Сокращенная версия.
На рассвете 26 марта 1944 года небо над рекой Великой внезапно осветилось сотнями стремительно мчавшихся на запад ослепительнно-огненных полос. Яркие, моментально заполнившие все небо белые «призраки» с нарастающим воем проносились над головами тысяч находившихся в ожидании атаки бойцов. За первой волной огней тут же возникала другая, за ней третья, потом еще и еще… Даже немало повидавшие на войне и знавшие о ней почти все бывалые солдаты смотрели на происходившее полными удивления, страха и, одновременно, какого-то необъяснимого восторга глазами. Не каждый день можно было увидеть на фронте такую картину.
Это были залпы реактивных установок четырех полков гвардейских минометов М-13 и бригады тяжелых реактивных установок М-30. На тот момент в распоряжении командования 2-го Прибалтийского фронта находилась группа гвардейских минометных частей под началом генерал-лейтенанта Нестеренко А. И. По указанию командующего фронтом генерала армии Попова М. М. эти части были в спешном порядке передислоцированы из района города Пустошки на 200 км севернее, на восточный берег реки Великая. Четыре полка – это более ста пусковых реактивных установок («Катюш») по двенадцать снарядов-ракет каждая. Да еще бригада тяжелых «Андрюш» с их сотней ракет диаметром триста миллиметров – и это только в одном залпе! Спустя минуты к ним присоединился огонь нескольких сотен артиллерийских орудий крупного и среднего калибров армейской и дивизионной артиллерии. Многие сотни тонн взрывчатки и стали обрушились на позиции противника за считанные минуты. Залп реактивного оружия «накрыл» разрывами снарядов площадь порядка двух десятков квадратных километров . И такая мощнейшая «бомбардировка» западного берега реки повторилась несколько раз. Небо над линией обороны противника окрасилось в красно-бурый цвет, оттуда доносились глухие звуки разрывов снарядов и поднимались вверх клубы дыма и земли. Грохоты отдельных разрывов слились в один протяжный гул.
"Начальнику оперативной группы гвардейских минометных частей фронта гвардии генерал-лейтенанту артиллерии т. Нестеренко устанавливать лимит расхода боеприпасов для каждой части в отдельности. Сверх установленного лимита лишь в особо исключительных случаях, вызываемых обстановкой, расходовать с моего разрешения или моего заместителя по гвардейским минометным частям".
(Из приказа командующего фронтом Генерала Попова М. М.
В армии реактивные снаряды были «в цене». Ни одна наступательная операция любого значения не обходилась без огневой поддержки реактивными минометами. Отсюда такая строгость в расходовании боеприпасов к ним)
Едва затихли режущие слух звуки снарядов "Катюш" и растворились вдали последние огненные стрелы, как прозвучала команда «Вперед!». Началось форсирование реки Великой. Среди других штурмовых формирований в первых рядах шли три стрелковых и один артиллерийский полки 115-й стрелковой Холмской дивизии.
Этот эпизод Великой Отечественной войны войдет в ее историю как одна из неудавшихся попыток прорыва линии немецкой обороны «Пантера» с целью выхода войск на латвийскую границу. Похожая операция проводилась в те же дни севернее, в районе поселка Стремутка под Псковом. Искали слабое место в обороне противника. Ставкой предполагалось уже весной усилиями трех фронтов прижать дивизии группы армий «Север» к Балтийскому морю и там блокировать их с последующим уничтожением. Северо-западные районы страны и республики Прибалтики, таким образом, были бы очищены от оккупантов, что неминуемо приблизило бы окончательную победу над врагом.
Генерал-лейтенант Нестеренко А. И., командующий всей реактивной артиллерией 2-го Прибалтийского фронта, впоследствии вспоминал:
"В течение зимы 1943/44 года, проводя последовательные наступательные операции и продвигаясь на запад, войска 2-го Прибалтийского фронта вышли к сильно укрепленной линии обороны врага, так называемой линии «Пантера», тянувшейся с севера на юг по естественным водным рубежам от Пскова до Пустошки. Надо было прорвать эти укрепления, освободить заповедные пушкинские места и продолжать дальнейшее наступление.
