этого народного бедствия, но основные из них назвать следует.
Материальное житейское благополучие, технические достижения цивилизации, как и всё в мире, имеют как положительные, так и отрицательные последствия. Широкое жилищное строительство и расселение коммуналок в шестидесятых – семидесятых годах, внедрение в быт советских людей телевидения существенно повлияли на их единение, способствовали внедрению в их сознание индивидуализма. Имея персональную квартиру с телевизором и телефоном, люди стали реже ходить в гости друг к другу, замкнулись в своём семейном мирке. Вечера стали проводить не в беседах на общей кухне или за доминошным столом во дворе дома, а перед телевизором. Телефон во многих случаях заменил личное, душевное общение. Стали ослабевать и рваться даже родственные и семейные связи. Индивидуализм наступал быстрыми темпами. (Кстати, этот процесс охватил не только нашу страну, но и весь западный цивилизованный мир). Своя квартира потребовала обустройства – стали расти частнособственнические настроения. Хрущёв в своей экономической политике сделал ставку на материальную заинтересованность. Это "подлило масла в огонь". Подняли головы диссиденты – сторонники западного образа жизни, либеральной идеи, поклонники потребительства; люди, в системе ценностей которых материальные ценности преобладали над духовными. Как известно, либеральная идея реализуется в политике в форме буржуазной демократии, в экономике – в форме капитализма и предполагает свободу предпринимательства во всех сферах общественной жизни. Предпринимательство же зиждется на эгоизме. Что бы ни говорили нынешние ангажированные буржуазией СМИ, но предприниматель работает на себя, для личной выгоды и он не может быть одновременно эгоистом в производстве и альтруистом в других видах общественной жизни. Иными словами, либеральное общество – это общество эгоистов!
Эгоизм (от лат. еgo – я) – это принцип поведения, заключающийся в том, что человек следует только своим личным интересам, не считаясь с интересами других, с интересами общества. В либеральном обществе с его понятием Добра и Зла это вовсе не порок, а норма, а его антипод – альтруизм (от лат. alter – другой, бескорыстное служение другим людям) – это условность, глупость, мешающая красиво жить. Конечно, и в буржуазном обществе есть и альтруисты, но их меньшинство. Ведь государство служит буржуазии и всеми средствами проповедует её ценности и взгляды. Благодаря огромному влиянию СМИ очень многие люди, и не принадлежащие к классу буржуазии, т. е. не имеющие капитала и не использующие его для получения прибыли, тоже становятся равнодушными эгоистами.
Хочется отметить ещё одну – психологическую причину апатии сегодняшних россиян. Либеральное государство в начале девяностых годов заменой системы ценностей социалистической на буржуазную обесчестило и унизило человеческое достоинство огромной массы  образованных, т. е. наиболее мыслящих и активных людей: учёных, инженеров, офицеров, учителей, врачей, работников культуры и т. п. В Советском государстве было очень престижно иметь высшее образование, тем паче, учёные степени и звания. Известно, что этические категории – честь и достоинство человека определяются его оценкой обществом и самооценкой соответственно. Высокая честь и достоинство человека жёстко связаны между собой и стимулируют его общественную активность. Снижение общественного статуса интеллигенции – лишение бывшей ранее высокой чести и достоинства – привело к снижению её общественной активности. Невостребованная масса прежде почитаемых людей опустила головы, ушла в себя, став апатичной ко всему.
Вот вкратце, на наш взгляд, основные причины, по которым мы, русские люди, пришли к нынешнему бездушному, эгоистическому буржуазному обществу. Остаётся только добавить, что до 1917 года буржуазия с её либеральной идеей в России хотя и существовала, но господствующей никогда не была. В те времена государственной была не буржуазная эгоистическая, а аристократическая система ценностей, в которой индивидуализм, эгоизм не были приоритетными, и высшими добродетелями считались воинские доблести, служение вере, царю и Отечеству. Из всего сказанного следует только один вывод: если мы хотим сохраниться на Земле как нация со своим государством, то либеральную идею следует заменить более плодотворной, ибо иначе она нас погубит.
Новая идея обустройства общества – это новая система взглядов на мироздание, принципиально новое мышление, в котором должны соединиться материализм и идеализм, наука и религия, духовное и материальное. Этот процесс объединения ещё недавно казавшегося несовместимым уже идёт в сознании передовых людей.



ЧТО  ТАКОЕ  ЛИБЕРАЛИЗМ?

Либерализм (по определению Большого энциклопедического словаря) – это общественно-политическое течение, возникшее в европейских странах в XVII–XVIII веках и провозгласившее прин-ципы гражданских, политических и экономических свобод. Истоки либерализма в концепциях Дж. Локка, А. Смита, Ш. Монтескье и др. Первоначально либерализм был направлен против абсолютизма и феодализма. Первое воплощение идеи либерализма получили в Конституции США (1787 г.) и Декларации прав человека и гражданина во Франции(1789 г.). В XIX–XX веках были сформулированы основные положения либерализма: гражданское общество, права и свободы личности, правовое государство, свобода частного предпринимательства и торговли. Современный  неолиберализм исходит из того, что механизм свободного рынка создаёт наиболее благоприятные предпосылки для эффективной экономической деятельности и регулирования социальных и экономических  процессов в человеческом обществе (что, конечно, далеко не бесспорно!).
В противоположность либерализму консерватизм – совокупность идейно-политических и культурных течений, опирающихся на идею традиции и преемственности в социальной и культурной жизни. Консерватизм (в отличие от либерализма) – это неприятие революций и радикальных реформ, отстаивание эволюционного, ограниченного развития с учётом всего положительного в прошлом.
Как видим, консерватизм против всяких потрясений в обществе даже ради самых привлекательных целей и в этом, на мой взгляд, его несомненное преимущество.
Либерализм исходит из культа отдельного человека, личности, отрывая его от общества, нации, противопоставляя его другим личностям в борьбе за своё индивидуальное эгоистическое процветание. Либерализм презирает всякий национализм, стирает на¬циональные особенности людей космополитизмом. В политике либерализм проявляется буржуазной демократией, в экономике – капитализмом.
Подготовленный трудами английских и французских просветителей, либерализм выведен на политическую арену во времена Великой французской революции усилиями зарождающейся тогда крупной европейской буржуазии. К этому времени ей стало тесно в рамках монархии. Накопив богатства, она нуждалась в политической власти для ещё большего обогащения. Этому мешала европейская аристократия с её системой ценностей. Вспомните: самыми авторитетными, уважаемыми, обладающими духовной властью людьми в то время были аристократы, ставшие таковыми в основном благодаря своим воинским и государственным (общественным) заслугам. Система ценностей того общества включала, прежде всего, воинские доблести: храбрость, верность долгу, честь, достоинство и т. п. Духовные ценности обществом были поставлены выше материальных. Аристократ мог брать деньги в долг у банкира, но не пускал его дальше своего порога. Естественно, это положение оскорбляло достоинство богачей. Они желали подняться до уровня аристократии или даже стать выше её. Вооружившись идеями либерализма, они достигли этого. Власть аристократии была сметена вначале во Франции, а затем и во всей Европе. Такова вкратце история становления либерализма.
Давно известно, что властью в человеческом обществе всегда обладают харизматики – люди, стремящиеся и готовые несмотря ни на что властвовать. По данным психологов таковых в обществе всего 3–5%. При монархии – это храбрые воины и мудрые царедворцы, при демократии – это пронырливые беспринципные дель¬цы. Власти всегда служат определённому ограниченному прибли¬жённому слою общества. Образно говоря, народ – это стадо овец, власть – волки, пасущие стадо. Вопреки марксистской философии историю творит не народ, а отдельные личности, сумевшие чем-то (чаще всего сладкой ложью) увлечь народ и его руками крутить колесо истории. С недавнего времени в России властвуют лживые либералы, поэтому особый интерес представляет анализ: что же они принесли в наше общество.
Контрреволюция 1991–1993 годов в России сменила систему ценностей социалистическую, базировавшуюся на приоритете государственных интересов над личными, культе человека труда, коллективизме, альтруизме, чести, патриотизме и т. п. на буржуазную: эгоистическую, прагматическую, потребительскую, высшей ценностью в которой является богатство – деньги.
Всё, что происходит сегодня в нашей стране, является следствием установленного культа "золотого тельца!".
