Мир на каждый день. VI часть

Мир
на каждый день

С-Петербург
2024 г.
29.04.24




Оглавление

VI часть

Сны
Собаки и несколько кошек
Старость
Теория детства
Философские вздохи
Чужая жизнь

https://vk.com/club164090989


с5
Сны



О снах
*
Будни. Сон делится на мелкие, аккуратные, бережливые, скупо расходуемые  кусочки. 
В праздники сны набрасываются широкими щедрыми мазками. В снах тонешь как в пуховой перине.
И вот праздники кончились.
*
Сны. В цифровом качестве. Цветные, повышенной чёткости.
И все как в прежние времена. Вместо пафосных слов – вопрос о том, кушал ли что-то утром? Всегда так было. Никогда ничего не говорили этакого. Только что-то полубытовое.
Он прижал её голову к своей груди.
На ней был деревенский жёлтый с красными цветочками платок.
*
Переработка снами прошлого. Или ещё просто прошедшего. Не ставшего ещё чем-то, что именуют торжественным словом «воспоминания». Того, что и прошлым по-настоящему ещё не стало. Только-только свежепрожитое, не остывшее, не окаменевшее, только что отвалившееся от человеческой жизни настоящее.
И вот все это попадает в сон, и там с этим что-то делается.
*
Цветные, увлекательные сны. Как кино по ящику. Но вот кто-то или что-то нас будит. По изображению идут рябь, всполохи, снег, и, наконец, экран гаснет. Перед глазами черно, непроглядная реальность зимней ночи или рабочего будничного утра. Мы просыпаемся в реальность.
*
Искал, искал перед сном новость поспокойней, но так и не нашёл ничего радостного, убаюкивающего. Пришлось засыпать с тем, что есть.
*
Осознанно досматриваешь сон и при этом ждёшь звонка будильника. На границе сна и яви. С заходом поглубже то в одну сторону, то в другую.
Выстраивание реальности сна посредством воображения. Как бы усилием мысли.
Сон – это такое особого склада мышление – мышление образами, картинками, зрелищами. Не просто думаешь, а делаешь свои мысли, своё воображение чем-то почти реальным, зрелищным, зримым...
Иллюстрации мыслей.
*
Влияние киноэстетики, киноязыка на  сны. Это очевидно. Кино-сны.
*
Сон – это продолжение в подсознание простого «сознательного» воображения. Воображение совсем легко переходит в сон. Картинки воображения - перед глазами. И незаметно переходишь в этот воображённый мир. Переходишь через невидимую плоскость картинки или киноэкрана.
*
Вёл себя во сне неприлично. Приставал, хватал всех подряд и прочее.
Очень неприличное «прочее».
*
Внимательно смотрит сны. Всегда. Просматривает.
*
Перед тем как окончательно проснуться, он оглядел напоследок всё внутреннее пространство сна, напрасно надеясь запомнить виденное. \
*
Сны? Чтобы по ночам было не скучно. А то ведь столько времени во мраке и тиканье часов!  А так вечером  - сериал, а ночью – сны!
*
В комнате пахло жареной рыбой, будто тот, кто заправляет снами не успел впопыхах унести свой реквизитный запах. Может быть хлопнула от ветра дверь на балкон и прищемила, как шлейф, облако запахов.
*
Проснувшись, ещё какое-то время приводишь в порядок сны. Будто в этом есть важный смысл.
Так наводят порядок в гостиничном номере перед сдачей его служителям гостиницы.
Или так было только раньше – в советские времена. Графин на месте, пепельница, полотенца...
Сейчас наверное не так. Но все равно... Зачем-то это нужно – чтобы вещи были расставлены на свои места.
В отношении сна: чтобы была какая-то логика и объяснимость в покидаемом сне.
*
Под утро, когда сны становятся неторопливыми, обстоятельными, они дают себя спокойно рассмотреть и в полудрёме, с применением сознания.
*
До будильника оставалось  ещё полчаса. Можно было успеть посмотреть ещё что-нибудь - первый попавшийся сон. Замелькали какие-то лица, пейзажи, улицы непонятных городов, полузнакомые интерьеры... Совсем так же, как если начать с середины смотреть какой-нибудь сериальный фильм по ТВ.  *
*
Дорога. Навстречу едут машины. Все очень натурально. Серый асфальт, трава по обочинам, дома в отдалении…
«Сон или реальность?» Что-то необычное в этой реальности. Сочность красок, неузнаваемое место, все как-то вдруг, немотивированно...
Машины проносятся. «Можно проверить!»
«Нет! Пусть это будет реальность!»
*
Желание.
«Отмотать бы сон назад, чтобы еще раз посмотреть. Записать его на жёсткий диск?»
*
Во сне мысли, воспоминания, чувства и какие-то еще другие  элементы душевной жизни чувствуют себя без начальства в голове, выходят из своих комнат, а может быть, из палат, слоняются по коридорам, заходят друг к другу в гости, болтают, выдумывают всякие глупости, которые видишь во сне.
Когда утром, проснувшись по будильнику, неожиданно застаёшь их за этим занятием, они толкая друг друга, весело или с лёгким испугом  скрываются там, где им положено быть, по своим  кабинетам и офисам, и все это ментальное учреждение начинает свою повседневную работу. По коридорам теперь перемещаются только деловые, серьёзные, служебные мысли.
Конечно, потом в течение дня кого только здесь ни встретишь! А ещё и с улицы приходят. Посетители. Всякие! Умники, дурачки, злюки, хулиганы, безобразники... За всеми разве уследишь!
*
Чернота небытия. Однажды показали, дали почувствовать, что это такое. Во сне. Это обрывание всего – в черноту. Как отрезано. Полное ничто. Чёрное и навсегда. Эта непротянутость человека в будущее, прекращение всякого будущего...
Как выйти из ярко освещённого, тёплого дома в непроглядную черноту ночи.
И во сне - весь ужас от этого перехода из света в абсолютную черноту небытия.
*
Сны запускаются с пол-оборота, как киноплёнка или видео. Сразу – в гуще событий сна. И эти сны совсем не связаны с мыслями, с которыми закрываешь глаза.
*
Сразу заходишь в сон. На небольшое время. Как листаешь видео. И чего только ни показывают! Откуда это набралось в видеотеке подсознания!
*
Сон – как лоскутное одеяло – из разрозненных, кусочков, эпизодов. Смесь дремотных мыслей и полноценных картинок сна.
*
Подошёл к ларьку и осмотрел товар за стеклом. Попросил бутерброд с маслом и чай. Не хотел сильно наедаться, так как подумал, что скоро уже должен проснуться, и будет завтрак.
*
Засыпаешь, видишь какой-то короткий, на полудрёме первый сон и взбодрено полностью просыпаешься.
И потом только,  перевернувшись на другой бок, засыпаешь до утра и видишь уже совсем другие сны.
А первый – предварительный – сон  похож на киножурнал или мультик, которые в прежнем еще, советском, кино показывали в начале киносеанса перед большим фильмом.
*
Регулирование психического и физического состояния с помощью сна.
Дозы сна.
*
Страх, тоска, любовь…
Нет, больше ничего не добавить. Эти три чувства, как химически чистые элементы, - полнее всего проявляются во сне. Именно из снов черпаешь представления о том, что это такое в неурезанном, неослабленном виде.
*
«Срочное погружение!»
В сон.
*
Легкие пугливые сны.
*
«Свежий сон».
Он приходил и рассказывал свежий сон.
*
Полнометражный сон. Есть и другие виды снов. Вот их неполный перечень:
короткометражные, научно-фантастические, эротические, порнографические, военно-патриотические, чернушные, сны ужасов, лирические, лирико-драматические, производственно-бытовые…
*
Сумасшествие – переживание ночных кошмаров наяву.
Темы кошмара наяву. У Ф.М. (И его духовных братьев Кафки и А.Р.).
Заговаривание, забалтывание кошмара-сумасшествия.
Тихие уговоры, нудное раскладывание мира по полочкам…
И потом что-то лопается, как пузырь. В мозгу. И все летит в бездну голого, неприкрытого безумия.
*
Жанр сна. Сюрреалистическое порно.
*
Беспокойно спал. Ему снились длинные, бестолковые как женская проза сны.
*
Скучно было спать - сны неинтересные попались.
Показывали.
*
Для Ихтиандра море было необходимейшей, жизненно важной  вещью, он не мог долго находиться на суше.
Или это:
«А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Может быть, по тем же причинам человек должен периодически возвращаться стихию сна.
Чтобы не задохнуться в реальности.
*
«Область тьмы». Автор и колёса. Проглотил нужную таблетку – и написал шедевр.
Когда бы было так просто!
Конечно, авторы фильма делают вид или в самом деле не имеют настоящего понятия  о том, что это такое – литература.
Может быть, это показано другое умение – умение воспроизводить в литературном тексте сны. Во всей из полноте и красочности! Замысловатости и чудесности!
А так-то они истаивают, почти ничего не оставляя после себя.
А ведь в снах можно отыскать всё, что нужно для беллетристики. Там есть и фабула, и разговоры, и необычные повороты событий, и сюжетные подробности... И всё это будто даром даётся, снисходит свыше. И надо только кадр за кадром воспроизвести всё это в тексте, набитом на компьютере.
Правда, возникает ощущение, что всё это было бы не совсем честно. Как у того персонажа с колёсами.
*
Подсознание. Там всё в разобранном виде.
Человек в деталях.
Сознание только собирает человека в человека.
А в подсознание он весь свален кучей биологических и психических мельчайших деталей.
Снам всё это выдаётся как реквизит в театре.
И часто зрелище получается калейдоскопически произвольным. 
*
А если в снах ничего, кроме выхода на поверхность сознания чего-то подсознательного не видеть!
Может быть, и нет там ничего другого! Никаких пророческих снов! Никакой мистики!
Но откуда там всё это? Как туда и откуда попадает? Может быть в этом мистика?
*
Во сне часто не хватает фотоаппарата. Фотографировать те города из снов.
Или фотоаппарат почему-то заедает!
*
Сон сравнивается с реальностью. И то и другое – источник фабулостроения.
Сон даже в большей степени. Там всё композиционно законченней. И фабулу не нужно выковыривать из реальности. Она дана в законченном, оформленном виде. Её надо только осюжетить.
*
Смешной сон.
Хотел по-маленькому, но была очередь!
Не дождался: «А-а! Земля большая!» И ушёл.
Кажется, кто-то понял – за спиной послышался чей-то смех.
*
Лестницы в парадных из снов. Вроде простая вещь. Вроде той что в К. Пролёты, лестничные площадки, перила... Иди себе и иди!
Но всегда есть какой-то момент, будто эта ясность и понятность путается. И можно прийти в какой-то тупик.
Что-то вроде ленты Мёбиуса.
И надо возвращаться и искать путь заново. Иногда это удаётся, иногда – нет.
Спрашиваешь: «К чему бы это?» И получаешь ответ: «Всё к тому же!»
*
Феллини каждое утро рассказывал Тонино Гуэре свои сны.
Не стеснялись товарищи творческие работники заниматься чепухой!
*
Ночь, темнота, тишина...
Голова на подушке.
А в голове мысли.
И картинки, и разговоры, и даже какое-то подобие видео, с которого обычно начинают показывать сны.
*
Странные - с пирогами на ужин - сны.
*
Воздействие субкультуры сериалов на сны. Тут есть над чем задуматься.
*
Прозрачные сны. Сквозь них проглядывает реальность – мысли из реальности, о реальности, будто и не спишь вовсе. Может, спишь, может, не спишь.
*
Мало того, что записываешь сны, так ещё и подсовываешь их читателю!
Думаешь о том, как это выглядит в Пр.ру?
Будто открывается окно возможностей, и уже не кажется размещение снов чем-то странным и не имеющем отношения к словесности.
Ведь всё равно говоришь о реальной жизни, даже если это просто описание снов. Сравниваешь две реальности – реальность как таковую и реальность снов. Они очевидным образом  связаны друг с другом. Взаимно обмениваются смыслами, образами, ситуациями...
Мир видится через ещё одно, дополнительное окно. Это всегда полезно.
*
- Сны смотришь как сериалы. Мелодрамы, детективы, что-то производственное...
- Только не ужасы!
- Ну, это само собой.
- Или что-то эротическое!
- Да. Смотришь и сам участвуешь в действии.
*
«Алмазный мой венец».

«Забытые сновидения, как призраки, являлись в наших стихах, и трудно было понять, из каких глубин сознания они взялись».

Пользование снами. Сознательное или бессознательное. Это очень распространено в литературе. Подтверждение этому находишь у самых разных авторов.

Хотя, наверное, некоторым трудно в этом признаваться. Это же даже пустячнее, чем сор, из которого растут стихи.

С Ахматовой в этом смысле всё в порядке:

«Оттого-то мне мои дремоты
Вдруг такие распахнут ворота...»
*
Странные - с пирогами на ужин - сны.
*
Прозрачный сон. В него входишь и выходишь из него, не чувствуя этого перехода.
Может это сон в сне?
*
Фантастические сны. В них есть некая логика, так что всё происходящее и не думаешь подвергать сомнению.
*
«Ты что это себе во сне позволяешь!»
*
Откуда в снах такое знание? Абсолютная уверенность, несомненность. Может быть, душа уже переживала такое?
Но очень уж этот опыт души стилистически отсылает к 70-80.
И ещё. Это было, но этого быть не могло. Это доподлинно знаешь.
«Пойти танцевать? Пойти топтаться со всеми? Нет, они лучше посидят в сторонке, обнявшись».
*
В запасе сон. Его хватит на весь день. Авторской работы.
*
Короткометражные сны.
Такая беспокойная ночь. Из просыпаний.
Серия коротких снов.
«Фабульных осколков».
*
Вот этот пережитый как реальное событие сон. Добавка к реальности, к будням и обыкновенности. Да ещё какая! Только вот такой же стойкости эти впечатления как реальные?
Как всё там психологически выверено! И при этом выпукло, отчётливо. Где всё это хранится в человеке? Или не в человеке?
*
Заплакал во сне. Стоял перед какой-то дверью без ключей и плакал.
Жалко стало людей. Сначала одного маленького – что-то хотящего, старающегося… Жить, наверное.
Так жалко было, как никогда в реальности!
А потом стало жалко и всех людей на Земле.
Как тут не плакать!
*
Со снами легче работать. Они как кино. Всё видишь. Зрительные образы - перед глазами. И они сохраняются ещё какое-то время в течение дня. К ним можно возвращаться, описывать их, замечать то, на что не обратил сначала внимания.
*
- Сон эротического содержания.
- Что! Опять!
*
Проснулся. «Нет, всё ещё противно возвращаться в мир реальности». И опять заснул».
*
Сны. Что-то запутанное, потом угрожающее... Из них с облегчением выкарабкиваешься.
*
Одиночество приснилось. Приснилось и ходишь. И хочешь не одиночества. Но его негде взять.
А у кого-то нет такой потребности. Как-то обходятся без этого. Не страдают этим.
*
Знает, что он во сне, и нахально лезет ей за пазуху и всё такое прочее.
*
Какие-то сны не «свои». Сны из-под другого человека. Сны человека с другой биографией, образом мыслей, характером…
Наверное можно как-то объяснить, связав с особенностями авторской жизни. Всё ведь «другой» жизнью занимаешься. Не только своей.
А вообще-то – интересный феномен.
Сны живут своей жизнью. В снах живёшь какой-то совсем другой жизнью. Там всё другое.
*
- Спать интересно.
- Бывает.
- Бывает.
*
Сон не даёт спать. Его начинаешь восстанавливать в памяти, искать какие-то объяснения, подбирать нужные слова для того, чтобы перевести видения в словесный ряд… И при этом не можешь заснуть.
*
Грустный сон. Смелости не хватило прожить жизнь талантливо. Смело, в чаду желаний, в суете, с резонансом... Не ставил себе грандиозных целей. Это всё прозвучало с такой безнадёжностью! Впору было заплакать!
*
Потребность в сне накапливается. Странная человеческая особенность. Необходимо всё время подзаряжаться сном. Так заряжается мобильник.
*
Самое яркое впечатление за день – ночной сон.
*
- Увидел её молодой. Сон – это машина времени.
- Сон – это старое кино. Восстановленное в фильмофонде души.
*
Реальность сосредотачивается в точку перед переходом сознания в другую реальность – в мир снов.
*
Два сна за ночь. Как два фильма на одном диске. С одними и теми же персонажами. История с продолжением.
Молодые отношения со свежими поцелуями. И раньше были такие «высасывающие» поцелуи, но они никогда не уводили в продолжение куда-то вниз. А в сне это было похоже на полное владение женским «инструментом». Совсем как музыкальным.
«Зачем вам понадобилась моя рука!?» - «А вот зачем!», - как бы отвечал ей.
Такой маленький инструмент – как детская неполная еще виолончель.
В сне было ещё много чего. Лишнего.
Когда в сне начинаешь понимать вдруг его логику – то, к чему всё это, – начинаешь соответственно корректировать своё поведение. И иногда это получается. Вот это был тот случай.
Но и лёгкая наивность тоже входила в задачу. Наивные отношения, детскость… Рука, поцелуи…
*
«Спать вообще интересно!»
*
Города из снов. Полуреальные. С интересной архитектурой. Их как бы узнаешь, пытаешься привязать их к тем реальным городам, которые предполагаются сном, но они никак не могут удержаться в рамках  уже виденного. Они другие. Они эмоциональней. У них живое настроение. Целые города, целые миры! Где они? Что на самом деле мы видим?
*
Во сне трудно бежать, вспоминать, прятаться,..
*
Дремота. Разговоры мыслей поминутно путались, всплывали какие-то непонятно как осевшие в памяти чужие фразы, интонации, голоса... Будто рассеянно смотришь телевизор, переключая программы.
*
Она умерла, вернее превратилась в нематериальную сущность. Её ещё можно любить. Но она какая-то отрешённая от привычного. И как бы предполагается, что впереди её ждут ещё какие-то изменения в ней, которые ещё больше отдалят её от человеческого.
Под окном в голубой воде плавают «русалки» - голые, белотелые кустодиевские женщины с распущенными вьющимися светлыми волосами. Она тоже туда ныряет. А Он спокойно сидит на подоконнике и разговаривает с приятелем.
Приятель приносит белую алюминиевую кастрюлю с кипятком и вдруг выплёскивает воду на Него. Но Он не чувствует ничего - ни боли, ни даже ощущения влаги. Кругом всё покорёжилось и побурело от кипятка, а ему ничего. Это доказывает как бы, что и Он стал некой нечеловеческой сущностью. Но никто этого пока не знает. Всё как обычно. Ему все улыбаются, не шарахаются от него. Все это видно сначала кинематографически, потом «живописно», а потом исчезают краски и видны барельефные серые профили, губки миниатюрно-мультфильмно двигаются, а глаза какие-то неподвижные и грустно-обречённые.
*
Сны сочиняют судьбы, фабулы невообразимой сложности и замысловатости.
В противовес элементарности дневной жизни.
*
«И в душе, уязвимой почему-то в начале, что-то произошло», - кто-то пел умудрённым бернесовским голосом.
И вообще это был музыкальный сон.
Открытие собора после реставрации. Колокола, музыка, от которой душили слезы: и горе, и надежда, и счастье от причастности к чему-то великому, светлому… И трагическому, уносящему вместе со всеми в повторяющееся, странное, бестолковое… Но и родное, кровное, неотстранимое…
И еще один эпизод с музыкой. Запели вдруг, как на стадионе, собравшиеся на возвышающихся над всеми трибунах мальчишки. Но это был не футбольный гимн, а что-то фольклорное, русское, скоморошье, заводящее… Это прелюдия, именно что-то «заводящее» перед чем-то вроде кулачного боя. Но детского. А «спящий»  и его подруга этого ещё не знали. Они удивлялись обилию мальчишек, снегу, шуму, пению. Но вот перед ними возникла разбитая мальчишеская рожа с выбитыми передними зубами и всё разъяснилось.
*
В написанном, в основе каждого написанного текста всегда лежала какая-то важная вещь. От неё, вокруг неё закручивалось всё последующее и окончательное. Эта вещь, иногда совсем, казалось, терялась в получившемся тексте. Но все-таки «важная вещь» должна быть.
Это относится и к «Сну».
Попытался рассказать полнометражный сон.
Сон – это не только видимость. Видимость – это ничто. Видимость – это то, что, в конце концов, неинтересно рассказывать и слушать.
Нужна попытка рассказать то, что за видимостью, под поверхностью видимости.
*
Неполный сон. Не полный именно сном. В нём много дремотного полусна-полубодрствования.
*
- Стало интересней спать. Почему-то. Как-то.
- Интересней, чем жить?
- Скажешь тоже! Просто интересно. Не так как раньше.
*
В запасе всегда остаются сны. В качестве несравненного источника для понимания каких-то важных вещей. Иногда там показывают всё будто в готовом для понимания виде.
*
В. Катаев. «Юношеский роман».
«Всякое расставание – это расставание навсегда, хотя кажется, что все прошлое ещё может вернуться. Нет! Прошлое превращается в воспоминание, в нагромождение минувших событий, мыслей, чувств, расположенных уже без всякого порядка. Время уже не властно над памятью. У памяти свои законы. Время исчезает, оставляя лишь хаос раскрепощённого сознания».

«хаос раскрепощённого сознания» - может быть, это то, что происходит с нами во сне. Хаос расформатированного сознания, всё свалено в кучу и перепутано.
*
«Сны неинтересные показывают. Пора вставать».
*
Наполненность сна... Но помнишь сон во всей полноте – как реальность – только очень короткое время. Потом ощущение логики и связности событийного ряда, пережитого во сне, куда-то исчезает, распадается.
«Ах, это был всего лишь сон!».
*
Несколько раз за день прикладывался к сну. Выходной – как-никак!
*
«В реальности ни разу не вылавливал таких больших рыбин, как во сне. Можешь же!»
*
«Путанное сознание».
А сон? «Путанное подсознание»?
*
«Производственно-сериальный сон». Всего намешано – производственных проблем и виденного накануне криминального сериала.
*
- Ничего не снилось. Будто и не спал. Ночь прошла зря.
- Спал, спал! Я слышал. Ты просто не помнишь.
*
Спросонья было страшно. Долго не мог справиться с этим страхом.
Только опять запутавшись в сне, в его ватной всепоглощающей психической материи, сознание ушло от страха в другое своё состояние, в котором вместо страха было что-то совсем другое: будничность, привычность, смиренная жалостью к самому себе и ко всему  роду человеческому.
И слава Богу.
*
- Огромный ворон – в окне на кухне в доме на Фрунзе.
- Теперь надо уточнять на какой Фрунзе.
- На той, что в К.
- Так-то! И что?
- Побежал за фотоаппаратом. Уже возвращался на кухню, и тут будильник спугнул ворона.
- Вместе с окном на Фрунзе, надо полагать.
*
Сон. Маленькие мастодонты весело бегали друг за другом на лужайке.
И ничего удивительного! Небольшие такие, покрытые зеленоватой длинной щетиной.
*
То, что только что - в сне - казалось совершенно логичным, связным, при пробуждении вдруг неудержимо и непоправимо разрушается.
И иногда так жаль, что это происходит со снами.
*
- Белая змея. Это к чему?
- Всё к тому же.
- А ещё мы вместе там. Строим там совместную жизнь.
- Что строите?
- Ну, всё, что обычно, когда живут вместе. Что-то по квартире, гости... Спим вместе. Или вдруг оказываемся вместе в разных местах.
- Ну, тогда я не знаю чего это!
*
Старик. Во сне ещё бывает молодым.
Молодость только снится.
*
Улица. «Вот я лежу, и уже сон начинается...»
*
Дремотные мысли переводятся в «видеоряд», и получается сон.
*
Сны фабульно несравнимо богаче и интересней простой повседневной жизни. Чего только не случается, чего только не происходит в снах!
*
Невероятные по фабуле, по прихотливому видеоряду, по сложности и реалистичности, по обилию персонажей и событий… сны. Всякий раз удивляешься, откуда это приходит.
*
Сквозь сон понимаешь, что пора просыпаться. И будто надо закладку вставить на том месте, где остановился, где прерывается сон. Как между страниц книги.
*
Просыпаешься и пробуешь применить логику реального мира к пониманию мира сна.
*
Сон. К. в своем стиле. Зашел в комнату и переключил программу ТВ, которую смотрел М. А потом совершенно невинно поинтересовался: «Ты что, смотрел это?»
Не передаваемая, не формулируемая суть отношений.
В самом деле, как это описать? Только показать. Один к одному. Вот оно и показано. В киносне.
*
Дети ещё маленькие, родственники, давно умершие, живы... Тот, кто прокручивает эти киносны, будто ничего не знает о текущем моменте. Старые ленты.
*
Сны под утро – будто лента новостей в Контакте, одна заметка сменяет другую. Тут и тексты, и картинки, и видео-сюжеты.
*
Сон – обновление сознания. Стираются последние напряженные мысли.
Смерть, наверное, что-то похожее, только наступает полное обновление. Всё - с чистого листа.
*
Из снов всё узнаешь: и любовь, и безмерный ужас.
Невыносимость и того и другого.
*
Сны - как интонационно законченные, цельные в стилевом отношении рассказики. Их и легче вспоминать в этой стилевой цельности. А выхваченные и специально рассказанные себе подробности, детали кажутся нелепыми, неинтересными.
*
Для запоминаемости снов нужно спать долго, со вкусом, талантливо. А не перехватывать там и сям, так и сяк.
И просыпаться не сразу, не торопиться открывать глаза, а пробовать пройтись уже другой какой-то памятью по увиденному во сне, чтобы закрепить воспоминания в сознании.
Потом кто-то войдёт в комнату и скажет: «Барин, пора вставать кофий пить».
*
Невоспроизводимый полубред некоторых снов. Всё из сна ещё перед глазами, но начнёшь это описывать и понимаешь, что это полубред.
Почему только полубред? Потому что всё будто бы реально – предметы, люди, обстоятельства, всё настоящее, но это не поддаётся связному изложению. Начнёшь переводить в слова и понимаешь, что получается смешно и глупо.
*
«Снилось что-то мазутное. После того пирога с чёрной смородиной».
*
Придумать тему для сна и...
Мысли – дремота – сон. Сон-дремота. Легкий полудремотный сон. Из него легко выходить, в него легко возвращаться. Сон-полуявь.
Баловство одно.
*
Сны достают из человека что-то, о чем он сам забыл или вообще не знает, что оно там есть.
Иногда достаётся что-то хорошее.
*
Как-то незаметно закрутился кино-сон. Подвезли новинку и пошло...
*
Сны. Кинематографическими эпизодами и почти целыми фильмами.
В самом деле, будто смотришь кино с собственным участием. Приключения.
*
Пытаешься загонять сознание обратно в только что покинутый сон. Напрасно.





Сны про любовь
*
«Сны о любви». В подлинном смысле. Или почти в подлинном. Реализм. Ведь всё подлинное о любви мы знаем из снов. И помним, что это такое и как это было, благодаря снам. Нам показывают давно пережитое в реальности, полузабытое по ощущениям. И мы опять это переживаем. В реальности снов. Переживаем ярче полнее, глубже, истиннее. Так, как мы никогда в дневной реальности не переживали, и, может быть, не способны пережить. Уже не способны. Или не способны по своей природе. Или это вообще невозможно в земных условиях.
«Так вот, что это такое!», - начинаем мы понимать, только пережив всё это во сне. Информация о реальности чувств, почерпнутая в снах.
*
Конечно, самонадеянно и смешно выдавать за литературу запись эротических снов.
Но вот же! - некоторые этим занимаются.
Простодушно.
«Она стала перед ним. Он долго соображал, что в ней не так. Потом до него дошло, что на ней ничего не надето. Он так долго обдумывал это, что она стала сомневаться в себе. Плечи её опустились, лицо померкло, осунулось, над верхней губой обозначилась тёмная тень женских усиков. Её стало как-то жалко. Её надо было скорее успокоить, и он велел ей подойти ближе».
*
Утром и днём ещё можно было вспомнить, как это бывает. Но чем дальше, тем ощущение реальности «пережитого» исчезало. Ещё в полусне – мысли о том, как такое возможно было бы в действительности? Никак.
В том мире не было ничего сверхсложного, напротив – все очень просто. Так просто, что не описать словами. Нечего описывать. Не за что зацепиться словами. Встречи, лёгкие разговоры… Только ощущения. Такие же лёгкие и не предназначенные для точного определения. Там и тогда, когда это «происходило» и потом, когда это переживалось в воспоминании…
Чувство, его реальность. В этом нет обмана. Где же он? «В чем хитрость?»  Почему при обмысливании этому не можешь придумать реальный жизненный сценарий? Потому что и там, и в реальности только один достоверный персонаж, из которого тянется все «кино» – ты сам. За другую сторону и там и сям поручиться нельзя. Это только твоё, из тебя, замкнутое на тебе. Чем больше этого в тебе, тем больше в «ситуации». Ни за что нельзя поручиться. Те прекрасные существа, переживаемые как прекрасные… Они чувствуют наши чувства. Описываешь это как совместное событие, но на самом деле значимо это только для тебя. Другого опыта просто нет. И все же, там не сомневаешься во взаимности. Та реальность возникает только потому что ты своими чувствами её создаёшь.
*
Целовал её маленькие ступни. Сидел в ногах, тонких, почти детских, и время от времени прикладывался губами к её розоватой пяточке. Почти молитвенно. Благоговейно.
Это видели все. Молчали. Впитывали, не готовые  пока комментировать происходящее на их глазах.
*
Они вышли втроём на улицу. Какое-то время молча шли. Потом она вложила свою руку в его ладонь, и он сжал её ладошку. Они шли так, взявшись за руки, а её муж, ничего не понимая, шёл рядом, недоуменно поглядывая на них. Они не обращали на мужа внимания. Потом он куда-то пропал, и дальше они шли одни. Это было хорошо.
*
Он обнял её за плечи.

- Я люблю тебя. Я тебя люблю…
- Я тоже тебя люблю.

Она спокойна. Может быть, в ней было уверенное знание. Ей не нужно заклинать.

По ощутимости это перевешивает реальность. Это можно описывать. Это готово для текста.
Откуда что берётся?
Это «перевешивание реальности». Этому не перестаёшь удивляться. Откуда что берётся!
*
Только в снах ещё что-то угадываешь. В реальной жизни ничего не можешь понять. Никаких твёрдых знаний. Догадки. Или «религиозный подход» - выстраивание представлений о мире в соответствии со своими предпочтениями, основанными, опять же, на догадках.
Что-то можно узнать только через другого человека, если доведётся подойти к нему совсем близко, чтобы ощутить, что ты с ним одно целое.
Такое случалось только в снах.
*
Он не сразу увидел её большой живот. Только когда она поднялась из-за стойки. Даже огромный живот. Она поглаживала его одной рукой.
И то сознательное, положенное в её положении сосредоточенное спокойствие на лице...
Она попросила Анну поцеловать её. Анна приблизилась и поцеловала её в щёку.
*
«Мадам Бовари», - позвал он жену. Это была то ли шутка, то ли такой своеобразный способ выражения почтительной нежности. Может быть, это входило в обиход их жизни. И все это немного на публику. Все ахнули. А она не удивилась. У неё короткая стрижка каштановых волос, чёлка до бровей. Она тонконога, молода, легка. У него абсолютная уверенность в том, что она – неотъемлемая часть его жизни, продолжение его самого. Такой уверенности никогда не бывает в реале.
*
Фильм с О`Коннери и Хепбёрн «Робин и Мэриан. Возвращение Робин Гуда».
Монашка Хепбёрн - Робину:
«Я уже давно не вижу тебя в греховных сновидениях».
*
Таких отношений никогда не было и не будет в реальности. Почему это воспроизводится сном? Откуда там такое берётся?
Леди Джейн. Её близость. Будто бы не специальная, служебная, вынужденная. И только взгляд на прощание что-то будто подтверждает.
*
Он вышел с ней из комнаты. Они не знали, куда пойти, чтобы остаться только вдвоём. Огляделись вокруг. На них все смотрели.
Он  предложил что-то, она молча согласилась, и они медленно пошли по коридору, держась за руки со сцепленными в замок пальцами.
Ему хочется сказать, что он любит её. И знает точно, что это чувство взаимно. Но в коридоре попадаются какие-то люди, и он решает отложить разговор, пока они не придут в то место, где им никто не будет мешать.
Что ж... и без слов можно пока обойтись. Оставить слова на потом.
Но хочется! Тут же! Он даже улыбается этому своему желанию.
*
Одна на весь город. Всё остальное – размытое, блеклое, фоновое. Только она – живая и настоящая.
Она легкомысленно не понимает ничего такого. Позволяет только к себе как-то так относиться, а сама или не способна или у неё ещё всё впереди.
Это нелегко переносить даже во сне.
*
Увидев Петрова, она бросилась ему на шею. В буквальном смысле. Они обнимались при всём честном народе и, в том числе, на глазах её законного супруга. Только что она стояла рядом с ним, принадлежащая ему, пришитая к нему и вдруг это!
Петров ткнулся губами в её шею и проснулся.
*
Пролетела птица с чёрно-зелёным оперением. Пролетела над головой. Это было в каком-то большом зале. Потом она вдруг предстала уже в виде летящей женщины в чёрном длинном  платье. Лицо её светилось зелёным – цвета морской воды - светом. Но когда она оказалась глаза в глаза с М., она уже была обычного вида – красивой, с темными волосами до плеч белозубой девушкой.
М. гладил её по щеке, погружал в волосы пальцы. Она с улыбкой спрашивала: «Зачем это?». М. старательно молчал. Нечего было отвечать.
*
Островок, пятачок пространства. Они стоят рядом. Пляжный песок. Туча накрыла солнце, потемнело. Холодно. И будто что-то случилось с миром, будто что-то с ним происходит сию минуту, что-то катастрофическое. А они стоят и думают о том, что они в эту минуту рядом. И этого вроде как достаточно. Для всего. Он целует её в затылок и произносит: «Я тебя люблю».
*
То, как она прижалась к нему, положив голову ему на грудь... Не вспомнить обстоятельств этого же в реальности. Было – не было?
Какой-то душевный - и физиологический, несомненно, - импульс, и он поцеловал её в плечо с гладкой молодой кожей.
Кино на свежем воздухе в «Букурии»? Может быть, это оттуда тянется. Больше такого не припомнить.
*
Тонкоэротический сон. Как перелистывание книги. Страницы все сладостней, утончённой… И необъяснимей.
Послевкусие такого сна. Оно долго держится.
*
Любовь, которая может быть только во сне. Всепоглощающая, нутром.
То, что бывает в обычной жизни, никогда не бывает так же сильно, невыносимо, непреодолимо. Во сне всё без тормозов.
И всё это где-то существует в памяти подсознания.
Не выкопано фрейдистским анализом.
*
Ходили уже, держась за руки, и даже обнявшись, но Он ничего не мог Ей сказать – опасался.
Кто Он такой в сравнении с Ней!
Так и не сказал.
Наверное, мог бы сказать, и это было бы нормально. Тогда бы всё закрутилось... Как водится.
Этого-то Он опасался больше всего – того, что «как водится».
*
То, как это виделось... Ещё не во сне, а в его начальной полудрёме. Мысли, переходящие в какие-то живые зрительные образы, воспроизводимые воображением. Вполне себе внутреннее кино. Будто сам себе видео крутишь.
Эта её открытость... Буквальная, полная...
Но это не то животное, которое присутствует в спрятанном виде в человеке. И даже будто этого нет сию минуту, будто это что-то совсем другое.
А что же? Это – просто от её доверия. Она всю себя доверяет. В том числе, и свою животную часть.
Потому что это такая степень близости.
Потому это близостью и называется.
*
Их было двое таких. Увидел их за стеклом автобуса. Из двух выбрал как-то само собой одну из них. Наверное она казалась более доверчивой.
Кто кого выбрал?
На ней тёмно-синее в белый горошек шёлковое платье. Когда она выходила, М. подал ей руку. По внешнему виду ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Она снизу вверх с любопытством глядела на М. ЖТ прошла между ними в автобус. Д. уже был там. Он показался в дверях и М. спросил его: «Хочешь такую?» Д. сейчас же смущённо скрылся.
М. спросил её: «Поедешь?». Она ответила: «Да». Тогда М. взял её на руки как берут ребёнка, поднялся в автобус и стал у окна на задней площадке, все ещё держа е на руках. Она сидела на его руке, как сидят маленькие дети, обхватив одной рукой его шею. И так же как маленький ребёнок была доверчива к происходящему, её ничего не смущало – вопросов не было. Она была большая, но совершенно невесомая. Входили пассажиры, удивлённо улыбаясь, переглядываясь. ЖТ из середины автобуса тоже смотрела на М. с недоумевающей улыбкой. А М. как ни в чём не бывало стоял, держа её на руках. И она ничему не удивлялась.
Ему хотелось что-то касающееся происходящего записать в блокноте. Для этого надо было просто поудобней перехватить её.
Потом сразу – перебивкой – М. что-то уже записывал в рваный, разлезающийся на листочки блокнот. Подошла ЖТ и стала просить показать то, что он пишет. Он, смеясь, не давал: «Я сочиняю рассказ. Там нет ничего интересного».
Ей важнее было прочитать то, что он пишет в блокноте, чем то, что она видела своими глазами. Важна интерпретация!
Налёт ревнивой иронии. Как у всякой женщины. Не сразу бросаясь в унижение.
Это не рассказ – как казалось ночью с полусна – а просто запись сна. К сожалению.
«Что это были за существа? Легкие. Невесомые...» - думал М. ночью с полусна.
*
Признавался в любви. Знал как-то, кто это, но лица видно не было. Только часть щеки и короткие, до шеи, светло-русые волосы, в которые он зарывался носом.
Можно было удивиться – почему это именно она, но он не удивлялся. Обнимал её и говорил тихим голосом в самое ухо. Это было приятно произносить. А она не отстранялась, будто хотела этих слов, хотела тоже что-то такое почувствовать. И поверить!
Это всегда для них важно – быть предметом нежных чувств. Даже при том, что сами они ничего такого не ощущают.
Она только спросила: «Почему?» Он ответил: «Не знаю».
*
Ольга. У неё даже была какая-то фамилия, но когда проснулся не смог вспомнить какая.
Нежные чувства растворены в атмосфере сна.
Никаких подробностей.
Множество персонажей. Какие-то полудетские игры с мячом. Вроде пионер-бола.
Кто-то громко произносит её имя. И это было приятно слышать, будто имеешь к ней какое-то отношение.
И при этом понимаешь, насколько это безнадёжная история. Но всё равно удивительно хорошо.
*
Он наклонился и поцеловал ее макушку – в теплый пробор.
«Я люблю тебя».
И в ней что-то шевельнулось. Что-то ответное. Будто не зря всё это. Годами.
*
Была бессловесная ссора. Ходил, не глядя ей в глаза. Она подошла и обняла его сзади. И сразу всё растаяло.
Её тёплый рукав у виска…
- Где ты была?
- ...
*
Какая-то интрижка с совсем молоденькой девушкой. За руки их хватал, пытался обнимать...
Но тут же и понимание, что всё это не имеет никакого будущего. Его просто не придумать для земных условий, в обыкновенной смертной жизни.
Всё это годится на какую-то небольшую мелодраматическую мизансцену без внятного продолжения.
И она это понимает! Вот где самое жгучее разочарование.
*
- Желание быть рядом. Обоюдное. Без каких-либо объяснений. Просто сидеть рядом, обнявшись, боясь оторваться друг от друга хоть на минуту.
- Что? Опять сон?
- Опять.
*
Он вошёл. Какое-то время они молча глядели друг на друга. Потом она начала медленно, не отрывая глаз от него, приподнимать одеяло, которым были прикрыты ее ноги в длинной ночной рубашке. Это было как приглашение.
*
Кто это был? Кто-то из прошлого? Обстановка города К. Но все белое, без подробностей. Как чистая идея.
И это заполнило на весь день хорошим чувством. Необъяснимым, но знакомым по какому-то подсознательному прошлому опыту, неуловимым…
Кто она? Загадка всех таких снов.
Доверие. Никаких преград. Всё уже решено. Безоглядно как в молодости.
Это обоюдное доверие. Решённость. Окончательность.
Этого больше всего жаль.
Ничего про запас, никаких запасных вариантов. 
Думаешь, как бы такое могло быть в реальности? Никак.
*
Сон позволяет погрузиться в это не помнимое уже наяву состояние пионерлагерной влюблённости.
Вернее, в смесь той детской поглощённости предметом нежных чувств и вполне себе взрослого характера действий.
Обнял её, стал целовать обнажённые плечи, шею, лицо... К губам почему-то прикасался с осторожностью, будто ещё чего-то не смел с ней.
А и не смел! Это же детское состояние влюблённости, когда не знают ещё что и как.
Так и не решился на продолжение, и она ушла к себе. В палату! Это же пионерлагерь, хоть они будто не совсем уже дети.
Для чего-то они вполне себе взрослые.
Для чего же?
Кое для чего. Только кое для чего.
Она ушла, и сразу пришло сожаление, что всё было так неопределённо.
«Может быть, она ничего не поняла!»
Это после всех их объятий и поцелуев!
Ходил туда-сюда перед её палатой, мучительно переживая оттого, что ничего ещё неясно и надо пережидать ещё целую ночь без неё, надеясь, что уж назавтра удастся всё прояснит в отношениях с ней.
Ходил так, ходил, а потом решился заглянуть внутрь палаты, позвать её. Открыл дверь. Внутри большой комнаты было полутемно. Еле различались кровати со спящими. Нельзя было понять, где Она.
Так стоял в дверях, пока на одной из кроватей кто-то не зашевелился, потом встал и вышел с накинутой на плечи простынёй.
Это была не Она, а пионервожатая!
О, ужас! Надо было немедленно придумать, что соврать о причинах появления на пороге женской палаты. Но ничего придумывать не пришлось. Заспанная пионервожатая заговорила про какой-то спортивный инвентарь, который днём где-то забыли и который надо обязательно отыскать.
А Она спала уже. Будто ей и дела нет, будто ей совсем всё равно! Это было как-то обидно.
Кто она? Разве узнаешь! Просто объект нежных чувств. Встретишь в другом сне - не узнаешь.
И кажется, тут главное - это их готовность к благосклонному приёму проявлений к ним нежных чувств.
Они замирают с колотящимся сердцем и ждут дальнейшего. «А вдруг это то самое!»
Но тут Она не дождалась и ушла спать.
*
Сны о любви. Некая ценность. И просто так и по авторским соображениям. Никогда не виделось в этом ничего предосудительного. Может быть, в первую очередь потому, что это как бы не подконтрольное сознанию явление. Это почти то же самое, что и писания. Там тоже автор пропускает через себя нежные чувства, и участвует в любовных историях.
*
Лето. Дорога за городом. Зелёные поля, виноградники. Местность холмистая. Присели с ней у дороги на траву. Сорвал ей с какого-то куста розовый цветок. Соцветие. Жимолость? Сказал, что цветок вкусный.
Волны тёплого чувства, похожего на любовь ощущались рядом с ней. Будто от неё исходило какое-то излучение, почти физически ощущаемое.
Идиллия. Не бывалая в реальности.
*
Они стояли в битком набитом автобусе. Толпа прижимала их друг к другу - не пошевелиться.
Они были так близко, что он чувствовал на своей груди её дыхание - долетавшее лёгким ветерком через вырез рубашки с расстёгнутой верхней пуговицей.
Она не поднимала головы. А ему очень хотелось посмотреть, какая она.
Такое чувство было, что она чего-то ждала. В ней была эта готовность. На всё.
Может быть, в них это ближе к тому изначальному - почти детскому - первоощущению, в котором ещё почти нет ничего физиологического. Просто что-то льнущее, доверчивое, безоглядное...
Как одно из проявлений того общего, предусмотренного их природой, что непосредственно связано с их предназначением.





Кто они?
Всё равно, как назвать... Почему это посещает? Что это? Кто они? Кому надо быть благодарным за это?
За этим должна стоять пусть чудесная, но реальность. А иначе эти пустые грёзы. Обман будет ещё невыносимей. «Пусть она где-то хоть будет». Пусть невидимая ниточка протянется к тому месту, где она обитает.
Мы не помним их. Они из дневной реальности? Наверное, они случайные. Они никак не подготовлены сознанием. Мы даже не знаем их. Есть только что-то в нас. Мы их узнаем только по тем необычным, необыденным  ощущениям вблизи них...
«Она прошла рядом с его столом, на несколько секунд заслонив его от тех, кто мог его видеть. Кто она? Наверное, она на кого-то должна быть похожа. У неё  сегодня подстриженные до плеч светлые волосы. Наверное, она красива. Но он не думает об этом. Проходя мимо, она неожиданно взяла его за руку, просунув пальцы с острыми длинными ногтями между его сдвинутыми, лежащими на столе ладонями; сжимала так его руку несколько мгновений и «выскользнула», как только почувствовала проснувшееся ответное пожатие. И ничего не сказала. Нельзя. Они почти не знакомы. Для всех. Он посмотрел на неё. Она так естественно, будто ищет кого-то в большом зале, остановилась рядом со столом, оглядываясь. Бросила краткий взгляд и на него. О! Чего же ему ещё! Пожатие руки. Взгляд. Прищуренный улыбкой. Коварный. Так сладко заговорщицкий. Говорящий взгляд. Говорящий такие вещи! И всему этому веришь. Потому что на самом деле всё не во взгляде, не в пожатии, а в чём-то внутри него самого. Она откликается на то, чем захвачен он в это мгновение. Он не сомневается, потому что ему начинает казаться, что всё идет от него самого. Вся эта реальность уже в нём существовала и теперь только проявляется внешне в виде этой полузнакомой женщины, всей этой конспиративной обстановки с какими-то только предполагаемыми где-то, неразличаемыми людьми и отношениями Её и Его с ними. В нём тугая, без малейшего зазора полнота доверия. Но эта, будто из ничего, мгновенно возникшая безоглядность уже подготовлена чем-то предшествовавшим. Он смутно понимает, что это некое продолжение чего-то уже происшедшего. Но происшедшего не на сознательном уровне, а каким-то невероятным, неведомым и не объясняемым никак образом. Это просто произошло. Так же просто как протянулась для пожатия её рука. То, что между ними уже было - так почти неудивительно, так буднично позади. И всё то, что в них, так прочно, так неизменимо основательно! Тот ток, та мощная волна притяжения и понимания смысла этого притяжения, связывающего их, так прочна и неразрывна, будто они стали одним существом. Почему же тогда эта конспирация, эти тайные взгляды и пожатия? Для них это как бы не требует особых объяснений. Никто не должен ничего знать. Это понятно обоим. Они не думают об этом. Может быть это, какое-то волшебное условие. Они не хотят проверять. И, кроме того, в этой как бы тайне дополнительно ещё столько необходимого смысла! Их укрытость тайной, неявностью, неназванностью. Защищённость. Почти эдемовская. Будто уже нет ничего земного, обыденного, нечистого, разъедающего, как ржа, чувства. Есть только абсолютная полнота, абсолютная слитность. Чего же ещё?»


То самое
Бледное лицо, чёрные длинные волосы, алый рот. Она придвинулась глаза в глаза, ее растрёпанные волосы коснулись его лица. «Неужели я её люблю?», - подумал он, не столько всматриваясь в её смеющееся лицо, сколько вчувствываясь во всю неё. И она будто спрашивала, уверенная в утвердительном ответе: «Ты любишь меня?» И он шептал ей в самое ухо» «Я люблю тебя». Слова были маленькие, аккуратные, крепкие – как раз такие, чтобы удобней было попадать внутрь: он почти касался губами её уха, и слова падали прямо в маленькое ушное отверстие. И она знала, что всё так и должно быть.
А он, уже ни в чём не сомневаясь, без конца на разные лады, разными словами подводил себя к пониманию  происходящего: «Неужели эта восторженная благодарность и готовность ко всему - это и есть то самое?» «Это что она выбрала именно меня? Для того, чтобы я её любил? Это Она! -  доверилась мне?..»


Перчатка
Записка какого-то не до конца прозрачного содержания. Она попадает к Нему вместе с её перчаткой. И Она не против того, чтобы перчатка осталась у Него.
Нитяная, чёрная дамская перчатка остаётся в его руке вместе с запиской. Эта перчатка говорит сердцу больше осторожных, почти обыкновенных слов записки.


Сахарная страсть
«Сахарная страсть». Ощущение. Страсть как что-то ломающееся, хрупкое, недолговечное, тающее, рассыпающееся... И для этого рассыпания, растрачивания, употребления предназначенное.
Весь истаиваешь и ломаешься, начиная от самой глуби нижней части живота. Сладенькое...


Письма
«Ну, вот ещё! Какими судьбами»? - он недовольно смотрит на бывшую жену, решительно и как-то поспешно, будто ищет что-то, обходящую дом, который она уже давно покинула.
Его красное лицо гладко, до порезов, выбрито тупым «одноразовым» станком. Лицо, перекошенное годами пьянства. Годами безуспешной борьбы с пьянством.
Она ходит, с удивлением замечая «женскую руку», приложенную к давно ей знакомому, не переменившемуся с её времён изношенному быту. «Так, так, так...» - «Она в другую смену», - он умеет угадывать мысли. Она походила ещё, заглянула во все уголки. «А что ж ты тогда опять письма-то пишешь?» - «Какие письма?», - он, в самом деле, не помнит, какие-такие письма он может ей писать. Всё это иногда происходит с ним в алкогольном трансе и начисто стирается из памяти по окончании запоя.
Никто ей никогда не напишет таких писем. Только он. Он единственный в своём роде. Она бросила сегодня всё, убежала с работы. В который раз. Чтобы, может быть, застать хоть чуть-чуть того человека из писем. Но как всегда не успела. Уже порядок, Уже гладко выбрит. Уже потушен, мрачен и ворчлив.
«И кто это во второй смене?»


Сон и реальность
Параллельность снов и реальности. «Теперь любовь нам только снится». Забытые ощущения. «Хотелось выть от отчаяния. Просто встреча. Но было ощущение, что это соединились две половинки единого целого. Если такое возможно. Если такое можно вообразить на мгновение. Иначе, откуда такое отчаяние? И никакого намёка на sex, «который сближает». В человеке есть некий код любви или что-то в этом роде. Человек включается в нужный момент. Раскручивается программа.


Коридор
То, чего никогда в реальности не было. Коридор с белыми стенами. И она. Кто она? Этого не знаешь. Было только чувство. Она. На голову ниже, тёмные волосы завязаны на затылке. Чёрное платье с большим вырезом. Полное и мгновенное доверие. Это или есть или этого нет. Без имени, без чего бы то ни было ещё. Он  и она. Вцепились друг в друга, будто боялись, что их отберут друг у друга.
Любовь - это и облегчение. Весь мир уже не существует, он весь уже вне этого ядра, он ничего не может против этого сцепления.
Облегчение оттого, что будто бы успели что-то важное. Перед катастрофой, перед войной, перед концом света. Дрожь при мысли о том, что было бы, если бы они не успели. Но чудо случилось. Успели вцепиться друг в друга в этом коридоре с белыми стенами. Полнота чувства, которая может быть только во сне. Всепоглощающее чувство. Нутром. Этого в реальности не бывает. Не бывает вообще или не бывает так сильно, невыносимо, непреодолимо.


Откуда берутся сны…
Мили и Маруся. И обеих я люблю. Люблю так, как только это может быть во сне, – всем не сдерживаемым ничем подсознанием. Или чем ещё, откуда «берутся сны по научной части». Я иду с Мили по улице. Плечом к плечу, локоть к локтю, сплетя руки. У Мили холодные сухие пальцы. Марусины. Других не водится в подсознании, или где там ещё, откуда «берутся сны по научной части». Сама Мили – нечто неопределённое. Потом никак не вспомнить её лица. Только соответствующее ни с чем не сравнимое чувство. Силуэт, почти тень, но субтильней Маруси, меньше по калибру. Естественно. Ведь Мили сохранилась там – в подсознании, или где ещё, откуда «берутся сны по научной части», именно такой – девушкой семьдесят пятого года. Я пришёл с Мили домой. Маруся видна в окне… Отчаяние выбора. Беспорядок в комнате. Сушится детский матрасик. Маруся: «Ты уже приехал?» Она мягка, женственна, знакома до боли. Мили смотрит на Марусю и на меня. Сердце рвётся на части от любви и жалости к обеим. Такое бывает только во сне, ведь они из подсознания, или из чего там ещё, откуда «берутся сны по научной части». Ведь когда продираешь глаза, законопаченные сном, никакой Мили, никакого даже малейшего чувства к той прежней Мили, переведённой в сознание не чувствуешь. Подумать только, ведь все эти ушедшие в реальности Мили, Анны, Алисы и так далее не уходят далеко, продолжают жить в подсознании, или где там ещё, откуда «берутся сны по научной части».


