Посиделки со старинным другом – редкое удовольствие! Скорость современной жизни превращает дружбу в роскошь. И было хорошо, и сейчас – послевкусие встречи...
Алкоголь растекался внутри и мир становился уютнее, красивее. После кабачка захотелось пройтись. Вечер пятницы, лучшего дня недели, предвкушение отдыха. Мягко сияют фонари и облака, подсвеченные городом, неспешно плывут в завтра. Воздух не холодный, а свежий. Осень только началась и впереди много тёплых дней. Улицы ещё многолюдны...
Неизвестно почему мне захотелось свернуть за угол, побыть одному. Медленно выкурить сигарету, вглядываясь в темноту и не думая ни о чём...
Над крышей дома показалась полная луна. Когда смотришь на луну из темноты, возникает это необычное чувство – будто и она смотрит на тебя... Какая она манящая сегодня... Наверное, если бы я был человеком древности, то поклонялся бы ей, а не солнцу. Всегда притягивала тайная, неброская, сумрачная красота... Как этот свет меняет пространство...
Внезапно совсем рядом я увидел фигуру человека. Он стоял, прислонившись к стене. Нищий... Что он здесь делает, никто же его не видит... Как ужасно, наверное, так стоять в двух шагах от потоков людей, успешных, довольных, стремящихся к чему-то...
Выпивший человек бывает добрым. Я нащупал бумажник под курткой. Дам ему тысячу, пусть тоже напьётся и забудет свои горести. Хрен бы с ней, что на неё купишь? Может, вообще пятёрку? Хоть пару ночей проведёт под крышей. Деньги – мусор. Да и приятно – широкие жесты делают ещё свободнее... Или самодовольнее?..
Человек поднял голову и остановил взгляд... Почему-то не на моём лице, а рядом с ним. Меньше всего ожидал этого, но... Я уже видел его раньше. Я узнал его.
С давних пор, каждое буднее утро, несясь на работу, я замечал его в начале проспекта. Он стоял там годами, годами и годами, всё время на одном месте. Иногда ему бросали мелочь. И так странно... Он с недоумением смотрел, но не брал ничего... Как будто стоял не для этого. Словно он был «человеком толпы» из рассказа Эдгара По – страшным преступником, который не мог остаться наедине с собой, со своей совестью, и всё время стремился к людным местам, быть среди других, хоть с кем-то, только не одному...
Мелькнула эта мысль о преступнике и невольно я сжал кулак, ощутив твёрдость напрягшейся руки. Если сунется – двину справа. Многим хватало, и ему хватит. Всё будет нормально.
А нищий всё смотрел этим странным взглядом, на какую-то точку в полуметре от меня. Я всмотрелся в него и кулак разжался. Он старик. Лицо всё изрезано морщинами... Черты суровые, жёсткие... Не способные даже на усмешку, как не способна на это кирпичная стена... Куда он смотрит?
Я не помню, как начался тот разговор. Помню только, что старик сначала говорил медленно, словно разучился и теперь вспоминает слова. Мы говорили впервые, но отчего-то возникло чувство, что это продолженный разговор...
Кажется, я всё же протянул ему какие-то деньги, а он спокойно сказал:
– Деньги нужны, чтобы двигаться, жить. Зачем они мне? Я просто парализованная крыса, к которой приближается змея-смерть.
Эти неожиданные слова пробудили во мне сострадание. Я подошёл и притронулся к его плечу, и остался. Я слушал его и с каждым словом для меня открывалось что-то... Неведомое, страшное, опровергающее всю жизнь вокруг, лунный вечер, всё, что я знал прежде... Снова и снова возникало это тяжёлое чувство, когда искренне сочувствуешь человеку, но не можешь его понять.
Он говорил о женщине. Иногда его мысль уходила в сторону, но тут же возвращалась. К ней, женщине, которую я никак не мог представить. Может, поэтому многое, что он говорил о ней, не сохранилось в моей памяти. Её образ оставался далёким и словно скрытым пеленой дождя.
– Я помню... – сказал он. – Как при первом взгляде на неё… Сердце замерло и снова забилось, бешено меняя ритм, рывками, в поисках не своего, а более важного, Её ритма, чтобы всегда биться одновременно…
Её имя стало для меня единственной молитвой, твёрже и проще которой нет... Всю жизненную силу я бросил на то, чтобы... Быть вместе... Быть всегда вместе, обнявшись перед камином или на холодном тюремном полу, но главное – обнявшись. Быть дыханием друг друга...
