С тех пор, как молодой Пабло написал акробатку, прошло почти шестьдесят лет. Полвека - с тех пор, как умница Морозов увидел ее, ахнул и привез в Россию. Картину у Морозова конечно отжали, она постранствовала, пережила страшную войну, формализм и космополитизм - и осела наконец в прекрасном и опасном месте. Прекрасном - по близости к Храму и по замыслу основателя Музея, милейшего профессора Ивана Владимировича. Опасном - потому что по замыслу основателей совсем других проектов старый мир был разрушен - вот до того самого основания. На его руинах собирались построить новый мир. Для начала взорвали Храм.
Новый мир на руинах строили кое-как, рядом с Музеем на месте Храма зиял котлован. Его приукрасили в стиле соцреализма и заполнили злой хлорированной водой. Белое облако парило над огромной чашей, съедало окрестные дома, проникало в залы Музея. Плакали углы. Толстушки Майоля и двусмысленный пастушок Донателло покрывались патиной. Умирали полотна.
Акробатка держалась, как заколдованная. Эманация радости, спутница удачливой молодости, впиталась в холст. Краски не тускнели, хрупкая девочка балансировала, поддерживая небеса, и только хмурый гигант отводил глаза, не сумев защитить ни людей, ни холмов, ни белых коней родного края.
Шло время.
На тыщу примерно километров южней Музея, где проявляли чудеса стойкости акробатка и ее страж, и на три тыщи восточней Парижа, где они появились на свет, подрастала совсем другая девочка. Дядя Витя, сосед, приходил с гитарой, пел про родину Пабло. Девочка искала в атласе - там Гранаду отмечали маленькими буквами рядом с большой Малагой. Бабушка вздыхала.
Дядя Витя был на три недели моложе мамы.
Бабушка называла их - потерянное поколение.
Им не дадут жить, Этл, - говорила она дяди-Витиной маме, -
как бы мы ни меняли имена.
Дяди-Витин отец из Самуила превратился в Семена,
а мамин папа, дедушка Самуил, умер сразу после войны,
и мама отказалась менять отчество.
Судьбы их шли параллельно.
В последнюю их встречу в далекой стране оба были больны.
Дядя Витя ушел через три года после мамы,
а отец, старше их обоих на десять лет,
прошедший войну и все горести века,
пережил их намного.
Песня, девочка, Пабло - так они впечатались в память, вместе с запахом острых страниц Школы Изобразительного Искусства, где страшная Герника
главное - успеть отвести взгляд,
прежде чем резанет
крик лошади,
многоглазый бык,
опоздавший ангел,
сломанные люди - ребенок! убитый ребенок!
колюче-слепящий свет
Если успеть отвести взгляд, после Герники - подарок, тонкая девочка, подруга,
ту самую отца, Если б ее пустили в гимнастический кружок, она не хуже других стояла бы на шаре и танцевала с лентами. Но ее не пустили. Но история с кружком случилась через два года. когда девочка была уже третьеклассницей. А мы вам рассказываем про первый звонок. Первое сентября в первом классе, белый капроновый бант в крутых кудрях и ломкий, крахмальный белый фартук, и кусачее коричневое форменное платье кукольного размера.
ПРИМЕЧАНИЯ
Профессору повезло вовремя умереть и с тем избежать многих печалей. Детище его .
Храм-хлам-срам
стенания музейных дам