Представьте себе, дорогой читатель, какая бы началась жизнь, если бы с завтрашнего дня все люди вдруг стали презирать деньги и их обладателей и стали бы поклоняться, скажем, Богу или трудолюбию, или мудрости стариков! Мгновенно затянулись бы все раны, нанесённые нашему народу в последние годы благодетелями-либералами! Увы, это сегодня невозможно! Очень многие люди уже поклоняются "золотому тельцу" и ради него готовы на любые мерзости! Слишком сильно ещё в человеке животное начало! Заметьте, прекрасно понимая причину всех наших бед, никто вслух не говорит о ней! Почему?
Изменение системы ценностей привело к резкому изменению психологии многих россиян. И в этом самый страшный результат либерализации нашей жизни!
; Место коллективизма и альтруизма в сознании занял жестокий эгоизм со всеми вытекающими последствиями: равнодушием ко всему, что не касается меня лично, корыстолюбием, ложью, лицемерием и предательством.
; Разрушена традиционная мораль. Добро и зло, разум и глупость поменялись местами. Честность и порядочность, прямота и добродушие ныне считаются глупостью. Ведь эти качества мешают обогащению. Сегодня можно часто услышать: "Если ты такой умный, то почему такой бедный!" или "Даром даже кукушка не закукует!". Продаже подлежит абсолютно всё, даже Совесть и Стыд. Люди совестливые, скромные и порядочные выставляются на посмешище. "Всё в мире имеет свою цену", – утверждают апологеты либерализма. А ведь Совесть – это наш внутренний контролёр, удерживающий от аморальных поступков, Стыд же – это внешнее проявление Совести!
; Ложь, лицемерие и обман процветают во всех слоях общества, включая и верховную власть. Никого уже не удивляет наглая ложь СМИ. "Что же, – рассуждают люди, – это бизнес журналистов!".
; Разрушается семья, во все времена бывшая основой государства. Постоянная проповедь радости секса и эксплуатация темы сексуальных отношений в кино, театре, литературе – сделали своё дело. Количество разводов превышает количество браков, ко¬личество смертей – количество рождений, народ вымирает. Страна теряет каждый год по миллиону жителей! По имеющимся данным через сорок лет русских на планете останется всего 57 мил¬лионов!
; Нормальным явлением стали коррупция, наркомания (о которой многие раньше даже не слышали), проституция, половые извращения. Ведь всё это виды бизнеса! В "свободной" стране это вполне допустимо! Каждый имеет право на свой бизнес! При этом тайный замысел либералов очевиден. Им необходимо любыми способами расширить круг богатых людей, которые затем всеми средствами будут защищать свою собственность, а следовательно, и буржуазную демократию. "Нельзя ограничивать права человека заниматься в жизни тем, чем ему хочется!" – кричат либералы. Они уже договорились до того, что воспитывать детей – обучать их высокой морали – тоже нельзя, ведь это нарушение их прав!
; Либерализм не совместим с патриотизмом. Всем известно, что капиталы имеют свойство перекачиваться туда, где они приносят максимальную прибыль. Владелец капитала в принципе не может быть патриотом своей Родины, он космополит! А разговоры о патриотизме, которые ведут сегодня даже немцовы и чубайсы – чистейшее лицемерие! Они люди без Родины!
; Восстанавливая храмы и, якобы, заботясь о духовности народа, либералы на деле разрушают устои христианской морали. Ведь заповедь: "Чти отца твоего…" в принципе не может работать в обществе, где в почёте не умудрённый жизненным опытом старец, а молодой бессовестный и беспринципный наглец и проныра, сумевший, неважно какими путями, обогатиться! А разве стесняются прелюбодействовать, красть, убивать или завидовать более успешному вору поклонники "золотого тельца!". И всё это совершается с видом кающихся грешников на лице и со свечами в руках едва ли не у святого алтаря! Лицемерие и ложь – непременные и неискоренимые спутники либерализма. "Не обманешь – не продашь!" – гласит старинная русская пословица.
; Либерализм, продекларировав свободу слова, дал возможность своим ангажированным СМИ практически непрерывно лить потоки лжи на головы наших доверчивых людей. Известная русская пословица гласит: "Назови меня 100 раз свиньей, и я захрюкаю!". Услышанные многократно мысли становятся своими. И "хрюкает" наш доверчивый русский народ, повторяя услышанное по телевидению, забывая о своём человеческом происхождении и достоинстве! Его обманывали за последние годы бесчисленное множество раз. Особенно во время предвыборных кампаний. Беспардонный Ельцин даже обещал голову положить на рельсы в случае обмана избирателей! А зомбированный лживыми обещаниями народ всё равно идет на выборы и отдаёт голоса тем же лицемерам! Имеются данные опросов общественного мнения, в соответствии с которыми 76% населения считает себя униженными, оскорблёнными, нищими, однако в протестных мероприятиях при¬нимает участие менее 1%. И это результат информационного террора либералов против своего народа. Главным орудием борьбы со своим народом в руках либералов сегодня являются СМИ. Обман народа и замена с их помощью наших традиционных ценностей либеральными – вот основная цель буржуазных СМИ!
И на этом фоне фактически правящая страной крупная буржуазия и её слуги – правительство и ангажированные СМИ – обещают удвоения ВВП, снижения инфляции, обеспечение нуждающихся жильём – вообщем, райские кущи!
Люди русские, одумайтесь, перестаньте верить лживым обещаниям скорого Рая! Перестаньте надеяться на чудо и Божию помощь! Помогите себе сами хотя бы сохраниться на Земле как нация!
На национальном вопросе хотелось бы остановиться подробнее.
Нация (на мой взгляд) – это, прежде всего, духовное единство людей, основанное на осознании общности исторической судьбы, общей национальной культуре, национальных традициях, языке и т. п., а также стремлении продолжить свою общественную жизнь в будущем. Принадлежность индивида к нации проявляется в национальном духе, в национальном самосознании (чётком осознании своей принадлежности к определённой группе людей), в чувстве патриотизма, объединяющих и укрепляющих нацию, делающих её жизнеспособной, защищённой от ассимиляции – растворения в других нациях. Сплочённость, крепость нации зависит от богатства и сохранности её национальной культуры, национальных традиций, на святом безусловном следовании им. Хотя "нация" – это понятие, прежде всего духовное, но на её образование, безусловно, влияют и другие факторы: расовая и племенная близость; общие: язык, территория, экономика, религия. Либерализм разрушает нации, искореняет национальные традиции, культуру, засоряет и коверкает язык, который является, может быть, самым важным хранителем национальных традиций. Именно по этой причине наши сегодняшние либералы прилагают столько усилий для внедрения в русский язык англиканизмов и различных сленгов. Либералы не скрывают своей цели переплавить в едином котле все нации Земли и создать единую нацию манкуртов, не помнящих родства. А иуде Горбачёву даже доверена разработка единой для всех (за одним исключением) землян религии. Таким усреднённым серым народом будет легко управлять Мировому правительству! Это и называется глобализацией по-американски!
Используя идеи либерализма, мировая финансовая мафия, уже овладела половиной мира. Теперь же под лозунгом глобализации она стремится достичь полного мирового господства. На пути к этому пока стоит восточный мир. В этом единоборстве либерализм использует уже испытанные методы:
; Подкуп элиты – самый распространённый. Только в Россию для её либерализации было закачено более 90 миллиардов долларов. Сопоставимые величины ушли на подкуп элит стран бывшего социалистического лагеря. Сколько затрачено на подкуп финансовой мафией в Югославии и Ираке, пока неизвестно. Для подкупа либералы имеют огромные возможности. Слаб человек! Слишком легко поддаётся он различным страстям! В случаях, когда национальная элита оказывается неподкупной, её уничтожают физически или политически. Это сделано в Югославии с Милошевичем, в Ираке – с Хусейном. Можно догадаться, кто будет следующим.
; С помощью СМИ развращается народ, рушатся национальные традиции, семья как фундамент государства, внедряется американская массовая культура в театре, кино, на телевидении, в литературе. Культивируется секс, порно, жестокость. Ещё в середине прошлого века специально предпринятыми "научными" исследованиями Магнуса Гиршфельда либералы оправдали все половые извращения, вплоть до сношения людей с животными. И вся эта мерзость теперь широко пропагандируется. С каким радостным визгом сообщают наши российские СМИ об очередном однополом браке и даже освящённом церковью! Особенно ожесточённо либералы штурмуют семью – основу крепости нации и государства. Ведь национализм – лучший, крепчайший способ объединения людей. "Разделяй и властвуй!" – этим пользовались ещё древние римляне! Когда взятки, ложь и лицемерие не помогают привлечь на свою сторону элиту очередного либерализуемого государства, используются женские чары. Вспомним библейских Эс¬фирь и Юдифь, а можно вспомнить и жён советских вождей: Молотова, Ворошилова, Сахарова и многих других.