Задача осложнялась тем, что при прорыве обороны требовалось форсировать мощную водную преграду — реку Великая. К тому же ствольной артиллерии для обеспечения операции на этом участке фронта было явно недостаточно — всего 43–45 орудий на километр фронта. Было принято решение перебросить сюда гвардейские минометные части.
В конце марта генерал армии М. М. Попов поставил передо мной задачу: ночами, незаметно для противника из района Пустошки срочно перебросить на правый фланг фронта, на участок армии генерала Чибисова, четыре полка М-13 и тяжелую бригаду М-30. Погода стояла еще прохладная, дороги сохранялись в хорошем состоянии. Наши части легко совершили двухсоткилометровый марш, заняли боевые порядки и на третьи сутки были готовы к бою.
26 марта 1944 года в пятнадцати километрах северо-западнее села Михайловское после короткой и внезапной артиллерийской подготовки с участием четырех полков «катюш» и тяжелой бригады М-30 наша пехота сравнительно легко форсировала реку Великая и заняла плацдарм. Противник, накрытый внезапным огневым налетом, понес большие потери и начал в беспорядке отступать.
Захват плацдарма давал нам возможность продолжать дальнейшее наступление, обходя пушкинские заповедные места с севера. Командование приняло решение — для развития успеха срочно с левого крыла фронта к месту наметившегося прорыва перебросить артиллерийский корпус, танки и стрелковые дивизии. Однако ночью, когда с левого фланга двинулись колонны артиллерии, танков и пехоты, наступила оттепель, пошел проливной дождь. На второй день дороги стали совершенно непроходимыми. Колеса автомашин и орудий буквально проваливались. Каждый метр пути стоил неимоверных усилий. Наращивание сил на плацдарме происходило крайне медленно. Усталые, измотанные трудной дорогой, части и подразделения без передышки тут же вводились в бой. Противник же, имея в своем тылу прекрасную шоссейную дорогу, идущую вдоль линии фронта от Пскова до Пустошки, быстро подбросил резервы. Завязались упорные, кровопролитные бои. Пришлось на время распутицы наступательные действия приостановить".
Забегая вперед, скажем, что упущенную в последние дни марта возможность успешного развития наступления с плацдарма на западном берегу Великой не удалось реализовать в последующие месяцы. Как не удалось создать на этом участке линии фронта такой же мощный огневой кулак, как это было 26 марта.
Выражение: «пехота сравнительно легко форсировала реку Великая», верно только в сравнении с другими боевыми операциями. На самом деле, захват плацдарма стоил немало крови штурмовым частям. Враг уже к вечеру первого дня наступления «пришел в себя» и без боя не отступал ни на шаг. Более того, каждый последующий день до середины июля фашисты не оставляли попыток вытеснить советские дивизии с плацдарма и сбросить их в реку Великую.
За неделю не прекращавшихся боев по удержание захваченного на западном берегу плацдарма и многократные попытки расширить его 115-я дивизия понесла большие потери убитыми и ранеными. Как сообщает в донесении штабу 44 стрелкового корпуса командир дивизии, даже после пополнения дивизии людьми из трех стрелковых полков только один более-менее соответствовал своему названию, и то он был двух батальонного состава. Другие два имели в своих рядах не более двух стрелковых рот в каждом и носили разве что названия полков. Остальные бойцы либо сложили свои головы на поле боя, либо по ранениям оказались в 331-м медсанбате дивизии в районе бывшей дворянской усадьбы Батово. И те и другие исчислялись многими сотнями. Дивизию, за исключением 313-го артполка, вывели в резерв на левый берег реки и разместили в деревнях Жуково и Никулино. До особого распоряжения.