«Карнавал»
Сон о любви. Сон на одну сторону пластинки. Сон под «Карнавал» Шумана… Она присела рядом на какой-то невысокий барьерчик или подлокотник кресла. N. что-то говорил приятелю, когда она оказалась рядом, и он, увлечённый разговором, совершенно случайно взял её за руку. И дальше всё проходило параллельно: разговор и игра в держание и предоставление для этого держания руки. Там, во сне, это было так бесхитростно просто. Игра без продолжения и начала. Не было скованности. Не было ни «задних» ни «передних» мыслей. Рука её не была как-то судорожно схвачена. Он то прижимал её ладонью к своей ноге, то скользил по раскрытой ладони, будто гладил. Их руки почти все время находились в каком-то замедленном движении, как два балетных танцора в любовном pas de deux, они то охватывали друг друга, сплетали пальцы, то отпускали, едва сохраняя прикосновение, то вообще не касались друг друга. Она отходила ненадолго, потом возвращалась и её рука опять была предоставлена ему. Жизнь, игра, танец рук. Руки были будто чем-то отдельным от них самих. Они знали лучше своих хозяев, что нужно им делать. N. со всё большим интересом будто со стороны, «наблюдал» за этим. Его внимание от разговора с приятелем всё больше отвлекалось на те приятно беспокоящие ощущения, в которые втягивали его отношения рук. Эти ощущения лёгкими волнами прокатывались от пальцев, ощущавших тепло и расслабленную мягкость её руки, по всему телу. Кто была эта женщина, присевшая рядом, N. не мог сказать. Кто-то знакомый, конечно. Всё происходило случайно, безотчётно. Предощущения любви. Как первые признаки болезни. Любовь в такой пока лёгкой форме. Больничный рано ещё выписывать.


«Утренние женщины»
Мягкость от сна. Мягкость начинается ещё с одежды: вязанные шерстяные кофты, свитера, свободные юбки… Мягкость, ватность, плюшевость походки.
Они идут, сплетя пальцы, чуть покачиваются, заваливаются друг к другу… Звон в ушах ещё стоит… Мягкие… В них погружаешься как в пустой ворох одежды. Расслабленная мягкость - девичья. Молочко мышц, свободная расслабленность в предельно возможном виде. Дальше невозможно расслабиться: кукла-марионетка, положенная в коробку.
Во сне это как бы уже было когда-то. Это свершившийся факт. Не стыдный, а какой-то морально-удовлетворительный. Позволяющий быть смелым, откровенно-смелым и в данный момент.
Об этом можно думать весь день.


Обе
Он обнял её. Прижал всю её к себе, прижал её голову к своему плечу... Ближе неё  у него никого не было. Так он чувствовал. Но потом вдруг за её спиной появилась другая. Она виновато улыбалась. И он притянул к себе и её… Притянул к той первой, которую прижимал к себе. Они обе поместились в его объятиях.


Сны
Пусть снятся. Это лучше. В реальности ощущения от подобных ситуаций почти моментально гасятся, а когда это пропущено через сон, психический след бывает глубже, и он долго и сладко рассасывается в течение целого дня. Пусть лучше снятся.


Если бы…
Если бы не сны, в этом можно было бы сомневаться. Словесно уже готовы все возражения. Но есть реальность снов, о которую разбиваются любые возражения.
Этот пережитый как реальное событие сон. Добавка к реальности к будням и обыкновенности. Да еще какая!
Где все это хранится?


Объятия
В его объятиях она показалась ему маленькой, детски тоненькой – почти необнимаемой. Он прижимал её к себе, ощущая под ладонями её мягкую податливую спину, и чувствовал, что она хочет этого. И этого чувства было достаточно. Что бы она при этом ни говорила.  \ОК


Необъяснимое
Будто бы зря проходит все в её жизни. И эти платья с выдумкой, и эти выпестованные долгими вечерами заготовки культурной барышни, и эта её доброта, и сердечность, и готовность к долготерпению и самопожертвованию, и самоя ея, если и не ослепительная красота, то уж женская привлекательность точно... И все это, все зря. Никому это годами не пригождается. Это все ее богатство засыхает в душе, как цветы.
Она чувствует это, это душит её. Из этого непонимания не выбраться, эту обиду ничем не излечить. И растерянность такая, что из душевного материала уже не выкраиваются даже куцые надежды.
С этим надо жить дальше, вставать каждое утро на работу... Она и живёт. В рассеянности раздаёт налево и направо доброту, сердечность, открытость, отзывчивость... Только свисни, только намекни... И все зря. Необъяснимо. Кто бы ей объяснил! Что-то.


Новое чувство
Оправдывает и это хорошим, новым чувством. Ни к кому  конкретно не привязанным. Направленным в это пространство. Нераспустившейся молодости. Будто что-то ожило.  Пусть незаконно и безнадёжно.  Ожила старая потребность жить в таком состоянии «ориентированности», состоянии неясных надежд.


Дождь
Петров  ушёл с работы последним. За ним закрыли на замок входные ворота.
Темно-синие тучи были во все небо. Петров дошёл по улице до перекрёстка. Там - остановка автобуса. Петров ещё не решил ждать автобуса или нет. И тут все на остановке  ахнули. В отдалении - в перспективе длинной широкой улицы - увидели сплошную серую стену ливня. Под навесом на остановке места не было. Петров побежал обратно в сторону работы. Чуть впереди него так же спешила женщина. Петров обменялся с ней сочувственными фразами, прикидывая, где спрятаться от дождя.
- Сюда! – показал он на крытое крыльцо какой-то конторы.
- Нет, лучше вон туда.
Они вбежали в сквер с детской площадкой и оказались под крышей какого-то строения непонятного назначения с высокой железной крышей.
По дороге неслись тучи пыли, тонкое железо на крыше строения скрипело и погромыхивало.
Они отступили на несколько шагов от края навеса и там Петров вдруг обнял женщину.
Это не вызвало протестов. Петров обнял и поцеловал её. Он целовал и разговаривал с ней. Большего, стоя посреди этого незащищённого – вернее  закрытого только от ангелов, сидевших на  небесной тверди, - пространства  позволить себе было нельзя.
На ней была длинная юбка из плотной толстой ткани, рубашка и лёгкая куртка.
Она его знала, оказывается.
- Я закрываю за вами ворота по вечерам.
Она работала в ВОХРе. Только что сменилась.
- А я не помню.
- Ну и ладно.
Она живёт одна. Мать-одиночка. У неё мальчик десяти лет. 
Спокойная, ироничная. Петров улыбнулся мысли о её спокойствии и ироничности. При её биографии!
Ищет кого-то, но не впадает в отчаяние.  Легко поддаётся… Так и мальчик у неё появился.
- И хорошо, что появился, - уточнила она своё к этому отношение.
А дождь так и не начался. Прошёл стороной.


Четыре ноты
Весёлая, лукавая, ироничная, понимающая. На этих четырёх нотах строится её мелодия. Больше ничего не сыграть.
 Можно поцеловать её маленькую, почти детскую, расслабленную руку, заглянуть в её весёлые, лукавые, ироничные, понимающие глаза. И это все. После этого можно просыпаться, все равно ничего уже больше не будет.


Не может быть!
Девушка с темными до плеч волосами. В розовом платье с воланами на коротких рукавах. Её видно со спины. Она идет по тёмному коридору. Ей лет двадцать. Потом уже кажется, что пятнадцать, десять… Наконец, она уже совсем маленькая. Её кто-то поднимает на руки, обнимает. На ней все то же розовое с воланами платье, пропорционально уменьшенное. И вот она уже просто кукла в розовом платье с фарфоровым лицом и расставленными по сторонам руками.


После катка
Он увидел её в парке на катке. Какой-то щербатый падательный лёд! Она в очередной раз сделала «бух» и,  держась за бортик, осторожно поехала к выходу. И Он за ней. Что ему делать здесь без неё!
На выходе из раздевалки – толпа ожидающих своей очереди. Рады, что сразу двое сдали коньки.
Он что-то спросил, она что-то ответила. И засмеялась. 
Куда идти? Идут куда-то в сторону центра. Он и не спрашивает куда? Она опирается на его руку.
Но между ними еще не те самые отношения. Что-то гораздо невинней.
Это тоже хорошо. Такое ощущение «не тех отношений».


Чувство
Хорошо было ему идти с ней, держа ее за руку. Забытое детское ощущение. Оно вдруг вынулось из непроницаемости скрытой от человека части души. 
Что ж еще там может храниться в неизвестности, забытое, будто утраченное, или наоборот, никогда не случавшееся в реальности!
Это воспринималось как что-то совершенно естественное, как простая разгадка простой загадки.
Они шли, держась за руки, и он еще время от времени подносил её руку к губам и целовал. И это тоже было проще простого, естественно и обыкновенно. Никакой торжественности какого-то особенного события. Только способ чуть-чуть снимать накапливающееся, как статическое электричество, чувство. Или как из ложечки отхлёбывают горячий чай переполняющий кружку. Чтобы не перелилось через край.
Почему такое только там? - только там полнота знания этих вещей. Почему это не дано в реальности? И надо представления об этом черпать из снов. И для чего оно там, если оно только там? К чему?


Рядом
Эти случайные прикосновения. Будто бы не замечаемые ни им, ни ею. Они даже не смотрят друг на друга. Она сидит на стуле боком к нему. Он стоит рядом. Она участвует в общем разговоре с подружками. Но больше молчит, будто внимательно слушает. Но на самом деле... Ему хочется так все это понимать. Конечно, он с пол-оборота берётся предполагать то, что ему хочется, то, что он ждёт от неё. Но кто поручится за достоверность его предположений. Да, она молчит, да, она будто боится повернуть голову и посмотреть на него, она как-то, может быть, напряжена... И для этого есть причина. Сладостная для него причина. Он опять будто случайно и слегка прикасается к ней, чувствует её тепло. Льнущее к нему тепло – думает он. Эта восхитительная мука достоверно-недостоверного не кончается.


Двое
Он целовал её... Они целовались. Страстно, жадно, исступлённо, будто не могли никак преодолеть что-то в материальной, телесной  природе людей, и только так, таким способом можно было попытаться это сделать.
Напрасно пытались.
Потом, отпрянув, чтобы отдышаться, они продолжали держать друг друга в объятьях.  Не разжимали объятий, даже не ослабляя их. Боялись  оторваться друг от друга, чувствуя, что врозь будет еще тоскливей.


Имя
Сон. Разговор про имя Сарра.
Не короткое, анекдотическое – Сара (и Абрам), а раскатистое, библейское – Сар-ра.
Что-то было в том имени. Что-то было.


Встречи
Ненаучная  фантастическая фабула.
Они встречались только во сне. Вернее - и во сне. Но в снах их отношения были совсем не такие, как в реальности. Неудивительно, ведь это были его сны! Это он встречал её там, это он знал её другую – из снов.
Это - как другая реальность, другое измерение. Всё такое же, как в подлинной реальности, – все подробности её быта, её жизни... Но в реальности они друг другу - только знакомые, а во сне у них нежные чувства. И уже зашедшие достаточно далеко.
Иногда вернувшись из сна, он неосознанно ведёт себя с ней так, как во сне. Это её удивляет. А он улыбается.
Сначала такая двойная жизнь ему нравилась, но постепенно захотелось большего. Но он не знал, как совместить реальность и сны.
Фантастичное в этом – реальность и повторяемость снов.
Это похоже на ситуацию с писаниями. Реальность – это реальность, а сны – это сами писания. И ничего с этим не поделать, как бы ни хотелось.


Путешественник
Смирнов спросил: «Вы что, путешественник во времени?» 
Хотелось сразу согласиться, признаться....
Тут же стояли Левушкин и Ионов. Как-то совестно было врать.
Но всё же на всякий случай решил сначала проверить возможность более-менее правдоподобного отрицания. Может быть, можно отвертеться!
Стал спрашивать, а в чем дело? Откуда такие сведения? Смирнов показал на экране монитора карту С-П, а на карте некую точку, будто бы все доказывающую, так что, действительно, трудно было отвертеться.
И все же признаться не успел – проснулся.


Киносон
Всё как в кино: ситуации сами себя проявляют. В соответствии с написанным заранее сценарием.
Вдруг кто-то из всей как бы массовки сна подходит, произносит свои реплики, из которых зритель только и может что-то понять в кино.
В литературе понадобились бы достаточно сложные пояснения, а здесь они излишни. Мало того, тебе и самому до конца не ясна твоя роль. Ты часть сценария: говори то, беги туда, делай это. В действиях и разговорах есть логика, и ты ей следуешь, но внутренней истории всё равно нет.
Ты заснул и оказался в киносне. На тебе костюм, может быть, грим, кругом обстановка твоей новой жизни, ты вдруг что-то говоришь, совершаешь поступки…
Киносон из НКВД-шных времён. Кого-то надо освободить, оглушив подручными средствами охранника. Наган из кобуры оглушённого охранника (женщины). Выходим с освобождённой – опять же женщиной – на улицу, ныряем в дверь дома, пробегаем по внутренним помещениям, оказываемся в большой комнате. Здесь много народа. Возникает понимание того, что надо прикрывать освобождённую. И действуешь по-умному. Она куда-то скрывается, а ты как ни в чем не бывало садишься посередине комнаты, нащупываешь в кармане наган и ждёшь.
Подходит кто-то и говорит: «Может, рванём к границе?» Ты спокойно качаешь головой - мол, нет.
И всё. Кино заканчивается. Стильно. И непонятно. Но на сильной ноте. В духе, в общем-то, виденного когда-то реального советского кино.


Со смехом
Он обнимал её, прижимал к себе, тянулся губами с поцелуем. Она не вырывалась из объятий, но и не давала себя поцеловать. Она говорила ему, что не верит в его нежные чувства.  Он что-то отвечал, оправдывался.
И она, смеясь чему-то, всё же позволила дотянуться до неё с поцелуями. Но её смех мешал ему целовать. Она то вскидывала голову, смеясь, не давая дотянуться до её губ, то сама тянулась к нему, и тогда они стукались зубами. Это были поцелуи сквозь смех. Её неудержимо, почти истерически хотелось смеяться.
Невозможно заниматься!
Он держал её хрупкую молодую фигуру в сильных объятьях, не давая пошевелиться. А она всё смеялась.


Фишки
Когда он её увидел, она мылась у рукомойника.
Летняя белая майка была снята. Петров смотрел на её девичью, белую, с маленькими розовыми сосками грудь.
Она надела майку на мокрое тело. Петров подал ей полотенце, хотя было уже как бы поздно: майка прилипла к мокрой груди. 
- Давай пока не будем убирать все фишки! – сказала она.
Это надо было ещё понять! И Петров как-то сразу понял.
Понял, что не надо бросаться друг к другу сразу, сметая все преграды.
Петров вообще-то и не собирался. Но она… Она была из другого мира, в котором можно и сразу. Поэтому она попросила, чтобы не сразу.


Неизвестная
- Я люблю её, - просто объяснил он.
- Но она же… - что-то сказали на это. Сказали по-дружески, в мягкой и осторожной форме, за которой угадывалось содержание, которое можно было выразить двумя словами: «взбалмошная идиотка».
- Но-но! – ответил он.
И потому, как он смотрел на неё, было понятно, что его нельзя переубедить в этом вопросе.
Может быть, она и была «взбалмошной идиоткой» – какая разница!
«Я люблю её, - опять объяснил он уже только самому себе», оставшись один.
«Сами они...» – он никак не мог успокоиться. И потом ещё полночи убеждал кого-то на разные лады в том, что надо видеть то, что стоит за внешним, – за этой её восторженностью, эксцентричностью и прочим, что  такие создания, как она, увядают без понимания. И ещё что-то говорил, говорил, повторяясь и путаясь в объяснениях.
«Кто она такая? Откуда? – недоумевал он потом всё утро, вспоминая сон. – И кому там я что объяснял?»


Сонники
«Сон. Человек, который может всё. Материализовать любую вещь, перенестись куда угодно, вылечивать людей...
В процессе сна возникает вопрос: может ли «человек, который может всё» сделать что-то с солнцем. Останавливается на том, что солнце пока трогать не будет, но вот тучи на солнце можно нагнать. Или, наоборот, сделать дырочку для солнца».

Всегда как-то смешно было слышать разговоры про сонники. Там отдельные приснившиеся предметы что-то означали для реальной жизни спящего.

Но как можно объяснять сны с подобной сложной фабулой!
Или сон Татьяны с медведем и чудовищами под предводительством Онегина!
Может быть, надо разделять сон на элементарные составляющие: солнце, тучи, облака..? И уже тогда что-то трактовать в сне?

Как это делала Татьяна.

«Её тревожит сновиденье.
Не зная, как его понять,
Мечтанья страшного значенье
Татьяна хочет отыскать.
Татьяна в оглавленье кратком
Находит азбучным порядком
Слова: бор, буря, ведьма, ель,
Ёж, мрак, мосток, медведь, мятель
И прочая. Её сомнений
Мартын Задека не решит;
Но сон зловещий ей сулит
Печальных много приключений.
Дней несколько она потом
Все беспокоилась о том».


Что это было?
Муж сдал Её Ему с рук на руки. Улыбающийся такой, нежный, довольный собой муж. Обнял её на прощание и ушёл.
И они остались вдвоём.
Она тоже улыбалась. Она рада была Ему.
Он подошёл к ней вплотную, обнял, стал осторожно целовать. Она улыбалась, но ничего не говорила. Он целовал её в плечо, в шею, в маленькие мягкие губы.
И дальше...
Она всё Ему позволяла, но при этом продолжала удивляться. И Ему, и себе.
И всё-таки это была не одна только физиология. Это не могло, конечно, сбыться, но это и не была одна только физиология. В этом было самое главное. То, что не отпускало уже потом - после пробуждения.
Это та самая тоска по другой какой-то жизни. В которой всё возможно.
И ещё одно. Её мужа не было жалко. То есть он вообще был тут не при чём.
И вообще никакие обстоятельства не могли помешать тому, что было. Это тоже, могло быть только в какой-то другой жизни. В которой всё возможно.


Игрушка
Их было двое - мама и дочка. Надя и Аня. Ане скоро семь. Она пойдёт осенью в школу.
Петров сначала ехал с ними на трамвае.
Потом все вместе гуляли по зимнему городу.
Шёл лёгкий снежок. Сгущались сумерки. Зажигались огни домов.
Петров объяснял девочке, как надо забираться на скользкую горку. Надо ставить ступни ёлочкой!
Ещё пока ехали в трамвае, Петров сказал маме Наде, что останется с ней, будет следовать за ней куда угодно.
Мамочка девочки решила сразу проверить, как это будет, и вышла из трамвая, оставив дочку на попечении Петрова.
Может быть, Аня сама не хотела выходить?
Петров заторопился вслед за Надей и потянул за собой Аню. Она забыла на сиденье свою игрушку плюшевого медвежонка. Петров напомнил ей, они вернулись, Петров быстро схватил медведя, потом подхватил подмышки Аню,  они еле успели выскочить из трамвая.
Аня подбежала к маме и засмеялась: «Ты думала мы уже потерялись? Да?»
Надя ничего не ответила.
Обе – мама и дочка  – повернулись в сторону Петрова и, улыбаясь, смотрели, как Петров идёт к ним.
Аня улыбалась безудержно и торжествующе.
Надя улыбалась сдержанно, чуть иронично, но Петрову нравилось, как она улыбается. Он был доволен.
Петров подошёл к ним и протянул Ане её медведя, Аня опять обрадовалась, будто медведь тоже сначала потерялся, а потом нашёлся.


Сон
Было какое-то воодушевление, хотелось размахивать руками, подпрыгивать. Но было и подозрение, что это сон, поэтому он решил, что не стоит так сильно размахивать руками и ногами, чтобы не повредить соседку по постели.


Роман
Они пережили короткий и бурный роман. От первой романтической встречи до расставания.
Это был тот Город из молодости, знакомый и одновременно будто другой. Ну, как и положено в снах.
Она была маленькая, лёгкая. Он носил её на руках, кружился с ней, а потом катал её, заливающуюся смехом, на своей спине. И ей хотелось ещё и ещё. И чтобы кружил, и чтобы носил и катал.
Выясняли сколько кому лет. Он назвал свой возраст. Она сказала, что на 15 лет младше. Но по не видно было, что разница в возрасте гораздо больше. Впрочем, Он чувствовал себя молодым, почти её ровесником.
О дальнейшем более подробно рассказать нельзя.
Потом она исчезла. Он почему-то ехал в троллейбусе по бывшей улице Ленина и искал её среди прохожих.
Но её нигде не было. Один раз показалось, что это Она стояла у площади Победы на переходе через улицу. Но только показалось! Сердце тоскливо заныло от чувства безнадёжности. Он понял, что потерял её совсем. А та, которую Он принял за неё... Он знал её. Она была не одна, а с сыном. Они увидели Его в окне троллейбуса, заулыбались и стали знаками что-то показывать.
Пора было просыпаться.


Французское кино
*
Роман. То ли юг Франции, то ли Испания. Лёгкое, беспечное отношение к жизни. Некий женолюб. У него уже две молодые жены, а он увидел еще одну молодую женщину. И вот их уже трое. Это не считая первой жены. У которой от него уже взрослый сын.
Является, с знакомой по импортному кино торжественностью и патетикой, военная делегация и сообщает, что сын погиб на какой-то войне. У него какое-то небольшое звание. Но большие заслуги.
Только Он знает это. Он ничего не говорит жёнам. Садится в машину и уезжает от недоумевающих жён.
Потом к нему быстро возвращается его легкомысленное беспечное отношение ко всему на свете. Ведь ему удалось скрыть от окружающих то серьёзное, что способно сломать жизнь.
Конец этой романной – кинороманной – истории тоже с налётом лёгкой южно-европейской лёгкости.
Он зарабатывает какие-то большие деньги и передаёт их своим жёнам. Они живут все вместе. «Младшая» жена ждёт ребёнка. Именно в этом та конечная интонация лёгкости и спокойного, радостного отношения к жизни, в которой живут герои.
Уже во сне совершенно ясно воспринимаешь это с художественной точки зрения. Это именно кинороман. Романная ткань. Живая, связная, добротная. В полудрёме сохраняется впечатление цельности и достоверности хорошо, уверенной рукой созданного фильма. В нем лёгкость и какая-то глубина. Скорее французского кино.
*
Сон. Сп-кие старики напились эликсира молодости и помолодели лет на пятьдесят.
Как во французском фильме с Луи де Фюнесом поведение резко и неузнаваемо меняется. Поведение совсем молодое. Появляется озабоченность молодости. Это замечательно подмечено.





Необычные
*
Он задрал майку на её спине и стал писать внизу, в самом широком и мягком месте спины. Нет, нет! Не ниже спины, где всё ещё мягче, а именно на спине. Что писал – не запомнил. Какие-то осмысленные фразы. Она знала, что надо было писать. Надписи имели какой-то заклинательный смысл. Они способствовали наступлению особого периода в жизни женщины.
И надписи сработал!
*
Его и какую-то Дакоту вызвали в канцелярию. Все пошли толпой куда-то дальше, а он и Дакота поднялись по ступенькам в большую приёмную.
Дакота оказалась полнотелой круглолицей женщиной тридцати семи - сорока лет, с льняными, зачёсанными в хвостик волосами. Она что-то неискренне объясняла про то, как ей уже не хочется быть ведьмой, как она решила начать новую жизнь. Но, кажется, её не за тем позвали, и всё, что она говорила, никого не трогало.
*
Парадная. Вышли на каком-то этаже на лестничную площадку, остановились перед дверью в квартиру, позвонили.
«Кто там?»
Открыла женщина. За её спиной в глубине комнаты были видны две девочки лет десяти-двенадцати.
Нас нужно было переместить во времени на триста лет вперёд. Зачем-то.
Нам сказали стоять тут же на лестничной площадке, всё произойдёт незаметно и быстро. Пожали руки.
Действительно что-то произошло, какое-то лёгкое покалывание в теле.
«Всё?»
Отвечать было некому.
*
Фантастика. Игры с временем и пространством.
Нырнул в какой-то водоём, вроде озера или пруда, долго плыл под водой, даже какую-то рыбину схватил и отпустил. А когда вынырнул, выбрался по лестнице на высокий берег, оглянулся назад и увидел, что озеро высохло – сухое, засыпанное щебёнкой дно.
И это означало, что М. попал в другое измерение. В нём всё как-то поменялось в сравнении с тем, как было.
Потерянность в этом новом для М. мире. Его, может быть, здесь никто не знает, никто не узнаёт. Можно пройтись по знакомым местам и даже встретить вроде как знакомых людей, но они-то тебя не признают! Кто такой? Откуда?
Как из этого наваждения выбраться? Только поскорее проснуться!
*
Офисный лифт. Но по нему можно попасть на тайную квартиру спецслужб. М в сопровождении некого гражданина входит в такой лифт, с зеркалами, ярко освещённый, сияющий чистотой.
Гражданин нажимает на какие-то кнопки, и лифт начинает подниматься. Когда он останавливается и пассажиры выходят на плохо освещённую лестничную площадку в каком-то старофондовом доме. Они заходят через обшарпанную деревянную дверь в коммунальную квартиру, идут по коридору со множеством дверей. Какая-то коммунальская дама делает им замечание: «В Ленинграде принято разуваться, когда входишь в дом». М разувается. Потом он оказывается в какой-то довольно обширной комнате. Вместе с ним там четверо мужчин. Потом к ним присоединяются четыре женщины. Надо было ответить на какой-то головоломный вопрос, чтобы пройти какое-то интеллектуальное испытание.
*
Экзамен. Последнее задание – перевести русские слова на французский. И никак не вспомнить! Учительница, наблюдающая за экзаменом, - Вера Игнатьевна. Она, видя затруднения с переводом, предлагает воспользоваться словарём. М. бежит в свою комнату, которая как раз напротив класса, где проводят экзамен. В своей комнате он лихорадочно ищет на полках карманный русско-французский словарик, но не находит. Приходится взять в руки толстенный большой словарь.
Какая-то девочка играет в комнате. Она мешает сосредоточиться.
Запомнилось только одно слово из задания – «грех».
Вспомнил, что это  p;ch; – от  p;cher, только в полудрёме при возвращении из сна.





Поцелуи
Он целовал её молодые губы, шею, погружал лицо в её пахнущие молодостью волосы...
В том, как он целовал её, была какая-то торопливость и даже лихорадочность. Будто оставалось совсем мало времени, и её сейчас могли отнять от него, и она могла исчезнуть навсегда.
Но всё происходящее не казалось ему странным, не свойственным ему. Он вообще ни о чём таком не думал. Он чувствовал, что им руководило что-то, что было выше всякого рассудочного понимания.
Так надо было!
Это открытие нового для него мира. Внешним образом – какое-то следование за своей биологической, животной природой.
Конечно, это только кажется, что без духовного можно обходиться. Без того духовного, для чего требуются психические усилия, работа души и желание делать такую работу. Тогда как для поцелуев нужны только молодость, игра чувственности...
И всё же это не было оскорблением чего-то высокодуховного, что, несомненно, есть в человеке.
Может быть, это было преддверием, обещанием того будущего, для которого человек существует.
Одновременно и высокодуховного и низкофизиологического. Это смешение одного и другого. И кажется неважным, если сию минуту одно обгоняет другое!
О, это обещание будущего! Которое начиналось вот тут, сейчас – с этих жадных поцелуев!
И ах, если бы это был не сон!


Во дворе
Издали она была похожа на негритянку.
Её обижали мальчишки: не давали сидеть с ними рядом на скамье.
М. приблизился, и стало понятно, почему гоняют её злые мальчишки. У неё уродски росли волосы на лице.
М. подошёл к ней ближе, и ему показалось, что он увидел за дерзкой весёлостью и необидчивостью девочки её мучительную боль.
Она напевала вполголоса, и словах песни было что-то трогательное и по-настоящему поэтичное.
М. приблизился вплотную, заглянул в её глаза и увидел там умную, добрую, умоляющую душу, желающую быть понятой. Несмотря на внешнее уродство.


Стихотворение Лермонтова
Кто-то подошёл сбоку, положил руку на плечо.
Кто-то? Это могла быть только она!
Ей надо было что-то объяснить по бумагам.
Это знакомое, земное, не раз испытанное ощущение. Внутренней причастности и, в то же время, внешне ничем не означенной. Полное инкогнито.





Смешной сон
День рождения. Женщины – в ряд. Они только что вручили подарок и их обходишь, по очереди целуя. Так уже бывало раньше на других днях рождениях.
Но тут полноценные женщины постепенно превращаются в губы этих женщин. И видишь одни только губы.
Разные, индивидуальные, что-то произносящие по случаю или просто улыбающиеся.
Одна из женщин – та самая. Её губы целуешь как-то нейтрально, чтобы не выдать себя.
Чем ближе к концу ряда губ, тем они всё больше начинают напоминать цветущие комнатные растения. Цветы – яркие, алые.
Под конец это уже не женщины, а горшки с цветами.


Рука и сердце
«То ли предлагать руку и сердце, то ли просить руку и сердце?»
Ему было никак не сообразить, что говорится в таких случаях.
Они были на какой-то фотовыставке. То есть как «они»? Ещё никакие «они», а просто отдельные Он и Она.
На ней была длинная тёмно-синяя юбка и белая с чёрными цветочками блузка. Он легко отыскивал её высокую фигуру среди толпы посетителей.
Выставка его совсем не интересовала.
Он должен был подойти к ней и поговорить. И у него были самые «решительные намерения». Он чувствовал эту свою решимость, но в точности не знал, что именно должно случиться. Что-то решительное!
Она мелькала то тут, то там, и он то почти настигал её, то между ним и ею опять возникали какие-то люди. Да и она, похоже, чувствовала, что он её, можно сказать, преследует, и будто слегка играла с ним в догонялки.
Наконец он приблизился к ней, остановил её, взяв за руку чуть выше локтя: «Можно вас на минутку!»
Он отвёл её в сторону, собрался духом и тут понял, что никак не может сообразить, что нужно говорить.
А она стояла, опершись о перила, ограждавшие участок, возвышавшийся над всем остальным пространством большого выставочного зала. Она стояла, опустив голову и только иногда поглядывая на него, ожидая, что будет дальше.
А Он возьми да запутайся в такой ответственный момент! Этакое смешное, туповатое затруднение.
То ли попросить у неё её руки и сердца, то ли предложить это всё своё?


Лотман о снах

Дремота. Сознание ещё не вполне отошло от сна, мысли-образы ещё живут какой-то своей «сонной» жизнью.

Какое-то время приводишь в порядок сны. Будто в этом есть важный смысл.  Так наводят порядок в комнате перед отъездом в отпуск. Зачем-то это нужно – чтобы вещи были расставлены на свои места.

И чтобы в покидаемом сне была какая-то логика и объяснимость.

Всплывают непонятно как осевшие в памяти чужие фразы, голоса... Будто рассеянно смотришь телевизор, переключая программы.

Пока не приходится вставать. Для бытовой жизни. Для чего же ещё!

Для жизни  только внешним, ощутимым,  осмысляемым, рациональным...

Проснувшись, в очередной раз с сожалением понимаешь совсем простую вещь: жизнь не может быть продолжена в то внутридушевное пространство сна, с которым только что пришлось  расстаться.

Иногда, ещё не открыв глаза, чувствуешь будто какое-то волнение. Вспоминаешь подробности сна, торопишься. Нужно вспомнить побольше, чтобы понять причину этого волнения. 

Неожиданно у Лотмана нашёл кое-что по этому поводу.

«Таким образом, сон обставлен многочисленными ограничениями, делающими его чрезвычайно хрупким и многозначным средством хранения информации. Но именно эти “недостатки” позволяют приписывать сну особую и весьма существенную культурную функцию: быть резервом  семиотической неопределённости, пространством, которое ещё надлежит, заполнить смыслами».

Лотман, конечно, о своём -  о семиотике. Которая сама по себе способна вгонять в сон.

Полупрозрачный сон. Как серия слайдов. Сон только на время заслоняющий собой реальность. Сон на фоне реальности.  Или наоборот.

Будто и не спишь, а просто игра воображения заводит слишком далеко.
\ФО


Снилось
*
Ночное звездное небо. Падают звезды. Достаточно медленно, чтобы загадать желание. Но ничего не приходит в голову.
*
Они её ищут. Ночная улица. Горящие фары остановившейся машины. Они внушают ужас. Кажется абсолютно ясным, что в машине они. Вернее -–он – главный её преследователь, хитрый, коварный…
В кино встречались такие персонажи.
Кино? Да-да… Фабульная ясность и объяснимость происходящего – киношная. Это в кино всё напрямую связано с фабульной жизнью персонажа.
Она выходит со двора на улицу и теряется в толпе. Облегченно понимает, что им её не найти.
*
Серия снов на одну фабулу. Некая злодейка Аннушка. Убивает людей и благодаря невероятной изобретательности каждый раз скрывается, чтобы в очередной «серии» появиться вновь в другой личности и опять затевать нечто жуткое.
Обстановка дореволюционной России. Барский дом. Миледи. Из сна в сон – жуткие истории. И от этого наваждения не избавиться. Опять и опять – Аннушка.
Наконец ее как-то, кажется, изничтожили. Издается сборник пьес с воспроизведением всех этих фантомасовских ужасов. 1919 год.
Но вот уже под утро - очередная серия. В усадьбу приезжает то ли дальняя родственница, то ли новая гувернантка... Какие-то странности с детской комнатой. И должно произойти что-то непоправимое и зловещее. Так иногда заканчивают фильм ужасов. С намеком, что ничего еще не кончилось, хоть злодей в этом сезоне побежден, но он ещё может каким-то сценарным чудом опять возродиться. Это самое  жуткое. Вместо облегчения зритель заряжается порцией беспокойства.
*
Старушка ходила по вагону электрички и повторяла: «Как-то всё не весело! А? Не весело?»
Ходила туда-сюда и волновала преступника, за которым следили представители правоохранительных органов. Несколько человек в штатском.
Вот преступник – парень с невзрачным голым лицом - застыл на открытом месте у выхода из вагона в тамбур. Стоит и не знает, что делать. Напряженно косит по сторонам.
Его преследователи тоже заметны среди простой публики. Что-то выжидают, неопытные, видно, не решаясь подступить ближе.
И причитающая старушка! Нагнетающая обстановку.
*
Рисовал для кого-то, для какого-то начальника, парусник с поясняющими надписями: бушприт, грот-мачта, бизань, фок, рея, вымпел, гик, ванты, ют, кливер…
Детский рисунок парусника. Такие рисовал примерно в третьем классе.





«Киноведческий» сон
Разговорился с каким-то незнакомым дядечкой на улице о фильме, который недавно посмотрел. Шли по людной улице. Дядечка проявил заинтересованность в разговоре и я стал объяснять ему, что именно хорошо усмотрел в этом фильме.
- Вот бывают простые киноистории. Там персонажи что-то делают, о чём-то говорят. А зритель просто смотрит, следит за перипетиями на экране. А в этом фильме есть, по крайней мере, два места, которые не вписываются в обычное изложение обстоятельств фабульной истории, они накладываются на простое рассказывание, отсылают сознание зрителя куда-то в закадровое пространство. И всё на экране вдруг усложняется, появляется ощущение объёмности, многозначности зрелища. Зритель понимает это только потом, когда пытается разгадать то, что промелькнуло перед его глазами.
- И что же зритель увидел в этом фильме?
- Я ещё не вполне это понимаю. Но в этом и всё дело. Такие вещи чувствуешь, но не сразу можешь разложить по полочкам в понимании.
Впервые такие теоретические вещи показаны и запомнены.
Запомнен разговор о фильме, но не содержание самого фильма.


Фантастика
Мир, в котором в плановом порядке, наверное, по достижении определённого возраста, умертвляют людей. Будничная организованность процедуры. Петров проверил, как это, это на себе.
Сам, добровольно, безропотно... явился на процедуру. Только спросил служащего, проводящего умерщвление: «Может быть, не надо?» Молчание в ответ. Или что-то вроде: «Как это не надо!»
Ни родственников, прощающихся с уходящим в небытие, ни какой-то подготовительной психологической работы, подготовки к уходу. Это странно.
Петров поставлен к какой-то стене. В рот ему вставлены электроды. Петров закрыл глаза в ожидании этого перехода в небытие. Какой-то серый фон перед глазами. Ничего не чувствует.
Что-то пошло не так.
Петрова привели в какую-то комнату, вроде лаборатории. Люди в белых халатах. Рассматривают ленту показаний приборов. На ленте всё в порядке: напряжение было. Все удивляются.
Петров идёт за своими вещами, которые, видимо, оставил при входе перед началом мероприятия. Но его пальто почему-то уже нет. Служащие прибрали его. Они не ожидали, что Петров вернётся за своими вещами. Но, в конце концов, они обещают исправиться и найти пропажу.
Приходит жена Петрова. Она спокойна, буднична. И Петров спокоен, будничен.
Во всем этом не было ужаса конца. Были мысли о том, что вот сейчас всё для него закончится в этой жизни. Все остальные будут жить, работать, говорить, смотреть телевизор, а для него уже ничего такого не предусматривается. Но больше странно, чем жутко. Странно, что всё так буднично, как само собой разумеющееся.


Книга
Детская книга. «Денди в одежде». Такое странное название, не казавшееся странным во сне.
Довольно толстенькая книга в сером твёрдом переплёте.
Думал, зачем нужна такая детская книга с цветными разнообразными шрифтами, яркими рисунками, со слегка нравоучительным – для детей – содержанием. Промелькнула какая-то цитата из Чехова, воспроизведённая большим рисованным шрифтом в виде вставки в обычный текст.
Стоял у прилавка книжного развала и размышлял, зачем ему такая невзрослая книга.
Может быть, она нужна для светлого, доброго настроения? Оно возникает даже оттого, что книгу просто держишь в руках, пролистываешь её. Можно иметь её как камертон правильного отношения к миру. Сверяться с ним в своей работе, заимствуя из неё гармоничное, счастливое мироощущение автора.
Раз уж собственного не очень хватает.









с6

СОБАКИ И НЕСКОЛЬКО КОШЕК



Собачий город
В С.-П. невозможно не писать о собаках. Даже если у тебя нет и никогда не будет собаки.
В тёплое время года, когда спишь с открытыми форточками,  по утрам просыпаешься от лая собак, которых перед тем как отправиться на работу выгуливают хозяева. Не на каждую реагируешь. Чаще всего просыпаешься от низкого, с хрипотцой, перемежающегося дебильным подвыванием, лая некой собаки Баскервилей.
Может быть, это деревенская привычка горожан в первом поколении - держать при доме собаку. Причин много и собаки разные.
«Улица состоит из хорошей погоды, сирени и собак». Ну, или: «хорошая погода состоит из сирени и собак».


Первая весна
Жёлто-серая дворняга Джек. Родился он, кажется, в конце лета прошлого года.
Целыми днями бегает по улице, обнюхивает каждую травинку, показавшуюся из-под стаявшего снега, каждый кустик.


Вундеркинды
Покупают себе породистых собак. Собак-вундеркиндов. Киндервуда не купишь, а собаку, умную, интересную, красивую - пожалуйста. И будет бегать за палкой и тыкаться мордой в тебя, длинноногая, атласная, с весёлыми глазами.


Шарик
Девушка с собакой на поводке стоит на газоне и дёргает своего шарикоподобного друга. Он что-то вынюхивает на земле, а хозяйку это злит. Она хочет, чтобы он поскорее сделал свои дела, чтобы можно было увести его домой. Девушке стыдно прогуливать такую беспородную псину. Все гуляют с благородными собаками. А у неё  что-то добродушно-глупое. Бобик, Шарик, Барбос...


Собачья работа
Собака у будки на входе во двор института Герцена. Дремлет, положив голову на лапы. Мимо проходят без конца люди на концерт. Она никак на них не реагирует. Собака, которой объяснили (или самостоятельно пришла к этому), что здесь не надо ни на кого лаять. Лежи себе, дремли. Блатная работёнка досталась.


Защита животных
Мальчик лет восьми, переступая по кирпичам, водит для забавы лохматую болонку через лужу. Болонка уже наполовину мокрая и грязная. N. хотел сказать мальчику, чтобы он не мучил животину, но собака как кинется, как злобно зарычит и залает на непрошенного защитника!


Такса
*
«Такса? Завести себе обузу!»
*
Дама на Невском. Чёрная, бочёночкообразная, таксоподобная собака стремится всё время куда-то уйти в сторону от хозяйки, и той приходится поминутно подтягивать её к себе за поводок.
Понимаешь теперь, почему у собаки такие короткие ноги.





Кот
И кот у них жил такой занудный, скучный. Про него нечего было рассказывать, как это водится. Никаких с ним не было историй. Просто жил в квартире, спал и ел, прыгал на стенку, после того как погадит.


Бульдоги
Всегда жалко бульдогов с их покорными тоскливыми мордами. Наверное, потому, что они похожи на «олигофреников».


Колли
Старушка, «выписанная» в город из деревни. Её посылают выгуливать старую свалявшуюся шотландскую овчарку. Старушка покорно бредёт за собакой, торжественно держа длинный поводок. Ей, наверное, неловко заниматься этим городским баловством. Собака её презирает, ведёт себя как главная в их компании. «Что с деревенщины-то взять?» - оглядывается она на старушку.


Бассет
Или боссет? Большая мешковатая таксообразная собака. Такая длинная, что кажется, что ей не хватает ещё пары ног посередине. А не то хребет вот-вот так согнётся, что брюхо будет волочиться по земле.


Дог
Мужиковатый дядечка бьёт по морде чёрного дога. Дог скулит, валится на землю, что на собачьем языке означает полную покорность, униженное подчинение. Собачья стая, сгрудившись вокруг чужака, будет только рычать и лаять, пока он будет находиться в лежачем положении. А в мужике поверженность пса вызывает только ещё большее озлобление, и он бьёт его, лежащего, повизгивающего несколько раз ногами по брюху: «Тебе сказано домой, так иди домой...»


Дворняга
Хромая дворняга песочного цвета, с шерстью по фактуре похожей на свалявшийся плюш мягких игрушек. Скачет, хромая на переднюю лапу, оптимистически свесив язык из пасти. В ней чувствуется некая бодрость увлечённого, целеустремлённого бомжа, у которого с утра есть ещё силы для борьбы за выживание. В старой плюшевой собаке железные советские внутренности. Её ещё можно заводить, и она будет скакать, хромая на переднюю лапу, от одной помойки к другой.


Цуцик
Дедушка, внучка и пегая болонка у магазина.
- Что, замёрз, Цуцик?
- Да, он замёрз. Давай его согреем.
- Как это мы его согреем?
- Возьмём верёвочку, приведём домой...


Бим
Женщина с испитым лицом: «Бим, Бим!..» А Бим отходит при её приближении и не хочет даваться в руки. Женщина настойчиво ходит за собакой, влезает в кусты, но Бим чего-то боится. Может быть, между ними уже были неприятные моменты. Черно-белый то ли спаниель, то ли сеттер. Женщине хочется, чтобы её признали. Никто её не любит, старую, краснолицую, с узкими заплывшими глазами... Вот бы Бим подошёл к ней. Тогда бы она сказала со вздохом: «Только и любит меня мой милый Бимушка. Пусть все идут к черту. У меня есть мой хороший Бимушка». Но Бим как-то опасается ее. Далеко не отбегает, но и не даёт приблизиться. «Бим, Бим!..»


Хитрость
Пёс за забором лает на другую собаку, по звучанию – совершенно отчаянно, яростно, чтобы хозяева не сомневались, а сам бежит ей навстречу и при этом виляет хвостом, мол, не бойся, это я так, для порядка.


Кавказская овчарка
Вдвоём выгуливают огромную серую кавказскую овчарку.  Она делает, что хочет. Лаяла на какую-то чёрную беспризорную собаку, пока та не скрылась за угол. Хозяева стояли и покорно ждали, когда собаке надоест лаять, и они смогут идти дальше. Они напоминают родителей, которые вырастили огромного, толстого, глупо-капризного мальчика. Уж сколько они передумали, переговорили, перемолчали, попереглядывались за те 18-19 лет, пока он рос. И вот он во всей красе. Большой, сильный, глупый, воспитанный на потакании, исполнении всех капризов. Это их крест. Они совершенно другие - замухрышки-инженеришки, мягкие, беспомощные... Так и с этой овчаркой. Хозяева боятся её. Она, наверное, чувствует себя вожаком их стаи.


Собачка
Маленькое, буро-чёрное, на тонких костяшках ног поленцеобразное тельце собачки неожиданно залаяло натужным баритоном какого-нибудь добермана, у которого рыбная кость застряла в горле.


Лохматая и серая
Овчарка. Южно-русская или кавказская. Огромная, лохматая, серая. В наморднике. Мрачно плетутся хозяйка и эта зверюга вдоль стены дома. Зачем такую держать в квартире? Которая сама себя боится...


Старая и усталая
Старая усталая собака. Не гавкает на всех встречных сразу, как только её выведут из подъезда, по-ленинградски - из парадной, на прогулку. Устала. Притупилась злость. Идёт невесело. Нет ни мыслей, ни желаний, ни интереса обнюхивать кусты, стены домов, ботинки, встречных собак... Вообще на улицу только для оправки ходит. Спать лучше. «Эх, молодёжь, молодёжь! Эх, молодость, молодость! Гавкают, гавкают... Суета сует».


Весеннее томление
У кота тоже ощущение, что ничего не происходит. У него весеннее  томление, а ничего не происходит, ничего не случается. Дни идут за днями, жизнь проходит...   \


Стая
Собаки. Большие сильные дворняги, отборные, здоровые, напружиненные, закалённые в жизненных битвах, а не просто какая-то собачья шелупень. Собачья банда, безжалостная, деловая, опытная, нерассуждающая, без всяких антропоморфных сантиментов, отлаженная, суровая... Они с лаем бросились вдогонку за лошадью, впряжённой в развлекательную карету, и белогривым пони, бежавшим рядом с лошадью. Собаки, вероятно, приняли коротышку-пузанчика пони за кого-то из их породы или просто им показалось, что на привычной и приличной улице вдруг возник непорядок в виде странного существа ростом с дога. А территория-то принадлежит их собачьей банде, а вдруг он суку отобьёт, кто его знает. Бежали-бежали и отстали за мостом у «Электросилы». Своры, банды, в парках, у метро поближе к «шавермам», в каких-то помоечных тупичках...


Собачий мир
Собаки воспринимают в окружающем мире только других собак. Люди - это уже добыча или что-то движущееся, пугающее, иногда подбрасывающее куски, но всегда нечто чужеродное. И низшее по своим качествам. Не-собака, одним словом. А они собаки! Их выводят на поводке. Их мир в тесном промежутке между поверхностью земли и плоскостью на уровне их глаз и ноздрей. Ничего выше. На земле, на стволах деревьев и стенах - следы других собак и пятна мочи. Это их мир.


Жанровая сцена
Жанровая сценка. Но по нынешним временам она не дождётся своего Ярошенко или Прянишникова. Старик лет восьмидесяти. Его часто встречаешь на этой улице. Дряхлый, шаркающий старик с палочкой. Палочка элементарная, аптекарская, с загнутой ручкой из оранжевой пластмассы. Его сопровождает, такая же немощная, еле передвигающая ноги коричневая с проседью болонка. Сегодня N. застал их ещё не при возвращении домой, а на «прогулке». Он сидит на ступеньке перед входом в товарно-сырьевую, «фьючерсную» биржу. Его коричневая болонка, похожая на движущуюся кучу пожухших осенних листьев, ковыляет от газона к нему. Её с лаем обгоняет другая, молодая серая болонка. Она носится вокруг старика и старой болонки, вскакивает и прыгает со ступенек биржи. Она молода, жизнерадостна, напориста, энергична, громко, звонко, весело лает. На кого? Просто так. И немного на коричневую болонку, которая медленно, с остановками перемещается к старому своему хозяину. Старики мало говорят. В них уже почти не предполагаешь осмысленности. Но она всё же есть. Они будто вынужденно пользуются осмысленностью, логикой, запланированностью поступков. Деться некуда. Это так тяжело, но надо потерпеть.


Узкая специализация
Узкая специализация собаки. Собака лающая, цепная, сигнальная, прогоняющая... Сама по себе она может быть любой: служебной или декоративной, породистой или дворнягой, доброй или злой, большой или маленькой. Но по её узкой специализации у неё один критерий оценки профпригодности: умение вовремя и громко лаять.


Большие и глупые
Большие глупые собаки, которых опасаются хозяева. Они толком не могут им приказать, выбирают выражения, терпеливо сносят их капризы: нюхание кошек, интерес к другим собакам... Разговаривают с ними «по-человечески». Что-то им объясняют, упрашивают, взывают к их мыслительным способностям. И всегда чувствуется, что это многолетняя история, неколебимая решимость нести свой крест до конца. Точно те же слова, та же терпеливая предрешённость у родителей психически больных детей. Запрятанное в самые подвальные глубины души отчаяние.


Терьерчик
Ругаются матом при собаке. Маленький, какой-то общипанный, понурый терьерчик, ещё больше наклоняя голову, трусит рядом с хозяином.


Этот мир…
Карликовый пудель рвётся с поводка, распугивает своим отчаянным лаем всех прохожих с пути. Лай такой молодой, задорный, нахальный, уверенный в своей правоте, будто этого стриженного, серенького пуделька впервые вывели погулять на свет Божий, и он вообразил, что этот мир создан только для него и для его хозяев.


Фоксик
Фоксик с бородкой забежал вперёд, чтобы снова встретиться ей на пути. А потом его привязали.


Кто кого?
Социальная психология на собачьем уровне. Интересоваться, кто кого загрызёт – ухоженный, начальственный, не из простых ротвейлер или большая, мужественная, умная и суровая дворняга, охраняющая объект?


Буся
«Буся! Ко мне! Нечего приставать к девочкам». Буся - маленькая жесткошёрстая собачка в жилетике, а девочка – чёрная вытянутая как пластилиновая колбаска такса.


Собаки по утрам
Собаки по утрам. «Не бойтесь, она не укусит, она только понюхает. Сюзанна, иди сюда!» Не хочется, чтобы тебя даже и нюхали.


Вожак стаи
Бомж на Ломаной ругает своих собак, двух худых, мелких овчарок, за то, что они слишком близко жмутся к нему, путаясь под ногами, мешая идти по ледяному скользкому асфальту и тащить свои большие пластиковые пакеты с какой-то подобранной на помойках снедью, бутылками и прочим. Он прикрикнул, с матерком, на них, и они послушно, униженно опустив головы к земле и прижав уши, чуть отстали. Маугли-бомж. Из городских каменных джунглей. Вожак стаи волкоподобных уличных собак. Полная покорность. И неотступное следование.


Боксёр
Механическая собака. Боксёр в наморднике из никелированной проволоки. В каком-то фильме или мультфильме были собаки-роботы. У них - никелированные усы-антенны. Механика, илизаровские ортопедические спицы. Что-то внедрённое. Посаженное природе, естеству на шею. Для его же пользы.


Ездовая собака
«Собака, запряжённая в велосипед. Она с раздражённым лаем тянет изо всех сил дурацкий велосипед с маленьким дурацким хозяином. Дети разбегаются по сторонам, так как собака лает серьёзно. Она проявляет своё отчаянное недовольство. Но лает не на хозяина, а на всех встречных.


Не понять
Собака, испуганная громкими пьяными разговорами её хозяев. Полуругань-полузабава. Грань между руганью и дружеской, семейной пикировкой едва различима. Но собака, вернее, ещё не вполне собака, не доросшая до своего взрослого размера овчарка, этого не понимает. Она прижимает уши, опускает голову.


Умные глаза
У этой дворняги были умные глаза овчарки. От всего великолепия породистости - умные глаза. По-разному бывает.


Львица
Через дорогу идет кошка, небрежно-лениво поглядывая на голубей, подобно львице в саванне, косящейся на пасущееся вдалеке стадо антилоп, так будто она не имеет к ним отношения. Знают, что не догонят. И львица и кошка.


Беспородные
Беспородная собачка на какой-то станции. Сидит перед вагоном и задирает морду на окна. Глаза потрёпанного жизнью мужичка. Страдальчески сморщена кожа над глазами. Рядом другая - того же калибра, белая. В точности копирует поведение первой: водит мордой туда же, куда и она, так же сидит, переходя иногда с места на место, точно так же потягивается, вытягивая, прогибая сначала передние лапы, потом задние...
Когда поезд тронулся, собаки неторопливо встали и ушли. Перепрыгнули через рельсы на другую платформу. Туда прибывает скорый Москва-Симферополь.


Строение тела
Они изучали строение мужского тела на своём белом, кривоногом кобеле-бульдоге. У него, с его белой, короткой шерстью и розовой, поросячьей кожей, мужские начала были так очевидны и нескромны, что они всегда стеснялись выгуливать его, оглядывались на прохожих - а вдруг встретят мальчиков из своего класса.


Bim-story
Большая чёрная собака лает, сидя в снегу перед домом и задрав морду на окна. Наверное, какая-нибудь «Бимовская» история происходит. Bim-story.


Кошечки
При парикмахерских кошечки - маленькие, сонные, вялые, изящные... Никогда не набрасываются на еду, едят с достоинством, по чуть-чуть, аккуратно хрумкают из маленького блюдечка.
Описание: «женщина, похожая на кошечку из парикмахерской».
В гастрономах - лохматые огромные котищи. В их углу всегда полусъеденная рыба в большой миске, молоко и в консервной банке и рядом на полу.


Собачья служба
Рыжая собака у ворот фабрики. Мирно лежит, даже не глядя на прохожих. Утром собаки перестают сторожить. Только к вечеру они оживают. Но не сразу. Пока идёт народ со смены, они только «означают своё присутствие». Позже, вечером начинают понемногу «работать». Умная Рыжая лает, слегка, «для порядку». Заметила одинокого прохожего, показавшегося в начале улицы. «Не с её фабрики». Пока ещё можно ходить мимо, и Рыжая, бросив взгляд на «не боящегося», приближающегося к ней прохожего, на всякий случай с достоинством уходит - выгнув спину, подлезает под ворота. Вечером, на опустевшей улице она лает с особым смыслом – «филигранным», тонким, сигнальным, «означивающим», оповещающим, подгоняющим, чуть-чуть с ворчинкой, лаем. Её тонкая бело-рыжая мордочка приподнята.


