Старые слова

Ник Худяков
Старые слова

«Какие старые слова, а как кружится голова, а как кружится голова…» - поётся в одной песне о любовном признании.
Я же хочу вспомнить о тех словах, которые слышал в детстве.
Я родился и вырос в Ленинграде. Вроде 1946 год – не такая уж «седая древность», а всё же «в прошлом веке». Будучи пытливым мальчишкой, я иногда лазил через заборы, отделявшие дворы друг от друга, и при этом рвал то рубашку, то штаны. Родители, предостерегая меня, пугали: «Ещё раз порвешь – купим штаны из «чёртовой кожи» - так в моём детстве называли советские джинсы.
В моём детстве уже были синтетический мех и синтетические чулки. Синтетический мех называли «рыбий мех», имея в виду его согревающие способности. Капроновые чулки были предметом гордости и признаком состоятельности. Моя сестра и её подруги «форсили» - рисовали «чернильным» или «химическим» карандашом на ногах линии шва, а порой, и сеточку, изображая обладание «капроновыми чулками». В сухом виде писал этот карандаш как обычный, но если его «послюнить», т.е. лизнуть, то след от него становился фиолетово-чернильным. Ведь сквозь капрон ноги выглядели стройнее, скрывались мелкие дефекты, типа волосков – ведь тогда об эпиляции никто и не думал. Помню ещё названия чулок - «фильдекосовые» и «фильдеперсовые», но, поскольку был мальчишкой, то большой разницы между ними не улавливал.  Я до сих пор помню крик ужаса, когда кот Васька в тёмном коридоре бросился на шуршащий звук трущихся друг о друга ног в капроновых чулках и когтями разодрал их на ногах «Лидунчика», как ласково мама называла Лидию Павловну, вечно напевающую вполголоса разные мелодии, оперные арии и песни без слов.
Наша семья жила в коммунальной квартире на Московском (имевшем названия также Забалканский, Международный и Сталина) проспекте, рядом с Фрунзенским универмагом. Наши соседи по квартире с фамилиями Неймарк, Гробер, Певзнер и Миркины были хорошими людьми, хотя, как в любом сообществе, иногда возникали мелкие стычки из-за неудачно сказанного слова или неправильного расчёта за газ или за «общественные лампочки» в коридоре, на кухне и в туалете. Модных ныне слов «политкорректность» или «толерантность» в те времена не произносили, но сами понятия мне пришлось усвоить с детства.
Часто у дома видели «точильщика» - человека, ходившего по дворам под возглас: «Точу ножи-ножницы!» со своим точильным станком. Мальчишки с удовольствием давали свои складные «перочинные» ножички или мамины ножницы в заточку и, затаив дыхание, следили, как ловко он давит ногой на педаль своего деревянного станка, как крутится большое колесо с приводным ремнём, как весёлые искры летят от соприкосновения разноцветных точильных кругов с ножичком. Любовались тем, как зеркально блестит металл после полировки на кожаном круге.
Сейчас ругательным является слово «козлы» с ударением на последней гласной. А тогда у многих семей имелись во дворе «козлы» с ударением на первом слоге. К ним добавлялась «двуручная пила», которой пилили дрова для печного отопления в квартире. Отец заказывал грузовик с двумя кубометрами брёвен, и вдвоём с матерью пилили и кололи их на поленья. Дрова хранили в подвале и в холодную погоду топили в комнатах круглые «голландские» печи. Я иногда помогал таскать «вязанки» поленьев для топки печи. До 1957 года на кухне у каждой семьи была своя «керосинка»,  на которой варили или жарили еду. Она представляла собой маленькую печку, внизу которой был бачок для керосина, ёмкостью в полтора-два литра. В бачке находился «фитиль» - толстая полоска брезента, высоту поднятия которой регулировали для усиления или ослабления пламени. Это пламя горело внутри  овальной подставки для кастрюли или сковороды, сбоку было окошко из прозрачно-жёлтой «слюды» для наблюдения за огнём. Затем появился «керогаз», фитиль которого поджигали, как у керосинки, а, раскалившись, пламя горело, как у современного газа. В 1957 году в доме, прямо при нас, рабочие стали электрическими бурами сверлить полы, стены, потолки и проложили трубы парового отопления и газа, ставших теперь элементарными. Тогда это было признаком цивилизации, но в проделанные отверстия с чердака от голубиных гнёзд поползли «клопы». Эти кровососы жгуче кусали нас по ночам и так распространились, что спасенья от них долго не могли найти, пока не стали продавать препарат, который назывался «ДДТ» или «дуст». Позже, в учебнике химии я нашёл и выучил его название – «ДихлорДиметилТрихлорметилметан». Потом его запретили, объяснив, что он вреден, появились «дихлофос», и наконец, «карбофос», после которого клопы из домов окончательно исчезли.