После короткого отдыха то ли сводный, то ли сборный по личному составу 292-й стрелковый полк дивизии получил приказ комдива на подготовку к форсированию силами 1-го и 2-го батальонов реки Сороть в двух местах: в районе железнодорожного моста у деревни Воронич, и северо-восточнее ее, напротив деревни Железово. Перед батальонами ставилась задача: переправившись на южный берег и преодолев передовую линию обороны противника на южном берегу Сороти, с ходу захватить деревню Воронич и высоту южнее Тригорского парка. Далее, выдвинуться вперед и «оседлать» дорогу Пушкинские Горы – Новгородка в районе «Озерков». Для развития наступления, в случае успеха, планировалось ввести в прорыв те самые оставшиеся недоукомплектованные полки. Других частей у командира дивизии не было. Правда, был еще артиллерийский 313-й полк, но он все еще находился на западном берегу Великой, отражая огнем контратаки фашистов.
Как это было, подробно изложено в журнале боевых действий 292 стрелкового полка.
Взглянув на топографическую карту участка фронта, занимаемого войсками 115 стрелковой Холмской дивизии в первых числах апреля 1944 года, видим, что прибрежные луга, которые предстояло преодолеть для занятия Воронича, были на двадцать метров ниже уровня местности, на которой располагалась деревня Воронич и опорные узлы обороны фашистов. В двухстах метрах от реки, на пологих склонах под самим Вороничем и на его восточной окраине фашистами были построены ДЗОТЫ и оборудованы пулеметные гнезда. Луга до самой реки просматривались и простреливались всеми видами оружия. Единственным прикрытием для части наступавшей пехоты служило находящееся в двухстах метрах к востоку от Воронича полотно железной дороги. Правда, сначала надо было подавить ДЗОТы и огневые точки, расположенные на склонах холмов со стороны деревни Савкино. Железная дорога с 1941 года на этом участке не функционировала. Переправа, по решению командования дивизии, была сооружена ниже взорванного еще в первый год войны железнодорожного моста по течению реки Сороть. На самом виду у неприятеля.
Таким образом, переправившись на южный берег Сороти, войска тут же оказывались под огнем пулеметов противника. На ровных, без единого холмика и кустика заливных лугах, бойцы были незащищенными живыми мишенями и для минометов, и для артиллерии.
Как пишет Дарья Тимошенко в своем очерке «Освободить Вороничи. Три дня в апреле 1944 года», командиром 115-й стрелковой Холмской дивизии был профессиональный «химик» (а еще раньше кавалерист), до 1944 года руководивший Управлением трофейного вооружения Донского фронта, генерал-майор технических войск Ефим Антонович Ляшенко. Видимо, и в генеральском составе армии в то время был дефицит строевых кадров. Как это отразилось на ходе и результатах операции, судить не нам: боевые документы того времени сами красноречиво рассказывают том, как проходила и чем закончилась та операция. Но поговорка о «сапожнике и пирожнике» невольно приходит на ум после знакомства с послужным списком комдива-115 и с боевыми приказами и распоряжениями его штаба. Кто знает, но, возможно, что неудачное руководство вверенной генералу стрелковой дивизией и его печальные последствия, а так же происшедшая по окончании войны самооценка бывшего комдива и послужили причиной вынесения генералом смертельного приговора самому себе в 1946 году.
Местные жители хорошо представляют себе прибрежные луга Сороти в период весеннего разлива. Разными в разные годы бывали весенние половодья, но не было такого года, что бы река, питаемая множество мелких рек и речек, берущая воды с Селецких озер и болот в верховьи, не выходила из своих берегов. При этом луга с еще не оттаявшим, промерзшим в зимние морозы грунтом, превращались в подобие болот. В боевых донесениях штаба 115-й сХд и в записях в Журналах боевых действий 44-го стрелкового корпуса и 22-й армии изложено краткое описание реальных условий, в которых оказался 1-й батальон 292-го стрелкового полка. Повышение уровня воды в реке, медленное оттаивание грунта и талые воды не дали возмозможности бойцам хотя бы сколько-то окапаться, заглубиться в землю, защитить себя и оборудовать огневые позиции. Как сообщается в донесении, дерн тут де превращался в грязь, так что его невозможно было использовать в качестве строительного материала для насыпного укрытия. Приходилось под огнем противника падать на мокрую землю и прикрываться саперными лопатками и касками, единственными средствами защиты от мелких осколков. Незащищенными оказались и переправленные через реку пушки с их обслугой. Не удивительно, что артиллерия вскоре была уничтожена вместе с артиллеристами.
