С Евгением Бабинцевым мы по-братски сблизились в Дубравлаге, на малой зоне, прозванной так за то, что в ней имелось всего четыре допотопных деревянных барака. Выстроены они были в начале двадцатых годов при Ленине, прозванным в лагерной среде «Ильичём картавеньким». Гонениями на церковь он, как известно, превзошел Нерона, императора Рима. Если верить лагерным сказаниям, изначально сюда были упрятаны монашки из разоренных женских обителей. В мою бытность при земляных работах зеки наткнулись на небольшие черепа и мелкие косточки, явно принадлежащие женщинам.
Родом Женя был из Нижнего Тагила, единственный сын у мамы-аптекарши. Закончив техникум, работал мастером на буровой установке. Наслушавшись «вражеских голосов» и скучковавшись с друзьями и единомышленниками, он недолго полоскал советскую власть. Вскоре, всю осмелевшую компанию, она, власть, упрятала за решетку. Характер у него был не по-мужски мягкий, разговор простодушно-ироничный. И мы, как нельзя лучше, сладились друг с другом. По мере времени, обмениваясь мнениями, заглатывая книжки и журнальные статьи, мы незаметно душой и разумом приближались к горнему, всё очевиднее убеждаясь в бытии Господа Бога. Тогда-то мы сговорились, что по выходу из узилища, помолясь, будем пытаться поступить в семинарию. Друг мой вышел на волю на год раньше меня. Видно, молитва его дошла до Бога, и он оказался в Питере, где в пределах Александро-Невской Лавры располагались Духовная семинария с академией. Священник из него вышел достойный: боголюбивый, радеющий о пастве. У них с матушкой Еленой народилось двое детей, а с годами пошли и внуки. Уже много лет отец Евгений служит настоятелем Петропавловского собора города Любани. Храм был выстроен в 1867 году по завершению Николаевской железной дороги из Петербурга в Москву. С той поры он сделался главным собором путейного ведомства. К любезному другу своему я наезжал ни раз, и ни два, но так получалось, без своей второй половинки.
***
Из письма от 4 октября 1976 г.
Катеринка! Полчаса как прибыл на Николаевский вокзал в Питер. Четверть седьмого. Едва светает. На Невском безлюдье и теплынь. Евгению вчера наказал телеграммой, чтобы к восьми ждал меня в семинарии. Времени еще довольно и вот сижу на вокзале за письмом к тебе.
Вчера не сдержался, потянуло к «высотке» МГУ… Понимаешь, есть по Москве несколько мест, которые в летописи души моей почитаются как святыни. Много пережито там, восторженного, юного. Как почти все в молодости, дни тех лет выписаны розовым и голубым. Впрочем, и боли в них было предостаточно. Теперь остались лишь тайные слезы моих ежегодных грустных посещений.
В Питере пробуду 2 дня, а затем укачу в Таллин к Геннадию Гаврилову. Завтра черкану еще. Как бы там ни было, мои весточки – знак того, что на всяком месте вспоминаю кареглазую студентку, пытаюсь ее развлечь и порадовать.
***
Из письма от 5 октября 1976 г.
Набережная Мойки
Последние часы в Питере. Друга моего, семинариста, недавно рукоположили в диаконы. Жаль только, что не смог узреть его во время богослужения в облачении и с кадилом.
День прошел в разговорах об учебе, православии, лагерном прошлом. До устали шатались по городу: все вокруг интересно, зрелищно!.. Зашли в католический костел, постояли в мечети, подкреплялись пирожками на набережной у «Стрелки». Толком нигде и не были, но радует глаз один вид Петрова строения, его роскошная каменная укладка, где на каждом шагу знаки былого имперского блеска и недавних исторических наваждений.
В 23.30 – поезд в Таллин. Буду там в 8 утра. Непременно черкану.
Кстати, из Питера везу с собой полдюжины книг Брюссельского издательства «Жизнь с Богом». Диакон Евгений, а проще Женюшка, пообещал мне и впредь высылать в Караганду такого рода издания. Он славный человек и, надо думать, скоро станет взаправдашним батюшкой. На сей момент бороду он запустил поистине архиерейскую. На мой ироничный вопрос: «По что тебе такой «веник»?» Он благодушно отвечал: «Ну, хотя бы для того, чтобы моя молодая матушка после обеденной трапезы из нее крошки гребнем вычесывала». Мы с ним за портвейном протолковали до петухов. Узнал немало интересного о наших общих друзьях-товарищах по Мордовии, но об этом поведаю при встрече.
К своим впечатлениям хочу добавить выразительные строки о граде Петровом моего былого сотоварища по зоне.
***
Нева. Российский Иордан.
Разгул свинца. Гранит угрюмый.
И неба северные думы,
И вечной слякоти дурман
…Одеты в призрачный наряд,
Наперерез дороге санной,
Мечтой томительной и странной
Дворцы Италии стоят…
Город на Неве мы с Катей удостоили-таки своим посещением тринадцать лет спустя после этого письма. Оказавшись в этом рукотворном каменном саду, где мы только с ней не побывали!.. Конечно же, в дорогом моему сердцу Русском музее, последней квартире великого Достоевского, прошлись по пушкинской Мойке, где я без перебоя читал его стихи. Стоя в Эрмитаже перед полотнами на библейские темы, я на правах магистра богословия, озадачивал ее вопросами по сюжету. И надо отметить, ее знания в Святом Писании, имен и исторических частностей вознаграждались моей поощрительно довольной улыбкой. У картины Рембрандта «Возвращения блудного сына» Катюша было замялась в ответе на вопрос: как звучала покаянная молитва сына перед встретившим перед его родителем. Но она тот час нашлась: «Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин, называться сыном твоим…»
В Петропавловской крепости заметно было, как она погрустнела, узнавая подробности о невыносимых условиях содержания в казематах арестованных декабристов и народовольцев. Видно при этом, она помнила и обо мне, наслушавшись рассказов своего отсидента.
От храма Петра и Павла мы на троллейбусе, прямиком через мост, Невский и старо-Невский проспекты, доехали до Лавры. Тут-то мне было, о чем ей поведать!.. Ведь десять лет назад при поступлении в семинарию я целую неделю провел в Лаврских пределах. Обходя обитель, мы, не спеша, восхищенно любовались архитектурным дивом и то и дело запрокидывали головы к золотым куполам. Её привлекли облик и лепнина академического корпуса. Тогда я не преминул напомнить, что именно сюда, в семинарию по адресу Обводный канал 17, некогда пришли из Караганды два письмеца, написанные ее милой рукой, на имя и фамилию её неудачника.
Но на это раз, Слава Богу, в Питере нам несказанно везло! Хотя бы потому, что мой друг Саша Котов, романтик и борзописец, великодушно предоставил нам с Катенькой свою уютную однокомнатную квартирёнку. Благодаря ему, мы с ней гостевали в сказочной близости от Исаакиевского собора, Медного всадника и «Стрелки». Возвращаясь вечером, утомленные, но с преизбытком впечатлений, оказавшись наедине, мы переживали нечто схожее с очарованием свадебного путешествия.