Часть 3
* * *
... Всесильное будущее открывает порталы, уверенной в своих возможностях, энергичной молодёжи. Главное, чтобы в руках были не пистолеты и автоматы, а гитары, спортивные снаряды или любые предметы, развивающие возможности и приносящие пользу, радость и восторг!
* * *
В Латвии очень популярен праздник летнего солнцестояния и назван он непонятным словом - Лиго. Никто никогда не переводил, да и мыслей об этом не возникало. Лиго и лиго. Народ тщательно готовился к древнему языческому празднику. Подготавливались ночные гуляния у костров разводимых в лесу или на море. Ритуал поджигания старых автомобильных шин, охапки ивовых листьев, чтоб стегать женские голые пятки, сборы дубовых венков для украшения мужских голов по имени Янис ( Иван по нашему), и не только. Ими украшалось всё: дома, огороды, также как ёлка зимой. Пиво лилось бочками. Отношения юношей и девушек в этот день носили сакральный характер - внимание уделённое противоположному полу особо почиталось и якобы подтверждало серьёзные намерения. Лиго Яна - баба пьяна, гласило популярное высказывание. Фривольности повсеместно поощрялись девушками и намёки принимались не двусмысленно! С утра в пионерском лагере ничто не говорило о вселатышском празднике, но к вечеру отряды по-младше быстрей стремились усыпить, а по-старше смаковали возможность вечером погреться у костра, а потом ночью, когда педагоги уйдут продолжать серьёзно праздновать с пивом и шашлыками, начинались тайные походы мальчиков к девочкам. Лето уже было в разгаре и в народе бытовало поверье - если на Лиго солнце и жара, то всё лето будет таким, а если наоборот, то дожди на несколько недель гарантированы! Погода задалась, солнце жарило и, к наступлению раннего вечера лагерь опустел. В этот день мы не работали с Ю. и бесцельно слонялись по безлюдным аллеям территории лагеря. Нас уже пригласили на один из костров тут же недалеко на поляне в Пумпурском перелеске между железной дорогой и морем. Мимо, в сторону леса лукаво прошелестела, быстро перемещаясь, раскрасневшаяся и благоухающая Вера Павловна (Паллна), на ходу зазвав вечером к себе на чердак! Мы переглянулись и тонус настроения явно поднялся - вечер сулил какие-то новые приключения! Я слегка по-обычаю хлестанул её ивовым жгутом по икрам - она со смехом увернулась и продолжила свой маршрут, ускоряясь на лету... мы поняли, что надо затариться пивом на вечер, чтобы не с пустыми руками появиться в назначенный час.
Нами даже не обсуждалось внезапное приглашение, настолько неожиданно включился таинственный вихрь и понес, на ходу отменяя типичную логику развития событий... Настроение возникало изнутри, как бы само по себе и краски оркужающей реальности сливались в яркий и весёлый балаган, смешивающий противоположности и стирающий любую грань обыденности.
У костра царила бесшабашная атмосфера - "искры гасли на ветру"... Небо и не собиралось темнеть... Наступала реальная белая ночь и мы с Ю. переглянувшись, несговариваясь зашагали в сторону пионерлагеря Терешковой, заинтригованные мимолётным договором с загадочной девушкой Верой... В лагере уже была тишина и порядок и мы незаметно оказались в кустах шиповника, напротив дома, лестницы и окна на чердак, сверху... Подошли как раз в тот момент, когда она вышла из двери ( как-будто поджидала) и последовав её примеру, мы полезли наверх за пикантно сверкнувшими спелыми ляжками молодой нимфы. Она, слегка стесняясь, решительно втянула нас в окно под крышей, где оборудовала себе просторное гнёздышко... Я почему-то оценил состояние чердака за лёгкую необжитость. Отсутствие обычной мебели и нависшие над нами покатые плечи крыши создавали невероятную акустику. Переговариваясь, я заметил отсутствие какой-либо реверберации - голоса зазвучали чуть приглушённо, ясно и чётко без призвука объёма комнаты ( как на студии). Полумрак высвечивал очертания наших фигур, как-будто в режиме чёрно-белой фотографии. Призрачные цвета, струящиеся из полуоткрытого чердачного проёма радужно и таинственно переливались... Состояние праздника сплотило нас в единый организм и мы не испытывали чувства неудобства или стеснения. Мы были молоды, красивы и красноречие пёрло из нас на всю катушку. Раскупорив по бутылке рижского пива, стали рассказывать друг о друге, о смешных жизненных ситуациях. Нам было о чём рассказать, а Вере нравилось слушать и чувствовать себя в центре внимания двух, понравившихся ей парней, внезапно оказавшихся рядом... Время и энергия сливались в бесконечной интриге страсти, согласия и покоя - некуда было спешить...