Немецкая линия обороны, ее передний край, начиналась у подножья склона воронического холма и протянулась параллельно дороге из Воронича в Михайловское. Сначала шли минные поля, затем заграждения из колючей проволоки в два кола, а за ними были отрыты окопы и траншеи полного профиля, соединявшие между собой пулеметные гнезда, ДЗОТы и блиндажи. В самой деревне находилась батарея минометов.
В списке безвозвратных потерь 292 стрелкового полка есть и стрелки, и артиллеристы, минометчики и пулеметчики. То есть, представители разных родов войск, форсировавшие реку Сороть в составе усиленной роты, а затем и всего первого батальона. Это были представители разных национальностей. Среди погибших и пропавших без вести немало бойцов, призванных из среднеазиатских республик. В их числе немало казахов. В большинстве своем это молодые люди, некоторым из которых едва исполнилось восемнадцать лет. Многие из них остались лежать на влажном берегу у некогда большого древнего города Воронач, а тогда, в сорок четвертом, под небольшой, в три коротеньких улицы, деревни Воронич.
Согласно боевому донесению, операция по штурму Воронича началась в ночь с 10-го на 11-е апреля 1944 года. Началась с разведки боем с целью захвата «языка». Началась с неудачи. Ни роте у железнодорожного моста, ни той, которая высадилась на южный берег у Железова, преодолеть даже проволочные заграждения не удалось. Более того, под Вороничем после того боя пропали без вести четыре бойца. Так сказано в боевом донесении.
Как известно, противники, с обеих сторон, выселяли местное население из образовавшейся фронтовой полосы. Существуют советские военные документы, приказы о выделении полками и дивизиями автомобильной техники для перевозки мирных жителей в восточные районы области. И отчеты о выполнении тех приказов и распоряжений. Разрешалось оставлять в деревне одну – две семьи для присмотра за оставленным имуществом. Немцы же особо не церемонились, и по их сторону фронта выселение происходило принудительно, под дулами автоматов. Так было с жителями Воронича и окрестных деревень. Поэтому после окончания оккупации и в послевоенные годы никто никогда не рассказывал о событиях на южном берегу Сороти. Не рассказывали, потому что не было свидетелей из числа местного населения. Что могли увидеть жители Воронича после возвращения с выселок, так это перепаханные воронками от многочисленных взрывов луга, да сеть немецких заграждений и так и не покоренных до отхода фашистов оборонительных сооружений. Военные же документы того времени долгое время хранились под грифом «секретно» в закрытых архивах и не могли поведать о реально происходивших там событиях.
В немецкой армии и на фронте, и в тылу строго следили за санитарно-эпидемиологической обстановкой. Все обнаруженные трупы своевременно обрабатывались хлорной известью и закапывались в землю. Как правило, там же, где были обнаружены. Для этого использовались глубокие воронки, окопы и траншеи. В сорок первом году этим занимались местные жители, оказавшиеся в немецкой оккупации. Не исключено, что так было и на южном берегу Сороти в сорок четвертом после спада уровня воды в реке. Естественно, никаких знаков на местах таких захоронений не устанавливалось.
В течение всех четырех суток пребывания на плацдарме на южном берегу Сороти бойцов и командиров 1-го стрелкового батальона, включая боевое охранение, плацдарм подвергался почти непрерывному артиллерийскому и минометному обстрелу.
Едва ли кому-то из оставшихся на узкой полоске затопляемого водой берега бойцов удалось остаться целым и невредимым. Согласно боевым донесениям, на третьи сутки после массированного огня переправа у железнодорожного моста была полностью разрушена, рация на берегу разбита прямым попаданием осколков мин или снарядов, и связь с остатками боевого охранения была окончательно потеряна. Об их дальнейшей судьбе ничего не известно. Зато в ведомости потерь 292-го сп десятки людей числятся пропавшими без вести.