; Либерализация экономики разрушает национальные экономические связи, а следовательно, ослабляет государство.
Когда либерализм нависает над нацией, над государством, это означает, что им грозит конец, ибо патриотизм неотделим от национализма, а значит такое государство, нацию защищать будет некому! Именно поэтому либералы так яростно борются со всяким малейшим проявлением национализма. Эта борьба организуется ими в различных формах:
; через отрицание понятия "нация" и подменой его понятием "народ";
; через искоренение национализма и подменой его любовью к своей земле;
; через уничтожение основ духовного содержания понятия "нация", её корней в прошлом – национальных традиций;
; через уничтожение активной национальной элиты;
; через создание невыносимых жизненных условий, когда нация становится озабоченной простым физическим выживанием;
; через замену национальной культуры примитивной американской массовой.
Итак, залогом процветания национального государства является крепость национальных чувств, глубокое национальное самосознание, которое держится на твёрдом соблюдении национальных традиций. Прекрасным примером, подтверждающим это, является вся история еврейского народа, строго соблюдающем свои более чем трёхтысячелетние традиции. Вот чему нам не вредно поучиться у евреев!
Каждая нация многонациональной России имеет право жить и развиваться в своей национальной среде. Это только обогатит нашу общую культуру. Но в экономике, на мировой арене мы все должны быть едины. Только в этом случае мы сохранимся как на¬ции и сохраним наше государство.
Несмотря ни на что, хочется закончить на оптимистической ноте. Сегодня уже многие люди и в России, и на Западе осознают, что либерализм изжил себя. Вместе с повышением материального качества жизни (потребительство – суть удовлетворение животных страстей), слишком много негативного он вносит в сферу духовной жизни общества. Многие уже поняли лживость и лицемерие буржуазной демократии и невозможность в рамках либерализма скорректировать эту форму организации общественной жизни в сторону её большей справедливости. Ведь при буржуазной демократии всё решают деньги и те, у кого они есть. Кризис искусства, потеря духовного смысла и радости жизни, пессимизм, ненасытное потребительство и постоянная погоня за долларом в ущерб духовной жизни – всё это свидетельствует о кризисе либерального мировоззрения. Он приближает конец материализма и утилитаризма в философии и в быту. Наступило время поиска новой идеи, идеи построения общества, берущего всё хорошее из прошлого опыта человечества:
; философии древних;
; культуры эпохи Возрождения;
; высокой морали религии;
; альтруизма социализма;
; деловитости Запада;
; духовности Востока.
К счастью, в России ещё есть много людей, не равнодушных к судьбам Родины и не жалеющих сил для её возрождения!



МОРАЛЬ  И  ОБЩЕСТВО

В последние годы нам постоянно приходится слышать о создании в России правового государства, о правах человека и различных институтах, защищающих эти права, о бурной деятельности правозащитников. Однако словосочетание "право и мораль" встречается крайне редко. А ведь давно известно, что жизнь в человеческом обществе регулируется двумя видами законов (норм) – юридическими (правовыми) и моральными (нравственными). Юри¬дические законы в демократическом государстве принимаются законодательной ветвью власти. Очевидно, принять различные правовые кодексы ещё недостаточно, чтобы общество руководст¬во¬валось ими в повседневной жизни. Нужно его принудить это де¬лать. Внедряются в практику юридические законы силовыми мето-дами. Для этого государство (а это всегда – аппарат насилия) имеет прокуратуру, суд, полицию, внутренние войска, места отбывания  лишения свободы и т. д. – целую систему наказания своих граждан за нарушение ими действующих законов. Естественно, чем строже наказания, тем скорее и с большей вероятностью граждане будут приучены уважать законы и саму власть. Именно страх перед наказанием – первопричина удержания граждан от невыполнения юридических предписаний государства.
Таким образом, механизм, заставляющий граждан повиновению юридическим законам, очевиден и не требует особых разъяснений.
Сложнее обстоит дело с регулированием жизни общества с помощью нравственных законов (норм).
Мораль (нравственность) – это форма общественного сознания, отражающая этические понятия, такие как: благо, добро, зло, справедливость, совесть, честь и т. п. Мораль представляет собой совокупность правил, норм общежития, поведения людей, определяющих их обязанности и отношения друг к другу и к обществу. Кроме того, мораль отражает духовный облик людей, идеологию и психологию соответствующего класса. Она всегда носит классовый характер. Естественно, приоритетной в государстве всегда является мораль господствующего класса.
Люди могут ошибаться, принимая добрые деяния за злые и наоборот. Поэтому мораль всегда включает и оценку поведения людей. Возникла мораль вместе с возникновением человеческого общества, т. е. ранее государства и права, и прошла длительный путь развития. Она регулирует поведение человека во всех сферах общественной жизни – в труде, в быту, в политике, в семейных и личных отношениях. Принципы морали распространяются на всех людей и не допускают исключений. Мораль принадлежит к основным типам регуляции действий человека, таким как: право, обычаи, традиции. Но в отличие от права, требования нравственности (как и обычаи) формируются в самой практике, в процессе общения людей и являются отражением их исторического опыта общежития.
Моральные нормы создаются в результате массовых привычек, оценок общественного мнения из индивидуальных убеждений и побуждений. Выполнение моральных норм может контролироваться всеми людьми. Авторитет в вопросах морали отдельного лица не связан с его общественным положением, он является авторитетом духовным, т. е. обусловлен его личными моральными качествами. В морали нет объекта и субъекта регулирования. Каждый человек кого-то оценивает и одновременно кем-то оценивается сам.
В отличие от обычаев, нормы морали выражаются в заповедях, принципах, как следует поступать в тех или иных ситуациях. Мораль выражает целостную систему воззрений на социальную жизнь. Поэтому господствующие в данное время нравы и обычаи могут быть оценены морально с точки зрения её общих принципов, идеалов, критериев добра и зла. С моральной точки зрения, должное и фактическое совпадают не всегда и не полностью. В сфе¬ре моральной оценка человека носит всегда идеальный характер.
В моральной регуляции жизни общества большую роль играет индивидуальное сознание (личные убеждения и самооценка), позволяющие человеку самому контролировать свои действия, давать им обоснование и вырабатывать линию поведения, т. е. мораль зиждется на автономии человеческого духа.
Следует отметить, что мораль оценивает не только практические действия человека, но и его мотивы, побуждения, намерения. Поэтому в моральной регуляции жизни общества особую роль играет формирование в каждом индивидууме способности самостоятельно определять свою линию поведения в обществе без повседневного внешнего контроля, который заменяется внутренним контролем. Моральные же требования к человеку состоят в непременном постоянном следовании общим нормам и принципам.
В моральных нормах заключены потребности человека и общества, определяемые обобщением громадного исторического опыта многих поколений. Так, одна из древнейших моральных заповедей называется "золотым правилом". Оно имеет одинаковый смысл во всех основных мировых религиях: "Поступай с людьми так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой!".
Вопрос о соотношении морали и права занимает важное место во всех этических учениях. И мораль, и право регулируют поведение людей в обществе. И то и другое представляют собой совокупность относительно устойчивых норм, которые (по крайней мере, формально) распространяются на всех членов общества. Хотя нормы права записаны в сводах законов, а нормы морали живут в общественном сознании, и те и другие определяют общественное благополучие. Различие заключается в способе регулирования поведения людей. Накладывая определённые ограничения на поведение человека в обществе, мораль, как и право, ограничивает его свободу, т. е. оказывает насилие или, иначе говоря, имеет власть над ним.
Если, как уже говорилось ранее, при контроле над выполнением юридических законов власть выступает в форме суда, то контроль над исполнением моральных норм осуществляет совесть человека. В отличие от суда, обладающего административной властью, совесть обладает над человеком властью духовной (способностью наказать угрызениями совести – душевной болью). Эта власть, так же как и административная, может быть охарактеризована силой тех духовных страданий, переживаний, мучений, которые испытывает тот или иной человек при наказании его собственной совестью за совершение аморального поступка.
