Где наше истинное место, никто не узнает, используя для его поисков свою голову. Не от ума приходят такие знания, а по наитию, которое спит в нас иногда десятилетиями, чтобы потом неожиданно пробудиться там, куда нас привели ноги, не согласные с головой. Ноги всегда выбирают тропы, которые нам подбрасывает Мать Земля, будто притягивая подошвы наших изношенных походами ботинок невидимыми магнитными полями, скрытыми в толщах её коры. И мы ступаем по этим тропинкам и дорогам, подчас не осознавая, что это и есть путь ведущий туда, где можно опрокинуться навзничь в поля, в морские волны, где можно обниматься с деревьями и слушать пение птиц, забыв о том, зачем нам нужна была вся эта спешка, эта гонка за призрачными богатствами, которые никогда бы не заменили нам всего один день, наполненный откровениями бесконечного пространства, окружающего нас с самого рождения. Остановиться самим и остановить Время, которое существует только в наших головах и которое визуально закреплено наручными часами на запястьях, окольцованных им, равняется всем, прожитыми нами зря, дням и всем ещё не прожитым жизням, потому что за остановленным Временем открываются миры, где, никуда не спешащий человек, успевает всё, к чему привлекло его сердце. Что же такое Сердце? Это мир, оживающий через ощущения, которые ранее были заменены мыслями, гнавшими нас туда, откуда не возвращаются иначе, как искалеченными. Сердце это мир, где двери на самые потаённые тропы открываются одним ключом, похожим на отмычку. Как же я мог не знать этого! В какую бы сторону я не двигался, повсюду слышал, будто нашёптывание: Кто я? Зачем я здесь? И годами от меня этому нашёптыванию исходило ни к чему не обязывающее: «Наверное, я кто-то. Наверное, я здесь зачем-то». Но, «кто» и «зачем», так и оставалось закрытым для моего осознания, потому что ключ-отмычка завалялся где-то среди старых вещей, отброшенных Временем в тёмную кладовку, интерес к содержанию которой должен был проснуться куда как позже. Не важно, сколько проходит лет, чтобы вспомнить про старую кладовку, важнее, чтобы вообще о ней вспомнилось. Всё, мимо чего мы проходим невзначай, не обратив никакого внимания, аккуратно, каким-то невидимым хранителем, бережно складывается туда, откуда сможет извлечь содержимое только вспомнивший самого себя. Засовывая руку в дырявый карман в поисках последней монеты, чтобы купить себе хлеба, пальцы бедняка с надеждой проникают за подкладку старой куртки, нащупывая ускользающий от них вожделённый кругляш. Вот, когда даже дырка в кармане становится тем порталом, за которым прячется ключ-отмычка, могущая открыть его. Прячется, но не всем даётся, ведь все равно, будет зависеть от хозяина пальцев, принять для себя новую точку отсчёта жизни, или продолжать обшаривать все дырки в карманах в поисках последней надежды. Лишь, когда не остаётся надежд, рождается человек, с возможностями открывать все потаённые двери, или же он умирает, если считает, что эта была последняя надежда. В мире, где звёзды рождаются по наитию, и человек должен рождаться подобным образом. Наверное, я знал об этом когда-то, а теперь, приходится возвращать это знание, сдирая с себя с кровью шкуру, наросшую за годы прозябания в невежестве. Трудно, и ох, как больно снимается скотч, которым был залеплен рот. И если я говорю сейчас обо всём, это значит, время пришло сказать самому себе, кто я есть и зачем я здесь. Вот, оно что! Буква рождается за буквой, формируя слова и фразы, за которыми не должно быть пустого сотрясания воздуха. Каждый слог входит внутрь, вскрывая ячейку за ячейкой в старой кладовке. Здесь нет мелочей, потому что любая мелочь оказывается на вес золота. Рассматриваю каждую грань, любуюсь ею и начинаю видеть отражения совсем другого мира, уготованного человеку пробуждающемуся. И этот мир не создан ещё, он создаётся вместе с нами, рождаясь, словно звёзды, по наитию наших сердец.