Бездельники
Распаренные бездомные собаки в тени под стеной гастронома. Бездельники. Жрать хотят. Никто их в своё время не принял на работу, не приучил. А теперь они и сами не пойдут. Тем более, квалификации у них никакой - только на цепи сидеть и гавкать на прохожих не по делу, а для того, чтобы показать хозяину, что работаешь, а не спишь. Работа, конечно, не трудная, да вот кормить будут, наверняка, всякой дрянью и свободы никакой. «Да ну их совсем! И  вообще, жарко - это не холодно».


Доберман
Доберман на заднем сидении автомобиля. Красивый, осанистый, аристократичный... А рядом мается, улёгшись на спинку переднего сидения, мальчик. Неподвижность и строгость породистой, холеной, видимо молодой ещё собаки на фоне не находящего себе места от скуки и усталости в душном автомобиле мальчика бросается в глаза. Собака - само достоинство, твердокаменное терпение. «Я не собака, я Доберман Пинчер».


Пудель
Собаковод с чёрным вертлявым маленьким пуделем. Собака тянет хозяина к колесу,  стоящего на тротуаре автомобиля. «Куда? Куда тянешь?.. Ну, обоссы, обоссы».


Коты
Коты дожидаются сердобольных тёток у низких подвальных окошек. Подбегают скорее с любопытством, чем с голодной жадностью: «А что нынче на обед?» Прежде чем приступить к трапезе сначала потрутся о ноги своей добродетельницы. Потом начнут аккуратно и брезгливо что-то надкусывать в бумажке, косясь, а нет ли чего повкуснее.


Борзая
Тонконогое костлявое ковыляние борзой. Никчёмная среди смрадного города жизнь. Как у спрятавшейся в ленинградской коммуналке и зажившейся там до суперстарости, до сухой костлявой ветхости старухи из благородных. Из породистых.


Отвязанные
Отвязанные собаки, весь тёплый сезон где-то шлявшиеся на воле, ближе к зимним холодам возвращаются на территории предприятий, складов, автобаз – туда, где они когда-то появились на свет. Возвращаются послужить за кормёжку до весны. Теперь мимо ворот этих складов и баз стало страшно ходить. Все они взяты под охрану грязными, мощными, потрёпанными в драках, полудикими псами, бестрепетными и холодными как волки.


Интеллигентные
Интеллигентная собака. Покакала «педи-гри-калом». Вот что значит сбалансированное питание. Интеллигентная хозяйка. В шляпке. Стесняется поступка своей собачки, но видно, что всегда готова без запинки дать отпор всяким там любителям чистых тротуаров. «Которых развелось…»


Лужайка
На зелёной лужайке резвятся три эрдельтерьера. Их снимают на видеокамеру хозяева. Это - яркое зелёное пятно благополучия в сереньком мире общего неблагополучия, жалкеньких забот, опасений, большого горя, бытовых проблем и пр.


Маня
*
Маня любит закусывать. Подошла к тарелке с рыбой. Некоторое время принюхивается. Только, может быть, через полминуты начинается хрумкание… Принюхивалась, проверяла, наверное, - «кошарная» еда или нет. А что принюхиваться-то? Салака всё та же, что и полчаса назад.
Вспоминаешь деревенских кошек. Те не будут принюхиваться. Схватят и убегут есть в укромном уголке. А эти городские интеллигентки ещё нюхают.
*
Не обеспечили Мане женского счастья.





Судьба
Она присела на корточки и подозвала собачку. Серая, маленькая, с терьерами в роду ткнулась сначала в колени, а потом подняла острую мордочку к лицу молодой мамочки. Она с дочкой наверное решаются взять её к себе. Эту доверчивую собачонку, щенка ещё. Может быть, собака понимает, что её судьба сейчас решается. Высокие и низкие договаривающиеся стороны. Дочка, конечно, хотела бы что-то попорядочней, а мама присела к собачке, но погладить её опасается. Вдруг она лишайная… Она будет чутко спать на коврике, на прогулке будет бросаться на всех с весёлым незлобным лаем. От хозяйской ласки она будет приседать  на задние лапки и бить хвостом по асфальту. Будет довольно бестолковой и суетливой до самой своей грустной облезлой старости… Будем жить с лаем.


За что собаки страдают?
Собака свернулась калачиком, положив грустную морду на лапы. На боку у неё  свежая красная рана. Антропогенного происхождения?.. За что они-то страдают? Ну, человек, положим, заслужил, и Бог выгнал его из рая, и грешен человек, и наказывают его за грехи. А собаки? Почему их-то? Поселили в этом страшном человеческом мире?


Молодость
Молодость, весна… Девочка, бегущая за собакой. Собака тоже молода, почти щенок. Овчарка. Бежит носом в землю, рвётся с поводка. Девочку это не раздражает. Ей тоже хочется рвануть от подъезда, пробежаться по недавно оттаявшему мягкому газону с буро-жёлтой прошлогодней травой.


Собачье счастье
«Счастливая собака», - пришло в голову, пока смотрел на общение черно-серого непоседливого спаниеля и его хозяина. Мужик лет сорока пяти в мятой рубахе, расстёгнутой до пояса, с рюкзаком, в резиновых сапогах. Он сначала протёр длинными собачьими ушами её глаза, потом что-то поискал в шерсти на голове и под ошейником. Собака всё терпеливо сносила. Она была так оживлена, жизнерадостно свешивала язык из пасти. Её куда-то везли, там, должно быть, будет интересно. Раз рюкзак, резиновые сапоги и старая одежда. Вот хозяин так хозяин! Не будет держать её дома, весной, тёплым днём. С ним весело и интересно.
На Московской площади пересел на 55-й. На нем бомжи ездят в сторону Южной свалки. Вот и теперь парочка, может быть не бомжей, но как-то к ним приближенным. Мятые, засаленные, с какими-то старыми сумками, в резиновых сапогах. А под скамейкой лежала их беленькая собачка, с пушистым хвостом, загнутым в колечко, с умными глазами. Ей тоже  повезло с хозяином.
Для городской собаки самая подходящая профессия хозяина – дворник. Хозяин под рукой и гулять можно хоть целый день.


Шаверма
Беспризорные собаки у шавермовского киоска выклянчивают куски… Каннибалы.


Разговор
- Он уже освоился с домом, с квартирой… Он тяготится обществом.
– Это хорошо, что он индивидуалист.
– Он гулял три недели. Потом я его помыла противоблошиным мылом «Мухтар».


Ротвейлер
Морщит лоб, озабоченно оглядывается по сторонам, что-то высматривает… Силясь что-то понять. Нет, этот мир не для его собачьих мозгов. Но он и этого ещё не понял. Молод ещё.


Ожидание
Собачонка что ни на есть дворняжного вида. Но с ремешком самодельного ошейника. Второй день всё там же - в промежутке между домами сплошь застроенной улицы. На том же месте. С поджатым под живот хвостом на мокрой улице. Смотрит в ту же сторону с прежней серьёзностью и терпением. Кто тебя потерял, псина? Может твоя старушка померла? Или её на скорой увезли?


Дэзи
«Дэзи!» - старческий надтреснутый голос. «Дэзи!» - чистый, девичий. Из тени дома на свет из окон выбежала, звеня цепочкой и волоча кожаный поводок, рыжая комнатная собачка. Бабушка и внучка пошли под руку дальше, о чем-то разговаривая. «Дэзи! Дэзи!..»


Моська
Дворникова толстенькая мелкая дворняга кидается на ротвейлера. Вот-вот цапнет где-нибудь сзади. Хозяин тянет ротвейлера за ошейник, не давая огрызнуться, рявкнуть на мелкого нахала… «Ну, Моська! Знать она сильна…» – как бы объясняет происходящее дворник. Ему, наверное, часто приходится повторять эту фразу из-за бестолково нрава своей собаки.


Велосипедист
Худая, хромая, облезлая, грязная… Еле волокётся, опустив голову и вывалив язык. Но туда же: гавкнула на велосипедиста, проезжавшего мимо. Привычка молодости.


Гусеница
Мохнатая, похожая на гусеницу пекинезка. Она вдруг оказалось в ногах… Чувство гадливость – как к настоящей гусенице. Толстой и мохнатой. Её мерзко даже раздавить. Она вертлявая, спасается бестолково и ползёт на тебя… Непереносимое ощущение.


Аристократка
Смотрит со страстью на стаю уличных собак. Присоединиться к ним ей не позволяет не аристократизм - страшно подумать какой породы! - а поводок крепкого хозяина.


Сторож
Под запертыми воротами собачья морда: «Гавкнуть что ли?»


Рядом!
А у самой глаза грустные, униженные. Покорно идет рядом с хозяином.
Чего ей грустить? Кусаться не дают что ли?


Отношения
Не расслабляемо жёсткие отношения. Со своей овчаркой.


Уши и хвост
И хвост торчит, и уши болтаются. Антипородно. Пожалели псину.


Равнодушный.
Какой-то равнодушный к людям бульдог. Не бросается ни на кого, не лает, не кусается...


Вопрос
- Почему она не лает?
- Во-первых, она не здесь работает, во-вторых у неё  другая специальность. Она не сторожевая собака, чтобы вас в магазин не пускать.
- А-а-а!


Нюх
*
Принюхивается к ноге хозяина, привязывающего её к оконной решётке перед тем как войти в магазин.
Это она так запоминает хозяина. И потом ей не нужно будет смотреть в глаза, чтобы узнать его. В собачьем мире это смотрение морда в морду – уже нехороший признак, последнее дело. Проще и надежней понюхать и запомнить, как пахнет штанина и ботинки.
Самое интересное, что пахнут ботинки по-разному. Одним из них хозяин сегодня раздавил чужую какашку на асфальте.
*
В сквере на прогулке.
Собаку интересует на какое-то время только газон. А потом  надо  все обнюхать. Прочитать «книгу посещений».
*
Псы на поводке. Скачут по газонам носом в землю, в траву, в разные предметы по кустам, в мокрые места на стенках и на столбах. Нюхать, нюхать!»
*
Нюхает, будто хочет узнать. Глазам своим не верит. Применяет главный собачий инструмент – нос.





Так же
Большая красивая овчарка раскорячилась на газоне. Вот так же это делают и самые величественные и благородные. На минутку изменяют себе. А через минуту уже как ни в чем не бывало принюхиваются к траве.


Сторожевой инстинкт
*
Забежала в чужой двор. Все равно, из-за какого забора гавкать – лишь бы делать своё дело. Ну и чтобы не могли достать.
*
Стережёт кладбище. Ей всё равно, что стеречь: главное, чтобы были ворота, территория и хозяин.





Страх
Коричневая болонкового вида собака у запертых дверей парадной. Дрожит, оглядывается. Но сидит на месте. Только лапами иногда перебирает. И дрожит, бегло взглядывая на прохожих. Дрожит от страха. Если её немедленно не найдут, то приедут гицели и заберут в приёмник бездомных собак. И там сделают из неё мыло.


Собачья жизнь
*
Бежит промозглым утром, принюхиваясь к выступам на фасадах домов. Бежит… Потом вдруг зачем-то – на проезжую часть. Что-то её гонит, бедолагу.
Мелкокалиберная, худая, быстрая…
«Едовая» собачья судьба. Без этого нельзя!
Ну и любовь еще. И её не обойти.
Как у людей.
Её тоскливое, суровое присутствие…
*
Собаки при хозяевах. Если, конечно, хорошие  хозяева попались. Вот у кого жизнь – баловство и забава. Бегать с хозяином по улице, приносить ему «апорт»…





Картинки с собаками
*
Собачка. Декоративной породы. В её головке маленький злой мозг.
*
Смешное, запутавшееся в шерсти тявканье.
*
Белый дог с розовыми, в черных веснушках, губами. Лижет у знакомой своей хозяйки ноги. Задирая мордой подол.
*
Уже покакала. Жмётся от холода, поднимая то одну, то другую лапку. Маленькая серенькая лохматая болоночка.
Ждёт, пока ее хозяйка, девочка лет десяти, лепит снежок из нападавшего на крышу машины снега.
*
«Нагуляться, нагуляться!» - пара беленьких собачек у старушки на поводке. Бегают туда-сюда, торопливо обнюхивают все подряд, сикнут на стену и опять – туда, сюда...
Торопятся побольше успеть за время утренней прогулки. Со своей старушкой.
*
«Поссало».
*
Укусила. По-доброму.
*
Собака-бомж.
*
Маленькое, злобное не пойми что. Выполнил с самого утра своё предназначение и теперь дает себя увести домой. На диванчик. Будет удовлетворённо дремать до вечерней прогулки.
*
Предсказуемому во многих своих проявлениях коту: «Навальный ты! Вот ты кто!»
*
Озабоченно недоуменно дрожит от холода собака.
*
Нюхает, будто хочет узнать. Глазам своим не верит. Применяет главный собачий инструмент – нос.
*
Чёрный терьер. Не верит своему носу крутится взад-вперед у столба дорожного указателя. «Неописанный столб!»
*
Жалобное подвывание некормленой собаки на цепи.
У собак все откровенно – и жалобы, и злоба.
*
Сытое уверенное гавканье собаки справного хозяина.
*
Самый низкий собачий бас. Это даже не Шаляпин, а Максим Дормидонтович Михайлов.
*
Пуделёк в пластмассовом потешном намордничке. Да еще и тапочки на нем! И жилетка.
И старушка. При нем.
*
Не даёт попробовать что-то на асфальте! Только нюхнула, а он уже дёргает за поводок! Будто она такая дура есть все подряд!
*
Надевают на собак намордники. Чаще наверное не для того чтобы уберечь граждан от покусания, а чтобы питомцы не хватали что ни попадя с земли во время прогулки.
*
Собачница с некрупной бестолковой овчаркой, которая облаивает молодых людей у входа в какое-то учреждение. Хозяйка успокаивает собаку, гладит по голове, уговаривает:
«Они хорошие. Подумай! Все трезвые. Не пьяные».
*
Три фоксика на поводках. Совершенно одинаковых.
Только у одного из них намордничек.
Наказан что ли? За кусучесть?
*
Жмётся к хозяйке, ищет покровительства, защиты...
А хозяйка сама боится этих грязных, опытных, бестрепетных псов из заводской подворотни.
*
Собака не догадывается, что пить из грязной лужи вредно для организма.
*
Куча на газоне. От собаки Баскервилей.
*
«Терпеливо сносит ласку», - так иногда думаешь, наблюдая за отношениями хозяев и их подопечных.
*
«До чего умная овчарка: человек идёт с пачкой плинтусов, а она только благодушно чуть повернула голову. Из чистого любопытства».
*
Собака. Старая, с хромой задней левой лапой. Вряд ли что-то способно вернуть ей молодой здоровый задор.
 В лучшем случае она в спокойном углу закроет устало глаза и задремлет.
*
«Котяра! Поймёт он когда-нибудь, что по ночам сыра не бывает!»
*
Простые и весёлые собаки.
*
«У-у! Волчара! А какашки у него какие!»
*
«Эта собака меня уже кусала».
*
Собака доброй души.
*
Косматый пёс ждёт хозяина у магазина. Обнюхивает каждого проходящего мимо. Зрение подводит?
*
«Дженни! Спокойно! Это не тебе лают».
*
«Каждой собаке – по хозяину!»
Лозунг в духе Жириновского.
*
- Сверхсложные вопросы. Без собаки, которую нужно съесть, не обойтись.
- И ещё без пуда соли.
*
Бульдогоподобный, чёрный, довольно крупный пёс. Главная его забота на улице – поиск врагов. Он весь напряжён, всматривается куда-то перед собой, натянув поводок.
«Только попадись мне! На куски разорву!»
*
Собачий поводок нужен для компенсации недостатка умственных способностей у собак. Нужно всё время подправлять поведение глупой псины, чтобы она не лезла куда не следует, не нюхала и не пробовала всё подряд на прогулке. С некоторыми приходится делать это поминутно - подправлять, одёргивать, оттаскивать...
Дёрг, дёрг... «Фу! Нельзя! Брось!»
Но есть, конечно, умные собаки. Им ни поводок, ни намордник не нужен. Но они терпеливо сносят эти ограничители их свободы. И именно потому, что они умные.
*
Они наверное любят свою бестолковую, противную собаку.
А может, только терпят?
*
Лает из окошка квартиры на первом этаже. В форточку.
Заметила гуляющую, радостно бегающую на воле собаку.
«Ей, значит, можно!»
*
Собака, которая решила стать доброй, но у которой не выдержали нервы.
*
Большая белая породистая собака. У неё обрезаны уши. Положено по её породе.
Хозяин слегка стукнул её ремешком поводка по голове. Собака поджала уши. Условно говоря. То есть сморщила лоб, опустила голову, сбилась с шага – ушей-то у неё нет!
*
Улица. Разговор с козявистой собачонкой в комбинезончике, которая рвётся вперёд, «обрывая» поводок:
«Не знаю, куда ты спешишь!»
*
Собака идёт рядом хозяином и всё время умоляюще поглядывает на него.
«Я такая послушная! Я такая преданная!»
Будто боится, что хозяин её прогонят.
*
Первая весна.
Жёлто-серая дворняга Джек. Родился он, кажется, в конце лета прошлого года.
Целыми днями бегает по улице, обнюхивает каждую травинку, показавшуюся из-под стаявшего снега, каждый кустик.
*
Бульдог облизнулся в знак доброго отношения.
*
Лает с подвыванием. Серьёзная сторожевая собака, привязанная в маленьком хоздворе.
И так несдержанно себя ведёт! Кушать хочет.
«Гав-гав! У-у-у!»
*
Один из пуделей гуляет на поводке. Его хозяйке более жалко? Или он глупее?
*
Старая хромая собака с Прилукской. Она всё ходила, думала, что она хозяйка улицы. А её взяли и пристрелили.
*
Собачка. Ни добродушия, ни ума.
Может быть, эти вещи как-то связаны?
*
Хозяйка ушла далеко, а серенький пуделёк в костюмчике всё стоял и неотрывно смотрел хозяйке вслед, жалобно повизгивая время от времени. Наконец хозяйка остановилась, повернулась к пуделю и, расставив по сторонам руки, как-то позвала собаку тихим голосом. Пуделёк именно этого и ждал, он опрометью бросился к хозяйке. Игра такая. Сложноорганизованная. Для непростых собак.
*
«Интеллигентка! – боксёра держит».
*
Замухрышечного вида собачка. Она умеет тявкать?
Но хочется написать «тяфкать».
*
В тёплом платке, поношенном пальто. Ведёт собаку на газон.
Одежда для собачьих прогулок. Как из массовки фильма про блокаду.
*
Одного роста. Принюхиваться удобно. Всё вообще удобно.
*
- Мальчик гуляет?
- Гав!
- Да-а-а!
*
Маленький, декоративный бульдожик на поводке, бутылка с водой в руках и самокат. Всё это одновременно. Всё очень сложно. Как в клоунской репризе.
*
«Какой смешной собакевич!»
*
Культурный собаковод. Даже умиляет. Ничего после собаки не оставляет на асфальте!
*
Из черноты шкуры проглядывали грустные блестящие глаза.
*
Ухом повела.
Собака сидела у дверей парадной. Не пошевелилась, не сдвинулась, не отбежала, когда мимо проходил прохожий. Только ухом повела.
Это, оказывается, не просто образное выражение! Приподнялось и опустилось ухо у этой домашней дворняги.
*
Воспитывание щенка. Пинками, окриками, сюсюканием...
Бестолково. Как часто бывает и с воспитанием детей людьми.
*
Пёс трусит впереди, обнюхивая на ходу стены домов, разворошённые урны и время от времени оглядывается на своего бомжеватого хозяина. Остановится, оглянется, внимательно посмотрит чуть раскосыми острыми глазами и бежит дальше лёгкой спокойной походкой. Поджарый, с короткой серой шерстью.
У них стая.
*
«Если пена изо рта не идет, и хвостом виляет…» - отличительные признаки доброй, здоровой, безопасной  собаки.
*
Улица.
«Жужа! Фу!»
*
Бестолковая, несколько легкомысленная белая собака с большими ушами. Хозяин с ней не церемонится, дёргает всё время за поводок, не давая сосредоточиться на  обнюхивании разных предметов на асфальте или подмоченных до неё стен домов. Видно раздражение хозяина. Но собака грубости сносит стоически и даже как-то легкомысленно. Её только что протащили по тротуару, а она помахивает хвостиком: ну что же, не дали понюхать это место, побежим обнюхивать что-то другое. У неё лёгкий характер. Поэтому она кажется бестолково-легкомысленной.
*
Культурная собачница. Без полиэтиленового пакетика на прогулку с собакой не выходит.
*
Собака в городской квартире отучает своих хозяев от брезгливости. Все собаководы заведомо не брезгливые люди. Они точно знают из чего состоит собачья жизнь.
*
Намордничек на мелкой таксе. Весь в снегу. Носом в землю.
Сначала: «Неужели такая злая, что может укусить!» Потом догадываешься, зачем ей намордник. Чтобы не подбирала ничего с земли и не употребляла в пищу. Только нюхать на прогулке дозволяется.
*
Маленькое, тщедушное собачье существо в комбинезончике. Зябко переминается на одном месте и недоумённо оглядывается по сторонам,  пока хозяин с кем-то разговаривает.
«Домой, домой! Ради Бога!»
*
Смешная и беспокойная. Крутится на поводке. Будто бы даже дворняга, хоть и на поводке. Никакой породы не усматривается. Одно ухо приподнято. Не торчит, а именно приподнято. Другое просто болтается. Будто она подмигивает одним ухом. Молодая. Наивная. Рыжая. Беспокойная и смешная.
*
Пёс сидит у магазина. Он избрал себе такую службу. Сидит, лапки по швам, смотрит неподвижно прямо  перед собой.
Побираться он не может, воевать с другими собаками-бомжами здоровье не позволяет.
*
Что-то в них умное есть. И они стараются изо всех сил быть умными. Всё понимают, а сказать не умеют. Видно в них это старание. Оно умиляет.
*
Решила не умничать и оставаться самой собой. Одна умная с виду овчарка.
*
«Какая-то хриплая тварь гавкает в утреннем сумраке».
*
Старательно хромает за своей хозяйкой. Белая, стриженная под овцу болонка. Без правой передней лапы. По виду так даже какая-то бодрая. Наверное, чтобы никого не огорчать своим несчастьем.
*
- Похоже, у них всегда в запасе струйка, чтобы отметиться.
- Не отметиться, а пометить.
- Это одно и то же.
*
«Какая-то злопородная собака».
*
Молодая, бодрая, красивая собака. Всё только начинается в её жизни.
Но почему-то, глядя на то, как собака и её хозяйка играют друг с другом, почему-то неожиданно начинаешь думать о том, как всё это кончается. На коротком собачьем веку. Да в городе! Да в городской квартире с прогулками на соседних с домом газонах!
Конечно, это донельзя примитивный и мрачный взгляд на жизнь. Так можно и на всё остальное в жизни посмотреть. Всё в этом конечном мире покажется кратким, мимолётным, быстротечным... Так что и затевать не стоило бы! И всё же...
*
Стройная молодая овчарка, бодрая умная, любознательная… Несёт в зубах палку. Хозяин ей абсолютно доверяет. Никакого поводка, никакого намордника. Они гуляют. Хозяин её сопровождает, водит по этому новому для неё миру. Не мешает её игривости.
Она моментально выплюнула палку и стала обнюхивать встреченную суку. И здесь хозяин ей полностью доверяет: никак не сдерживает её живого интереса.
*
- Унылое лицо собаки.
- Это просто порода такая.
*
«Доброе утро! Хвост-то какой весёлый!» - знакомой хозяйке знакомого пса.
«Какой весёлый хвостик!» - своей собаке.
*
Молодой пёс. Торопится жить. Бежит, бежит, выдёргивая поводок.
*
«Бася, иди посмотри!» - Собачницы разговаривают со своими подопечными как с людьми. Без всяких скидок.
Правда, собаки не всегда их понимают, а есть и совсем бестолковые, но это ничего не меняет – всё равно общаются на равных. Вне зависимости от результатов.
*
Улица. «Она такая приятная, няшная... А нос чёрный».
*
«Что там обнюхивает эта умная собака? Ей это не идет».
*
Собачья походка.  Одна из…
Идёт на поводке немного впереди хозяйки. Голова опущена и чуть «спрятана в плечи». Будто опасается наказания за бестолковость. А разве она виновата!
Претерпевает свою уже не очень молодую жизнь.
Стриженная овцой.
Устала от всего.
*
Трусят два мелких собачьих кавалера за своей дамой. Деловые. Свесили языки из пасти. Ничего возвышенного. Одна природа в своей простоте.
*
Огромный ротвейлер бежит навстречу, обгоняя хозяина.
«Как же так!»
Но псина только облизнулась, пробегая мимо.
А куда деваться! - намордник!
*
- Весёлая порода собак.
- Есть такая порода?.
*
«Служебное болонководство».
*
Старая усталая собака... Не гавкает больше.
*
Маленькая собачка с чубчиком. На поводке. Она присела почесаться.
Но разве хозяин даст почесаться! А на ходу это невозможно - задней лапкой аж в районе чубчика!
«Что ж… Отложим. Ничего».





Улица
«Чё ты сожрал!?» - слышно её через улицу. А он будто и не у него спрашивают – ни ухом, ни хвостом. Ноль внимания.


Полезный опыт
Несёт поводок в зубах. Неизвестно, кто кого ведёт: хозяйка – пса или он – хозяйку. Ему весело, он доволен собой. Проявления собачьего интеллекта очень забавны. Попытки интеллектуально соответствовать.
Девушка на опыте общения со своей умной собакой будет легко, терпимо относиться ко всяким недоумкам, с которыми ей придётся встретиться. В любом случае они будут умнее собаки хоть на чуть-чуть. А этого будет достаточно, чтобы они не вызывали отторжения, нетерпимости и т.п. Короче, полезный для жизни опыт.


Далматинец
При всем своём благородном ухоженном виде этот живой и весёлый, даже несколько вертлявый, странноватый на этой сумрачной улице далматинец заинтересовался вдруг встреченной тощей собачьей простолюдинкой, полез к ней обнюхивать. И тем сразу же вызвал возмущение её законных кавалеров – таких же недокормленных и невзрачных дворняг.
Эти породные черные пятна на белом шкурном фоне совсем ничего не значат в собачьей сути. Собачьи души одной породы.


Колесо
Эту таксу зовут Настя.
«Настюша!» - позвал её хозяин. Она в это время задрала ногу на автомобильное колесо. Может быть, даже на хозяйское.


Намордники
*
В намордниках они и не кидаются на чужих. Какой смысл!
*
Грустная грязная мордочка. Не повезло в жизни. С ее какой-никакой породой. Болоночной. Щенком не в те руки попала. Теперь она попрошайка с грустной мордой. А ей хочется - да и кому не хочется? – быть другом человека. Звонко лаять, выбегая из подъезда на прогулку…
Все это – в другой жизни.





Чара
Чара – подлая собачья женщина. Характер такой - злобно-подлый. У них – у подворотных – характер у всех подловатый, а Чара так и отличается в этом смысле в более подлую сторону.


Девочка
Понюхала её белую с синими цветочками варежку. На всякий случай. Вдруг это неспроста она несёт руку чуть на отлёте, будто что-то приманивающее держит. Рукой в белой с синими цветочками варежке.


Дружок
Весь – внимание. Сидит паинькой. Смотрит в сторону старушки с шуршащими пакетами. Если он будет хороший, из этого шуршания образуется что-нибудь вкусное.


Стрижка
Болонка. Смирилась с тем, что её побрили, оставив только чубчик на голове. Ей еще неловко. Она оглядывает периодически свои худые ноги, синюшную спину. И не очень все это ей понятно.


Еда
Совершил подлость по отношению к дворовым котам:  предложил им поесть бомж-пакетную лапшу.
«А что!» - с  невинным видом.
Оскорбил некошачьей едой.
Не кошарной.


Физиология
Её не смущает физиология собаки. Обписывающей по ходу утренней прогулки встречные заборчики, углы домов, колеса автомобилей... На лице хозяйки можно уловить только отблеск чуть смущённой улыбки, адресованной прохожим, которым это зрелище собачьей оправки тоже достается. Хозяйка привыкла ко всему такому. К животной беспардонности.
Так-то псина ничего себе! Ласковая, умная, весёлая, не старая еще... К остальному можно притерпеться. Ведь можно.


Поведение
«Что ты так себя ведёшь!»
Как она себя ведёт? Эта уличная собака. Как можно себя вести?
Она тоже не понимает, беспечно помахивает хвостом и не понимает, что от неё хочет эта добрая старушка? Что-то бормочет на своём непонятном  человеческом языке. Дала бы что-то поесть!


На газон
На дальний - аж на Кабинетной улице - газон водит свою таксу. Вернее, она позволяет ему сопровождать себя туда Беспривязную. Деловитую. Добродушную.


Собачий характер
Пудель совсем не раздражается, когда хозяйка по неосторожности несколько раз стукает его сумкой по голове. Ни капельки раздражения! Просто наклонил голову, уворачиваясь. Наверное животные вообще не знают, что такое раздражение. Такое животное свойство.


Собака Мулька
Жить рядом с такими полубессмысленными существами, которые только и умеют смотреть на тебя преданными  глазами и выражать разными способами  признательность и любовь к хозяину!
Они, конечно, стараются выпрыгнуть из этой ограниченности своего употребления, хотят быть еще чем-то, но у них, понятно, почти ничего не получается. И поэтому их невозможно жалко.
Хозяева с таким характером взаимоотношений мирятся, а они… Привыкнут ли когда-нибудь? К судьбе.
Елена Васильевна. Ночные бдения за экраном компьютера. Приглушенный свет. Где-то в тёмном углу иногда издаёт разные негромкие звуки её Мулька.
Они чувствуют, что им хорошо вместе в этой комнате, в этом мире. Ведь все пока хорошо.


Циклоферон
Пёс по кличке Циклоферон. Его хозяйка высокая нервная девица. Высокая и высокомерная. Знакомые держатся с ней осторожно. У неё в глазах мелькают злые искорки. А вообще она разная.
Когда случайные знакомые, уезжавшие в экспедицию, неожиданно предложили  щенка, она  растерялась, размякла и потускнела, потеряла форму. Но потом, когда она сумела взять себя в руки, что-то менять в судьбе щенка было уже поздно. Она нехорошо рассмеялась и, сидя на гулкой кухне и глядя на глупо и преданно смотревшего на неё пса, плесканула слегка на него своим природным ядом: «Циклоферон! Ко мне!»


Прогулка
Собака аж трясётся от нетерпения. «В парк! В парк! На тротуаре нельзя! В парк! В парк!»


Фуксик
Старушка и мелкая собачонка в жилеточке. Наверное и порода у этого несчастья какая-то есть...
«Как двину щас!» - говорит старушка своему Фуксику.
Как там еще могут зваться такие мелкие собачки!


Ванная
Кот не заходит в ванную. Там живёт стиральная машина. Страшный зверь!


Аллергики
- У неё аллергия на кошек, а у кошки аллергия на курицу.
- Так всё сложно!


Тоска
Собакохозяйка с двумя несчастными болонкообразными созданиями.
У всей компании озабоченность перебивает тоскливые чувства. Всё по порядку: сначала газон, потом пожизненная тоска. 
А  блёстка пирсинга в ноздре собководительницы как бы и подчёркивает утреннюю тоскливость лица.


Асфальт
- Здесь гуляла маленькая собачка.
- Выгуливалась! Так точнее.


«Ты ж собака!»
«Ты ж собака или кто! Ты собака, а не кошка! Собаки дождя не должны бояться».
Собака? Одно название. Карманной породы. На тонких дрожащих ножках.


Природа
Мощь природы, её непреодолимая стихийная сила... Её можно почувствовать, увидеть и понять  в периоды "болезни" кошки.


У ворот
Собака у ворот. Лает, слегка, "для порядку". Потом, бросив взгляд на приближающегося к ней прохожего, на всякий случай с достоинством уходит в сторонку.
Вечером на опустевшей улице она лает с особым смыслом - "филигранным", тонким, сигнальным, "означивающим", оповещающим, подгоняющим, чуть-чуть с ворчинкой, лаем. Её тонкая бело-рыжая мордочка приподнята.


Кот Вениамин
Вдруг увидеть в нем тоже по-своему несчастное существо. Обиженное жизнью. Недоумевающее.
У него еще и нет того, что есть у людей, - словесного дара, возможности что-то рассказать, облегчить  свою кошачью душу.


Псы
Бездомные псы с Достоевской. Худые,  с грустными мордами... Настороженно глядят в сторону выведенного погулять на газон карликового колли. Собачьи бомжи наверняка не в первый раз видят своего более счастливого собрата. Но все же смотрят так, будто до сих пор не могут понять, каково это выходить на поводке по нужде два раза в день, спать в тепле, есть сколько хочешь и т.п.
Всегда грустные и серьёзные. И не понимают этот человеческий мир.


В сквере на прогулке
Собаку интересует на какое-то время только газон. А потом  надо  все обнюхать. Прочитать «книгу посещений».


Запах
- У них в квартире псиной воняет.
- Не псиной, а собачками!
- Ну, да. Пахнет. Пёсиками!


«Фу!»
«Нельзя! Фу!» - могла бы и не говорить этому-то клопику с плоской мордочкой! Который и не собирается кусаться. Он изо всех своих кривеньких ножек устремлён на  газон. Это - первым делом! Другие развлечения потом.


Утренняя прогулка
И совсем не на кого потяфкать! Во дворе никого нет. Но можно просто так – для голоса,  коротко, через небольшие промежутки времени, для обозначения присутствия... На всякий случай. Пусть кто-нибудь испугается.


Реинкарнация
Собачонка. Как она старается быть разумной! Как ей хочется понравиться хозяину своей забавностью, послушностью, сообразительностью! Ей будто обещано за такое её похвальное поведение повышение в следующей жизни сразу до звания человека. Минуя звание обезьяны.
А может быть, она это бескорыстно.
Это трогательное стремление преодолеть свою природную собачью ограниченность!
Кажется, еще чуть-чуть! Всем так кажется. И хозяевам и ей самой.


«Варежка»
*
Собаки на обделанных газонах. Ноги задирают на ограждения.
И привыкшие ко всему этому хозяйки.
Вот вам и «Варежка». Подросшая.
*
Щенячий возраст кончается. Эта сю-сю идея - держать в городской квартире собаку - подводит и животное, и его хозяев к  обоюдному мучительству. С приходом старости, болезней... От неправильной (колесной) еды, от жизни в неестественных условиях...


Двери
Котяра! Открывает все закрытые двери! Боится, что когда крикнут караул, закрытые двери помешают ему бежать туда, где «не караул».


Озабоченность
У кота есть в жизни свои загадки, которые он, морща лоб, сосредоточенно пытается разгадать.
Что такое веник и стоит ли его бояться? Почему хозяева не всегда готовы играть с ним и обижаются, когда он их приглашая поиграть, царапнет слегка за ногу?
Что-то ещё его интересует. Ему хватает своих вопросов и проблем для обдумывания. Для того, чтобы всё время быть серьёзным и озабоченным».


Компания
Собачья стая. Ну, не совсем стая. Так... компания. Они все где-то здесь поблизости работают.
Дружок, например, работает на автобусной базе. Эта небольшая умная псина с ошейником. Его уважает самая большая, старая, овчарочьих кровей светлокоричневая собака со строительного склада. Ну и другие…
Дружка все уважают, он хороший кореш. Удивительно, но никого не раздражает то, что он умнее других. И даже на его повышенное нахальство при получении подарков в виде костей от одного прохожего все смотрят сквозь пальцы. Ну, нахальный… Но он же такой маленький, худенький, тонкошерстый… Пусть нахальничает, пусть берет еду, поднимаясь на задние лапы, из рук прохожего, пусть… Если не боится.


Кошачья порода
*
«Maman!» – вспискнул котенок.
*
Так грациозны бывают только кошки на горшке.
*
Кошки кажутся мудрее собак. Они так спокойны всегда, неторопливы, независимы, смотрят на всё свысока…
Они меньше проявляют свою животную бестолковость, так как ведут неактивный образ жизни.
Умные же собаки хотят быть ещё умнее. Они изо всех сил стараются стать вровень с хозяином. Недаром говорят: «всё понимает, как собака, но сказать не может».
*
Кошка по кличке Люсия де ля Мурмур или просто Люська.
*
В окне - кошка. Она выпученно смотрит на приближающегося к окну добермана.
Глаза – это, конечно, не единственное средство выразительности у кошек. Она их и округляет, и выпучивает, только ещё оценивая приближающуюся угрозу. Ужас ещё только просыпается в её сознании. Потом кошка может разинуть пасть, зашипеть, заорать благим матом, выгнуть спину...
Но это не тот случай! Подоконник, на котором сидит кошка, достаточно высоко от земли – никакой доберман не допрыгнет.
Он и не пробует. Тоже ума хватает!
*
«Бл-ский кот с его охотничьими фантазиями в три ночи!»
*
Этот кот никого не боится. Кроме детей, конечно.
*
- Чиверс боится шуршавчиков.
- Почему?
- Глянь, как он бегает от громко шуршащих полиэтиленовых пакетов!
- Они его нервируют.
*
«Мурыга» - кошачья кличка. Старый, разбойного вида боевой кот достоин такого имени. Заслужил.
*
Коты весной писаются от любви. Можно же так подумать?
*
«Собака ты, Чиверс!»
*
- Даже у кота характер сильнее!
- Почему «даже»! Это довольно распространённое явление, когда коты психологически сильнее и устойчивее своих хозяев.
*
Почесал за ухом вредного кота. Неискренне. Потому что вредного!
*
Чиверс. Охотится на рассвете на одиноких прохожих, сонно бредущих по коридору после посещения отхожего места.
*
Котик. Его голуби не боятся, знают, что он их есть не станет. Ему подавай «Вискас».
*
«Как коты... Стареют, матереют, линяют, становятся ленивы, равнодушны ко всему на свете...
*
«Кузьма, что ты как сволочь!?»
*
Кот. С элементами разумного, но бестолкового поведения.
*
Котяра. Настойчиво требует ласки. Что-то дикое. В этой требовательности.

*
Кошка смущенно мяукнула. Неудобно стало за свою беспомощность. Достоинство кошачье сохраняет, но всё же как-то поддается панике. Где она? Как найти хозяев? И поесть уже не мешало бы!
*
Бездомный кот. Убежал от хозяев или потерялся. Пушистый – сибиряк – красивый кот с голубыми глазами. Живет один, ловит мышей и крыс. Худой, неухоженный. Лапу держит навесу, поджимает. Но убегает хорошо. И «кис-кис» его скорее пугает, чем приманивает.
*
Девушка вышла из парадной, прошла немного и остановилась у окна, за стеклом которого сидел на подоконнике кот. Девушка постучала ногтем по стеклу на одной половинке окна, потом на другой. Кот оживился, стал  ходить взад-вперед, подниматься на задние лапы, «нападая» на палец. Игра такая. Для молодых котов. И он уже успел соскучиться по хозяйке.
Будто приоткрылась  маленькая тайна чужой жизни.





Палочка
Небольшая, бело-коричневого окраса длинноухая собака, с хозяйкой на поводке, на середине проезжей части дороги выронила из пасти палочку – обыкновенный ветку, найденный наверное во время прогулки где-нибудь на газоне.
Хозяйка, было, потянула пса, торопя скорее перейти дорогу на  заканчивающийся зелёный свет светофора. Но собака не согласилась бросить свою игрушку. Как же без неё! И таки настояла на своём, дотянулась, натянув поводок, и подхватила зубами уроненную ветку.
- Быстро давай! Быстро! - поторопила её хозяйка. Оставшиеся полдороги они преодолели бегом.
Это сцена, скорее всего, позабавила водителей машин, застывших на переходе в ожидании возможности ехать дальше. Может быть, легкомысленная молодая собака и её добродушная хозяйка даже не вызвали законное недовольство и раздражение у вечно торопящихся автомобилистов. Так показалось. 











с7

СТАРОСТЬ



О старости
*
«Предварительная» старость.
*
«Последняя» старость».
*
- Как смиряются со старостью?
- Доживёшь – узнаешь.
- Предполагаешь, что через болезни. Болезни загоняют человека в старость. Не рыпнуться.
- Где же тут смирение!
*
Тихо доковылял до старости.
*
- Постарел как ботинок.
- Как это?
- Как-то так. Как видишь.
*
- «Не видеть ничего привлекательного в старости равносильно (...) пренебрежению к жизни», - считала Кете Кольвиц.
- С этим ничего не поделать.
- Почему?
- Молодость многого не видит, ко многому небрежна, слишком легко сбрасывает с себя кажущиеся ей ненужными проблемы, многое ей кажется лишним, затрудняющим жизнь, усложняющим её.
- С молодостью всё понятно. Молодые люди про это вообще ничего не знают и не думают об этом.
- У них ещё всё впереди. В том числе и старость.
*
Стареет. И молодое здоровье не помогает.
*
«Надо, наконец, согласиться быть старым. Другого выхода нет. Со всем в жизни, в конце концов, приходится согласиться. Соглашаешься быть глупым, некрасивым, малообразованным, неумелым...
В конце концов, соглашаешься уже не быть. А уж быть просто старым...
Вот этот седой, лысый, не бритый, что попался навстречу, уже согласился».
*
Стариком быть унизительно. Такое ощущение.
Такое наблюдение за ощущением.
*
Потерянность. К старости. У всех. Не знают, что с собой в этой жизни делать.
*
Старики.
Всё то же самое, кроме старости. Старое детство. Старые дети.
В каком мире мы живем?
Они постарели физически, но психологически ещё не сдаются, держатся на привычных позициях. Не меняются.
Наверное это такая психологическая защита – пусть и искусственной бодростью – от старости.
Глядя на них тоже хочется не меняться, но видишь неизбежность перемен п пытаешься угадать, что дальше, как это будет. 
*
«Говорить с женщинами о старости, а тем более жаловаться женщинам на старость - это не comme il faut».
*
Жизнь загоняет в самые мрачные и тёмные углы старости. Из которых уже нет выхода.
*
«Кто-то уже совсем старушка».
*
«Приходится быть старым. Хочешь – не хочешь. Никто не спрашивает».





Отражение
Вот так же и через несколько, может быть, через много лет будет брести по улицам, по переходам метро, по лестницам... старик. Брести и вспоминать разные детские случаи. Что-то в нём не выросло, не состарилось вместе с его телом. Отражение в детстве. В него смотришь всю жизнь. И конечно, совершенно понятно, видишь там себя прежнего.



Астрология
В библиотеке старичок с орденскими планками и с палочкой попросил что-нибудь про астрологию: «Тысячу лет уходили от этого мракобесия, а теперь опять... Хочется разобраться... Популярно». Библиотекарши сухи, сдержаны, как врачи-психиатры на приёме. Не смотрят в глаза. А это как вздох от волны сильных чувств. После него сердцебиение и в глазах мокро. Этого не следует допускать. Нет у них ничего популярного про астрологию. И желания говорить на эту тему у них тоже нет. Предложили детективы. И «больной», слава Богу, отвлёкся от своей навязчивой идеи». Кроткий смирный, знакомый, не требующий душевного участия со вздохом, разрывающим грудь и усилением сердцебиения, поплёлся к полке с  детективами.


Старик из ВОХРа.
Комната отдыха. Вместо сна - разговоры, кряхтение, кашель. Темно и душно. Корявые воспоминания семидесятилетнего деда о том, как он в детстве привязывал в штанах кукурузный кочан «для девок». Сытое, неторопливое стариковское говорение в душной темноте. Будто внутри его сознания. Оно уже почти полностью осклерозилось, окаменело. Остались только эпизоды разных лет.


Фрейлина
Старушка. Идет - глаза долу. Не смотрит в землю, нет, просто полуопущены веки. Так ходили старые «фрейлины» среди «торжествующих хамов». Матросы, пока были добродушны, смеялись вслед: «Ви-ишь! Презирають!» В каком-то фильме это было?


Как все
«…со следами былой красоты». Она уже не имеет никаких преимуществ перед остальными старушками, которые не отличались красотой в молодости. Всю жизнь она была не как все и вот на тебе - стала такой же, как все, из очередей, со скамеек перед домом, в поликлинике...


Планеры
Старая женщина. Лет шестьдесят. Продаёт у метро модели планеров. Рейки, папиросная бумага, звезды на крыльях, красные пропеллеры. Обычная ленинградская пенсионерско-пионерская панамка. В спортивном застиранном трико. Осколок эпохи энтузиазма. Может быть, бывшая пионервожатая. Комсомолочка. Бесприютная.


На концерте
М. брал иногда с собой на воскресные концерты вместо старшего сына соседку бабу Машу. Она садилась во втором ряду с младшим, восьмилетним, Вадиком среди детей. Маленькая, ростом чуть повыше своего окружения, тщедушная, молча улыбающаяся своими тонкими ввалившимися губами то как Джиоконда, то как ведьма из «Вия». Она была как новенькая в компании детей. Тихая, робкая. Иногда в ней что-то закипало, ей хотелось тоже что-то сказать, поделиться своим мнением по какому-то детскому поводу, глазки её вспыхивали жёлтыми искорками, но она не решалась. И только согласно кивала какой-то девочке, которая, видимо, говорила то, что хотела бы сказать и она. N. не слышал её голоса, но явно видел, как шевелились её губы. Старая девочка, которая, наконец, удостоилась того, что её приняли в детскую компанию. Но она так долго ждала своего часа, что почти разучилась говорить. Её внутренние разговоры с самой собой привели к этой полной утрате дара громкоговорения. Но она всё же была уже старой девочкой. Старушечья мудрость - это то, что накапливается, как седина в волосах, морщины и дряхлость незаметно и помимо сознания. Поэтому она совсем не отчаивалась. Может быть, привыкла уже. По дороге домой она так же загадочно улыбалась. Несла свою джиокондовскую улыбку на сморщенных губах как что-то хрупкое, невозобновляемое, что нельзя прервать ни на мгновение. М. ей что-то говорил. Она поглядывала на него и тихо улыбалась.


Мать и дочь
Две женщины, по-видимому, мать и дочь. Матери за семьдесят. Седые неприбранные пряди торчат из-под вязаной шапочки. Дочери лет пятьдесят. N. идет за ними по тропинке на бульваре от гастронома. Дочь несёт сетку с морковкой и цыплёнка с длинной шеей. После продолжительного молчания дочь спрашивает у матери:
- Сколько здесь моркови?
- Что?
- Сколько здесь по весу моркови?
- В магазине взвешивала, было пятьсот.
И опять длительное молчание. Дочь идет впереди, мать семенит чуть сзади. Что здесь? Чувствуется какое-то напряжение. Друг друга едва терпят, вот-вот сорвутся в раздражённости. Дочь и мать. У одной: «На работе нервы треплют, так ещё ты будешь мне трепать. Могу я отдохнуть хоть чуть-чуть». Другая?.. Кругом виноватая старость.


Общение
М. обругал старой идиоткой (про себя, конечно) одну старушку, которая толкнула его при сходе с эскалатора: «Читают газеты... Тут еле стоишь...»  Другой старушки устыдился. Устыдился её бессилия, беспомощности, одиночества, наивных попыток какого-то общения. Так холодно и раздражённо обрывали и его иногда, когда он, переполненный тоской одиночества, тоже пытался осуществить акт общения.


Мать
Старушка, увязывающая макулатурный картон у помойки, говорит сыну, рассеянно дымящему папироской: «Дурная привычка - курить. Пётр Великий принёс». Ей уже около восьмидесяти.
Старики смотрят в себя, в то зеркало внутри них, в котором отражается мир. Из всего нового, что им принесли последние сорок лет, они безоговорочно приняли только телевизор. Они слились с телевизором. То всматривание в своё внутреннее  зеркало похоже на всматривание в телевизор. Там всё иногда рябит, что-то отключается, пропадает звук или всплывают на экране какие-то гадости.
Старушка - учительница на пенсии. Пенсионный стаж - лет двадцать. Сыну уже за пятьдесят. Пьяница, неопрятный, разбитый горшок. Но мать всё воспитывает, помогает подготовиться к взрослой жизни. Профессиональная привычка объяснять на школьном уровне мир, интерпретировать. Все события оборачиваются воспитательными примерами. Она разжёвывает всю приходящую ей информацию и вкладывает в клювик. Это давно уже никому не нужно, но она привыкла это делать всю жизнь. Окаменела в своей затверженной духовности.
Её мальчик - опустившийся, беззубый, уже сам полустарик. Без семьи, с неопределённой работой. Он и шоферил, пока не попал в аварию, и шабашничал, слесарил, сторожил, сантехничал.
Старушка и усталости не чувствует. Как старая лошадь, привыкшая всё время что-то делать.
Иногда она сидит со старушками на скамейке, беседует о том о сём. Старушечьи разговоры так же бесхитростны, как и у тех детей, которых вывели погулять во двор из соседнего садика.


Долг
Автобус от Московской площади до Южного кладбища. Начало мая. Очередь на посадку в автобус. Почти сплошь одни старушки. С авоськами. Едут к своим мёртвым. По Льву Толстому жизнь - это долг. Старушки эти, похоже, живут в соответствии с этим указанием Л.Н.  Они исполняют долг. Немощные, с полупонимающими глазами... Они уже почти «отстояли» свою смену, свою земную вахту, выполнили свою работу. Почти. Теперь только бы дотерпеть ещё чуть-чуть. Кладбище это тоже их работа. Её надо доделать. Потому что работа, долг для них - это всё. Даже и мысли не возникнет - не сделать. Всё должно быть справно. Даже из последних сил.


Нет сил
*
У стариков уже нет сил перепроверять правильность, справедливость своих суждений о людях, нравах, поступках, вообще о мире. Нет сил. Они полны скепсиса, недоверчивы, нелюбезны, раздражительны. У них просто нет сил на правильное поведение. Им бы выбраться поскорее из этого враждебного, утомительного, непривычного мира, до которого им пришлось дожить, спрятаться в свою комнату, в тишину, нарушаемую только старыми ходиками, замереть, устало лечь на дно своих дремотных неторопливых воспоминаний, отгородившись от всего прикрытыми веками.
*
Старик. Нет сил. Жена под руку ведёт его по тротуару. А он волочит за собой палочку с резинкой на конце, а не опирается и не переставляет её.
*
Непонятно, кто кого тянет по тротуару. Чёрт их занёс в эту промышленную часть города. У старухи рот полуоткрыт. Глаза круглые, замутнённые... «Отработанный материал». Уже не взять с них ничего. Даже стариковской мудростью они, похоже, не могут похвастать. Проехали период мудрости. Одна старческая немощь, остатки усилий. Воздух на них давит... Сложная система приведения в рабочее состояние. С возрастом она всё больше усложняется.
*
Его перекосило болезнью. Но он старается жить. С готовностью дает вести себя в поликлинику на прием к врачу. Очень хочется...
По-разному бывает.  Есть и такие, что так устают так, что  ничего уже не хочтят от этого мира, от этой жизни. Только бессильно и бестолково отбиваются или отмахиваются. Претерпевают.
*
Утро на улице Правды.
Старик с палочкой и старушка при нем. То ли он держится за нее, то ли она за него. Наверное идут в поликлинику на анализы записываться.
*
Наверное... нет, конечно, наверняка! - настанет такой момент, когда, кроме старческих болячек, уже не способен будешь о чем-то ещё беспокоиться, о чем-то ещё думать.
Начнёт отказывать здоровье. Будто это какой-то механизм, вроде автомобиля.
Отказал двигатель. Или система топливоподачи. Посыпался, короче.





Не привыкнуть
*
Мужчина вошёл в вагон на «Электросиле». Лет сорока. С куцым хвостиком на затылке. Мордастый, совсем не богемного вида, скорее какой-то рабочий, однако с фривольным небольшим хвостиком курчавых волос. Рядом с ним стала старушка, ей выходить на следующей. Она оскорблена. Её всё оскорбляет в этой жизни. В том числе и мужчины с хвостиками. Она никогда не доберётся до того благоприобретаемого уровня сознательной оценки действительности, до такого пересмотра своей жизни, своего отношения к миру и пр., чтобы суметь пересилить себя, снизойти к этому хвостатому мужчине, как-то смириться с его внешним, а соответственно и внутренним, обликом. И времени не хватит на это и духовной практики. И простого желания «пересмотреть себя» у неё  не возникнет. Это навсегда останется чем-то враждебным, раздирающим душу, оскорбляющим её. Старушка стоит полуприкрыв веки. Ждёт, когда же это кончится, наконец.
*
Глядят на молодёжь на улицах, с их модами, с их увлечениями, с их самоупоённостью, с их манерой общаться и так далее и уже начинают подумывать о том, что, может быть, им уже пора.
Мир уже им не принадлежит, он раздражает их тем, как сильно он изменился на их глазах. Ко многому уже ни за что  не привыкнуть.
Вот они и подумывают: «А не пора ли?»