С точки зрения этики, совесть – это категория, выражающая связь морали и человеческой личности, характеризующая способность личности осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков. В. И. Даль определил совесть как часть души человека, где оцениваются его поступки. Иными словами, совесть – это субъективное осознание личностью своего долга и ответственности. По форме – это ответственность перед самим собой. Совестливость – это свидетельство высокого духовного развития личности, глубокого осознания морали. Руководствуясь своей совестью, человек берёт на себя бремя суждения о добре и зле и задаёт себе критерии моральной оценки себя и окружающих, формирует систему внутреннего контроля, своего личного морального судью. Этот судья неотступно следует за человеком и всё о нём знает! Понятие "совесть" вытекает из общественной сущности человека. Если стыд характеризует зависимость индивида от общества, то совесть указывает на зависимость общества от личности. 
Интересно, что стыд по Далю – это лишь внешнее проявление совести, то есть, он связан с ней неразрывно. Избавляя человека от чувства стыда, мы лишаем его и совести – внутреннего судьи, что и делается демократическими "свободными" СМИ в нашей стране уже более пятнадцати лет! И таким образом все эти годы разрушается механизм нравственного регулирования общественной жизни. Остаётся неясным только: делается это по недопониманию или это государственная политика нынешнего правительства России!?
Очевидно, совесть имеет общественное происхождение, определяется условиями социального бытия и воспитания человека и зависит от его классовой принадлежности, ведь объективная действительность по-разному отражается в сознании людей, принадлежащих к разным социальным слоям общества. Однако совесть имеет и общечеловеческую составляющую. Совесть как духовная власть сильна наказанием, которому способна подвергнуть нарушителя нравственной нормы или страхом перед этим наказанием.
Основываясь на всём сказанном, попробуем проанализировать, как изменялась эффективность морального регулирования жизни русского общества, начиная от эпохи царизма, по сей день.
До октября 1917 года Россия была религиозной страной. Воспитанием русских людей (обучением их нравственным нормам) занималась православная Церковь. Большинство населения было верующим. Церковь как институт воспитания имела огромный опыт и неплохо справлялась со своим делом. Совесть русского человека носила религиозный характер, и её духовная власть над ним была очень сильна. Ведь она основывалась на долге перед Богом, на страхе Божьем! Бог же, согласно христианскому учению, присутствует везде и всегда, всё видит и всё знает. Люди верили, что за всякий безнравственный поступок их ждёт безусловное наказание на Страшном Суде. Страх удерживал человека от греха – игнорирования Божьих заповедей – законов христианской морали. В результате моральное регулирование общественной жизни было достаточно эффективным. Совестливых людей было большинство, Россия (относительно Запада) считалась страной духовной!
В атеистическом советском обществе, которое было построено в России после 1917 года, моральные принципы, по сути, остались прежними. Моральный кодекс строителя коммунизма мало отличался от христианских заповедей, но духовная власть совести резко упала. Особенно ощутимо это было в начальный период, когда революционеры рушили старые общественные устои. В этот период безнравственность общества им была необходима, вся сила власти была обрушена на религию как институт воспитания и поддержания морали вообще и совести в частности. Совесть превратилась из долга перед Богом в долг перед обществом, в высокое общественное сознание. Она стала опираться не на Божий страх, а на страх перед общественным осуждением. А общество, увы, не Бог! Оно видит далеко не все безнравственные поступки и далеко не всегда! Если же наказание за "грехи" стало не безусловным, то и страх перед наказанием уменьшился, и сила власти совести упала. У советских людей возник дефицит совести. Она стала хуже контролировать поступки человека. Это проявилось в росте случаев воровства, разврата, лжи, лицемерия, подлости и предательства. В целом, роль морального регулирования жизни общества понизилась.
В начале 90-х годов прошлого века в России произошла буржуазная контрреволюция. Новым революционерам-реформаторам опять (теперь уже для разрушения советских общественных устоев) потребовалось снижение роли морали в регулировании общественной жизни. Советские институты воспитания были уничтожены, новые не созданы, церковь ещё долго не возродится. Совесть человека ныне не опирается ни на Божий страх, ни на страх перед общественным осуждением. Большинство людей в погоне за жизненными благами совершенно забыло о своей совести, лишилось внутреннего судьи. Примеров тому каждый читатель может привести великое множество. Человеческая совесть, как и в своё время в фашистской Германии, у нас (в бывшей святой Руси!) стала просто химерой – несбыточной фантазией немногих оставшихся идеалистов! Почти официально в телепередаче на канале "Культура" нынешними "духовными" вождями России она признана (как и нравственность вообще) мешающей построению капиталистического рая в России!
ХОРОШАЯ  СЕМЬЯ – ГАРАНТ 
ЗДОРОВОГО  ОБЩЕСТВА  И  ГОСУДАРСТВА

Семья – самое древнее первичное человеческое сообщество, общежитие, социум. Именно она является источником правил совместного проживания людей, традиций, нравственности, основ организации жизни социума. Семья всегда была и будет первичной, основной ячейкой общества, а главное – основой его нравственности.
Известно, что жизнь сегодняшнего человеческого общества регулируется двумя видами законов: юридическими и нравственными. Юридические законы недолговечны и непостоянны. Они изменяются с изменением формы организации общества. Законы же нравственные более стабильны. Они заключают в себе весь опыт существования человечества, сосредоточенный в обычаях и традициях, и, в отличие от юридических, не требуют для своего поддержания никаких силовых структур. Роль их в жизни общества чрезвычайно велика. Получает же начальное духовно-нрав¬ст¬венное воспитание и начинает нравственную жизнь, постигает эти законы каждый человек в семье. Иными словами, семья есть начальная школа всех добродетелей, школа, где человек получает начальные знания о добре и зле, о справедливости и несправедливости! Что может быть важнее качественной работы этой школы!? Ведь нравственное состояние всего общества и государства в целом определяется нравственным состоянием семьи как первичной их ячейки. Стоит разрушить семью – разрушатся общество и государство!
"Когда мы исследуем состояние народа или периода времени, то наши взоры, прежде всего, обращаются на состояние брачной, семейной жизни. По нему мы судим обо всём остальном. Если брачная жизнь поколеблена, то мы точно знаем, что и остальные области нравственной жизни этого народа находятся в худом состоянии. Для того чтобы нравственное состояние народа возвысилось, мы утверждаем, что для этого, прежде всего, должно улучшиться брачное состояние", – пишет известный западный апологет христианства Лютардт. И продолжает: "Все, кто стремился разрушить общество и государство, начинали это с разрушения семьи, семейных устоев!".
Из хорошей, высоконравственной семьи люди, живущие в доб-ром согласии, любящие и уважающие своих предков, родителей, братьев и сестёр, переносят эти отношения к ближнему и в общественную жизнь и таким образом благотворно влияют на всё общество. В семье человек учится любить и уважать ближних (и старших, и равных, и младших); особо почитать и учиться жизненной мудрости у старшего поколения; помогать нуждающимся, униженным и оскорблённым. Здесь в нём рождаются качества, так необходимые действительно цивилизованному человеческому об¬ществу.
Сама семья базируется на браке. Мы живём, в основном, в хри¬стианской стране, поэтому будем говорить о браке христианском.
Христианский брак – это освещаемый Церковью добровольный, основанный на взаимной любви пожизненный союз мужчины и женщины, создаваемый с целью взаимопомощи, а также рождения и христианского воспитания детей. В соответствии с христианским вероучением Бог первым создал человека (мужчину), а затем и его жену с тем, чтобы они составляли единую плоть. У русского народа брак издревле относился к религиозно-нрав¬ст¬вен¬ным понятиям, заключался с благословения священника, а нарушение супружеских обязанностей осуждалось обществом. Развод супругов, в соответствии с Новым Заветом, разрешался только в случае нарушения верности брачному союзу. Христианство допускает и приветствует все здоровые, нормальные естественные человеческие чувства, при этом возвышая их до духовности, до совершенства. Однако плотская любовь человека не должна сводиться к чисто животному удовлетворению физиологической потребности, она непременно должна сопровождаться душевным влечением. Вместе с тем Церковь всегда боролась против всякого рода извращений, ибо они препятствуют выполнению семьёй основной функции – рождению и воспитанию детей. Поскольку реальная брачная любовь часто вырождается в чувственную и беспорядочную, то она требует особого освещения и одухотворения Церковью. Это осуществляется с помощью таинства.
Святой Иоанн Златоуст пишет, что христианский союз супругов должен заключаться с молитвой и благословением священника, чтобы умножилась взаимная любовь жениха и невесты, чтобы вечно сохранились их целомудрие и единомыслие и чтобы прожили они свою жизнь богоугодно и счастливо.