Среди белых лебедей на том известном пруду в Кузьминском парке, был один чёрный, и у меня с ним образовалась странная связь – он один привлекал моё внимание, и я брал хворостину в руку и пытался отогнать его от берега, к которому он подплывал в группе с другими, такими же грациозными птицами. Когда же он выходил на берег, оказывалось, что размах его крыльев был больше размаха моих рук, и тогда только хворостина увеличивала мой шанс на победу над ним. Он знал, что я выбрал его в качестве того, над кем мне нужно одержать победу. Его чернота, выделявшаяся на фоне других птиц, настолько сильно контрастировала с ними, что мне он казался воплощением самой тьмы. Почему так? Не знаю. Но, так было! В конце концов, кончилось всё хорошей потасовкой, в которой проигравшим оказался я. Сильным ударом крыла и угрожающим клювом, он опрокинул меня, и тут же я был схвачен своей бабушкой за шиворот, и отволочён в наказание домой. Больше я не связывался с тем чёрным лебедем, но я и не считал, что тьма восторжествовала надо мной, просто потому, что во мне ни разу не проявилось желания отомстить, ведь во мне ещё не существовало эго, которое и приказывает людям творить насилие, если всё пошло не по их разумению. Я был мал, и не держал обид. Мы все были такими в самом начале детства. Так почему же с годами всё так меняется? Что преследуем мы, когда стремимся доказать другим что-либо? Да и что можно доказать, когда наши собственные знания всегда находятся в зачаточном состоянии по отношению будущим событиям, которые всегда переворачивают наши предыдущие представления о жизни!
Свет, порождаемый сердцем, нарушает привычный ритм наших судеб, следующих мимо той жизни, о которой мы ничего-ничего, на самом деле, не знаем. Этот свет рождается, как нечто неизбежное, как семя, закатанное под асфальт безнадёжности, пробивается зелёным ростком несмотря на толщу уложенной дороги, разрывая всё искусственное, созданное по лекалам, отлитым из безжизненного пластика.
Я снова у горной реки, чей рокот напоминает говор многих людей и в котором можно различить даже отдельные голоса, ведь не случайно «река» и «речь» слова однокоренные. Когда-то люди знали это, и реки принимались за живые существа. Так может стоит вслушаться снова в то, о чём говорят их неумолчные воды? Мы потеряли многое на нашем пути. Суть, оказывается, была не в том, чтобы разложить на молекулы всю природу, окружающую нас, для её последующего изучения с целью подчинения себе. Суть была в том, чтобы подчиниться природе, ставши единым целым с ней и заговорив на её языке. Когда тебя слушают, то есть шанс быть услышанным. А если в нас говорит сердце, то природа, составляющая его, изменяет пространства, гармонизируя жизнь и делая её такой, о которой мы даже не мечтали, а потому, всё ещё не знаем, как можно жить на самом деле. Не случайно Сердце имеет такое название, которое приводит нас к пониманию золотой середины, где всё, что не было принято нами когда-то и даже отвергнуто, становится ясным, обнажая причины принятого и приятного нашему эго, которое слишком разборчиво в отношении всего расколотого вдребезги мира. Для сердца все едины, и каждый может быть принят им, где самые отверженные, становятся верными помощниками, собирающими воедино осколки отражённого эгом мира.
Мерцающие звёзды безмолвны, пока к ним не обратишься с просьбой рассказать о том, что они видели во Вселенной и чему стали свидетелями на Земле за прошедшие века. Звёзды могут многое рассказать, как и реки с озёрами, которых мы давно не вопрошали о том, что значит журчание и плеск их вод. Вслушиваясь в то, что ранее мы не желали слышать и даже забыли о такой возможности, вдруг, с удивлением обнаруживаем, что весь мир говорит на одном языке, а мы ему только начинаем учиться. На сколько сегодняшняя тишина может помочь нам осознать, что всё сотворяется только в ней, в той, которая равняется пустоте, где рождаются и исчезают иллюзии, ровно на столько мы можем переиздать этот мир, созданный умом, которым управляет эго. И сердце, это и есть ключ-отмычка ко всем изменениям, желанным ему. И камнем преткновения всегда было это знание, что несправедливость будет существовать, пока мы боремся с нею. Принять такое человеку, захваченному эгом, невозможно, а люди говорящие о подобном, выглядят в глазах окружающих сумасшедшими. И потому ключ-отмычка всегда будет той последней монетой, затерявшейся в подкладке старой куртки, с которой начинается либо наша настоящая жизнь, либо действительная смерть. Есть много людей, называющих себя воинами света. И если они исполняют то, что думают о самих себе, то никогда не одержат победы над тем, что в их понятии есть Тьма, просто потому, что свято место пусто не бывает и его занимают те, кто победил или их потомки. Нельзя восстановить Великое Равновесие, убрав с одной чаши весов все гирьки. Ведь, кому-то, впоследствии, придётся перейти с чаши на чашу, чтобы возместить недостающее.