Джинсы
Старик в старых, грязных, с мешками на коленях джинсах. Будь это где-то в Америке, всё бы нормально. Но в России, на старике лет под восемьдесят, не каком-то там бомже и пропойце, а на нормальном, наверное, жившем при Советах не очень бедно, может быть, бывшим небольшим начальником или инженером, джинсы с чужой попы, купленные на куче, в комплекте с черным пиджаком и светлой мятой рубашкой смотрятся унизительно. Нищета российская.


Бодрая старушка
Старушка в автобусе читает какую-то религиозную книгу. Старушки такого возраста и из простонародья никогда в транспорте не читают. А эта не оторвется. И крестится время от времени. Наверное, крестится на определенных словах в книге. Что это за слова? Может быть, старушке некогда читать в обычной жизни. Или она оторваться не может, так это интересно. Или это такая форма активности. Может быть, это бодрая старушка.


Сгинь, нечистая!
Знакомый шахматист из парка. Злобный коммунист. Старый, лет семидесяти. С палочкой. Худощавый, с седой щёточкой усов красивый старик. Он ждёт трамвая, стоя у стены дома. Чтобы не сшибли все эти спешащие по своим новым делам обуржуазившиеся граждане. Он ни за что не сдвинется со своего. Это «его» - то, к чему он пришёл под старость. Раньше он менялся, наверное. Теперь он выкристаллизовался. Непримиримый. Недовольный на весь остаток своей жизни. Что в ней было? Разве он теперь расскажет? Кто мы такие, чтобы он нам что-то рассказывал? Он стоит в стороне от этого мерзкого мира. Опирается на палочку двумя руками. В руках одна только аптекарская палка. Ни кошёлки, ни авоськи. «Сгинь, нечистая!»


Бабушка Маруси
Бабушка Маруси. Нет энергичности комедийных бабушек. Беспомощная. Бывшая красавица. Внутри себя она ещё продолжает ею быть, всё время забывая, что время её прошло. Она даже будто обижается на невнимание к себе со стороны окружающих. Но она добра, умна. Кинобабушка в ней начинает просыпаться. Она прожила всю жизнь под крылышком мужа, который её «безумно любил». Теперь ей грустно и одиноко. Она видит себя в Марусе.


Овальная…
Старик из автобуса. Лет семидесяти или больше. С впалой грудью, худой, седая узкая полоска пижонских когда-то усиков, какое-то старческое подрагивание, руки в стариковских веснушках. Вышел на остановке, ссутулившийся, шаркающе делает несколько шагов, наклонив голову к придвинутым к лицу обеим рукам. «Плохо стало что ли, вышел отдышаться? Таблетку глотает? Трясущимися руками». Нет, закуривает. Во впалом, тонкогубом рту, между морщинистыми щеками длинная палочка сигареты. Овальная, «термоядерная», без фильтра.


Озабоченность
Постоянная озабоченность на лице. Когда его окликнешь, озабоченность, будто испуганный зверёк, пропадает, сбегает с лица и прячется куда-то, может быть, в расширенные зрачки глаз, в морщины у глаз, в складки у рта... Потом, предоставленный самому себе, он обретает прежний вид. Озабоченность его не сиюминутна, не временна, она глубока, постоянна, неустранима, как, может быть, неустранима какая-нибудь тяжёлая болезнь. Или как старость.


Вокзал
Старушка на Московском вокзале. Она никуда не едет. Она, может быть, никогда никуда не ездила и имеет смутное представление о том мире, куда уходят рельсы от вокзала.


Старик и собака
Старик восточного вида, ощерив беззубый ввалившийся рот, смотрит на почёсывания шелудивой уличной дворняги. Ничего интересного. Добродушная, легкомысленного вида крупная дворняга, у которой в роду был терьер. Одно ухо торчком, другое свесилось, на боку проплешина то ли от старой раны, то ли от какой-то кожной болезни... А восточному старику  интересно… Может быть, это кореец. Может быть, он думает о том, как хорошо было бы её съесть.


Нос предков
Старик. У него нос не простой, а от предков. Конечно, у всех носы от предков. Но у него особый, выдающийся, не случайный, а наследственный, переданный вместе с фамильными драгоценностями, генеалогическим древом, старыми фотографиями и уходящими в глубь веков семейными преданиями «греческий, с горбинкой», благородного контура нос… Нос. Между впалыми, в седой щетине, щеками, нависший над провалившимся беззубым ртом. На углу Разъезжей и Достоевского.


На лавочке
Неодобрительное молчание. Очень старые старухи с лавочки слушают сравнительно молодую старуху, которая рассказывает историю про то, как у неё  просил денег её сосед, молодой безработный. Рассказывает бойко, занимательно. А в ответ - молчание старух, опирающихся на свои старушечьи палки. Для них не бывает молодых людей, вызывающих сочувствие. А эта балаболка ещё и два рубля ему подарила.


Отпуск
Старушка праздно покусывает мороженное, рассеянно глядя на прохожих. Отпуск. Бессрочный.


Молчаливая старуха
Пожить ещё, сколько надо на этой дымной, грязной улице и уехать. Уехать - не уехать, а отбыть так точно. Сгинуть. Съехать. Перебраться. Убраться... Покинуть этот неласковый мир. Видный из закопчённого окна, выходящего на дорогу с вонючими грязными машинами. Досидеть. Продержаться. И да чёрт с ним с этим миром! Пропади он хоть пропадом!.. У молчаливой старухи на подоконнике горшки с умершими цветами. Из пересохшей земли торчат сморщенные палочки. Два окна на первом этаже закрывает пожелтевший мятый тюль. Старуха и не смотрит в окна. Что в них смотреть. Прохожие, снующие по грязному снегу, дорога, узенький тротуар и серая стена мебельной фабрики напротив. Отрадное зрелище! Ничего. Не долго ещё осталось. Она и свет редко зажигает. Сидит в потёмках, в бесконечных зимних ленинградских сумерках. Пролетарка. Блокадница. Убирает она небрежно, с ненавистью смахивает грязной тряпкой пыль. Ни к чему ей. Взгляд её суров и нелюдим. Голос слышат продавцы продовольственных магазинов. Голос сухой, ломкий. Она раздражённо дёргается, когда до неё  дотрагиваются, пытаясь помочь на ступеньках. Она высохла, как те стебельки в горшках на её подоконнике. Молчаливая старуха.


Приметы старости
*
Приметы старости. Не важно какие. Всякие... «Но надо же с этим что-то делать! Надо бороться. Надо оставаться в форме. Не надо распускаться. А то - раскис, разнюнился, постарел. Стал старым и больным. Надо быть бодрым, подтянутым, крепко стоять на ногах, смело смотреть в будущее. И бросить эти вредные привычки болеть, стареть, умирать. Хвост морковкой! Или пистолетом! Зарядка, бег трусцой, обливание, моржевание, воздержание, диета, здоровый сон и аппетит. Не пить, не курить, не волноваться. Приказано выжить!
*
Перестаёшь схватывать некоторые важнейшие вещи, которые раньше были как бы всегда под рукой. Без них и жизнь не мыслилась.
И тут можно оправдаться до того, что признать эти вещи необязательными, глупо-юношескими. И доживать дальше без них.
Может быть, и приходит что-то другое - глубокое, основательное, выстраданное – то чего не было в молодые годы. Но что-то и безвозвратно уходит. Что-то перестаёшь понимать! И как  теряешь. Мир усыхает, скукоживается в твоих  глазах. Обманываешься в восприятии реальности. Что ни говори.
*
Перемены.
«Всего лишь женщина! Обыкновенная женщина! Неудивительная женщина...»
Его перестали вдруг удивлять женщины. Он вдруг увидел, что в них нет ничего удивительного!
Только бестолковость и скука. Больше ничего!
*
Хочет почувствовать что-то сексуальное и не может.
*
«Старость? Это закрытые, полузакрытые или уже закрывающиеся двери».
*
«Тяжкость бытия». Вдруг. Осознается как что-то определённое и анализируемое. Все то же, что и раньше, как будто, но чувствуется по-другому. Будто не узнаешь! И кажется, что это уже не уйдёт никогда. Все делается тяжелее, неподъёмней, весомей.
*
Сосредоточена на самосохранении. Жизнь, кажется, да так и есть, заключена в каком-то хрупком сосуде, который очень легко разбить. И мысль на этом сосредоточена. Как там внутри? Не нужно ли подкинуть лекарства? Нормально ли протекают физиологические процессы? Надо постоянно заботиться о том, чтобы не съесть что-то, что бы вредно повлияло на  ослабленный старостью организм. Такая пошла жизнь.
*
Слабеют. И умом. Это не сразу очевидно. На бытовом уровне вообще почти не заметно. Но вот читаешь письма, интервью, воспоминания… И понимаешь, что человек уже начал «спускаться». Уже все в нем – «под гору».
*
Не посещают восторги.
*
«Стариковские мысли, неотвязные, - вот что это, оказывается, такое!»
*
Какая-то паника. Будто стареть начал только теперь…
*
Потом с возрастом вместе преодолеваешь «психологические отметки». Одну, потом другую, третью...
Надвигающийся ужас лет. А мысль о прошлом – как проваливание вниз на качелях. Перехватывает дыхание.
*
И в этом что-то старческое – кусочки пищи в усах или на подбородке иногда остаются после обеда. Их не сразу обнаруживаешь. Бывает только с помощью посторонних.
И уже не можешь с прежней легкостью сказать – что ж такого! Понимаешь, что это не просто так. Уже не случайность, не отмахнёшься.
И какие-то чисто стариковские проколы в понимании. Случающиеся…
Иванпавловские заметки о подступающей  старости.
*
По-стариковски раздражённо стал реагировать на ТВ.
Услышал от ведущего:  «эстрадная звезда» и тут же переключил канал, ругнувшись в рифму.
*
Мечтает об удочке, о рыбалке... Из всех пошлых мечт это кажется наименее пошлой. Ей многие бывают привержены. Она кажется извинительной, не такой стыдной...
На покой потянуло!
*
«Стыдно девушкам в глаза смотреть?»
*
В таком возрасте им уже трудно, почти невозможно сходиться, сближаться, «находить», что называется, друг друга. А нежные чувства уже не растут по причинам биолого-физиологического порядка. Да и психологически они уже не молоды. Несколько заторможены, ленивы, очерствели душевно. Во всё такое уже не очень верят.
*
- Айфоновские премудрости... Я уже стар для них.
- Ну как же! Это же просто!
- Старость иногда не в том, что не можешь, а в том, что уже не хочется.
- Мы о телефонах говорим?
*
«Мелкоскоп уже нет желания покупать. Перехотелось. Дожил!»
*
Старость. Чаще мысли упираются в неизбежное. Будущее укорачивается с каждым днём.
Может быть, это первый признак старости – мысли о старости и о неизбежном.
Хотя Пушкин и в 16 лет думал об этом.
«И тих мой будет поздний час;
;;И смерти добрый гений
Шепнёт, у двери постучась:
;;«Пора в жилище теней!..»
Так в зимний вечер сладкий сон
;;Приходит в мирны сени,
Венчанный маком и склонен
;;На посох томной лени…»
Стихотворение «Мечтатель», 1815 года.
*
Старость, помимо прочего, - это ещё и обездушивание, обесчувствывание. В подтверждение материализма.
Это из разговоров на тему: «В здоровом теле здоровый дух».
Не находят с годами в себе прежней напряжённой духовной жизни. Бывает, и следов нет. Можно совершенно ниточку потерять. Так и будет, наверное, со временем.
*
В старости не можешь отвлечься от мрачного взгляда на всё подряд. Много, слишком много мрачномыслия. Сознание почти разучилось продуцировать что-то хоть в какой-то мере позитивное.
И это не старческая опытность, не знание жизни, не умудрённость, это просто усталая старость.





Всё бегал…
Всё бегал, а не ходил по лестницам. До старости. Такая вот привычка юности. Юношеская привычка... Ну, потом, всё же, все допрыгиваются.


Новое качество
Старики. Новое качество. Это не просто возраст. Это именно количество, перешедшее в качество. И дети - это качество. Но без количества… Скамейки в садике у собора. Старушки. Невольно прислушиваешься к их старушечьим разговорам. Качество. Мышления. Они разные и в чём-то их стариковское качество их уравнивает. Инвалиды по старости. Это некая общность. Они узнают своих. Так же как и дети. Старушечьи разговоры. Детские разговоры... Садик с решёткой. За ней видны прохожие. Мама ведёт за руку дочку. Свежая зелень.


Стариковские разговоры
*
«Сегодня продала квартиру. Продала квартиру. Сегодня. Продала свою квартиру во сне. Да… Продала. Деньги поделила на всех. И брату. Чтобы, значит, на похороны... Не знаю, чем дело кончилось. Проснулась».
*
«Она всё с молодыми пенсионерами сидела...»
*
«Оставила в церкви десять рублей». – «Я тоже оставила».
*
Кормят булкой воробьев и голубей. «У них от хлеба изжога». – «У кого, у молодых?» - «Нет, про птиц говорят».
*
Две старушки: «Помнишь, какие длинные перемены были?»
*
- Пришла домой, взяла таблетку...
- А тебе какая помогает?
*
Старички из парка. Доспарывают ещё о Мартове, Троцком, Сталине, соцсоревновании...
*
Глухой, ветхой старушке, с палочкой, с седыми волосами, выбивающимися из-под платка, пожилая женщина на улице объясняет: «Первый вице-премьер...» - «Что?» - «Первый. Вице. Вице. Вице-премьер. Первый. Вице. Понимаешь, первый...»
*
Выпивший мужик рассказывает религиозным старушкам, стоящим перед Чесменской церковью, о пилястрах.
*
Старушка в трамвае: «Сколько сейчас приблизительно времени?» Старушку время интересует приблизительное. Что ей время? На «Мануеллу» поспеть, в булочную до закрытия...
*
«Передние зубы как бусы шатаются. Всё идет к тому. Елки-замоталки».
*
Старик на эскалаторе. Вдруг запел «Вечерний звон». А потом, при сходе с эскалатора, сказал:
«Да здравствует Россия! Братцы-ленинградцы!»
*
«Не моё давление».
*
Две пары старушек недалеко друг от друга у перехода через Лиговку на Разъезжей. Одни что-то продают, другие просто стоят, делятся жизненным опытом.
Две подслушанные фразы из старушечьих разговоров.
На тему здоровья:
«Дай Бог, чтобы в глубокой старости была возможность ухаживать за собой!»
И из разговора двух других, совсем еще бодрых, продвинутых старушек:
«Ну, ты интернетом хоть  пользуешься?»
*
- Не ожидала от себя такой старости!
- Думаешь, кто-то хоть ожидает!
*
Аптека.
«Белая коробочка, голубеньким написано... Тоже от сердца».
*
- Счёт пошёл на годы. Никаких уже десятилетий.
- А может,  ещё не пошёл? А?
- Не спорь!
*
Старушка была глуховатая. С ней сложно было вести переговоры о покупке одного букетика, а не двух.
Так все и получилось.
- «Вы понюхайте сначала! Гиацинты!
*
Подружки-старушки.
- Я теперь из любого положения выйду. Научилась…
- Надо ещё здоровье иметь.
*
- Что, не до книг стало? - спрашивает букинист знакомого покупателя - седобородого, серо-бледного, с усталостью в глазах старика.
Спрашивает одновременно сочувственно и с иронией. Он и сам не молод. Это сочувствие и ирония равно относятся и нему самому.
*
- Строже в отношениях надо быть!
- А не смешно ли! В таком возрасте со всякими проблемами в отношениях принято уже заканчивать.
- В каком возрасте?
- Финишном.
- Хочешь меня обидеть!
- Сиди на солнышке – грейся!
*
Старушки. «Мы с тобой большое дело сделали – посидели».
*
Улица. Объясняет кому-то по телефону:
«Жива. И даже ещё бодра».
С улыбочкой, с иронией, с усмешечкой.
О ком только? Может и о себе.
*
- Пора сдавать изношенный скафандр.
- А новый дадут?
- В другой жизни.
*
Старушки делятся друг с другом старческими ужасами. Со смешками!
Долгая старость дана им для тщательного  приготовления к последнему в их жизни, самому главному ужасу.
Хотя... Всякая жизнь бывает. Может быть, главные ужасы у них уже позади. А это – то, что их ожидает – это освобождение, уход на «заслуженны отдых» в полном и подлинном смысле.
*
- Я раз! – восемь горошин в рот брошу…
- Хорошо, что я с вами разговорилась. Тоже пойду и куплю.
*
Обсуждают своих покойных мужей.
- А он работал?
- Ну, конечно.
*
И ещё. Улица. Старушка. «Раньше, когда у меня был Игорь...»
*
Ещё. Две старушки. Одна из них - сокрушённо:
- Всё на Витю валила. Теперь Вити нет...
*
Разговор двух старушек с палочками:
- Молись за обижающих нас! Так Господь сказал.
- Нинуля, я всё это знаю. Но всё равно  считаю, что надо ставить на место.
*
Спрашиваешь у старика, как у них со старухой дела.
Глупый, конечно, вопрос.
Со слов старика они ещё «дрыгаются».
*
«Опять тучи начали ходить», - ей уже за восемьдесят. Почему-то кажется, что сейчас так не говорят.
*
Две старушки.

- Это ещё не следующая остановка? Мы не проехали?
- Мы ещё не тронулись.

А может, и тронулись.
*
- И даже пень в апрельский день...
- Это к чему?
- Это к тому.





Нужные слова
«Чёрт его знает, что такое!» – сказала холеная, прилично одетая старушка из благородных, глядя на пьяную женщину, лежащую у стены, вдавив опухшую от пьянки щеку в мокрый асфальт. «Черт знает, что такое». Умение находить нужные слова, подходящую интонацию. Это уже в ней сидит. Она не ошибётся ни в словах, ни в тоне. Уже поздно ошибаться. Надо уже что-то твёрдо уметь.


Песок
Медленно идёт по улице с пустой авоськой. Поворачивает в арку. Её сгорбленную фигуру видишь, проходя мимо. Освещённый солнцем двор, асфальт, стандартный питерский жёлтый цвет флигелей и стен домов обращённых во дворы. И где-то сбоку на этой каменно-асфальтовой картинке – пятно зелени, какие-то кустики и травка. Старушка бредёт через сумрак арки… Прошлым летом они тоже песок покупали. Варенье и так просто. Как дотащили только! На тележке. Теперь с этим всё. Ни к чему как-то.


Хлебные места. 90-е
Хлебный ларёк у метро. Бабуля с тележкой. Что-то ищет. Из деревни приехала. За хлебом. Как тот вчерашний старик, который спрашивал, есть ли где булочная поблизости. А сам уже еле катит телегу с батонами и хлебом. Наверное, боится покупать всё в одном месте. Чтобы не заподозрили.


Улица
Старая. И собака у неё  старая. Свалявшийся толстый пудель. И зрелище улицы с ними вместе уже начинает раздражать. Улица уже не поэтически-старая, а просто старая, с облупленными домами, с пунктом приёма макулатуры и бутылок. А чуть подальше баня, возле которой всегда полно пропойного народа. А напротив во дворе парни переругиваются возле ремонтируемых «Жигулей»… А ей надо выгуливать эту так и не поумневшую с возрастом бестолковую псину. И ноги уже не несут, и скучно. И отвратительно. Едва сдерживаешься, чтобы не зарычать.


Не знаем
Те «советские» старики. Они не знали, что закончат свои жизни в обносках, голодные, в каких-то нелепых углах вместо человеческого жилья. И мы тоже не знаем, чем всё это кончится. В какой подзаборной яме. Человеческий планктон.


Книга для старика
«Стихи?» – «В прозе». – «Как это?» – «Да вот так… В малой прозе. Непонятно? Тогда отдавай обратно книгу». – «Как это в прозе? Почему? Так это стихи или нет? Ничего не понимаю».


Собака
Старушка очень огорчилась. Ей обидно до слез. Ни на кого эта жуткая собака не лает, а на неё  лает, наступает на неё,   вот-вот укусит. Прохожие спешат мимо, а чёрная с овощной базы собака пристаёт только к этой маленькой испуганной старушке… С длинным старомодным, палкообразным, а не складывающимся в три погибели зонтиком.


«Танцульки»
«Всё на танцульки бегала». Это был важный козырь ещё даже двадцать лет назад. Но не теперь. Когда они сравнялись скотской жизнью и старостью. Теперь, в виду результата их жизнедеятельности абсолютно не важно, кто из них, что делал в юности – сидел за книгами или бегал на танцы.


Такая старость
Старик. В чёрном костюме, в чёрной фетровой шляпе, с палочкой, но с ровной спиной. Худощавое спокойное, чуть тронутое старческим слабоумием лицо. Щёточка седых усов. Аккуратный симпатичный старик. Такой старости пожелаешь себе. Наверное уже лет восемьдесят. Угасание жизни. Угасающий старик.


В автобусе
Гримасничал, подхихикивал всю дорогу, потом, когда автобус полуопустел, подошел к какому-то парню и заговорил с ним. И всё со смешком, с телодвижениями и рукомаханием. Донеслась фраза: «Не бойся, я не из ФСБ. И не из КГБ…» Будто хоть кто-то мог подумать, что этот обормотного вида то ли выпимший, то ли тронутый старик может быть из ФСБ.


Транспорт
Везут свои старые жизни, одышки, кашли…»


Старуха
У него тёмная тесная прихожая. На три семьи. Все вешалки увешаны. Польтами. Не протолкнуться. В коридоре пахнет кухней, обувью, мешком соседской картошки, а из комнаты дохнет чем-то влажным и кислым. Пока не привыкнешь. Комната большая. И не продолговатая, как у Иваньковых напротив. Хорошая комната. На два окна. Шкаф. Комод. Диван. Круглый стол под скатертью. Четыре скрипучих стула. Трюмо старухино... «Старуха? Нет уже никакой старухи. Вольный казак. Жиних. А что?! Ещё ничего. И погода сегодня хорошая. Только утром туман был. Эх, старуха, старуха…»


Прогресс
Они как бы не замечают то, что именуют словом прогресс. Люди десятых-двадцатых годов «сборки». Нищие в переходах... Вся та Россия с удобствами во дворе…


Гуляла старушка
Старушка гуляла с какой-то мелкой со следами какой-то породы собачкой. Старушка плохонькая, бессмысленная уже. Собачка вертлявая, длинноногая, как маленький коник. Тянет старушку за кожаный ремешок. Остановилась перед дверью в гастроном,  остановилась, присела на задние лапки, потужилась и выдавила из себя блестящую чёрную каку прямо на резиновый коврик перед дверью в магазин. А старушка осталась безучастной. У неё  было лицо престарелой иностранки, которая не понимает ни языка, ни нашей жизни. Может быть, и старушка с собачкой уже перевелась в «иностранки», но только по какой-то случайной причине ещё не успела уехать в ту свою иностранную страну, откуда её уже больше не выпустят к нам.


Старик Чайковский
«Что вы так на меня смотрите?» Не узнал. Горем трахнутый. Или уже старостью. А внешне тот же. Бодрый, по-деловому распросчивый, сдержанный, закрытый… Его трудно заподозрить в горе. Или в плохом настроении. Но вот старость берёт своё. И непереносимость, непоправимость горя.


Отъезжающие
*
Старик и старуха медленно пробираются по тропинке. «Вот, - говорит старуха, - теперь пойдем опустим письмо в ящик, и наши дела сделаны. Потом ещё сходим поглядим, как строят мост и домой». Старик тоже что-то сказал в ответ треснувшим высоким голоском, замирающим в морозном воздухе.
Вспомнил своих покойников. Они были так же неторопливы и обстоятельны в последние годы. Дед так же больше молчал, а бабка со вздохами говорила что-то, будто вещи перекладывала.
Старики похожи на отъезжающих. Далеко и надолго. Они уже собрались. Старики любят заблаговременно оказываться на вокзале: «Лучше мы немного подождём, чем поезд». Всё у них готово – чемоданы, билеты, тёплая обувь, лекарства. Даже бумажная икона Николая-угодника… Бумажная - а какая же ещё у бывших комсомольцев-добровольцев, стесняющихся старости и религиозных опасений? Не наступило ещё только время последнего прощания.
*
Старик читает что-то на стенде у входа на территорию Крестовоздвиженского собора что на Лиговском проспекте.
Церковные новости, ещё что-то по религиозной тематике. Чуть не носом водит по стеклу.
Так изучают  объявления у дверей консульства.
Скоро, скоро в дальний путь!





Трамвай
Старик со старухой спорят на остановке, в какую дверь трамвая лучше входить. Старушка кажется более правой. Но так как это спор о разбитии яйца, можно с уверенностью сказать, что здесь – царство чистой психологии. Доминирование. Старик только отмахивается и идёт к средней двери. Старуха смотрит ему в след как на капризного ребёнка, который вот-вот должен сам себя наказать за упрямство, попав в какую-то неприятность. У старухи нет даже в подсознании подсознания мысли о том, что она может быть не права. Может быть, в её голове прошла волна ассоциативно связанных мыслей о том, что мужчина должен уступать женщине, о рыцарстве, ещё что-то… Люди живут и действуют, повинуясь всяким импульсам, волнам, вспыхивающим и постепенно затухающим.


Старушки у гастрономов
Выкраивание покупок. Соревнование: кто приобретёт больше, лучше, дешевле. Магазинный спорт. Плюс «Дикая роза»… Их будто обманула жизнь. Из милых созданий с косичками и бантиками они превратились в мегер, вечно всем недовольных, тупых, напуганных. Жизнь их обобрала до нитки.


Дед
*
К «дедовству» относятся положительно. «Дед» – это качество. Это примирение со старостью. Человек в этом новом качестве уже не обязан быть кем-то «в высшей мере». Ему всё простительно. Это качество принимают смиренно и даже с чем-то вроде удовлетворения и облегчения. Не надо больше «соответствовать». Не надо особенно стараться, чтобы «соответствовать». И до дембеля уже недалеко.
*
С появлением внука он, казалось, стал стареть особенно быстро. Так - вдруг и сразу - приходят в негодность старые ботинки после покупки новых. Вид у них, во всяком случае, становится жалким.





Впечатление
Старуха казалась более беззубой и более бестолковой, чем её старик.


Уныло-озабоченные…
Унылые старики. Унылые и, в то же время, озабоченные. Всё ещё. Они уныло продолжают ещё трепыхаться. До конца не верят. А ведь так всё и пройдёт. Ещё незаметней, чем всё предыдущее. И тогда поплывут в забытьи, ничего и никого не замечая больше. Но лица их так и останутся унылыми и озабоченными… И обиженными.


Избирательница
Старушка у метро получила агитационный буклет. Так бережно его несёт, так внимательно на него смотрит. Вот ведь и от неё  чего-то хотят, подключают её к общественной жизни. Никому и дела не было, а тут вдруг дают цветную красивую бумажку, взывают к её гражданскому долгу, что-то, будто ей самой, обещают. Перспектива на пять-десять лет... И старушка не узнает свой родной микрорайон…


Женщины-ветераны
Из политизированного, прямолинейного, осмысленного… поколения. На войне, ставящей всё на свои места, других не было. Плюс трезвость от страданий, от трудной жизни. Всё это не киновыдумки. Они – такие - есть. Пока ещё есть. Их 9 мая было очень много в парке Победы. Последующие поколения, не «успевшие», не хлебнувшие… – более аморфны, мягкотелы. Глупее и злее.


Пасха
- Старики празднуют. Ну, не то чтобы празднуют, а так…
- Старикам каждый день – праздник.


Промысел
Старушка. Сначала она ещё приезжала скупать хлеб, а потом только бутылки собирать. Всё упростилось. И она ещё жальче состарилась.


Новые времена
Голос старухи. Шамкая, она произнесла какой-то научный термин. Это лет тридцать, сорок назад уличные старухи были дореволюционными, двухклассными, церковно-приходскими, а нынешние… Уже все сплошь советские, с десятилеткой или институтом в мозгах. Но вот шамкают беззубо они точно так же.


Варианты
Алоэ в руках дряхлой старушки на ступеньках перехода. Как это у неё  происходит?
Столько вариантов. Старости.


Книги
Старушки разбалтываются под конец. Такие во времена гимназической и институтской молодости были собранными, аккуратными, величавыми, спокойными… А потом делаются всё более эксцентричными, гримасничают, любят дразнить знакомых, имитируя их манеру говорить. Делаются суетливо разговорчивыми. Всё встречное-поперечное перемалывают разговорными жерновами в муку. Вот такими они становятся. Это уже, по сути, другой человек. Другое существо. Прошлое почти не имеет к ним отношения. Будто они о нём где-то когда-то прочли в книжке. Такие есть потрёпанные - «жизненные» - романы.
Когда книгу откладывают после обеда, чтобы прилечь, у страницы отгибают угол, чтобы не потерять нужного места.


Болезни
*
Печень, почки… А NN догоняет их на сердце.
*
- Войдёт человек в возраст, а там, глядишь, и болезни за ним подтянутся. А то и дожидаются его уже там. Болезни эти. То одна, то другая, то парочка – чтобы не скучно было.
- Шутник!
*
Болезнь.
Разрешил себе болеть. Это так привлекательно казалось. В той форме, какая у него была в тот момент. Он ещё не думал, что это дорога в никуда.
*
На выходе из поликлиники. О заключении врачей: «Они там такие страсти пишут!»
*
Сердце. Предупреждает то ли о вечности, то ли о невечности.
«Жмэ».
*
Температура. Надо проборматывать вслух то, что собираешься делать. Давать самому себе задания. Комментировать каждое действие. Это совсем стариковское.
*
Болезни, недомогания...
Скафандр души портится.
*
Болезни. Есть некоторое представление о том, как это может быть. Эти неподконтрольные процессы в организме. Чувствуется некоторая растерянность, недоумение, хочется это смахнуть как наваждение.
Которое таки как-то да можно  смахнуть!
*
- Левая нога сегодня плохо на работу идёт.
- Ничего, доковыляешь как-нибудь!
*
- Болел?
- Да.
- А лекарства пил?
- Нет. Организм занимался самолечением.
*
- Зимой он долго лечился от болезнетворных микробов. И даже оказался на какое-то время очень близко к Богу.
- Какие страсти рассказываешь!
 Но всё обошлось.
*
- Может быть, пора уже и сердце чувствовать. И что-то там в боку.
- Думаешь, уже пора?
- Пора, не пора, а время подходит.
*
- То затруднённое, то недержание. По-всякому бывает.
- Это к чему? К слабости в коленках?
- Довеском.
*
- Тебе же раньше было скучно просто так ходить по лестницам, всё скакал через две ступеньки!
- Теперь как-то не скачется. Почему-то.
- Странно.
*
То одним лекарством увлечётся, то другим. Так и живёт интересно старушка. Не скучает.
*
«Ещё там у меня не болело!» - проворчала старушка, выйдя на улицу и почувствовав какой-то дискомфорт в области тазобедренного сустава.
Почувствовала себя в новом месте. Всё надо перебрать.





Старики и время
*
Старики. Они будто не в своём времени. Лишние. Так и есть. У каждого поколения свое время.
*
Они просто теряются в толпе не своего времени. И их уход потому не так заметен.
*
Старик. Накопивший время.
Это его богатство, которым он не может поделиться. Это бывает мучительно.
Он подзадержался, конечно. Все нынешнее – давно уже не его.
С какого-то возраста перестают ассимилироваться к сменам времён, не приспосабливаются к очередному времени, как-то сносят новое, не пуская его в себя. Претерпевают.
*
Ещё полны жизни. Аккуратно и вкусно квасят капусту. Она не влезает в холодильник. Они ее держат на подоконнике в большой стеклянной банке…
Все это, вместе с весенней оттепелью, создаёт благоприятное впечатление.
*
Довольны своей старостью. В каком-то смысле.  Меньше хлопот. Нет жизненной гонки. Спокойная жизнь. Особенно в хорошую погоду. И когда ничего не болит.
*
- Старичок. Радуется чему-то.
- Что ему еще остаётся!
*
Неторопливые старушки. Идут под ручку и спокойно беседуют.
Похоронили мужей, дети – сами по себе. Всё, что надо, поняли уже в этой жизни...
Время неторопливости.
*
- Накопление негатива в представлениях, в мнениях об этом мире. Думаем с годами больше плохого, чем хорошего. Так устроен человек в старости. Накопление плохого.
- Некоторые бы не согласились с этим.
- Это кто? Ты, что ли?
- И я.
*
«Она успела за это время, сколько мы не виделись, спрятаться в старушку».
*
Стариков никто по-настоящему не жалеет. К ним сочувственно, с пониманием могут относиться, но это не совсем то.
И чего жалеть, когда все когда-нибудь будут такими!
*
«Эти рановстающие с кашлями люди… Старики».
*
Старик. Как просевший, неумолимо тающий сугроб.
Что-то ещё можно уловить в нём из того, каким он был в лучшие свои времена в прошлом, но уже и всё больше беспомощности, жалкости.
*
Каково это? Ожидание от весны к весне. Счётное, легко обозримое время. Обозревать-то почти ничего не осталось. Всё здесь, а не где-то там - в необозримом, как в молодости, временном пространстве.
Каково это?





Мудрость стариковская
Что они могут знать? Они ухитрились обкорнать свою жизнь, вывернуться из-под всех проблем каким-то совершенно неистинным образом. И вся их аван-мортная мудрость непременно рассыплется от малейшего дуновения подлинности.
Что они могут сказать? Какие такие тайны открыть, передать в наследство? Все эти старики… Со своим скарбом представлений о жизни, беспомощностью…
Человеку просто нечего сказать. Никакой мудрости не скопить. Или это такое, что нельзя пересказать своими словами или близко к тексту.
«Дык, ёлы-палы», - вот и вся мудрость.


Соревнование
Спорт-старушки из парка Победы. Соревнование. Многоборье старушечье. Призовые места – за бодрость, за терпение, за энтузиазм… Плавание – это только простая тренировка перед главными соревнованиями. Соревнование на долгожительство.


Объявление
Что так внимательно рассматривает старушка-блокадница в окне китайского ресторана? Стоит и смотрит. «Ай-ай-ай! Бабуська!», - выйдет и скажет сейчас китайский гарсон из ресторана.
Не выйдет. Окно плотно занавешено. На стекле объявление. То ли регламент работы, то ли… Всё равно не то, что подумалось. Пусть стоит. Пусть читает. Никому это не интересно.
Ветеранские предпраздничные дни. Жалкая стыдная халява. Стыдная и для них и для их благодетелей – организаторов казённых чествований пенсионеров по месту их прежней службы. Расползаются ветераны после попоек по пустым окраинным улицам. Загромождают транспорт. «Мамаша! Проходите вперёд! Там для вас место освободилось».
Меню это было. «Бизнес-ланчей» за 99 рублей.


Цветочные старушки
*
Переход. Жутковатые старушки с цветами. У одной сирень у другой ландыши. Цветы и эти потрёпанные образом жизни и жизненными обстоятельствами старушечьи лица. Как их соединить в что-то целое? Может быть, цветы – это их слезы?
*
Пожилая женщина у метро продаёт нарциссы. Цветы нежнейшие, едва распустившиеся. Женщине за пятьдесят. В стареньком пальто, в заляпанных грязью стоптанных сапогах. Ей неловко оттого, что она такая старая, некрасивая, топчется с единственным букетиком в целлофане. Люди торопятся мимо.
*
Старушка с букетом сирени. Старомодные старушки со старомодными букетами. Это не те всем привычные  цветы. Их не используют по цветочному назначению. Сезонные. И не представить их в целлофановой упаковке.





Благосостояние
Благосостояние старушек повысилось. Оно позволяет им без труда кормить голубей.


Жизнь
Старушка. Маленькая, несчастненькая… И всю жизнь она была такой. И смотрела на мир из себя - из такой. Сначала плакала, потом привыкла.


Окно
Сумрачные неопрятные комнаты. Старик бестолково ходит из комнаты в комнату, на кухню, обратно… Что-то хочет вспомнить. Не то что бы очень важное, а так… Что-то такое, что должно обязательно следовать за предыдущим. Никак нельзя пропустить. Тогда то, что будет, будет уже «не по порядку». Это недопустимо. Надо, надо обязательно вспомнить.


Опасение
Старушка. Оглянулась. Не убивают ли? Не крадутся ли? Убивать.


Их лица
*
Приглядывается к старикам. Скорбные, оскорблённые старостью, перекошенные жизнью, испуганные, непонимающие… лица.
*
К старости вылезают карикатуры из лиц. Носы, щеки, глаза, рты, бородавки, морщины… Сатирические страшные карикатуры. Кистей Кукрыниксов.
*
Не выдержала испытание временем, постарела. И постарела некрасиво, истерично, с подтяжками и нелепыми выдумками, уродующими ещё больше.
Кто посмеет ей это сказать!
*
Стареют. Черты лица все больше становятся карикатурными. Все отпечатывается на лице. Вся внутренняя жизнь. Будто бы никому не видная и неизвестная. Совсем по Оскару Уайльду.
*
Постарела в старушку. Ни у кого уже не возникает сомнений – ни у неё самой, ни у знакомых и прохожих. Достоверно и бесповоротно известно. Не спутаешь, не ошибёшься издали и вблизи. Страница молодости окончательно перевёрнута.
*
Старик. Как просевший, неумолимо тающий сугроб. Что-то ещё вылезает из прежнего великолепия. Но оно потому и вылезает, потому что сугроб тает. Все больше беспомощности, непонятливости, жалкости.
*
«Жёсткая жизнь». Иногда её особенно остро чувствуешь. Чаще и сильнее почему-то в других.
Вот она – эта жёсткая как доска жизнь.
Утренние зимние сумерки. Бабка с сумками. Передыхает. Что-то ж её неприкаянно гонит с этими котомками по этой жизни.
*
Маска скорби. Суровые глаза глядят в пустоту, в ниточку сжатые губы...
Какое ещё должно быть лицо у старухи! Когда все в прошлом. Молодость, нежные чувства, радости от детей...
Всё постепенно уходит. Только немощи и болезней прибавляется. Праздник жизни заканчивается.
*
«Благополучно» постарела.
Может быть, она радуется этому.
В таком состоянии её некрасота, которая раньше доставляла ей столько мучительных переживаний,  отходит как бы на второй план. Она внешне выравнивается с остальными, которым от природы больше было дано.
*
Строгость старушечьих лиц передаётся следующему поколению старушек.
Подросло новое поколение старушек.
Их очередь пришла.
И будто ничего на свете не меняется!
*
Такое разнообразие старости! Оно нескончаемо.
То, что украшает в старости. Доброта в лице. Добродушие. Неозлобленность. Незагнанность.
Может, болезни не так одолевают, или забот меньше…
*
- Большие  стариковские уши!
- И что?
- Как что! Глянь в зеркало!
- Ну?
- Это как возвращение доктора Лукашина!
- И?!
- И противно!
- Не преувеличивай!





Две старушки
И вот они стали наконец старушками. Ходят, поддерживая друг друга. Уже давно привыкли к нищему пенсионерскому существованию. И даже как-то в последние годы повеселели. У них много маленьких тихих радостей. Втянулись, короче.


Учитель
В его состоянии уже все равно, чего он был учителем.
Возраст и состояние схоластики.
Все нажитое, накопленное оказывается ненужным, отпадает как старая змеиная шкура.
Человек остаётся один на один с неподъёмными и безответными вопросами.


После бани
Старушка вышла из бани, перешла дорогу, нашла солнышко и теперь, распустив длинные абсолютно седые волосы, на ощупь ищет пробор.


Пенсионеры
*
Сдали на пенсию. Списали. Ну и они сдаются. Отступаются от несовершенства мира. Уже не до того им. Это теперь не их проблема. Ковыляют жизнью. Помятые, потрёпанные, мешковатые, с отрешённостью в лице…
*
Напуганные скоротечностью жизни. Сбегают на пенсию, надеясь еще что-то успеть.
Такое поветрие пошло. Не страшатся безденежья и пустоты. 
*
Идет. Одинокий. В свою жизнь, в свой уголок. Может быть, даже умирать. Уже.
Идет, получив полуравнодушное сочувствие сослуживцев.
Нет, никто не виноват. У каждого своё. И не поднять градус сочувствия.
*
- Всё! Пенсионер!
- Поздравляю! И как ощущения?
- Знаешь... Сразу, буквально на другой день возник вопрос: продолжать чтение Лосева? Есть ли еще в этом смысл? Не бессмысленно ли?
- А до сего момента смысл был?
- Как-то не думал об этом. Читал себе!
- А что поменялось?
- Да вот перешёл в «возраст доживания»!
- Самое время почитывать.
- Но не Лосева же! Или каких других головоломных авторов!
- Ерунда! Сократ непременно сказал бы: «Читать!»
- Ну, раз Сократ сказал бы...
*
Финиш.
Иван Иванович вышел на пенсию.
И не скажешь: «финишная прямая». Скорее уже: «финишная кривая».
*
Окончательная» пенсия. Мечтать или не мечтать?
Рыбалка, безделье, избавление от служебной бестолочи...
Это всё хорошо, хоть и сомнительно.
Кроме того, это очередной шаг в сторону второй значимой дате в биографии.
Очередной или как-то ещё.
«Мужчина! Ваша очередь!»
*
Пришло и для него время замечать, что молодёжь на улицах плохо воспитана, что мусорят, ругаются матом, нарушают правопорядок...
Вышел на пенсию, появилось время замечать неправильности жизни.
*
Булочная.
- Пенсионер?
- Да. Вот карточка.
Хмыкнула. Будто и так не видно!
А чего спрашивала!
*
Уборщица была похожа на старую учительницу-пенсионерку.
*
Пенсия, полная пенсия представляется как что-то вроде отпуска.
Конечно, ошибочное представление. Хотя по идее это и должен быть бессрочный отпуск от работы.





«Дикси»
 «Заткни хлебало!» - сказала она своему старику. На самом деле прозвучало неприличней.
Им лет по восемьдесят. Они никак не разберутся с покупками в «Дикси». В старике, видимо, уже побольше маразма. Старушку это злит: старика надо все время вправлять и приструнивать.


Холодильник
«У меня теперь холодильник. Вот я вас всех..!» - одна знакомая старушка пугает уток новым холодильником с большой морозилкой.


Установка на доживание
*
Первый этаж. Ветхие, рассохшиеся, с облупленной краской  оконные рамы. За окнами виден серый старушечий тюль.
Установка на доживание.
*
Недаром вводится понятие «возраст доживания». Это об этом.
Прикидывают на сколько хватит наличных ног, зубов, сердец, желудков...
Это же касается просто бытовых вещей: костюмов, холодильников, мебели...
Да и без прикидывания, а так как-то - почти легкомысленно. Спокойно, во всяком случае. Такой простонародный, можно сказать, рациональный подход. 
О том же: «Здесь всё меня переживёт...»
*
Как на автопилоте. За него живут: его легкие дышат, сердце гонит кровь, руки что-то делают, ноги ходят или встают, глаза смотрят…
Память вспыхивает и гаснет. Его прошлый опыт включает, при необходимости, навыки жизни.
Веки закрываются с приходом ночи. Он что-то говорит.
Все на месте и чего-то не хватает. Цели, целеустремленности… Равнодушие. Уже неинтересно.
*
- Лёля помучилась, конечно, - произносит она, глядя перед собой неподвижным, каким-то неживым взглядом.
Она еле ступает. У неё палочка. Ей наверное за восемьдесят... Её собеседница чуть бодрее, но тоже с палочкой.
Говорит о Лёле, но думает о себе.
Тёплый, первый по-настоящему весенний день в марте.
Последняя это её весна или ещё потянет?
*
- Наверное всё же сериалы им душу согревали. Давали то, чего не могла и не давала жизнь. Какое-то отвлечение. А ты говоришь...
- А я что? Я ничего.
*
Сухарики с изюмом. «Изюминка - чтобы не тошнило». Испитый чай, картошечка, супчик...
Стариковский потребительский стандарт.
Старость, неизбежно приводящая к бытовому убожеству.
«Тратиться на себя?! Зачем! И так сойдёт. Да и пенсия... того...»
*
Доживают свой век старики. Видишь их на улицах, выходящих из подворотен с собачками на поводке.
Ворчливые, впадающие в тихий маразм... Выпали из активной жизни.





«Дачники»
Суета поливочная. Обыкновенное дело, требующее только силы в руках для плотного соединения кусков шлангов. Но силы уже на исходе. Все симптомы стариковской окончательности.
«Фындык», - этого слова нет ни в одном словаре. Его применяли раньше для малышей, которые не хотят кушать. Оно означает ямку сзади на худой детской шее.
Слово вспомнено для самоободрения и самоутешения. Но оно не утешает и не ободряет. Стариковское, немощное – на фоне не уходящих забот о средствах к существованию. Заботы прежние, а бессилие вновь обретённое, нажитое.
Видно, как они живут, когда сами по себе. Бестолково и трудно.


Перспектива
*
Старческая мудрость пополам со старческим маразмом. Что пересилит.
Все делается запутанней, сложнее, непонятней, страшнее…
Вся перспектива: от детской беспечности, планов-громадья, радостного узнавания этого мира, до старческой беспомощности и усталости.
*
- Более-менее спокойно отмеривают себе еще какое-то определённое количество лет. Определённое!
- Это «спокойно» - до поры до времени. Как подойдут поближе…
- Ну, это понятно. Пока ещё есть время.
*
Медсестра, делавшая Алисе укол «Спутником-лайт», сказала ей, что наверное это её последняя прививка.
Злая женщина!
Вот примерно о том же:
«Вы книги сдали в библиотеку? – Какие книги? – А то потом начинают искать, беспокоят…»





Внуки
*
Детьми уже не погордишься: они уже такие, как есть. Теперь можно внуками гордиться. Гордятся. Живостью, весёлостью, сообразительностью, румяными щечками... Все остальное еще спрятано в будущем. Никого не обманешь своей гордостью.
*
Бабушка ведёт внучку, держа её за руку. Не скажешь, что бабуля донельзя  счастлива сию минуту.
Но на эту маску ситуативного недовольства на её лице, конечно можно не обращать внимания. Под этой внешним, одномоментным недовольством ищешь и угадываешь  то, что там и должно быть, - какое-то глубокое, несокрушимое удовлетворение.
Внуки - главное утешение в прожитой жизни. Большего смысла уже не ищут. Его и не найти.
К этому приходят в свое время. И счастливы те, у кого это имеется в наличии. В отличие от тех несчастных, кто этого лишён.
*
Озабоченная ворчливая бабушка. Она немного забыла уже, как надо воспитывать. Ей и тяжело, утомительно входить во все тонкости процесса. Она следит за правильностью поведения на улице, помогает пописать у стеночки, вытирает нос… Она не очень всем этим довольна. Ведёт внука за руку. Они идут одинаково медленно. Внук смотрит с любопытством, бабушка с тоскливым равнодушием. Прогулка.





Дед Мороз
Пристал к старику с большой седой бородой: «Дедуля! Может, мороза хватит уже?»
Но что-то в его виде смущало: прокуренные усы что ли?


Остров
«Брандо купил остров».
А Иван Иванович - этот горожанин, интеллигент и прочее - доживает век в убогой деревне. От прежнего ничего не осталось – никаких макинтошей, кашне, бабочек, фраков и прочих филармоний.
Осталось бессилие и беспомощность.
И тот и другой -  оба в молодости и не могли предположить, что с ними такое поделается.


Дипломат
Не может же он покупать себе новый дипломат в свои семьдесят с лишним лет! Вот и приходится ему на всякий случай подвязывать его от внезапного открытия старых замков зелененьким пояском неясного происхождения. Должно хватить.
«Да сейчас таких и не купишь!»


«Стихийные материалисты».
*
«Дотащить свою земную оболочку в конечный пункт!» Земную оболочку с душой на борту.
И всё-таки они стихийные материалисты.
*
«Стихийные материалисты». Они давно знали, поняли и приняли как данность этого мира - невозможность что-то сохранять в этой жизни по нашему самому сильному желанию.
Говоря не свойственными им литературными фразами: «Всё пожрёт время!»
Знали это и в отношении каких-то материальных вещей, и живых людей, и мира в целом.





Старик К.
*
«От чего-то же надо когда-то помереть».
Так просто говорится, будто за этим не стоит реликтовый, инстинктовый человеческий страх перед небытием, перед чернотой погасшего сознания.
До такой простоты надо еще дожить!
*
Хотелось услышать от него что-то значительное. Но он или ничего значительного не знал или видел, что это не будет понято должным образом.
Может быть, в этой жизни всё надо понимать самостоятельно, без посторонней помощи.





Возрастное
*
Старческая непосредственность. Немного маразматического свойства. Перестал стесняться самого себя.
*
Возрастное восприятие мира. И с этим уже ничего не поделать. Как и с возрастом. Убавляется оптимизм, прибавляется мнительность, «зацепленность» за беспокойное.
Мир, не зависящий от нашего сознания. И мы - слабеющие от возрастных изменений, от психической усталости, от дезориентированности в этом мире. Равнодушном к нашим трудностям.
*
«Всё это наверное неспроста! Так наверное старость устроена. Изнутри. Пора осваиваться. Привыкать».
*
Возраст. Должны приходить новые проблемы.
Они приходят. Не отменяя старых.
*
Ещё не совсем «финишный» возраст, но уже всё чаще это противное ощущение, что мир вокруг становится чужим.
Мир – для молодых. Он максимально соответствует сильным, выносливым, радостным, напористым, энергичным, размашистым, бесстрашным – молодым, одним словом.
Это понимаешь, когда начинаешь чувствовать, что тебе неуютно в этом молодом мире. Он ещё не сбивает тебя с ног, но и радостного чувства усилия, преодоления, открытия… он уже не приносит. 
*
Т.Т. Ищет причины своих недугов. Праздный из-за болезни мозг думает в этом направлении. Напрасно.
Называются смешные оккультные причины.
Но наверное там другие более основательные, но столь же сложноотслеживаемые, скрытые от самонадеянного человека причины. Куча причин.
Накапливание причин. К старости.
*
С возрастом всё больше логики пытаются подключить к своей жизни.
Это как подпорки под падающие стены.
Но вот какая уже может быть логика! Чему она может теперь помочь!
Да и с самой – с этой логикой – не всё в порядке.
*
«Повышенная мрачность».
Как болезни с возрастом начинаешь переносить всё с большим трудом, так и «повышенную мрачность» воспринимаешь тяжело. Она дольше длится. Её ничем не перешибить.
Её не хочется лечить!
*
Замечаешь, что с возрастом перестаёшь уже делать важные или не очень, но какие-то жизненные открытия.
Не добавляется ничего особенного к представлениям об этом мире.
«Всё в общем-то известно!» - как говорит персонаж одного хорошего фильма. Это именно тот случай.
*
Уверенность. Наверное это в людях возрастное. Приходит срок, и надо быть уверенным, а иначе как-то не солидно. Вот и всё, что можно сказать про уверенность. Не знание природы вещей, а, в лучшем случае ,-  знание правил игры.
«Можно ли на этом строить что-то?»
«Куда уж что-то вообще строить!»
*
Назревание новых возрастных изменений. Работаешь меньше, с трудом поддаёшься новым иллюзиям...
«Не посещают восторги». И вообще тяжелее на подъём.
Во всём больше замечаешь гадкого, проявляешь больше неудовольствия по разным поводам...
У Пушкина есть в записках:
«В лучшее время жизни сердце, ещё не охлаждённое опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противуречия существенности рождают в нем сомнения, чувство мучительное, но непродолжительное. Оно исчезает, уничтожив навсегда лучшие надежды и поэтические предрассудки души. Недаром великий Гёте называет вечного врага человечества духом отрицающим».
*
Стайка школьниц. Их не интересует мир вокруг, они полностью погружены в бестолочь своих сиюминутных тусовочных интересов. Ни одного пытливого взгляда, ни одного осмысленного лица!
«Заражаются вульгарностью друг от друга».
Видеть в мире только вульгарное, несовершенное, неправильное... И будто раньше было как-то не так!
Может быть, это уже совсем стариковское?
Хорошо бы, если так, а то ведь...
Стариковское, стариковское!





Вспомнила
Метро. Старушка спрашивает у совершенно посторонней девушки:
- Мне до какой станции?
- Я не знаю.
Громкоговоритель в вагоне: «Следующая станция “Садовая”. Поезд идёт до станции «Волковская».
- Вспомнила!


Отражение в витрине
*
Его отражение мелькнуло в витринном стекле.
«Неужели я так солидно выгляжу? – «Если не сказать яснее и проще».
*
Изнутри старик видит себя, конечно, не таким старым. Он расправляет спину, начинает идти решительней, но потом опять шаги его замедляются, голова опускается к груди, взгляд устремляется вниз.
«Скажут: “задорный старик”».
*
Уже понимает, что постарел, что будет и дальше стареть, что постареет не вообразить как. До безобразия.
Но что постареет когда-то окончательно, бесповоротно и, так сказать, с летальным исходом, еще не может взять в понимание. Наверное время не пришло.
*
«Стыдно быть таким старым. Особенно, если “не обрел достоинства ума и не изведал истин непреложность”».
*
Какая-то заметка про старость. На Западе уже не считают возраст в 65 лет старостью. В самом деле, если выполняются все обычные функции – вплоть до постельных, пусть и с помощью аптечных средств – можно и не считаться стариком.
Так можно и поверить! Впасть в иллюзию.
*
Метро. Два старичка по обеим сторонам от двери. Читают! Один с книгой, другой с планшетом.
Два старичка из «Сказки о потерянном времени».
*
Мельком, краем глаза замечает свою согбенную, уже совсем почти стариковскую фигуру.
Ссутуленную именно для стариковского удобства.





