Глава 6. На весах

Роман Кольский
Знания растекаются по Земле, прячась в каждом камне, в каплях росы, в каждой прожилке листьев на деревьях, в сиянии звёзд на небе, в паутине, дрожащей на ветру, в кристаллах кварца и в буквах каждого слова – достаточно протянуть руку. Но, не протягивают, не ищут, пробегают мимо, как-будто ничто не имеет ценности кроме той вожделенной точки, куда гонят ноги современного горожанина. Город есть замкнутый круг, в котором вращаются энергии, закручивающиеся вверх и уносящие в пустоту жизни людей, отдавших свои годы бесконечному бегу по кругу, за пределами которого всегда начиналась свобода для тех, кто чувствовал, что стало нечем дышать. И тогда, многие выбирались не надолго, туда, где спираль высасывающих энергий теряла свою силу, уступая чистому воздуху лесов и полей, где кутерьма мыслей, складывающихся в информационную матрицу, становилась бессмыслицей перед открытыми пространствами, звавшими человека уйти за их горизонт. Настоящие знания не приходят к человеку просто так, если он остаётся глух и слеп к знакам и не умеет считывать то, что разбросала живая природа вокруг. Чего будет стоить всё то, чем занимались в городах, когда придётся уходить из них? К кому придём? К тем, на кого презрительно смотрели всю жизнь, к крестьянам, волочившим свою ношу невзирая ни на что, и из чьей среды, вышли наши предки, память о которых очень быстро стёрлась.
    Сажаю деревья, всматриваясь в самого себя, пытаясь ощутить, что чувствую, когда прикасаюсь к черенку, придерживая его и закапывая в землю. Чувствую покой, тихую радость от того, что напрямую соприкасаюсь с землёй и настоящей жизнью, облагороженной растениями, посаженными мной самим. Рано или поздно упадут плоды с них в мои корзины, сплетённые пока неизвестным мне плетельщиком. Далеко я забрался, чтобы узнать больше о счастье. Но, разве имеют значения расстояние и в какой стране ты постигаешь эти самые счастье и покой! Теперь начинаю понимать Льва Толстого, сам превращая свою жизнь потихоньку в толстовство. Да, я чужак здесь и выгляжу совсем по другому рядом с теми, среди чьих земель устроилась моя судьба, но имеет значение только сердце, с которым я пришёл сюда, а не мои старые желания, всё ещё пытающиеся громыхать в голове, создавая уже несуществующие для меня иллюзии отвалившейся, словно короста, городской жизни. Горы вокруг, которые окружают мой дом, привлекают внимание своими высоченными вершинами, особенно на закате, когда солнце, прячась за один из склонов, подкрашивает все остальные в какой-то золотисто-изумрудный цвет за счёт сочных трав, поросших на их крутых изгибах. Высыпавшие, на быстро темнеющий небосклон, звёзды, тревожно мерцают с высоты, будто желают поведать о какой-то тайне, могущей изменить весь мир в одночасье и сделать его неузнаваемым, как для тех, кто готовился к неизбежному, так и для тех, кто ничего об этом не знал. Потемневшие вершины, прячутся, будто закутываясь в чёрную шаль совершенно безмолвной ночи, скрывая свои секреты, о которых можно было услышать только в легендах, блуждающих в Андах, и рассказывающих о древних богах, посетивших однажды эти места. Чувствую, знаю, что пришло время их возвращения, и потому выискиваю среди ярких и неподвижных звёзд, их огненные следы, прочеркивающие каждую ночь небо нашей Земли.
    Если бы я не выбрался из огромного города, то потерялся бы навсегда в водовороте любых его событий, затягивающих своей бешенной энергией, моментально передающейся от одного человека к другому, слепящими импульсами сверкающих фарами автомобилей, распоряжениями очумевшей от власти матрицы, бесконечно хлопающими дверями подъездов высоких зданий, невидимыми радиоволнами сотовой связи и вечной спешкой по маршруту от точки А до точки Б и обратно, заколдованных в своей безысходности людей, бегущих на зов обманчивого мира мегаполиса. Сколько нас таких попало в его жернова, измочалившие жизни, доверивших ему построить закольцованные на самих себя асфальтовые дороги, с которых мало кому удаётся уйти, потому что большие города обладают собственной силой гравитации, удерживающей в своей орбите тех, кто решил для себя, что это и есть настоящая жизнь.
    Жизнь течёт, как река, изгибающаяся среди гор и равнин, за каждым поворотом которой открываются новые места, дающие возможность остановиться и осмотреться – не здесь ли расположить свою новую хижину, или, ещё немного пройти на своей лодке подальше, ведь там тоже может быть интересно. Жизнь даёт очень много человеку, ищущему великого разнообразия в её природе, и отнимает у тех, кто не готов поменять вечное беспокойство ложного зова города на зов ветра и журчание тихих рек, на пение птиц и шелест листьев дерев. Бывает, что даже, ушедший ненадолго из города, человек, снова и снова возвращается туда, откуда его вынесли недавно собственные ноги, на которые ему только и остаётся рассчитывать, если нет силы воли, выкаченной из него матрицей. И тогда, вся его жизнь это борьба с собственным умом, умеющим каждый раз доказать, что самые лучшие перспективы лежат в пределах магических колец города, и только сердце всё чаще стонет и молчаливый упрёк от него приходит, когда оно резко сжимается до боли от тяжёлого спазма, придавленное информационным безумием, пронизывающим мозг, попавшего в ловушку человека. Чтобы подняться в гору, нужно сбросить с себя всё ложное очарование, которым полна та Матрица, использующая лучшие умы для своего существования, и скидывающая их потом к подножию своей пирамиды, как не нужный хлам. Когда-то, Фемида, с завязанными глазами и держащая в одной руке весы, а в другой меч, рубила голову не только тем, кто перевешивал противоположную чашу весов, но и тем, кто взлетал вверх, не в силах уровнять обе чаши своими поступками. Оставались жить только те, чьё равновесие не нуждалось в каких-либо доказательствах. Таков настоящий секрет правосудия Фемиды. Чтобы обрести великое равновесие, нужен покой в умах, и освобождённое, из заключения расчётливого тюремщика, сердце. Города стали тюрьмами, чья геометрия создавалась таким образом, чтобы поймать в них живые сердца, из которых выкачивается вся энергия человека, даже не замечающего, что все его порывы уходят будто в никуда, оставляя внутреннюю опустошённость под конец пути, замкнутого в бесконечном круге. И когда уже время ушло и становится некуда бежать, самые прозорливые находят выход через погружение в себя, где они могут через созерцание найти действительный выход на другую землю, за пределы окольцованного и заколдованного города. Так создаются измерения, которые потом принадлежат исчезнувшим в них и куда не может дотянуться рука страха, охватившего город. Магия собственного сознания заключается в том, что оно и только оно может формировать миры, которые более соответствуют человеческой жизни, чем самые лучшие проекты созданные умом, оторванным от реальных желаний сердца. Миры приходят и уходят, а человек шествует сквозь них, словно не ведая, что всё переживаемое им в этих мирах, создаётся здесь и сейчас, с каждым его шагом навстречу неизвестному...