Из понятия брака как таинства вытекают его высокие цели.
Первая и главная – это полная и неделимая преданность супругов друг другу. "Не хорошо быть человеку одному. И оставит он отца своего и матерь и прилепится к жене своей, и будут два  одною плотью!", – сказано в Евангелие от Матфея. Отсутствие духовно-нравственного единства супругов – основная причина несчастных браков. В браке каждая личность как бы выходит за границы своего эгоизма, перенося личные интересы в другого человека – супруга. Истинный брак возможен только при единожёнстве и пожизненности. Вступление человека в брак с мыслью о возможности его расторжения делают невозможной полную преданность супругов друг другу и прочность союза. В древнейшем памятнике христианской письменности "Апостольские постановления" говорится: "Жена есть общница жизни, соединяемая Богом в одно тело из двух, и кто снова разделяет одно на два, тот враг творчества Божия и противник Его Промысла".
Вторая цель брака – рождение и христианское воспитание детей. Церковь благословляет только такой союз мужчины и женщины. Брак служит спасению человечества, продолжению его жизни на Земле. Святой Иоанн Златоуст видел в семье и семейной жизни служение человечеству и обществу. Таким образом, брак благословен лишь тогда, когда соединён с желанием оставить после себя потомство. Если же он имеет в основе только стремление к удовлетворению плотской похоти, то является путём к пороку. Известный христианский апологет Афинагор писал: "Жену каждый из нас, которую он взял по установленному у нас закону, имеет только для деторождения. Как земледелец, бросив зёрна в землю, ожидает жатвы и больше уже не сеет, так и мерою пожелания служит деторождение".
Третьей целью брака Священное Писание считает предохранение человека от распутства. "Во избежание блуда, каждый имеет свою жену", – говорил апостол Павел.
Христианский брак требует соблюдения двух обязательных ус¬ловий: личной склонности или глубокой симпатии брачующихся друг к другу и совпадения их религиозно-нравственных воззрений. Склонность здесь рассматривается не как увлечение по страсти, ибо такое состояние рано или поздно проходит и на его месте остаётся отрезвление. У тех, кто по страсти вступил в брак, счастья не бывает: страсть со временем остывает и любовь проходит. Супруга надо выбирать разумно, чтобы жизнь прожить в мире, согласии и любви для личного счастья и общественной пользы. Страсть, которую в наше время называют любовью, – это не психологическое, а, скорее, физиологическое понятие. Это возбуждённое состояние тела. В этом случае любят не человека, как совокупность тела и души, а возбуждающее чувство, которое он вызывает. Предмет такой любви является своеобразным нарко¬ти¬ком – и только! А вся любовь заключается в желании обладания и ревности. Страсть, как и всякий наркотик, действие которого со временем ослабевает, требует постоянного повышения дозы, в данном случае – новой и новой страсти. Очевидно, в этом случае говорить о супружеской верности не имеет смысла.
Настоящая (в христианском понимании) склонность или любовь – это обоюдное тяготение душ; влечение сердец, основанное на единении плотского и духовного. Такое чувство способно со временем не уменьшаться, а расти и углубляться! Оно служит основой взаимной преданности, дружбы, доверия и уважения! Это чувство ещё более усиливается с появлением ребёнка.
Выбор супруга по разуму предполагает также сходство характеров, пристрастий, воспитания и образования. В этом вопросе издревле молодым помогали родители и близкие, мнение которых всегда глубоко почиталось. Большую роль для изучения будущими супругами друг друга играл обычай обручения. К великому сожалению, эти прекрасные народные традиции в последнее время совершенно забыты.
Важнейшее значение для счастья брака имеет добрачная чистота и целомудрие молодых. "Ничто так не украшает юного возраста, – говорил Иоанн Златоуст, – как венец целомудрия. И жёны будут им любезны, когда душа наперёд не знает блуда и не будет растлена, когда юноша будет знать одну женщину, любовь будет пламеннее и дружба надёжнее, и жена милее всех. Если же юноша до брака растлился, он и после будет смотреть на чужих жён и иметь любовниц. …Кто был целомудрен до брака, тем более останется таким после. Напротив, кто  до брака научился любодействовать, тот и после брака станет делать тоже!". Очень мудрые слова!
Насколько соответствует нынешнее состояние семьи и брака в новой России вкратце рассмотренному нами христианскому учению в деталях может оценить сам читатель. Мы же остановимся только на самых важных, принципиальных, на наш взгляд, моментах.
Как известно в настоящее время в России восторжествовала либеральная идея, проявляющая себя в политике в форме буржуазной демократии, в экономике – в форме капитализма, при котором высшей ценностью являются деньги (ценность чисто материальная). Духовные ценности стали уделом незначительной части народа. Нравственность российского общества за последние десять-пятнадцать лет резко упала. Казалось бы, самое время поднять роль семьи! К сожалению, мы являемся свидетелями противоположного процесса.
Либерализм декларирует необходимость эмансипации женщины, т. е. вовлечение её в общественную жизнь наравне с мужчиной. Очевидно, это не позволит ей качественно выполнять свою основную функцию: создание крепкой семьи и нравственное воспитание детей – будущего нашего общества.
Во главу угла либерализм ставит обогащение, потребительство, радости земной жизни, где чуть ли не основным является секс. Это способствует растлению, развращению народа (особенно молодёжи), противоречит нашей традиционной христианской морали и препятствует налаживанию прочных семейных отношений. Сегодня уже среди юношей и девушек школьного возраста трудно сыскать целомудренных. Отмечаются случаи беременности даже одиннадцатилетних девочек!
Пропагандирующие либеральную идею "свободные" СМИ, и особенно телевидение, постоянным смакованием темы сексуальных отношений, половых извращений, откровенного разврата наносят колоссальный вред семейным отношениям в России. А правительство спокойно взирает на это со стороны. Известно, что в настоящее время количество разводов превышает количество регистрируемых браков. Обычным явлением стали браки гражданские, в которых ни рождение, ни, тем паче, нравственное воспитание детей не предусматривается. Ежегодно количество смертей  в нашей стране превышает количество рождений. Народ на глазах вымирает. Демографы утверждают: для того, чтобы русский народ сохранился на планете Земля, необходимо вступление всех нынешних молодых людей в нормальный брак и воспитание в каждой семье не менее пяти-семи детей! У нас же наоборот: семья разрушается, народ вымирает, и государство российское идёт к своей гибели. Так нужна ли России либеральная идея? Кому она выгодна?



ЦЕЛОМУДРИЕ – ОСНОВА 
ХРИСТИАНСКОЙ  МОРАЛИ

"Уяснение нравственного закона
есть не только главное, но и един-
ственное дело человечества".
(Л. Н. Толстой)

В последнее время даже в наших демократических "свободных от цензуры" СМИ часто можно услышать сетования по поводу всеобщего упадка нравственности в современном российском обществе. Не вдаваясь в причины этого явления, которые, на мой взгляд, очевидны и кроются во внедрении этими же СМИ в сознание людей культа "золотого тельца", хотелось бы освежить в памяти читателя базу, на которой стоит православная этика и которая определяла былую (ныне демократами отрицаемую) особую духовность русского православного народа.
Очевидно, размеры газетной статьи не позволяют осветить даже вкратце всё христианское нравоучение. Попытаемся рассмотреть только его фундаментальную часть – учение о целомудрии как общеобязательной христианской добродетели.
Толкуя Послание святого апостола Павла, епископ Феофан говорил: "Нравственное состояние людей в последние дни бытия мира Господь сравнивает с состоянием людей, живущих перед всемирным потопом. Тогда был ужасающий разлив чувственности. "Все они – плоть!" – сказал о них тогда Бог. То же будет и перед концом мира. Плотские дела с лихоимством возьмут верх над всем!" Разве не это мы наблюдаем сегодня? Может быть, прав и прозорлив епископ?
Развратившихся людей апостол называл сынами противления, которых невозможно убедить в том, что жить нечисто – пагубно, так как они не верят самому Богу, ни во что святое и противятся праведной жизни. "Ни каким грехом не гнушается так Бог, как непотребством (развратом), – предупреждал преподобный Ефрем Сирин. – Плотоугодие и разврат – это бездна, в которой погибло множество человеческих душ".