Вопрос
Как живут эти два старика? - Так вот. Кряхтя.


Бесплатная газета
Старушка, раздающая у метро бесплатные газеты, презентует одну из таких газет под названием «Работа» своей знакомой – уже совсем седой, более старой и немощной старушке.
То ли в шутку, то ли для разговору, то ли чтобы сделать что-то полезное – газета все-таки. В их времена у газет было другое значение в жизни.
В знак симпатического отношения.


Стариковское
*
Прислушался к себе. Всё на месте. И боль в колене.
*
Справился с этим. Рад, что справляется. И с тем и с другим, и с третьим. Хорошо, что пока справляешься со многими вещами.
*
Берёза с сучьями на высоте больше человеческого роста. Но допрыгнуть можно.
Думаешь, забрался бы на это дерево? Склоняешься, что ещё наверное бы как-то...  Для оптимизма.
*
Открываешь тайны стариков, сам делаясь стариком.
*
- Начинаешь понимать то неизменно угрюмое выражение стариковских лиц. Чему им радоваться! Всё мрачно.
- Только начинаешь?
*
Им не хватает ума и мужества. Это становится очевидней к старости.
Наверное ослабевают и ум и мужество.
Они всё глубже погружаются в какую-то растерянность от происходящего вокруг них и с ними.
*
- Старые скучные люди.
- Заскучавшие. Так вернее.





Сельская медицина
Старушка-сердечница баба Лена. После трёх инфарктов. Просит у соседки – такой же  старушки -  кофе, чтобы поднять давление. Соседняя старушка предложила Эуфиллин, так как в разговоре с бабой Леной прозвучала фраза «трудно дышать», а Эуфиллин вроде облегчает.
Так в деревне старушки прописывают друг другу лекарства. Такая вот сельская медицина!
Вызывать врача нет смысла: «Увезут в районную больницу». А там заставят покупать нужные и ненужные лекарства. И родственники туда не наездятся: дорого ехать, а нужно чуть ли не каждый день, так как кормят в больнице плохо. Ну что остаётся? Есть Корвалол, еще что-то сердечное...
Так и живут, надеясь, что пронесёт. Пока не прихватит окончательно.
Еще один медицинский совет от соседней старушки: красное вино для поднятия давления. И тут незадача. Супруг бабы Лены давно выпил все запасы вина. Но это уже замечание почти юморное.
Вино и ТВ. Долгими зимними вечерами. Можно себе представить!


Период
- Не переживай! Это у тебя просто период такой!
- Какой? Период старости?


Предки
Они должны бы быть совершенно довольны своей жизнью, ведь  им удалось более-менее благополучно преодолеть выращивание потомства. Эта забота всегда покрывает все остальные жизненные задачи.
Они должны бы испытывать огромное облегчение, разом снимающее все прошлые сожаления, страхи, недовольства.
Неужели этого для них оказалось мало!


Воспоминания
Что-то они пытались рассказать. Иногда рассказывали. Это были какие-то детские обрывки воспоминаний.
Наверное часто думали о том, что «всё уже как-то так даже уже и прошло!»
А потом задумывались над тем, что же это было? Перебирали одно, другое - то, что сохранилось памятью. Пытались это озвучить.
Вспоминали о том, как мальчишками, стоя на высоком берегу, бросали в реку на дальность яблоки из сада. Или то, как поджигали кишечные газы.
Цельной картины не получалось. Все время что-то более разумное в них спрашивало у них же: «И это все!»
То ли вспомнить нечего было, то ли забыли. Или не знали, как рассказать.
Вздыхали и удивлялись тому, что с ними сделала жизнь.


Старик и аптекарша
«Упаковка какая? Не помню. … А-а! Все равно не помогает».

 
Отступать некуда
«Наступление старости. Со всех сторон - атаки. Окружение, из которого не вырваться.
Стоять до последнего? Что еще остается!
Отступать некуда. И спасаться тоже некуда. Переодевшись под мирняка».


Тема
- Эта тема уже вообще почти закрыта. Все думалось, как это будет? А вот так! В явочном порядке.
- Что же делать?
- Что-что... Переключаться на старческую мудрость.
- Как это?
- Как-то так... Незаметно. Там ясно будет.


Старик на улице
Ему уже наверное не до писаний или ещё до чего-то в том же роде. Какое-то растерянное равнодушие на лице. Оглядывает улицу, людей и машины, вязнущие в снегу. Не на чем ему остановить взгляд. Он ещё не потерялся, но уже близок к тому, чтобы потерять представление, к чему и зачем ему всё это.


Рассказы
Что-то они пытались рассказать. Какие-то детские обрывки воспоминаний.
Наверное часто думали о том, что все уже прошло. А потом задумывались над тем, что же это было? Перебирали то, что сохранилось в памяти. Пытались это озвучить. Вспоминали о том, как бросали мальчишками яблоки из сада на дальность в реку. Или то, как поджигали кишечные газы.
Цельная картина не получалась. Все время что-то более разумное в них спрашивало у них же: «И это все!»
То ли вспомнить нечего, то ли забыли. Или не знают, как рассказать.
Вздыхали и удивлялись тому, что с ними сделала жизнь.


Вредная старушка
Родственники обсуждали вредный характер капризной, невоздержанной старушки.
Не без этого, конечно. Но тут еще и другое - обычное в таких случаях. Новое поколение вышло на «проектную» мощность. Мир окончательно от стариков перешел к ним. И они считают себя в праве всё в нем понимать, как им нравится. Помнить только себя. И серьезно, ответственно, слегка уже утомленно оценивать все вокруг.


«Букет»
Старушка учит свою более молодую приятельницу: «Так бывает. С годами люди хорошеют».
Благообразная старушка. Большая редкость. Довольно бодрая, не озлобленная старостью, с обычным в таком возрасте набором малосимпатичных симптомов - старческим «букетом».
«Букет моей бабушки» - любимая присказка одной учительницы литературы.
Может быть, это как раз о том старческом наборе, который подстерегает большинство женщин: безобразность внешняя, злоба, болезни, вредность характера, немощность, обиженность на судьбу, на людей, подозрительность и так далее вплоть до старческого маразма.


21 век
Забытая на улице старушка. Ей все чужие, и она всем чужая. И всё кругом ей чужое. Она настороженно оглядывается по сторонам.
Вот и какой-то старик по ТВ говорил о том же, говорил о том, что он случайно только попал в 21 век. Не узнает города, людей, звуки, запахи...
Страшно и тоскливо  дожить до такого. Перестать узнавать тот мир, в котором родился.


Не те
Передача по ТВ. Золотусский, вспоминая об Астафьеве,  про его бабушку сказал: «Таких бабушек уже нет».
«И то верно! Не делают теперь таких бабушек. Давно. Перестали выпускать. Закрыли производство», - согласно закивали
головами супруги Петровы, вспомнив своих бабушек и  своих мамочек, уже сравнявшихся по возрасту с давно ушедшими бабушками.
Согласились единогласно, что их мамочки-старушки, конечно, уже «не те» в сравнении с бабушками начала века, пережившими революции, войны, разорение, голод, полунищую жизнь.
Чаще бывает поминают современную молодежь словами «Не та пошла молодежь нынче!» - а тут вот - бабушки «не те»!
Совсем не те! Мол, приходится с сожалением признавать. «Жизнестойкость, самоотверженность совсем не те». Они до старости – будто полудети. А «настоящие» бабушки кончились на их мамах.
Так грустно Петровы и вздыхали, пока не переключили ТВ на другую программу.


В «Великолукском»
- Надоело жить.
- Что вы такое говорите! Первый раз такое слышу!
- Ну что же...
- У вас такая собачка!
- Ради нее и живу.
- Мордочка как у лисички. Рыженькая. Вы обе рыженькие.


Весна
Как худа рука у этого старика, который попросил перевести его через дорогу!
Выползают на солнышко, на весну, на солнечные стороны, по стеночке... Дожившие до еще одной весны.


Рацион
Сухарики с изюмом. «Изюминка - чтобы не тошнило». Испитый чай, картошечка, супчик...
Стариковский потребительский стандарт.
Старость, неизбежно приводящая к бытовому убожеству.
«Тратиться на себя?! Зачем! И так сойдет. Да и пенсия... того...»


Рассуждения на тему
Вдруг на мгновение что-то почувствовать из давно прожитого и изжитого. На мгновение оживляется старая способность находиться в чувстве. Хотя нет ни того, ни другого, ни третьего. Полноценные чувства отошли, как отходят ягоды в лесу.
Физическая и, следом, психологическая неготовность к нежным чувствам. Они лишены какой бы то ни было, кроме пошлой, перспективы.
А до чего-то другого, опровергающего такой довольно примитивный материалистический подход, ещё надо дожить. Если получится. Если такое вообще возможно и  бывает. Оставляешь маленькую лазейку.


Они все разные
*
Какое разнообразие старушек! Это отдельное явление в этом мире.
*
«Жёсткая жизнь». Иногда её особенно остро чувствуешь. Чаще и сильнее почему-то в других.
Вот она – эта жёсткая как доска жизнь.
Утренние зимние сумерки. Бабка с сумками. Передыхает. Что-то ж её неприкаянно гонит с этими котомками по этой жизни.
*
Старая женщина. Осторожно идёт по скользкому тротуару.
Маленькая, скромная…
В её жизни кончились разочарования. Как отрезало.
*
Старушка в «Дикси». Не бедная, не убитая. Барыня, хоть и подержанная. Задерживает очередь, обременяет излишне персонал... Своим недоверием, непониманием...
Делает покупки в какой-то прострации. Будто это не главная её забота. Занимаясь этим, она вовлекает в это  своё старческое состояние. Со всеми прелестями.
Как она решает спуститься с этажа и посетить магазин... Муж её наверное давно умер. Она почти не знает, что со своей как бы освобождённостью при этой старости, подобравшейся к мозгу, делать.
*
Неопрятная старушка. Неопрятная не от природы, а от старости. В ней – общий упадок всего, что в обычной жизни даётся легко и просто. Но жизнь пролетела. И уже ни ума, ни памяти, ни внимания, ни сил, ни желаний. Даже растерянность перед старостью, перед необратимыми переменами во всём  истёрлась и теперь едва угадываются в лице.
*
- Не злите добрую старушку!
*
Кареглазая старушка. На круглом личике большие темно-коричневые пятна зрачков.
Весь интеллект, вся способность делать усилия направлены на одно - не упасть на заледенелом тротуаре.
*
Весёлая бабка с собакой. Весёлая, спортивная и беззубая.
*
Старушки весело прибедняются. Если их по-настоящему достанет что-то, тогда они и будут совсем другими.
*
Старушка. В таком возрасте это уже называется не ласковым словом «шизанутость», а немного по-другому. По крепче. В этом деле важна точность.
*
Старушка. Окончательно беззубая.
*
Больше всего умиляют задействованные в посадке деревьев старушки.
Старушки всё больше и попадаются. Неутомимые общественницы.
Посаженные в будущее деревья. И старушки практически без будущего.
*
Две старушки еле успели на электричку на Посёлок. Добежали. Запыхавшиеся. Сели в вагоне.
- Нагрелись!
- Спортсменки!
*
Недоверчивые робкие старушки. Они будто якорь бросают в тихой гавани. Привязываются к случайным, приветливо обошедшимся с ними людям. Все сосредоточено на них. Только на них. На многих уже нет сил. Ум слаб, он не может справиться со сложностью многомерных отношений. Пристроились к чужой жизни.
*
Бормочущая старушка.
Что она бормочет? Молитву о том, чтобы Бог её оберег от всех этих напастей?
Или она неосторожно бормочет проклятия?
*
Старушка шла и тихо хныкала.
*
Аллеи Михайловского сада. Скамейки, чинно парами гуляющие ухоженные старушки. Сберёгшие себя. Для этих нескольких спокойных, не обременённой заботами и трудами лет.
Это ЛВ бы не подошло. Она и у парадной на лавочке никогда не сидела.
*
Бабуля с активной жизненной позицией.
*
Бредёт старушка. Перекурила, сидя на скамейке под козырьком автобусной остановки, взялась за свою большую сумку, повесила её на плечо и побрела дальше.
Тоже ведь, какая-то история!
*
Старушка с собачкой.
По лицу старушки видно, что она  ничего не поняла в этой жизни.
И ей уже всё равно.
*
«Эта беззубая старуха станет в следующей жизни акулой».
«Что за мысль!»
*
Глубоко постаревшая учительница. Впрочем, она так стара, что и не угадаешь в ней учительницы.
*
«Перестройка». Старушка в очереди. «Вкусненького захотелось, колбаски. И нет».
Старушка из тех, что считают копейки, перебиваются чем придётся.
*
- Старенькая и ухоженная.
- Ну что ж... Значит, дети совестливые.
*
«Божьи одуванчики» - это такой период относительно благополучной, приличной старости.
После него неизбежно приходит период окончательной, серьёзной, вопиющей старости.
*
В «перестроечные» времена женщина лет шестидесяти у метро Парк Победы продавала самолёты, сделанные из реек и папиросной бумаги. С красными пропеллерами.
Обычная ленинградская пенсионерская панамка. Осколок «эпохи энтузиазма» вынесенный прибоем Времени. Может быть, бывшая пионервожатая, комсомолочка... Беспокойная, бесприютная.
«Значит, покупают её изделия, раз не в первый раз там стоит!»
*
«Не бойся, старушка!»
А она всё равно боится.
*
Старушка. Окончательно беззубая.
*
Старушка сидит на балконе первого этажа нового 9-этажного дома.
В платочке и синей нейлоновой куртке. Сидит неподвижно, глядя в одну сторону. То ли улыбка, то ли своеобразие старого сморщенного беззубого лица.
Деревенская ветхая старушка.
«Дышит воздухом».
*
- Старушка… Лет пятидесяти.
- Старушка!?
- Ну, пожилая женщина.
- Пожилая!?
- Ну, тогда я не знаю!
*
Кто они друг другу? Старушку в тёмном старушечьем платочке с прощальным поцелуем посадили в отъезжающий автобус. Автобус ещё не отъехал, а «провожающая-подсаживающая» уже радостно перекрестилась. Перекрестилась «в сторону», даже не особенно скрывая свой не совсем обычный на улицах сегодняшнего города жест.
Посаженная в автобус старушка старалась всего этого не замечать. Лицо у неё такое было – не замечающее, каменно-скорбное.
*
Средний проспект Васильевского острова. Горбатенькая старушка в синей нейлоновой куртке и домашних шлёпанцах сидела на остановке трамвая.
Заблудилась. Не помнит, где она живёт и как оказалась здесь.
Её повели в милицию.
*
«Куда это старушке с утра не спится? В дождливое утро! Озабоченная, потерянная… И будто спросить что-то хочет.
*
Старушка в Кузнечном переулке. Куда-то идёт. Сразу обращаешь внимание на трясущиеся руки. Она их держит за спиной. Ковыляет с остановками, еле переставляя ноги. Морщинистое лицо в старческих веснушках, рот приоткрыт. Что-то сознательное так спрятано в блеклых стеклянных глазах, что его уже не разглядеть.
Это уже последняя старость.
*
- Как они себя ощущают? Эти старушки. Среди достопримечательностей С-П.
- Ну, как себя обычно ощущают старушки!
- Нет, эти - весёлые такие, жизнерадостные, совсем бодрые... «Они в Питере!»
*
Ухоженная, интеллигентного вида старушка неловко улыбается, глядя в сторону просящей подаяние старушки попроще.
*
Далеко «запенсионного» возраста. Старушки. Они много не требуют. Существуют на пенсионные крохи. Пыхтят потихонечку…
Седые, со следами медного подкрашивания, волосы спрятаны бессильными дрожащими руками под какую-то занавеску или шаль. Поверх неё – шапка. Живёт как-то, хлеб жуёт. Куда-то вот надо дойти. Несмотря на заснеженный скользкий асфальт. Продвигается по стеночке. Блеклые водянистые глаза передают сосредоточенность.
«Делаются усилия жизни», - как сказал бы Платонов.
*
Старушки-близняшки. Так и ходят в одинаковых пальто и беретах. И то и другое коричневого цвета. Цвета перезрелой вишни.
Графини Вишни.
*
Кино-старушки. Не доведенные ещё до безобразной старости.   
Для задач мелодраматического фабулостроения.
Фабулообразующий элемент.
*
Деревня. Бабка девяносто восьми лет, впадающая в маразм (пьет свою мочу), но с крепким сердцем, и потому ничего её не берет.
«Кормите её хорошо, заботьтесь, чтобы её не хватил паралич, а то потом намучаетесь», -  советует врач.





Баба Мила
Эта баба Мила известна была тем, что у неё в огороде были грушевые деревья, дававшее большие, сочные груши. Если надо было что-то попросить у знакомых или соседей, она приходила с небольшим пакетом этих груш.
Кареглазая старушка с отчаянием старости в глазах. Её вечная угнетённость. И сволочной характер, не дающий успокоиться, всё портящий, толкающий к беспокойным отношениям с людьми. Во всяком случае – с некоторыми ближайшими соседями!
Она, может быть, хотела бы чего-то степенного, доброго… Но нет, не получалось у неё, всё опять как-то приводило её к беспокойству, отчаянию, неуравновешенности…
Теперь в её доме уже давно никто не живёт, но дом под красной черепицей, построенный мужем бабы Милы качественно, на совесть, всё ещё стоит. И какое-то большое, не фруктовое, дерево  рядом с домом – выше крыши – возвышается над всем участком, утопающим в зелени огорода и сада, и создаёт в сочетании черепицей крыши некое поэтическое живописное зрелище.
Сохранились ли там ещё те, на зависть соседям, грушевые деревья или они засохли без хозяйского ухода?


Карамелька
Идет в гости пить чай. Со своей карамелькой. Одну – для угощения, другую для себя.
Всё по-доброму, с чистейшей невинностью во взоре, не придерёшься…
Но тоска берет. Если пробуешь вместить всё это в комплексе – и старость, и старческое в мозгу, и полунищенскую бедность, и ещё что-то от пожизненной хитроумной недалёкости.


Вертинский
ТВ. Фильм про Вертинского в старости.
Мерзко рыдающе-торжественным артистическим голосом Радзинский зачитывает строки из одного из последних писем Вертинского, где он говорит о том, что все ему чужие, все равнодушны друг к другу, живут каждый в своём мирке. И что-то ещё про доклад Хрущёва на 20 съезде, про миллионы репрессированных, про то, в какую гнусную страну он вернулся из эмиграции.
Короче, никто его не любит, не почитает.
Смешной старикан! Будто не то же самое и с другими людьми в его возрасте. Друзей порастерял, если они и были, жизнь катится вперёд, у всех свои заботы... Его творчество... Скажем так – на любителя.
Текст письма сопровождается кадрами, снятыми на советских улицах. Правда, непонятно 30-е это годы, 40-е или уже 50-е. Серо-белая хроника. Будничные, невесёлые люди, какие-то вывески магазинов, мелькание транспорта... Что это доказывает?
Одинок! Нет у него никого, кроме его жены на всём белом свете. И он бы непременно застрелился, если бы не дети.
Как к такому сочувственно относиться!
Но Радзинский приплёл сердечный приступ, от которого Вертинский умер в 1957 году. Мол, задушила его советская действительность своей тоталитарной атмосферой и равнодушием к такому большому таланту.
Диагноз: «общее недовольство жизнью». Не есть ли это просто что-то старческое в своей основе?


Старение
*
- Амосов рассуждал о старении. Уменьшается интерес к жизни. Только люди с неисчезающими в старости целями могут что-то хотеть. Творчество… А обывателю зачем? Чтобы досмотреть до конца «Просто Марию»? Или чемпионат мира по футболу?
- Немного высокомерно. Не кажется?
- Может быть.
*
Старость, неизбежно приводящая многих к убожеству.
«Тратиться на себя?! Зачем! И так сойдёт. Да и пенсия... того...»
*
- Наверное придём в такое же ничтожество, что и они, что и все другие старики.
- Неужели!
- Даже не сомневайся!
*
Она будто не ожидала от себя старости. Такой старости!
*
- Не многие умеют с достоинством стареть. Трудно сказать, чего не  хватает – ума, воли, бесстрашия, философского взгляда на мир...
- А сам-то!
- И я.
*
Достоинство.
Поддерживают достоинство друг в друге. Подбадривают один другого в виду наползающей старческой немощи.
Именно в плане этого наползания этой немощи.
*
Обижены на старость. Вдруг это видишь. И будто кто виноват. Будто это не общая участь.
*
Стыдливо постарела. Стыдится того, что с ней происходит.
Стыдится себя перед той, которая была. Той, что была гордая, красивая, независимая, разборчивая...
*
Ушёл на сексуальный покой.
*
Старческое активно полезло.
*
Старик – это, когда ещё почти всё в порядке, только возраст указывает на то, что пора закругляться.
После старости совершенно отчётливо начинается новый этап в жизни – период дряхлости. Как тогда называть то, что получилось? Дряхляк?
*
Все женщины мира теперь для него безопасны.
*
Время старения.
Постепенное явление старости.
Может быть, это так и должно быть. Чтобы в конце концов было неудивительно.
Ну, чтобы совсем-совсем ничему не удивляться!
*
Глядели на них и думали о том, что тоже когда-нибудь будем, как они, погружаться в убожество. Медленно и неуклонно. Думали-то думали... Но представить это в полной мере не удавалось.
*
- «Сиди на солнышке – грейся!» Может, такой момент уже настал?
- А что, есть сомнения?
- Никак не привыкнуть ему, что они уже не его ума дело. Не перестроиться. Внутри чего-то не хватает. Солидности, успокоенности... Внутренне не солидный. Задорный. Если не сказать «вздорный»!
*
- И полы скрипучие...
- И хозяева уже тоже со скрипом.
*
«Возрастные люди». Так «щадяще» говорится о них. Смешно.
*
Старческое непонимание. Как дыры в сознании. Это настигает ни с того ни с сего.
И это же замечаешь на чужих примерах.
Думаешь о том, что надо причесать «твори». Пока не началась эта фаза старения.
*
Борется с физическими и физиологическими проявлениями старости и при этом незаметно впадает в старческий маразм.
*
Старение и ощущение какой-то  тревоги идут навстречу друг другу.
Тревоги, беспокойства, неуверенности, различного рода опасений…
*
Стал поддаваться старению. Такое ощущение проскакивает всё чаще.
Попробуй не поддаваться! Как же!
Жизнь к старости. Впадение в ничтожество. Это необоримо.
В это как проваливаешься, вязнешь в этом.
*
«Менять внутреннее представление о самом себе. Помнить о старике в утреннем зеркале».
*
Износилась в неряшливую усталую старушку.
*
«Стыдно постарел».
*
Отпустил своё тело в старики.
*
«Что это как не пошлые попытки убежать от старости! Уйти, уползти, ускакать...
Никто не научил жить в старости.
Все стесняются своей старости. Не могут и сами выбрать нужную стратегию. Для себя! Что уж говорить о том, чтобы кого-то поучать!»
*
Стариковский подход. Начинаешь примерно понимать, как это бывает.
«И так сойдёт!» - всё чаще.
*
«Побежал, побежал! Никак не перестроится в старика!»
*
- Как они смиряются со старостью? Может быть, начинают видеть себя в детях? Надеются продолжиться в них?
- До сих пор не знаешь!
*
М. говорит, что он старый.
- А я тогда какой? – спрашивает МН, который на шестнадцать лет старше М.
- Вы? Вы – древний.
*
- Застарелый возраст.
- Ну что ж, наберёмся мужества и будем стареть дальше.
*
Уютная седая борода, собака на заднем сиденье...
Привычка к старости. И внешность подтянулась.
*
«Старость наползает со всех сторон. Уже не отбиться».
*
Внимательно наблюдает за своим старением. Старается угадать, как там будет дальше.
Припоминает своих родственников и знакомых, уже прошедших этот путь.
Напрашивается слово «благополучно». Но это уже из области чёрного юмора.
*
К старости пришли растерянными и недоумевающими.
Никаких откровений, объясняющих этот мир, который им предстоит покинуть, не случилось. Всё более-менее буднично. Никакой торжественности в мире не наблюдается. Мир равнодушен.
Приходит утро, проходит день, наступает вечер, потом ночь.
Ночью не спится.
*
Выстраивание своих отношений со старостью. Привыкание. Постепенное.
*
Быстро стал уставать, утомляться, скучнеть с пол-оборота – стареть одним словом.
Будто его очередь пришла это делать. Достоялся в очереди. Дождался. Уже и позади большущий хвост образовался. Уже не крайний.
*
- Какая приятная!
- А ты старик.
- При чём тут я!
- А я о чём говорю!
*
Сидят за сериалами. Чтобы не думать о неизбежном. Чтобы не пускать внутрь себя страх и тоску.
*
Закрыть или прикрыть какие-то вопросы. Исходя из простого соображения: «в конце концов, это смешно».
*
По мере старения недовольство жизнью и окружающим миром возрастает.
По естественным причинам, связанным с самочувствием.
Очевидные вещи. Немногие способны этой возрастной предрасположенности противостоять.
*
Постаревшие бывшие дети. Постаревшие младенцы. Бывшие.
Это несколько поражающее впечатление возникает у тех, кто держал когда-то этих младенцев на руках, и теперь вдруг через достаточное количество прошедших лет пытается понять, как из тех розовеньких, миленьких младенчиков получились эти плешивые, сморщенные, потерявшие половину зубов уже почти старички.
ВВК первая обратила на это внимание. На этот феномен впечатления.
Можно сказать, старая нянька. Всего-то лет на пятнадцать старше «старичков». Сидит с ними за столом по поводу встречи после долгой разлуки, выпивает, закусывает, вспоминает что-то детское. Своё и бывших младенцев.
Время незаметно пробежало. Все успели состариться.
Ничего особенного, конечно. Дело житейское. И всё же... Когда слишком пристально взглянешь на эти вещи, делается немного не по себе.
*
Что-то меняется. Телесные ощущения. Одно не можешь, другое...
*
Превращение в «погодозависимого».





Пин-код
Универсам «Верный». Бабушка Асмик и её два внука, лет по пяти.
- Если будешь плакать, больше не зайдём в магазин. Хорошо?
Бабушка набрала целую корзину всякой всячины. Тут и виноград, и мандарины, и яблоки... Дети в нетерпении ждут сладкого – слоёных пирожков, шоколадок, сока  – хнычут и без конца делают что-то запрещённое.
Старушка стала платить «по карте» и тут выяснилось, что социальная карта «Мир» теперь без набора вручную пин-кода не работает. Но наша бабушка всё время, «пять месяцев», только прикладывала карту и не знает, как по-другому! А мальчики уже почти сжевали пирожок и шоколадку, занявшись этим сразу после того, как их пробили в кассе.
Кассирша вставила карту в терминал и попросила набрать код. Бабушка Асмик понажимала что-то, но ничего не получилось.
- Еще раз!
- Буквы или цифры?
- Цифры, конечно!
- Но я не знаю.
Потом старушка всё-таки позвонила кому-то и ей сказали номер пин-кода. Который бабуля громко, на весь торговый зал повторила:
- Тысяча девятьсот...


Старость вдвоём
*
Пожилая пара закусывает в кафе посреди торгового зала в «Ашане».
Делятся какими-то блюдами между собой. Подкладывают кусочки друг другу.
Они за одно. Однопородные. Из одной резервации. Куда ссылают старичьё.
Осторожно поглядывают по сторонам. Чувствуют себя здесь у всех на виду неловко.
Вместе стареют. И вместе же стыдятся своей старости. Стыдятся самих себя даже друг перед другом.
Как-то такое с ними случилось!
*
Идут, держась за руки. Сплетёнными толстыми, узловатыми старческими пальцами.
*
Идут на прогулку. Вдвоём. Медленно ходят по парку, улыбаются слегка. Она держится за его локоть. Молчат. Идут погожим майским днём по Парку Победы. А завтра поедут в Михайловский сад и там прогуляются по аллеям.
Потому что жизнь коротка.
*
«Два сапога пара». С годами это становилось всё очевидней.
Причём больше и заметней - именно в физическом плане. Они сделались точно как два скукоженных, скособоченных припыленных сапога. Один чуть побольше – для правой ноги, другой, поменьше, - для левой.
*
Живёт со своей старухой. Тащится по остатку жизни.
Угрюмо молчит, не слушая, как она что-то бормочет без перерыва, ковыляя рядом с ним.





Советский старик
Старик из электрички. В железнодорожной форме. Сумел разговорить соседей по лавочкам.
«В магазинах всё есть. Я заходил. Всё есть. Навалом».
Из этого следовало сделать вывод, что в Питере хорошая жизнь трудящихся.
«И в Белоруссии всё есть в магазинах».
Ну, значит, везде всё хорошо.
Советская закалка. Социальный оптимизм.


Глазами детей
Она свернула во двор. Сосредоточенная. Но уже как-то спокойно сосредоточенная. Сейчас будет её дом. У неё своя комната. У них у всех комнаты. У родителей своя, у неё – своя.
Родители стали стремительно меняться. Проседать, раздаваться…
Видишь их резкую старость. Её всегда видишь. Даже не саму старость, а резкую разницу. Всегда ощущалась пропасть возрастная. Теперь эта пропасть выразилась в дряхлости.
И она всё это  видит и понимает. Безнадёжную устарелость.
Хоть и скачут еще старички. Хоть и приседают по утрам.


Плачут
Жалеют себя. Плачут. Они – главные в этом мире. Такое ощущение у всех людей. Ставят себя.
И мир ухудшается вместе с их старением. Синхронно.
Т. Т. Плачет, пытается что-то сказать заплетающимся языком, дрожащим голосом.
Она не может ничего сделать в этой реальности. Плач бессилия. Всё что ни есть уже не поддаётся её контролю. Щебень, привезённый для чего-то, во дворе не так складывают, виноград не собирают, сын не звонит, не помогает…
Даже главная её опора – дочь - выводит из себя. У неё всё не так, у неё свои понятия, свои взгляды...
Как тут не плакать!


Определённость
Заметка о встрече читателей с Наумом Коржавиным:

«Коржавин сказал, что ещё не чувствует XXI века в “положительном смысле”, только “в смысле распада”. Сказал, что в практической политике никому и ничего не может советовать, но выступает за империю и свободу. “Я очень не хочу, чтобы Россия оказалась жемчужиной китайской империи?”»

Старческая определённость. Поздно уже воздерживаться. Надо высказываться, времени не остаётся.
Все рано или поздно понимают это. И торопятся.
В этом торопливом стремлении высказаться много совсем уже стариковского, так сказать, «впадающего».
Их переполняют впечатления от событий прошедшей жизни, вылезают старые обиды, недоговорённости...
Им кажется, что настаёт последняя возможность сказать об этом мире то, что накопилось.
У них умудрённая опытом старость. Уж сейчас-то их выслушают! Уж сейчас они донесут до людей то, что их волнует!
Иногда так случается.
А без геополитики нельзя было?
Наверное одной поэзией не удовлетвориться. С поэзией с годами, бывает, уже всё более-менее ясно. И со своей поэзией и с поэзией вообще.
Что такое поэзия? Инструмент постижения несовершенства мира.
Многим не хватает терпения говорить с миром только с помощью этого инструмента. Хочется прорваться к вопросам бытия непосредственно. Кто этим не грешил!
Времени-то не остаётся!









т1

ТЕОРИЯ ДЕТСТВА



На реке
М. каждый день приходил «на камни» с удочкой... Ещё издали он увидел на его привычном месте девочку лет десяти-одиннадцати. Но раздражения в связи с вторжением в «его владения» у него почему-то не возникло. Девочка брызгала на маленькую чёрную козочку водой, но та не убегала, догадываясь, что это просто такая игра. Ещё две взрослые козы щипали траву на берегу. Три «капры» - по-местному: Стелуца, Марта и маленькая чёрная Чернушка. Козочка не хочет уходить, ловко скачет по камням. N. подошёл ближе. Девочка посмотрела на него снизу вверх и смущённо улыбнулась. Потом стала брызгать водой на себя. Прибежала её сестра: «Лина, Лина! Иди сюда!» Сестру звали Таня. Она явно цыганских кровей, примерно одного с Линой возраста. Совсем не похожа на Лину, хотя та тоже смуглая, с темной косой до пояса. Но у Тани смуглость и черты лица индийско-цыганские. Лина большеротая, миловидная, улыбчивая. Таня - деловая, взялась за козьи привязи и потащила Стелуцу и Марту в гору. Козы не идут, а она их уговаривает, тянет. Её уговоры перемежаются иногда руганью: «****ь, *****!..» Лина же, беспечная, занимается только Чернушкой и маленькой, абсолютно дружелюбной к чужому N. дымчато-серой болонкообразной собачонкой. При этом Лина ещё что-то напевает, не откликаясь Тане. На Лине чёрный жилет и черные шорты. В косу вплетена красная мятая лента.
Когда она ушла с козой и собакой, N. показалось, что он понял причину её смущённой улыбки и брызгания. На земле между камнями осталась маленькая кучка. N., прежде чем расположиться с удочкой, поддел её сапёрной лопаткой для копки червей и отбросил в кусты ивняка. Через какое-то время N. опять увидел Лину и Таню. Они купались невдалеке. Их голоса были звонкими и беззаботными, уже не было и в помине деловитого недовольства Тани. N. теперь уже не мог определить, кто из них кто. Обе - загорелые, в белых трусиках, смеясь, прыгали с разбега в воду, проплывали немного, бултыхая ногами и смеясь гулко и звонко. На дне их смеха, как в колодце, что-то иногда звякало, как колодезная цепочка звякает о ведро. Потом с высокого берега их окликнул мальчик чуть старше их. Но они ещё некоторое время продолжали плескаться, а мальчик терпеливо ждал. На него N. едва взглянул, занятый своей удочкой. Потом N. ещё раз увидел Лину, шедшую по краю обрывистого берега мимо него. Она что-то напевала. У песни был явно какой-то фольклорный мотив, а слов нельзя было разобрать. N. смотрел, оглянувшись, на неё  какое-то время, пока не осознал, что и она смотрит в его сторону, и отвернулся.


Маленький рэпист
Маленький рэпист. В соответствующем наряде, в косынке с черепами. Даже походка у него рэпистская, дёрганая, пританцовывающая. Ему лет семь-восемь. И уже законченный рэпист. Это-то удивительнее  всего. Ведь в рэписты, алисинцы, металлисты и панки вступают лет в одиннадцать-тринадцать. Это как если бы вместо жёлтого нормального цыплёнка вылупился вдруг из яйца маленький, но уже внешне законченный петушок, с перьями, шпорами, гребешком, свисающим набок, настороженным, пожилым взглядом карих круглых глаз.


Самолётик
Мальчик трёх-четырёх лет хнычет у киоска с бижутерией. Киоск ярко освещён, за стёклами висят разноцветные, блестящие штучки: брелки, цепочки, часы, игрушки. По стеклянному прилавку кружится на одном месте заводной самолётик из красной пластмассы. «Я хочу что-то вон там», - говорит мальчик, перестав на мгновение нечленораздельно хныкать. Папа не хочет покупать. Чувствуется, что это выше понимания мальчика. Как можно не купить эту красивую, жужжащую штучку?


Юность
Бесконечная по ощущениям юность. Можно, кажется, бесконечно долго приближаться, как математическая кривая, к некому пределу. Который потом и не замечаешь, как переходишь, и всё оказывается уже давно позади. А пока все на тебя торжественно, восхищённо смотрят, прячут улыбки, будто тебе предстоит что-то необыкновенное, о чём они знают, пережили это и теперь радуются за тебя, потому что ты уже созрел для этого. \Воз.


Ребята
«Ребята, идите ко мне, я вам кое-что расскажу», - говорит детским непослушным языком мальчик лет шести. Остальные выглядят взрослее его и не торопятся на его настойчивые крики. Только девочка подбежала к нему через улицу...


Гол
*
Белобрысый красивый мальчик забил гол. Белозубая улыбка человека, умеющего нравиться. Всё у него получается. Гол - подтверждение того, что у него всё должно получаться. А то как же? Рад голу. Рад тому, что у него всё получается. Рад тому, что вообще всё у него так ладно.
*
Мальчики во дворе играли в хоккей. Младший, с пластмассовой игрушечной клюшкой, упал, а старший, с настоящей,  забил гол.
«Красивый был момент».
Это всегда поражало, когда кто-то знал до мельчайших подробностей всё о футболе или о хоккее. Знали все команды, тренеров, игроков по именам, их биографии, послужной список, все сплетни и «моменты»… Еще кучу всяких подробностей, которые для некоторых были всегда китайской грамотой.
А эти знатоки  способны были часами спорить, пересыпая свою речь фамилиями, датами, названиями турниров, описаниями моментов...
Совсем так, как продвинутые шахматисты, знающие, чуть не дословно, все партии каких-нибудь гроссмейстеров, не говоря уже о дебютах, продолжениях, вариантах и т.п.
С этим надо было вырасти, жить в этом мире наверное с пелёнок. Чтобы этот язык, система понятий, история, подробности входили в сознание и подсознание вместе с родным языком, формированием мировоззрения и т.д.
Это было не всем дано.





В начале
Бегут дети, обгоняя родителей. Дети и их будущее. Так, а не наоборот... Вот так, как эта простолицая, круглая, добрая женщина будут выглядеть и её дочки, которые пробежали мимо. Жизнерадостные, с блестящими глазками, румяные и круглолицые как мама...
Равенство детей. Это как начало беговой дистанции. Все дети одинаковые, те же слова, те же интересы, те же радости. Все красивы, умны... Между ними ещё не выросли непреодолимые преграды, как между взрослыми... Физическая красота, образование, интеллектуальные различия, религия, происхождение... А пока они все одинаково веселы, румяны, доверчивы, добры, простодушны.


Узнавание
Что-то близкое к ужасу. Узнавание. Когда она повзрослеет. Её детская невинная, безопасная душа. Она вытянется вместе с этим телом. Но тела всё равно станет вдруг, по ощущениям, больше той маленькой, помнимой души. И надо будет узнать её, надо будет по-новому понять её и привыкнуть к ней.  \


Нагота
На речке. Белая кожа. Девичья нагота. Больно смотреть. Загар всё-таки снимает это впечатление чего-то запретного. Как одежда. Матовая белизна. Чуть с желтизной. Молочная нетронутость, мягкость, неизбитость жизнью, ненатруженность ног, бёдер, спины. Неловкость, стыдливость. И цвет кожи - чистый, как у новых, ни разу не стираных простыней. Всё это как бы выпадает из черного открытого купальника. Невольно отводишь глаза. Больно смотреть.


Дружба
Мальчик учится дружить. Его друзья вышли на «Достоевской». Через несколько секунд, когда уже начали заходить в вагон пассажиры, мальчик рванул к выходу, пронзительно окликая своих друзей: «Саня! Женя!» Став в дверях, он стал махать им рукой, вопя: «Саня, пока! Женя!..» И потом, когда поезд поехал, и он увидел их за стеклом дверей, опять замахал рукой, но уже беззвучно.


В двух шагах…
В двух шагах от гениальности. Уже такой же весёлый, рассеянный, не от мира сего. Малахольный. Кучерявый, возбуждённо шагающий почти по газону вдоль тротуара юноша лет шестнадцати. Улыбка большими губами, бледность лица, бормотание. Похож на парковых шахматных вундеркиндов. Начало легенд про детство гения. Легенды накапливаются, ждут своего часа. Ожидание будущего. А может быть, ничего и не будет. Легенды не востребуются. Два шага до гениальности не будут пройдены.


Воспитательные слова
*
Воспитательные формулы. Работа учителя, усилия родителей направлены на придумывание воспитательных формул. Моделирование ребёнка и управление моделью с помощью воспитательных формул.
*
Родители думают, что они говорят понятные вещи. Всегда кажется - найди нужные воспитательные слова, и всё будет в порядке. Как они ошибаются.
*
Воспитывать - это значит говорить много лишних слов. Как у поэта. На грамм пользы - тонны словесной руды. Мыслями пиликая. Пустота воспитательных слов.
*
«Фонаберия» или «фанаберия»? Как правильно? Это слово любила одна учительница русского языка и литературы. Вообще, слово из лексикона школьных учителей. «Страшное», «ругательное» слово и в то же время как бы словарное, разрешённое цензурой в стенах учебных заведений. Школьные учителя, родители – те, кто вынужден «бороться» с детьми, постоянно испытывают недостаток слов («У меня слов нет!») для выражения своих воспитательных и воспитательских эмоций.
*
Прокручиваются в голове воспитательные слова. Сами собой. Ничего нельзя поделать.
*
«Дворником будешь!». А сам? Академик? Генерал? Генеральный директор? Президент? Незаметно превратились в занудных родителей. Возрастная испуганная серьёзность.
*
«А повести Белкина за тебя Пушкин читать будет?»
*
«Воспитательные» разговоры фрекен Бок. «Во-первых, сладкое портит фигуру, во-вторых, иди спать, в-третьих, а-а… делай уроки… А что ещё? Что-то ещё надо… Ах, какая мука воспитывать… Да, вспомнила: вымой руки!»  Самое забавное, что это не преувеличение, не карикатура, а что ни на есть бытовая реальность.
*
Каникулы. Не знаешь сразу, как воспитывать, какие воспитательные слова ещё придумать? Вместо старых: «иди делай уроки», «ложись спать, утром рано в школу»…
*
Родитель. Нечего спросить, нечего сказать. «Уроки сделал?» «Руки помыл?»
Эстафета поколений.
*
Упал. Ему немного больно, но это пустяки. Он боится, что сейчас мама будет ругать его за то, что он испачкал ручки. А мама стесняется воспитывать его при всем честном народе. 
Она еще с ним поговорит! В сторонке.
*
Мамочка своему несмышлёному дитяти, который что-то поднимает с земли: «Фу!»
Коротко, резко, подкреплено соответствующей интонацией.
Жёсткая дрессура.
*
«Удивись хоть чуть-чуть!», - одни из самых жалких и беспомощных  воспитательных слов.
*
«Я кому тебе сказала!»
*
Мама учит дочь:
-  Могут и летом закопать. Я тебе рассказывала. Ни с кем, нигде, никогда нельзя разговаривать. Ничего не рассказывай.
- А если он хороший?
- А ты откуда знаешь, что он хороший?
*
- Аня, не стучи по подоконнику, там люди живут.
Аня скачет игрушечной коровой по жестяным отливам окон на первом этаже.
- Аня! Я кому сказала!
*
«Нынешние дети читать и не собираются!»
*
«Алёша, что ты делаешь? Ты покушал? Послушай! Ты всё взял? Телевизор выключил? Из сети? Помни, что на уроках надо писать!»
*
«Ты уже два раза сделала то, что я тебе запретила делать».
*
«Ты по-русски не понимаешь, будет по-плохому».
*
«Ты же хороший мальчик, не надо кусаться!»
*
«Марина, я иду с ремнём».
*
 «Или ты глупая или не глупая».
*
«Ещё раз такое повторится! Ты меня понял!»
*
«Вот придём домой, станешь в угол!»
Но сынуля с ледянкой в руке, похоже, ещё не готов огорчаться. Может быть даже, эту его улыбку на разгорячённом розовощёком лице можно назвать ироничной.
*
«Сорина! Здесь нельзя сорить! Подбери! Быстро!»
На самом деле её зовут Зарина.
*
«Хорошо, что голову не потерял!» - воспитательная формула. Оказывается, не такая далёкая от реальной жизненной практики. Так с облегчением говорят родители, когда «на этот раз» всё обошлось с их чадами и серьёзная опасность уже позади.
*
Учит сына, есть какой-то жирный пирожок и не пачкаться:
«Головой-то думай немножко!»
Не столько учит, сколько даёт общие указания.
*
Пугают бедных деток. Из лучших воспитательных побуждений, конечно.

«Сейчас придёт милиционер…»
«Вот тебя цыганка украдёт».
«Сейчас сова прилетит и тебя унесёт».

Страшный мир детства. Если всему верить, что говорят взрослые, мир предстанет фантастическим кошмаром. Мир, где всё тебе угрожает, через одного хотят тебя съесть или украсть.

«Придет серенький волчок и укусит за бочок».

«Сейчас сова прилетит и тебя унесет». Так пугали Д. Прилетит сова из Парка Победы. Он верил. И мы постепенно стали воображать это и верить этому. Почему бы нет!





Мнение
Нет объективной истины в мировоззренческих вопросах. Есть личное мнение. Есть пафос. Есть своё собственное духовное зрение. Для человека естественно его навязывать другим. Что он и делает. С этим трудно было распутаться «раньше». Никто не сказал этого так. Учили уму-разуму, преподавали житейские истины, жизненную практику, бытовой опыт, мировоззрение, практическое знание жизни и так далее. Но не предупреждали, что всё может быть и не так, как они говорят. В это надо было безусловно верить. Пользоваться чужим опытом. И слова для таких случаев заготовлены, соответствующие, воспитательные.


Папа
Кричит. Чтобы поддержать эмоционально накал своего неудовольствия, которое непременно сойдёт без этого на нет из-за его слабохарактерности и жалостливости.


Чувство вины
*
Интересно, будет ли у нас чувство вины перед детьми? Чувство вины, ощущение своей допотопности, своей неполноценности в сравнении с ними... Всё зависит от выбора ценностей. Буржуазные ценности - пожалуйте во что-то похожее на бунт молодёжи 68 года. Нечто коммунистическое - тоже не устоять. Найдут чему противостоять. Это закон.
*
Они вырастут и начнут мужественно понимать жизнь. А до тех пор их будет жалко. Когда они дорастут до этого понимания, будет полегче. Станут вровень. Чувство вины хоть как-то снимется.





Разочарованность
*
Разочарованность. Детей - во взрослых и вообще в жизни. Взрослых - в детях. Какие-то неправильные модели, по которым судят, оценивают друг друга. «Не мил». Замыкание на фразе. Необратимость детской разочарованности. «Вышел из детства обиженным». И разочарованным.
*
Конечно, они затаились. Их всё это разочаровывает. И кажется чужим. А у них и своего навалом, невпроворот. Стариковского. Где им переварить, пропустить через себя, да ещё и любовно пропустить, все эти утомительные сложности давно и безнадёжно взрослых детей.
*
Обман.
Обманутся в радужных ожиданиях…
Взрослые всегда пытались снизить уровень надежд. Это же было и подсознательным самооправданием для них, для их собственной жизни.
Прорастают в мир незаметно. Так что обман можно и не осознать. Потом это может перейти в понимание того, что в порче этого мира никто специально, так это злокозненно не виноват, что все как-то где-то в общем-то… и само собой. К тому времени этот мир уже будет их собственным. Претензии предъявлять будет глупо.
И все же… Они. На фоне этого мира… Жалко их. Перед этим узнаванием.
*
Жалость.
Весёлые, жизнерадостные детки. Полные надежд и ожиданий.
Становятся неопрятными растерянными взрослыми. После детства они потерялись в этой жизни.
Их жалко. Но когда подумаешь о том, сколько их – таких,  жалетельного вещества души не хватает. И как быть? Недоумеваешь. Почему все так?
И все напрасно. Жалеешь только о том, что обозримо. А те тьмы  времён! Кто об них пожалеет?
Это как заброшенные старые кладбища. К ним прекращается жалость.
А в могилах доисторических кладбищ с удовольствием роются археологи.
*
Смотришь на них. И точно видишь в них бывших детей.
Они уже одутловатые, некоторые с животиками, с лысинами, даже с бакенбардами... Иные курят и пьют пиво. Казалось бы – где тут дети!
Их выдаёт детское недоумение: «Что такое? Почему? Не понимаю!»
И еще растерянное уныние на лицах.





Прощение
Они нас прощают. Они наивные, доверчивые. Их несёт вперёд их детское весёлое время, озабоченное только впитыванием, проглатыванием кусками жизни со всем, что в ней есть. Они нас прощают. Они не помнят. Пока. Пока? Это помнят их обидчики. Они рассуждают на тему «гений и злодейство». И им-то кажется, что ничто не проходит бесследно. Что шаг уже сделан. И его не пройти назад.


Бутылки
На пожарной, «незадымляемой» лестнице в окно было видно, как «бутылочники» играли в снежки. Бросили свой бизнес – перехватывание друг у друга только что выпитых пивных бутылок у пивного киоска – и бросались мокрым, липким оттепельным снегом в жестяной дорожный знак на столбе. Суровые, деловые дети вспомнили детство.


Умения
*
«А ты хорошо умеешь пересказывать», - спрашивает умненькая, в очёчках девочка примерно шести лет другую девочку, с которой она идет, держа её за руку, по неширокой вытоптанной в грязном снегу дорожке. Мамы девочек идут за ними. Неожиданные разговоры маленьких девочек. Наверняка это внушено им их родителями. На этом этапе жизни девочки убеждены, что самое главное в жизни - это уметь пересказывать. Этапы: писать в горшочек, завязывать шнурки, знать адрес и фамилию... Добрались и до пересказывания.
*
А ещё дети умеют не унывать.





Мера пресечения
Нюхом чувствуют своих. Школьники пятнадцати-шестнадцати лет. Если их больше трёх, всё вокруг как бы перестаёт ими восприниматься. Только они, их тусовочный мирок. Стайные существа…
«Мера пресечения...» - объясняет им кто-то. Они толкутся в здании районной администрации. Где-то здесь комиссия по несовершеннолетним, прокуратура, суд... Наверное, у кого-то из их подруг или приятелей неприятности…
«Они не видели ещё до сих пор «оборотной стороны медали».


«Беспризорные»
*
Они уже всё узнали, всё увидели. Как им кажется. Им не жалко этого мира.
Как-то он не вошёл в них. Его красота, чудесные моменты, его сложность, удивительность, чудесность... Всего этого не случилось в этих брошенных на самовоспитание Мауглей.
Смневаешься в том, что одноразового человека при таком жизненном раскладе можно исправить.
*
«Как с этим смириться?» Так. Это начинается, продолжается и кончается. Это кончится. Они пройдут по своей короткой логической цепочке жизненного опыта. Они быстро всему научатся. Им весело, они играют в общение, в детские остроты, у них свой примитивный мир интересов. Они очень напряжённо живут. Они быстро изнашиваются...
«Конечно, с этим не примириться».
*
Эти два несчастных создания. Подростковые. Нюхачи, надо полагать. Грязные, прокопчённые. Нюхают что-то в кулачке. Вернее  один из них нюхает на ходу, другой ползёт сзади уже никакой. Серые безжизненные лица. У того, что сзади, ещё не совсем утратилось что-то домашнее,   семейное, «мамочкино» в лице.
Острое чувство жалости. К ним и к тем, кому они испортили жизнь. И думаешь, что, может быть, лучше бы их не стало, но потом доходит, что это надо проживать до конца. Вымучить такое существование. Думаешь про него «внутреннего». Про того, кто спрятан внутрь этой грязной бессмысленной оболочки. Смертной, быстро изнашиваемой… На его счастье и пожизненно безутешное облегчение родителей.
*
Сидит на ступеньках какого-то закрытого ещё магазинчика, положил голову на колени и спит.
Сколько ему лет? Двадцать с небольшим.
За такого ещё могут беспокоиться дома.
«Радикальный ребёнок», - такое приходит в голову.
Так ждут его дома, беспокоятся или уже привыкли не ждать?
*
Эти злыдни обкуренные в подворотне… Они будто съевшие молодильных яблок бомжи с бомжихами. У них лица уже с окончательным выражением.
*
Молодые люди. Толпой. Неопрятные, с матюками, пирсингами, драными джинсами, засаленными волосами, несвежими лицами... Наверное какая-то группировка. Кто их разберёт!
Жизнь их перетасует, распихает по судьбам, по жизненным углам. Одни остепенятся, отмоются, вольются в образ жизни обычных граждан. Другие дойдут до самого дна и там сгинут. Третьи так и останутся уже постаревшими полугопниками.





