Статья под рубрикой: «скажи НЕТ стереотипам»
"Отношение к женщине — лучший способ проверить благородство мужчины."
(Александра Фёдоровна Романова)
Скажите дорогой читатель: считаете ли вы Илью Обломова ответственным человеком? Скорее всего – нет. И вот мне тоже стало интересно: есть ли в нем хоть капля (хотя может больше) ответственности? И я стала размышлять в мысленной форме.
Ну в начале романа ему кроме как за себя быть ответственным на за кого (хотя… крепостные? Но этот аспект далее не реализуется). Значит надо искать истоки ответственности, когда в его жизни появляется иной человек. Например жена…
Даже когда она (еще не существующая реально) появляется в его разговоре с Андреем, уже Илья говорит, мол, женился бы, да «состояние не позволяет», хотя это еще не ответственность, но все-таки он считает: не могу жениться, раз не могу обеспечить жену («а дети пойдут!»). Считать то считает, но предпринимать что-то для обогащения пока не пытается. Посмотрим тогда дальше, может там найдем большую ответственность?
Но вот в его жизни происходит переворот, вот поднялись ресницы, вот дрогнуло сердце, когда он увидел (а главное – услышал) «лучшую из всех женщин». Увидел, выходит – в первозданной красоте, нашел в ней образ Божий? Или все-таки – перенес свои абстрактные чаяния на конкретную женщину? То или это? Нет: все вместе. На миг (и этому мигу он остался верен – не другому какому-нибудь) он увидел всю ее истинную красоту. После же, к сожалению, наверное немного идеализировал и немного пытался претворить чаяния, вспомните все его мечты на тему «я скажу ей вот это, а она отреагирует так-то, будет то-то», те мечты, из которых ни одна не сбылась. Пытался, да, но именно немного, ибо когда ожидания не оправдывались, он лишь сокрушенно вздыхал, был недоволен, но – чтобы порвать с ней и не думал. Так вот оно: столь популярное в русской классике (а тем паче в школьных сочинениях) «испытание любовью». Что он теперь: станет ли ответственным, станет ли (так и напрашивается: «станешь тем, чем мне нужно»)… хоть чем-то стоящим? 99999 из 100000 скажут – нет, он быстро остынет, он не будет ответственным, и т.д. А вот я скажу, что ответственным он (как ни странно) станет.
Но будем последовательны, проанализируем на этот вопрос «поэму изящной любви с самого начала». Хотя – именно «поэма» нам ничего не даст, ибо там музыка, сирень и прогулки под луной, «постоянная безоблачность жизни».
Но вот пришло время пробуждения в обоих влюбленных (хотя Ольга и утверждала, что просто любит, а не влюблена) чувств отдаляющихся от платонической любви. И пусть вспышка Обломова прошла без явных последствий, но однако в Ольге тоже начала просыпаться иная любовь. «Душный вечер в саду» - помните? Ну напомню хотя бы кратко:
«Долго ходили они молча по аллеям рука в руку. Руки у ней влажны и мягки. Они вошли в парк. Деревья и кусты смешались в мрачную массу; в двух шагах ничего не было видно; только беловатой полосой змеились песчаные дорожки.
Ольга пристально вглядывалась в мрак и жалась к Обломову. Молча блуждали они.
-- Мне страшно! -- вдруг, вздрогнув, сказала она, когда они почти ощупью пробирались в узкой аллее, между двух черных, непроницаемых стен леса.
-- Чего? -- спросил он. -- Не бойся, Ольга, я с тобой.
-- Мне страшно и тебя! -- говорила она шепотом. -- Но как-то хорошо страшно! Сердце замирает. Дай руку, попробуй, как оно бьется. …
Она положила ему голову на плечо.
-- Нет, здесь воздух свежее, -- сказала она, -- у меня тут теснит, у сердца.
Она дышала горячо ему на щеку. Он дотронулся до ее головы рукой -- и голова горяча. Грудь тяжело дышит и облегчается частыми вздохами. …
-- У меня здесь горит... -- указывала она на грудь. …
Он не шевелил пальцем, не дышал. А голова ее лежит у него на плече, дыхание обдает ему щеку жаром... Он тоже вздрагивал, но не смел коснуться губами ее щеки. … -- Ольга! -- шепотом кликнул он.
