Рассказ из карантинной жизни
Мировая пандемия, коронавирус, самоизоляция, социальная дистанция – все эти понятия вошли нежданно-негаданно в наш повседневный лексикон. Отошли на второй план привычные дела и заботы, общение стало дистанционным, а планы утратили былую конкретность. Уже и анекдот придумали неунывающие остряки. «– Какие у вас планы на лето? – Июнь и июль буду дома, а в августе планирую съездить в магазин».
Конечно, скучновато. Каждое, даже самое незначительное событие, вроде кота, гуляющего по крыше, воспринимается как развлечение. А уж телефонный звонок – просто подарок судьбы. Взять хотя бы недавний сотовый диалог, который невозможно посчитать рядовым.
Незатейливая мелодия телефона жены прерывается её голосом: – Да-да. Подождите, сейчас вам ответят.
Она приносит телефон мне, я аккуратно беру его и смотрю на номер: +79093866482. Комбинация незнакомая, и я предполагаю, что это снова какие-нибудь неугомонные рекламщики. Надо сказать, у меня за время изоляции сложилась своя система общения с этим назойливым народом, призванная сразу сбить звонящего с привычных рельсов и взять инициативу в свои руки.
– Слушаю, – сообщаю я в трубку, – и, в предвкушении диалога, устраиваюсь в кресле удобнее.
– Э-э-э, добрый день… тянет негромкий баритон мужчины средних лет.
– Добрый, добрый, – соглашаюсь я, и голос, неуверенно помычав, опять понемногу набирает громкость.
– Скажите, это вы продаёте дом? – наконец, переходит к делу звонящий.
– А вы звоните по объявлению в газете?
– Да-да. Да-а-а!
– Нет, дом продаёт сын, а в мои полномочия входит только экскурсионная деятельность на этом объекте. Так что, если интересуетесь – милости прошу.
Поскольку время от времени «интересанты» по этому поводу действительно звонят, то я в целом принимаю моего неожиданного собеседника всерьёз, но что-то в нём всё-таки слегка занозит. Небольшое, едва заметное замешательство моего визави, выяснившего, что не я продаю дом, внимание фиксирует его почти автоматически, но пока еще без анализа. Многолетняя работа в школе давно выработала во мне навыки психолога, а нечего и говорить, что даже мелкие детали в этом деле играют существенную роль. Но вот барион звучит снова. – А сколько ваш сын хочет?
Я называю сумму. – Да-да-да, – радостно частит баритон. – Именно об этой сумме мы с ним и договорились.
«Дозиметр» в моём сознании начинает отчётливо пощёлкивать, но «радиационный фон» пока в пределах нормы. Хотя, если договорились, то зачем спрашивать?!
– Как к вам обращаться? – снисходительным тоном справляется абонент, и я отвечаю ему так, как обычно представляюсь надоедливым рекламным агентам, меняющим телефонные номера, как перчатки. – Можете звать меня просто – дядя Автандил.
Голос опять немножко спотыкается, но, собственно, на это и направлена моя уловка.
– М-м-э-э, меня зовут Александр, – сообщает собеседник и тут же уверенно продолжает, будто бы выдавая на-гора заученную наизусть роль. Я слушаю.
– Меня всё устраивает, и мы договорились с вашим сыном, что я переведу вам пятьдесят тысяч задатка, а остальную сумму передам после заключения сделки.
«Счётчик Гейгера» начинает потрескивать чаще.
– Подождите. А зачем вам надо что-то переводить мне, если вы договорились с сыном?!
– Да понимаете ли, тут такое дело. У меня – пенсионный счёт.
– И что?! – недоумеваю я.
– Ну, как что. Ваш сын не подходит по возрасту.
– Да что вы говорите?! Как интересно. То есть, вы полагаете, что пенсионер может переводить деньги только пенсионеру?
Опять замешательство, но почти незаметное.
– Ну, понимаете, я беру кредит, и в нём такие условия.
Собеседник быстро ориентируется в ситуации, в этом ему не откажешь, но «дозиметр» пищит во всю мощь. Я делаю вывод, что звонящий мне субъект – или жулик мелкого пошиба, или скучающий на самоизоляции неадекват. Выбрать из двух позиций – дело несложной техники.
– Ну, подождите, – пытаюсь я урезонить «Александра». – Пока мы не поговорим с сыном, не надо никуда ничего переводить…
«Покупатель» договорить мне не даёт.
– Да я уже перевёл, – без обиняков сообщает он, однако, это меня уже совершенно не впечатляет. Образ «скучающего неадеквата» растворяется в сиреневой дымке небытия, «дозиметр» выключен за ненадобностью, ибо всё уже понятно и очевидно. Дальше – только игра.