Теория детства
*
Детство - это состояние. Это непрерывное развитие, движение, формирование, становление, импульсы, лихорадка, как на строительной площадке, аврал, катастрофа… Подчинённость только этому состоянию, имеющему какие-то свои приоритеты, свой «закон», невидимый окружению. Каста, орден, ложа...
*
В детстве не воспринимаются мрачные премудрости. Детство - что-то отдельное от всей остальной человеческой жизни.
«Судьба моя, за то всегда благодарю твой добрый гений, что смеха детская звезда живёт во мгле твоих трагедий».
Это приблизительно то самое. Жизнь не сливается с детством. Детство существует вопреки остальной жизни. Оно вложено в эту жизнь, но оно нечто совсем инородное.
Еще не успело оторваться окончательно от Божественного.
*
Им все равно, какая погода, какой курс доллара, какая международная обстановка, какое «тысячелетие на дворе»... Они существуют в своём мире, где всё перечисленное и многое еще другое не имеет никакого значения.
*
Просыпаются в человеческой плоти. Во всей прелести душевной невинности.
*
Дети гоняют мяч на дворовой спортплощадке, бегают, кричат, смеются...
Все просто, обыкновенно – ничего удивительного. Проходишь мимо.
Но вдруг будто откроется что-то  чуть больше обычного и привычного, начнешь понимать что-то чуть глубже, чуть полнее.
Например то, что у этих разгорячённых шумных мальчишек это самое начало. Легкомысленное, беспечное, почти ничем не обременённое время, которое человечество дарит им. (В идеале, конечно). Все проблемное и трудное в этом земном мире отложено до момента вступления их во взрослую жизнь.
И все понимают и принимают это безоговорочно!
Хоть для кого, детство – это некая общепризнанная константа земной жизни, которой подчиняется всё на белом свете.
Эта удивительная предоставленность устройства жизни для легкомыслия молодости!
Все нутром чувствуют, что так и дожно быть. Так и не иначе. Даже самые, казалось,  оторванные от таких пафосных вещей.
Чего здесь больше человеческого или биологического?
*
- Не чувствует, что детство-то кончается!
- Кто? Он! В его-то годы! Не поздновато ли?
- Ну да! Сейчас такие дети. С длинным детством.
*
Они совсем не похожи на своих замученных жизнью мамочек! Своими улыбками! Будто им предстоит какая-то другая, не похожая ни на что жизнь. И то правда! Как-то не представить, что и их ждёт такое же трудное будущее. И куда-то навсегда пропадут их улыбки. Вот такие. Чуть смущённые, доверчивые к миру, улыбки ожидания чудесных событий.
*
Всё вновь проявленное, вновь достигнутое, их свой, собственный новый опыт, новые открытия…
Это и радует, и удивляет, и печалит.
Они вступают в мир, вступают в эту длинную дорогу познания, которая не всегда оказывается такой же радостной, как сейчас в самом начале.
Уже сейчас грустно и больно за них.
*
У ненормальных пьянчуг вдруг начинают вырастать совершенно нормальные, ангелоподобные дети. Когда бывает нечто обратное, это не так поражает. Ведь людям свойственно портиться и ухудшаться.
Что с этими нормальными детьми их ненормальные родители успеют сделать? Может быть, еще рано радоваться?
Может быть, у них нормальные бабушки с дедушками?
Или что-то ещё. Оберегающее.
Во всё это так запросто не заглянуть. И теорию не построить.
*
По кирпичной части забора – ну, откуда штакетник растёт – папа ведёт дочку за руку.
Это всем детям всегда интересно. Такое хождение.
Девочка всё время что-то спрашивает, а папа, с оглядкой на прохожих, что-то невнятно отвечает, чуть улыбаясь.
«Вводят детей в этот мир» - почему-то сразу начинаешь обобщать.
И детям и, похоже, взрослым это интересно.
*
- Сейчас велосипед уедет. Он один стоять не любит.
- Стоясь! Стоясь! Кому сказал!
У мамы талант мамы. Она знает, что сказать, как направить активность ребёнка в нужную сторону.





Познавая белый свет
Коротышка лет семи. Может младше. «Шустрый шкет». Грязными руками утирает грязный нос. Торопливая разболтанная походка делового человека. Пропитые родители, стоящие невдалеке, наверное, довольны его самостоятельностью. Его пивными бутылками, за которыми он охотится возле киосков. Можно ли сказать, что он познает жизнь?


Детские лица
*
Взгляд. Лицо мальчика, спешащего в школу. Благородство, доброта, неиспорченность…
Куда деваются такие лица у взрослых!
Переводишь взгляд на пассажиров автобуса и не можешь этого вообразить...
Жизнь ли их искажает или что-то в них, нестойкое, с готовностью изменяющееся при первой встрече с недобрыми, конечно, людскими буднями? Или, опять же, не в лицах суть?
«На лицо ужасные, добрые внутри»?
Угадай! Они не украшают этот мир. Что можно с этим поделать? С биологией, с химией, с временем?.. Духовная работа? Внутренний свет? То, что не стареет в человеке?..
Можно без конца гадать о них, о их сущности, о их внутреннем устройстве... Но ответ, наверное, всё же написан жизнью на их лицах.
Что они в этом мире, эти лица? Может быть, эти, «автобусные», лица «более правильные», «истинные», «без обману»?
Праздные вопросы.
*
Мальчик. Сколько любви и нежности было потрачено на это лицо!
Его простой, тихой мамой, идущей рядом.





Богатырь
«Родить богатыря к исходу -бря». Хотят ли большинство граждан родить именно богатыря? То есть гиганта, силача, атлета, Геракла, Шварценеггера..? Или им всё же нужен просто здоровый, пусть богатырски здоровый, а в остальном нормальный, умный, а не только большой и сильный, ребёнок? Сказочные заявки.


Цинизм
Цинизм. Это состояние взрослого. У молодых это скорее надо называть юношеской глупостью и неосторожностью.


«Интим»
Мальчики идут мимо магазина «Интим». «Детям вход запрещён». – «Это только девочкам запрещено». В этом есть логика: «Не ругайся! Здесь женщины». Или: «Что ты глупости говоришь при женщинах». А на самом деле всё просто. На второй, стеклянной, матовой, двери заведения нарисован знак: в середине красной, перечёркнутой окружности изображена девочка с косичками в разные стороны, конопатая и большеротая. Вроде Пеппи Длинногочулка. Или Ани Распоповой.


Жест
Мальчик. Неподражаемое, вроде как танцевальное, движение рукой и поворот вокруг своей оси. Довольный, предвкушающий жест. Идущий от ощущения собственной красоты, избранности, удачливости. На мгновение удалось это почувствовать. Красоту и избранность. Гармонию его красивого мира. Мир, оказывается, не един. Об этом знаешь, но из-за привычки «жить у себя» забываешь, упускаешь из виду. Мир молодых, гармоничных. Мир ласкающий, интересный, увлекающий, приветливый, приятно удивляющий...  Ощущение света этого «не твоего» мира. Почему это не может быть и твоим? Ведь все в ощущении, в интерпретировании... В лёгких как дуновение ветерка вещах.


Мир её глазами
Смотреть на мир её глазами. Вместе с ней. У детей это всегда:  делать что-то интересное интересней с кем-то… А они такие существа... Хоть и не приспособлены для некоторых вещей, но почему-то рядом с ними забываешь друга Петю. С этим невозможно бороться. Да это и не приходит в голову...
«Только детские книги читать, только детские думы лелеять...»


Слёзы
*
Слёзы и наполненные желанием, устремлённостью… мысли. Они и тогда ни к чему не приводили. Как детские слёзы. Они и были детскими слезами, детскими мыслями, детскими желаниями. Они закономерней дождя. Они порождаются душой с регулярностью порождения дождевых облаков, которым ничего не остаётся делать, как только пролиться на землю. Бесследно. С неочевидной пользой. Трава гуще зеленела, солнце ярче сияло, пахло острее и головокружительней... Жалко. Прошлогодний снег. И детские слёзы. И те бесследные, пережитые длинными ночами молодости мысли, мечты, надежды, желания. Которыми, казалось тогда, можно было затопить всю вселенную. И от которых ничего теперь нет, кроме формального знания, что они были. Никто не захлебнулся в этих слезах, не потонул в этих страстных мыслях. Это больше всего поражало и тогда. Это казалось несправедливым, неправдоподобным, подрывавшим основы прямолинейной детской веры в миропорядок. Но наступало утро. И не было времени на сожаления. Светило солнце, дул ветерок и гнал лёгкие белые облака.
*
«Неужели она уже понимает злые слова, чтобы от них плакать.
Или плачет в непонимании от одной только злой интонации?»





«Внутренняя» жизнь
В ощущениях родителей - дети живут свои жизни внутри их, родительских, жизней. У детей нет ощущения, что они живут «внутри» чьей-то жизни. Они живут в открытом космосе внешнего мира.


Ласковый голос
Она говорила с девочкой неестественно ласковым голосом. Так разговаривают злые воспитательницы детских садиков с детьми в присутствии родителей.


Своеволие
Своеволие. И что? И ничего, и ничего… Молодость, агрессия самоутверждения, иллюзии... Своеволие Буратино, проткнувшего носом холст с нарисованным очагом. Чаще всего своеволие кончается чем-то подобным. Всё смысловое в жизни, всё ценное как раз в некоем тонком, подобном холсту папы Карло с нарисованным очагом, слое, созданном человеческим в человеке. И если его проткнуть своевольным носом ничего интересного не произойдёт. «Парни, это всё туфта! Ничего там нет!»


Смех
Детский смех. Дети показывают нам нашу утраченность, растраченность. Нашу траченность. И старость.


Фразы
Фразы: «Мне родители достали...» и «Меня родители достали». Не расслышал, что именно было сказано в разговоре девушек попавшихся навстречу.


Утро
Эти дети уже на ногах. Наверное, у них нет дома ТВ. Или нет нормального дома.


Трамвайчики
Бабушка и внучка: «...там, где трамвайчики спят...» Когда, в какой момент дети забывают те детские истории, которые им рассказывают бабушки и мамы? Трамвайчики, красненькие, желтенькие, усталые, они тихонько стоят один за другим, дремлют стоя, как-то непонятно подрагивая и позвякивая спросонья.


Игра
Они, наверное, в самом деле, «даются». Они наши и не наши. Плоть от плоти. Но что такое плоть? Не в плоти дело. Не о плоти речь. Откуда же они? От Г.Б.? Дадены. Для нас и для них. Мы серьёзны, мы хотим понять, у каждого с возрастом вырастает как пирог на дрожжах своя «теория детства», мы яростно противостоим, мы убиваемся в слезах, мы лопаемся от гордости и таем от умиления... А это всего лишь игра… А вдруг это всего лишь игра?


Суворовец
Суровый суворовец. Отказал бабушке, встречавшей его с поезда, в поцелуе. Отстранился, что-то буркнул. Маленький «суворый сурововец».


Помнишь?
«Помнишь, как ты шёл между мамой и папой, и как они тебя поднимали за руки, и ты какое-то время летел над асфальтом. Пока у мамы не уставала рука. А ты говорил: «Исё!» Помнишь?»


Чужое детство
«Чужое детство». Вот оно. В него можно окунуться. Присесть в него. Булькнуть. Уйти в него с головой. Чужое ли оно? Может быть, всё непрерывно продолжается? Может быть, это существует постоянно? Вероятно. Это мир только своих, детских, занятий, проблем, мыслей, настроений... Замкнутый мир. Туда так просто не попасть. Его надо вспомнить.


Не рассказать…
Не рассказать все их прекрасные жизни, все их прелестные разговоры. Они проходят мимо. И их жизни, и их разговоры. Уносят свои разговоры в свои неведомые длинные прекрасные жизни. Так думаешь, глядя на них, слушая их.


Реплика
«Воспитывать? Приучать? Закалять? Направлять на жизненном пути? Образовывать? Духовно обогащать? Творить с чистого листа?.. Лысенковщина! Закаливание коров, зерновых, картофеля…»


Слова
«Моко (кефир-молоко), адем (идем), абака, икама (реклама), бона (больно), факин (Брюс Вилис), беля, каная…» 
Какое ждет его разочарование! От этого грустнее  всего.


Буратины
Школьники по утрам идут на занятия. Уныло смотрят в землю. Петербургские Буратины. Темно, сыро, спать хочется. А они идут в школу, чтобы стать умненькими и благоразумненькими.


Теперь и раньше
Раньше говорили: «Способный, но лентяй». А теперь: «Ну, он, конечно, не идиот...»


Преступление
Пионер разбил стекло. Это было самое страшное пионерское преступление. «Надо вызвать его на совет отряда». «Нет, лучше на совет дружины».


Не навредить
*
NN. никогда не писал про воспитание. Из его, в основном негативного опыта нельзя было сделать каких-то общечеловеческих пестолоцци-макаренкоподобных выводов. Просто муки мученические. Невозможность отвлечься от самого себя, так как приходилось самому участвовать в педагогических ситуациях. Кроме того, было и страшно. Страшно вовлекать в эту словесную непредсказуемую жизнь ещё и детей. Все остальные - ещё куда ни шло, перетерпят, а они... Не дай Бог, что-то навредишь из-за собственной болтливости и графоманства.
*
«Нельзя проявлять естественный взрослый цинизм перед детьми. Неплохо бы вовремя вспоминать, что мы испорченные взрослые. Нельзя даже говорить детям, что Деда Мороза не бывает!»
*
Неосторожное обращение с детьми... Их жизнь может, если не разбиться, то надтреснуть  от действий неумелых, неумных взрослых.
Это всеобщее и повсеместное - легкомысленное обращение.
Когда поймёшь это,  уже поздно бывает. Вот и получаются такие!
А кто-то и во всю жизнь так и не понял.
*
«Я тебе сказала! Ты не поняла!»
Судя по громкости и интонации, может и ударить. Непослушную дочь. Подросткового возраста. Наверное есть за что. Но это уже самый край в развитии детско-родительских отношений. Дальше продолжения может и не быть.
*
Жалобные взвизгивания собаки где-то на верхних этажах. В этом что-то детское. Обижают ребёнка. Может быть даже, лупцуют и одновременно шипят на него, чтобы он громко не плакал.
Дети так же бестолковы и беспомощны за стенами квартир с их злыми или просто глупыми обитателями, во власти которых они находится.





Диктовки
Умиротворяющее действие японских авторов. Лечебное чтение. Ещё минуту злился на непослушного ребёнка, а тут продиктовал ему с учебными целями несколько предложений и почувствовал как в душе что-то теплеет, тает, размягчается.
«...Гимпэй был потрясён неописуемой прелестью девушки. Одна полоска кожи повыше парусиновых туфель - и та сводила с ума. Его  сердце пронзила такая тоска, что он готов был умереть на месте,  либо... либо убить эту девушку».
Может быть, не стоило диктовать подобное десятилетнему мальчику.


Прятки
Прятки. Два мальчика. Их интересуют даже не сам смысл, результат игры, а те ситуации, которые поминутно возникают. Они даже не прячутся, а придумывают и тут же говорят друг другу то, как они бы спрятались. Особо остроумные случаи развиваются ими обоими. Цель – найти друг друга, победить – иногда и вовсе теряется. Но вот они начинают, наконец, играть, но всё превращается в сплошное веселье.
- Всё? - спрашивает «в;да».
- Я сам скажу, - кричит не успевший спрятаться мальчик.
- Всё?
- Я сам скажу!
- Всё?
- Я сам скажу!!
- Всё?
- Дурак.


Прогулка
Он уже сделал уроки. Он привык быстро делать уроки. Уж с этим у него всё в порядке. Ещё не поздно, а он уже сделал все уроки. И теперь сопровождает маму, прогуливающую Тоби. Они все втроём медленно идут по обычному маршруту вокруг квартала. Мама говорит тихим голосом. Он смотрит на маму с лица безупречно послушного ребёнка, радующего своих родителей. Он подтверждение их тихих воспитательных теорий. И на Тоби отсветом падает сияние этой теории. Тоби тоже на редкость добропорядочная и воспитанная болонка.


Разбойники.
«Детей надо баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники». – Не сможем как следует избаловать – денег не хватит, только испортим.

В юности
Банальномыслие юности. Школьные сочинения. Всё это пёрло, конечно. Но оно было как раскладывание обиходных вещей перед отправлением в дальнюю дорогу. Банальные: зубная щётка, полотенце, пальто, тапочки…
Освоение мира в первом приближении. Закономерно. Но всё же как-то уязвляет.


Забота
Саша: «Давай лечись, я с тобой не буду на старости лет возиться».
Мама: «Я понимаю, что это она так заботится, но всё равно реву от «хамской формы».


Пионерки
Синие пионерские галстуки. Пионерки из Макдоналдса. По внешнему виду, по невинности полудетского лица - пионерки. Но вот только пионерки не ленинские, а макдональдовские, синегалстучные, прилавочные.


Грустное давление
Кажется, что от этого грустного давления на них, что-то изменится… Вера в грустное давление, в обиду.


Дети
*
«Есть такое понятие – “дети”».
*
Свежие, чистенькие, 10-13-летние, пахнущие барбарисками.
*
Все дети похожи друг на друга. Собачьи, кошачьи, человечьи...
*
«О, Господи Боже!» - и закрываешь глаза от ощущения непереносимости какой-то мысли.
*
 Хочется, чтобы их ум поспел, чтобы их сознание окрепло и способность к пониманию развилась. И все для того, чтобы они могли с достоинством принять то неизбежное в жизни каждого человека осознание мира, в который они попали.
*
Господь Бог на них надеется. Старый, наивный Боже. Не на кого больше. Если не они, то тогда в пору закрыть всю эту лавочку к едрене…
*
Они прямо от Бога. Улыбка, отношение к людям, к миру...
Все-таки задумано это хорошо. И мир этот предназначен для чего-то лучшего.
Но вот не получается как-то. Попадают в этот мир. И уходят эти лица, эти улыбки, это отношение к людям и к миру.
*
«Молодые, глупые, щенячьи лица. Сердце заходится! Такая волна жалости подкатывает, если подумаешь!»
*
«Всё-таки в мире есть дети! Несмотря на их родителей».
*
Дети. Спрятаны у жизни за пазухой. Сберегаются до времени от этой жизни. Улыбаешься им. Радуешься за них.
*
Не знаешь, что хуже, что невыносимей, - огорчающие дети или огорченные дети.
*
От мысли об этом жить уже не хочется. И хочется только  ненавидеть.
Ничто другое не заводит так сильно и непреодолимо как мысли о «доме малютки».
*
Что выйдет из их детской красоты? Кто знает! А пока что они растворяют в себе этот разнообразный мир. Ну, или подмешивают себя к этому разнообразному миру. На его счастье.
Может быть, все ужасы Западной цивилизации нарастают, оттого что там стало меньше детей. Их уже не хватает для самоочищения мира.
*
Они знают, конечно, что они дети. То есть, что не взрослые. Но не знают, что это на самом деле в этой одноразовой жизни означает.
Их беспечность естественна и непосредственна.  Но вряд ли они хорошо понимают, что им положено радоваться этому. И что лучше, чем сейчас, им уже не будет.
*
Может быть, главное, для чего родятся люди, - это для того, чтобы побыть детьми.
*
«Ещё совсем маленькие дети. С мамочками, с папочками... Не надоест смотреть, слушать. Это первоначальный лепет, первозданное восприятие нашей жизни... И восхищаться таким вот устройством этого мира, в котором все это можно видеть, слышать. И это возобновляется опять и опять!
Но потом дети вырастают. И чем больше они становятся похожими на взрослых, тем... Ну, это понятно».
*
Ребёнок. Совершенствуется. Не смешно ли!
*
Нравится, как они бегают друг за другом по коридору и смеются цветочным смехом.
Из него получается цветочный мёд.
*
- Что вам помогает?
- А вот эти самые придурочные дети.
*
Вырвали первый зуб.
Есть что порассказать. О этой жизни.
*
Дети хотят, чтобы их жалели. Некоторые даже любят, когда их жалеют.
Они грустные люди.
*
Дети. Они сразу отделяют своё от взрослого, от стариковского...
У них с самого начала всё своё. У каждого своё. Почти не пересекающееся, не совпадающее  с не «своим».
Из этого совершенно объяснимо вырастают конфликты.
*
Люди будто не из детей получаются. Дети, кажется, ничего общего с ними не имеют.
*
Дети не понимают глупых шуток.
*
Родители любят и умеют отдавать детей в первый класс.
*
«Какие у них колокольчики в смехе! Больше, кажется, сравнить не с чем».
*
«Жалко детей. Им чаще всего не везёт с родителями».
*
«У детей радостная душа».
*
«Громкие дети».
*
Интернет: «Счастье – это, когда наши дети оказались хорошими людьми».
Хороший оборот – «оказались». Вдруг. Никто не ожидал, а они оказались.
*
- Разговаривать самому с собой странно. А петь?
- Наверное не так странно.
- Видишь девочку, прогуливающую свою собачку. Она не только поёт, а еще и пританцовывает.
- Ну, это нормально.
- «Дети, дети, куда вас подети!»
- Ещё говорят: «Что за наказание этот ребёнок!»
- Много чего говорят.
- Так чего больше в детях наказания или награды родителям?
- Такие серьёзные вопросы задаёшь! Это становится ясно не сразу. И вообще любую награду надо заслужить.
- Награду за выслугу лет.
- Вроде того.
- Хорошо бы не посмертно.
- Скажешь тоже!
*
Дети кричат во дворе. Дети весело кричали.
Это такая звуковая краска летнего солнечного дня в большом, полном детей дворе.
Пусть кричат. Они играют. Главное, чтобы радостно. А старики потерпят.
*
Они смиряются, в конце концов, со своими особенностями. Видят, что эти особенности и у их мам, и ничего страшного с ними не произошло, что они живут с ними достаточно благополучно. Это касается хоть чего, начиная с веснушек и кончая комплексами психо-физических особенностей.
Они наблюдаются у мам, значит и дитю можно с ними жить. Всё просто. А как иначе!
*
- Дети придают оптимизма в жизни. Иллюзия самого начала. Хоть не своего, так детей.
- Из той же истории – внуки.
- Эка хватил! Где ж их взять!
*
- Но он не унывает! Так кажется
- Это хорошо. Главное, чтобы они не унывали! Это главное. А то чувствуешь, что виноват в чём-то.
- Таки да! Виноват. Все всегда виноваты.
*
Она их родила, растила, любила, жалела, боялась за них. Они легкомысленно относились к этому, были своевольными, делали глупости по жизни. А она? Что она могла поделать! Она сделала свою работу в этом мире. Жизнь текла. Что ей оставалось? Смотреть вслед сыновьям. И бояться за ним. И ночами не спать.
В некоторых поселяется какая-то смутно чувствуемая обида. Вот они честно, с полной отдачей сделали своё земное дело. Из них вышло то большое и разнообразное будущее этого мира. Вышло и, не прощаясь, ушло, покинуло.
Это чувство пустоты после твоей главной жизни... И непонимание, и обида...
Это у многих. Только не у неё. Она так не умеет. У неё ничего такого. В этой её безропотности чувствуется что-то животное. Может быть, и слава Богу!
*
«Бедный дрессированный ребёнок!»
*
Дети. Им постоянно нужно подтверждение правильности их жизни.
*
- Они ещё совсем не умеют делать усилия!
- Тебе их жалко?
- Конечно!
*
Дети. Чего-то они ещё не знают, чего-то не умеют... Не умеют хитрить, обманывать, притворяться... Пока не умеют.
Простодушно прекрасные.
Потом как-то всего поднаберутся от жизни, от взрослых. С этим ничего не поделать.
А пока они ещё что-то отдельное от этого мира, в который они попали.
Им улыбаешься.
*
Детское совершенство. Совершенство детей.
*
Дети. Почему мысли о них всегда вызывают панический страх и боль. Что-то инстинктовое? Животное?
*
Какие-то особенные ожидания в отношении детей... Это тоже можно отнести к чему-то мелодраматическому, то есть к чему-то навязанному литературой, кинематографом...
Сериальные сказочки, которыми люди морочат себе голову.
*
«Дети – это не для слабонервных. Особенно в гремучей смеси с ДМШ».
*
Когда они начинают уже говорить... Знают уже почти все слова... Но мысли у них часто смешные.

*
Дети хотят праздника. Они всегда хотят праздника. Никто так не ждёт праздников, как они. Особенно «подарочных» праздников.
*
«Жизнь искажает детей».
*
- Легкопослушные дети.
- Бывают.
*
Непослушность детей наверное заложена в первоосновы жизни. Дети должны быть непохожи, чтобы порождать новые ситуации, расширять, углубляя, изменять человеческий мир. Противоречия в отношениях поколений заложены на генетическом уровне.
*
«Дети фастфуда».
*
Продолжиться в детях, внуках…
Это то, о чём говорил Тарковский.

«Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла…»

Это то, что примиряет людей с их смертной земной участью.
Что это? Элементы элементарной мудрости?
Правда, нужно ещё быть счастливым в детях.
У Тарковского с этим было всё в порядке.





Дети и мир
*
«Мир не может быть плохим, ведь в нём существуют дети.
Потом, правда,  дети вызревают во взрослых. И портятся.
Как-то портятся. Это несомненно. С этим не поспоришь.
И с ними вместе  портится мир. И с этим не поспоришь!
И  все равно! Мир не может быть плохим. В нём есть дети».
*
И нечто совсем противоположное.
Самые чудесные вундеркинды не спасают этот мир!
Их самих иногда надо спасать.
*
Девочка на самокате. Совсем малышовая девочка на самокате. Солнечный вечер, довольно тепло. И девочка улыбается. Как-то торжествующе, переполненно! Но с достоинством.
Думаешь, что этого достаточно этому миру, этой жизни. Этой улыбки, этого улыбающегося ребёнка.
Чего ж ещё!
*
- Дети постоянно подправляют, исправляют понимание этого неласкового, ущербного мира.
- Маленькие.
- Что?
- И не свои.
*
Мир в детской простоте.
*
- Дети нам даны?
- Даны.
- Они нам даны и даны этому миру?
- Правильно.
- Даны тому будущему – зреющему – миру?
- Куда ты клонишь?
- Что ж это за мир такой, для которого нам даны эти такие дети!
- Дети как дети!
*
- По-детски всё видит, всё замечает. Этому иногда удивляешься.
- Дети многое видят, многое замечают, а взрослые об этом даже не догадываются.
- Видят и ничего не говорят. Не выдают себя.
- Партизаны!
- И мотают на ус.
*
- Жизнь заманивает детьми.
- Маленькими детьми.
- Это всегда такой порыв в неизвестное:
«Мари, Мари, у нас будет малыш! О, Боже мой, у меня будет малыш! У нас будет малыш!»
*
Эта восхитительная детская духовная работа по освоению мира! 
*
«Диня!» - окликнула его бабушка, когда он, заинтересовавшись чем-то, происходящим на другой стороне дороги, остановился и стал неотрывно глядеть туда, позабыв всё на свете.
«Диня!» - и он, будто очнулся, повернулся к бабушке и двинулся дальше, прижимая к курточке маленькими пухлыми ручками машинки – по одной в каждой руке.
Изо рта его потянулась длинная слюнная капля. Как он поражён этим привычным для нас повседневным миром!
*
Старый фильм «Молодой Карузо». Поёт мальчик.
Соединение музыки и детства. Эти две стихии взаимно усиливают друг друга.
Дети оправдывают этот мир.
И музыка.
*
«Мир. И дети. Это что-то отдельное. Особенно спящие».
/Автобус 
*
«Сколько прекрасных детских лиц, сколько заботливо выращенных из детей новых людей! Почему же мир так несовершенен!»





Лимонадный возраст
Расположение детей, купленное лимонадом или мороженым. Возраст детей, когда их расположение можно купить лимонадом или мороженым. «Лимонадный» возраст».


Учёба
*
«Читать и учить одно, чтобы читать и учить другое, чтобы читать и учить третье…»
*
«М. Пруст. Это о чем?» – «Как сказать… Это то, до чего можно не добраться…»
И дальше про необходимость чтения, чтобы подниматься по неким ступеням к чему-то так же высоко и для многих недоступно лежащему, как и М.П.
Воспитательный момент, пропущенный мимо ушей. И это при том, что «понятливость» возрастает.
Всё происходит само собой. Всё-таки учится человек подсознанием. Сознание никогда бы не поспело за развёртывающимся перед человеком миром.
*
- Пятёрка? – слегка и немного строго, наверное по привычке, удивилась мама.
- Пятёрка!
Ощущение пятёрки. Детско-школьное. Вспоминается то непередаваемо приятное чувство, которое испытывал, неся в портфеле дневник или ученическая тетрадь, с выведенной красными учительскими чернилами заветная цифра «5».
Отлично! Отличился!





Магазин
- Баба, давай икру купим.
- Ты кашу не съел сегодня.
Бабушка и внук четырёх-пяти лет.
«Баба» даже не улыбнётся. Она в этом пятилетнем мире, где всё так же серьёзно, как и во взрослом.


Детство
Мальчик в инвалидном кресле и его мама зарабатывают в метро, прося милостыню в вагонах. Мальчик хочет сам кататься на коляске. Он, смеясь, рвётся от мамы, вертя колеса… Ему весело. Его ещё не взяло за живое. Ему ещё только лет десять. Ему хочется укатить от мамы… Ужас бесконечности его разнообразной жизни. Всё ещё впереди. А пока его увлекают эти колёсные детские развлечения.


Отцы и детки
*
«Отец всегда будто чему-то удивлялся. И относился с каким-то даже недоверием. Сомневался в происхождении. Может быть его поражало несходство… Во всём. Нет, не его порода. «Епиходовщина!» - ругался он девичьей фамилией матери…
Но сейчас-то, наверное, насмотревшись внуков, признал-таки. Понял, что «бывает». Увидел, что это «несходство» не только с ним приключилось».
Они нам даны. На воспитание?.. Общего между нами – самую малость. Что-то несущественное. А мы всю жизнь пытаемся притянуть один другого ближе к своему. И получается борьба поколений. Те самые «Отцы и дети».
*
Отцы с сильной волей… Они выдавливают, как штамп, из детских душ свою выверенную копию… Выдавленные до тончайшей оболочки сынки.
*
Отцы. Смешные на фоне детей. Сами по себе они еще о-го-го! А рядом… А в общении с ними… Сплошной конфуз. Жалкое зрелище. Как так получается – непонятно. Ведь они, отцы эти самые, еще как бы и сами еще дети. Сами по себе. А рядом… А в общении… Ни с того ни сего! Вдруг! Только потому, что прошло каких-то молниеносных пятнадцать-шестнадцать лет.
*
Облегченный вариант родителей. Экспериментальная модель.
*
«Ночью приехал, бля!..»
Детсадовского возраста сын слышит этот разговор по мобильнику и все понимает. Но он мал еще батю учить! Молоко на губах... И так далее. Он немного гордится, что перед ним открыли кусок настоящей взрослой жизни. Что его приобщили. Пригодится по жизни.
*
Папочка учит понурого сына, который наверное пожаловался на проблемы в садике:
«Относись с улыбкой!»
Правильный папаша.
Наверное для взаимопонимания важно быть однопородными. Чтобы по генам передавались реакции на мир, способы решения проблем... Если этого не знать, можно зря сотрясать воздух, тщетно добиваясь понимания.
*
А этот учит сына уверенности в себе. Эта уверенность может быть ни на чем не основанной -  все равно! Он не выдаст себя. Это навык, приобретённый в определённой жёсткой, «неумильной» жизненной среде. Здесь всё на свете –знания, силу, умения и другие основания для уверенности - часто заменяет психологическая устойчивость. Видимость, фикция, блеф... Может быть, другого этому миру и не нужно.
*
Пытаешься их понять... Ищешь, пытаешься проникнуться тем, чем они живут. Ищешь объяснения их словам, мыслям, поступкам...
Считаешь, что мир сложен, малопонятен, непредсказуем. Но ничего не можешь им об этом сказать. Зная наперёд, что это не дойдёт до них, - этот чужой стариковский опыт.
Они инстинктивно отталкиваются от всяких таких отвлечённостей. Что надо, они уже, как смогли, поняли и теперь пользуются этим пониманием как умеют. А другого понимания им пока не надо.
«Что тут понимать! Надо прожить жизнь не мучительно, без пафоса... Попросту».
*
Всегда есть соблазн свалить всё на непонимание поколений. Упорней всего думаешь именно так.
Но подкрадываются мысли другого направления:
«Что если это обыкновенная разнопородность. И понимание невозможно в принципе!»
Это неутешительно. Но через привыкание к этому, может быть, надо пройти. Привыкаешь же к таким мыслям с другими людьми. Привычка большое дело. И кончится взаимная нервотрёпка. Сразу же увидится возможность другого подхода, снимутся вопросы, претензии, кончится противостояние.
Коммуналка. Даже в ней находятся формы мирного сосуществования. Это не так сложно.
*
«Отцы и дети». Это болезненная тема. Во все века.
Но не так, как у Тургенева. Острее, тоскливее, непереносимее. Что Иван Сергеевич мог понимать в этом!
*
Не внушил, не передал… что? А пустяки - бестолково-романтическое отношение к жизни, к способу жизни, к смыслу жизни...
*
Дочери. С ними всё понятней. Более-менее. У них есть их «женская» жизненная программа, которая определяет их поведение и планы на будущее.
А у сыновей, бывает, на годы – путанный, бестолковый непродуктивный, а главное неопределённой длительности  возрастной период вхождения во взрослую, самостоятельную жизнь. Не о чём говорить с ними в это время. Они и не захотят.
Может быть, и правильно. Может быть, это время как-то полезно скажется на будущем, в будущем, но не сразу, не теперь.
Сыновей ещё нужно дождаться.
*
Не папа победил, а он сдался. Такая формула поражения ему больше нравится.
*
Он с гордостью посматривает на своего сына.
Сыну наверное лет пять. Папа проводит ладонью по его короткому ёжику и с лёгкой улыбкой смотрит на свою детскую копию.
*
«Отстань!» - говорится этому занудному родителю.
 «Отстать?! – размышляет родитель - А как? Окончательно или нет?»
Огорчается. И от детишек и от себя самого.
*
У папочек с детками отношения и споры обобщённого свойства. Те самые «Отцы и дети».
Мамочки понимают, насколько это сложное дело, и при этом они не отвлекаются на обобщённые, бесполезные в практике общения с детьми вещи.
Может быть поэтому, всегда существовала проблема отношений «отцов и детей», и не существовала никогда проблема «матерей и детей».
*
Они не верят в своих детей. Наверное судят о них по себе. Кроме того, они, наблюдая их с младенчества,  никак не могут отнести их к вундеркиндам. С их возрастными глупостями, с плохой успеваемостью в школе и пр.
Только в искусстве остаётся ещё какая-то родительская надежда на чудо. С искусствами всегда всё непонятно, поэтому есть почва для такой надежды «А вдруг!».
*
Отцы, дети.
Понимаешь, что они не какие-то там другие. Просто каждый живёт в своём времени, впитывает это время.
Какой-то период проходят через время вместе, рядом.
*
- Как-то почти совсем легко расстаёшься с деньгами для них. Потому что это самое лёгкое и простое в отношениях. Удерживает только то, что эта лёгкость вредна в воспитательном смысле.
- Ты наверное феномен.
- Ну почему же!
*
Проблема отцов и детей? Нет, здесь что-то шире, глубже, основательней, многозначней!
Проблема отношений старого, уходящего мира отцов и нового, ещё неизвестного какого мира детей.
Стариков эта неизвестность больше всего и пугает.
*
Уже не так примитивно как раньше рассуждаешь на темы взаимоотношений поколений.
Появился естественный опыт пребывания и в «детях» и в «отцах».
Оцениваешь не только слова, но и что-то более тонкое, скрытое, что можно понять и оценить только по каким-то косвенным признакам.
Это нескончаемое противостояние... Эти взаимные претензии - подспудные, непримиримые, идущие откуда-то из подсознания... Они могут и не фиксироваться сознанием, но они есть, и они проявляются в каких-то серьёзных вещах и в бытовых пустяках...
Почему так? Загадка. Наверное, какие-нибудь психологи могли бы всё объяснить. Даже наверняка!
Человек - тонкая, сложноорганизованная штука. В попытках понимания его поведения часто логика не помогает. Иногда кажется, что её может вообще не быть.
И с этим не знаешь, что делать.
Претерпевать!





Витя
«…Витя! И побыстрей иди». Витя побежал, не оглядываясь. Пробежал метров... двадцать. Чтобы мама была спокойна. Ну, всё, она уже не видит. Можно не спешить. Пройтись, балансируя, по поребрику, поиграть с флажком, взятым в школу, поговорить с самим собой... Вольная жизнь!.. Утром мама разбудит, накормит завтраком, поправит воротник рубашки под курточкой, поможет вдеть руки в лямки ранца… Скажет несколько воспитательных формул и отпустит. Витя уже большой. Он пойдёт три квартала сам. Сначала торопясь, а потом как захочется.


«Двухзубые»
*
Зубки. Ложечкой можно постучать, но ничего не видно.
*
Ночью проснётся, если его долго переодевать или соску никак не найти, и жалобно, как-то совсем не так как днём, плачет. Днём плачет, если его не кормят, требовательно, полукричит, надрывается. А ночью – трогательно, беззащитно, так сказать, искренне, просто от малости, от страха перед непонятным большим миром. Ночь, мрак, с ним что-то делают, куда-то переставляют, над ним склоняются тени. И всё это в тишине. Как не плакать. И тогда возьмёшь его на руки, он повсхлипывает ещё чуть-чуть и умолкнет, глядя в окно на свет уличных фонарей, на редкие огни в доме напротив. Потом ему дают немного молока, он жадно пососёт-пососёт и откидывается на бок, как проваливается в сон. Вот такие они «двухзубые».
*
Прислушивается. Не слышен ли отдалённый плач. Помимо воли, даже если Д. рядом с ним.





Детские игры
*
Две девочки недалеко от художественной школы. Игра в называния цветов. Сложная игра.
«Красный. Моя формулировка – красно-оранжевый. Кончаю формулировку. Приступаю к заданию».
«У тебя одна поймайка и три дотроги».
«Формулировка: коричнево-серый… Дурочка».
«Ты не имеешь право ловить. Надо сказать «кончаю формулировки, приступаю к заданию».
«Короче, я выиграла».
«Можно сдаться добровольно».
«Рапорт. Сдаюсь добровольно. Конец рапорта». …
Смесь бега и ломания языка…
«Ты зря меня так ловишь».
*
- Играем в «Матрицу». Я чур Попрыгун. А ты Росомаха.
- А я?
– А ты Химера.
– Не хочу! Химера женщина.
– Ну и что. Зато она силу забирает. И раны зализывает. Мыслями управляет.
*
Три поросёнка.
«Мы три поросёнка. Нас два, потому что один умер. Вот и осталось только два».
А так они три поросёнка.
*
«Московские прятки или обычные?»
*
«Давай поиграем не в трудное. В кошки-мышки, в сову и мышку…»
*
«Я рыба-пила». – «А я рыба моторная пила».
*
Это не пистолет у мальчика в руках, а «пестик».
*
- Мы играем в мясорубку».
- Как это?
- Я тебя запятнала, ты – мясорубка… Коля, он мясорубка.
*
Катюша  - ябеда. А он всё равно с ней играет. В Леопольда.
*
Описание пластилиновой композиции:
«Это котёнок марсианина, это настоящий марсианин, это рыбка марсианина».
*
Играют в конкурс красоты. Уже почти девки, вот-вот… Поэтому и игры такие. На излёте детства.
Ещё всё это - на детской площадке, и мамочки их ещё стоят поблизости, присматривая.
«Вызывается красавица Черняева Кристина! Трёхкратная олимпийская чемпионка по боксу и сумо!»
«Очаровательная рыжая девушка по имени Маслова Анастасия!»
Подсказывают друг другу, добавляют и поправляют «диктора».
Им весело.
*
Толстяка в очках не берут играть. Хотя он вышел гулять со своим футбольным мячом.
Неподкупные жестокие мальчики.
- Пацаны, вы куда?
- Куда надо! - коротко и ясно.
Но толстый в очках мальчик не расплакался и не пошёл домой. Для него все это в порядке вещей?
*
Игра воображения.
«Рыцарь, вооружённый холодным оружием типа меч».
Игра начинается с игры воображения. «Давай ты как будто...» «Давай я как будто был в цирке и встретил там тебя. В тебя там втыкали холодное оружие типа меч».
*
На глупости подбивает её. Мальчишечьи, правда. Это ещё не те глупости, которых должны бояться девочки-девушки. Он показывает ей какие-то знаки на стене, что-то с жаром объясняет, куда-то зовёт с собой.
Но ей уже это неинтересно. Ещё совсем недавно ей было интересно, а теперь вдруг – ну совсем!
Но мальчик этого пока не понимает.
Глупый мальчик Петя.





Игрушки
*
Мир игрушек вырастает вместе с ними. Модельки прекратятся в настоящие "Мерсы" и "Шевроле", пистолетики и автоматики, не дай Бог, превратятся в оружие, убивающее по-настоящему!
*
Мальчику купили игрушечный пистолетик. Он идёт, весело что-то рассказывая мамочке.
Сегодня от неё он больше ничего не захочет.
*
Старый игрушечный электромоторчик. Завалялся в ящике стола.
Жалко выбросить. Больно смотреть.





Взрослые
Взрослые уже не имеют морального права влезать на забор и расхаживать по нему, держась за чугунную решётку.


Дела
«Мишка должен позвонить». Вот и все дела пока. Кончились школьные дела, других пока нет. Только Мишка должен позвонить.


Художественная школа
«Тебя за это похвалили? Неужели у других ещё хуже», - некая мамаша. «Художественно», - преподавательница. Она должна сказать что-то комплементарное, а иначе детей перестанут приводить. Её работа. Отработка. Всегда даже на обезьянью мазню можно сказать: «Художественно». Или: «Живописно».


Маменька
У маменьки есть большой жёлтый кошелёк. А он вежливый маленький мальчик. Маменька открывает большой жёлтый кошелёк, чтобы достать ему денежку на мороженое. Она раздумывает на ходу, пока открывает свой большой жёлтый кошелёк. Мальчик внимательно следит за происходящим, взглядом, слабенькой улыбкой, вежливым робким видом подбадривает маменьку. Маменька колеблется. Ей не жалко, но ведь в большом жёлтом кошельке только заветный полтинник и… и изрядное количество железных денег. На мороженое должно хватить. Окончание этой сцены остаётся за кадром. Дала ли добрая маменька денежку вежливому скромному мальчику или нет? Дала, конечно. Как же без мороженого.


Тринадцать
Ей уже тринадцать. Она полнотелая и ростом с маму. Истерически смеясь, она рассказывает какую-то школьную историю. Мама подавленно молчит. Её удивляет и пугает эта прорывающаяся самостоятельная жизнь в бывшей ещё недавно плаксивой затюканной девочке. Мама плохо слушает дочь, не отдаёт себе отчёта, что истории дочери – смешные. Не улыбнётся. Она думает о том, что вот в эти тринадцать дочериных лет вместилась вся её жизнь от беспечного замужества сразу после института…


Мальчик из ларька
«Зачем учиться? - рассуждает этот мальчик из ларька. - Считать я уже умею…» Да, он уже настоящий мужчина. Может и семью содержать. Какая там школа, романтика, Хафиз, Саади, Омар Хайям! Или Расул Гамзатов?


«Внучик»
Не успела нарадоваться на внучика, а он уже курит. И матом наверное ругается.


Не бей!
«Мамочка, не бей! Я больше не буду!» – «Больше и не надо», - специально спокойным голосом. Почти острота, насмешка, интеллектуальное превосходство. Домашняя обстановка располагает. Самоутверждаются. Вдали от посторонних глаз. С себе подобными – это у них не всегда получается. А тут есть, где разгуляться.


Тогда и сейчас
*
Подвалы, чердаки, рогатки, мечи из палок, «бляшки», «банки», казаки-разбойники…
Они уже как-то выросли без всего этого.
Как это на них повлияет?
На них и на мир в целом.
*
Канавы
Кругом канавы, а детей нет. Дети не играют в канавах… Не хватает детей на все канавы, которые роют по городу. Рождаемость снизилась, а трубопроводы и кабели требуют перекладки… А канавы отличные, аккуратные, ручной разработки. И размер подходящий – профиль канавы идеально подходит к госту 10-12-летних детей. И канавы с двух сторон. На той стороне немцы, на этой – русские...





Мальчик вырастет
Он толстенький мальчик. Его мама ведёт за ручку. Он вырастет. И будто ничего этого не будет. Всё это забудется. Это не будет иметь никакого отношения к его жизни. Будто он не был никогда толстеньким мальчиком, которого мама вела по улице.


Детдомовцы
Они самоформируются? Самоорганизующаяся среда. Зона, казарма, детдом, интернат… Какие правила здесь действуют? Почему всякий раз воспроизводится эта специфическая среда, обстановка, взаимоотношения? Или необходима бродильная закваска, чтобы выпечь из произвольно собранной группы людей зону или казарму? Наверное психологи знают ответ на этот вопрос… Забыл добавить ещё одну разновидность сообщества, построенного по тем же законам – стаю. Собачья стая. Вот кому все остальные подражают.


Вот такие они…
Они скрепляют собой фамильные узы. Не только потому, что детей всегда жалко, но и просто потому, что дети есть дети. Они ничего не знают о всяких сложностях тех людей, с которыми им доводится жить. Их задача расти, получать, узнавать, радоваться, любить, быть любимыми и обласканными… Они-то и не дают замкнуться в обидах, в мрачномыслии… Они возвращают взрослых от их как бы сверхсерьёзных проблем к простому, бестолковому миропроживанию. Своими почемучными вопросами, весёлостью, любвеобилием, неутомимым интересом к миру, своей детской неиспорченностью… И жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что. Так нужно этим маленьким существам, доверенным нам.


Плач
Мальчику лет шесть. Он так смешно плачет. Плач его вызывает не раздражение, не сочувствие, не жалость… а улыбку. Может быть, это называется умилением. Какие проблемы у шестилетки при таком плаче на плече у мамочки, встретившей его после бассейна? Такой смешной ручеёк его слёз. И всё это как летняя гроза: в минуту пролетит, и засветит снова солнце.


Счастливое детство
Вполне счастливое детство. Не считая музыки из музыкальной школы.


Возраст
Мальчики выскочили покурить из дома культуры. Ломающиеся полудетские голоса. Отошли от входа за угол. Возраст. Стесняются курить на людях.
«У тебя скакалка? Ты умеешь через неё  прыгать?» Другой возраст. Измеряемый другими умениями. Возраст девочки.


Жалость
*
Ему что-то не купили, кроме того, ему жарко в тёплой куртке, и он устал ходить с родителями по их непонятным делам... Он плачет сам по себе, они идут сами по себе. Они ведут его в тоскливое продолжение этой жизни. Сейчас приведут его домой, заставят мыть руки, есть суп… Отругают, а может быть, и шлёпнут за то, что «трепал нервы» на улице.
*
Детей жальче. Родителей тоже жалко, но не так удушающе. Это наверное в нас инстинктовое, от наших биологических предков. Хотя это и можно как-то на словах объяснять. Например, тем, что детям всё только ещё предстоит. Узнать, понять, ощутить острой болью. И им не помочь будет. В их беспечности.
*
«Жалко их наивности. До слез».
*
Этот молодой электрик... Он идёт в компании коллег с собрания по структуризации службы. Они обсуждают какие-то денежные дела. Зарплаты, премии...
Робкие надежды на улучшение благосостояния... Начало жизни...
Вот он, этот молодой электрик, сидит дома вечером за ужином на кухне. Рядом папа с мамой. У них щемит сердце от любви и жалости, когда они глядят на сынулю. Всё ли у него получится? Не огорчится ли он прежде времени? Они и радуются за сына и  предчувствуют всё то будущее, которое ему предстоит.
Наверное это будущее будет не сильно отличаться от того, что было в их собственной жизни.
Оттого и щемит.
*
Дети. Их уже заранее жалеешь. Им только предстоит ещё увидеть, осознать, пропустить через себя то неизбывное, что открывается постепенно человеку в жизни – то, что мир в своём изменении постоянно и разрушается на наших глазах и при нашем участии.
Мир не может без этого. Разрушение и созидание, рождение и смерть,... Всё рядом, всё тут же, всё почти одновременно. Не останавливаясь, не делая исключений... 
Детям ещё предстоит поразиться, а может быть, ужаснуться этому. И как-то научиться принимать этот мир во всей его полноте, не впадая в безрадостное оцепенение и растерянность!
*
Весёлый больной ребёнок. С мамой или бабушкой.
С бабушкой! Это бы многое объясняло.
Весёлый и больной. И ничего с его головой не поделать.
Когда уйдёт бабушка, и его поместят в учреждение...
Начнутся недетские физиологические изменения... Природа будет исступлённо пробивать себе дорогу.
Это всегда страшно видеть в таких.
Исступление вместо просто детской весёлости.
*
«Страшно за них. Кончается определённый, тянущийся с рождения период. Может быть, это настоящее взросление. Мы вступаем в новое будущее. И нам всем страшно.
Или, может быть, вступают они, а страшно им?»
*
В этой к ним любви становится больше боли и жалости.
Пользование словами, которые не очень понятно объясняют человека. Нужно ещё что-то разъяснять, дополнять, оговаривать...
*
Улыбнулся ребёнку. Тому как девочка, шедшая с мамой, смешно ходит. Как-то неровно, с забеганием вперёд, вертляво...
Потом когда миновал их, подумал о том, что то смешное в девочке – это от её болезни.
И тут же вспомнил, что мама девочки была в возрасте. Это имеет значение.
Если это была не бабушка, конечно.
*
Мы жалеем детей. Мы жалеем себя в детях.
Их неудачи, их ошибки, их переживания отзываются в нас сильнее и непереносимей наших собственных неудач и ошибок.
Сказано было о ком-то, что он был счастлив в детях. Это очень важно.





Память
*
Детский ужас перед неотвратимым наказанием. Теперь уже неважно за что, мало ли… Это сравнимо только с ночными, тоже детскими, кошмарами. По степени всеобъемлющего, именно - какого-то объёмного, пронизывающего каждую клеточку - ужаса. Это не убрать из сознания. Разве какими-то фантастическими способами, вроде той вспышки света в фильме «Люди в чёрном». «Память о пребывании в брюхе межгалактического таракана». Годы ничего не стирают. Меняется отношение к этому, но не стирается ощущение ужаса. Психическая травма? Кто знает? У взрослых к этому, похоже, осталось «лёгкое» отношение. Две стороны медали. Разный, не встречающийся опыт у этих сторон одних ситуаций. Это неустранимо. И нечем это всё заслонить. В прошлом нет ничего такого. Не за что спрятаться.
*
Купили пальто. М. не выказал восторга. Это привело КК в  бешенство. Это постепенно закипающее страшное бешенство. Страшнее этого ничего в жизни не бывало.
На пике бешенства: «Скотина! Ты должен благодарить на коленях! На колени! Я тебе покажу!»





Небо
Дети выскочили из подворотни. «Луна!» «Звезда!» На ещё голубом небе – тонкий серпик молодой луны и звезда.


Кафе
«В следующий раз туда пойдём», - ребёнок уже знает, что в это кафе по дороге заходят «в следующий раз». Сам подсказывает.


Первое разочарование
Мальчик Федя. Это с ним впервые. Что-то не так. Кто-то вдруг впервые сделал что-то не такое.
Это как если бы в первый раз наказали щеночка. Или с ним приключилось что-то больное. Ни за что. Кошка ткнула острым когтём в нос, на лапу кто-то наступил…
Самое первое разочарование. Буквально – номер один. Сделан гигантский шаг.


Что для чего
«Человек рождается для детства, а не для взрослой жизни, как принято считать. Взрослая жизнь – средство для порождения нового детства».


Понимание
Этот шестилетка понимает, что ему курить ещё рано. Его двенадцатилетнему брату уже можно, а ему ещё рано. Понимает. Эти малолетки из неблагополучных семей всё начинают понимать раньше своих коллег по детскому саду.