Иногда память хранит сущие пустяки, но они так драгоценны... Я помню это первое счастье – оказаться ей полезным. Я провожал её, была уже ночь и вдруг она захотела что-то купить в автомате. Я с ужасом вспомнил, что потратил всё до копейки, но случайно нашёл полтинник, оставленный на обратный путь. Потом, возвращаясь домой, в пригород, за тридцать километров... Это была такая волшебная ночь! Мелочь, чушь, потёртая бумажка принесла неведомое раньше счастье. Я впервые сделал что-то для неё… Был Ей полезен! Я будто не шёл, а летел и далеко внизу проносились огни фонарей и пустые дороги…
Так странно и чудесно – когда собственное тело идёт куда-то, а душа остаётся с ней… И такая лёгкость... После сделанного для неё. Словно огромная тяжесть жизни, ночной разлуки становилась чуть легче. И как же легко было бы – всё время что-то для неё делать, каждый день и час… Я всегда стремился к ней, этой лёгкости... Отдавать ей всё, что удавалось заработать, придумать, достать, выгрызть зубами... Нет большего счастья.
Мы оказались очень разными и каждый хотел переделать другого. Она часто говорила, что я весь из порывов, сумасшедший, горячий... Не хватает солидности. Но ведь… Как можно было идти к ней, а не бежать? Что мне не хватает.... Какой-то домовитости... Но ведь даже слово мерзкое. Домовитый, как таракан. А полёт? А вдохновение? Чувство собственной силы? Дорогая, завтра будут скидки на селёдку. В этом, что ли, состоит жизнь?
Она была... Не была, она есть. Она очень сильна. И я был сильным, но только в одну сторону – в служении ей. И она самодостаточна, чего я никогда не мог понять. Как можно быть той, которой не нужно любящее тепло? Я не заметил, когда она стала питаться не моей нежностью, а моей болью...
Или я не был сильным... Любовь делает сильным, но и слабым тоже. Лишает чувства достоинства... Ты готов терпеть всё, чтобы только быть рядом... А в отношениях с женщиной… Казаться слабым и быть слабым – одно и то же. Она чувствует слабость и раздирает тебя до конца.
Мужчина – это завоеватель, покоритель миров... Он смотрит вперёд, но вдруг оборачивается и видит за спиной... Хищницу, жаждущую крови. Природа гармонична. Если какому-то созданию не хватает силы, оно возьмёт жестокостью и яркой окраской…
Однажды она сказала мне… Я понял бы, если бы мне это сатана шепнул глухой ночью. Но близкий человек так не может говорить. А потом она начала растаптывать всё...
В то проклятое раскалённое лето она сделала из наших отношений... Адские качели. Она говорила ужасные вещи и тут же давала надежду. Рвала – и тут же делала вид, что сшивает... Между нами всё кончено! Ах, пригласил бы куда-нибудь! Ты мне – никто! Ах, вот уже три месяца слушаю песню про разлуку, сейчас пришлю, тоже послушай. Ты мне – меньше, чем никто. Ах, как сложно мне в одиночку бороться с унынием…
Что может быть страшнее пытки надеждой? Если сейчас я безумен, то это – с тех пор...
Она совершила так много поступков, лишающих сна и здоровья... Но не лишающих любви. Просто с каждым её злым словом... Остывало сердце.
Как могла она сказать, что мы – не близкие люди? Неужели она всё забыла? Каждую нашу встречу? Каждую ночь нашей любви, и даже самую первую? Тихо играло радио и вдруг зазвучала старая песня «Мы – эхо друг друга…» Неужели это не событие? Волнующее, незабываемое? Неужели сотни подобных событий ничего не значат?.. Как можно забыть тысячи тысяч любящих прикосновений?
Но кому мне высказать свою обиду? Люди говорят, чтобы что-то изменить. С кем мне говорить, чтобы изменить мою судьбу? С Богом? Сколько раз я устремлялся молитвами туда, в разрывы облаков, где виднеется чистое небо... Это было давно. Спасение души… А если уже нечего спасать – после всего, что было? Или я совершил непрощаемый грех – в земной жизни испытал счастье, не предназначенное для человека? И мне нечем за него расплатиться...
Может, это я сделал что-то другое непрощаемое? Но за обычную жизнь не совершить преступлений, которые наказываются таким одиночеством... Что же, верить тем, которые верят в перерождение души? Кем же я был в прошлой жизни? Псом-людоедом в концлагере?
Может, меня услышит враг Бога? Я бы не задумываясь продал душу, чтобы сейчас прикоснуться губами к её руке, но моя душа не стоит так много...
