Глава 5. Произвол в действии
Погуляв месяц в Одессе, я отправился к месту работы. Самолёт совершил посадку в Усть-Каменогорске поздно вечером. Пришлось переночевать в гостинице. Утром следующего дня я приехал на автостанцию и узнал, что автобусы в нужном направлении не ходят – накануне ночью была сильная метель и дороги замело. Оставалось ждать, пока их расчистят. Ожидание затянулось до обеда. Наконец, объявили об отправке нужного рейса. Посёлок, в который мне предстояло попасть, находился в 70 километрах от города. В начале пути я не увидел ничего примечательного – ну, да, по обочинам дороги были сугробы, образовавшиеся от расчистки - всё как обычно зимой. Но чем дальше автобус отъезжал от города, тем больше росло моё удивление. Особенно впечатлил снежный коридор, дорoгу в котором ПАЗ преодолевал с большим трудом. В этом коридоре высота снежных стен почти сравнялась с крышей автобуса. На дороге появлялись только большие грузовики, которые едва могли разминуться с автобусом.
«Боже мой, это куда же меня занесло», - с тоской подумал я тогда. - Как тут люди вообще живут»?
К месту назначения я прибыл уже вечером. Посёлок оказался не очень большим. Его население составляло порядка десяти тысяч человек. Тут жили в основном люди, работавшие на заводе и работники сторойуправления. После Москвы это место показалось мне дикой глушью.
Первые впечатления от встречи с новой реальностью только усилили моё огромное желание сбежать оттуда как можно быстрее. На заводе меня никто не ждал. Надобности в специалистах такого профиля завод не испытывал нужды и заявку в министерство никто не посылал. Помощник директора по кадрам, с удивлением ознакомившись с моим направлением и дипломом, сказал:
«Что это за странная специальность у вас – инженер-металлург по специальности «физика металлов». Так вы кто: инженер-металлург или физик»? Пришлось объяснить ему, что я специалист по структуре металлов и сплавов и меня готовили для работы в научно - исследовательской лаборатории.
«Ну, что ж, у нас есть центральная заводская лаборатория (ЦЗЛ). Сходите туда, поговорите с начальником и возвращайтесь, а я пока переговорю с руководством завода и мы решим, что с вами делать». –
Побывав в ЦЗЛ, я понял, что лаборатория занималась исключительно анализом химического состава готовой продукции и никакие научные исследования там не велись. Стало ясно, что работы по специальности для меня там нет и не предвидится, и делать мне на этом заводе абсолютно нечего. Нужно было как-то выбираться оттуда. С этой мыслью я и вернулся в кабинет зам директора по кадрам. Кадровик после разговора с директором и главным инженером тоже понял, что парень попал «не в ту степь», и ломал голову, как со мной поступить. Я понял это и начал горячо убеждать и просить его отпустить меня. Я уже узнал, что этот завод относился к категории предприятий с вредными условиями труда и показал заключение из московской больницы, подтверждающее, что у меня есть хроническое заболевание бронхов. Кадровик ухватился за эту мысль и послал меня в заводскую поликлинику к терапевту за справкой о том, что работа на заводе с таким заболеванием мне противопоказано. Я без труда получил эту справку (она, кстати, до сих пор сохранилась у меня) и с надеждой на благополучный исход снова появился в отделе кадров. Зам директора удовлетворённо прочитал заключение и сказал:
«Ну, вот и порядок, можете уезжать».
Я начал искренно благодарить его, но кадровик прервал меня:
- Вы не дослушали меня. Вам предстоит вернуться в распоряжение министерства. Пусть они сами занимаются вашим дальнейшим трудоустройством.
Сколько я ни просил этого типа не ломать мою судьбу и отпустить на все четыре стороны, тот остался не преклонен. Пришлось мне вновь лететь в Алма-Ату. Вылет из Усть-Каменогорска задерживался. Оказалось, что накануне в Алма-Атинском аэропорту при взлёте разбился самолёт АН-24. Уже много позже стало известно, что на борту находился 31 человек. Самолёт упал с высоты 70 – 80 метров в окрестностях аэропорта. Четыре человека погибли. В тот момент о причинах катастрофы не сообщалось. Конечно же, настроение было «на нуле», т.к. лететь предстояло на таком же АН-24, да и ночевать пришлось в аэропортовской гостинице (хорошо, что она была, а то года за три до того я оказался в соседнем с Усть-Каменогорском Семипалатинске, тоже областном городе, так там аэропорт представлял небольшую сараюшку, и никакой гостиницы и в помине не было. В общем, вся ситуация не внушала оптимизма.
В Управлении по кадрам Казминцветмета уже знали о случившемся – заводской кадровик постарался. Что делать со мной, они понятия не имели. Ни один завод и НИИ не просил прислать специалиста такого профиля. Да, запись в дипломе действительно выглядел нелепо. Квалифицирован в качестве инженера-металлурга, по специальности «физика металлов». Если человек металлофизик, то к металлургии он имеет довольно отдалённое отношение, а если он инженер-металлург, то на кой чёрт ему эта физика металлов. В металлургическом цехе она ему явно не потребуется. В общем, в союзном Министерстве высшего образования явно что-то перемудрили, а им теперь расхлёбывай эту кашу.
Министерским клеркам ясно было одно: раз студент учился в институте стали и сплавов, значит в дипломе у него должна стоять специальность «инженер-металлург», даже если он делает дипломную работу на кафедре «теоретической физики» или «рентгенографии и физики металлов».
