Танго делало с нами все, что хотело –
и подстегивало, и пьянило,
и вело за собой,
и отпускало,
и опять захватывало.
Астор Пьяццолла. Вот что он сделал с нами. С ним и со мной.
А как это было и как начиналось? Как начинается танго.
Salida – фигура отмечающая начало.
Первые шаги, поворот головы его влево, мой вправо. Мы не смотрим в глаза друг друга. В разные стороны, но уже вместе. Мы делаем первые шаги. Его движение ко мне и мое от него. Шаг назад, но его рука уже притянула мою талию. Только на втором свидании я почувствовала, как крепко он меня держит. Мы начали двигаться медленно… медленно…., мы только выводили линию танца, нашего с ним танца. И мои чувства, как шампанское были закупорены пробкой, завинчены аллюминиевой проволочкой и задекорированы фольгой. Я как толстостенная бутылка стояла в ведерке со льдом и не подозревала, что стоит только, стоит только снять золотую обертку, раскрутить металлический ключик и подтолкнуть пальцем пробку и все внутри зашипит и заклокочет, обретет силу и полетит в потолок. Но то ли по наивности, то ли по слишком большой уверенности в себе, я все еще пыталась устоять, сместить свой вес вперед, уповая на мускулы пальцев, ступней и щиколоток. Я все еще по привычке надеялась только на себя. Но мы уже танцевали в паре!
Paseo – прогулка.
Прислушиваясь к «языку» его тела, я не без удовольствия впитывала его, уже симпатичные мне странности, его мягкие жесты и строгие требования. Мы смотрели театральное представление, пытаясь, сосредоточится на сценическом действе. Но, боже мой, как же это плохо получалось, когда от его руки, до которой я еще не смела дотронуться, исходило горячее и такое сладкое тепло. Оно струилось и стекало на пол, а я вопреки комедии печально смотрела на уходящее наслаждение, условно принадлежащее мне. По-моему, это называется пробежавшей искрой? Или я что-то путаю? Вот такая странная была у меня искра - амброзия, стекающая на пол партера.
La Cadencia -шаг отсчета каденций.
Возле подъезда он открыл мне дверцу автомобиля, мы посмотрели друг другу в глаза, произнесли обычные в таких случаях слова и, пожимая на прощанье руки, я вдруг осмелела, приблизилась и поцеловала в щетинистую щеку. Щетина мягко и возбуждающе пощекотала мои губы. Повторить бы еще, но эта фигура танца не позволяла больше никаких движений. До завтра.
La Caza – преследование.
Мой поцелуй был воспринят как сигнал к действию. Он не оставил его без внимания. Он запомнил, отметил и переварил. Телефонный звонок утром, телефонный звонок днем, телефонный звонок вечером, мне все равно, о чем он говорит и что он спрашивает, я хочу слушать его голос, для меня он сейчас лучшая музыка. Мы все про себя решили, там, внутри, и знаем, как все будет. Танец уже подстегивал и пьянил нас.
Golpes - постукивание носком ноги. (украшательство)
- Я хочу тебе сделать подарок.
Мы идем в отдел женского белья. Продавщица заинтригована. Кто мы? Какая у нас связь? Мой спутник ей нравится, она строит ему глазки за моей спиной, а я улыбаюсь и делаю вид, что ничего не замечаю. Потому что сейчас, сегодня и даже завтра он – мой. И никакая продавщица не в силах разорвать наши объятья. Она не понимает, да и не знает, что мы не выполнили все необходимые фигуры.
Rondes - круги по полу, описываемые носком туфли.
Я примеряю первый комплект и отодвигаю шторку примерочной кабинки. Потом второй, третий, четвертый. Он удовлетворенно кивает, девушка смотрит на меня, потом на него, потом опять на меня.
Пятый.
- В горошек, нет, в горошек не подойдет, он слишком отвлекает своей яркостью от красоты тела.
Нам с продавщицей нравится, но я уступаю мужчине. И хочу, чтобы он раздевал меня и любил меня в том, в чем ему хочется меня любить. Я не хочу и не желаю, чтобы его взгляд спотыкался о черный горошек, в танце не позволительно спотыкаться. Мы должны быть плавными и по-кошачьи грациозными.
Caricias – ласки.
Мы едем на концерт. Пьяццолла - квинтет в Доме музыки. В машине я дотрагиваюсь до его щеки, и теперь моя рука, следом за губами знакомится с приятной и желанной колючестью. Я хочу касаться не только щеки, я, если честно, вообще предпочла бы сейчас, чтобы на нем вовсе не было одежды, чтобы мои руки не выискивали свободные от этих оков цивилизации места. Он пожимает мою руку и сообщает, что мы приехали.
Здание новой замысловатой архитектуры, стекло, металл, арки, мы идем по длинной асфальтовой дорожке, подходим к дверям, и громадина поглощает нас в своей ненасытной утробе.
Intrusiones-вторжения.
Сначала музыка захватывает только разум. Ты смотришь с балкона в партер, видишь девушек с огромными букетами в пятом ряду и сочиняешь историю про них и скрипача, в черных лакированных туфлях, который так божественно играет, что не может не рождать в их сердцах любовь. Ты представляешь страсти, которые кипели между ними, представляешь, как они соперничали друг с другом, пока, наконец, не поделили его между собой. И его, тонкого и страстного, хватает на всех и теперь, примирившись, они соперничают лишь красотой букетов.
В антракте я пью второй бокал шампанского, пузырьки щекочут небо и язык, будто нашептывая «будь смелее» и я изменяюсь в угоду ему и шампанскому, потому что знаю, что он желает моей дерзости. И он её получает, сперва угодив своей ступней в сэндвич из моих, а потом и все остальное уже без раздумий предлагается мне на выбор. Мы одни в ложе, мы высоко, возле самых софитов и нас никто не видит, мы танцуем щека к щеке, наши лица повернуты в одном направлении, мы обнимаем друг друга и моя рука опускается туда, где её жаждут больше всего.
Астор Пьяццолла в нас, внутри, мы слушаем музыку телами, они более благодарны не в пример рассудку, который пишет чужие истории. Кровь стучит в наших висках в унисон музыке и сердцам. Мы растворяемся в ритме, и я знаю, это ощущение не знакомо обитателям партера, им не достает тех вибраций, которые подарены нам Пьяццоллой, новой весной и любовью, мы ощущаем уникальный привкус танца и проникаем в его душу, el alma del tango. Последние звуки аккордеона завершаем прекрасным la Resolucion.
Сколько еще таких восхитительных танцев нас ожидает, милый?
Не так уж и много – турнир подходил к концу, наши девочки едва наскребли два серебра. Заметил ли кто из команды мои постоянные отлучки? А даже если бы и так. Век гимнастки не долог, а пьянящий воздух Парижа и уроки танцев с Мигелем будут тревожить меня, пока я женщина.