В те два с лишним года, проведенных в Караганде, меня неотступно тянуло на родину, в такую далекую от меня Россию. И вот настал ожидаемый день, когда через три часа полета я должен буду сойти по трапу на бетонные плиты аэропорта Домодедово. Уже во время посадки мне кружило голову ощущение праздничности, которым нас обычно одаривает долгожданный день рождения. Конечно же, никто меня не встречал, просто некому было. Но будоражащий внутренний подъем нарастал и становился всё заполняющим. Тем более, что отблеск обнадеживающего расставания с Катериной привносил востребованное сердцем утешение, что отныне я не одинок в своем земном хождении. Верный слову, обещанные письма и открытки, я отправлял ей ото всюду, с самозабвением влюбленного школяра. В них я старался передать все увиденное и пропущенное через сердце. К счастью, благодаря Кате, тот мозаично расцвеченный «эпистоляр» сохранился. Далее я стану бережно помещать кусочки из него в оправу моих немеркнущих воспоминаний.
Из письма от 3 октября 1976 г.
Москва, Тверской бульвар, день третий ясного московского октября
Катерина!
Снова я на милой моему сердцу московской земле. Домодедово. Неон, людской гул аэропорта. Потом ночное такси рвет сырой холод октябрьской ночи. И хорошо на душе, что после солончаков Казахстана я дома, в моей «Рассее».
Наутро качу электричкой в Троице-Сергиеву Лавру. После долгого года чужбины снова со мной желтолистая осень Родины. По сторонам ярославской дороги, на темной гуще хвои как золотые фитильки, тают стройно-нежные нестеровские березки. То и дело с высоты насыпи в раме окна – невыразимые краски пушкинского октября с перелесками под низким небом и струением студеных речушек.
Сергиев Посад!.. На всхолмии, за мощными отвесами белых крепостных стен под крылатыми облаками сплоченно и державно высятся златокованые шлёмы куполов. Боже мой! Какое диво, святое, белокаменное вознесла земля навстречу небу…
Застал службу и молился за литургией в Успенском соборе. Представь, – византийская роскошь чинного богослужения, монашеское пение, свечные костры. На душе невозможно как светло!..
В 22 часа отправляюсь скорым поездом в Питер к моему другу, а ныне семинаристу Женюшке Бабинцеву. Напишу и оттуда. Жди!..
Мог ли я, запечатлевая свои восторги, и она, внимающая им в своей девичьей светелке на Липецкой, - могли ли мы помыслить, что нашего сына, который родится через год и два месяца, я назову Никоном в память об игумене Никоне, ученике и преемнике преподобного Сергея Радонежского.
По церковному календарю его чествование попадает на 30 ноября, а наш сын родился 7 декабря на великомученицу Екатерину. Воистину, дивны дела Твои, Господи!
Однако, вместе с Катей мы побываем в Сергиевом Посаде лишь семь лет спустя. В ту пору ее родители, продавши дом на Липецкой, перебрались к нам в Тулу, и потому можно было на время оставить на них наших малолетних несмышленышей, Никона и Настюшу. Сам я после той поездки не однажды посещал достопамятную Сергееву Обитель, а ей это было просто необходимо. Дело в том, что с первых недель нашего общения я обнаружил у студентки-филологини немалую осведомленность в древнерусской литературе и зодчестве. Объяснялось это тем, что в университете она сблизилась с Таисией Тимофеевной Савченко. На своих лекциях она впечатляюще и глубоко открывала студентам суть предмета. Прошло почти полвека, но до сих пор мы знаемся с ней и, случается, принимаем её у себя в гостях вместе с мужем Борисом и дочерью Юлией.
Признаюсь, что помимо духовного побуждения к поездке имелся и еще один любопытный повод. Там на последнем курсе семинарии учился Леонид Косенков. С ним мы сошлись еще в Караганде, посещая храм Рождества Богородицы в Большой Михайловке. Основан он был в послесталинское время бывшим Оптинским старцем Севастианом после окончания его срока ссылки.
