Музыкальная ночь в режиме самоизоляции

               

  Сегодня ночью меня разбудила ругань соседей, изнывающих в режиме самоизоляции.
  -  Все мои проблемы из-за тебя, сука-лядь! – орал сын на мать уже  не в первый раз.
  Я пошла к холодильнику, открыла и … о, радость!!! Две бутылки шампанского! Брат оставил. Я взяла бутылочку и включила телик, чтобы не слышать голоса соседей. Во весь экран нарисовались лица «ковидных» дикторов, типа «сидим дома». Казалось, что их «хлеборезки»  вот-вот с экрана вылезут прямо ко мне на кухню, и они будут вещать про ковидную войну-войнищу.
  Я попереключала каналы и остановилась, где улыбалось круглое, как наливное яблочко, личико юного Майкла Джексона. Он  нежным голоском пел что-то про любовь. Потом словно к яблоньке привили лимон, и постепенно  у него стал вид заспиртованного в формальдегиде, и интерес к нему стал не эстетический, а как к кунсткамере. С помощью телевизора за пару минут показали, как он отказался от своей судьбы «чёрного», но при этом оставил в пользование пластику своего народа.
  Тем временем мать-соседка проклинала своего сына, не желавшего ночью идти за водкой. Но тут явился её второй сын. Он был наполовину немец. Он стал ругать их обоих по-немецки, смешно используя интонации Гитлера. Я стала смеяться. Немец, очевидно, пришёл со шнапсом, и у соседей стало тихо.
  А в телевизоре появилась гренадёр в юбке Элла Фитцджеральд, мощным голосом, без  спецэффектов исполняющая «Мистер Паганини». Потом явился человек-оркестр Луи Армстронг. Казалось, что ему не нужно сопровождение, он поёт щеками, глазами, носом. Некрасивость не имеет значения. Он становится необыкновенным, когда поёт, он словно излучает удовольствие от жизни. Его слушать, это всё равно что есть спелый фрукт, что я и делала, закусывая шампанское  сочной грушей.
  Если у Майкла неприятие судьбы, превращение себя в биоробот, то у Армстронга – полное принятие, от тюрьмы, где он чуть не сгинул до всемирной славы.  Успех и у того, и у другого. Но, если бы я изображала смерть с косой, то нарисовала её в виде Джексона, что я и сделала, взяв карандаш и бумагу, которые всегда под рукой.
   Между тем, от соседей тоже донеслось пение. Пела пьяненькая мамаша: «Я люблю тебя так, что не сможешь никак ты меня никогда, никогда, никогда разлюбить».  Было что-то страшноватенькое в этих словах,  перспективка так себе -  вечно видеть её  одутловатую физиономию.
  Но как бы там ни было, песня всё-таки про любовь. Ведь всё остальное – это тлен, прах, иллюзии, болезни, манипуляции, войны, чтоб людей поменьше было, ибо всех не прокормишь.
  Вот такая музыкальная ночь в холодную ковидную весну.