В первом этаже флигеля нашего двора была «кубовая» - общественная прачечная, в которой стояли «дровяной водогрей» и большой деревянный «чан», в котором женщины нашего дома стирали по очереди бельё. Сушить бельё развешивали на чердаке. Иногда мама брала меня на сумрачный чердак, я держал в руках таз с отжатым бельём, чтобы не ставить его на пыльный пол, пододеяльники и простыни на верёвках представлялись, в моих детских фантазиях, парусами кораблей, плывущих в ночи.
Несмотря на достаток (Неймарк Д.М. был начальником геологической партии. Ему на время экспедиции даже выдавали пистолет «ТТ»), машин во дворе не было ни одной.  Детвора нашего дома выбегала во двор погулять и без различия пола, возраста и национальности играла в разные игры. Это были: «Прятки», «Орлянка», «Пристеночек», «Фантики», «Двенадцать палочек», «Лапта», «Штандр», «Казаки-разбойники». «Чижик», «Ножички» и ещё несколько, наименований которых я не помню. О войнах «пацанов» между дворами и улицами мы слышали, но на счастье, не было среди нас «заводилы», который бы нас «подстрекал» на эти военные походы.
В школу я предпочитал ходить мимо Фрунзенского универмага вдоль Обводного канала. Нынешних гранитных набережных не было, по травянистым откосам берегов канала росли цветы, изредка удавалось увидеть крыс, живущих в норах у воды, иногда плавающих. На другом берегу находился коксо-газовый завод. Порой я видел зарево печей и облака пара при завершении цикла работ – было красиво. На этот завод иногда мы залезали в поисках «карбида» - серых камушков, которые в воде начинали пузыриться, выделяя газ «ацетилен». Этот процесс тогда использовался для сварки металлоконструкций. Мальчишки же, накрыв пузырящийся в луже карбид консервной банкой с пробитой в днище дыркой, поджигали выходящий газ и любовались этим факелом. Один раз старшие ребята дали мне в руку бутылку с водой, в которую положили карбид, попросив зажать пальцем горлышко. Когда я уже не мог держать давление  и отпустил палец, выходящий газ подожгли спичкой и облако огня сожгло мне чёлку, брови и ресницы. Я вернулся домой закопчённым «Фантомасом» и получил от родителей заслуженную взбучку.
Позднее мы в школе узнали слова «пионер – всем ребятам пример», носили треугольный красный «пионерский галстук», ездили летом в «пионерский лагерь». Там ходили «строем» под «горн и барабан», строились на «линейке», получали разные навыки в «кружках». Такие кружки были в городе, в «ДПШ» (домах пионеров и школьников).
Родители во втором классе записали меня в кружок баяна и аккордеона. В воскресенье наш руководитель кружка устраивал репетиции ансамбля баянистов. Мы выступали на смотрах и фестивалях, завоевали третье место в городе. Нас  даже на радиостудии записали, и два раза я слышал в «репродукторе» выступление нашего коллектива.
В последних классах школы у нас была «производственная практика». Мы научились слесарным и столярным навыкам, могли сделать своими руками деревянный табурет или жестяной совок для мусора, выточить шахматную фигуру на токарном станке или болт. До сих пор при домашних работах я пользуюсь молоточком, который сделал в те годы.
Позднее наш класс ходил работать на завод «Электротехприбор» в сборочный цех, где мы собирали выключатели для торшеров. Параллельный класс осваивал ремонт «пишущих машинок» (на самом деле, печатающих) и «арифмометров» (механических калькуляторов) в ремонтной мастерской.
Перед всеми праздниками в школе устраивали концерты «художественной самодеятельности», на которых те, кто занимался в кружках, демонстрировали свои достижения в музыке, танце, чтении. Наши «ремонтёры» готовили на концерты великолепные номера. В одном, под музыку рояля играл «оркестр», создающий очень созвучное сопровождение от работы на пишущих машинках и на арифмометрах. В другом номере они изобразили «фокус», где между вращающихся валиков помещали один желтый бумажный рубль, а на выходе вынимали красную «десятку». Почти в полном составе их класс занимался в танцевальном кружке и на школьных концертах они неоднократно вызывали шквал аплодисментов своими зажигательным «гуцульским» танцем с топориками, украинским «гопаком».
Позднее мы узнали слово «комсомол» (Коммунистический союз молодёжи). Кто-то был недоволен этой организацией, прививающей организованность, дисциплину и коллективизм, другим она дала огромный опыт организаторской работы.
Зато мы не знали слов «маньяк», «террорист», «блокбастер»,  «триллер»,  «ток-щоу», «тусовка», «наркоман», «путана» и многих других, как признаков нынешней «цивилизации». Слова «блин», «трахнуть», «голубой» понимали только в их изначальном, прямом смысле, а вывеска «ВСЕ ГЕИ» (Всесоюзный Геологический Институт) на Васильевском острове не вызывала насмешливых улыбок.