Воспитательная практика
*
Воспитыватели. Воспитывают. Кто как может.  Отсюда такое разнообразие  получающихся в результате «воспитательного процесса» людей.
Попадаются и невоспитанные. Будто их совсем не воспитывали. Но кто-то или что-то все равно воспитывает. Без этого не бывает.
*
Тщетность воспитательных усилий. Родительские хотения и предпочтения. Они совершенно не идут в дело. Они формируют идеологию взрослого мира. Для этого и нужны. Период воспитывания – одновременно период самоорганизации и самоопределения по всем жизненным вопросам. Когда что-то начинают понимать. Часть энергии понимания изливается на головы детей. Бесполезно.
*
Проблемы человечества при желании можно свести к проблемам воспитания. Как научить? Как передавать знания? Как добиваться понимания? Как укреплять знания, чтобы они не терялись при смене эпох, от народа к народу? В воспитании детей этого никак не достигнуть. Куда уж что-то более масштабное!
*
А эти... Они очень жёсткие. Трудно даже представить, что с такой жёсткостью можно в жизни делать? На что она? На что она может сгодиться? Для какого она мира? Что из мира этой жёсткости может получиться? Холодные, бесслёзные, жёсткие дети? Не дай Бог!
*
Воспитание по большей части сводится к системе запретов: то нельзя, это не делай, туда не ходи, не кричи, не показывай пальцем, не высовывай язык, не корчи рожи, не высовывайся, с этим мальчиком не дружи, не обижай братика, не ходи по лужам, не груби, не шмыгай носом, не кусайся, не плюйся...
Ну, или что-то командное: оденься теплее, доедай кашу, ложись спать, делай уроки, беги в школу, вымой руки, вставай сейчас же, вытирай ноги, приведи себя в порядок, молчи, когда тебя спрашивают...
Что-то идущее из сознательного опыта, из житейской мудрости почти не воспринимается на слух. До всего доходят своим умом на собственном опыте без помощи воспитывателей.
Что-то внушить трудно, а запретить проще.
*
«Задачи? Известное дело! Помочь научиться жить осмысленно, помочь притерпеться к разному в этой жизни, не делать скоропалительных выводов, находить смысл в разнообразии мира, не ожесточаться, не отчаиваться, не глупить... Только вот - воспитывание это или нет? – не понятно».
*
А они хорошо умеют соскакивать с нудных воспитательных разговоров. На раз!
Иногда это даже вызывает уважение у воспитывателей.
*
«Может быть, начнут прислушиваться к родителям... Может быть, появится понимание, сходное с пониманием родителей...» Родительские надежды.
Не подвергаемый анализу, осмыслению, систематизации опыт «народного» стихийного воспитания.  Воспитывания.
Незанаученный, бывает, с эксцессами, в надежде на то, что традиция вывезет каким-то чудесным образом. Как это было веками.
*
«Правильное воспитание». «19 заповедей Марии Монтессори для родителей».
Умные вещи, с которыми соглашаешься с удовольствием. Это в общем виде. Те, кто понимает и принимает это, живут по этим правилам и без Монтессори. А все остальные... Им это не поможет.
Такие вещи нельзя формализовать. Им следуют по каким-то недоказуемым убеждённостям. Чувствуешь, что так правильно – и всё!
*
Типичная «правильная» мамочка. Она совершенно правильно все делает. И в жизни, и в воспитании детей.
Самое ужасное, что это ни от чего не гарантирует.
*
Мамочку боится не потому,  что она может наказать, занудства ее опасается. Это для него мука мученическая.
*
Воспитательная суета. Тысяча мелочей. На которые надо разбиться. Изнутри.
*
«Заразить» кинематографом и литературой... Чтобы не оторвать было! Как? Зачем? Это же так понятно! Это ведь - как заглядывание в чужое сознание! Как другие, не-Я,  решают всякие проблемы?  Чем лечатся в жизни? Сопоставление своих представлений с чужими. Проверка. И поиск, поиск... Ответов-то окончательных и бесповоротных нет. Их надо искать. Как искали прежде, во все века, как будут искать и после. Всегда! Вот причина заинтересованности и в кино, и в литературе, и в других искусствах. Еще в чем-то. В каких-то науках. В философии! Работать надо. Должны появляться вопросы, на которые захочется найти ответы.
Почему-то эта «зараза» не подхватывается.
И не оторвать только от «стрелялок».
*
Много раз пытался быть строгим.
*
«В спешке понавоспитывали детей. И вот!»
*
Научить жить нельзя. Но  сказать все те умеренно полезные правильные  слова обязаны.
*
Добру надо учить, а злу дети сами научатся.
Это парафраз на тему высказывания М. Мамардашвили. У него: «Зло делается само собой, стихийно, спонтанно, … а добро делается специально, и каждый раз должно делаться снова».
И еще тот же мотив:
«Ум – это то, что мы думаем, а глупость – то, что думается в нас само собой. Сама собой проявляется глупость, а для того, чтобы проявился ум, нужно очень постараться».
*
Жёсткая, натренированная в воспитании подростков мамаша. И сам объект воспитания...
Подросток... Хотя какой там подросток! На подбородке и на щеках курчавится первая поросль.
Считает себя умнее всех. Уж во всяком случае,  умнее разных строгих воспитательниц.
- Все так!
- Не хочу как все.
Никто пока не победил. Но... Известное дело – будущее за молодыми.
*
 «Всё казалось и посейчас кажется, что они сами лучше знают, что и как им делать.
И вот закрадываются сомнения.
ККК в своё время тоже беспокоился. Но всё обошлось как-то. Не лучшим образом, конечно, но всё же. А тут сомнения гораздо более обоснованные, кратно более обоснованные. Так кажется.
И никак не повлиять, ничего не предпринять.
Смертельный страх!
Почти ничего не контролировал. И даже не знал, как это делать.
А если бы контролировал?
Это интересная тема. Надо или не надо контролировать? Возможен или не возможен в принципе – этот самый контроль? Что можно контролировать? Как это делать?
Большие сомнения на этот счёт. Никогда ничего нигде не контролировал. Все шло как-то само собой. По воле Божьей. Не только в этом.
Отчего же этот страх? Старость? Вечерний тупик? Какие-то сдвиги в психике? Что-то ещё?»
*
Учит племянницу:
«А ты пригубила так... И сидишь».
Учит правильным вещам.
*
Перестать уже протаскивать все  их проблемы и сложности через soi-m;me!
Раньше, когда у «маленьких деток были и маленькие бедки», это как-то еще можно было делать. Но вот они уже совсем взрослые, и это почти невозможно.
В первую очередь потому, что они сами не примут помощи со стороны предков с их заскорузлым опытом.
И конечно, речь идет о проблемах общих, широких, неподъёмных для любого человека.
Миропонимание, отношение к людям и к жизни, что-то еще, но столь же, бывает, трудно формулируемое.
*
Считается, что специально воспитывать ненужно. Что-то объяснять, пример показывать  – и всё! Это ещё у Л.Н. есть в «Круге чтения».
В обычной, простой, не киношной, жизни так и есть. Живут себе рядом, наблюдают друг друга.
Родители смотрят, чтобы дети не баловались, были сыты одеты-обуты... И это нормально.
Но есть сомнения. Бывают ведь сложные виды воспитания. К примеру, когда бросают как щенка в воду и говорят: «Плыви!»
Для этого требуются какие-то другие родители, с другим жизненным опытом, с другим – особым, железным, нордическим, непробиваемым - характером.
А если его не хватает?
*
«Неужели это я говорю!» – с ужасом думает обычно добренький папаша, отчитывая провинившегося сынка.  Молодому папаше и самому становится  скучно и тоскливо от процесса воспитывания.
*
Думает, может быть, удастся исправить породу. Мичуринскими методами.
*
«Не учат правильному отношению к жизни. Раньше это приходило через религию. Теперь никак».
*
Их встраивают в образование. Как-то дисциплинируют, нормализуют, усредняют, причёсывают, подравнивают под более-менее жизнеспособный шаблон молодого человека.
*
- Может быть, воспитание – это не шутки! Не мелочи, не пустяки. Всё имеет значение и последствия. Неочевидные.
- Ты будто до сих пор сомневался в этом!
*
Воспитание – миф или реальность?
Воспитание спецсловами, внушениями, запретами и наказаниями...
Будем ли мы виноваты в случае чего?
А может быть, всё и обойдётся.
*
Воспитывание – это то же «послушание». Хочешь – не хочешь.
*
«Двоечницей будешь!» - пугает её мать.
Какая пока ещё спокойная, почти шутливая фаза будущего, которое начинается сейчас.
Бестолкового, трудного, полунищего, мерзко-бытового будущего! Так может показаться постороннему.
Кем она будет? Будет ли кем? Кем-то будет.
Может быть, люди ценят себя такими, какие они есть. Это со стороны кажется, что быть двоечницей это жизненная трагедия, а ей всё нравится. Всё её родное, привычное, на своём месте, и ничего чужого ей не нужно. Не пропадёт! Хоть и двоечницей!
*
- Детей к бабушкам надо привозить в готовом виде. Недовоспитанные полуфабрикаты некоторым из них не нужны.
- Это что же за бабушки такие!
- Встречаются.
*
 «Конечно, это всегда было баловство, а не воспитание. Куда кривая вывезет». 
*
- Лезут не в своё дело! Если много прожили, значит можно...
Мамочка жалуется сыну на кого-то, кто остался за кадром.
Учит сына не уважать старших.
*
- Лысенковщина в психологии: убеждение в том, что человеческую породу можно улучшить путём воспитания, помещения в соответствующие условия.
- Породу не породу, а что-то можно. Улучшить.
*
Улица.
«Морожено? Морожено зимой не продают», - без запинки обманывает бабушка внучку.
*
Куда ж она побежала, слегка потешно,  от бабушки и сестрички?
Ага! Посмотреть на огоньки!
На ограждении спуска в какой-то подвальный магазинчик вывесили новогоднюю гирлянду.
Воспитывает в бабушке что-то хоть умильное. Пытается.
*
- А это дом?
- Да.
- А это крыша?
- А это крыша.
- А это?
- А ты как считаешь? Ты как считаешь сама?
*
Мама учит дочку переходить дорогу:
«Надо всё равно смотреть. Кто-то глупый попадётся...»
*
Универсам «Верный».
Папаша и две дочери.
«Дети, вы знаете, что попрошайничество в магазине карается... тюрьмой».
Они пошли вдоль полок с продуктами. И дочери совсем ничего даже не просили!
Они просто подзывали папу к какому-то товару и показывали. Молча.
Это называется красноречивым молчанием.
*
«Ашан».
«Зачем тебе это нужно!» – помогает маме воспитывать младшую сестрёнку, отнимая у неё пакетики с огородными семенами.
Красивенькие пакетики с картинками огурцов, помидор, капусты...
*
Дети. Некогда было ими заниматься как следует. ТВ-воспитание, Дисней-воспитание...
*
Папа. Сердитый. Но добрый. Не ударит. Только покричит.
Дочь подавлена, сломлена, опрокинута его гневом. Он нависает над ней – большой, сердитый…
Но добрый. Покричит и не ударит.
*
Добродушный выговор или недобродушное молчание. Что действенней?
*
Папаша, наверное, по себе знает, как надо воспитывать сына. Знает, что детские души его породы, из его рода-племени могут выносить, как их можно давить, подчинять себе… У него уверенность в запасе прочности детской души, уверенность в том, что он не перегнёт палку, не переусердствует. Эта уверенность написана на лице. Удивляешься этой неколебимости, так как внешне – по объемам мышечно-костной массы – соотношение между воспитателем и воспитуемым переносишь и на духовную сферу. Удивляешься и не веришь, что хватит породной, родо-племенной стойкости.
И еще: не можешь представить, что в жизни может быть так важно, чтобы вызывать такую невероятную по мощи и сверхсерьёзности реакцию. Что он мог наделать этот четырех-пятилетний испуганный заморыш?
*
«Ты будешь умницей?»
Конечно, она будет пока умницей.
*
Какие-то странные усилия по жизни. Задаваемые отвлечёнными намерениями и целями.
Музыка – одно из таких усилий.
Музыка «для детей».
*
Сто двадцать театров одновременно поставили пьесу Радзинского «Сто четыре страницы о любви».
Это вызвало смех. «Что смешного?» Как объяснить? Пустился в пространные объяснения «в общем».
Как объяснить сразу, в какой стране он начинает жить? Сколько ему ещё предстоит узнать интересного в этом смысле.
Если придётся! Можно же, как большинство, не принимать этого в голову. Обойтись.
Все объяснения чуть не свелись к обыкновенному воспитыванию – к тому, что надо впитывать в себя культуру, чтобы испытывать интеллектуальные удовольствия. От умных людей, книг, фильмов, музыки…
*
Уговаривает сынишку не проситься на ручки.
«Нам осталось чуть-чуть и куплю подкрепиться».
Такой ход? Сыночек колеблется. На лице его озабоченность. Призадумался.
*
Воспитательный пафос. Его много тратится. В нём много демонстративного.
*
- Мамочка учит ребёнка курить.
- Что ты говоришь! Где?
- Вот видишь – курит, а ребёнок внимательно на неё смотрит.
- И что?
- Она показывает, как это надо делать.
- Дурак!
- Ну, почему же?
*
«Мальчики! Только спокойно!»
Видимо мамочка имела в виду пирожные в витрине «Буше».
*
Воспитание? Иван Иванович тоже воспитывал, воспитывал, а потом жалел и раскаивался.
*
Привыкла общаться со своей большой, бестолковой собакой. Этот же стиль общения переносит на своих маленьких внуков. Строгости, одёргивание, ворчание... Но не злая, конечно. Это видно по её большой, лохматой, обнюхивающей прохожих собаке.
*
Опасается быть жёстким. Так как это «онтологически неверно».
Такой навоспитывает! Уже навоспитывал!
*
- Необходимо придумать другой эмоциональный предохранительный клапан вместо традиционного крика-ора.
- Так придумай!
*
Всегда находились в политике разные радикальные силы, имеющие склонность насильно осчастливливать, загонять народ в счастливую жизнь.
Петя Егоров в какой-то мере близок к ним по общим воспитательным принципам, которых он придерживается. Другому его не научили в семье, в которой он вырос.
*
«Такие слова детям нельзя говорить». («Стерва».).
*
«Обходи лужи!» - голос и интонация у этого голоса такие, что попробуй не обойди эти лужи!
Педагогический голос и интонация.
*
- Воспитание. В строгости. С предсказуемым последующим выбором вариантом поведения. Закладывание будущего. Усилия.
- И всё получится?
- М…
- Вот именно!
*
- Большинство из них дезориентированы излишне нравственным воспитанием.
- Что ты несёшь!
- Ну, ладно! Просто дезориентированы своей до-взрослой жизнью. Может быть, жизнью с родителями. Там, может быть, только Тургенева и Льва Николаевича читали! И сплошь – барды.
*
Воспитательная практика не подтверждается теорией. И наоборот, теория - практикой.
Не сводится одно и другое. Как одеяло с пододеяльником: всё не поймать концы и уголки.
*
Плохо усвояемая педагогика.
Воспитыватель должен потренироваться сначала на взрослых – научиться справляться с ними – а потом переходить к детям.
И оставить диктаторские замашки есть. У некоторых они наследственные. Считают, что имеют «воспитательное право».
*
«Зэчное» воспитание. «Дави и круши».
*
- В общем-то, довольно честно делал своё воспитательное дело.
- Что значит «в общем-то» и «довольно»?
- Как умел.
- Так и говори!





Металлисты
Родители, наверное, не нарадуются на детей-металлистов. Те так нетребовательны к одежде! Им бы что-то чёрное, немаркое, грубое, однофасонное…


Таня
Таня тихо плачет. Поэтому дед не торопится её пожалеть, войти в её положение, пойти ей навстречу… А Тане никак не догадаться заплакать погромче – на всю детскую площадку. Чтобы деду стало стыдно перед чужими мамами и бабушками…
Плохо она плачет. Неубедительно. Искренне, натурально, трогательно, но… тихо. Так можно плакать на крупном плане в кино, а в театре, да еще в реальных декорациях не услышат, не проникнутся.


Цветочный период
То, что в них. Чистейшее - потому как природное. Как в щенках, как в котятах, в том – что нас умиляет. Свежайшее. Новоявленное в мир. Чистота даже в первых проявлениях испорченности.
Они изумлённо глядят на мир. Впитывая его в себя. Как жалко этого их периода! Цветочного. Только что распустившегося. Как жаль!


Металлоконструкция
В землю врыта кривая, ржавая, но еще достаточно мощная и неколебимая стальная балка. Швеллер.
«С ним-то уж не справиться этим хулиганствующим малолеткам, - думаешь с удовлетворением. - Это им не деревья, не скамейки, не водосточные трубы, не горки и качели на детской площадке. Это им не по зубам, не по рукам и не по ногам…»


Эстафета поколений
*
Мы только их дети. Нам не войти под сумрачные своды их сознания, построенного по правилам и обстоятельствам их жизни, их времени. Мы им кажемся ничтожными и легкомысленными.
На своих детей мы смотрим с таким же недоумением, спрашивая себя и их: «Неужели все это так уж непонятно?»
Непонятно. И нам, и им… И так без конца.
*
Они вырастают. Доверчивые, беспомощные, предсказуемые, всегда под рукой… Родные человечки.
И вот вырастают. В новых людей. С ними впору знакомиться, изучать как и всех посторонних новых людей.
Рано или поздно, но все меняются. До неузнавания.
И то детское, весёлое, ласковое, щенячье… исчезнет в них.





Суп
- Только обещай, что сейчас придём, покушаем суп! Ладно?
- Лано.


Самостоятельность
«Самостоятельность? Ладно. Пусть будет самостоятельным. При нас».


Показ
«Знаете, как моя мама прыгает? Показать?»
И он показывает, смеша приятелей.
«Она не мо-о-ожет!»


Люди
Люди будто не из детей получаются. Дети, кажется, ничего общего с ними не имеют.


Открытия
«Деда Мороза не бывает, а люди умирают», - детские открытия.


Детское
Играет на струнах влюблённости. Игра. Что-то попросить или, наоборот, предложить. Пустячки: ручку, карандаш, книгу…
Всё, что будет во взрослой жизни, с этим не сравнится.


Зоологический музей
Чучела. «Они же детки, они играются», - папа объясняет жанровую сценку с участием чучел детёнышей неважно каких животных. По воле чучельников они застыли навечно в живых забавных позах в момент беззаботных игр. Пингвинчики, медвежата, верблюжата, лисята, сайги… А вот выложен под стеклом в научных целях «помет щенков».


Дорога
Ждёшь, пока проедет машина. Вместе с этим малышом, которого брат ведёт в садик. Простодушно и внимательно ждёшь. Что такое?! Куда пропали обычные нетерпение и злость?! Вот и автомобилист на третьей пережидаемой машине тоже что-то почувствовал и пропустил нас. Вдруг промелькнул на мгновенье какой-то почти невозможный мир. Мир простодушия, терпения, наивной доброты, любопытства, спокойствия… Этому мальчику некуда спешить, он никуда не опаздывает, его не толкает в спину уязвлённое самолюбие… Он не извратил в своём сознании этот мир, не включился еще в бессмысленные и бестолковые человеческие игры.


Чужой опыт
*
Родители с их заскорузлым опытом. Что они и их опыт для детей? Почти ничто. 
Этот банальный родительский опыт и самим родителям кажется не таким уж важным. В нем нет никаких откровений. Все элементарно. Простые вещи. Которые скучно обсуждать.
Из-за его простоты этот опыт кажется легко обходимым. Такое впечатление, что можно и без него. Не учитывать, опустить, пропустить…
*
 «Предки – одним словом! Все время спотыкаются о свой жизненный опыт. Что же и им об него спотыкаться!»





Парни
В джинсах, с «реальными» рюкзаками на спине, с «правильными» короткими причёсками… Только один из них очень прост. Тот, что в больших ботинках или сапогах. На нем дешёвые, похожие на штаны пожарного, джинсы, вместо рюкзака на плече его сумка с поддельным фирменным знаком. А наместо лёгких удобных туфель или кроссовок - большущие на толстой подошве полусапоги. Они теплы и уродливы. «Гады» - одним словом…
Но, Стоп! Может быть, это не «с простота», а такой «прикид». Может быть, в его группировке только так и ходят. «Заскорузло».


Мужик
Он кажется очень взрослым. Мужик! С куревом, матерком, уверенностью с приятелями, развязностью с девушками…
Уверенный в себе мужичок.
Нужно заставить себя понимать, что ему на самом деле всего лет одиннадцать-двенадцать.


Тётка
«Сашок! А, Сашок!» - жизнь с бестолковой, бедной тёткой. Она толстая, простодушная, добрая, тёплая, глупая… Её так смешно обманывать. Сашку.


Встреча
Увидел Свету, побежал, заливаясь. И она ответила ему заливчатым малышовым смехом.
Они умеют смеяться.


Достижение
Чего он добился в воспитании? То, что дети не боятся родителя?  Может быть, это глупое и опасное достижение, но на большее он оказался не способным.
Только-то. Избежал страха во взаимоотношениях.


Петя Смирнов
А ведь этого афро-россиянина с ранцем зовут Петя Смирнов. А его бледнолицего друга зовут Васин Коля. И их по очереди вызывают отвечать. «Смирнов, иди к доске». А потом при случае: «Завтра с родителями в школу!» Полный родительский комплект он приведёт? Кто ж приводит полный! Тут и простой советский Васин придёт с одной мамой.


Радость
Дети. Для радости. Для чего ж еще? Вот мальчик едет с мамой в электричке. В садик, который на соседней станции. Мальчик шалит. Не сильно, в меру. Радость в нем. Безотчётная. И эта радость отсветом падает на маму. И она тоже щурит свои корейско-китайские монголоидные глаза. И на губах чуть обозначается, угадывается улыбка.


Пай-девочка
«Мама, когда будут деньги, ты мне купишь…», -  скромно, робко, сознательно.
Такой безнадёгой веет от этого понимания ребёнком ограниченности финансовых возможностей родителей!
Она как сама себе сказки рассказывает.
«А что и помечтать нельзя?!»


Когда плачут дети
«Да, да... Все плохо, и жизнь не сложилась...»


Уроки безутешности
Ребёнку кажется, что он может умолить. Преодолеть силой плача даже самую каменную душу взрослого. Его отчаяние опускается до самого последнего дна бездонной человеческой души. И ничего, и ничего… Все напрасно.


Глаза
Дети. Они люди с надеждой. Может быть, это она делает их лица такими особенными. Это любопытство, наивное ожидание в глазах. Ничего плохого не ждут. Зачем тогда их появление на свет, зачем тогда родители, зачем их радость, их нежное отношение, если этот мир ужасен!
У взрослых глаза уже не о том.


ОК
*
Нагрубила учительнице. Неадекватной реакцией на плохую оценку. Вместо того, чтобы расстроиться, расплакаться - хладнокровно сказала «ОК!» и вышла в коридор.
Там она, конечно поплакала. По-детски. Но уже более закаленными слезами. Не так безутешно.
*
Это хрупкое «ОК»! Под ним, за ним может быть все что угодно. Оно ни от чего по-настоящему не закрывает.
Эта уязвимость вызывает слезную жалость, которую ничем не утолить.





Проект
Дети. Прекрасные лица. Прекрасные как проект жизни. Вот только сразу за этим начинается строймонтаж!


На перемене
Мальчики. Все с зажигалками, все с пачками сигарет. И девочки. Одноклассницы. Смотрят. Скромницы.


Увидеть, услышать...
*
Папа с интересом смотрит на плачущего младенца. Он пока только изучает вопрос.
*
Девочка на перемене между двумя  уроками сольфеджио:
«Твою мать! Твою мать!»
Что-то не так в её портфельчике.
*
Ребёнок в коляске весело не спал.
*
Мальчик бойцовой породы.
*
Утро. Ведут своих зайчиков в детские садики.
*
Бледненькое, анемичное личико с привычкой к плачу. Папа тянет её за ручку. А она тянет за собой синюю пластмассовую лопатку.
*
Идёт с лёгкой блаженной улыбкой. Она думает о том, как она сейчас придёт в садик и покажет своего плюшевого мишку тому мальчику. И чтобы другие девочки видели!
*
«Классические» дети. Будто сошли с картинок на пакетах молочной смеси.
*
- Мам!
- А!
- Ты заберёшь меня раньше?
Унылым, но осторожным голосом. Осторожным – чтобы не огорчать мамочку.
*
Она воспитывает тихим, но кипяще-шипящим голосом. А сын орёт «на публику» - на всю платформу «Старой деревни».
*
Мама торопится жить, а ребёнок не может ещё так быстро ходить и плачет.
*
Надел наушники. «Чик-чик! Я в домике».
*
Детское застолье. Из напитков – Кока-Кола. Если пить, то что-то вредное. Чтобы как по-взрослому.
*
Эта монгольская девочка... Улыбнулась так открыто, будто в самом деле что-то вдруг открылось, распахнулось  – сразу и настежь. Такое человеческое свойство. Может быть, от Божественной сущности.
На улице самые интересные люди – это дети.
*
Отряд школьников младших классов. Впереди шла самая умная девочка.
*
Мама и больной, ковыляющий на вывернутых ногах сын лет шести.
Весёлый мальчик и мрачная мать.
*
Одного роста. Но девочка умнее. Она не всему смеётся. А он рыгочет.
*
Детки изумлённо, даже несколько испуганно смотрят на бородатого мужика проехавшего мимо них на самокате.
Пора бы уже привыкнуть к нынешним взрослым!
*
Мамы разговаривают на улице. А между ними - на своём уровне - их «поколенные» дети. Тоже разговаривают. Так же солидно, обстоятельно...
*
Крик истерящего ребёнка. Крик вылупляется из ребенка. Из самого нутра. Ребёнок выворачивается наизнанку в крике.
*
На параде.
Девочка сидит на папиной шее и держится ладошками за его открытый высокий лоб.
Оттого и высокий, что это её ладошечки.
Она счастливо всем улыбается. 
*
Улица. Мальчик в очках с толстыми стёклами. Мамочка катит его в коляске.
- О! О! - мальчик то ли кряхтит, то ли что-то хочет сказать, но ещё не может.
Мамочка останавливается и целует сына в лобик.
- Все?
- Да.
И они продолжают путь.
*
Зелень в волосах. Зелёная прядь. Это у нее от молодости. Или от глупости? От молодой еще глупости.
Молодо-зелено!
*
«Это и всё!» - думает мальчик, которого ведут из кафе с дня рождения. У него нарисованные усы на разочарованном лице. Уже домой! И подарков так мало! И они такие неинтересные!
*
Метро. Девочка увидела безногого, одетого в камуфляж «просителя», перекатывающегося в вагона в вагон  метро на доске с колёсами, и помахала ему рукой. Папа, который вёл девочку, дёрнул слегка девочку за руку.
С девочкой наверное что-то не так. Она оглянулась назад и показала совершенно случайному старику поднятый вверх большой палец и произнесла: «Жевачка!» Папа опять дёрнул её за руку. Он уже привык наверное. И она привыкла. Не огорчается от этих дёрганий. Поминутных.
Так все время одёргивают глупых собачек, которым на прогулке все на свете интересно, и они поминутно пытаются куда-то убежать, где-то остановиться, что-то унюхав. Они тоже не огорчаются и не держат зла на хозяев, дёргающих их за поводок, оттаскивающих от куч мусора на тротуаре...
*
Бабушка мальчику подарила пятьдесят рублей. Он сначала порассуждал о том, что когда ему дадут ещё пятьдесят рублей, у него будет их аж сто! Потом он поехал на своём велосипедике, держа в руках денежную бумажку и напевая:
«У меня пейсят рублей, у меня пейсят рублей...»
По дороге встретился мальчик такого же детсадикового возраста. Богатенький Буратино и перед ним покрутил синенькой бумажкой.
*
Бежит. Упал. Оглянулся назад. Видит, мама далеко, пожалеть некому. Поднялся и побежал дальше. Даже не заплакал.
*
Мальчик в бушлатике. И его маленький братик. Ангельские лица…
А у их мамы лицо злое. Она купила одну луковицу и одну морковку…
Она научит их злости?
Не она, так кто-то другой. Охотники найдутся.
*
Ребёнок затаился в коляске.
*
Её трогает это по-старушечьи серьёзное кряхтение и бормотание. Утром, по дороге в садик. Она находит это забавным.
*
Она даже булочку аккуратно кушает. Булочка похожа на ватрушку с повидлом. Она аккуратно и ровно обгрызает её по кругу вокруг темной повидловой середины. Приближается зубками к эпицентру. Некоторые девочки такие.
*
Борьба ребёнка с маминой жадностью или, скорее, с маминой относительной  неплатежеспособностью с помощью обид. Хорошо, что без истерики! А просто тихо обижается.
Но и это не все! Обижается тихо и почти незаметно. Чтобы мама не впечатлилась и не взорвалась возгласом: «Наконец, это невыносимо!»
*
Её громкие шаги по утрам, когда им ещё можно спать, их даже успокаивают. Значит мама еще дома. И вообще в жизни все в порядке.
*
Мамочка несёт ребёнка в ручной коляске-корзине.
Она устанет лет через пятнадцать-двадцать.
*
Папа бежит за дочкой, едущей по тротуару на самокате.
Девочка едет быстро. На розовом распаренном лице – хитрая улыбка.
*
«Деньги тратить не надо!»
Дети уныло смотрят в пространство перед собой.
Видно, что мамочка приучает их к бедности.
*
Созвучие просыпанного как сухой горошек детского смеха и стрекотание по плитке самоката, на котором едет мальчик. А другой мальчик его догоняет. И они смеются. Вот так. Рассыпчато.
*
Остановились на полпути. Папа стоит рядом, а мама присела на корточки и с улыбкой уговаривает дочку идти в садик. Что-то объясняет. Поможет ли!
У родителей бывает безвыходная ситуация. Им не до детей, бывает. А детям – не до родительских ситуаций.
*
Мамочка что-то сказочным голоском рассказывает ребёночку по дороге в садик. Что-то, может быть, обещает. Обманное. Но ребёнок верит. Что ни наговоришь, чтобы поддержать в дитяти это доверчивое ожидание! Морозным январским утром.
*
Довольно крупная девочка. Может быть, в этом году ждёт её первый класс.
Папа ей что-то говорит, и она ему ласково отвечает.
Ну, все хватит! Она перегородила ему дорогу, стала перед ним  и подняла руки вверх.
И папа понёс её. В обнимку. Она его - за шею, а он – за ноги. И идёт!
Сильный папа.
*
Улица. Близнецы на самокатиках со светящимися колёсиками.
У одного из них «гоночный самокат».
«И-и-у-у!»
*
Мамочка вынуждена рассказывать сынуле про запасное колесо, привешенное сзади к внедорожнику. Некому что ли больше рассказывать? В их усечённом семействе.
*
Медленно идут. Папаша рассказывает, как ей интересно и хорошо будет в садике.
И как ещё лучше – вечером, когда папочка заберёт её из садика.
*
Идёт не рядом с мамой. Обидели ребёночка. Беззвучно плачет, опустив голову. Кривится её рот... Но громкие звуки издавать боится. Маме не понравится!
*
Подзаборный пьяный бомж... Ещё не старый. Грязный, рваный... Повалился на тротуар у стенки дома на Социалистической.
Девочка с папой на одном самокате проезжали мимо.
- Человек так болен... – засмеялась девочка.
Девочка  понимает, что имеет в виду. Наверное родители в таких осторожных выражениях как-то объяснили ей, что такое бывает с некоторыми дядями. Она и пользуется этими словами. Больше ей знать пока не положено.
*
Детские голоса во дворе. Опять поссорились. Опять девочка притворно плачет.
*
«У тебя очень сильно нету денег?»
И смотрит с надеждой в глаза. Врёт мама или не врёт?
*
Только отдельные, единичные папаши гуляют со своими сынишками в такую противную погоду с моросящим дождём. Но ведь гуляют! И даже некоторые детишки пинают мячики. Довольно уныло, надо сказать.
*
Монотонно, без перерывов идёт и повторяет: «Не хочу! Не хочу!»
Понятно, чего она не хочет сырым мрачным ноябрьским утром, - садика.
Но мама не реагирует. Она идёт с извиняющейся улыбкой и молчит.
Извиняющаяся улыбка - для встречных прохожих.
*
Бабушка что-то убедительно говорит поколенному внучку. А ребёнок задумчиво смотрит на старушку: обманывает она или не обманывает. Опыта ещё не накопил. Никак не сообразит.
*
Не сразу понял, чего хотела эта девочка. Хотела на ручки! И вот папа сжалился над ней. И она сияет от удовольствия. Она ещё такая  маленькая и лёгкая, что папаша мог бы без особенных усилий доставлять ей эту радость по первому требованию.
*
Мальчик в окне дома, где-то на верхних этажах, кричал прохожим плохое слово «ублюдок» и прятался.
Непростое слово. Замысловатое. Сложнообъясняемое. Этим и привлекшее внимание мальчика. Сгодившееся. Для детской забавы.
*
Дочка у неё получилась какая-то болезненная, с маленьким бескровным личиком... Замухрышка. Таких называли раньше «золотушными». В очёчках с детсадовского возраста.
Она к мамочке тоже так относится. С настороженностью. Претерпевает. И ласкаться в их семье не принято.
*
Мама идёт себе и идёт. Как все люди. А дочке обязательно надо скакать через лужи на двух ножках!
«Как будто в садике не наскачется!»
*
Хор мальчиков ещё резвился во дворе перед служебным входом в Капеллу..
Концерт духовной музыки ещё не начался.
*
Мобильник, семечки, детская коляска – всё это одновременно. Да ещё на перекрёстке!
Это конечно совсем не восхищает. Не тот случай.
*
Дочка хочет, чтобы мамочка взяла её за ручку.
- Нет у меня рук.
И в самом деле, нет! Они только что вышли из «Дикси». И у мамочки только две руки, и в каждой – по сумке.
*
Еле идёт! Лилипутскими шажками. А папа – молодец! – не торопит.
*
Кашляет деточка. Но надо идти в ясельки, а то «мамочке не дадут денежку».
*
Правильная бабушка. Держит внучика за ручку, позволяя ему забираться на всякие препятствия и оттуда прыгать вниз. Другая бы поостерегла, одёрнула, порассказала бы всяких страхов, а эта ничего. И даже не раздражается. Наверное спортивная бабушка. Правильная, короче.
*
«Ёлка! Ёлка! Ёлка! Мама, ёлка! Ёлка! Ёлка! Ёлка! Ёлка! Ёлка!»
Это что: артистизм, роль или умственная отсталость?
Мама, наверное, знает.
*
Трёт кулачком недоспавший глаз. Он немного не понимает, зачем всё это? «Не догоняет». Но не ропщет.
*
Семья.
- Папа! Папа! Ну, папа! Папа!
- Ну, что?! Что!? Что!?
Мальчик еще не знает, что папы, бывает, не любят своих детей.
*
Улица. «Нельзя! Видишь, красный горит? А на зелёный можно».
Взять от юной мамочки и её поколенного сыночка то, что у них есть и что им не жалко, и пройти дальше.
*
Совсем беленькие волосы, только чуть схвачены сзади в хвостик.
Оглядывается всё время на мать, которая катит коляску со спящим ребёнком.
Мама строгая, не улыбнётся.
Девочка робко следит за выражением лица мамочки, стараясь ненароком не рассердить её.
*
У неё накрашенные губы. Ей лет десять. Детские, пухлые, пунцовые губки.
Она идёт и искоса наблюдает за реакцией встречных прохожих.
Кажется, что она вот-вот рассмеётся.
*
- Девочка-энерджайзер.
- Не девочка, а энерджайзер!
*
Конечно, он любит свою сестрёнку. Этот хулиган. А она его уважает. Бежит за его широкими шагами, не хныча.
*
«Держись за пакет! Переходим дорогу!»
*
Бабушка. Учит его считать. Виртуозно считает до десяти. Хвастает своим умением считать, делает это с выражением, без запинки, с энергией... Считает на отлично. И учит. На всякий случай: вдруг внук окажется бестолковым как она.
*
Улица.
«Если утром тихонько идти, то Настя в школу опаздывает».
Мальчик пообещал бабушке подумать над своим поведением.
*
Удивительно! Такая ещё «поколенная» и даже ещё меньше, а умеет почти по-взрослому осмысленно разговаривать с мамой, в улыбке её настоящее понимание. В её улыбке - радость первооткрывателя этого мира.
*
Близнецы. Одна – с папой, другая - с мамой.
С папой веселее идти. Мама со второй дочерью идут сзади и не понимают, чему можно так радоваться! На всю улицу!
*
Мальчику купили свисток. Наверное только что. Родители пока терпят.
*
Маленький пулемётик.
Мама никак на неё не отвлечётся, разговаривая с подружкой.
*
Сборный пункт на Выборгском шоссе в Озерках для отправки в пионерский лагерь «Уют».
Какой-то «пионер», не доходя до автобусов, бросил недокуренную сигарету и сунул в рот жвачку.
*
Ева Петрова. Прелестная, немного избалованная девочка Ева. Самую малость избалованная. Так, как и положено быть избалованными таким прелестным.
*
То с братом, то с сестрой. Ходит в садик. А оказалось – то с папой, то с мамой.
*
Внук - на всю улицу, увидев в подворотне собачье дерьмо:
- Какашка! Какашка!
- О-о-о! – тоже как бы удивился дедушка.





Утренние встречные
Забыл, как их зовут.
Пусть будут Галя и Света.
Простая женщина Галя водит каждое утро дочку Свету в садик.
Они беседуют как подружки.
И ничего, что одна другую водит в садик.
Иногда у Гали в руке сигарета. Свете ещё рано перенимать дурные привычки.
Сегодня солнце светит, и они идут обе в темных очках.


Оттенки
«Эсквайры повырастали». «Эсквайрами повырастали». «Эсквайров навырастили».
Все оттенки смысла.


Утром
Она надеется на своего папу. И доверяет пока. Если он ведёт её в садик, значит так надо. Она опустит голову, упрёт подбородок в грудь и начнёт с этим соглашаться.


Взросление
*
Иронические реплики этого полуребёнка. Это очень забавно. Ирония проклюнулась в ней.
Там, где ещё совсем недавно ничего подобного не было, - показались росточки иронии.
Они еще маленькие, миленькие, но уже именно те, с которыми ей жить дальше.
Застал момент.
*
Во взрослой жизни «просыпаются», не помня, или смутно помня, всё, что было до этого.
Как после реинкарнации - в последующих жизнях не помнят предыдущие. 
*
Дети постепенно усложняются во взрослых. Информация о людях, об отношениях, об устройстве жизни, о самом себе постепенно накапливается,... У кого-то быстрее, у кого-то медленнее.
Всё – первоначально простое и ясное – запутывается, становится многовариантным, противоречивым, неоднозначным, непредсказуемым, сложным...
Всё разнообразие информации начинает работать, требует от молодого человека понимания, выбора, определённости... Потом приходит время для выбора и этот выбор делается.
Так получается разнообразие взрослых.
*
И уже видно, как вытягивается её порода из чего-то неопределённого, полудетского, что было до сих пор.
*
Повзрослеет, станет серьёзным и грустным.
*
Всегда несколько грустное зрелище – повзрослевшие дети. Которые уже достаточно повзрослели, чтобы начать что-то понимать в этой жизни. Теперь уже родители ничем не могут им помочь. Дальше – сами!
А перед их глазами – ещё совсем недавние их младенческие лица, они слышат ещё их наивный детский лепет...
Они видят, как стареют их дети. Как они покрываются морщинами, лысеют, как у них выпадают, не молочные уже, зубы...
*
Поколение выросших, повзрослевших телепузиков.
Не вспомнить, в чьём детстве были эти персонажи?
*
Не знают ещё ничего про себя. Никто из них не знает.
Это простое понимание, кажется, что-то добавляет. Даёт важное знание.
И при этом... Какое-такое знание должны они обрести? Появится ли оно впоследствии? Хоть когда!
У некоторых же с этим так ничего и не получилось. С знанием. «Про себя».
*
Школьники. Лет по пятнадцать. Идут в обнимку.
Они только целуются или уже что-то еще?
*
Мальчик. Ему удобно и хорошо быть послушным.
Тайны воспитания! Секрет какой-то есть.
Не катастрофическое вырастание, не взрывное взросление. Как-то по-другому. Недоступно пониманию.
*
Не сказать, что благородный, без какого-то особенного достоинства...
Вместо этого - скорее комплексы того и другого.
Порода, наследственность, усиленные, усугублённые детскими историями...
Входит в мир неосторожных взрослых. На самом пороге.
*
- Дети взрослеют. Отношения с родителями становятся холоднее, отчуждённее.
- Может быть, не у всех так.
- Может быть. И всё же... Родители, родственники смотрят на бывших детей с удивлением. Будто с трудом узнают их.
- Наверное в этом что-то закономерно-естественное.
- Наверное.
*
14, 16, 18, 21. Этапы. Окончательно взрослый. «Выращенный». Но плохо ещё – с большой задержкой – прибиваемый к привычкам и отношениям, годящимся для этой реальности. К той реальности, из которой ему уже не вырваться при всём желании.
*
- Дети вырываются в самостоятельность.
- Из застенков детства?
- Скажешь тоже!
*
Живут дальше. Появляется испуг в лице. Недоумение и испуг. То недоумение, то испуг.
*
Вот он ребёнок. А вот он уже достаточно взрослый, чтобы рассуждать о бренности бытия, вздыхать об уходящей жизни, с горечью думать о неизбежности…
Это и всё, что удаётся открыть за эту жизнь. Самое существенное, перекрывающее все другие впечатления и все другие истины, открываемые попутно.
*
Момент взросления.
По сути - перерождения. Незаметного и будто безболезненного.
«Скоропортящееся детство».
Это то, что вызывает самое большое сожаление. Самое больное. Тут и страх, и жалость, и пожизненная тоска...
*
Пока не замутилась её детская чистота... Уловить момент.
*
После детства, действительно, забываются не только Санта и Зубная Фея, но и более существенные, нужные, полезные, важные и не сказочные вещи, которые известны детям и на которые взрослые смотрят с насмешкой. Что-то меняется в человеке. Он становится жёстче, рациональней, равнодушней к чудесам этого мира... Порой удивляешься переменам в бывшем ребёнке. Иногда пугающим переменам.
Происходит полное перерождение ребёнка во взрослого.
*
Они взрослеют. Кончают школу.
Теперь их уже не касается всё то весёлое, бестолковое, шумное, что происходит за окнами школы. Они живут дальше.
А их родители чувствуют облегчение.
Потом к нему начинает подмешиваться какое-то тоскливое чувство, которым всегда провожается какой-то важный этап в жизни детей да и их самих.
Понемногу отпадают такие милые, ранние жизненные заботы, одна за другой. Сменяясь другими заботами, гораздо более серьёзными и беспокойными. Тогда-то школьные проблемы и начинают казаться милыми, трогательными, легко разрешимыми.





Объяснение
«Убегание» детей, их «отталкивание»... Им всегда кажется, что их, не дай Бог, увлечёт жизнь родителей, вовлечёт в убогость родительской жизни. И они впадут в неё - в это скучное, регламентированное, с заскорузлостью привычек существование. И потом эта старческая мерзость! И им кажется, что если «отталкиваться», если не принимать, если сопротивляться, то всего этого можно будет избежать.


Коррекция
«Передача по ТВ. Коррекция поведения собаки... Нет в доме хозяина... Демократия, чрезмерная любовь и, как следствие, вседозволенность. Это вам ничего не напоминает? А должно».


Стиль
Оля Кулакова? Нет, сегодня это папа ведёт Настю в садик. Не торопит, идут прогулочным шагом изучающей мир Насти. Это папа Насти, а не мама. Но пока ближе не подошли, было непонятно. Папа Вадик и Оля Кулаковы водят ребёнка в садик в одном стиле. Прогулочном, а не надсадно-торопливом, как это бывает. Просто идут рядом. Сопровождают спокойного, рассудительного ребёнка.


Вопрос
«Может быть, надо было  все же попробовать воспитывать?»


Утренний развоз
«Зайчики!» Едут в колясках или на шее некоторых пап, идут ножками...  В утреннем сумраке. По своим садикам.
Папочки и мамочки должны на работу ходить. Денежки зарабатывать. А то бы они, конечно... Эти добренькие родители.


Улыбка
Дети да еще птицы… Почему улыбка получается сама собой?
Простая внутренняя реакция. Ещё до всего сознательного и аналитического.


Сын
- Ну что… Построил дом, посадил дерево, воспитал сына…
- Нет, сын получился невоспитанным.


Обман
Мама допытывается: «А ты не обманываешь?»
Сын еще не совсем понимает, как это бывает, когда обманывают, но мама уже считает, что он достаточно подрос для обмана.


Монетка
«Мама! Мама! Я! Я!»
Почему дети так любят бросать монетки – в данном случае  щёлочку в  турникете?
А что-то заводится! Что-то начинает происходить на их глазах. Что-то интересненькое!


Из садика
*
Идёт из садика с бабушкой. Как весело ей идти! Она сияет своим детским не истраченным светом. Как хорошо! И сейчас – по дороге домой – а дома будет ещё лучше. Неважно что? и как? – она через себя все будет пропускать и превращать в смех, в интересное, в удивительное…
*
- У тебя какая каша самая любимая?
- Манная.
- Так... А какая каша на втором месте?
Девочка громко смеётся, даже повизгивает. Она вся переполнена радостью оттого, что они с папой и с мамой идут из садика домой.
*
Идут из садика и объясняют друг другу смысл жизни.
*
Она идёт с мамой из садика. У неё серьёзные глубокие глаза. Она что-то обдумывает. Иногда только комментирует свои мысли вслух.
Но у мамы обычно своих мыслей хватает.
*
У неё папочка. Он ведёт её за ручку из садика. Ей весело подскакивать на ходу.
*
Рассказывает мамочке после садика: «А она такая невесёлая!»
Жаль нельзя передать интонацию этого мальчика. Совершенно художественную, образную...
С недетской озабоченностью.
*
Девочку ведёт папа из садика. Девочка улыбается загадочно и шаловливо. У неё несомненно есть свой план на родительские нежности и ласки. У неё всё по плану. И улыбка её – об этом.
*
У мамы есть её маленькое чудо. Чудо - когда она поднимает голову и произносит: «Мама!» Что-то спрашивает или комментирует увиденное на улице, по которой мама её ведёт за ручку.





Ребёнок плачет
 «Думаете Ваша жизнь говно? Зайдите в детский дом. В дом, где на Вас посмотрят тысячи глаз, которые ни в чем не виноваты и были бы счастливы иметь хоть 10% того что есть у Вас». (Комментарий к фотографии в группе «Русские Патриоты ;;; Союз Славян»).
Чистая эмоция детского ощущения несчастности.
Драгоценность детских ощущений. Как бы к ним не относились взрослые, как бы с точки зрения взрослых это ни было пустяками, несмышленостью и так далее.
Это одна из высших ценностей в мире. Эти впечатления, реакции только что пришедшего в мир человека.


Все вместе
*
Дети вдруг начинают принимать родителей такими, какими они есть.
Постепенно приходит понимание того, в каком мире они все вместе живут.
*
Мише лет семь. Он рассказывает, как ему бабушка говорила, что в самом начале мама совсем не любила папу. Он её любил, а она его нет. Это к тому, что теперь всё изменилось.
Миша говорит это с детским простодушием, считая, что раз кто-то исправился, то всё хорошо.





Первый снег
Какой-то у неё интерес! Оставлять свои маленькие следы на тоненьком, только что присыпавшем асфальт снежном покрывале.  Идет не посередине тротуара, где от соли никакой снег не задерживается, а у самой стены дома.  Сосредоточена на этом занятии, даже как-то озабочена. 
Может быть, она ждёт каких-то чудес в дополнение к этому  первому в этом году снегу.
Как-то надо отметиться на нем, что-то с этим белым явлением поделать.
Что ж с ним поделаешь!
Папа торопит в садик.


Улыбка
Эта её улыбка... Почти торжественная.
Она послушная!
Мама знает об этом и довольна ею.
И все на свете хорошо.


Выращивание
*
Мамочки растят детей. Выращивают! Почти что в агротехническом смысле!
И в агротехнические сроки.
Будто какое-то открытие делаешь.
*
Вырастили опустошённых детей. Не воспитали, а именно «вырастили». Просто вырастили. Откормили. В каком-то животноводческом оттенке смысла.
*
«Родители для выращивания странных детей».
*
«Нет на них ежовых рукавиц, чтобы они были как шёлковые».
*
Вырастают из-под родительского догляда. Их сдерживали, поучали, поправляли…
С определённого времени всё это заканчивается. Их отпускают.
Вот и этого «отпустили». И он будто наизнанку вывернулся. «Патлы», «грубятина», агрессия, языковая небрежность…
*
Они вырастают. И даже перерастают…
И что-то совсем новое, не виденное прежде приносят с собой в этот мир. И надо раздвигать свои понятия, свои представления о жизни, о людях, о мире. Впрочем, всё, с чем сталкиваешься впервые, требует такой перестройки.





Выросло
*
Ребёнок у них совсем вырос. Теперь вблизи него хочется быть осторожным.
*
Большой, 60-го наверное размера, маменькин сынок. В черных брюках и белой рубашке с длинными рукавами.
Тот случай, когда говорят: «Что выросло, то выросло».
*
Вырос этот большой мальчик из маленького. В результате каких-то незаметных, срытых процессов, происходивших все эти годы взросления в его сознании.
Ну да, и «что выросло, то выросло».
*
Нет продолжения-окончания у поговорки: «Малые детки – малые бедки». И всё потому как, «что выросло, то выросло». Уже ничего не поменять
*
Несчастье мамино. В разных вариантах встречается. Разрисованные татуировками, с нелепыми причёсками, в рваных джинсах или в заклёпках с шипами… Всё по последнему писку идиотской моды или вообще по каким-то групповым шизофреническим предпочтениям.
Придёт такое вечером, а может быть, под утро домой…
Несчастье мамино.





Тоня
Это мальчик Антон. Ему лет шесть. Сестра окликает его Тоня.


Чудо
До определённого времени ожидают в детях какого-то неожиданного таланта.
Откуда бы! У таких родителей!
Не верят в чудеса, но все равно как-то  искоса, на всякий случай будто чего-то ждут.
Может, гены какого-то забытого выдающегося предка прорежутся! А вдруг!
Ждут. Пока не увидят в детях, как в зеркале, самих себя.


Радости
К.К. радовался когда-то, что у него с сыном получались «философские» беседы. И шахматам радовался.
Эти радости узнавания своего собственного продолжения... Может быть, это главные родительские радости!


Братья
У него два братца-близнеца колясочного возраста. Он больше дружит и играет с правым братом. Тот более живо реагирует на старшего брата, отвечает ему интересом. И забавный!


Миры
Это родители живут в мире невымытой вовремя за собой посуды, горящего почём зря света, неприбранной постели, не повешенных на место мокрых банных полотенец...
А они живут в другом – куда как более интересном, увлекательном, захватывающем мире!
Так вот те и другие  и живут в разных мирах. Но под одной крышей.


Музыкант
Юный «скрыпачонок» в ДМШ. Короткий, толстенький, без комплексов...
- А что ему! Если мамочка его любит, что еще ему нужно! Остальное для него неважно.
- Да, мамочка его любит. И даже сумасшедший папочка!


Умиление
Молодые. Умиляют. Не так, как дети, – дети безоговорочно, на уровне подсознания. А эти... Они тоже дети. Смешные, наивные...
То, что умиляет, уже не может раздражать.


Шарик
«Куда по лужам, идиот!» Он идет с шариком, правда какой-то понурый, а она его по затылку!
Почему-то кажется, что он ей отомстит когда-нибудь. Собой, своей жизнью, а может быть, и в прямом смысле.


«Сынули».
*
Шорты, кроссовки, толстовка, айфон, наушники... Молодой, здоровый, кровь с молоком... Сколько таких!
Не торопятся  еще никуда. Ну, там быть умными-разумными и всё такое.
Хотят быть просто «сынулями».
*
Мама и сынок. Идут под ручку. Сынок уже перерос мамочку. Они нравятся друг другу.
Они похожи.
Ничего удивительного. И все же замечаешь такое, отмечаешь.





Тоска
Проходишь мимо детских площадок... Они теперь на каждом шагу. И одна другой новее и интересней.
И не с кем туда больше ходить. Ждать рядышком, пока ребёнок налазается по разноцветным горкам, лесенкам, башенкам... Поглядывать со стороны, прохаживаясь.
С этим - всё теперь. Дети выросли.
Совершенно специфический сорт тоски. Тоски по детским годам собственных детей.


За ручку
- Я тебе не дам ручку.
Крошечная девочка рядом огромным папой. Ему надо сгибаться, чтобы была возможность вести её за ручку.
- И я тебе не дам.
Молчание в ответ. Папа запутал ребёнка непонятной угрозой: «Как это он может не дать ей руку!»
Она прошла чуть-чуть рядом и потом взяла папу за руку. На всякий случай. Все это ей непонятно, но разбираться со своей запутанностью она решила потом.


Три детства
Сначала кончается собственное детство. Потом кончается детство детей. Потом детство внуков.
Три детства вмещается. Иногда. У некоторых.


Взгляд
Ребёнок в коляске. Ожидаешь увидеть в его лице что-то капризно-нетерпеливое, с готовностью к немедленному проявлению неудовольствия, повод для которого всегда легко обнаруживается, раз уж его что-то разбудило во время прогулки.
Вместо этого - внимательный, сосредоточенный, доброжелательный, изучающий взгляд. Устремлённый на внешний мир – на эту улицу с высокими домами, с машинами, светофорами, деревьями, голубями, прохожими...
Из полумрака крытой детской коляски.
Но если его окликнуть он наверное опять превратится в ребёнка.


Вредные советы
«Скрывать они уже умеют. Теперь осталось научиться нагло врать».


Игры
- Играет в демократию с детьми!
- А во что еще играть?
- В жмурки!


Прогулки
*
Не впечатляются детки красотами С-П. Взрослые тянут их – усталых, скучающих - за ручки  по набережным, по паркам, марсовым полям и инженерным замкам, о чем-то между собой восхищаются...
*
Прогулка.
Июльский воскресный день. Они идут вдоль решётки Михайловского сада. Мама с дочкой. Вот-вот будут ворота в сад со стороны Садовой.
«Мы сегодня не покупаем много», - мамочка напоминает дочке о договорённости, на которую та согласилась, отправляясь гулять по летнему городу, в котором на каждом шагу то мороженное, то орешки, то попкорн или что-то еще. Но девочка через решётку уже увидела тележку с вкусностями и с тоской соображает как, каким чудом преодолеть эту земную несправедливость! Не может быть, чтобы не было выхода!





Утро огорчённых детей
 «Чукча на льду и то быстрее ходит! - бледное, худосочное, злобное существо тянет своего плачущего сына в детский сад. – Все дети кушать будут сейчас, а ты голодным останешься!»
Слышать и видеть такое невыносимо.
Травмирует это дитя или, наоборот, закаляет?


Страх
Страх за них. Боль и страх. И мгновенно мобилизуются все возможные  и доступные человеку меры. Сначала материальные, а потом и душевные. И даже мистико-религиозные, о которых и не вспоминаешь посреди привычной бытовой жизни. И на которые не имеешь право.


Воспитательный момент
Воспитательный папа. Стукнул сына по носу, усиливая впечатление от словесного выговора по какому-то, несомненно, ничтожному поводу. Мальчик застыл в изумлении. Тихие слезы наполнили глаза и полились по щекам. Воспитатель отошел в сторону, сделав свое полезное дело, а сын все стоял, смахивая с глаз слезы.
И ведь никакого воспитательного момента! Это очевидно! Только недоумение, ужас от непонимания, как такое вообще возможно в этом мире!
Этого мальчика наверное зовут Серёжа.


На ходу
- Только ты не говори это воспитательнице!
- Почему?»
Не успеваешь услышать ни начало, ни, самое главное, конец разговора! Как же мамочка объяснила своему «поколенному» сыну, почему что-то не надо говорить воспитательнице?.


