Я все равно молодой

               

 По телевизору показывают очередного  героя в возрасте  за шестьдесят, а то и за семьдесят и даже старше, который повествует о своей нелегкой, но все-таки удавшейся жизни, которую   он,  если бы можно было начать все по новой,  повторил бы, не задумываясь. Как правило, в конце интервью, отвечая на вопрос ведущего, как он себя чувствует, а точнее на сколько лет он себя ощущает, отвечает бодро и весело, что остается молодыми, несмотря ни на что: «Внешность – оболочка, главное быть душой юным».

 А впервые я об этом задумался более тридцати пяти лет назад. Провожали на пенсию моего руководителя, человека замечательного, неординарного: Ивана Ивановича Паршина. Он всю жизнь посвятил работе с людьми, работая на культурном и партийном поприще. Фронтовик, танкист. Ростом под сто восемьдесят пять. Я даже спрашивал у него, как он с таким ростом помещался в танке. И не только меня интересовал этот вопрос, но и военного корреспондента, который писал о нем в фронтовой газете, после награждения Паршина Орденом славы за героический подвиг, совершенный экипажем танка. Эту газету нам предоставил сын героя Сергей, когда мы готовили в коллективе торжественные проводы его отца на заслуженный отдых.

- Да, немного тесновато, - соглашался Иван Иванович, - но так получилось.

 Видимо, какой-то случай заставил отцов-командиров направить на подготовку танкистов этого высокого юношу в далеком сорок втором.

- А знаешь, Сергей, я никогда не жалел, что провел три года в танке. Пехота ковыляет, а мы, танкисты едем, нам не страшны ни дождь, ни слякоть. Тепло, правда, летом уж слишком тепло, - улыбается Иван Иванович, - но зато под броней. Короче, дом на гусеницах.

О том в какое пекло он попал  и как бился с врагом вместе со своим экипажем в знаменитом  танковом сражении  на Курской дуге фронтовик не особенно распространялся.

Шестидесятилетие ветерана праздновали у него дома. Тогда, в начале перестройки, после выхода «сухого закона», нельзя было отмечать праздники со спиртным в столовых, клубах, ресторанах.

В перерыве вышли покурить. Я, двадцатисемилетний, стоял среди бывших фронтовиков, друзей Ивана Ивановича,  на  пиджаках у  которых висели  награды или заменяющие их орденские планки. Они курили, шутили, подначивая друг друга. Поинтересовались у именинника, почему нет с ними его друга, соседа, тоже фронтовика.

- Болеет,- пояснил Иван Иванович, и добавил с горечью, - тяжело болеет.

- Как же так, а сколько ему лет?

- Да сколько? Столько, сколько и нам: шесть десятков.

- Рано болеть, молодой ведь еще, - заметил один  из гостей.

- Молодой, как мы, - вторил ему другой ветеран.

«Господи, о чем они говорят? Молодой в шестьдесят лет? Седые, с морщинами, подслеповатые, постоянно посещающие врачей. Молодые. А я тогда кто в свои неполные тридцать? Совсем, получается, мальчишка. Пацан», - думал я, стоя рядом с ними и прислушиваясь к разговору.

Прошли годы. И вот мне уже за  шестьдесят. Пенсионер. А я ведь совсем молодой. Правда, уже не возникает желания поиграть в футбол, или, от избытка энергии, просто так, подпрыгнуть и дотянуться до ветки на дереве. Появляется ощущение показаться смешным, если поведешься на флирт с красивой женщиной. Вспоминаю, как напутствовал меня Иван Иванович, отправляя в командировку: «Желаю, чтобы у тебя чувства преобладали над разумом». «Уже не преобладают», - ответил бы я ему сейчас.- Да и в футбол играть никто не зовет. Ну и ладно, я все-равно молодой.
 «Я все-равно молодой!», - повторяю я раз за разом эту фразу. Но чувствую, что выдаю ее почему-то с толикой грусти и печали.