По словам преподобного Макария Великого: "Кто что любит и чем бывает связан в этом веке, на то и обменяет Царство Небесное, а что хуже всего, то признает Богом!". В наши дни, это без сомнения, потребительство (в широком смысле), жажда наживы, деньги – ценности, давно овладевшие западным миром и теперь всеми способами усиленно навязываемые нам, русским людям, либералами-западниками, оказавшимися обманным путём у власти в России. Даже наши беглые поклонники Запада теперь признают, что в Америке, например, люди ни о чём ином, кроме того, кто, сколько и каким путём заработал денег, и говорить не умеют! К этому состоянию ускоренными темпами приближаемся и мы, уважаемый читатель! Грустно!
Человека в России сегодня окружает множество соблазнов. Ещё более их показывает ежечасно служащее не русскому православному народу телевидение. В этих условиях особо необходима духовная твёрдость (которой, увы, обладают очень немногие!), чтобы сохранить себя в чистоте и целомудрии и не поддаться соблазнам плоти.
"Не будьте сообщниками грешников, – увещевает апостол, – остерегайтесь всякой поблажки греховной плоти, соблюдайте себя в чистоте и целомудрии".
Целомудрие – это то, на чём зиждется вся христианская мораль. Это понятие объединяет все христианские добродетели. Это как бы всеобъемлющий, суммарный показатель моральных качеств человека!
В апостольских писаниях под целомудрием понимается чаще всего чистота от всякой греховной скверны, а также здоровье ума и души. Первоначальное значение этого термина – благоразумие, здравомыслие, премудрость в бытие и мыслях. Под целомудрием понимается мудрость не только умственная, но и нравственная. Этимологически греческое слово "целомудрие" означает здравость, неповреждённость, нормальное состояние внутренней духовной жизни человека-христианина, цельность его личности, его внутреннюю духовную твёрдость. Целомудрие оберегает духовного человека (т. е. человека, предпочитающего ценности духовные – материальным) от торжества в нём животного начала, от потери человеческого облика. Противоположным целомудренному – является состояние развращённости, когда личность разрушена, когда напоказ выставлены низменные потребности и похоти плоти, а душа подавлена плотскими (животными) желаниями. Развращённый человек как бы вывернут наизнанку. Он бесстыдно демонстрирует всё постыднейшее в себе. Бесстыдство – показатель испорченности, растленности души!
В. И. Даль рассматривал стыд как внешнее проявление совести, а совесть – как внутреннего контролёра человека, удерживающего его от безнравственных поступков! Представьте себе: каким идеальным был бы мир, если бы у всех людей существовал этот внутренний контроль!
От развращённого человека остаётся только человеческая личина, а дух, душа (то, что отличает его от животного) умирает, т. е. он превращается в животное! Такой человек растворяется в соблазнительных похотях, страстях, которыми может жить только человек самовлюблённый, эгоистичный, не угодный Богу! "Эгоистичная жизнь в самоугодии и страстях разлагает, истощает и съе¬дает естество человеческое", – говорит епископ Феофан.
"Но душа человеческая растлевается не только плотскими (телесными) утехами (прелюбодеянием, разгулом, в целом потребительством), но и сребролюбием, славолюбием (тщеславием), завистью, жестокосердием, ложью, лицемерием, лихоимством и всяким другим злом, ненавистным Богу", – предупреждал нас преподобный Ефрем Сирин.
Целомудрие предполагает преодоление животных похотей в жестокой борьбе человека с самим собой. Истинно целомудрен тот, кто не только всё своё тело хранит от блуда, но и душевные помыслы его не совместимы с порочными мыслями и желаниями.
Православие различает целомудрие в широком и узком смысле.
В широком смысле целомудрие состоит в том, чтобы свято сохранять все христианские добродетели, строго наблюдая за собой во всех действиях, словах, делах и помыслах. Целомудрие – это, по сути, непорочность личности. Иоанн Златоуст говорит: "Целомудрие состоит не только в том, чтобы воздерживаться от прелюбодеяния, но и в том, чтобы быть свободным и от прочих страстей. Следовательно, любостяжательный – не целомудрен. Как пре¬любодей пристрастен к телесному наслаждению, так этот – к богатству. Даже последний – невоздержаннее первого!".
Современным нуворишам было бы не вредно это знать! И особенно тем, которые считают себя хорошими, оцерковлёнными хри¬стианами! А таких лицемеров, увы, предостаточно!
Истинное целомудрие укрощает все страсти, удерживает все неблаговидные стремления души и тела. Оно требует самоотверженной жизни человека с полным отвержением эгоизма и всяческого самоублажения.
К внешним признакам целомудрия относятся, прежде всего, скромность и стыдливость. "Стыдливость есть постоянная непременная спутница целомудрия и нравственной чистоты. Стыд есть превосходный наставник и помощник в сохранении телесной и духовной чистоты. Целомудренная скромность человека проявляется не только в словах и поступках, но и в его внешности, в поведении, в умении скромно держать себя в обществе. В наружности человека, в поведении, как в зеркале, отражается его душа. Благодаря этой связи души с телом мы по внешним признакам можем судить о внутренних свойствах, о душе человека. Так, наглость, развязность поведения свидетельствуют о легкомысленности и нескромности. На это указывал ещё святой Амвросий Медиоланский. Скромное внешнее поведение человека – свидетельство благородства духа, благонравия и совестливости. "Кротость ваша да будет известна всем человекам", – говорил апостол.
Как видим, не распущенность и раскованность, широко пропагандируемые современными воспитателями народа, а скромность украшает человека, угодна Богу и людям!
Целомудрие проявляется и в чистоте нашего языка, – утверждают отцы Церкви. Здесь уместно вспомнить, какие дифирамбы поёт даже в программе "Культура" бывший "министр культуры" России Швыдкой и его приспешники современной похабной и низкопробной литературе и искусству, русскому мату и как отрицательно они относятся к признанным миром русским классикам, например А. С. Пушкину! А сколько грязных и нерусских слов, засоряющих и пачкающих русский язык – носитель традиций, истории и культуры нашей, – сегодня можно услышать из уст современных журналистов и ведущих радио и телевидения!
Взору и слуху истинно целомудренного человека противна всякая нескромность: соблазнительные зрелища, картины, книги, скульптура и т. п. А что мы ежедневно наблюдаем на экранах и печатных страницах?! Разве это всё способствует воспитанию целомудрия в людях?! У целомудренного человека красота человеческого тела не вызывает страстных, похотных чувств, она побуждает его к прославлению Создателя, сотворившего такую красоту! Способствуют ли этому наши современные СМИ?!
Чистое целомудрие является источником радости, душевного восторга, жажды жизни человека. Целомудренный человек отличается воздержанием, терпением и мужеством в несчастиях и скорбях. Целомудрие – это особый дар Божий! По милости Божией человек освобождается от брани плоти и господства над собой страстей. Но дар этот нужно заслужить! А Церкви и православному государству надлежит способствовать этому соответствующим воспитанием своего народа.
В узком смысле, целомудрие – это добродетель, противоположная плотским страстям и разврату. Иначе она называется чистотою души и тела от всякой плотской скверны. Епископ Игнатий Брянчанинов даёт такое определение: "Чистота – это добродетель, противоположная блудной страсти, это отчуждение тела от действительного впадения в грех и от действий, приводящих к греху, отчуждение ума от помышлений и мечтаний блудных, а сердца от ощущений и влечений блудных, за чем последует и отчуждение тела от плотского вожделения".
"Надо знать, – пишет святитель Дмитрий Ростовский, – что чистота внешнего человека, т. е. чистота тела, без чистоты внутреннего человека, т. е. духа, не есть чистота. Если кто и не творит скверного греха телом, но умом любодействует, имея скверные мысли, подчиняясь им и услаждаясь ими, он есть блудник!".
Ещё древними подвижниками было сказано, что блуд есть ложь и обман, а целомудрие есть истина и истинное удовольствие!
"Сладость чистоты целомудрия нельзя объяснить словами тому, кто не удостоился достичь высоты этой добродетели. Целомудренный человек получает постоянное душевное удовольствие от сознания победы над порывами страстей, от увеселения и спокойствия совести, от уважения к самому себе! Удовольствие от удовлетворения страсти кратковременно, а после него начинаются угрызения совести, помрачение разума, скорбь, ревность, ссоры, опасения, постоянная неудовлетворённость, раздражительность и душевное смятение, а при смерти – великая скорбь и тяжесть души!" – говорил Иоанн Златоуст.
