Вы не ослышались!.. Хотя я и родился в роддоме города Орлова, я приехал сюда в семь лет.
В отличие от природы, которая всегда прекрасна и блистательна, человеческое общество не представляет собой то совершенство и гармонию, которое свойственно ей. Моя мать — обычная крестьянка, в переводе на язык развитого социализма (общественного строя существовавшего в России в то время) — колхозница, не могла содержать меня. У неё имелось ещё двое детей: сын и дочь. А муж её — мой отец был убит в пьяной драке, когда мне не исполнилось и года. И после этого несчастья, здраво рассудив, послушав многочисленные советы подруг, она решила отдать меня в нежные руки государства. Но государственного дошкольного учреждения в городе не имелось. Имелся школьный детский дом, даже два, но туда брали детей с семи лет. Поэтому меня определили в дошкольный детский дом, находящийся в другом городе. А когда пришла пора идти в школу, мать решила возвратить меня. Любящая мать… она не могла содержать меня, но хотела хоть изредка видеть ребёнка, чтоб можно прийти и навестить его. Кто её осудит за это?!..
Этим и открывается тайна, почему я вновь появился в городе, где родился.
Описывая жизнь северных районов России в шестидесятых годах прошлого столетия, надо сказать, она была тяжёлой, и отдавать детей государству в то время — обычная практика. Даже семьи, где имелся здоровый мужчина, еле еле сводили концы с концами, не говоря о тех, где потеряли кормильца. Народ бедствовал и в основном работал за еду. “Подзолистые почвы!.. Зона рискованного земледелия! Что вы хотите?!..” — говорили умные агрономы.
В области много сеяли зерновых, но из за капризной погоды, из за плохих земель, часто урожай не намного превышал, того, что посеяли. В городе имелся свой молокозавод, куда в белых цистернах колхозы каждый день доставляли продукцию. Из молока также делали сыры. Но ни молока, ни тем более сыров в местных магазинах не имелось. Его отвозили в областной Киров. В центральный магазин вечером привозили несколько фляг с молоком, и тогда большая очередь людей с бидонами выстраивалась за ним. В городе также была построена большая птицефабрика, и опять же, яиц и кур в магазинах не наблюдалось. Привозили небольшое количество “синих”, их тут же раскупали.
К тому же, хотя после мировой войны прошло больше двадцати лет, и Орлов война не тронула своим чёрным крылом разрушений, но последствия её сказывались до сих пор. Почему так?.. не знаю. Поэтому система детских домов в Советском Союзе была развитой и большой.
Я вспоминаю, где жила мать (хотя и нечасто, я навещал её)!..
Она родилась в одной из деревень окружающих город. “Колхоз, трудодни!” — слова, которые давно вышли из лексикона, и не представляют интереса для нынешней России. И хорошо, что не представляют!.. Это работа, не разгибая спины, с утра до вечера — вот, жизнь сельского человека того времени. До детей у родителей руки не доходили, и они росли, как сорняки — сами учились в школе, самостоятельно ходили в лес за грибами, ягодами, на рыбалку, купаться и загорать, дрались и выясняли отношения между собой тоже сами. Возможно, это и неплохо, ребёнок быстро рос и взрослел, сам учился принимать решения. А то в нынешнее время при обилии родственников, учителей и помощников, даже перевалив за двадцать лет, человек не может понять, что ему делать в жизни… Какая система лучше, нынешняя или того времени? решайте сами.
И все равно, в то далёкое время, несмотря на то, что колхозники работали с утра до вечера, не разгибая спины, средств у взрослых даже к пропитанию, вернее, выживанию не хватало.
Зачем такая жизнь?.. Поэтому мать, посовещавшись с мужем, простившись с дедом и бабкой, которые мудро сказали: “Вы думаете, в городе улицы мёдом намазаны?!” — мои родители отправились искать лучшей доли.
В Орлове на почте матери предложили мыть полы и топить печи. От этого государственного учреждения, — в то время все предприятия и учреждения принадлежали государству, — от этого государственного учреждения дали крошечную однокомнатную квартирку. Мужу — моему отцу работы в городе не нашлось, и он уехал на заработки в соседний район на торфоразработки.
Социализм, хотя и считал себя самым прогрессивным строем человечества, и кичился своими достижениями на весь мир, но в северном городе ничего не строил. Большинство многоэтажных домов Орлова, те, что определяют внешний вид, были возведены ещё в царское время купцами, они и определили лицо города. Думаю, и сейчас стоят. В одном из этих домов и находилась та крошечная квартирка, где обосновалась наша семья. Первый этаж, вросший в землю, кирпичный, крашенный белой краской — сырой, второй этаж — деревянный, синий и сухой. Типичный северный дом девятнадцатого века. Сам купец, построивший дом, с семьёй располагался, разумеется, на втором этаже, а прислуга в полуподвальных помещениях. Но они жили ещё до революции. В нынешнее время весь дом поделили на “клетушки”, и сдавались в наём строителям коммунизма.