* * *
Как я уже описывал раньше, отсрочка от армии благодаря учёбе в училище связи осенью заканчивалась. Я должен был решить для себя вопрос армии и я практически его уже решил, всё лето периодически участвуя в концертах группы из военной части в Букулты, в которую определил меня Володя Громов - мой постоянный барабанщик в этот период. Один из концертов в роскошном здании Дома Офицеров в центре Риги запомнился смехотворным процессом переодевания в военную форму в гримёрке. Я входил в здание кудряво-волосым молодым хипарём, а на сцене с моей гитарой уверенно солировал юный сержант с задраенными под фуражку мокрыми волосами. А под козырьком всё-равно клубились мозги Джими Хендрикса с Ричи Блэкмором, вставлявшие рок-репризы после каждой строчки - " У берёз и сосен тихо бродит осень" - "Woodoo Child" - "Облака плывут большие" - "Smoke on the water" - и т.д и т.п.
На сцене стояли Громовские зелёно-звёздные Амати ( ударная установка - прим. авт.), моя "юниорсовская" колонка с двумя мощнейшими "телефункенами" и "комаровским" уселком, создававшими полную иллюзию 100-ваттных Хендриксовских "маршалов". Полсцены занимал великолепный полированный чёрный рояль "Steinway & Sons" - мечта в самых несбыточных надеждах. Рельефные, слоновой кости, шахматные клавиши плавно перетекали в восьмиголосную полифонию сцены, возвышаясь посреди бордово-бархатного двухэтажного и вместительного зала. Неплохая складывалась армейская служба для меня.
Закономерен вопрос - а какже закончилась эпопея голодания ради здоровья под эгидой книги профессора Николаева? Я уже рассказывал, как кухня особняка начальника пионерлагеря (моей мамы) регулярно забрасывалась большим перечнем продуктов ( ящики конфет, килограммы колбас, сыров, масла, творога, сметаны...) Непомерное искушение для голодающего даже ради здоровья! Иногда я скармливал это Ю.Ш., но иногда срывался и сам. И вот тогда вступал в силу закон, введённый древними греками - всю потребляемую пищу и вино во время пира, для того чтобы сохранять фигуру, надлежало, надавив на нёбо, сташнивать через рот. Чем я и занимался периодически, понимая, что организму наносится колоссальный вред. Получалось, что я резко прерывал голодание и потом, через некоторое время начинал снова - я делал именно то, что в результате приводит к полному нарушению волевого баланса между мозгом и организмом ...
В августе, получив направление из военкомата, я попадаю в военный госпиталь. На вопрос терапевта о моём желудке я сказал правду о том, что с детства меня периодически мучали боли в животе. Если учесть, что в рационе ребёнка была пища, состоящая в основном из муки (макароны, хлеб), яиц, молока ( творог, масло, сметана, сыр) и мяса( котлеты, фарш, куриный бульон), а по большей части это были пережаренные макароны с подгоревшими котлетами( оставленные матерью на весь день - она вечно спешила на работу) - неудивительно, что рано или поздно, желудок начинает бить тревогу. Такого предмета, как культура питания, в школах СССР не предусматривалось. В госпитале на Маскачке (ул. Московская - прим. авт.), не далеко от училища связи, кстати, преполагалось полное обследование желудка, занимавшее не менее двух недель. Чтобы не терять времени даром, я опять решаю впасть в очередную голодовку, не сообщая врачам об этом. Для меня не составило сложности через три дня больницы и начавшегося полного сканирования желудка перейти в состояние ацедотического криза ( переход организма на внутреннее питание - прим. авт.).
Я совершенно не задумывался о том, что при глотании зонда могут измениться все мои показатели ( кровь, сердце, печень, сахар). Внешне я выглядел здоровым, а что творилось внутри - одному богу известно. Единственным питанием в клинике была вода! Анализы стула и мочи я успел сделать вначале.
Друг мой, встретив из больницы сообщил, что я опять похудел. Я ему всё рассказал и мы посмеялись, как лихо я провёл госпитализацию. Наконец, в сентябре я был вызван по повестке в военкомат для прохождения воинской повинности, предварительно собрав чемоданчик. Я успел сообщить Громову о самом дне призыва и он успокоил меня тем, что "купцы" из Букулты будут предупреждены. Я был не в курсе результатов моих анализов. Автоматически без моего ведома документы обследования переправлялись военным. Для меня служба закончилась в кабинете начальника военкомата полковника Небритова, когда он, вручая военный билет на 5 лет с печатью " не годен в мирное время", с сожалением в голосе произнёс - " Да... музыкант Белинов... Колобок никому не достался... Ото всех ушёл! За вами в часть приехало трое купцов - из строевой части стройбата г. Риги ансамбля "Звёздочка", профессиональной музыкальной части ансамбля Песни и пляски и военной учебки школы сержантов части в Букулты. На что внутренне я сказал, что и так "служу" в Букулты, хотя продолжалось это не долго - не было смысла меня переодевать в военную форму. Видимо они получили такие жуткие анализы, что констатировали у меня предъязвенное состояние желудка - гастродуоденит! А с таким животом я не подлежал забору в армию. Молва гласила, что многие и так в результате армейского питания получали язву впоследствии. Я даже хотел в армию, но судьба распорядилась иначе. Надо сказать, что и мать после этого фактически оставила меня в покое. Она поняла, что я стал взрослым и сам в состоянии определить будущие перспективы.
