Из книги воспоминаний "Детей войны" (1941-1945) "Мама, я папу нашёл", изданной в 2012 году.
Рассказала Вера Сергеевна
родилась 09.07.1938 года
в городе Ленинграде.
Я ничего не помню из своего раннего детства. Скудные сведения о нём мне рассказали в детских домах.
Согласно документам сопровождения, в 1942 году меня, тогда совсем маленькую девочку, нашли в пустой квартире блокадного Ленинграда. Нашли дети-пионеры, их специально посылали на поиски людей, которые от голодного истощения уже не могли даже двигаться.
По какому адресу находилась квартира, кто мои родители и родственники - не знаю. Скорее всего, отец воевал, другие родственники, возможно, умерли где-нибудь на улице, куда ушли в поисках пищи. Там их подобрали и увезли в одну из общих могил. В таких могилах на Пескарёвском кладбище Ленинграда (сейчас Санкт-Петербурга) покоятся сотни тысяч мирных жителей, умерших от голода в осаждённом фашистами городе.
В Ленинграде во время блокады было организовано много детских домов, все они имели один номер — 38. Туда свозили найденных в пустых холодных квартирах и на улицах полуживых ребятишек, и уже оттуда, при возможности, отправляли их в тыл.
Мне рассказывали, что в апреле 1942 года меня, вместе с такими же детьми из детдома, «дорогой жизни», проложенной по льду Ладожского озера, вывезли в Ярославскую область. Нас сопровождала женщина, врач-хирург.
В то время в Ярославской области было открыто более двухсот детских домов для детей, которых осиротила война.
Я была очень маленькая, ничего о себе не знала, никаких документов у меня не было, поэтому фамилию - Челюк - мне дала повариха детдома.
А когда мне исполнилось 16 лет и надо было выписывать паспорт, предложили выбрать себе национальность. Наверное, исходя из звучания фамилии предложили три варианта: белоруска, украинка и полячка. Я выбрала украинку.
Даже сейчас, прожив жизнь, с грустью вспоминаю своё детство, прошедшее в детдомах. Голод, лишения, унижения. Не успеешь привыкнуть к одному детдому, как тебя переводят в другой.
Наверное, в этом была какая-то логика у высшего начальства. Но мне пришлось пережить семь детдомов, и везде было несладко.
Помню, что рядом с одним из них находился лагерь, куда свозили осуждённых дезертиров, людей призывного возраста, уклонявшихся от войны. Не знаю почему, но они часто ходили группами в лесу и возле нашего детдома. Может, убегали из лагеря в поисках пищи? Нас, детей, они не трогали, а мы часто видели, как беглых из лагеря ловили, устраивая облавы, как на волков, натравливая на них собак.
Другой детдом, в котором мне пришлось жить, находился рядом с лагерем военнопленных, туда свозили пленных фашистов.
Но не только с этим мне пришлось столкнуться уже в детстве. Один из моих детдомов находился рядом с пионерским лагерем для детей, родители которых были какими-то начальниками. В нашем детдоме говорили, что это был «Дворец для Кремлёвских детей».
Так и существовали рядом два мира: наш нищий детдом и вполне обеспеченный «Дворец» для детей тогдашней «элиты».
Какие чувства могли испытывать мы, несчастные обездоленные дети, бродящие в латаных застиранных одёжках вокруг высоченной ограды «Дворца» в поисках чего-нибудь съедобного?
В основном мы искали обглоданные косточки от ягод из компота. И как были счастливы, найдя такую косточку! Она ещё хранила в себе остатки сладости и чуть уловимый фруктовый аромат. Мы клали косточку за щеку и долго держали там. Высосав все остатки былой вкусности, осторожно клали на камень и разбивали другим камнем, стараясь не повредить находящееся внутри вкусное зёрнышко.
Откуда брались эти косточки за забором? Может быть, их специально бросали туда чистенькие, нарядные, упитанные дети из элитного пионерского лагеря? Зачем? Из сочувствия к нам, или просто из детского любопытства, чтобы понаблюдать за нами, как наблюдают за голодными щенками или котятами?
Когда «Кремлёвских детей» увозили из «Дворца», обязательно устраивался праздник - прощальный костёр, на который приглашали нас, детдомовских. Мы ждали этого дня с нетерпением, чтобы вкусно и сытно поесть.
И ещё один детдом помню. Он был самым лучшим из всех. Командовала там бывшая помещица, владевшая до революции четырьмя большими домами. Три из них она, после прихода советской власти, отдала для размещения в них детских домов, а в четвёртом жила сама. Но когда возникла необходимость в изоляторе для больных детей, разместила его в своём доме, оставив для себя только самую необходимую небольшую жилплощадь.
Жить в детдоме было трудно. Дети, перенесшие не только физические лишения, но и сильные психологические стрессы, почти все страдали энурезом.