Когда в первый раз я посетил эту крошечную квартирку, меня больше всего поразили ноги!.. Да да, вы не ослышались, ноги, те, что виднелись из окна. Центральная улица, перед домом лежал тротуар, а по нему ходили люди туда сюда. Из за того, что этаж врос в землю, туловища человека не видно, одни нижние конечности… Вот, идут наглаженные чёрные брюки с лакированными ботинками, рука с папкой для документов свисает вниз, наверное, начальник проходит. Вот, куда то семенят стройные женские ножки в красных туфлях: “Цок цок цок!…” — какая то модница идёт (даже “в этой глуши” появлялись любительницы красоты и шикарной жизни). А, вот, старые залатанные штаны выписывают залихватские кренделя — ясное дело, мужичок шагает с работы, пытается вписаться в ширину тротуара, плохо получается, но ничего, зато жизнь малиновым цветом… Странно, смешно и не понятно!..
Имелась в той комнате, куда меня привели погостить, и печка. На её чугунной, раскалённой до красного цвета плите готовилась пища. Дым, пар, запахи вились по всей квартире…
Кроме печки в комнате стояла кровать, комод и всё остальное.
Многие думают, что я всю жизнь обижался на мать, плакал и умолял её забрать к себе… Ничего подобного! такие мысли у меня даже не возникали. Когда я сравнивал внутри себя жизнь в детском доме, и ту, которую мог вести у матери, я всегда находил, что в детском доме есть Свет. Там, где жила мать, была тьма. Этим всё и определялось; ребёнок всегда выбирает Свет.
Хотя за длительное время коммунисты, что они правили в государстве, в городе ничего не построили, но, надо отдать им должное, детские учреждения они хорошо содержали, и детские учреждения не испытывали никаких материальных и финансовых трудностей.
К тому же, — в то время это была распространённая практика, — за каждым детдомом закреплялись шефы, предприятия, которые из своих собственных средств также снабжали детские учреждения. Второму детскому дому города Орлова, куда меня определили, повезло, в шефы достался богатый и знаменитый на весь Советский Союз завод цветных металлов из Кирова. Поэтому недостатка в продуктах, одежде не имелось. Самые большие новогодние подарки — пожалуйста, детям детского дома, поездка в цирк — тоже им, оплатить и повезти детей на отдых в пионерский лагерь — тоже они.
Я помню такое. Однажды летом шефы привезли детям большой цветной телевизор!.. Надо сказать, цветных телевизоров в Советском Союзе на то время не имелось, они ещё просто не существовали в природе. О них, конечно, слышали, что в будущем,… когда то,… но это считалось далёкой грёзой. В местный магазин культтоваров только только ещё поступили в продажу чёрно-белые… А тут такое!..
Всё дети собрались в актовом зале посмотреть на чудо. Расселись по рядам, сидели тихо, ждали, когда чудо проявит себя. Несколько мастеров с серьёзными, лицами, с отвёртками в руках важно ходили вокруг “последнего писка” техники, настраивали, что то крутили, вертели во внутренностях. И после долгих ожиданий, когда детское терпение готово было вот вот лопнуть, на экране появились большие, яркие, цветные полосы и плохо различаемые фигуры людей… Все равно, радости не было предела! Ведь, это первый цветной телевизор в Орлове!
Нет, мне совершенно не за что корить мать — она всё правильно сделала!.. Вместе с детским домом я вытащил счастливый билет в будущее!..
Поэтому, зная жизнь изнутри, как мне кажется, слезливая тема детских учреждений в средствах массовой информации излишне преувеличена. Я не помню ни одного случая, чтоб кто нибудь из детей плакал, и обязательно хотел, чтоб его вернули родителям. И даже не из за того, что в основном сюда попадают из неблагополучных семей. Наверное, я сейчас скажу крамольную мысль, и многие со мной не согласятся, но долго думая, я понял одну истину: если у ребёнка есть всё, еда, он одет, обут, ходит в школу, если ему хорошо, где он живёт, то ему, откровенно говоря, неважно, есть у него родители или нет!.. Детство, на то оно и детство: ребёнок счастлив уж тем, что он есть, жив, что он существует! Он не размышляет, отчего ему хорошо. Ему хорошо просто так — без всякой причины! Поэтому и говорю, роль родителей в жизни детей, излишне преувеличена. Вот к каким радикальным выводам я пришёл. Хотите, соглашайтесь, хотите — нет!
Надо сказать, я не раз слышал от родителей моих сверстников, воспитателей и учителей, что вы в детском доме живёте лучше, чем родительские дети. Истинная правда!..
Мать подарила мне самое главное — жизнь!.. и этого уже достаточно, чтоб вспоминать её с любовью и лёгким сердцем.
