В соавторстве с Ларисой Беньковской
Глава 3
Встать! Суд идет!
Этот день мать Длинного запомнит на всю жизнь. Сырое утро давило на плечи, от неясной тревоги больное сердце колотилось неровными толчками. Раздавшийся звонок мобильного вызвал паническое состояние. Высветился номер среднего сына Егора, проживавшего с женой на съемной квартире у Джона.
– Мама приезжай, у нас полная квартира трупов…. Эт-тто, этт-то…, умер Джон.
– Какие трупы, ты что, опять пьян?
– Да, нет же, я только проснулся, а там…, там…Женька…, он мёртвый.
Ноги женщины подкосились, слёзы брызнули из глаз. Мелькнула и пропала мысль, что сердце-вещун с утра ей знак беды подавал, а она и не поняла.
– Опять подрались?! Это ты его? – сердце матери бешено колотилось.
– Не-е-ет, не-е-ет, ну-уу мам, я ничего не помню, мы вчера с Прыщом выпили. Джон нарывался на драку, но я не убивал его. Нет! Он убежал в свою комнату, а я упал и уснул, как всегда после той аварии. А проснулся,… тут такое… Ты же знаешь, я боюсь мёртвых, приезжай скорей, я буду ждать тебя на улице, у дома.
– Не он…, он сказал не он…, только бы это было правдой, – набатом стучало в голове.
– Скоро буду, сейчас отпрошусь, ничего не предпринимай. –
Женщина, наскоро собравшись, вскочила в первую попавшуюся маршрутку. Душили слезы.
– Ну почему эта машина так медленно едет, – думала она, – быстрей, ну быстрей! – Мысленно подгоняла мать маршрутку.
Наконец долгожданная остановка. Спотыкаясь, никого не замечая, бежала мать к Егору. Его до боли, родная высокая фигура (недаром друзья прозвали Егора Длинным), металась возле подъезда. Дрожащими руками Егор пытался набрать чей-то номер на телефоне.
– Сынок, – женщина окликнула парня.
– Мам, ну что ты так долго.
– Сынок, прошло всего десять минут.
– А мне кажется, что прошла вечность, ну пойдём, – Егор взял мать за руку и потащил в подъезд.
Зазвенели ключи, резкий запах перегара и мочи ударил в нос. В темной прихожей было грязно, на полу пятна от какой-то жидкости и фекалии кота, которые почти засохли.
В комнате Джона хозяина квартиры, возле его постели на деревянной табуретке стояли недопитые стаканы, судя по запаху с какой-то сивухой. Тарелка с остатками каши, покрытой серым пушком плесени. Внизу, под табуреткой, лежали бутылки с наполовину пролитой на пол мочой. Под потолком на проводе болталась засиженная мухами лампочка. Стеклянная вставка межкомнатной двери была разбита («так и не починили», – автоматически отметила мать Егора), Сама дверь была испачкана кровью, рядом в запекшейся луже валялись ножки стула, На диване лежала какая-то люстра.
В середине комнаты, ближе к раскрытому дивану, на полу лежал на спине хозяин квартиры. Он не дышал. Лицо его было перекошено от боли. Видимо, умирал он в нечеловеческих муках. Кисти рук были скрючены, под ногтями запёкшаяся кровь с грязью, на левой руке в разные стороны торчали два пальца, по видимости, были переломаны.
На лбу небольшая гематома, а в волосах запёкшаяся кровь. Его грязная, мятая рубашка была расстегнута, виднелась застиранная футболка. Синие спортивные штаны, спущенные почти до неприличия, вперемешку с рваными, нестиранными носками, издавали резкий, неприятный запах. И хотя выглядел Джон худым и жалким, его не было жаль. Всю свою жизнь после колонии, он избивал, воровал и отбирал у слабых и бедных последнее. В военном конфликте девяностых он стрелял не только во врагов, но и в стариков и старух, как потом хвастался, чтоб не мельтешили перед глазами. Ему никого не было жаль. Детская обида, душевное одиночество, из-за вечно занятых на работе родителей, равнодушие общества, несправедливое наказание – проросли в ненависть, жгучую, съевшую с годами, как ржавчина железо, все то доброе, что было заложено в детстве родителями, школой и обществом.
Мать Егора вошла в комнату сына и остолбенела от увиденного. Везде валялись разбросанные вещи, отдельные части поломанного стула. С потолка свисали провода от люстры. На краю компьютерного стола стояли пустые рюмки, недопитая бутылка с водкой и две пустые от пива. Открыла дверцы гардероба. Автоматически отметила пустые полки. Видимо Джон в очередной раз украл и обменял на водку и пиво летние и даже часть зимних вещей Егора. Напротив, в углу новенький диван, бабушкин подарок на свадьбу. Присела на краешек.
– А теперь рассказывай, что случилось? Только не ври. Кто это сделал, ты? – мать умоляющими глазами посмотрела на сына. Мозг отказывался воспринимать происшедшее.
– Егор не мог, конечно, не мог, это не он, он не мог убить человека, пусть даже такого конченого алкаша и зэка.
– Ма…, это не я, я спал. Спроси у Прыща, он подтвердит.
– Тогда звони дружку и спрашивай, что произошло, был ли Женька жив, когда он уходил? – попросила мать.
– Звоню, не отвечает – раздраженно буркнул в ответ Егор.
– Звони брату, пусть приедет, – тихо попросила мать.
Брат приехал сразу.