Передо мной мелкотравчатый жулик, весьма напоминающий недавно «откинувшегося» зека. Надо сказать, среди этих персонажей бывают нерядовые артисты, способные разыграть хоть драму, хоть комедию. То они фатально отстают от поезда, то у них воруют сразу все документы – ну, и так далее по списку. На этот раз случился невзыскательный фарс, но и он – какое-никакое, а развлечение среди скучных буден.
– Ну, вы просто скоростной инвестор, – смеюсь я в трубку, – ваша фамилия случайно не Македонский?
– Почему именно Македонский? – слегка растерянно интересуется «инвестор».
– Да был такой завоеватель, тоже весьма стремительный. Он однажды сказал: «Войны зависят от славы, и часто ложь, которой поверили, становится истиной».
«Македонский» помолчал, как будто пытаясь осмыслить запредельную мудрость.
– А как, чисто технически интересно, вы мне перечисляете задаток, если не знаете моего телефонного номера? Вы же должны помнить, что сначала позвонили не мне, а супруге.
– Ах, да. Ну, я сейчас сделаю отмену. А вы мне скажете свой номер?
– Почему бы и нет, записывайте.
– Я сейчас же вам переведу деньги, и вы увидите сообщение банка на телефоне. Телефон у вас при себе?
Я продолжаю сбивать «Александра» с шаблона. – Нет, телефон в машине. Слышу повелительный голос моего «контактёра», направленный куда-то в сторону: «Таня, сделай мне кофе без сахара!»
Такими дешёвыми приёмами меня, естественно, не пронять. Жулик изображает респектабельность, свой начальственный статус и, стало быть, состоятельность. Так я должен подумать. Правда, в эту схему не вписывается «кредит». Да и дальнейший разговор не обнаружит никаких признаков кофейного «пития», хотя это уже совершенно неважно. И все же, как говаривали Станиславский и Немирович-Данченко: «Не верю!»
Пора пускать в дело новые козыри, не отпускать же этого актёришку без шестёрок на погонах, как дебютанта, проигравшего партию в подкидного «дурака». Я делаю знак супруге, и она звонит сыну по Скайпу. На «сцене» готовится реквизит для второго акта спектакля.
– Так вы посмотрели на телефон, пришло ли сообщение банка? – чувствуется, что слово «банк» мой собеседник тщательно акцентирует.
– Да нет, не посмотрел пока. А куда спешить и зачем мне вообще его смотреть?
– Ну, понимаете, мне нужно, чтобы вы передали мне чек из банкомата, когда снимете сумму. Это нужно для заключения договора, причём срочно.
– Снять не получится, – разочаровываю я незадачливого комбинатора, рассчитывавшего, видимо, что перед ним пожилой, привыкший входить в чужое «положение» сердобольный профан, которого можно легко сбить с панталыку. – Я же на самоизоляции и не могу выйти из дома, да и близко нет банкоматов, и поехать тоже не могу после семейного застолья. Так что, увы, на этом придётся закончить наше занимательное общение. Как говорится, спасибо за визит.
–Нет! – взвивается телефонный Остап Бендер. – Не кладите трубку, иначе сорвётся транзакция! Я должен оставаться на линии!
– Вау! Вы такими терминами оперируете. Наверное, работаете в банковской сфере – подзадориваю я «Александра».
– Да, в некотором смысле, – самодовольно соглашается он, – не спеша, однако, рассеять туман вокруг своей профессии. Ко второму акту, между тем, всё уже готово.
– Видите ли, господин Македонский, розовый закат, как говорят художники, приобретает багровые оттенки. Вот передо мной на мониторе сын, и он говорит по Скайпу, что ни с кем, ни о чем не договаривался.
Пауза, в телефоне чуть слышно пощёлкивает от напряжения. Но находчивость моего не желающего сдаваться картёжного соперника услужливо подсовывает ему новый шанс отыграться. Впрочем, он явно не психолог и не способен уловить нарастающую иронию – предвестницу скорой развязки.
– Как не договаривались??? Искренности и пафосу этого восклицания мог бы позавидовать сам Иннокентий Смоктуновский.
Я жду и категорически не могу предположить, что придумают по ту сторону: просто отключатся, осознав, наконец, провал операции, или пойдут на новый безнадёжный виток. Однако следующий вираж не замедлил начаться.
– Вашего сына зовут Артур? Я же с Артуром договаривался.
– Нет, сына зовут Арчибальд Автандилович, – ничтоже сумняшеся сообщаю я, уже не пряча насмешки. Но, похоже, провинциальный лицедей даже и этого гиперсарказма не осознает, следуя заранее намеченной схеме. Ну, тем хуже для него.