Возможно ли, чтобы любовь была изобретением дьявола? Ведь я отдал бы всё, что угодно, лишь бы никогда не испытывать этого чувства, забыть, отрешиться. Разве может что-то хорошее так раздирать душу? Почему так сказано в древней книге – «женщины бойся до того, чтоб даже и не смотреть ей в глаза»?..
Когда человек чувствует боль, превышающую его силы, он пытается разделить её с другими, становится невыносим. Становится злым. Я потерял всё. Наступила... Революционная простота. После запутанной сложности жизни – всё стало просто. Одинокий человек ждёт конца.
Я потерял дом, который там, где она. Потерял себя, ведь мужчину делает смелым и сильным только близость любимой. Не что иное. Потерял свободу. Один мыслитель сказал, что счастье – это свобода от боли. Истина, истина абсолютная. В книгах бывает много незрелого, пафосного, но это сказано так точно.... Ни одного мига своей взрослой жизни я не был свободен от... Потерял способность творить, создавать... Красоте не излиться… И только холодный дождь внутри...
У меня нет прошлого. Ведь каждый день своей жизни, с юности, я стремился к ней. И если её нет рядом – значит, все годы я прожил впустую. В них нет смысла и мне нечего вспоминать...
И как можно вспоминать?.. Всё неразрывно с ней... Невозможно идти среди зданий, где мы были вдвоём... Смотреть на окна домов, где люди живут любящими парами... Понимать музыку, книги... Видеть, чувствовать... Фонари, ветер, дождь… Это перечень размером с жизнь.
Когда люди говорят, что ненавидят свою жизнь – что они хотят сказать? Что их жизнь, вот вся жизнь за плечами, все прожитые годы – убивают надежду. Всегда будет так, как уже было. Опыт – враг надежды...
Будущего у меня нет. Она лишила меня мечты. А ведь раньше... Такие яркие образы… Вот она сидит на низкой палубе какого-то судёнышка, может, даже плота, далеко от сияющей огнями линии берега, под летними звёздами… Я подхожу к ней, сажусь рядом, обнимаю её, опускаю ноги в тёплую воду и словно все дороги, пройденные за жизнь, исчезают, вся тяжесть уходит… Или она стоит у распахнутого окна, выходящего на закатный лес, я подхожу и целую в завитки волос, шею… Она смеётся и оборачивается…
Так много этих образов, но все они – из головы, а не из будущего… Я так надеялся, что это будущее приоткрывается, давая силы каждое утро встать и зарабатывать, пробиваться... Биться за место под солнцем. Для двоих.
И настоящего нет, ведь оно создаётся памятью и надеждой. Жить – это значит с нетерпением ждать чего-то… А если ждать нечего… Без женщины... В душе – дыра размером с любовь.
Так может, стать мёртвым до конца? Самоубийство – страшная вещь. Не было дня, когда я не думал об этом. Наверное, не было и часа. Но не хватило решимости. Даже сейчас не хватает. Ведь это всё равно что… Птице оказаться в урагане или грозовой туче, где действуют непознанные и могучие силы. Хватит ли крыльев, чтобы вылететь… Я не настолько светел, чтобы бесстрашно уйти во тьму...
Если только вдуматься… Вот наш мир, где смертного человека окружает бессмертная природа, которая бесконечно сильнее. Что же величественное и непреодолимое окружает бессмертную человеческую душу?..
«И смертный час недостижим, и эта жизнь настолько нестерпима...» Несколько строчек ещё помню, у меня было много книг, но что толку в них? Ведь даже лучшие мысли величайших людей, может, ничего не значат. Вот Лев Толстой говорит: «всё приходит к тому, кто умеет ждать». Поверить ему? Но может ли быть прав человек, которого изгнали из церкви? Который бежал из собственной семьи в смерть? Может, всё, что он сказал – просто глупые слова… Ведь правильность пути видна только в конце.
Вся сила воли уходит на то, чтобы ничего не чувствовать. Это изнашивает, ведь человек рождён, чтобы чувствовать...
Но всё равно чувствуешь... Своё бессилие, эту глупую бесполезность... Зачем мегаполису, переполненному толпами, нужен маленький осколок человека? Зачем разумной Вселенной нужен этот пустырь? Зачем так устроено, что сердце бьётся, но жизни нет?
Кому нужен обречённый корабль? Ему уже не выйти в океан, но он всё ещё возвышается над волнами... Наверное, трижды безумие – думать о себе как о чём-то другом, но так хочется представлять, что всё происходит не со мной...