-- Что? -- шепотом же ответила она и вздохнула вслух. -- Вот теперь... прошло... -- томно сказала она, -- мне легче, я дышу свободно. -- Милый мой! -- с негой прошептала потом, сжав ему руку, и, опершись на его плечо, нетвердыми шагами дошла до дома.
В зале он взглянул на нее: она была слаба, но улыбалась странной бессознательной улыбкой, как будто под влиянием грезы. … Он в дверях обернулся: она все глядит ему вслед, на лице все то же изнеможение, та же жаркая улыбка, как будто она не может сладить с нею...»
Казалось бы – ничего особенного. А ведь это то самое единственное место, которого она Штольцу, передавая все прошлое, не рассказала, обошла. И вот после этого то места в их истории: ответственность в Илье начала работать, он задумался, ведь раз в ней уже есть такое (для нынешних людей покажется странным, но для людей того века, это уже «такое»!), значит беспечная любовь затянулась, но «всему этому есть законный исход: протянуть Ольге руку с кольцом…» Дальнейших мечт не цитирую, скажу только – не так все было, не так. Но об этом поговорим после, а сейчас нам что важно? Нам важна пробудившаяся ответственность, которая говорит в нем, мол, нечестно быть с девушкой (и это при том, что между ними этот вечер – самый эротический эпизод, остальное вообще детсад, но для Обломова это вопрос морали) без обязательств. (Тем более, что «на нас уже смотрят») И что он делает? Вот и предлагает «руку и сердце». (Кстати это вообще ведущий мотив в их отношениях, он все время боится за нее, за ее репутацию, невинность, тоже ведь своего рода забота, волнение за нее).
Мне могут сказать, что это еще не ответственность, а такое же, как и прежде желание «красивой картинки», свадьбы. Что ж – в какой-то мере так. Но ведь не только это, но и шаг именно ответственности за отношения, не так ли? Дальше: Ольга говорит ему в принципе толковую вещь, хотя и «не по-женски» звучащую: иди сделай то и се, и пятое, и десятое. Иди делай, а о свадьбе будешь думать потом!
Он немного разочарован, конечно… Но! Илья, пусть с покривившимся лицом, а все-таки идет делать. Идет – делать. Едет засвидетельствовать бумагу. Едет на новую квартиру попытаться уладить, чтобы ее не нанимать, а что он на ней потом остался – его вина лишь в том смысле, что он когда-то подписал контракт не читая (а по нему платить, если съезжаешь, когда бы ни съехал, но за весь год, а денег нет). Были бы деньги – нанял бы другую, ведь и их он ездил смотреть. Не верите? Посмотрите начало четвертой главы третьей части! Он, которого все упрекают именно в неподвижности, ездил и туда и сюда, и обратно. С серьезными намерениями. И ради ее интересов, потому что ему на Выборгской хорошо, но он понимает: Ольга туда не захочет, и вот он едет смотреть квартиры, а на них элементарно денег нет, но были бы – ведь нанял, точно, раз потрудился съездить! И это только начало.
Потому что дальше от соседа (который жил поблизости имения Обломова, и которого тот попросил разобрать дела) приходит письмецо. И надо сказать очень нерадужного содержания. И чтобы все дела разобрать – высчитывает Илья – не меньше года надо.
«Еще на год отодвинулось счастье! Обломов застонал болезненно и повалился было на постель, но вдруг о п о м н и л с я и в с т а л. А что говорила Ольга? Как взывала к нему, как к м у ж ч и н е, д о в е р и л а с ь его силам? Она ждет, как он пойдет вперед и дойдет до той высоты, где протянет ей руку и поведет за собой, покажет ее путь! Да, да! Но с чего начать?
Он подумал, подумал, потом вдруг ударил себя по лбу и пошел на хозяйскую половину.
-- Ваш братец дома? -- спросил он хозяйку.
-- Дома, да спать легли.
-- Так завтра попросите его ко мне, -- сказал Обломов, -- мне нужно видеться с ним.»
И далее он с этим «братцем» разговаривает, тот советует ему поверенного по подобным делам. Как я писала уже однажды: да, поверенный (как и «братец») оказался мошенником, да, Обломов ошибся, но нам сейчас не это важно, а то, что Илья предпринимает решительный шаг, что он и хотел было вернутся в привычное состояние, хотел сбежать в горизонталь, да вспомнил, что ему доверились, что на него положились, что его ждут! И начал думать, разговаривать, начал деятельность. Это ли безответственность? Это ли беспечность?
