Мишку совсем неожиданно отправили в командировку. Вообще-то должен был ехать другой работник предприятия, но он неожиданно слег в больницу с аппендицитом, и заменить его было некем. Сложное оборудование с номерного завода надо было доставить в один из морских портов, а ехать туда почти через всю страну. Мишка мог отказаться, но его очень попросил друг по походам и поездкам на байдарках Толик Шалошин.
Он ехал не в первый раз и поэтому командовал погрузкой двух вагонов, оформлял накладные и технические документы, получал сухой паек на шестнадцать суток, командировочные, и успокаивал новичка, предлагая полностью положиться на него. Закупив ящик водки, пару батонов сухой колбасы, полмешка картошки и другие овощи-фрукты, а также хлеб, они, наконец, отправились в дорогу. Из диспетчерской товарной станции Михаил поговорил со своей девушкой по телефону, пообещал вырваться перед отъездом, но ничего не вышло. Опечатанные вагоны были поручены им с Толиком, и отлучиться даже на один час не получилось. Поезд останавливался каждые три-четыре часа, потом ехал, неторопливо отстукивая расстояния по стыкам рельсов, вагоны мотало, и с непривычки Мишку слегка укачало. На остановках парни выходили на пути, осматривали вагоны, проверяли пломбы, и состав отправлялся дальше. Они по очереди делали отметки в журнале, а потом занимались своими делами. Первые три дня они отсыпались, играли карты, читали, разгадывали кроссворды, травили анекдоты.
Пару-тройку раз к ним в вагон просились «попутчицы», но Толик, как старший, отрицательно качал головой. Правда однажды спросил напарника, мол, может «попутчица» нужна ему, но Мишка, густо покраснев, отказался. На одном из полустанков они неожиданно попали под проливной дождь с холодным ветром, промокли до нитки, пока все проверили, и вернулись в вагон сильно продрогшими. Вот тогда-то Толик и откупорил первую бутылку водки, как он сказал:
- Чтоб не захворать!
Мишка захмелел после первой стопки, и, осовев от тепла, разлившегося по всему телу, отправился на верхнюю полку спать. Когда он, наконец, проснулся, то увидел, что напарник дрыхнет на полу, видимо свалился во сне. А возле него валяются две пустых поллитровки. Мишка посмотрел журнал, и обнаружил, что они пропустили уже три осмотра. Сколько ехать до следующей стоянки он не знал, и, завалившись на свою полку, поглядывал в маленькое оконце почти под самым потолком вагона. Состав двигался через лес, деревья были уже почти все желтые, багровые и серые и только радовала глаз густая зелень елок и сосен, да свинцово- металлический блеск речной и озерной воды. Дождь за окном поливал, сильный ветер мотал верхушки деревьев, да гнал по воде крупные волны. Мишка спустился вниз, и включил приемник. Сквозь шум и треск настройки он услышал позывные Маяка и сразу погрустнел.
Сколько им еще ехать он не знал, а то, что увидеться перед отъездом с Наташей не удалось, огорчало его, так надолго они еще не расставались. Стараясь не думать об этом, он стал чистить картошку, потом достал из сухого пайка банку говяжьей тушенки и сварил суп. Он попробовал разбудить Толика, но ничего не выходило. Тот долго отмахивался руками и ногами, матерился охрипшим голосом, но вставать не желал. И только получив на голову поток ледяной воды он наконец открыл глаза и уставившись на Мишку мутным взглядом спросил:
-Ты кто? - потом оглядел вагон и добавил:
-Где это я?
Парень оторопел. На него вроде смотрел Толик, но глаза у него были такие дикие, что у Мишки екнуло в животе.
- Толь, ты чего, забыл? Мы с тобой в вагоне, оборудование везем в НН…»
Тот долго молчал, потом, видимо, вспомнив, вскочил на ноги и шатаясь отправился в туалет. Через хлипкую дверь Мишка услышал, что напарника рвет, и развел в кружке питьевую соду.
-Толик, выпей! Моя мамка всегда батю отпаивала, когда запивал сильно…
Тот сначала отстранил кружку, но потом, видимо передумав, взял кружку и залпом выпил. Затем лег на свою нижнюю полку и укрывшись одеялом с головой прохрипел:
- Я посплю, остановимся, разбудишь!
- Ладно! - ответил Мишка и налив себе супу сел обедать. Аккуратно прибрав за собой, он забрался на свою полку и стал опять смотреть в окно. Поезд остановился минут через сорок, и, не сумев разбудить напарника, он пошел на осмотр сам. Ноги скользили по мокрым камням насыпи, он здорово стукнулся головой, пролезая под вагонами, но, слава Богу, все было в порядке, и он скоренько забрался в свой вагон. Он сделал запись в журнале и завел будильник. Теперь можно было и поспать! Но отдохнуть ему не удалось. Он проснулся от того, что что-то бухало по стенам и потолку вагона. Включив свет, он обалдел. Толик играл в футбол! Он гонял мяч по полу, дубасил им в стены и потолок и на появление Мишки не отреагировал. На полу валялись пустые бутылки из под водки, был разлит суп, и клочками разорванные мокрые газеты. Напарник остервенело колотил по мячу и кричал кому-то:
- Отстань, зараза!
