Под стук колёс

Виктор Астанин
    Интересные беседы происходят в железнодорожном пассажирском транспорте, когда в купе вагона встречаются люди, которые в разговорах могут свободно делиться своими мыслями, впечатлениями, и даже маленькими тайнами своей жизни, без опасения, что это станет достоянием общественности. Несколько часов в пути, и под стук колёс, собеседники, порой, делятся   самом  сокровенном.

    Осенью, в 1981 году, отправился я на скором поезде в Челябинск, с Казанского вокзала Москвы, навестить отца, проживающего в этом городе.  В купе нас оказалось трое: кроме меня, ехали ещё два фронтовика, причём, оба в Великую Отечественную войну дошедшие до Берлина. Вы можете себе представить, что, сидя у окошка, я слушал их воспоминания, раскрыв уши, стараясь быть незаметным, чтобы не помешать беседе. Тот, что постарше, был в Кремле, где он получал правительственную награду. Разговор зашёл о 40-летии Парада на Красной площади 7 ноября 1941 года, чьим участником он был, и о разгроме немцев под Москвой.

- Мне было семнадцать лет, когда началась война, - начал рассказывать моложавый, светловолосый мужчина, назвавшийся Александром, - и я пошёл в военкомат,  прибавил  себе один год. Всю войну  был в пехоте, и от Москвы дошёл до Берлина. Ни разу я не был ранен, как заговорили. Уж повезло, так повезло.

- Под Москвой ты, где воевал? – спросил его полноватый мужчина за шестьдесят, седой во всю голову, представившейся Алексей Ивановичем.
Познакомившись, они сразу перешли на «ты».

- У Рокоссовского, на Ленинградском направлении. Когда немцы подходили к Москве, я сидел в окопе на сорок первом километре Ленинградского шоссе.  Песню, вот, сочинили: «У деревни Крюково погибает взвод», станция Крюково от нас была в 4 километрах  западнее.

- Бои были?

- Нет, они выдохлись. Наступления фашистов по «ленинградке» не было, только бомбили нас сильно. Очень здорово работали наши лётчики с Тушино, не пропускали немецких бомбардировщиков к Москве, и те вынуждены были возвращаться обратно и пикировать на наши укрепления, сбрасывая бомбы на наши позиции.

- Ну, а пятого декабря началось контрнаступление, погнали немцев от столицы, - вставил слово второй собеседник.

- Да, именно так, и за три с половиной года я дополз до Берлина. Только за всю войну я ни разу женщину не целовал, хотя девушек в армии было достаточно. Было не до того, и девушки были настоящие, опять же, дисциплина. После Победы наша часть оставалась в Берлине, и там у меня состоялось одно свидание. Был у нас старшина, с которым я сдружился, ему за сорок было, и позвал он меня  на встречу с немками. Мы гражданское население кормили, женщины к нам приходили за кашей, и он с кем-то договорился. Мы встретились у разрушенных домов, город был в руинах. Одной немке на вид было лет тридцать – тридцать пять, другой - лет восемнадцать. Не знаю, может это были мать и дочка. Как я понял, младшая была для меня. Она привела меня в волнение своей привлекательностью: белокурая, с удивительно синими глазами, не голубыми, а именно синими. Старшина захватил  тушёнку, хлеб, консервы. Поели, попили, и старшина пошёл с женщиной вглубь здания, а я остался с девушкой. С чего начать? Я подсел к  ней и обнял рукой за плечи, а она, как зарыдает. Это было неожиданно. Вроде, она сама пришла, а такая реакция. Какая тут любовь? Я её еле успокоил. Вскоре, вышел старшина, женщина его смеётся. Оказалось, что у него с ней тоже ничего не получилось.
 
     Зато, когда я вернулся на родину, то тут уже было другое дело. Сколько осталось одиноких женщин  и  вдов.

    - Когда мы Берлин брали, я уже был полковником, - начал рассказывать Алексей Иванович. К сорок пятому у нас была такая Армия, что перед нашими бойцами не устоял бы никто, ни одна армия мира. И вооружение у нас уже превосходило немецкое, и по количеству, и по качеству. После капитуляции Германии, наш полк перебросили на Дальний Восток,  эшелоном  поехали громить японцев. На границе с Китаем мы должны были вступить в город Харбин, а там же сосредоточились белогвардейцы, ушедшие туда от Советской власти в гражданскую войну. И наши политработники проводили с солдатами беседы, объясняя им, что они, в лице жителей встретят классовых врагов. Было указание: не вступать с ними ни в какие-либо контакты.

    Но произошло другое. Как можно было избежать контактов, если народ нас там встретил цветами и хлебом с солью? И какие они враги?  Как только мы вступили в город, наших воинов буквально стали растаскивать по своим домам. - «Ребята, есть, кто с Курска»? «Есть»,- кто-нибудь ответит. - «Семён Парамонович, вот твой земляк», - кричали в толпу. И земляку было не отвертеться от приглашения в гости, угощений, и расспросов.  Командиры ничего  не могли поделать.

     Русские в Харбине  жили хорошо, он и считался русским городом. Они построили добротные дома, открыли лавки, чайные, занимались предпринимательством. Всё, у них было так же, как в своё время в России: молодёжь была образованная, в домах был достаток, почти у всех стояли пианино и рояли. Отцы семейств интересовались у земляков о своих имениях, а что про них можно было сказать, если, большинство из них, было разрушено. Они очень скучали по родине, и желали победы Советскому Союзу.  И ещё, они знакомили своих дочерей с нашими воинами и страстно хотели выдать их замуж за советских солдат. Они считали, что если родителям не суждено, то хотя бы их дети могли бы уехать жить в Россию.  Они были наивные, им было достаточно венчания и данного слова, чтобы устраивать свадьбу, и некоторые недобросовестные воспользовались таким случаем: вели невесту к алтарю, а потом уходили. Кто-то, может и хотел бы забрать девушку с собой, да кто бы одобрил такой брак? В СССР  были другие законы.
 
     В августе,  за две недели,  советско - монгольская группировка в Маньчжурии разбила миллионную "квантунскую"  армию японцев, и 2 сентября  1945 года  окончилась  вторая  мировая  война.

    Два эпизода в жизни двух защитников Отечества в кровопролитной войне показывают непобедимый дух русских людей, - в широком смысле «русских», - их непоколебимую любовь к Родине,   благородство и милосердие.