Нянечки и санитарки считали, что это не болезнь, а просто вредность, упрямство, нежелание вылезать ночью из-под тёплого одеяла, чтобы пойти в туалет. Обнаружив утром мокрые простыни и матрасы, виновных выстраивали перед остальными детьми, строго отчитывали, унижали. К тому же, клеёнок не хватало, а матрасы, набитые ватой, плохо сохли. В конце-концов, они пропитывались насквозь, имели неприятный запах. И на этих влажных вонючих матрасах детям приходилось спать.
Уследить за нами было трудно, и мы гуляли, где хотели. Помню, что с компанией ребятишек часто бегала играть на железную дорогу. Особым достижением было перебегать туда-сюда через рельсы перед приближающимся поездом.
И вот однажды, когда я побежала следом за детьми, рельс на стыке вдруг ушёл из-под моей ноги и её зажало между двумя сомкнувшимися рельсами.
Это перевели стрелку. Я закричала от ужаса, поезд на скорости неотвратимо летел на меня.
И вдруг, железный замок разомкнулся и какая-то неведомая сила отшвырнула меня в сторону.
Позже я узнала, что на помощь мне пришёл какой-то незнакомый мужчина. Он перевёл стрелку и в последний момент выхватил меня чуть ли не из-под колёс поезда. Я осталась жива, хотя потом два месяца пролежала в больнице из-за травмы ноги.
Кто этот мужчина, спасший мне жизнь?
А ещё помню, как встретилась с медведем. Ярославская область богата лесами, в которых много малины, ежевики, земляники.
Как-то небольшая группа детей сбежала в лес, чтобы полакомиться малиной. Кусты высоченные, густые, ягод много, и мы разбрелись по малиннику. Забравшись вглубь, высматривали ягодку. Только одну сорвёшь, глядь, а рядом ещё, и ещё.
Я так увлеклась, что ничего вокруг не замечала.
И вдруг слышу, кто-то как фыркнет! Да так громко! Вначале не испугалась, было любопытно, неужели кто-то из ребят решил меня напугать?
Осторожно раздвинула ветки малины, и с ужасом обнаружила совсем рядом огромного мохнатого мишку. Видать, он тоже увлёкся малиной и не заметил меня. А может, он был уже взрослый, опытный, и понимал, что такой маленький и слабый человечек, как я, не представляет опасности?
Тихонечко выбралась из кустов, сначала осторожно пробиралась к выходу из леса, а отойдя от медведя на безопасное расстояние, со всех сил закричала:
- Ребята! Спасайтесь! Медведь! - и побежала домой.
После того случая все мы далеко в лес не заходили, осматривались по сторонам, обращали внимание на следы и медвежьи «кучки», которые указывали на близость зверя.
Почти всех детдомовцев после окончания школы направляли в ФЗУ (фабрично-заводские училища), где учили рабочим профессиям. Я тоже окончила ФЗУ, где готовили специалистов для работы на мельницах, и меня направили работать вальцовщицей. Работа тяжёлая, да ещё если учесть, что сама я в то время весила 47 килограммов. Но работала, старалась, хотя уставала неимоверно!
Как-то во время работы заметила, что загорелась мука. Такое нередко случается на производствах, где процесс пыльный, (а при получении муки мучной пыли предостаточно!) Самовозгорание мелкодисперсной пыли может случиться в любой момент.
Увидев огонь, бросилась тушить, спасать народное добро, и случайно моя рука попала в станок. На мой истошный крик сбежались рабочие со смены, высвободили руку, выключили станок и бросились тушить огонь.
Получив серьёзную травму, я два с половиной месяца пролежала в больнице, но так на всю жизнь остались у меня травмированные пальцы - память о пожаре.
Позже поступила в институт, получила высшее образование. Вышла замуж.
Конечно, жить в детдомах было нелегко, но я была одета, обута, у меня была крыша над головой, я жила в тепле, не умирала от голода и не бродяжничала. У нас были воспитатели и нянечки, которые заботились о нас и всегда приходили на помощь. Я имела возможность учиться и жить в нормальных условиях. В то военное и послевоенное время всем было несладко.
Сколько живу, не покидает меня желание узнать, кто я, фамилии и имена моих родителей и родственников. Писала запросы во всевозможные инстанции, но отыскать свои корни не смогла.
Иногда вижу родственников в своих снах, а однажды, ещё в молодости, приснилась мне наша ленинградская квартира и адрес, где она находится: название улицы и номер дома. После безуспешных попыток выяснить что-либо в письмах (все мои письма остались без ответа), решилась поехать в Ленинград и найти дом по адресу, увиденному во сне. Действительно, нашла улицу и дом, выглядели они точно так, как мне приснилось. Нашла квартиру №2, и долго стояла под дверью, не решаясь позвонить.
Наконец, набралась мужества, позвонила. Открыли незнакомые люди.
Когда рассказала кто я и зачем пришла, они переглянулись, недоуменно пожали плечами и сказали, что живут в этой квартире давно, и кроме них никто и никогда в ней не жил.
Так и ушла я ни с чем. Но почему-то кажется, что тот мой сон был вещим, а люди просто побоялись, что я буду претендовать на часть жилья, и сказали неправду.
А мне от них ничего не надо. Я просто хотела хоть что-нибудь узнать о себе самой.
15.06.2012