Мне могут возразить, что лучше бы он сам ехал, не доверяясь незнакомому человеку, кстати и Ольга сказала подобное (интересно: реже видеться она не хочет, а отправится он, как она говорит в деревню, ведь она и вовсе его долго видеть не будет). Но ведь Илья все-таки не умеет обращаться со своими крепостными, и даже если и поедет, «то ведь решительно из этого ничего не выйдет: я толку не добьюсь; мужики меня обманут; староста скажет, что хочет, -- я должен верить всему; денег даст, сколько вздумает.» Он понимает, что послать человека понимающего такие дела лучше, надежнее (по крайней мере так должно бы быть, если бы поверенный не оказался мошенником).
Но наконец, когда Ольга дала понять, что ее это совершенно не устраивает, Илья «сел и задумался. Много передумал он в эти полтора часа, много изменилось в его мыслях, много он принял новых решений. Наконец он остановился на том, что сам поедет с поверенным в деревню, но прежде выпросит согласие тетки на свадьбу, обручится с Ольгой, Ивану Герасимовичу поручит отыскать квартиру и даже займет денег... немного, чтоб свадьбу сыграть. Этот долг можно заплатить из выручки за хлеб. Что ж он так приуныл? Ах, Боже мой, как все может переменить вид в одну минуту! А там, в деревне, они распорядятся с поверенным собрать оброк; да, наконец, Штольцу напишет: тот даст денег и потом приедет и устроит ему Обломовку на славу, он всюду дороги проведет, и мостов настроит, и школы заведет... А там они, с Ольгой!.. Боже! вот оно, счастье!.. Как это все ему в голову не пришло!»
И опять он готов менять свои решения, лишь бы она была счастлива. Он заботится о ней, он думает о е е интересах. Он искренно хочет е е счастья…
Но она уже не хочет. А быть может просто уверенна, что с ним она счастлива не будет. Она молчит на его речи, потом… Потом они расстаются. Навсегда. И кто тут безответственный? Он? Но в чем, как? А вот Ольга как раз не хочет брать ответственность за любовь. Ей уже неудобно, или еще что-то, но во всяком случае она (всю историю отношений) «ищет своего», а ведь этого по апостолу Павлу истинная любовь не делает. И она оставляет Обломова. Несмотря на то, что он столько потратил сил, времени, даже денег на поездки, на подарки (он же даже браслет ей дарил)… Несмотря, что он готов быть ответственным за нее, искать ее счастья. Нет, нет…
А ведь он начал пробуждаться, действовать, он задумался серьезно, и стал ответственным. Еще немного: и он стал бы честным семьянином. Только Ольге не это нужно. Ее цель не семья (иначе она бы цеплялась до последнего за его обещание свадьбы), и не любовь (иначе… все было бы иначе). А что тогда? Изменить его окончательно? Перелепить, перешить… не перековеркать ли, хотя и бессознательно? Кто дал ей право вершить чужие судьбы – Штольц? А ему кто? Да еще так вершить, что бросить на половине дела… Достойная цель!
Но почему его небезответственности никто не замечает – загадка. Его заботы о будущем – никто. А ведь он хочет семьи, это неоднократно подчеркнуто Гончаровым. Что ж, он получит ее, хотя и не с той, которую позвал замуж благословенным летним днем. Званная, но – не избранная.
Но вот – избранная. Вот та, с которой он иначе и не разговаривал, чем «ласково» (такой частый предикат). И вот – возможность расслабиться, «никаких понуканий, никаких требований»… Но неужели здесь, сквозь блаженство вновь обретенного покоя, не просквозится тоненькая ниточка потребности отвечать за себя и за… нее? Ведь если и спокойная (кто-то скажет – слишком), но любовь. И потом поступки, которые требуют ответа. Засиживался же он в ее комнате за полночь. И вот это засиживание – индикатор для критика, каждый понимает в меру своей испорченности (к тому же те встречи, которые описаны – не несут плохой окраски, так что подозрения безосновательны). В конце концов можно привести не один пример, точнее не одну цитату его целомудренности, и потом отчего же надо подозревать сразу («разве ты знал меня безнравственным человеком?» как он спросил Андрея, когда тот что-то заподозревал)? Но мы то можем и не подозревать, а вот брат ее сообразил, что можно Обломова раскрутить, и потребовал ответа. Тот смутился, «при первом намеке … вспыхнул», и т.к. «можно помириться, пожертвовать маленький (?) капитал», подписал кое-что. Но это нам пока неважно, здесь ответ вынужденный, а нам важны побуждения изнутри.
