Слезы сбились в комок, застряли камнем, горло схватило спазмом, и он понял, что если сейчас еще минуту просидеть бездейственно, то он заплачет. Он вскакивает. Ему нужно выйти, ему нужно бежать, ему нужно что-то делать.
Бежать…бежать. Бежать…куда -нибудь.
Он не понимал, что с ним происходило в такие моменты, будто кто-то включал у него внутри механизм, который приводил в движение его тоску, давал ей зеленый свет разрастаться в нем, вгрызаться голодной собакой в плоть, в каждый миллиметр его тела, это тоска болела в венах.
Какой уже по счету раз ему захотелось исчезнуть, но он знал, что это пройдет, и он начнет опять все сначала, начнет учиться жить заново, но сейчас ему хотелось одного –чтобы все прекратилось. И ведь ничего не случилось, он сидел и читал книгу, и вдруг все буквы поплыли, их смысл исчезал, вернее, эти хитро сплетенные предложения, которые пару минут назад еще внушали важность вдруг стали ничем, бессмысленностью, и его накрыла пелена мглы, медленно надвигающиеся, замораживающая, тревожная и эти слезы, если бы он дал им хлынуть, то они бы хлынули горячие и тяжелые, так бывает, когда долго-долго все держишь в себе, и этому «долго-долго» нужен выход.
Вот-вот и сейчас прорвёт плотину, которую он выстроил как трудолюбивый бобер. Он шепчет: «Боже». Он–атеист, обращается неизвестно к кому, и явно что не к Богу, говорит: «Боже», и хватает себя за горло, будто это может что-то изменить, ему хочется задушить это чувство, не дать этому зачатку перерасти в нечто большее, заранее абортировать.
И только осталось, что выйти за эту дверь, оставить там за собой призрака мнимого спокойствия, вовлеченности вовнутрь, что он чувствовал за книгой, сливаясь с мыслями автора. Оставить эту раскрытую книгу, горящею лампу и самого себя.
Выскочил на улицу, не замечая дождя, который льет как из ведра. Небо прорвало с утра, и не разбирая дороги он бежит по лужам поднимая за собой брызги воды, а слезы все душат, и лучше бы заплакать, извергнуть из себя этот поток, растворить их с дождем, но он не может. Срывается на бег, а вокруг него неодушевленные зрители – фонари, магазины с опущенными жалюзи, машины, темные провалы окон в многоэтажных домах.
Неужели ему не легче под дождем, неужели не тушит его пожар?
Он начинает смеяться назло себе, «ты хочешь плакать, а я буду смеяться», и смеется ядовитом хохотом, он смеется и смеется, трясущимися руками достает сигарету, она петляет в его руках, зажигалка выскальзывает, ударяется об асфальт и отлетает в кустарник, он чертыхается, садится на асфальт под фонарем и закрывает глаза продолжая судорожно создавать непонятные звуки.
-позволите вам помочь? - мужчина протягивает ему зажигалку.
кивает головой как болванчик, берет зажигалку, подносит огонек и продолжительно затягивается, ощущая легкое головокружение.
Мужчина пожилого возраста, в шляпе, говорит с легким иностранным акцентом, в черном плаще и ему кажется, что перед ним герой из фильма в жанре нуар 40-х -50 –х годов.
Он знает, что ему нужно сказать спасибо, но он не может вымолвить из себя ни слова.
Мужчина садится рядом, от него пахнет алкоголем, затхлостью и влажной плащевой тканью.
-у вас все хорошо?
А он не знает, как ответить. Ну что тут можно сказать, начать говорить, что нет, что он не знает почему у него так сложилось жизнь и почему все его попытки превращаются в фарс, какую-то дешевую бульварщину, что его жизнь – как страничка дешевой газеты, которую он хочет скомкать и выкинуть в урну. Он никогда не знает, как отвечать на это вопрос «как ты».