Примерно так наш испытанный в кошачьих поединках серый бродяга Василий игрался с мышкой. Отпустит, и она, ненадолго обретя свободу, устремляется восвояси, однако не успевает уйти и на полметра, как снова оказывается под мягкой лапкой. Так повторялось, пока мышь не перестанет подавать признаки жизни. Тогда кот терял к ней интерес, ибо мышей он, знающий себе цену, не ел, предпочитая корма из магазина.
– Как же я мог ошибиться, – сокрушается «Александр». Видимо, тут у вас такие же цифры, как у Артура, поэтому я и перепутал.
– Возможно, – поддакиваю я, – цифр-то всего десять, не мудрено и перепутать.
– Ну, раз так вышло, верните мне перечисленные деньги, – в голосе еще недавно респектабельного, уверенного в себе мэна появляются просительные нотки. Всё-таки подспудно до его сознания, видимо, что-то доходит.
– «Увы, мой друг, мы рано постарели и счастьем не насытились вполне» – так писал в своё время поэт Эдуард Багрицкий подруге своего пионерского детства Сонечке Мармеладовой, – издевательски сообщаю я в трубку. – Вы, кстати, как относитесь к поэзии, к театру?
– Верните хотя бы сорок восемь тысяч, – голос моего слушателя окончательно утрачивает бодрость.
– Я не верю своим ушам, это просто аттракцион невиданной щедрости! Ваша доброта, Шура, просто не знает границ, – деланно восторгаюсь я и продолжаю. Но ведь вопрос об искусстве был неслучайным: Александр Македонский учился у лучших умов того времени – Лисимаха и Аристотеля. Увлекался, знаете ли, философией, литературой и отнюдь не стремился к мирским наслаждениям. В отличие от некоторых наших современников…
– Ну, что вы мне всё зубы заговариваете, – с едва скрытой досадой пытается остановить мой словесный поток «Македонский». Вальяжность с него слезла как позолота с цыганского браслета.
– Зубы? Вы сказали - зубы? Александр! – вы гений. И если у вас есть проблемы с зубами, я точно тот, кто может вам помочь, вы попали точно по адресу. Настойка шалфея, доложу я вам, творит чудеса…
– Знаете что, – перебивает мою новую импровизацию «Македонский», – я согласен даже на сорок шесть тысяч, раз уж моя вина, и давайте договоримся, как вы мне их вернёте.
– Да вообще никак, я же вам всё объяснил. Меня сатрапы в масках могут оштрафовать за нарушение режима, разве вы не понимаете?! Так вот, кстати, о шалфее…
– Вы что, не собираетесь возвращать мне деньги?! – в голосе на том конце появляется металл, но этот металл звучит как алюминий от старой кастрюли.
– Ну, что вы. Что-о-о, вы-ы, – тяну я голосом артиста Этуша, играющего ограбленного зубного врача в фильме режиссёра Гайдая. – Я хочу! Но решительно никак не могу. Однако выход есть: напишите заявление в банк об ошибке, и вам всё вернут! Обещаю!
– Да какое заявление, банк ещё полмесяца не будет работать!
– Да? А как же транзакции? И банкоматы? Неужели их бросят на произвол судьбы?!
На эти загадки финансового мироздания мой собеседник оперативного ответа, видимо, не нашел и решился на последний «аргумент», ухватившись за пресловутую соломинку.
– Если вы отказываетесь мне вернуть деньги, я сейчас же напишу заявление в полицию!
Это было жалкое фиаско. Турки под Синопом, шведы под Полтавой и французы под деревней Бородино обречённо вздохнули. Виртуальные шестёрки чёрной масти заслуженно легли на плечи незадачливого комбинатора. Красота игры скукожилась до размера высохшей фиги, и покрылась плесенью банальщины.
Я про себя усмехнулся, признаюсь – не без некоторой досады, но в телефон сказал серьёзно. – Да вы не расстраивайтесь, Александр Македоныч, я, кажется, могу вам помочь. У меня в полиции работает хороший знакомый. Иван Александрович Хлестаков – может, слышали? Он ревизор и на этом поприще бывает в банках. Я думаю, что добрейший Иван Александрович не откажется вам помочь. Сможет, как говорил в таких случаях известный присяжный заседатель Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-бей, и потерю вернуть, и жалобу принять. И даже исповедовать. Так что, диктуйте адрес, к вам незамедлительно подъедут.
В телефоне пошли ровные короткие гудки. Это были шах и мат в одном флаконе. Больше мне никто не звонил. А на телефоне я действительно увидел сообщение: «900. На ваш счёт поступила сумма 50000 рублей. Ваш Сбербанк». Выше сообщения предательски красовался номер отправителя: +79093866482, зарегистрированный в Волгоградской области. Я забил его в сетевую базу скомпрометированных номеров, чтобы кто-нибудь менее склонный к психологическим экзерсисам, не пострадал от действий этого провинциального гастролёра.