– Убери немного в комнате, унеси и спрячь эти бутылки и рюмки, сними джинсы, они все в крови – сказал он Егору. И обратился к матери:
– Мам, нужно вызвать скорую помощь, – и, увидев ее растерянное лицо, добавил, – ладно, сам вызову.
– Да, да, вызывай, – неуверенно ответила женщина.
Скорую ждали недолго. Зайдя в комнату, врачи переглянулись и с улыбкой съязвили.
– Что, последний преставился? О-го-го, да тут не просто преставился, помогли.
– А Вы что знаете убитого? – поинтересовалась женщина.
– Да, этого алкаша не только наша смена знает, мы тут частые гости.
Один из врачей позвонил в милицию и сообщил о случившемся.
«По горячим следам»
Матери показалось, что практически сразу приехали молодая следователь, несколько милицейских оперов, а ещё через несколько минут, шумная компания телевизионных работников. Мать отправили на улицу вместе со старшим сыном, и следователь приступила к первому допросу Длинного по горячим следам. Но они остались стоять за дверями квартиры на площадке.
Егор попытался отрицать драку с последующим убийством. Объяснял, что только подрался с хозяином квартиры и выгнал в его комнату. Что Джон был жив, когда сам Длинный впал в тот непонятный сон, что всегда его охватывал после сильного волнения. Началось выбивание признания. Удары сыпались как из рога изобилия: по печени, почкам, голове, лицу. Уворачиваясь от ударов, ничего не понимающий Длинный через каких-то пятнадцать минут жесткой обработки уже был согласен на все.
– Ну, вот ты все и вспомнил, теперь продолжим разговор. – Послышались из-за двери слова следователь.
Очумевший от неожиданных побоев, Егор безоговорочно подтверждал все, что ему подсказывала следователь и подключившиеся операторы телевидения, заставившие, для усиления остроты сюжета, признать хозяина квартиры своим отчимом. Для следователя музыкой звучало признание в убийстве по горячим следам. Перед глазами прошлогодней выпускницы юридического института замерцала звездочка. Судьба «недоделанного убийцы» была ей безразлична.
На следующий день по всем местным каналам показали репортаж «По горячим следам». Велась прямая съемка. Ни о какой презумпции невиновности не было и намека. Открытое в камеру лицо. Жалкие, растерянные глаза, разбитые дрожащие губы.
– Кто был инициатором драки?
– Я. Я не мог больше терпеть его издевательств. Из-за его домогательств ушла жена. Он все делал специально, чтобы меня провоцировать на драки. Он восемь раз сидел и обещал и меня зарезать.
– Почему не ушел на другую съемную квартиру?
– Сегодня я должен был уйти, но зашел товарищ, мы выпили. Потом в комнату зашел Джон, то есть потерпевший и стал клянчить выпивку. Он опять меня, как и раньше, обзывал и унижал, провоцируя на драку. Вот и завязалась драка.
– А кто вам потерпевший? – Скажи, скажи, как тебя учили чучело, раздался шепот за спиной Егора (эти слова в репортажах, утреннем и вечернем, были телевизионной группой удачно вырезаны).
– Он …мой отчим, – низко опустив голову, невнятно произнес Егор.
– На камеру, на камеру повтори, громче. – Потребовала следователь. Видишь, идет съемка. Думаю, когда отчима убивал, смелее был.
– Да он мне чужой, он не …
И сразу голос за кадром, перебивший Длинного: – вы слышали, он убил отчима, который его любил как сына, растил его и вот благодарность. Такие недостойны нашего общества и должны быть наказаны. Он убил человека.
О том, что погибший был восьмикратным рецидивистом, судимым за грабежи и убийства, в репортаже не было сказано ни слова. Никому не смогла доказать мать Егора, что погибший рецидивист не был ее сыну отчимом, что это чистой воды оговор. Из чужой беды каждый вылавливал свою удачу: следователь звездочку, операторы эффектную съемку, очередную благодарность или премию – ночные истязатели. Правда никому, кроме семьи Длинного, не была нужна. Мог помочь Прыщ, но он куда-то исчез. Он явился лишь на первый предварительный допрос, а затем скрылся в неизвестном направлении. Да его и не искали. Как потом выяснилось, помог Прыщу майор милиции, его дядя. Научил, как отвечать на вопросы следователя, на кого свалить и куда удрать. Свидетель показал, что очень испугался драки. Поэтому не вызвал скорую и не позвонил в милицию, а просто тихо ушел, когда Длинный в беспамятстве уснул. Объяснение приняли к сведению и свидетеля больше не трогали. Родители, при содействии дяди быстренько отправили сыночка в армию, оградив от необходимых встреч на допросах, а затем к родственникам в Россию.
Егора после предварительного допроса увезли в КПЗ. Голые нары из досок. Нет воды, нет еды, нет отхожего места. Еженощные избиения с требованием взять вину на себя, на суде сказать, что рядом в момент убийства никого не было, иначе получит большИй срок за групповое убийство. Понял Длинный, что предал его дружок, свалил в Россию, не поможет, не подтвердит, что не убивал он Джона. Не имевший дела с милицией, не знавший их способов получения признательных показаний, сломался Егор. Юридически абсолютно безграмотный, забитый до умопомрачения ночными побоями, молодой двадцати трехлетний парень на суде повторил все, чему его учили ночные истязатели.
Восемь лет строгого режима за право защитить честь своей жены, свою и своей семейной жизни от рецидивиста, давно потерявшего человеческий облик. Восемь лет и «… с пятном, оставшийся мой век».
Глава 4
http://proza.ru/2020/05/20/1447