...Однажды, высоко под крышей, я видел голубя закатного цвета. Он сидел в луче уходящего солнца... Я подумал о Ней, и птица тут же вспорхнула, растворилась в небе. Словно молитва взлетела… Живой разум ищет надежды, потому что без неё – только смерть. Во всём ищет, в любой детали. Ведь может так быть, что ничто в этом мире не случайно. Все религии и философы говорят об этом, неужели это просто человеческая чушь… Вдруг не случайна и эта птица…
И ещё был вечер, когда я оглянулся на её дом, и тут же в окне зажёгся свет, словно в ответ… Может, это тоже был знак?
Он спросил и на миг в его глазах мелькнула и тут же погасла надежда.
– Хотя что вы можете знать об этом? Вы же просто человек...
Но тут же спросил снова о том же:
– Может ли человек… Черпать силы в оранжевом голубе или зажёгшемся окне? В чём-то мимолётном, однажды увиденном и миллион раз обдуманном, не в реальных событиях? Как вы думаете?
Кажется, я понимал его вопрос, но не знал, что ответить.
– ...Множество раз она говорила мне: «я всегда буду с тобой». Сколько весят такие слова? Неужели они ничего не стоят? Ведь это самое главное обещание, которое один человек может дать другому. Ведь это спасение от одиночества... Я был всю жизнь одинок – до встречи с ней.
Она обещала любить всегда. Нет у этого слова другого значения, только – вечно... Когда я думаю, что она предала меня... В самом главном... Нет, не становится легче... В моём сердце для неё нет замены...
Может, Бог накажет её? Ведь слово «вечно» – в его ведении... Не хочу этого. Пусть будет счастлива. Если не со мной – пусть я не узнаю этого, пусть я исчезну, не буду существовать. Но для человека так трудно – перестать существовать...
Когда-то я написал для неё роман... И там, в одном месте, в южном городе, где белый прибой бьётся в чёрную ночь... Играл бродячий музыкант и саксофон задыхался от одиночества и тоски, молил о любви, а потом… С хриплым пронзительным криком, не ужаса, но нежданного счастья… Измученная, но прощённая душа взлетела к небу... Навсегда покинув клетки и фабрики сатаны...
Если бы только это из всего написанного и сделанного оказалось истиной... Если бы настало освобождение... Но человек живёт слишком долго. Тысячи раз видит мрачные краски рассвета, рождённые тяжестью предстоящего дня. И закат, его противоположность… Светлый, спокойный, словно говорящий «всё позади»... Если бы...
И ведь тогда, в нашу последнюю встречу, нет, нет, не последнюю, просто встречу…. Тогда я никак не мог уйти от неё, потому что твёрдо знал, что следующий закат разорвёт сердце. Так жаль, что не разорвал ни тогда, ни потом…
...Я давно ослеп и не отличаю заката от сумерек… Немного жаль. Иногда, когда видел закат, мне казалось, что всё, что было в жизни – сон, наваждение... Но даже в кромешной темноте я иногда вижу... Горячий и влажный блеск её карих глаз...
А сейчас – только... Ночь – это стена. Я всю жизнь ползу по ней вверх, ведь на другой стороне – может, свет и счастье… Что-то другое, только не тьма… Может, она всё же будет меня ждать? В той стороне, где заходит солнце…
Я смотрел в его застывшие глаза и видел только обречённость и жажду конца. Фигура старика становилась призрачной, смутной, словно проносилось время, разлагающее материю человеческого тела, и ночной воздух проходил сквозь него...
Он смотрел поверх головы, куда-то в небо… Слова сливались, в них ещё просвечивал какой-то смысл, но он таял, исчезал… Или, может, смысл оставался, вот только я не мог уже его понять.
– Храните небеса своей души… Чтобы ей было куда лететь... Небо – это магнит, тянет так сильно… Вверх, где нет ничего, что сейчас творится вокруг… Всё другое. Но из какого же вещества нужно состоять человеку, чтобы небо притянуло к себе?.. Чтобы взлететь и быть там…
Он замолчал и отвернулся. Разговор был окончен.
Поднялся ветер. Он нёс прохладу откуда-то издалека, из тех свободных пространств, где не было этого тёмного города, стареющего с наступлением ночи, стен, тупиков, глухих переулков, сломанных судеб…
Короткие слова из его романа не выходили у меня из головы. «Белый прибой бьётся в чёрную ночь...» Не прочитав ни одной строчки, я, возможно, стал его единственным читателем.
Луна сияла по-прежнему. Только свет расплывался, слёзы мешали увидеть её. Просто сильный ветер...
И ещё показалось на миг, что вокруг – не осенние листья, а лепестки опавших цветов...
Я оглянулся. Человека уже не было видно, словно он растаял в ночи, стал ворохом бурых листьев на холодной земле.