Праздные вопросы, которые лучше бы никогда не произносили в его адрес.
-да, все хорошо – его голос прозвучал очень громко как ему показалось, к его удивлению, он не заметил, как закончился дождь и стало очень тихо, только капли срывались с крыш, да с цветущих треугольников каштанов
- по вам не скажешь, хотите пойти со мной, тут за углом есть кабачок с ночными забулдыгами, контингент так себе, но угол можно найти, а я вас послушаю?
Он сидит и смотрит на этого спивающегося интеллигента, который очень одинок, но он не хочет и может скрасить его одиночества.
-да нет, извините, мне пора.
-ну как знаете –«герой» из фильма встает, приподнимая театрально шляпу в знак прощания
Он протягивает зажигалку мужчине
-оставьте, на сегодняшнею ночь она вам пригодится еще не раз.
Он сидит под рассеянным холодным светом фонаря, закуривает еще одну и наблюдает как мужчина в плаще постепенно исчезает там –за углом, растворяется в ночи, сливается с ней. Ночь одиноких, ищущих покой на пустынных улицах, но не находят.
А сигареты и вправду пошла одна за одной , дым вьётся витиеватыми узорами , плетется орнаментом в свете фонаря, а у него в голове звучит «все рушится ,рушится, рушится», и где-то несло помойкой , запахом влажного асфальта и сладковатым , приторным ароматом цвета на деревьях, и опять он почувствовал что-то , и ноги понесли его дальше , от этого места под фонарем , он забежал за угол , в ту сторону куда пошел мужчина , он слышал пьяные голоса , смех , на окне написано «золотая рыбка» светодиодной зеленой гирляндой , через стекла он увидел того человека ,тот сидел в уголке , на столе стояла бутылка ,рядом пластиковый стаканчик , на лицо надвинута шляпа, и почему-то он в нем увидел себя , и еще сильнее понесло на адреналине его тело , по влажным , хлюпающим улочкам , а мыслей и даже нет , что-то бессвязное , нелепое бормотание , скорее всего –пусто , где он сам находился в такие моменты ,когда не слышал у себя в голове себя же самого –там кто-то другой.
Рядом пробежала собака, начала вилять хвостом, вся мокрая, местами на шерсти виднеются лысины. Ему стало так жаль ее, что он со стоном повернул голову, будто не хотел, чтобы собака увидела жалость в его глазах, он начал гладить ее по загривку, а она от удовольствия залаяла, заливисто, радостно, разрывая тишину ночи, а потом помчалась куда-то, услышав что-то вдали, помчалась лая и растворилась, будто и не было.
Ночь –пустая и дождливая, пропахшая пессимизмом, табаком и упадком, смрадом улиц с этим ароматом цветущей весны, как проститутка, которая выливает на себя флаконы духов, чтобы скрыть запах собственного разложение изнутри, вот и эта ночь – как проститутка вызывала лишь ощущение падения.
Что-то порочное, липкое было в этой майской ночи, не смотря на прошедший дождь, нечто отчаянное рвущиеся наружу, но никак не вышедшее.
Ах, да. Это же слезы. И как только вспомнил о них, они зашевелились внутри как щупальца, щекоча его глаза, и горло, а у него уже нет сил ходить по этим улицам похожих друг на друга, извилистые уходящие то вниз, то вверх, то его встречала тишина, то за углом пьяные крики или чья-то ругань, лай собак, да раздирающие тишину гудки машин где-то далеко, там на трассе, а ему хочется стать эти гудком, стать тенью, стать всем, но только не собой –не человеком.
Он сел. Больше не может идти. Кажется, должен скоро быть рассвет, небо немного посветлело – стало сине-дымчатым, жидкие тучи ползут, сбиваются в кучу, обещая опять дождь. Он сидит на скамейке и провожает эту ночь, встречая дождливый день, ему удалось загнать в себя эти слезы, притвориться, что он справился, в очередной раз обманывая себя…