* * *
Каким образом начался в моей жизни период сотрудничества с молодёжным театром при политехническом институте? Я уже не помню кто привёл меня на репетицию в политехе, но я увидел на освещённой сцене большого зала молодых девушек и парней в трико, сосредоточенно выстраивавших по ходу всевозможные конфигурации из собственных тел. Это был не танец, не декламация - это был последовательный контур структурированных взаимных перемещений и поз, которые, то застывали, то вибрировали микрогруппами из нескольких человек по углам сцены. Якобы они что-то строили - некие новые города, открывали обязательно новые земли и постоянно стремились к совершенно недостижимой линии горизонта! Моё внимание привлекла молодая светловолосая девушка с короткой стрижкой под мальчика, в кожанке и чёрном платке, повязанном на бёдрах. Она была в центре и длинная бахрома её платка, раскачивалась, слегка прикрывая стройные ноги поверх её чёрных колготок. Над острыми каблуками чёрных высоких сапог, грациозно возвышался девичий стан, будто бы устремлённый в смутное далёкое То, о чём она убедительно вещала поставленным голосом - негромко, но чётко. Вокруг неё носился высокорослый худощавый парень, опять же, в чёрном трико, пытаясь охранять от ветрообразного брожения людской массы, символизирующего поток жизненных событий, явно мешающих главной героине достигать Великой цели!
Процессом на сцене из глубины зала руководил достаточно уверенный в себе невысокий человек. Он постоянно окликал актёров, останавливая спектакль в любой точке, казавшейся ему неубедительной, смазанной или неконкретной. Артисты молчаливо выслушивали указания и повторяли фрагменты, пытаясь соответствовать вкусу строгого ценителя. Огромный зал будущей аудитории заменял собой режиссёр по имени - Дэвид Гамбург. Знакомясь с ним, я обратил внимание на то, как он произнёс своё имя Дэвид, хотя внутренне уже прозвал его Додиком. Ему меня отрекомендовали, поэтому без лишних экивоков он начал посвящать меня в идею спектакля, равно как и музыки, и песен, необходимых для выверенной музыкальной канвы. Додик был старше лет на пять, но казался мне умудрённым старцем, хотя ничем не выпячивал своей конфиденциальности в предмете. Он был в образе режиссёра - он им и был! Его респектабельность импонировала, особенно если учесть мою сравнительную молодость. Нас разделяла разножанровость профессий, поэтому обоим было комфортно, несмотря на разницу в возрасте. Говоря с Дэвидом , я краем глаза следил за перемещениями девушки в кожанке - она явно привлекала внимание как лицом, так и фигурой. Так я получил предложение написать музыку и участвовать в спектакле, акомпанируя с группой. Мы обсудили регламент репетиций и в состав Space Enterprise добавились пианист Игорь Маламуд с певицей Яниной Лоскис ( в далёком будущем ставшей женой Вячеслава Митрохина - самого первого гитариста группы МОДО прим. авт.) Кажется, именно Игорь и привёл меня к Дэвиду, судя потому, что они с певицей автоматически добавились в мою группу, но только для участия в спектаклях. Поводом для форс-мажора послужило приглашение также выступить с представлением в доме Спорта Даугава, что вскоре и произошло! Начались репетиции и прямо там я стал регулярно общаться с волшебной главной актрисой молодёжного театра пластики Гамбурга, невзначай приглянувшейся мне в первый день, Лерой Хабачевой.
При договоре с Додиком естественно никакие гонорары не подразумевались и контракты не подписывались. Считалось абсолютно естественным не получать ни копейки за труд, ведь это была юность и время, которое бесстыдно эксплуатировалось Страной Советов и безудержно расходовалось в расчёте на вечность. Никто не считал - мы жили взахлёб, не имея ни ресурсов, ни перспектив, кроме как безумной мечты - попасть когда-нибудь в ту сказку, что являлась эфиром или вырезкой из чужой далёкой жизни.
* * *
Из интервью Ирине Осадчей:
"... В 1974 году открылось студенческое кафе “Арго” - немного на отшибе, правда, но начиналось там всё очень мощно. Правда, всё очень быстро и умерло..."
* * *