Сладкий, сладкий сон...Новенькое одеяло легким облачком тепла наплывает на плечи. В подушке уютно утопает еще полная сонного тумана голова, и нега утренней дремы все глубже и глубже затягивает мое совершенно никчемное расслабленное тело.
- Мяу, - тихонечко звучит откуда-то сбоку тихое и тоскливое, -мяаау...
Нет, это не мне, это эхо моих снов...
- Мяу...
Да, да, мяу, именно так, мягко и тихо...Я слышу, слышу, слышу...
-Мяу, мяу, мяу, мяяяу...
Да, я слышу, мяу....мяя.... ууууу...я сплю-у-у-у
Прыжок. Серая тень скользит по моему лицу и упругое топтание сильных маленьких лап по груди и животу, заставляет приоткрыть один глаз. Серая усатая морда внимательно в него смотрит и я невольно прикрываю лицо рукой и отворачиваюсь к стене. Сквозь дрему я вспоминаю, что у этой морды есть лапа и она, не церемонясь, может ударить, оставив на месте удара кровоточащую царапину.
-Мяу!- предупреждающе звучит над самым ухом и я сдаюсь.
Откинув теплое облачко одеяла в сторону и нащупав одной ногой тапок, а вторую ногу оставив босой, я, покачиваясь, иду в кухню.
Большое и серое, разбудившее меня, серьезно и молча наблюдает глазами цвета солнечной алычи за тем, как мои еще не проснувшиеся руки неловко вскрывают пакетик с кормом и раскладывают его содержимое в две беленькие мисочки.
Две — потому что сейчас еще выскочит черное и пушистое. Оно не станет мяукать, оно молча метнется шелковой стрелой под мои ноги, боднет меня усатой головой и мигом сметет свой завтрак. Сметет и подлетит за добавкой к миске серого, аристократичность которого не позволяет есть так же скоро и жадно.
Нет уж, пусть старший поест спокойно, а мы с тобой подождем. Я беру черного на руки и, обняв пять килограммов пушистого счастья, чувствую, как теплые лапы, выпустив и тут же спрятав когти, в ответ обнимают мою шею, а мокрый кошачий нос трогательно скользит по моей щеке.
Эта трогательная кошачья нежность через полминуты превратится в нетерпеливые и осторожные рывки в сторону серого, но я сумею их сдержать, пусть все еще слабыми, сонными руками.
И вот серый старший , сыто облизываясь, оставляет свою миску и томно следует в спальню. Черный младший стремительно бросается ему наперерез, а я в одном тапке возвращаюсь в комнату, падаю в свою еще не успевшую остыть койку и погружаюсь в сладостный досып.
Вой диких зверей и топот копыт, проносящийся по комнатам, меня не трогают. Не трогает звук упавшего на пол перевернутого бизонами пуфика и звон сметенной ими в мойку чашки. Мне не мешает шорох разносимых по полу журналов и звуки выкапываемой из цветочного горшка земли и закапываемого в лотке наполнителя.
У меня еще есть полчаса сна. А если повезет и не зазвенит телефон, то целый час. А если никто не позвонит и не постучит в дверь, то и вовсе полтора. А если я вспомню, что сегодня выходной или праздничный день, то...
Я мягко уплываю туда, где тепло и спокойно, нет шума и суеты, где все и всё на своих местах и все любимые рядом, и даже падение кажется взлетом. На взлете я касаюсь облачка, и оно нежное и ласковое, улетает из-под моей руки, а потом возвращается вновь, касаясь моего лица и щекоча пушистостью. Мне очень знакома его тихая песня, она умиротворяет и греет душу.
Душе и правда тепло. На ней, пафосно разложив хвост, пульсирует маленькая мурлыкающая жизнь. Жизнь — она вообще теплая. Даже если ты стоишь на холодном полу одной босой ногой...