Батюшка собрал вокруг себя группку верующих, приобрел на пожертвования деревянный дом, который стараниями прихожан был преображен в небольшую церковку. После многолетних пастырских трудов старец обрел немало достойных учеников, некоторые из которых закончили семинарию, а кто-то и академию в Сергиевом Посаде. Когда я стал посещать Михайловскую церковь, там служили трое из его учеников. Под её сводами мы с Катериной были повенчаны, и там же был крещен наш первенец Никон. В 1979 году протоиерей Александр Киселев, бывший тогда настоятелем, он, кстати сказать, венчал нас и крестил нашего сына, написал для нас с Леонидом рекомендации для поступлению в семинарию. Господу было угодно, что друг мой, отправившись в Лавру, благополучно поступил. Меня же, дерзавшего определиться в Питере, постигла неудача. Этого следовало ожидать, так как биография моя была изрядно замарана политическими недозволенностями. Между тем, с другом Лёней связи мы не потеряли и, перебравшись в Тулу, я не однажды навещал его. Всякий раз мы подолгу беседовали, прогуливаясь по обители. А при холодах выбирали для этого пустующие залы церковно-археологического музея. В один из приездов мой сотоварищ, несколько тушуясь, а человек он был скромный и чистый душою, обратился ко мне с необычной просьбой: «Олег, учиться мне осталось недолго, а как ты знаешь, чтобы стать священником, необходимо определиться в семейном положении - либо жениться, либо принять монашеский постриг. Признаюсь, я не нахожу в себе той твердости и должного самоотречения, чтобы принять крест иночества. Остается молить Господа о ниспослании мне, недостойному, суженой. Сам понимаешь, возможности для выбора здесь, в обители, невелики. Потому, Христа ради, прошу тебя пособить мне в этом ответственном деле. Ты, Олег, человек верующий и, не в пример мне, общительный, потому, возможно, в твоем окружении найдется та, которую мне уготовал Господь. Прости за подобные докуки, но, сам понимаешь, сколь значимо для меня предстоящее духовное призвание. Прощаясь, я пообещал по возможности содействовать ему в этом благом деле. И первое, что я сделал по приезду, поделился с Катериной. Выслушав мой рассказ о сердечных затруднениях застенчивого семинариста, несколько подумав, она тут же указала на подходящую кандидатуру. То была молоденькая медсестра Сашенька, которая жила с родителями по соседству и неизменно откликалась на просьбы поделать укольчики захворавшим деткам.
В нашу бытность в Караганде Катюша не раз общалась с Леонидом, который захаживал к нам, чтобы малость наставить меня в нотной грамоте и церковном пении, что требовалось при поступлении в семинарию. Ему это не стоило особого труда, потому что он заканчивал в ту пору музыкальное училище. После наших с ним нотно-певческих упражнений, мы втроем сходились за чаепитием. За разговорами каждый невольно раскрывался в своих особенностях, интересах и предпочтениях. Лёня был единственным сыном своей одинокой матушки, что сказалось на его скромности и отзывчивой сердечности. Потому-то Катерина, с присущей ей проницательностью, прикинула, что бойкая и деловитая Александра подойдет ему как никто.
Накануне поездки мы с ней полистали, имевшиеся под рукой книги и альбомы, чтобы на месте со знанием дела проникнуться увиденным. Поскольку в голове у нас много что отложилось, мы по приезду пренебрегли экскурсоводами, и, как бывалые богомольцы, перво-наперво в Троицком храме приложились к мощам преподобного Сергия и Никона Радонежских. Нам было, за что их благодарить и чего из насущного молитвенно попросить. Правда, на Литургию мы уже не поспели, но там, где двери для нас были открыты, мы подивились и умилились несказанному лаврскому благолепию.
В тот день моя сопутница была в удлиненном кожаном пальто, подвязанна платочком и в сапожках на среднем каблучке. От того весь вид её, как нельзя соответствовал приличествующему для мирян благочестия.
Конечно же, мы не позабыли об озабоченности дорогого Лёнечки, но выжидали время, когда закончатся занятия и обед в трапезной. Оставив в проходной свои «тугоменты», мы прямиком направились к знакомому мне корпусу семинарского общежития. Но к огорчению, мы его не застали. Один из сокурсников на мои расспросы сразил нас известием, что неделю назад раб Божий Леонид принял иноческий постриг с наречением ему имени Севастиан. Он подсказал, что искать его следует в одной из братских келий, что расположены в монастырской стене. Видя наше огорчение, он любезно предложил провести нас до места. Но и там инока Севастиана не оказалось. Как нам пояснили, свое послушание он теперь несет за пределами обители и возвращается лишь поздно вечером. В оставленной записке, я поздравил его с постригом, но ни словом не упомянул о тульской милашке. Ему теперь она была без надобности… Зато попросил его молитв за нас с Катериной купно со чадами и сродниками. Со светлой грустью покидая Лавру, мы еще раз приложились к святым мощам и отправились вспять к родному порогу. Вернулись мы с гостинцами и образками для наших маленьких. Сколько помнится, среди них была иконка святого Никона. Думается, не случайно двадцать лет спустя наши венчанные дети, Никон с Верой, нарекут родившуюся у них девочку Екатериной-Кариной, а сына – Пересветом, в честь инока Александра Пересвета, которого Сергий Радонежский вверил князю Димитрию Донскому. Как известно, перед началом сражения Пересвет сойдется в ратном поединке с Челубеем и примет смерть за землю русскую и веру православную.
Ныне, когда Никону уже за сорок, радует, что вместе с семьей он посещает Сергиеву обитель и другие духовно-чтимые места. Храни их Господь по молитвам святых Радонежских!