В отличие от музыки и литературы, изобразительное искусство во всех его проявлениях присутствовало в жизни Вероники имплицитно. В небогатой на визуальные образы советской действительности доминировали два антагонистичных эстетических концепта, один из которых стремился в прекрасное космополитичное будущее, в то время как второй был порождением «ужасного» по советским канонам, но такого роскошного феодально-буржуазного прошлого… В первом из вышеописанных художественно-архитектурных контекстов Вероника жила, о втором мечтала, и такая ситуация была в целом типичной для городской интеллигенции советского периода.
После того, как юная Вера начала активно передвигаться по Москве в компании школьных подружек, самая интересная и насыщенная часть её жизни переместилась в прозрачно-светлый контекст модернистской архитектуры времён Оттепели. Солнечные стеклянные корпуса Дворца пионеров на Воробьёвых горах с загадочно-влекущими куполами планетария и обсерватории, футуристичный кинотеатр «Звёздный», парящие в небе памятник Гагарину и монумент покорителям космоса являлись средой обитания девочки после занятий в школе и в выходные дни. В действительности родной микрорайон Вероники, возведённый на территории ближайшей к Москве вотчины Новодевичьего монастыря и ставший главным новогодним ньюс-мейкером СССР, также представлял собой идеальный образец советского модернизма, но в его более позднем и приземлённом формате. Доминантами здесь являлись две устремлённые ввысь интуристские гостиницы, три кубически-секторальных интернациональных ВУЗа с ленточным остеклением рекреаций, крестообразные дипломатические высотки, восточно-германский посольский городок и ультрапопулярные универмаги «Лейпциг» и «Польская мода».
Вероника росла в позитивно-заряженной и устанавливающей контакты со Вселенной модернистской эстетике, была с детства окружена благополучным академическим и интернационально-дипломатическим социумом и считала такую жизнь естественной, обыденной и ничем особенно не примечательной. В цветовой гамме окружавшего её мира доминировали бело-жёлтый солнечный свет, голубое небо, зелёные парки Воробьёвых гор, розовые цветущие сады МГУ и Театра Сац. Здесь было спокойно, комфортно, относительно безопасно, но… яркая, сочная, красочная феерия равно как и бурные захватывающие эмоции, которые можно было увидеть в исторических кинофильмах, здесь отсутствовали.
***
Императорский Эрмитаж… Это чудо итальянского барокко Вероника впервые увидела в двенадцатилетнем возрасте и, застыв от изумления в залитых июньским солнцем пурпурно-позолоченных интерьерах Дворца, пришла к выводу, что кинематографические сказки вполне способны оказаться реальностью.
Удивительно красивым здесь было всё: беломраморная иорданская лестница с торжественной грифельной колонадой, нежно-голубой с белоснежной лепниной Александровский зал, изящные расписные лоджии Рафаэля… Проводившая экскурсию тётя Вероники методично представила девочке все наиболее известные экспонаты и интерьеры, из которых самое большое впечатление на Веру произвели древности в виде египетских мумий и скифского золота, античные статуи и барельефы, роскошные картинные галереи с юношей Караваджо, Данаей Тициана, камеристкой Рубенса, трогательно-нежный поцелуй Амура и Психеи, воссозданный Антонио Кановой… Однако, самое сильное впечатление на Веронику произвели мадонны Леонардо.
Впоследствии совершая паломничество в Эрмитаж в компании подружек с периодичностью примерно раз в год, Вероника первым делом отправлялась в зал Леонардо да Винчи. По её ощущениям именно здесь находилась главная точка притяжения Эрмитажа, а возможно и даже всего северного города. Она старалась пройти в этот небольшой зал через множество анфилад и галерей как можно быстрее, чтобы успеть туда до закрытия музея, происходившего всегда так внезапно. Ведь если бы ей не удалось увидеть эти удивительные творения мастера, то визит в уже досконально осмотренные и изученные дворцовые покои стал бы бессмысленным.
Если бы Веронику спросили, а что собственно такого особенного она, как и многие другие посетители Эрмитажа, нашла в мадоннах Леонардо - девочка не смогла бы сформулировать ответ на этот вопрос. Определённо, мадонны не были красавицами в её представлении. Юная Вера была поклонницей гламурной женской красоты в стиле 30-х годов не только потому, что вместе со всей страной регулярно смотрела фильмы с Любовью Орловой и Мариной Латыниной. В её окружении многие ухоженные привлекательные женщины продолжали укладывать белокурые волнистые локоны на косой пробор, в особых случаях пришпиливая к ним маленькие элегантные шляпки с вуалеткой в сочетании с приталенными блузками с бантами и воланами. Альтернативу этим стандартам красоты в представлении Веры могли составить только роскошные придворные дамы из фильмов о временах королей Людовиков, однако, эти образы в повседневной реальности были невообразимы и недостижимы. Эрмитажные мадонны Леонардо выглядели в гламурном контексте какими-то инопланетянками с чересчур круглыми лицами, слишком пухлыми шеями и руками, неинтересными балахонистыми одеяниями. Тематика этих картин, а именно сцены взаимодействия матери и ребёнка, была для юной Веры не только не актуальной, но просто самой наискушнейшей, если не сказать пугающей, из всех возможных тем. И тем не менее обе картины Леонардо неизменно производили очень сильное впечатление на неё.
Мадонны были как бы… одухотворёнными. Однако, такими категориями Вера мыслить не могла, а понятие «энергетика» категорически претило её естественно-научному атеистическому рассудку. Она приходила каждый год к Леонардо потому, что ей «просто нравилось здесь». Такое объяснение её потребности видеть творения мастера казалось юной Вере вполне достаточным.