"Чистота целомудрия гнушается роскошью, негою, изысканным убранством одежд. Она – ненавистница дорогих яств, избегающая пьянства. Чистота – узда для очей, она изводит всё тело из тьмы в свет. Чистота порабощает плоть, проникает взором в небесное. Чистота – родоначальница любви и ангельского бытия. Чистота – дар Божий, исполненный доброты, назидания и ведения. Чистота радует сердце, обретшее её. Чистота порождает духовную радость и умерщвляет печаль. Чистота умерщвляет страсти и производит бесстрастие. Чистота отгоняет уныние, внушает терпение. Чистота – лёгкое бремя, не тонущее в водах, и вечное богатство, скрытое в душе. Чистота расцветает, как роза, среди души и тела и наполняет весь дом благоуханием!" (преподобный Ефрем Сирин).
Совершив краткий экскурс в основы христианской этики, читатель имеет возможность самостоятельно оценить заслуги и достижения нынешней политической элиты России в деле возрождения  христианской морали.
Ему становится очевидным лицемерие власть предержащих, по большим праздникам непременно присутствующим в храмах с видом кающихся грешников и свечами в руках, и одновременно разрешающих СМИ безнаказанно развращать свой народ, а всякого рода сектантам и представителям чуждых нам религиозных конфессий – отбирать паству у Русской православной церкви. 



ЧЕСТЬ, ДОСТОИНСТВО, АРМИЯ

Ещё и сегодня в определённых кругах российского общества изредка можно услышать фразу "Честь имею!". Попробуем разобраться с такими важными морально-этическими понятиями, как "честь" и "достоинство", выяснить, кто же имеет моральное право на эту гордую формулу, и проанализируем, какую роль честь и достоинство играют в человеческом обществе.
Вообще говоря, философия различает национальные, профессиональные, коллективные и индивидуальные честь и достоинство. Мы же коснёмся только случая, когда эти понятия относятся к личности.
С точки зрения этики – раздела философии, занимающегося вопросами морали, "честь" – это категория общественного сознания, тесно связанная и во многом сходная с категорией "достоинство". Оба эти понятия раскрывают отношение человека к самому себе и отношение к нему со стороны общества. Но в отличие от достоинства моральная оценка личности понятием "честь" связана с конкретным общественным положением человека и признаваемыми за ним моральными заслугами. Иными словами, честь – моральная оценка личности обществом, её внешняя оценка. Если представление о достоинстве личности исходит из принципа равенства всех людей, то понятие "честь" оценивает их дифференцированно, что и отражается в их различной репутации. Честь требует от человека оправдывать свою репутацию, т. е. подразумевает необходимость защиты.
Существует мнение, что понятие "честь" исторически возникло из понятия "часть" в воинском сословии. Дело в том, что в древности дружинники князя при дележе военной добычи получали свою часть. Князя с дружиной нанимали для своей защиты мирные селяне. Чтобы отличать воинов от мирян, первых стали называть людьми части, а вторых – мужиками. Со временем слово часть трансформировалось в честь, приобрело из материального моральный смысл и стало означать моральные требования, образ жизни, не унижающий достоинства определённого сословия (изначально военного). Постепенно возник кодекс чести военного (дворянского) сословия – совокупность правил поведения дворянина. Сословное понимание чести сохраняется и сегодня. Поэтому честь, с одной стороны, может проявляться в высокомерии, чванстве, тщеславии, а с другой – у тех, кто лишён общественных привилегий (высокой моральной оценки обществом), честь может порождать чувство оскорблённой гордости, стремление утвердить свой престиж подражанием высшим сословиям, лесть и заискивание. Честь – важный стимул общественного поведения.
С понятием "честь" неразрывно связано "честолюбие", проявляющееся как мотив действий, которые совершаются человеком ради получения почестей в общественной жизни. В отличие от тщеславия, связанного только с личными амбициями, честолюбие связано не столько с желанием получить признание окружающих, сколько – приобрести заслуженное высокое положение в обще¬стве, вес и влияние, т. е. здоровое честолюбие является положительным качеством личности и двигателем общественного прогресса.
Достоинство – моральное понятие, выражающее представление о ценности всякого человека как личности, особое моральное отношение человека к самому себе и отношение к нему со стороны общества, признающего ценность личности. Это, в значительной степени, внутренняя оценка личности, её самооценка. Со¬знание человеком собственного достоинства является формой самосознания и самоконтроля, на нём основываются требования человека к самому себе. Поддержание своего достоинства предполагает необходимость несовершения человеком порочащих его поступков. Собственное достоинство, честь и совесть требуют осознания человеком ответственности перед самим собой! Личное достоинство – результат высокого духовного развития человека. В буржуазном обществе честь и достоинство человека определяются величиной его собственности. Отсутствие таковой, по сути, лишает человека чести. Так что говорить о наличии у него чести нищий интеллигент (и офицер) в сегодняшней России не имеет морального права! В таком обществе утверждать собственное до¬стоинство люди неимущие могут только в протесте, в борьбе с его устоями. При этом человек осознаёт и доказывает, что он достоин лучшей жизни! Достоинство выступает как важная сторона социальной и моральной свободы личности, признания её прав. Представление о достоинстве личности связано с развитием правосознания, гражданской зрелостью общества, реальной обеспеченностью прав человека.
Пробуждение и развитие тонкого и умеренного чувства собственного достоинства – одна из труднейших задач воспитания человека, поскольку от этого чувства в значительной мере зависит плодотворное для него самого и для  общества развитие и становление личности.
Итак, этика толкует понятие "честь" как моральную оценку человека со стороны общества, "достоинство" – в большей степени как его самооценку.
Значительное внимание этим понятиям в своём "Толковом сло¬варе" уделил непревзойдённый знаток русского языка В. И. Даль. Честь, по его определению, – это внутреннее, нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чис¬тая совесть. Это условное светское житейское благородство. Это высокое звание, чин, должность. Честный человек тот, в ком есть честь, достоинство, благородство, доблесть и правда. Это человек прямой, правдивый, неуклонный по совести своей и долгу; надёжный в слове, кому во всём можно доверять. Честолюбие – это искательство внешней чести, уважения, почёта, почестей. По своему обыкновению В. И. Даль статью о чести иллюстрирует русскими пословицами и поговорками. Вот некоторые их них: "Человек с честью, незапятнанной чести", "Знал бы ты честь, посовестился бы!", "Честь чести на слово верит", "Дай Бог тому честь, кто умеет её снесть!", "За честь голова гинет", "Честь головою оберегают", "Свинья чести не знает", "Чти отца твоего и матерь твою".
По Далю достойный человек – это человек ст;ящий, заслуженный, приличный, сообразный с требованием правды, чести, уважаемый, ценимый: "Прими достойное, чего стоишь, чего заслужил", "Кто малым не доволен, тот большого не достоин".
Во времена Даля полученные за заслуги перед Отечеством княжеские, графские и баронские титулы назывались дворянским достоинством.
Даль не видит принципиального отличия между честью и достоинством, не различает их как внешнюю и внутреннюю оценку человека. Однако он явно считает эти понятия моральными.
А вот как определяет понятия "честь" и "достоинство" переизданный в постсоветское время и скорректированный по требованию буржуазной идеологии "Философский энциклопедический словарь": "Честь, достоинство – деловая репутация (правовая защита). По российскому праву гражданин или юридическое лицо вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь и достоинство или деловую репутацию сведений".
Как видим, здесь вообще нет определений чести и достоинства и не упоминается о моральном смысле этих понятий. Зато речь идёт о праве на защиту деловой репутации. Ясно, что автора  статьи заботят только материальные потери дельца в результате снижения или окончательной утери им деловой репутации. Моральная сторона дела его не интересует вовсе! Он зациклился на правовом (по американскому типу) регулировании жизни общества и не желает ничего знать о нравственном! Его (философа!) не интересует философский аспект проблемы! Хороший пример бездуховности, эгоизма буржуазного общества и ограниченности мышления его идеологов! Не вредно бы им хоть немного знать русскую историю – историю страны, в которой они проводят свой очередной эксперимент!
Роль чести, достоинства, честолюбия человека в моральном регулировании общественных отношений прекрасно понимал и использовал при реформировании России так высокочтимый нынешними либералами-реформаторами царь Пётр I. Введённая им 14-классная иерархическая чиновничья система "Табель о рангах" вызвала, как отмечали современники-иностранцы, необычайный рост честолюбия всего народа, который был готов пойти на жертвы и подвиги, чтобы попасть в привилегированное дворянское сословие. Не было такой задачи, за решение которой не брался честолюбивый подданный Российской империи. Ведь за заслуги перед Отечеством тогда любой мог получить личное или даже потомственное дворянство. Дворянское образованное, мыслящее сословие составило пассионарную (активную) часть населения России, обязанное со шпагой в руках защищать свою честь. Дворянское достоинство легче было получить наиболее полезным для государства людям: воинам, учёным, инженерам; труднее – банкирам и купцам. Вот так оценивал великий реформатор полезность своих подданных!