Он вытаращил побелевшие, безумные глаза, и размахивая руками кидался на кого-то, звал на помощь, и кому-то грозил:
-Нуууу, я те покажу!
Мишка с перепугу опять взобрался на свою полку, и ломал голову, что же ему теперь делать. У него был отец алкоголик, который часто запивал, пытался бить маму, но подросшие сыновья и дочка, как правило, быстро справлялись с ним. Потом ведь дома-то можно вызвать милицию, а тут что ты сделаешь? В любом случае придется ждать станцию, там будет очередная смена локомотива, и можно будет кого-нибудь позвать на помощь. Состав мчался через поля, через лес, мелькали маленькие вокзальчики с круглыми клумбами облетевших цветов и надписями-клумбами: «Счастливого пути!»
Пролетали платформы пригородных поездов с билетными кассами, мокнущие на платформах люди. Кое-где встречались телеги с лошадьми и стада то коров, то овец и коз, вспаханные под зиму поля с чернеющей землей, и поля с изумрудной зеленью озимых. Большие грузовики перевозили капусту, их было заметно издалека, на общем сером фоне. От мелькания этих пейзажей у Мишки начали слипаться глаза, и он чуть не уснул, когда состав затормозил, и остановился. Мишка посмотрел на часы, до станции еще ехать не меньше двух часов, а Толик рванул дверь вагона и откатив ее в сторону выскочил на насыпь с мячом в руках и побежал в сторону деревьев.
- Ты куда, Толик? Вернись дурак, отстанешь это не станция, мы на светофоре стоим!
Но тот, не обращая внимания, ни на крики напарника, ни на дождь, ломанул прямо в заросли, и пока состав стоял Мишка слышал его вопли. Он напрасно высматривал Толика в приоткрытую дверь, поезд тронулся и поехал, и «футболист» остался в лесу. Михаил расстроено шмыгал носом, записывая в журнал время остановки и ЧП с напарником. Потом, немного подумав, он написал записку, и на стоянке отдал ее осмотрщику поездов, попросив сначала удостоверение. Записал в журнал имя и фамилию железнодорожника, и принялся за уборку. Поезд отправился в путь, но примерно через час, остановился и к Мишке в вагон сели двое военных. Они предъявили ему свои документы, просмотрели журнал с записями, сопроводительные бумаги, сами записали свои фамилии и звания, потом тщательно расспросили Мишку, что и как случилось, и записали все , что он говорил. Дальше, до пункта назначения он ехал один, только на больших станциях около его вагона выставляли охрану, и он немного успокоился. По приезде в НН он сделал все как положено, и через сутки был уже в Москве. Перелет самолетом, даже с пересадкой занял все же меньше времени, чем дорога в НН поездом. Заводское начальство поблагодарило его, отметив в приказе, и наградив премией.
Ему сказали, что Толика Шалошина нашли. Он сам вышел на шоссе в тридцати двух километрах от железной дороги. Ехавшие в газике милиционеры спросили кто он такой, на что он ответил: «-…вот играл с чертями в футбол, и теперь отвязаться не может.» И жалобно добавил:
- Отгоните их ребята, сил нет больше!
Его забрали в машину и отвезли в психушку. Через месяц он вернулся в Москву, и Мишка поразился его виду. Давно не стриженые волосы, пустые, усталые глаза, лицо, заросшее щетиной, сквозь которую проглядывали белые полоски шрамов. Оказалось, что когда ему разрешили вставать, он хотел побриться и не нашел ничего лучше, как разбить локтем зарешеченное окно и куском стекла сбривать бороду и усы. Когда его окровавленного увидела дежурная медсестра, то чуть не хлопнулась в обморок. Его опять связали и уложили в койку, но через неделю, предупредив чтобы не дурил, разрешили ходить. Вот он и вернулся непробритый. В командировки его больше не посылали, а после еще одного случая отправили лечиться в ЛТП*.
Вышло так, что он снял с книжки девятьсот рублей на покупку цветного телека, но поехал почему-то не в магазин, а в бар гостиницы Интурист. Он выложил на стойку бармену 900 рублей и спросил:
-Деньги видишь? - тот кивнул.
-Я хочу попробовать все что у тебя есть. Наливай!
И он показал на полки бара, уставленные бутылками. В общем, через час он был уже никакой. Он сполз на пол с высокого барного стула у стойки, и, встав на колени, стал ловить что-то вокруг себя. Охрана потащила его на выход, и, проходивший мимо японский дипломат, сощурил в улыбке свои хитрющие глаза:
- О! Русский! О! Пьяный! Он показал охране на свою машину и те впихнули Толика в авто с японским флагом. Прикол, конечно, был около Толькиного барака, в пригороде Москвы, когда его, что-то мычащего, вытащил из посольской машины узкоглазый мужик и, посадив на лавочку, развернулся и укатил! Вряд ли кого-нибудь в Москве или даже в Союзе подвозил к дому японский дипломат!
Но, конечно, кто-то стукнул, куда надо и Толика сначала отправили на лечение в ЛТП, а потом перевели сторожем в охрану заводского санатория.