***
В середине двухтысячных Вероника с мужем отправились на очень представительный фармацевтический конгресс в Париж, впервые оставив детей на попечение бабушки. На этом этапе своей жизни Вера была столь глубоко погружена в семейно-профессиональную рутину, что у неё оставалось очень мало сил на художественно-эстетические впечатления. Тем более, что программа конгресса была очень интересной, и практически не было ни одной сессии, которую можно было бы без сожалений пропустить. По этой причине пара отправилась в Лувр в один из рабочих вечеров музея, имея в своем распоряжении всего пару часов для его осмотра.
Активно критиковавшаяся в российской прессе стеклянная пирамида Лувра показалась Веронике оригинальной и вдохновляющей, в отличие от самого королевского дворца. Разумеется, находиться в нём было приятно и в целом любопытно, но, как это обычно бывает с ультразнаменитыми достопримечательностями, Вероника ожидала от Лувра большего. Состав экспозиции и изысканность интерьеров были практически идентичны Эрмитажу, и в этом смысле Вера не смогла увидеть в знаменитом музее ничего существенно нового. Египетские саркофаги и мумии, древнегреческие и римские статуи, изысканные скульптуры Родона и Кановы, роскошные позолоченно-бардовые интерьеры и великолепные полотна с пейзажами, портретами и натюрмортами на стенах были красивы, совершенны, практически идеальны, но… совсем не удивительны.
Проходя под руку с мужем через галереи и залы Лувра, Вероника чувствовала себя комфортно, уютно, почти как дома. Посещение Джоконды было запланировано, но молодые люди решили сначала просто прогуляться по дворцу и лишь чуть позже приступить к целенаправленным поискам главных достопримечательностей. Ничего особенного от визита к Джоконде Вероника не ждала. Она видела сотни репродукций Моно Лизы в своей жизни, в том числе одна из них висела в гостиной её отца. Ну что нового можно ожидать от досконально известного изображения не самой интересной внешне женщины… Возможно, что когда-то что-то в ней и было, но слишком много повторений, слишком много копий… Но раз уж оказались в Лувре, то, безусловно, нужно зайти.
В одном из залов возле единственной картины происходило столпотворение, из чего было легко сделать вывод, что здесь находится Джоконда. Увидев издалека творение Леонардо, Вероника была удивлена тому, что картина оказалась совсем небольшой по размеру. Она считала, что Леонардо изобразил Моно Лизу в натуральную величину. Пробираясь через толпу к картине, Вероника совсем уже не ждала особенных впечатлений от такого маленького портрета…
Встретившись взглядом с Джокондой, Вероника сначала замерла, а потом… заплакала. ОНА смотрела на Веру и других посетителей с таким спокойствием и невозмутимостью, с каким, наверное, смотрят души праведников на суетливых, прожорливых и жаждущих наслаждений мирян. Это был взгляд высшего существа, познавшего законы этого мира и не испытывающего никакой симпатии по отношению ко всему, что называется «обычной жизнью людей». Это Дух наблюдал за тем, что люди делают со своими жизненными шансами, как они «подаренными им микроскопами забивают гвозди». В ЕЁ взгляде не было никаких эмоций, ни отрицательных, ни позитивных. Не было в нём и жалости.
Вероника прошла из зала Джоконды в очень большую и просторную галерею, стены которой были сплошь увешены самыми первоклассными картинами лучших художников этого мира. Каждое полотно было шедевром, великолепным и уникальным, неповторимым в своём роде. Однако, ни одна из этих картин не могла даже близко сравниться с только что увиденным Вероникой небольшим портретом очень буднично одетой женщины, спокойно сидящей на фоне довольно тривиального пейзажа…
«Как… как Он это смог? Как Он смог написать Её?» - в некотором потрясении размышляла Вероника, продвигаясь по галерее через ряд картин Тициана, Ботичелли, Веронезе, Эль Греко… Вдруг её взгляд выхватил из череды шедевров особенно выдающиеся картины, которые, как она и предполагала, оказались мадоннами Рафаэля. Они были чудесны: очень нежные, одухотворённые, изысканно красивые… «Да… Не зря Рафаэль так знаменит и входит в лучшую тройку гениев Возрождения… - думала Вероника, остановившись около Мадонны с вуалью и наслаждаясь удивительно гармоничными композицией, колоритом и пластикой персонажей. – Рафаэль, действительно, стоит на целую ступень выше по сравнению даже с самыми лучшими художниками своей эпохи.» Тут взгляд Вероники упал на две следующие по ходу её движения картины, в которых она, к своему удивлению, сразу же опознала авторство Леонардо…
Что именно свидетельствовало о принадлежности этих картин, о существовании которых Вероника до этого момента даже не догадывалась, кисти Леонардо, она не смогла бы сформулировать. Ей было ясно, что Иоанн-Креститель и святая Анна с Мадонной и Христом были очень близки по своему художественному уровню к Джоконде. Если полотна Рафаэля в её восприятии стояли на ступень выше остальных шедевров, представленных в галерее, то картины Леонардо как бы высоко парили над этим живописным пьедесталом. Персонажи Леонардо были живыми духами, снизошедшими для контакта с людьми… Однако, в отличие от Джоконды, Иоанн-Креститель и Анна были настроены существенно доброжелательнее и добродушнее по отношению к человечеству. Это было чудо…