Как же я хотел, чтоб её жизнь была лучше, как я хотел изменить её, чтоб она была счастливой и радостной, чтоб мать почаще улыбалась!.. Чтоб прокормить и вырасти детей, мама устроилась ещё на две работы, опять же техничкой. От этого у неё раздулись и при ходьбе болели ноги. Не раз брат и сестра говорили ей, чтоб она оставила хотя бы одну работу, что в жизни много и других, лучших сторон, что всех денег не заработаешь, нужно жалеть себя. Но она никого не слушала, и каждый день вновь и вновь, как солдат, отправлялась по знакомому маршруту.
Нарекли её простым русским именем — Прасковья Андреевна!.. Её давно нет с нами!.. И, глядя на пожелтевшую фотокарточку, с неё по прежнему улыбается простодушное и такое русское, с морщинами милое лицо.
Вспоминая маму, я не могу не рассказать один сон, который мне приснился в десятом классе… Сон странный, необычный!.. Характеризует не наши отношения с ней, а говорит о чём то большем и великом.
До этого дня у меня, как, впрочем, и у всех детей, жизнь текла ясная, как роса на рассвете: понятно, что за чем следует, каким нужно быть, что делать в жизни, и так далее. А тут я впервые столкнулся с чем то необъяснимым и…
Надо сказать, я никогда не являлся мистиком, и мне совершенно чужды подобные склонности, но так сложилось, сны сыграли в моей жизни большую роль. И этот сон один из тех, которые я называю “пророческими”…
Сниться мне, решил я сходить в гости к матери. В детском доме меня всегда отпускали, зная, что общение с родителем — важное дело, отпустили и сейчас. Вечер. Входя во двор дома, где она жила, я увидел мать, сидящей на дальней скамейке двора. Ничего необычного, она часто вечером любила сидеть там и отдыхать. Но в этот раз она была какой то странной, серой и неестественной. Я подошёл и спросил: “В чём дело?.. Ты больна?” “Нет, я здорова!” — ответила она. Мы молчали. Потом мать попросила помочь ей идти в квартиру. Я удивился, но подал руку. Мама опёрлась на неё, с трудом встала. Видя, что она совсем не может идти, я ещё больше удивился и подставил плечо. Она положила левую руку мне на шею, обхватила её, и мы тихонько двинулись к дому. Идём… Тут начали происходить, вообще, странные метаморфозы. Тело матери вдруг начало быстро изменяться: оно начало быстро стареть и гнить прямо на глазах, и вскоре на моё плечо уже опиралась не мать, а на мне лежал белый скелет, изо рта черепа которого, на мою одежду, пачкая её и пытаясь заразить меня, капала какая то дурно пахнущая, жёлто зелёная жидкость. Триллер, фильм ужасов, и только!.. Я хотел испугаться!.. Возможно, при других обстоятельствах так бы и сделал, бросил бы скелет на землю. Но почему то во мне горело стойкое, глубокое, внутреннее пламя, оно мне подсказывало — это мама, и я должен её нести! Стараясь не обращать внимание на внешние изменения, ужасный запах, на белый череп с растрёпанными волосами на плече, я продолжил движение к дому… Тёмные, пахнущие пылью коридоры первого этажа,… наглухо закрытые двери квартир соседей… Через некоторое время мы перешагнули порог нашей комнаты.
Я ещё чувствовал запах капающей на мою одежду омерзительной жёлто зелёной жидкости, когда проснулся. Вспомнил всё, и белый череп с волосами, и… Лёжа в кровати, вспоминая всё это, сложные чувства владели мной: в них был и испуг, и ужас, и в тоже время ответственность. “Как хорошо, что это был всего лишь сон! — думал я, выдыхая из себя воздух, закутываясь снова в одеяло, и стараясь заснуть. — Это был сон,… лишь сон,… и не более!” Единственно, что меня удивляло, что все события произошли словно на яви, и так ярко, как никогда в реальности. И также мучал вопрос: “К чему всё это?”
В то время я не мог дать себе ответа. Впоследствии, через многие годы во мне окрепло мнение, тогда, лёжа в кровати, я прошёл какое то важное испытание, и это испытание — на любовь!.. Может ли она выдержать при неблагоприятных обстоятельствах, не развалиться ли она,… не сниму ли я со своего плеча мать, не брошу ли в грязь… Так сны сомкнулись с реальностью!..
Господствующая тогда идеология и окружающие меня люди не помогли бы мне в разрешении этого вопроса. Если бы я рассказал им, что происходило во сне, и попросил бы растолковать его, на меня, в лучшем случае, посмотрели, как на чудака, в худшем, повели к психиатру… То время всё просто: чёрное — это чёрное, белое — белое. Да и сейчас, в двадцать первом веке далеко ли мы ушли в понимании, в каком мире живём, что представляет собой человек на самом деле?.. Одно могу сказать: надо больше полагаться на внутреннее чутьё, меньше обращать внимание на внешние обстоятельства. Единственная, кто в этом мире всё знает, всё выдержит, подскажет правильное решение — это душа, надо больше полагаться на неё, быть искренним и честным.