Историческим преемником российского дворянства в Советском государстве в лучшие свои годы была КПСС и офицерский корпус (практически полностью состоящий из членов партии). Сегодня такого интегрирующего народ сословия в России нет. Власть принадлежит этническим, криминальным, финансовым группировкам. Отсюда и плохая регуляция общественной жизни как с помощью юридических, так и нравственных законов. Очевидно, для исправления положения государственная система управления должна быть сделана строго иерархической по петровскому принципу, а продвижение по служебной лестнице чиновников – зависеть от их заслуг перед государством. Когда в нынешние времена была введена система оценки государственных служащих, подобная "Табелю о рангах", многие вздохнули с облегчением, ожидая устранения хаоса в стране. Увы, она не была претворена в жизнь. Влиятельной верхушке России хаос выгоден: в мутной воде легче ловится золотая рыбка! Да и возрождение великой России ей не нужно!
Вопреки положительному петровскому опыту, в начале 90-х го¬дов значительная часть интеллигенции (современного дворянства) была лишена заслуженной ранее чести, унижена морально и материально, сделалась пассивной. Власть лишилась значительного интеллектуального потенциала и поддержки. Таким образом, был нанесён большой ущерб и экономике, и науке, и культуре, и образованию, страна была отброшена на десятилетия назад, а настоящая элита России приняла сторону оппозиции власти.
Как уже отмечалось ранее, честь, достоинство и совесть являются хорошими моральными регуляторами жизни человеческого общества. Честь и достоинство неразрывно связаны между собой прямой зависимостью: рост внешней оценки личности обычно приводит к росту её самооценки. Нормальным следует считать случай превышения внешней оценки над внутренней (чести над чувством собственного достоинства). Однако случается, что самооценка превышает оценку общества и это является бедствием для такой личности.
Высокие честь и достоинство личности повышают её общественную активность (что и было использовано Петром I при реформировании России), подвигает её на высоконравственные поступки, подвиги во имя Отечества. Особое значение это имеет для Вооружённых сил, так как высокие честь и достоинство воинов поднимают моральный дух войск и, следовательно, их боевую мощь. Это хорошо понимал ещё Пётр I, утверждая, что самоуважение (честь и достоинство) офицера есть основа боеспособности армии.
Понятия "честь" и "достоинство" родились в воинской среде, из которой выросло дворянское сословие. В нём вместе с профессиональными качествами воина из поколения в поколение передавался и кодекс чести. Из литературных источников нам известно, как ревностно защищали свою честь русские дворяне, насколько серьёзно относились к вопросам чести такие известные русские люди, как Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Достоевский. Особо следует отметить А. С. Пушкина как личность с эталонным представлением о чести и человеческом достоинстве и одного из самых ярких теоретиков и практиков русской дуэли. Пушкин называл себя "человеком с предрассудками", считая одним из главных предрассудков представление о чести как абсолютном регуляторе поведения человека в обществе. Для великого поэта и мыслителя в понятие "честь" входила и независимость дворянина, и верность своему долгу (вне зависимости от выгоды), и личное бесстрашие при защите своих представлений о добре и зле. Право на дуэль как способ защиты чести и достоинства для него было гарантией независимости, незыблемой духовной опорой.
Честь рода, семьи, коллектива, сословия не позволяла людям чести опускаться до неблаговидных поступков. Несмываемое пят¬но на чести благородного человека часто толкало его на самоубийство.
Уместно напомнить, что к вопросам чести и ныне очень серьёзно относятся в странах Востока, которые, в отличие от прагматичного Запада, всё ещё остаются духовными и активно борются за сохранение своих традиционных жизненных устоев с американским глобализмом.
Не все добрые традиции царской России были забыты советской властью. Так, Советское государство, как и его предшественник, поддерживало высокий престиж военной службы, тем самым, поощряя воспитание чести и достоинства советского офицера и солдата. Советский офицер служил (как и царский) не за деньги, а за честь. Служба его поощрялась не высоким денежным содержанием (как и в царской армии), а больше моральными стимулами. Иметь офицерское звание было весьма престижно, хотя денежное содержание офицера очень часто было ниже зарплаты рабочего. Но советская власть просуществовала менее семидесяти лет. Советские офицеры (как и вся советская интеллигенция) были в первом, максимально во втором поколении! Династии не успели даже сформироваться. Не закрепились гордость за принадлежность к офицерскому корпусу, честь и достоинство офицера. Защита офицерской чести не практиковалась и не поощрялась. В целом, честь и достоинство советского офицера были существенно ниже, чем у офицера царского. Именно поэтому с приходом к власти "демократов" советский офицер, сняв мундир и тут же забыв о чести, пошёл служить охранником, телохранителем, лакеем, слугой к мгновенно разбогатевшему на разворовывании никем не охраняемой государственной собственности, новому российскому буржуа. И это случалось не редко не из-за полного отсутствия средств к существованию или необходимого для жизни материального достатка, а из-за полного отсутствия чувства собственного достоинства и желания приобщиться к "прелестям" потребительской буржуазной жизни.
Конечно, этому во многом способствовала и новая государственная политика, перечеркнувшая воинские заслуги, а следовательно, и честь бывшего советского офицера. Уже многие годы принадлежащие новым хозяевам России СМИ бессовестно клевещут на Советскую Армию, обливают её грязью, всячески унижают и оскорбляют её офицерство. Тех, кто этому сопротивлялся, безжалостно изгоняли из армии независимо от заслуг, должностей и воинских званий. Ныне в армии некому постоять ни за себя, ни за армию, ни за народ! За годы "реформ" российская армия сокращена в несколько раз. Выброшенные на улицу, оказавшиеся без средств к существованию офицеры пополняют армию безработных, рыночных торговцев, сторожей, да и бандитов.
Почти сто лет назад подобная участь постигла царских офицеров. Но те имели твёрдое понятие о чести и достоинстве, закреплённое в них веками, и потому, утратив честь, когда не стало государства, которому они служили, сохранили достоинство (самооценку). Те офицеры на низкие поступки, унижающие их достоинство, на лакейство способны не были! Лишённое чести и достоинства советское офицерство способно на ту же безнравственность и поклонение денежному мешку, как и почти всё бывшее советское общество. Сегодня никого не удивляют факты воровства и продажи оружия, военного имущества и даже секретной информации офицерами и генералами. О чести и достоинстве теперь мало кто поминает!
В России грядёт переход на наёмную армию, которая, по определению, будет служить не за честь и совесть, а за деньги. Ещё древние римляне понимали, что такая армия ненадёжна и позади легионов наёмников всегда ставили римские, воюющие за идею Великого Рима, за честь римлянина! Не думаю, что "наши реформаторы" не знают об этом, но у них другие цели! Тем не менее, новой России рано или поздно придётся укреплять свою армию, воспитывать своих офицеров, поднимать их честь и достоинство. Люди без чести и совести обязательно в трудную минуту предадут своих командиров, государство и Родину!
Сегодняшняя российская армия унижена морально и раздавлена материально. Лишённая чести она не способна бороться даже за свои интересы, за своё место в общественной жизни. Разве может такая армия пользоваться уважением народа? Разве она способна защитить его от внешнего врага? Разве будет народ считать за честь служить в такой армии?

••••••••••
;





СОДЕРЖАНИЕ

РАССКАЗЫ      4
Исповедь      4
«Мессия»    13
Изик    18
Единая Россия    28
Двоеженец    33
Падение кумира    40
Шутка    49
Утро в деревне    53
В маршрутке    58
Амамбек    61
Это случилось в 1942 году на Брянщине    66
В день рождения    78
Прощание    98
ОЧЕРКИ 105
Боевое крещение 105
Этого забывать нельзя! 113
Ветеран о прошлом и настоящем 121
Жизнь, посвященная русскому народу 127
Один эпизод афганской войны 132
СТАТЬИ 137
Вот что нас губит! 137
Что такое либерализм? 143
Мораль и общество 151
Хорошая семья – гарант здорового общества и государства 157
Целомудрие – основа христианской морали 162
Честь, достоинство, армия 168