Известной писательнице-историку Д. Тимошенко, по ее признанию, не удалось обнаружить в военных архивах Германии карточки военнопленных на бойцов из этой воинской части. Это подтверждает предположение о полной гибели сорока человек, составлявших боевое охранение на южном берегу Сороти под Вороничем у бывшего железнодорожного моста. Напомним, что среди них были артиллеристы-командиры и прислуга четырех пушек, переправленных через реку для отражения танковых атак. Имелся ввиду удачный прорыв обороны противника и выход полка к Озеркам и шоссе из Пушкинских гор в сторону Новгородки. Были на плацдарме и минометчики. Их фамилии и имена, как и артиллеристов, есть в ведомости безвозвратных потерь полка. И имена пулеметчиков тоже есть…
До четырнадцатого апреля оставшиеся подразделения полков 115-й сХд дислоцировались у южной опушке рощи южнее деревни Носово. Примерно там, где в шестидесятые годы образовался песчаный карьер. Строителям повезло: неподалеку от районного центра нашли замечательный мелкозернистый песок, очень востребованный в послевоенном строительстве. И началась разработка карьера. Привычные к изобилию окопов, воронок и траншей, машинисты погрузчиков не обратили внимание на пересекавшую территорию карьера глубокую траншею. Мало ли их было рядом с карьером? Но вот однажды, в очередной раз, вонзив ковш погрузчика в грунт, машинист заметил извлеченные вместе с песком человеческие кости. Рядом оказался череп, а за ним и второй… Останки людей находились на самом дне траншеи образца 1944 года и были просто присыпаны слоем песка толщиной двадцать-тридцать сантиметров. Обращали внимание белые ряды ровных, целых зубов на черепах. Захороненные были молодыми людьми. Это произошло в начале семидесятых годов прошлого века. Машинист, нашедший останки, сообщил о находке в тогдашний райисполком. В ответ на печальное известие, он услышал обвинения в раскопке могил… Можно, отчасти, понять представителей районной власти: никакой информации ни о боях на Сороти под Вороничем, ни о захоронениях на берегах Сороти, тогда не было. Повторюсь, о событиях четырех дней в далеком апреле сорок четвертого никакой информации не было. Да и вспоминать о войне старались все реже и реже. Разве что перед юбилеями. Зачем же обременять себя организацией раскопок, да и перезахоронением, если по имеющимся в исполкоме документам ничего в тех местах не значится?
Кости экскаваторщик, по его собственному признанию, отнес в сторонку и в такой же сохранившейся с войны траншее захоронил. А черепа… черепа разобрали для каких-то целей водители автомашин, прибывших в карьер под погрузку… Что стало с ними потом, автору неведомо.
Еще в шестидесятых вездесущие мальчишки находили на берегу Сороти винтовочные и автоматные патроны. Да мало ли их валялось у железной дороги в послевоенные годы? Подростков интересовали сами патроны, а об их происхождении, о том, как они там оказались, никто тогда не задумывался. Но вот открылись архивы и Д. Тимошенко в районной газете опубликовала свой весьма содержательный очерк об очередном «неизвестном плацдарме», о форсировании реки Сороть под Вороничем и о гибели двух батальонов на затопляемом водой весеннего разлива лугу. Очерк опубликовали в канун семидесятилетия изложенных в нем трагических событий. Все факты, приведенные в очерке, подтверждаются строгими военными документами той поры. Автору настоящей работы практически нечего добавить к материалу очерка известного военного историка. Он только подтвердил описанные в очерке имевшие место события некоторыми дополнительными документами и построил свое повествование на опубликовании найденных им первоисточников.
Кто знает, какой отклик у нынешней власти получил очерк Д. Тимошенко? А вскоре всей страной отпраздновали очередной крупный юбилей Великой Победы и темы публикаций поменялись. Идут годы. Продолжает зарастать кустарником ложбина, на которой, как следует из боевого донесения командира 292 сп, отражая атаки противника за высокой железнодорожной насыпью сражались в рукопашной красноармейцы. Сегодня с трудно узнаваемы луга на южном берегу Сороти как со стороны Носова, так и со стороны деревни Воронич. Обильная древесная растительность закрыла обзор, и приходится призывать на помощь фантазию, что бы представить лежащих среди сотен больших и малых заполненных водой воронок бойцов с незнакомыми и труднопроизносимыми порой именами и фамилиями. Что в очередной раз подчеркивает многонациональность нашей страны.
