Глава 8. Исцеление

Роман Кольский
Никогда не думал, что придёт час и я столкнусь с чем-то, что перевернёт всю жизнь, но не в смысле, сделает её лучше или хуже, а в том смысле, что научит обращаться с ней, принимая её послания и проявления, какими бы они ни были. Ничего из того, что я пережил ранее, не было мной познано своевременно, так как голова была занята разрешением возникающих проблем или планированием того, что ей хотелось, а не тем, чтобы видеть жизнь, как она есть. У каждого человека есть путь, который он должен совершить, и не важно какие дороги будут у него, важно, чтобы он увидел, что он в пути, на котором случается всё. Увидев, он начинает различать случившееся, словно считывая с книги: «Ах, вот, оно что! А я и не знал, как это работает. Так вот, почему со мной это произошло». Это, как впервые начать строить свой дом, когда и только тогда узнаёшь, что и зачем следует и как это всё крепится. Ведь не поймёшь, пока не приложишь собственные руки к его возведению. Так и здесь! Путь это и есть наш дом, в котором бесконечное количество дверей, ведущих в такое же бесконечное количество комнат и залов, где скрыто много вещей и знаний о том, для чего они предназначены и как с ними обращаться. Не каждая дверь откроется сразу и не все двери будут открыты, просто потому, что путь наш долог и не во все укромные уголки можно успеть заглянуть. И чем более человек спешит жить, тем быстрее мелькают разные двери и большинство из них захлопываются за ним навсегда, отрезая возможность рассмотреть ту комнату или зал, который мог приоткрыть важное знание о том, что на самом деле, спешить то никуда не надо было, да и некуда – нельзя объять необъятное! В одном только зале находится много вещей, которые могли привлечь его внимание, рассказать о...
    Большие старинные напольные часы всегда говорят о Времени, отбивая каждую четверть перезвоном своих молоточков по металлической чаше, спрятанной за застеклённой дверцей своего корпуса, исполненного изящной инкрустацией по тёмному дереву, которому более ста лет. Равномерно, убаюкивающе качается бронзовый маятник над большим старым ключом от заводного механизма, лежащим на нижней полке, а витиеватые стрелки неспешно двигаются по неизменному кругу циферблата с римскими буквами, указывая часы и минуты, которые никогда больше не вернутся, хотя и будут отмечены пиковыми наконечниками ещё и ещё раз в течение последующих ста лет. Сколько всего, только в одних этих часах! Я мог бы стать часовым мастером, если бы пригляделся вовремя к этому залу, и увидел бы в нём эти старинные напольные часы, которые могли бы заинтересовать меня. И здесь же увидел бы старый дубовый письменный стол, покрытый зелёным сукном, на поверхности которого, всё ещё стоит, бог весть с каких времён, чернильница и поблёскивающее металлом острое перо, с красноватой и чуть потёртой деревянной ручкой. На краю зелёного сукна лежит отрывной календарь, из которого не вырвано ни одного листка, но каждый листок испещрён пометками химического карандаша, оставленными здесь чьей-то рукой. А сколько интересных предметов может оказаться в ящиках этого стола, и каждый имел назначение и использовался неведомым хозяином. Это целая история! И не надо быть Андерсоном, чтобы почувствовать через своё глубокое одиночество, как он, вибрации старых вещей, заговоривших человеческим языком со старым сказочником. Всё, созданное руками человека, обретает душу, доступ к историям которой возможен только, когда ты уделяешь внимание каждому предмету находящемуся перед тобой, забыв о времени, которое мы постоянно спешим обогнать. Неужели так трудно остановиться и осмотреться! Останавливаю себя, прекращаю бежать, осматриваюсь. Вижу больше, чем когда бежал. Получается, я сбежал ото всего самого интересного, что предлагала мне жизнь, не заметив, как годы отмеряли десятилетия. Мне казалось, что я видел многое и разное в жизни, но на самом деле, всё лишь мелькало перед моими глазами, с каждым днём ускоряясь и становясь похожим на пейзаж, пролетающий за окном купэ скорого поезда. Остановиться, осмотреться, увидеть и услышать. Услышать можно только в тишине, которая наступает, когда собственные мысли перестают топать в нашей голове, словно толпы людей, бегущих по своим делам по асфальтовым улицам, замороченного суетой, города. Именно, через приход в собственную голову тишины, начинаешь слышать, о чём говорят вещи, созданные и руками человека, и самой природой. Начинаешь знать, что тишина порождается покоем вечно мечущихся от полушария к полушарию мыслей, которые меняют свой рисунок, в зависимости от той пищи, что предлагается нашим глазам и ушам теми, кого мы сами ставим на пьедестал для глашатаев, думая, что они могут нам что-то подсказать в этой жизни, когда все подсказки находятся в наших собственных сердцах.
    Всматриваюсь в свой путь, вижу многое из того, что уже пропустил, уже не вернуть. Но, разве, нужно возвращать то, что стало опытом, знанием. Перестал держать зло на сердце, обиды на то, что происходило со мной потому, как никто не виноват в том, что я пришёл получить свой опыт именно таким, какой мог принадлежать только мне. Принимая это, отпускаю боль. А отпуская свою боль, отпускаю тех, кого считал причиной её. И когда причины перестают существовать, наступает исцеление, потому что уходит восвояси то, что разрушало единение и было препятствием для любви и гармонии в отношениях с теми, с кем пересекались дороги жизни, начиная с самого рождения. Как только мы перестаём искать причины, как тут же начинаем свой путь к себе, к тому источнику откуда отправляются все пути и благодаря которому, всё, что нам казалось опасным и трудным, становится интересным и доступным. Люди подвержены страху, и когда им страшно, они становятся агрессивны, теряя те знания, которые были в них вложены изначально и позволявшие им изгибать свои дороги в том направлении, где они могли бы быть счастливы. Нет ничего предрешённого, пока страх не предрешит, чему быть. Отпуская страх, мы лишаем силы тех, кто питается нашим страхом. Отпуская страх, мы начинаем видеть то, что раньше пробегали, не замечая, мимо. Отпуская, мы слышим наши собственные сердца, что безошибочно показывают нам ту дорогу, по которой никогда не пойдёт страх, ни те, кто его исповедует. Есть те, кто говорят, что ничего не боятся, и потому будут сражаться, не принимая и не понимая, что мир есть квант, в котором одно может быть отражено другим, и тогда, в тысячах осколках этого мира повторятся одни и те же отражения страха. Так может длиться бесконечно, и кто-то, когда-то, должен прервать бесконечную цепь, осознав ту истину, которая заложена в человеке – его судьба есть отражение страха и бесстрашия, где бесстрашие останавливает неугомонный бег мыслей, возвращая нам покой, из которого возникают гармония и сострадание, чьи вибрации, в свою очередь, порождают безусловную любовь ко всему сущему. Это и есть путь, который можно увидеть, если перестать бежать, как в никуда. Это и есть исцеление, которое изменит весь мир. Трудно принять то, чему нас никогда не учили. Ещё труднее становится не принять, когда ты знаешь, что является причиной всему...