Опять же, человека посылали на учёбу в Москву. Ведь знали же, какая специальность у него будет. Но никто в министерстве высшего образования Казахстана не поинтересовался, нужен ли будет такой специалист республике или нет. Союзное министерство решило поставить эксперимент по оказанию помощи республикам СССР и поручило МИСиС осуществить его. Казминобр взял под козырёк, кто там знает, что будет через 5 лет – разберёмся. А когда такой готовый специалист приехал в Казахстан, его спихнули в Казминцветмет, и чиновникам из этого министерства пришлось отдуваться и искать ему место.
Зам. начальника Управления, к которому я попал на приём, встретил меня неласково. Как оказалось, накануне его сотрудники попытались найти другое место для моего трудоустройства, но безуспешно: либо специалист такого профиля не требовался, либо не было вакантных позиций. Возможно сыграл свою роль и «ущербный» пятый пункт в моём паспорте. Поэтому, когда я стал просить о том, чтобы меня отпустили, эта просьба была встречена благосклонно – а почему бы и нет, «нет человека – нет проблемы». Кадровик собрал все документы в папочку, подколол авиабилеты для оплаты. Оставалось последнее: решение об откреплении должен был подписать кто-то из руководства рангом не ниже зам. министра. И тут выснилось, что никого из них в тот день на работе не оказалось. Присутствовал только сам министр, но идти к нему на приём кадровик не советовал – уж больно непредсказуем он характером, и часто принимает решения в зависимости от настроения. Поэтому кадровик предлагал ждать, когда кто-то из замов окажется на рабочем месте. Сколько ждать – было не ясно: может день, а может и больше. Я был молодым, дело было «на мази», оставался последний штрих – так что же сидеть и ждать «у моря погоды»? Я стал просить кадровика закончить всё в тот же день. В конце концов он сдался на мои уговоры, и вошёл в кабинет министра с папочкой, попросив меня подождать в приёмной.
Через несколько минут кадровик показался в дверях, с лицом, которое приобрело красный оттенок, и пригласил меня войти. Министр, пожилой человек с недовольной гримасой на жёлтом лице, не поздоровавшись, неприветливо спросил:
«А что это вы, молодой человек, разъезжаете по республике за казённый счёт вместо того, чтобы работать там, где, повинуясь долгу, вы обязаны трудиться»?
«Но я не могу там работать. Там нет для меня работы по специальности. Я специалист в области рентгено-структурного анализа металлов и сплавов, а в лаборатории ИХМЗ используется только рентгено-спектральный анализ для определения хим состава продукции. Меня этому не учили».
Я хотел добавить ещё о справке, данной терапевтом заводской поликлиники, но министр перебил меня:
«Что вы пытаетесь представить меня идиотом? Ренген он и в Африке ренген. И если вы умеете им пользоваться для структурного анализа, значит научитесь применять его и для спектрального анализа. Ещё вопросы есть»?
- Но руководство завода подтвердило, что не нуждается во мне, - попытался я спорить с ним. Министр был совершенно не расположен продолжать дискуссию с каким-то молодым специалистом. Поэтому он снял трубку телефона и по прямой связи позвонил директору ИХМЗ:
«А что это вы, товарищ Альжанов, позволяете направленным к вам молодым специалистам колесить по стране вместо того, чтобы работать? Республика не для того посылала на учёбу людей, чтобы потом с лёгкостью отказываться от таких кадров. Поэтому запомните, вы можете отпустить его на все четыре стороны, но зарплату ему в течение трёх лет вы будете аккуратно выплачивать из своего кармана, - закончил министр и положил трубку. – Все свободны», - сказал министр, бросив папку с моими документами на край своего большого стола.
Тут я, осознавший, что счастье было так близко, но, увы, выскользнуло из моих рук, не на шутку разошёлся и крикнул:
«Вы не имеете права заставлять меня работать там, где мне нельзя». – Министр недовольно обратился к кадровику:
«Объясните ему, какими правами я наделён. Всё, я вас не задерживаю».
Я хотел сказать, что буду жаловаться, но кадровик схватил меня за рукав пиджака и потащил к выходу.
Опускаясь вниз по лестнице, он укорял меня:
«Вы сами виноваты. Я же говорил вам, что нужно подождать. Приехал бы зам министра. Это совершенно другого склада человек, и всё было бы в порядке. Так нет, вам было невтерпёж. Вот и получили. Теперь я уже ничем не могу вам помочь. Поезжайте назад на ИХМЗ. Удачи Вам».
До сих пор не могу себе простить, что тогда не послушался кадровика и настоял на приёме у министра.
Таким образом, я вновь оказался на ИХМЗ. Директор меня не принял и лишь подписал приказ о трудоустройстве лаборантом ЦЗЛ. Копия приказа была отправлена в министерство. Всё. Судьба молодого специалиста была решена.
Вместо того, чтобы проучившись в аспирантуре, приносить государству ощутимую пользу, я втечение минимум трёх лет по воле бездарной советской системы подготовки кадров и исполнявшей её волю послушных чиновников должен был работать не по специальности причём даже не инженером, а лаборантом. Затраты государства на мою подготовку пошли прахом.
Впрочем, кто считал эти затраты. Тысячи и тысячи молодых специалистов вынуждены были, благодаря этой системе, работать не там, где они могли реально быть полезны, применяя знания, полученные в ВУЗах, но об этом никто не заботился.
Как поётся в песне «Отряд не заметил потери бойца...». Жизнь продолжалась. Продолжилась она и для меня. Пришлось обуздать свои желания, забыть хотя бы на время о своих мечтах и начать изучать совершенно новое для меня дело.