Нужно ли это? Ответить на этот вопрос должен каждый человек сам себе. Надо понимать, что далеко не все жертвы со стороны народа в той войне были оправданными. Это не вымысел автора, не наговор, не «чернуха» и не сплетни. Об этом повествуют строгие, лаконичные документы из военных архивов. Ведь зачем-то рассекретили их и опубликовали на сайтах всемирной паутины? Если не для «науки побеждать» нынешнему и последующим поколениям защитников родины, то для чего еще? Не для того ли, что бы живущие сегодня, проходя мимо обильно политых кровью безвинных жертв мест, остановились бы на минуту у таких мест, обязательно обозначенных указателями, и прониклись элементарным человеческим уважением к памяти о них. Всего лишь на минуту. Хотя бы на минуту. Хочется надеяться, что со временем так и будет. Ибо, с одной стороны, уходящие все дальше и дальше в прошлое военные годины стирают из памяти немало примеров проявления мужества на поле брани, с другой же открываются неизвестные ранее военные документы – реальные свидетели и хранители тех примеров.
В архивных документах военного времени всего хватает: и великого и ничтожного, и глупости, вперемешку с трусостью, и героизма. Это наша история, какая она есть. Не пересказанная и переписанная много раз, а история в своем первозданном виде. Что называется, от первого лица.
Горячая пища по особому приказу, по сто граммов водки дважды в течение четырех часов, перед атакой, на каждую солдатскую душу. В 21.00 ужин и в 01.00 затрак. Сто граммов сала и четыреста граммов хлеба с собой, в вещмешок, на плацдарм, в неизвестность. Так называемый солдатский «НЗ». Следующий горячий обед, очевидно, планировался после взятия Воронича, то есть, после выполнгения поставленной задачи. Для тех, кто дойдет, доживет. А что? Это вам не тыл, это самая, что ни на есть, передовая.
Рано утром, в 05.00 был произведен залп «РС», то есть. «Катюши». Затем пятиминутная артподготовка. Без пристелки. Без разведки. Поэтому, как только бойцы поднялись в атаку, начался массированный обстрел из пушек и минометов. Плюс кинжальный огонь пулеметов с воронических склонов. Снова неудача…
В оперативной сводке штаба 115-й сХд на 20.00 14 апреля указаны потери дивизии убитыми 35 человек, ранеными 227 человек. 313 артполк уничтожил огнем артиллерии четырех вражеских солдат! Стреляли по группе немцев в Ворониче. Огонь прямой наводкой, получается. А как же пулеметы? ДЗОТы? Другие огневые точки противника, включая минометы пушки за Вороничем?
Согласно боевому донесению, на южном берегу Сороти в районе железнодорожного моста осталось только боевое охранение в количестве 40 человек, усиленное пулеметами и двумя противотанковыми пушками. Командование посчитало необходимым по-прежнему удерживать полузатопленный подступавщей водой, открытый и необорудованный плацдарм – узкую полоску берега реки.
Последнее упоминание в боевом донесении о защитниках плацдарма на южном берегу реки Сороть. Вчитайтесь в строки последнего абзаца этого документа. Происходящее на том рубеже воспринималось на слух. Видимого наблюдения со стороны Носова не велось.