Но так вот, когда это дело закончилось – ведь он на ней женился, и законно. Уже респект ему, потому что это серьезный шаг, которого с Ольгой не вышло, а здесь – четко. Дальше вроде не было никаких потрясений, но вот снова подоспел момент выбора.
Приезжает Андрей. Обычные уговоры. Как всегда, собственно говоря, каждую встречу такое было. Но в эту что-то нет так. Что?
« -- Нет, нет! -- понизив голос и поглядывая на дверь, заговорил Обломов, очевидно встревоженный. -- Нет, пожалуйста, ты и не начинай, не говори...
-- Отчего? Что с тобой? -- начал было Штольц. -- Ты знаешь меня: я давно задал себе эту задачу и не отступлюсь. До сих пор меня отвлекали разные дела, а теперь я свободен. Ты должен жить с нами, вблизи нас: мы с Ольгой так решили, так и будет. Слава богу, что я застал тебя таким же, а не хуже. Я не надеялся... Едем же!.. Я готов силой увезти тебя! Надо жить иначе, ты понимаешь как.
Обломов с нетерпением слушал эту тираду.
-- Не кричи, пожалуйста, тише! -- упрашивал он. -- Там...
-- Что там?
-- Услышат... хозяйка подумает, что я в самом деле хочу уехать...
-- Ну, так что ж? Пусть ее думает!
-- Ах, как это можно! -- перебил Обломов. -- Послушай, Андрей! -- вдруг прибавил он решительным, небывалым тоном, -- не делай напрасных попыток, не уговаривай меня: я останусь здесь.»
Ведь это не за себя тревога, а за нее, как я уже упоминала в одной их прошлых статей. Это волнение, что она услышит, что она подумает. И во-первых это доказательство того, что ему дорого и ее спокойствие. А во-вторых доказательство, что он ее чувства знает и понимает. И в третьих… что он ее любит. И ради нее. Ради.
Это ли не ответственность? Ответ…
«-- Эта женщина… что она тебе?!
-- Жена! – покойно произнес Обломов» (покойно – однако с восклицательным знаком) Тоже ответ, может быть и женился, чтобы так ответить. Но не Штольцу а ей, перед ней.
Интересно она слышала это?
И последние его слова: «Не забудь моего Андрея (сын, названный в честь друга)!», где не закончена фраза, но подразумевается: не забудь, если меня не будет. Последние слова… Об этом еще Пырков писал. Последние слова – о чем? И как?
Как отец, как человек заботящийся о будущем сына, как человек далеко небезответственный.
Но это надо распознать. Потому что мы все привыкли читать поверх строк, а не сами строки, и тем более – не между них. Но здесь и не надо между – вот в чем дело! Здесь просто надо прочитать, что он то может держать ответ, что он может (и хочет) заботиться о ком-то. Ведь и в детях Агафьи, даже когда они еще были ему чужие, он принимал живое участие (даже в одежде, ведь все время хотел Маше «шелковые платья», Ване «синюю курточку, а на будущий год мундир: в гимназию поступит», причем повторяю: он еще не женат на их матери, но уже опять заботится о будущем»), так что у него есть эта потребность. Ну неужели этого мало? Мало, чтобы доказать, что он умеет быть ответственным, умеет быть деятельным, когда надо (все его поездки во времена Ольги)?
Не это ли имел в виду Штольц, когда утверждал, что на его друга «всюду и везде можно положиться.» А ведь ответственность это еще и проявление воли, хотя все и считают Обломова безвольным. Да, он многому меня научил. Читать книги внимательно например. Ведь столько людей читают – и не замечают. И остаются верны стереотипам. А ведь надо только чуточку внимательней…
И откроется скрытое, развяжется связанное, и разрушатся стереотипы.
Восторжествует истина