На том, противоположном берегу, понимали, что с боевым охранением все кончено
«От советского Информбюро: ….. На других участках фронтов (в том числе, 2-го Прибалтийского. В.В.) в течении 11-го, … 12го., …13-го, …14-го…апреля шли бои местного значения
Вот такой результат этой операции местного масштаба, придуманной в штабе 44-го стрелкового корпуса. Действительно, «за рекой телушка - полушка»… На следующих страницах Журналов боевых действий об оставшихся на южном берегу бойцах боевого охранения уже не упоминается. Как буд-то не было плацдарма, не было попыток штурма деревни Воронич, не было погибшего 1-го батальона 292-го стрелкового полка 115-й стрелковой Холмской дивизии. А что касается жертв – так войны без жертв не бывает. Война во все времена списывала многое…
Беспристрастные военные документы возвращают нас в март 1944 года. В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое марта 1280 стрелковому полку 391 стрелковой дивизии было приказано овладеть деревней Железово на подступах к реке Сороть. В конечном итоге, целью этой боевой операции было расширение плацдарма на западном берегу в южном направлении и овладение шоссейной дорогой Пушкинские Горы – Новгородка. Железово находится севернее реки Сороть в полутора километрах от деревни Воронич. Через него, как и через Воронич, проходил передний край линии оброны противника «Пантера». Но попытка ворваться в Железово с ходу потерпела неудачу. Пока потери были небольшие: двоих вынесли убитыми, четверых ранеными. Восемнадцатого, после двухдневной подготовки личного состава к штурму вражеских укреплений попытка ночной атаки повторилась И снова не получилось. Потеряли уже двадцать четыре человека, из них четверых похоронили у рощи, вблизи Железова. Однако, командующий корпусом вновь издает приказ на овладение Железовым. К полудню 21 марта противник все же был выбит из вожделенной деревни, и полк проводит зачистку освобожденной территории от противника. Потери 1280-го полка составили десять убитыми и сорок один боец ранеными. По тем временам из строя выбыла полная стрелковая рота. В течении двух дней противник несколько раз переходил в контратаку, и полк вынужден был отступить и закрепиться в деревне, на окраине. К концу дня двадцать второго марта к Железову в помощь оборонявшимся подтянулась рота 1024 стрелкового полка. Утром двадцать третьего матра совместными усилиями удалось оттеснить противника к реке и закрепиться на достигнутом рубеже.
В шестидесятые годы, двадцать лет спустя после войны, места мартовских боев покрылись обильной древесной растительностью. Они стали популярны у местного населения как грибные места. Собирая «лесные трофеи», грибники то и дело натыкались на странные металлические предметы, напоминавшие слепки с груди взрослых людей. Это были оставшиеся с грозных дней марта 1944 года прототипы сегодняшних бронежилетов. Про них бывшие фронтовики говорили, что их выдавали участникам штурма Железова и северного берега Сороти, а так же «штрафникам». Как правило, все «нагрудники» имели пробоины от пуль и осколков. Автору встречались среди списков подразделений штрафные роты, как это было в районе деревни Танцы, севернее Железова. В попытках прорыва немецкой линии обороны принимали участие и «штрафники. «Нагрудники» и теперь еще можно встретить среди зарослей кустарника на заболоченных лугах.
С утра 26 марта 1280 полк безрезультатно пытался форсировать реку Сороть, что бы обеспечить прикрытие наступавшей справа 11-й стрелковой дивизии. И вновь вынужден был с потерями отступить. Это была одна из первых попыток форсирования реки Сороть весной 1944 года. А самое первое форсирование состоялось под Вороничем в ночь с 1-го на 2-е марта 1944 года силами стрелковых батальонов 208 стрелковой дивизии. Оно было успешным и прошло без потерь в личном составе 578 стрелкового полка. Тогда переходили реку по льду. Но продолжение наступления не последовало, и батальоны вынуждены были вернуться на северный берег реки. Но это будет другая история.
Автор не ставил задачу подсчета потерь личного состава 292 стрелкового полка в той неудавшейся операции. «Именные списки безвозвратных потерь» из архива МО достаточно красноречивы и едва ли нуждаются в комментариях. Дело в том, что с персональным учетом личного состава частей армии и в сорок четвертом году не все обстояло благополучно. Об этом упоминает в своих публикациях и Дарья Тимошенко. Отчасти, причиной тому являлись частые переподчинения отдельных воинских подразделений разным дивизиям, корпусам и даже армиям. И прибывавшее пополнение иногда бросалось в бой без должного оформления в штате подразделений. И штабы часто не были укомплектованы кадрами делопроизводителей в нужном количестве. Не исключено, что в числе навсегда оставшихся лежать у подножья Воронича солдат были люди из поступившего перед операцией пополнения, еще не поставленные на довольствие и не включенные в списки личного состава полка. Такое случалось на той войне. Об этом свидетельствуют архивные документы Министерства обороны.
В марте 1944-го на сравнительно небольшом по площади «пятачке» у реки Великая, занимаемом войсками 2-го Прибалтийского фронта, сошлись вместе три армии и в дополнение к ним отдельные формирования типа бригад и корпусов. Это обстоятельство служит подтверждением наличия первоначального замысла Верховного командования осуществить прорыв в направлении Прибалтики именно на этом участке. Военные неудачи, преследовавшие дивизии 2-го Прибалтийского фронта на плацдарме после успешного форсирования реки и захвата плацдарма на противоположном берегу, возможно, и стали позднее причиной переоценки значения событий марта и апреля 1944 года на этом рубеже в дальнейшем. Этот «блин комом» больше не упоминался во фронтовых документах, как направление главного удара. В результате, начатое, но не удавшееся наступление войск трех армий на стратегически важном направлении осталось незамеченным и ни разу не упоминалось в сводках Совинформбюро. А в двадцатых числах апреля, через месяц после захвата плацдарма, был получен приказ о переходе к жесткой обороне, которая растянулась до 17 июля 1944-го года включительно, то есть до дня полного освобождения Пушкиногорского районы от оккупантов. Измотанным и обескровленным в непрерывных многомесячных боях армиям нужна была передышка. Фактически, эта оборона заключалась, главным образом, в отражении многочисленных попыток фашистов вернуть утраченные позиции и ликвидировать плацдарм на западном берегу Великой. Так, только в один день, 31 марта, противником, при поддержки более пятидесяти танков и нескольких десятков самоходных артиллерийских установок, были предприняты десять атак с целью оттеснить защитников плацдарма к реке. Но бойцы 115-й, 33-й, 208-й и 182-й стрелковых дивизий, первыми форсировавшие реку Великую, стояли насмерть и сумели удержаться на занятых позициях. Десятки вражеских машин при этом были сожжены или подбиты. Атаки повторялись во весь период противостояния на берегах реки Великой. Три долгих месяца. Стоила эта затянувшаяся оборона государству, армии и народу многих тысяч человеческих жертв. Не их вина в том, что прорыв вражеской обороны и наступление не состоялись. Об этом никогда нельзя забывать.
И в наши дни, в конце второго десятилетия нового века поля кровопролитных боев на берегах Великой и Сороти по обе стороны рек хранят суровую печать войны. Природа, будучи не в силах за семь с половиной десятилетий загладить траншеи и воронки, пошла другим путем: прикрыла от людских глаз раны земли плотными зарослями деревьев и кустарников. Мирная жизнь так и не вернулась во многие уничтоженные всепожирающим пламенем войны деревни, туда, где весной и летом 44-го гремели бои…
На южном берегу Сороти, между рекой и дорогой, находится ложбина, ставшая полем смертельных боев в апрельские дни сорок четвертого года. На ней издалека видны земляные «сооружения» - холмики, сделанные обитателями подземного мира – кротами. Обычные «кротовники», но как они напоминают по весне, пока еще не поднялась свежая трава, каски лежащих на открытой поверхности луга готовых броситься в атаку бойцов! А вокруг – многочисленные следы воронок от вражеских мин и снарядов, прикрытых кустами ивняка. Живая история. Только сейчас воздух наполняет привычная для этих мест тишина, лишь изредка нарушаемая шумом проезжающих по дороге автомашин. Мимо мест, обильно политых кровью красноармейцев в третью военную весну. Но об этом и раньше, начиная с послевоенных лет, и теперь, спустя почти три четверти века, мало кто знает.
А летом сорок четвертого сюда пришел долгожданный мир. Врагов удалось прогнать, но еще долго продолжали то тут, то там слышаться взрывы мин и оставленных в спешке обеими воюющими сторонами снарядов. При взрывах гибли люди: саперы и мирное население. Но это тема отдельного исследования.