На вокзале
«Вот видишь! Быстро. “Не болей!” - и все! Свободен!»
Слышала бы бабушка, которую он только что посадил в поезд! Бессердечно, конечно, но не со зла. Просто он с девушкой. Ему девушка сейчас важнее бабушки. Такие детки.


Пальчики
Русская бабушка ведёт из садика мулаточку-внучку. Девочка тычет пальцем в пыльное окно на первом полуподвальном этаже.
- Посмотри, какие у тебя грязные пальчики! – воспитывает бабушка.
Девочка ничего не говорит, только искоса поглядывает на бабушку. Ждёт усиления воспитательного воздействия. Видно, что у этих близких родственниц не совсем простые отношения.
В весёлой памяти мгновенно всплывает: «Они не будут белые, они же загорелые».


Сын
Идёт пошатываясь откуда-то. Из компании, из бара, из клуба...
Сейчас придёт домой. Мама уже спит давно. Что-то ему скажет, непутёвому, пробудившись на шум в прихожей. Еще через какое-то время попросит не делать громко музыку в его комнате – ей рано вставать.
Осчастливила себя в своё время дитём. А на него ни мужа, ни времени, ни сил, ни какой-то книжно-сериальной душевности не нашлось.


Упражнение
«Поставьте предложения в отрицательную форму».
«Il ne faut pas beau temps».
«Дюран не имеет много работы». «Andr; не будет сейчас читать эту книгу».
В этом непрестанном отрицании есть что-то детское. Баловство. Игра: все говорить наоборот.
«Нет, нет, не будет, не читает…»
«Вода не голубая». «Это не белое платье». «Andr; не маленький».


Юмор
Бабушка, провожающая внучку в школу, достаёт из кармашка рюкзака внучки коробочку с таблетками и показывает девочке. Напоминает наверное о необходимости их употребления в течение дня.
Внучке 11-12 лет. Круглолицая, улыбчивая, ямочки на пухлых щеках, очки...
«Мне нужны таблетки от активного юмора», - нетерпеливо говорит она озабоченной бабушке.
Может быть, это её собственная юморная заготовка. И она несёт её в класс. Там у них весёлый народ. В весёлом возрасте.
А бабушки пусть идут домой и там вздыхают!


Конструктивный разговор
Добывание из мамы жевательной конфеты.
-... Жевательную конфету?
- Да. Жевательную конфету.
Дочь очень убедительна, и разговор получился конструктивным. Не очень высокие договаривающиеся стороны пришли к взаимовыгодному соглашению. Маме ж не жалко! Для такой разумной дочери.


Эксперимент
Эксперимент «невоспитывания». По совету каких-то умников.
Бросить это занятие так же трудно, как бросить курить. Счёт - на дни.
Первый день эксперимента. Не можешь найти себе места. Без воспитательных слов, без наставлений, приказов, руководства. Кажется, что «неконтролируемый ребёнок» катится по наклонной плоскости прямо в пропасть.
«И как курить охота!» Поговорить, убедить, уговорить, умолить, приказать, пригрозить, рявкнуть, гаркнуть, что-то разбить, обозвать, затрястись от возмущения и бессильного отчаяния... В первый день эксперимента.


Период
Как любят этот период «маленьких детей»! Все более-менее понятно в жизни на ближайшие годы. Обуть, одеть, накормить детей, в школу отвести, держать в строгости... И молодость еще не закончилась.


Остановки
«Улица Козлова-Корзуна!» Детская шутка. Передразнивают троллейбусную трансляцию с объявлением названий остановок. Сколько им? Лет по пять. Мальчик и девочка. Идут чуть впереди родителей и веселят друг друга. Тонким юмором.


Бабуля и внучики
*
С бабушкой по дороге в сад она не плачет. Ей совестно. Они говорят как две подружки. А перед подружками стыдно плакать по таким пустякам. Бабушка не дерётся и нужные слова у неё в запасе есть.
Вот что значит опыт!
*
Внучка в возрасте послушания. И в бабушке, может быть, наконец, открылся педагогический дар. Короче, это у них обоюдное, идущее навстречу. То, что порождает радостное, счастливое приятие друг друга. Они, круглолицые, сияют взаимной радостью от существования друг друга. Шагают весёленькие по метели тёмным зимним утром. Будто и не в садик «вовси».
*
«Вот нельзя по лужам ходить», - сказала бабушка.
А он увидел большую собаку, пробежавшую по улице, и сказал: «Волк».
Бабушка озабочена лужами, которые надо непременно обходить. Она даже не заметила волка!





В школу
*
Походка двоечницы. Будто её ещё за два квартала от школы уже вызвали к доске. Походка, заготовленная заранее.
*
Какая она у доски? После вечеринки с мальчиками. После утренней сигареты по дороге в школу.
*
Толстого мальчика папочка ведёт в школу.
Толстячок пока самый главный в классе.
Пока не нашёлся самый смелый.
*
Утро. Китайская мама с дочкой остановились на мосту через Волковку и кормят уток.
Наверное, они не спеша идут в школу. Они улыбаются, глядя вниз, где в утреннем полумраке угадываются утки, торопливо плывущие по черной воде к брошенному хлебу.





Подарки
Подарили жизнь, подарили детство, подарили школьное образование, пытаются подарить высшее... Что-то предметно-материальное – вообще не в счёт. Задарили!
В самом деле, делают все возможное -  по своему, конечно, разумению. 
Они родителей не выбирают.
И родители  сами себя не выбирают. Пользуются тем, какие они есть.


В садик
*
Мамочка ведёт дочь  в садик и отвлекает пустяковыми разговорами.
«Игрушки лежат в том мешке, который мы с тобой смотрели...»
Мама говорит, говорит... А у дочки глаза широко открыты от ужаса непонимания. Она думает о том, что вот сейчас они дойдут до садика, и мама её там оставит, а сама уйдёт!
«Какие там, к чертям собачьим, игрушки! В каком мешке!»
*
Одно дитё ведёт за ручку, другое везёт в коляске.
Стойкая. Не поддаётся алкашеской, разносной среде, которой она по некоторым внешним признакам приписана. Ведёт детей в садик.
Может быть, это ничего и не значит, может быть, эта «среда» их догонит и сожрёт, но… Но пока они регулярно ходят по утрам в садик. И всё у них «как у людей».
*
Воспитание ангела. Бабушка и «внучик» идут «ясельки». Со скоростью «внучика», познающего окружающий мир. С вопросами и объяснениями, с песенками и стишками.,.
Где ж таких бабушек на всех напасёшься!
*
Мужичок, которого  бабушка сопровождает в садик. Раньше бы сказал «в ясельки», но их, похоже, уже не бывает.
Бабушка его именно сопровождает, а не ведёт. Он кажется самостоятельным и бодрым в освоении мира.
И в садик идёт так же как потом когда-нибудь будет идти на службу. Подозреваешь, что всё в нём уже для этого есть. Грамоте, арифметике подучится – и вперёд! Мужичок с ноготок.
*
Старательно и ответственно осваивает самокатик. По дороге в детский садик.
*
Бабушки умеют водить внучиков в садик. Им спешить некуда – они на пенсии. Не торопят, не дёргают бедных деточек, идут себе не торопясь, мило, по-приятельски беседуют.
Попадаются такие бабушки.





Глупости
Их молодое довольство собой. Самозащитное, конечно. Перед непонятно-опасным миром.
И по молодой глупости.
Глупость  - некая ограниченность в понимании вещей. Неспособность понимать глубже, дальше, сложнее...
Глупость молодости надо пережить.
И, конечно, нельзя сказать, что это интеллектуальная глупость. Именно что - глупость молодости! Без понятия пока, в какой мир они попали.
Милые детские глупости... Даже умиляющие. Иногда.


Фото с удавом
Фотографирование с животными в парке. Обезьянка, удав...
Фотограф: «Удава можно повесить на шею».
Мама: «Бе-е-е!»
Сын: «Не бе-е-е, а хороший!»


Что-то сказать
Этот детский возглас в гулком пространстве тесно стоящих домов.
Что-то он хотел сказать. И сказал бы, если бы умел. Может быть, хотел на что-то обратить внимание дедушки, держащего его за руку.
Может быть на голубя. Или на красивую машинку.
«У-у!»


О кошках
«Когда я буду кошкой...»
И чего смеются над ребёнком! Сами же на кладбище рассказали сказочку про реинкарнацию, чтобы как-то смягчить впечатление от этого места. И Юля продолжила тему, оживила её подробностями. У неё и мама должна стать кошкой, мамой-кошкой, и должен появиться потом магазин, где можно было бы воровать кошачий корм. И там – в этом пост-реинкарнационном мире -  всё должно соответствовать нынешнему. «Чтобы все там были».
- Это правда? – опять спрашивает она у мамы на всякий случай.
- Сто процентов!
- Когда?
- Лет через восемьдесят.
Но Юлю не смущают большие  цифры.
До самого вечера вспоминались реинкарнационные кошки. Кошки – это хорошо! Вон они! Бегают по двору, играют друг с другом. Чем не жизнь!
«Шишига дочь Дездемоны», - сказала прабабушка, узнав о подобных кладбищенских разговорах. Она напомнила всем детское прозвище Юлиной мамы и на ходу  придумала для правнучки что-то столь же забавное.
Вообще, для суровой «бабули»  посещение кладбища не повод для веселья, но тут, видно, самочувствие ей позволило превозмочь себя. А может быть, она вспомнила каких-нибудь сериальны старушек, которые в подобных случаях проявляют благосклонность к умилительным детским глупостям.
Тем более, что вся эта весёлая компания, нагостившись, уже собралась уезжать, а там всякое может быть. До следующего лета.


Пиноккио
Какое-то злачное место на Ломоносова совсем рядом с каналом Грибоедова. Может быть, это  ночной клуб или что-то подобное как бы оно ни называлось. Уже десятый час утра, а там все продолжается с ночи тяжёлый рокот тяжёлого рока или чего-то более продвинутого, но столь же нечеловеческого по давлению на уши и на весь  организм в целом.
Там как будто работает мерно, тяжело и неустанно какая-то машина по перемалыванию жизней каких-то непослушных, заколдованных  Пиноккио, бездумно давших заманить себя в такое.


К событиям в Англии в марте 2018
«Тереза, Тереза – два зуба четыре протеза, один протез, другой протез, посередине - разрез».
Вспоминается, что во времена этого стишка он имел отчётливо эротический, а никак не стоматологический подтекст.
Что такое протез, мальчишки понимали, встречая на улице  одноногих людей. И пираты  в книжках часто были с деревяшками протезов вместо ноги. А про зубные протезы  не каждый мог что-то знать. Не доросли.
Так что эта Тереза воображалась как непонятное жутковато-смешное существо  с двумя зубами во рту и с какими-то четырьмя протезами. А в «разрезе» посередине  и было то самое нечто эротическое. Глупые!


Щебетание
*
У мамочки две дочки.
Одного роста, но одетые разноцветно – не так как одевают близнецов. Видишь их – и сейчас, и еще утром - только со спины, так что нельзя  сказать – близнецы или нет.
Утром мамочка ведёт их в садик, вечером забирает из садика.
Но и утром и вечером – их щебетание. Или друг с другом, через маму - слегка наклонившись и повернув друг к друга головы - или, наперерыв привлекая к себе внимание, подёргивая маму за руку, что-то сообщают или спрашивают, обращаясь к маме.
Но беспрерывно – как птицы на ветке! Мама что-то односложно отвечает, и опять их детская, птичья  скороговорка.
*
Мамочка ведёт девочек за ручки. И идут они в садик! Но ведь спокойно щебечут, то одна что-то спросит, то другая ответит вместо мамы. И мама что-то говорит, но больше только присутствует в этом щебетании.
Что может быть счастливей, отрадней, чем это зрелище спокойных, послушных, разумных, здоровых детей! Пусть и идут они в садик.
Наверное это хороший садик. С хорошими воспитательницами. И они сами хорошие. И все пока хорошо.
*
Одну из девочек зовут Варвара.
Вечером, когда они медленно шли по улице Правды в сторону Социалистической, их знакомый мальчик пробежал мимо них и, добежав до перекрёстка, остановился перед дорогой, повернулся к ним своим широким розовым от мороза и бега лицом и просиял в улыбке: «Варвара!»
*
И опять их встречаешь. Этих близняшек. В розовых курточках и белых шапочках. Но и курточки, и шапочки внешне отличаются.
Это как левая и правая палочки «TWIX». Пойди разбери сходу, кто из них Варя!
Одна из них – левая - просит маму поехать к бабушке. Мама, говорит, что, конечно, поедем.
- Летом.





Детки
*
Лариса Викторовна  щадит интеллигентский, гуманитарный образ мыслей своих  сынков, которые уже давно не детки.
Деревенского старого, безмозглого, брехливого пса не специально застрелили за ненадобностью, бесполезностью, а именно так, как она рассказывает: это произошло как-то неизвестным образом, сделано какими-то неведомыми, из другого злого мира людьми, занимающимися отловом и уничтожением бродячих собак.
Мамочка будто до сих пор охраняет их детскую невинность, их оставшуюся в далёком детском прошлом простодушную веру в добро и справедливость в этом мире.
*
Он попробовал, и ему это удалось. Весело удалось. Не слушаться.
*
Кричат, дерутся, носятся, раскрасневшиеся, по «Ашану». Не дрессированные какие-то детки.
*
«Анфиса Чехова – лизбиянка», - написали малолетки на «корабле» с детской площадки - на том, что с винтовой горкой.
*
Мамаша: «Вижу все моё отрицательное в нём».
Такая степень доверительности.
*
«Молодежная субкультура», - ребёнок уже знает, что это такое. Объяснил бы своему папаше! Популярно..
*
«Прожорливые детки».
*
- Терпеливая старушка.
- Кого она терпит?
- Дебильного внука. Он уже выше бабушки ростом, явно над ней издевается. А у неё каменное лицо. Ей деваться некуда.
*
Такая красивая девочка, а сестра её дурой обозвала!
Как-то не верится сестре.





Два уличных разговора
Утро. Мама ведёт дочку в садик. Идут медленно. Девочка лет четырёх-пяти обдумывает слова мамочки.
- Потом мы поедем на море?
- Да, моя хорошая!
Это - «моя хорошая»! Это утро.
А вот уже вечер. Та же улица. И будто тоже разговор дочери с мамой, но теперь девочке уже лет пятнадцать, и мама для неё уже, похоже, не мама, а «злая идиотка, а не мама». Дочь  орёт на всю улицу в мобильник: «Какой, на х-й, общий язык!»
Куда-то все девается в этой жизни. Не выходит почему-то из детства.
Или это просто такой вечер? Все устали, все слегка раздражённые и не сдержанные...


Девочка и самокат
Такая однообразная девочка. Катается и катается по кругу на нашем самокате.  С серьезным лицом. И не устанет! Она будто пользуется возможностью компенсировать отсутствие у нее в собственности самоката. Накатается до одури, намотает столько вокруг площадки, сколько хозяин самоката накатывает за месяц.


Снег на Фонтанке
Горсткин мост через Фонтанку. Идет снег. Большие хлопья кружатся в свете ярких фонарей. Снег убеляет деревянный настил и перила моста, гранитно-чугунное ограждение  набережной, падает в чёрную не замёрзшую вблизи опор моста реку, в которой плавают утки. То тут то там видишь, как кто-нибудь фотографирует это сказочное зрелище на мобильник.
Девочка отпустила мамину руку и побежала вперёд по мосту расставив по сторонам руки, чтобы на неё попало побольше снежинок,  но потом вдруг остановилась.
- Ой!
- Что?
- В глаз попало.
- В глаз попало?
- Осколок.
- Осколок!
Может быть, девочке читали недавно в садике сказку про Снежную Королеву? Или водили в ТЮЗ на представление?
С ней тоже должно было случиться что-то сказочно-новогоднее. Хотя бы понарошку.


Ёлка
Дети повзрослели. И даже уже  постарели.
«Дети постарели!» - жутковато звучит.
В чем-то по пути к старению повзрослевшие дети будто даже обогнали своих родителей.
Примерно так, как это стало в отношении к ёлкам.
Кажется, они бы не очень огорчились, если бы ёлку перестали ставить и наряжать. С какого-то времени они перестали проявлять восторженный интерес к этому важному новогоднему ритуалу.
К покупке ёлки, к доставанию с антресолей чемодана с игрушками, к развешиванию огоньков и стеклянных шаров...
Как ни странно ёлки по-прежнему интересны родителям. Они будто еще не вышли из детского возраста своих детей. Или не торопятся выйти. И не считают необходимым выходить.
А повзрослевшие дети... Не ждут уже и подарков под ёлочку. Некому стишок рассказывать. Дед Мороз! Ау!
Они наверное устали от детства.


«Ген порочности»
Вдруг в определённом возрасте что-то развёртывается в новом еще, не успевшем, казалось бы, испортиться человеке. Нежданно.
Что это? Ген порочности? Не иначе.
В человеке вдруг обнаруживается то, к чему его никак еще не могли приобщить в той жизни, которую он прожил. Это нечто внутреннее - вдруг проросшее, вдруг ставшее явным, несомненным, совершенно зрелым и законченным. Оно позволяет, или, может быть даже, заставляет еще совсем недавно обыкновенного, милого человека делать что-то пакостное. Подверженность соблазнам, небоязнь жизненной грязи, жестокость, какое-то оловянное бездушие ко всему, кроме самого себя...
Где все это было до сих пор? Где пряталось?
Этому удивляешься, не находишь объяснений.
Старое удивление. Дети с ангельскими лицами, из которых вырастают злодеи.


Папаши
«Открытый характер». Папаша идет между двух дочек и он рассказывает им, как они хорошо устроят новый год на даче. Построят горку. «Дли-и-н-ную!» .
Чувствуется, что он умеет вовлечь их в своё представление о реальности.
Младшая держит папочку за руку. Старшая идет сама и слегка улыбается. В ней нет, конечно, того детского восторга, который есть в младшей, но все-таки!
Совсем не такая история с другим папашей. Это то, что наоборот можно назвать «закрытым характером». Никого не впускает к себе, дозирует себя. Есть полностью закрытые области. Все время начеку. Мрачный тип. Склонный к меланхолии и одиночеству. И  les enfants соответствующие - каждый сам по себе.


Лучше всех
Маме с папой она казалась лучше всех. Поэтому и для неё это было всегда  совершенно ясно.
Она вышла с этим ощущением во взрослую жизнь.
«Она лучше всех! Разве не видно!»
«А разве видно?»


Такая мамочка
Эта мамочка все разрешает своему сыночку. Он пинает, не жалея обуви, увесистый кусок льда.
«Не бережёт обувку».
Так бы прикрикнула, гаркнула, зашипела, взвизгнула на него какая-нибудь другая мамаша.
А эта ничего... Улыбается. Ни тени неудовольствия! Будто даже умиляется, любуется сынулей. Может, кажется и сама... Подыграть ему. Сделать пас.


Логика
Воспитатели с безграничной верой в логику, уверенные, что объекту воспитания всё можно объяснить словами, доказать логически. Откуда бы у них вера в это?
Тогда как впечатление, вынесенное  из собственного опыта - из времён, когда тебя воспитывали, а больше из опыта, когда  самому пришлось этим заниматься, - показывает, что чаще всего логика в таких делах не срабатывает.
Что там дети, когда со взрослыми не удаётся объясниться логически!
Логика в общении между людьми, со сложными историями, со всяческими особенностями психики, несовместимостью интересов, разнообразием в  интеллектуальном развитии и так далее  - возможна, но она не бывает на первом месте.
«Это только в кино или в пьесах выдерживается объективная логика общения. Герои высказываются, говорят на одном языке,  противоречия снимаются, все плывёт в глазах от расчувствованности. А в жизни - больше разноязычие непонимания». («Квартет»).
И все же ничего другого, никакого другого достойного инструмента в общении между людьми нет, и нужно, конечно, делать усилия, чтобы достучаться логикой. Вдруг сработает!


Юные гении
Максим Галкин и его передача с гениальными детьми. За остроумием, весёлостью, белозубостью – что-то дьявольское. Обольщает, соблазняет глупых людишек. Куда смотрят родители юных гениев! Ни им, ни их детям эта реклама совершенно не нужны. Жили бы спокойно, осторожно растили бы своих Моцартов!
Неужели их не настораживают судьбы других ранних одарённостей! Вроде Ники Турбиной.


На пляже
Бим добродушный, но себе на уме. Толковый, сложноорганизованный пес.
Он нюхает сзади нагнувшегося при одевании штанов на пляже Митю.
- Он нюхает, чтобы узнать, это самка или самец, - объясняет Марина.
- И кто же я?
- Конечно, вы самец. Это я самка, - Марина разбирается в таких вещах. Ей уже одиннадцать лет.


Музейные глупости
*
Краеведческий музей.
Зубы мамонтов, черепа носорогов и слонов… Разговоры экскурсантов в краеведческом музее. Сиделицы из залов специально выходят, чтобы не слышать бесконечные бредовые вопросы и ещё более бредовые ответы, которые даёт папаша сынишке… Уши вянут.
Челюсть мастодонта с черными зубами.
- Такие черные, грязные зубы!
- Надо ему их почистить!
– Зубной шваброй.
*
Под стеклом что-то неопределённое, землистое, с какими-то вкраплениями вроде веточек или мелких костей. Что же тут скажешь? Без университетского образования.  Наверное это говно мамонта. И такое же древнее. Сейчас, сейчас он наклонится к двухязычной надписи и прочитает…





Нежности
Мамусик заботливо застёгивает пуговицу на курточке сынули.
Они друг у друга есть - мама и сынок. Счастливо имеют друг друга. Для нежных чувств.
Такой у них период в семейной жизни.
Пошло прикидывать, думать заранее о том, как это бывает потом - по прошествии некоторого количества лет. Пошло и несправедливо. Как бы так ни было потом.


Когда-нибудь
*
Когда-нибудь они возьмут на себя обязанность понимать все в этом мире самостоятельно. Придет такое время. Куда им деться! Поймут одно, другое, третье… И то, и другое.
И самое последнее, из того, что нужно понять.
Обретут мужество, опыт разочарований, может быть, устанут от этой жизни… И все это для понимания того, что она из себя представляет.
Вообще, этот процесс… Порождения себе подобных. Обрекаемых на это разнообразие жизни, которая, как известно, «тревожна и светла». И требует понимания.
Что в этом? Что-то инстинктовое, легкомыслие юности, дань вековой традиции? Всего понемногу.
И ведь все равно - никто не скажет, что всего этого в жизни не нужно было, что лучше бы не было встреч под луной, горячки взаимного обладания, радости и слез отчаяния, а потом бессонных ночей, волнений, беспокойства, еще дальше всех прочих прелестей простой тягловой жизни, в которой всякого понамешано… Вспомнить страшно!
Но кто скажет, что этого не нужно было, кто бы согласился с этим разминуться для чего-то вообще неизвестного, непонятного, другого!
Так и живём.
*
Когда они хоть как-то разберутся в этой жизни... Вернее поймут в ней кое-что...
Когда перед ними встанут взрослые проблемы - общечеловеческие проблемы этой жизни. Во все века.
Какие выводы они сделают из всего этого? – вот, что важно.





Человечество
Каждое дитё – это как новая попытка человечества исправиться, построить на Земле радостный, добрый мир.
Дети ещё не знают, что все попытки до их появления на свет кончились ничем. Сомнения на этот счёт появляются у детей, только когда они сами повзрослеют.
А пока их глаза горят тем внутренним светом прекрасного мира, который существует в их душах.
Это хорошо видно метельным январским утром, когда их ведут в детский сад.
По контрасту с унылыми, тусклыми  лицами родителей.


Когда ты  не Ангел
Улица. «Куда ты идёшь! Е.т.м.!!!»
Своему ребёнку! При матери!
Одному прохожему, который оказался невольным свидетелем этой сцены, пришло в голову:
«Если бы я был Ангелом, я бы не был добрым Ангелом. Я бы ему все зубы выбил!»


Ориентирование
Акция по ориентированию в Санкт-Петербурге. Бегают с картами по центру.
- У меня ноги болят, - говорит девочка лет восьми своему папаше.
- Согласен. Ноги уже у всех болят.
Вот это «Согласен»! Очень важно быть согласным со своим ребёнком.
Стратег! Педагогический.


Вчерашний день
«В поисках утраченного времени». Есть такая многоумная книжка.
А  можно  выразиться проще: «Искать вчерашний день».
В разных вариациях.
«Что ты вчерашний день ищешь!» «Не ищи вчерашний день!»
Так и выражались.
А вот нашёл-таки. Это «вчерашний день». В слезах. В забытых, образца, страшно представить каких давних лет, слезах.
И захотелось простодушно защитить себя того от тех, кто тогда и потом как-то мало понимал в детских слезах. Не разбирался в них. Наверное была такая освящённая не одним поколением воспитательная метода. Что, слезы? – вода! Солоноватая.
Защищаешь себя того – теперь!
Нынешние слёзы  – и за того, и за нынешнего.
И место всё то же – кухня. Потому что все комнаты заняты.
И вот это оказалось непростительным.
И что-то сломалось в отношениях именно в те времена.
Кто бы мог представить, что это раз и навсегда! Так устроен человек. Так устроено его детство. Первые годы – самые важные. Что тогда оказывается вписанным в сознание и подсознание, то и остаётся на всю остальную жизнь.
Может быть, никто так уж сильно не виноват.
И надо было просто объясниться. Поплакать. Прослезиться. Хоть и по прошествии лет.
Но не возникло такого желания. Во всю жизнь. Так и разошлись. В вечности.


Абитуриенты
Трогательные абитуриенты. Переживают, волнуются у дверей ИКТ. Ночей не спят. И родители туда же. И даже больше. У них двойная озабоченность:
1. Поступит, не поступит!
2. Как бы ребёнок сильно не огорчился в случае чего.
Вторая озабоченность важнее даже и переживается больше.


Чудесный мир
- Этот чудесный мир. С мамой, папой, детсадовской кашкой... А ещё в этом мире, оказывается, есть Новый Год с Дедом Морозом и подарками. Ещё только чуть-чуть надо подождать.
- Ну, на счёт детсадовской кашки... Это всё же немного  из другого смыслового ряда.
- Неважно.


Детские хотения
*
Дети все время чего-то хотят. Особенно в магазинах. И часто поперёк родителей.
Некоторые хотят страстно, до истерики. Тут наверное иногда все-таки психиатрия подмешивается.
*
Как дети выросли! К киоскам Союзпечати со всякой, кроме газет, всячиной совсем не подходят.
*
«Если денег не будет, будем сидеть дома», - объясняет им мама, не купив что-то вкусненькое в магазине.
Что дети должны думать про это? Про то, что у родителей нет денег. Почему у других есть! Ну, попали!
Как они должны входить в понимание в столь юном возрасте! Тут и постарше, бывает, совсем не хотят понимать.
«Не розумиють!»
*
«Конфеты-шипучки». Девочке лет пять. Она попробовала в садике и её теперь тоже хочется.
Составить перечень объектов интереса от самых маленьких до почти взрослых.
Лимонад, мороженое, пи-эс-пи, ролики…
Попытаться понять, как это может поглощать всё сознание.
Наверное не получится. Старый!





Тёмный коридор
Голоса как-то глухо доносятся из чужой квартиры.
На улице ясная морозная ночь.
Тёмный коридор, в конце которого – та самая квартира.
Пётр Мартынович только что оттуда вышел, но чувство беспокойства вдруг наползло, и теперь он не знал, что делать. Вернуться или нет?
В квартире остался запертый мальчик. Там, в квартире, он остался в одиночестве со своими беспомощными мыслями.
Это, может быть, тот детский Пётр Мартынович. Понимание его, ощущение его – те самые. Ещё помнимые.
И тёмный коридор, и эта морозная ночь – всё даёт это чувство невозможности что-то исправить в этой отделённости от одиночества того детского мальчика.
Будто кадры какого-то фантастического кино: медленно отдаляющиеся друг от друга, уплывающие в чёрный космос космические корабли. Бесконечность и вечность медленно вырастают между ними.
Космос разделяет, разлучает людей уже навсегда, на вечность.
Морозный, чёрный космос.


Ревность
- Пап-па!
- Не плачь! Сейчас папа придёт, Анечка!
- Пап-па!
- А тебе с мамой разве плохо?


Вика
Эту самостоятельную, шкодливую девочку зовут Вика. За ней глаз да глаз нужен. А мама занята её младшей сестрой. А в другой руке у неё сумка.


Колясочный возраст
*
Зубки. Ложечкой можно постучать, но ничего не видно.
*
Ночью проснётся, если его долго переодевать или соску никак не найти, и жалобно, как-то совсем не так как днём, плачет. Днём плачет, если его не кормят, требовательно, полукричит, надрывается. А ночью – трогательно, беззащитно, так сказать, искренне, просто от малости, от страха перед непонятным большим миром. Ночь, мрак, с ним что-то делают, куда-то переставляют, над ним склоняются тени. И всё это в тишине. Как не плакать. И тогда возьмёшь его на руки, он повсхлипывает ещё чуть-чуть и умолкнет, глядя в окно на свет уличных фонарей, на редкие огни в доме напротив. Потом ему дают немного молока, он жадно пососёт-пососёт и откидывается на бок, как проваливается в сон. Вот такие они «двухзубые».
*
Слезоточивые волны счастья. Так же счастлив наверное и он. Когда после кормления пытается издать какие-то звуки, пускает пузырики, булькает слегка...
*
Парки. Кооперируются собачницы и «колясочники».
*
Надо уехать от неё, от этой Анфисы, которой нужен "насёсь" и которая почти умеет кататься на почти двухколёсном велосипеде. Анфиса очень громкая девочка. В. начинает шевелиться и ронять соску.
*
«Собачий парк». В собачий холод в «собачьем парке».
*
Сиреневый пик. Она еще не до конца распустилась. А через неделю начнет увядать. Барбарисы. Волны запаха. Предтеченский садик. После дождя. С деревьев капает иногда. На страницу открытой книги. На лист с главою «Лето».
Если капнет на него, спящего в коляске с опущенным верхом, он резко зашевелится во сне. Тогда надо поправить тряпочку на его глазах, дать соску и повозить чуть-чуть взад-вперед.
*
Спит, уткнувшись в матерчатый угол коляски. Шевелит во сне ногами, улыбается, громко дышит носом. Пора просыпаться. Оглушительные сверчки.
*
Косец. Сейчас заведёт свою таратайку и уедет. Осыпался остролистый клен. На его вершине стало видно воронье гнездо. А В. изволит почивать.
*
Колечко на пустышке – как кольцо гранаты: дерни и взорвётся криком, писком…
*
Ночь. Его страх спросонья, наше, спросонья, - раздражение. Нам кажется, что у него такой дурной характер, что он своевольничает, сам не знает, что хочет. А он, в самом деле, не знает, что хочет. Он просто боится. А мы бесимся, не в силах справиться с собой, не умея понять ни его, ни себя. Все это каким-то образом наслаивается на дневные бытовые и производственные дела. Вот и сидишь ночью без сна на кровати и думаешь одновременно о том и об этом. «Детская смесь».
*
«Чихнул. Может быть, хочет проснуться?»
*
Вот он ещё всего боится. Не знает ещё, чего надо бояться, а чего не надо.
Вот в чём мучительное тоскливое чувство: ему предстоит ещё всё понять.
И это чудесное в нём, и его детский страх, в том числе, исчезнет навсегда. Жизнь покатится дальше, накручивая годы.
Вот, что вызывает муки мученические. Просто говоришь: «Господи, прости меня грешного.





В первый раз
*
Новобранец этой жизни. Бравый солдатик. Первые шаги. Пешком. Через всю комнату!
*
Плачет по ночам. Вечером капризен, невесел. На правой руке у него красный след от укуса. «Кто тебя укусил?» – «Дима». Плач по утрам во время «передачи». Пуглив. Родители то и дело что-то отнимают, запрещают, грозятся, награждают шлепками.
*
«Ай-я-яй! Где горшочек?»
*
«Как киска говорит? – «М-м-м». – «А ворона как кричит?» -«К-к-р». – «А мальчик как плачет?» - «А-а-а-а!»
*
Пирамидка: «Ма-ма-ма-ма». «Принеси мячик, где мячик». «Возьми морковку». «Где свет?» «Где птичка?» «Где Маня?» «Где книжка? Давай книжку почитаем».
*
Бежит радостно на встречу, а через мгновение: «Что ты мне принес?» Со слезливой интонацией.
Восторг от первых прочитанных слов: рыба, Филя, каша…
*
«Ета чево? Чево ета? – Инструменты. – Ис ме ты? А ета чево? Чево ета? Папа, ета чево?»
*
Нравится момент, когда он просыпается. У него появляется иногда некая озабоченность, недоумение: что-то, например, болит, а никто – ни мама, ни папа помочь не могут. Он не плачет и как-то недоуменно задумывается. Придёт время, и он уже не будет недоумевать, перестанет искать помощи у нас, поймёт нашу не-всесильность, нашу ограниченность. А пока он просыпается с улыбкой.
*
Потеплело. Летняя форма одежды: трусы и майка, полубосый. Сердился, шлёпал слегка. Но он не убегает, а наоборот стремится к папе. Хуже всего для него нерасположение. Не доспал днём. Еще целый час после пробуждения просился на ручки, хныкал, жался к папе и плакал. В половине одиннадцатого сказал: «Папа, идём бай-бай». Не засыпал долго, спрашивал про дом, про звезды, про другую бабушку, про маму. Потом вдруг: «Папа, я люблю тебя и маму».





«Поколенное» детство
*
Детская площадка. Ещё какое-то время можно будет сюда приходить, сидеть, присматривая, обдумывая…
Жизнь с их прекрасной точки зрения. Эти песочницы, эти горки и качели...
*
Они боятся Бармалея!
«Скажи, что ты шутишь!»
И крепче хватаются один за левую руку, другой за правую.
*
Он ей по колени. Она сгибается, чтобы не вырвать ему ручку, ведя в садик.
- Ты меня обманула.
- Обманула? – она еще больше наклоняется, чтобы лучше расслышать, в чём она его обманула.





Фатима Борисовна
Воспитательница детского сада... Когда-то давно. Вечерами, сдавая родителям с рук на руки ребёнка, часто высказывала свои претензии к не очень послушному чаду, методично и подробно объясняла причины своего недовольства.
Обрадованного приходу родителей ребёнка совсем не хотелось ругать. Но и ссориться с воспитательницей не было желания. Так что молча кивали головой и уходили. 
В старой тетради осталось имя воспитательницы и некоторые не сказанные ей в ответ на выговоры слова.
«Фатима Борисовна! Он нас тоже не всегда слушается, но мы его любим, и от этого нам легче».
Если бы произнесли такое вслух ей в лицо, она бы, конечно, ответила, что она одна, а их вон сколько! Целая орава! И она не может всех полюбить.
Наверное надо было бы согласиться - не может.
А ведь не сказанное этой конкретной Фатиме Борисовне, а только подуманное - это то, что годится не только для этого случая. Это всегда и везде. С «объектами воспитания»
Что-то в них не принимаешь, их бестолковость часто раздражает, она кажется  непростительной. Воспитуемым свойственно «нервировать» родителей и других воспитывателей.
Детям тяжело, родителям ещё больше, и всё обычно очень, очень непросто.
«Дети, дети, куда вас подети!» - есть такая присказка, оставшаяся от старшего поколения.
И при этом, и поверх этого, и поверх всего – остаётся и всегда присутствует и никуда не может уйти то, на что Фатима Борисовна при всём желании не могла расстараться.
И нам легче.


Взрослые и дети
*
- Почему-то с детьми мы уверены в том, что они не виноваты в том, что они делают. Или не вполне виноваты. А в отношении взрослых мы так уже не думаем. Хотя принципиальной разницы между детьми и взрослыми нет.
- Так уж и нет!
- Мы стараемся принимать детей такими, какими они есть. Не безучастно, конечно. Объясняем, заставляем, ограничиваем и т.д. А взрослых не принимаем. Редко объясняем, заставлять или ограничивать не можем. Просто не принимаем. Так нам проще. Не принимаем, не понимаем, подобно тому, как пытаемся понять детей, мысленно став на их место.
- И наверное мы надеемся, что маленького человека можно ещё в будущем изменить через наше понимание и прощение.
*
В школе были ошибки, теперь опечатки.
*
Взрослые могут сознательно отдыхать. А дети нет.
*
Пропитая парочка идёт с ребёнком. Они называют «короедом».
У таких может быть и «короед». Если не сразу, то в процессе совместного проживания под одной крышей.
Мерзкое слово в применении к детям. Будто тем, кто так говорит, этого ребёнка навязали, повесили на шею.
*
Ничего не скрыть. Всё гадкое – известное будто бы только тебе – вылезает тем или иным способом наружу. Самый плохой вариант выхода наружу тайно-гадкого – через детей. Они – отражения нашей сущности, нашего нутра. Если в духовном смысле с ними какие-то проблемы – виноваты мы.
*
Дети, подпитывающие уверенность родителей в себе. Есть и такая порода детей. Они вытягивают родителей из возрастной или пожизненной ямы. Такие родители таких детей не верят своему счастью.
*
- Дети – их главные не сбывшиеся надежды.
- Это очень грустно.
- Ну да. Печально даже.
*
Дети как бы должны подтверждать правильность отношения к жизни своих родителей. Как бы! Но это далеко не так. Эти цепочки всё время рвутся, чтобы начаться заново. И опять рвутся.
Может быть, нет никаких цепочек.
Отдельные звенья без цепочек.
*
- Папа, давай фонтаны смотреть! Папа, давай фонтаны смотреть! Папа!
Папа с кем-то разговаривает. До него не достучишься.
Жалко ему слова что ли для ребёнка! Хватило бы. Например, такого:
- Хорошо, Петичка, хорошо! Сейчас посмотрим.
*
«Стесняется взрослого сына, а маленьким хвалится».
*
- Заводят себе сынулек.
- А может быть, дочурок!
- И дочурок тоже. Всё равно – заводят! Заводчики!
*
«Ноги собери! Посмотри, как мальчики катаются!» - учит кататься на роликах.
У самой коляска с бэби. Ей уж не показать на собственном примере.
*
Улица. Мама, дочка и самокат.
- Я сяма, мама, поеду.
- Сама, сама!
*
Мама и сын. Очень похожи. Так похожи друг на друга в семье мумий-троллей.
*
Мальчик идёт с мамой, подпрыгивая и пританцовывая на ходу. И так у него это легко! Ни на секунду не прерывается его своеобразный танец, будто какая-то заводная музыка внутри него звучит.
Его мама так не может.
*
Девочек на аттракционах в парке больше, чем мальчиков.
На девочках меньше экономят.
*
Видя сдержанную реакцию родителей, дети тоже перестали радоваться.
*
Дочка прошлась по луже, а когда мамочка дёрнула её за руку, коварно улыбнулась.





Детские вопросы
*
Держит маму за ручку, что-то увидит и сейчас же спрашивает маму, поднимая на неё глаза, требуя внимания.
Хочет побыстрее всему научиться от мамы. Спрятаться в это знание, защититься им.
*
- Дворец Аничков делал?
- Нет, не Аничков.
*
- А это дом?
- Да.
- А это крыша?
- А это крыша.
- А это?
- А ты как считаешь? Ты как считаешь сама?»
*
- Садик сегодня не работает. 
- А работа?
- Работа тоже не работает.
*
- Снежный человек и Снежная королева…
- Что?
- Поженились что ли?
- Не придуривайся! Противно!
- Что?
- Будто сам не понимаешь!
- Ха-ха-ха!
*
Детские вопросы.
«Сколько раз у вас было?»
Ни за что не скажет!
*
Вопросы бессовестные и детские.
*
Два голубя. Период ухаживаний.
- Кто из них селезень?





Детские обиды
*
Детские обиды. Они потом рассасываются всю жизнь и как-то искажают, искривляют её. Все закидоны взрослых родом из детства.
Взрослые не всегда даже и знают о детских обидах. А если и знают, то не принимают всерьёз, не понимают.
В этом-то самая обида!
*
Будет обижаться на родителей за то, что они не создали его талантливым.
Будет что-то вроде этого проскакивать в сознании. Глупое, неталантливое, обидное, злое.
А ещё, бывает, обижаются на то,  что родители не родили их красавцами или красавицами.
*
«Мамочка, папочка!» - произнёс он, и глаза его наполнились слезами.





Виноватые
*
Это – сквозь всю улыбчивость, бодрость духа, уверенность… Тенью. Виноватость. Виноватые.
Через одного.
Неосторожной жизнью.
Виноватые. Перед ещё не виноватыми.
А как? почему? – этого можно никогда не понять.
*
С рук на руки - воспитательнице. Неумолимо. Не умолили.
Воспитание бесчувственности. Эстафета бесчувственности.
Это не закрыто. Этому никогда уже ничего не возразить. Пустяки - не пустяки.





«Злая идиотка, а не мама!»
*
«Руку мне давай! Штокаешь!»
*
А эта говорит своей 14-летней дочери, что у неё уже всё отросло.
*
Мамочка – дочке трёх-четырёх лет, на самокате:
«Надо переходить улицу, а она встала! Ты что, вообще ку-ку!»
*
Характерный капризный плач. Такой часто по утрам заполняет собой стены детских садов и яслей.
С рук в руки. Злые идиоты, а не родители.
И это когда-нибудь выйдет на поверхность. Проявится в одном, втором, третьем... Вызывающем недоумение. Никто и не вспомнит о истинных причинах.
Впрочем, не только такое. Всякого ещё успеет накопиться от неразумных и неосторожных родителей.





Не с кем разговаривать
*
Из дневников ЛН:
«10 Янв. 1909. Я. П.
… Третьего дня разговор с Андреем оч[ень] для меня поучительный. Началось с того, ч[то] они, все братья, страдают безденежьем.
   Я. Отчего?
   О[н]. Да всё дороже стало, а живем в известной среде.
   Я. Надо жить лучше, воздержнее.
   О(н). Позволь возразить.
   Я. Говори.
   О[н]. Ты говоришь, ч[то] надо жить так: не есть мяса, отказываться от воен[ной] службы. Но как же думать о тех милионах, к[оторые] живут, как все?
   Я. Совсем не думать, думать о себе. --
   И выяснилось мне, ч[то] для него нет никакого другого руководства в жизни, кроме того, что делают все. Выяснилось, что в этом -- всё, (Зачеркнуто: [0,]9999) что за крошечными исключения(ми] все живут так, но могут не жить так, п[отому] ч[то] у них [нет] другого руководства. А потому и упрекать их и советовать им другое -- бесполезно и для себя вредно, вызывая недоброе чувство».

Дети вырастают и подсмеиваются над наивными папашами. И ничего не передать! Никого не встретить в детях в том времени, когда им будто бы уже положено будет что-то понимать в жизни. Их там нет и они не скоро появятся. Можно не дождаться. Вот и получается - не с кем говорить.
*
Мы как в разных измерениях живём. Измерения, между которыми нет связи. Вместо чего-то разумного, убедительного, логичного, проникновенного – по большей части какой-то невнятный информационный шум, набор непонятных слов и понятий.
Не с кем разговаривать!
В этом убеждаешься многократно. Попытки «связаться» чаще всего заканчиваются ничем.









ф1

ФИЛОСОФСКИЕ ВЗДОХИ



Лосев
*
К новым идеям приходишь постепенно. И, в то же время, присутствует некий скачок. Оглянешься и понимаешь, что будто перешёл на другую орбиту. «Вращаешься» как и раньше, но мир изменился. Что-то произошло после чтения нескольких начальных страниц детских воспоминаний Лосева. Описание настойчивости, почти шизофренической настойчивости автора при уяснении для себя некоторых мировоззренческих вопросов. Вопросы такие «простые», что их никогда не пытаются разрешить научно и окончательно, тем более так настойчиво, обыкновенные граждане. Принимают те объяснения этого мира в том виде, в каком его вложили в их клювики в самом начале жизни. И всё. Об этом забывают на всю жизнь. И не ломают голову… Простые вещи. Философия и занимается настолько простыми вещами, чтобы о них можно было бы сломать голову. Возможность и необходимость заниматься простыми вещами.
*
«Философия имени».
Лосев показал, как это бывает, как это может быть, когда начинают «докапываться» по какому-либо поводу. Показал, как много бывает слоёв, уровней у самых привычных понятий, которыми пользуются в жизни, сильно не задумываясь. Показал на примере понятия «имя». Наверное и  все остальное в человеческом понятийном обиходе так же сложно и необозримо.
Перевод в мысль всего встречного-поперечного.
Нельзя останавливаться в этом раскапывании слоёв, связей, зависимостей... И удовлетворяться достигнутым можно только понимая, что это еще не все, что можно еще, но в данный момент не нужно и можно остановиться.
*
«Философия имени».
Мысли расползаются, как змеи. Он не успевает хватать, стаскивать в кучу, связывать их. Он в отчаянии!
Или это о читателе? Или это читатель не успевает все это? Читатель Лосева.
Может быть, он привык к этому хаосу. Убежит одна мысль, определение, дефиниция, он, как из рукава, достанет новую – еще лучше, еще цветастей старой. Как фокусник. Никто ничего не успевает заметить. «Как! А?!» -  и мы уже на другой странице, в другой главе. Где другие змеи. Продолжаем разговор.
*
«Философия имени».
Диалектическая логика. Через Канта с его скачками в понимании, с его возможностью синтетических суждений как основой возможности познания.  Формальная логика  не дает возможности понимания мира во всей полноте.
Кант, Гегель... Появление теории диалектической логики как инструмента познания.
Первый подход к этому – понятие трансцендентального.
Слово какое громоздкое придумали!
Слова, слова... Понятия. Термины. Имена.
Потребность понимания и описания мира, конечно, приводит к появлению новых слов, которые по-новому связывают уже известное и оприходованное в понятия.  Мир заново переобвязывается понятиями.
Заворачивают все подряд  в слова. Проясняют суть и одновременно ее искажают и прячут.
Слово будто бы меняет природу объектов познания.
Словесное познание мира. Мысли должны облекаться в слова. Бьются не с самим пониманием, а с тем, как это понимание вытащить на всеобщее обозрение. Это возможно только в виде слов.
Лосев: диалектика – система «синтетических сопряжений всех антиномических конструкций смысла».
Вот как!
*
Чтение Лосева. О многих положениях его книги – только неясные до конца представления, догадки, можно сказать. Но это почти не смущает.
Поражает это его желание вывернуться из мыслительного лабиринтов и тупиков с помощью диалектической изощрённости. Кажется, что, если этот диалектический инструмент держать хотя бы рядом, то все противоречия будто бы можно преодолеть. Кажется, что  диалектика с ее пониманием жизни в противоречиях, в противоположностях... даёт какую-то полноту представлений о жизни.
Конечно, не пытаешься сам формулировать эти диалектические ощущения ; la Лосев, куда там! Но все же
понимаешь какие-то принципиальные вещи: надо хотя бы пытаться думать, как Лосев, то есть принуждать себя к диалектическому способу мышления, а не останавливаться на остроумии, на афоризмах, на внешней эффектности мыслительных конструкций. Заниматься нудной, рутинной работой погружения в процесс понимания с помощью диалектических положений.
*
«Философия имени».
«Чистая ноэма есть как раз то, что в обывательском сознании, т. е. в школьной грамматике и психологии, некритично трактуется как «значение слова» — без дальнейших околичностей. Однако попробуем реально представить себе, что наше мышление оперирует только ноэмами. Представим себе, что ноэма — сущность слова и последнее его основание. Это значило бы, что наша мысль, выработавши известные образы, устремляется к ним и ими ограничивается. Произнося слово, мы продолжали бы ограничиваться самими собой, своими психическими процессами и их результатами, как душевнобольной, не видя и не замечая окружающего мира, вперяет свой взор в картины собственной фантазии и в них находит своеобразный предмет для мысли и чувства, предмет, запрещающий выходить ему из сферы собственного узко-личного бытия».
Может быть, это можно соотнести с проблемами из области информатики. К вопросам моделирования мышления с целью создания искусственного, машинного интеллекта.
Формализация мышления дошла у «информационщиков» скорее всего до некой промежуточной стадии. Даже и не до той, о которой говорит Лосев, а еще раньше.
А тут многослойная вещь, многоуровневая. И не все уровни поддаются формализации.
Может быть, тем «интеллектуалам», занимающимся информацией, и  не нужна такая глубина для решения их специфических задач. Они не хотят полного аналога человеческого мозга. Зачем им воспроизводить героев ФМ или ЛН с их ипохондриями и мерехлюндиями!
Они просто отвлеклись от реального человека, проигнорировали всю глубину человеческой психики. Для каких-то своих задач этой степени углубления этого было достаточно.





Дети Романовы
*
Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, Алексей. Какие лица!
Некий политолог А.А. Мухин сказал, что американцы атомными бомбардировками Хиросимы и Нагасаки испортили себе карму.
А как с кармой у России после расстрела царской семьи? Тоже наверное не все в порядке.
*
Ольга Романова.
Алексей Лосев в дневнике 1914 года пишет о портретах Ольги Романовой, которые попали в его руки
(«Я сослан в ХХ век...» т.2. Дневник. Среда 31 декабря 1914 г., 11 ч. 35 мин. вечера).

 «Объект моего внимания довольно необычный. Мой декан вечно откапывает какие-нибудь штуки. Сегодня он откопал два портрета великой княжны Ольги Николаевны39, которые оказались настолько содержательными и стильными, что я не замедлил их отобрать у него, чтобы подробнее всмотреться в это удивительное лицо и посвятить княгине одну-две странички моего дневника. Это было около шести часов вечера, когда я впервые увидал Ольгу Николаевну. И после этого времени, вплоть до того момента, когда сел писать эти строки, ощущал в себе странные приливы дионисизма, в котором эротизм и стильность буквально отрывали меня от Гуссерля и заставляли ходить по комнате и думать об этом удивительном видении. Такое же видение посетило меня в Берлине, после чего тоже не мог заниматься и все думал, думал; думал о той таинственной и страшной глубине, которую скрывает в себе эта спокойная оболочка внешнего мира; думал о тех тайнах, которых не лишена и наша серая трамвайная жизнь, о тех экстазах и восторгах, которым есть место даже за этими незаметными, бессодержательными и бледными фигурами, лицами, словами. И тогда, в Берлине, я был пронизан одним взором, который подействовал на меня с такой силой, которую можно назвать только физической. «Все куда–то исчезло, — писал я, — и трамвай, и мои бумаги, и мостовая, на которую я стал бессмысленно смотреть». Я был пронизан этим электрическим током глаз, и всего себя ощущал в какой–то невиданной и нежданной атмосфере электрических токов. Вот каковы бывают женщины. И к ним принадлежит Ольга Николаевна».

А.Ф. действительно посвятил ей несколько страниц дневника. Вот, где начинается «Философия слова» - это углубление в предмет рассмотрения до таких глубин, которые видны только автору!

«Она вас тянет к себе невидимой и неведомой силой. Если вы раз претерпели на себе прикосновение её руки, которую она так спокойно и властно держит у себя на первом портрете у колена; если вы хоть раз взглянули на это гордое и уверенное в своём поведении лицо, слегка приподнятое на втором портрете; если вы, наконец, всмотритесь в этот первый портрет, где она сидит как бы в промежутке между самоотданиями своему жизненному назначению и где лёгкое, обвисающее платье так отчётливо рисует сладострастные плечи и отсутствие девственных грудей; если, говорю, всмотритесь вы во все это, — вы почувствуете себя как раз в этом тумане мучительного и тоскливого наслаждения, в этих сладких электрических токах, которые и доставляют вам невыразимую боль и сильнейшее наслаждение.
В обоих портретах нет ни тени колебания и сомнения. Это поразительно усиливается еще необычайным спокойствием лица и фигуры и там, и здесь. Вот портрет, где она сидит. Если мы сначала обратим внимание на общую фигуру, то она неотделима чисто психологически от того платья, которое на редкость поразительно ярко гармонирует со всей Ольгой Николаевной. Лёгкость и воздушность платья выше пояса, равно как строгость и прямолинейность его ниже пояса одинаково резко характеризуют общие контуры этого «женственного», хотя и выносливого, быть может, даже поэтому и грубоватого тела. Эго тело, чуть–чуть прикрытое таким воздушным (до пояса) платьем, постоянно зовёт к себе, неуклонно манит к своему тоскливому наслаждению; или, нет, оно не зовёт и не манит, оно само собой, без вашего согласия, тянет к себе, влечет к этим откровенным плечам, к этим изящным, оголённым рукам, к этой сильной шее, имеющей такой наклон по отношению ко всей верхней фигуре, который у двадцатилетнего может быть или от непрестанной работы мысли или от сложной и мучащей страстности. Очень показателен в психологическом отношении тот характер этого платья Ольги Николаевны, который заставляет его виснуть, скатываться свободными и ничем не наполненными формами, так что остаётся большой промежуток между самими телесными формами и этим платьем. Выгодно обрисовываются при таких платьях, конечно, только плечи, потому что, чем тоньше и воздушнее фасон платья, тем, разумеется, виднее и формы, к которым это платье непосредственно и вплотную прилегает. Но там, где оно вплотную не прилегает, там и вовсе становится трудно судить о формах, если они не замечательны каким-нибудь выдающимся свойством. О плечах уже было сказано, что в них много сладострастия и мления. Это и вообще характерная черта Ольги Николаевны. Она — музыка Скрябина с его бесконечным экстатическим и диссонирующим млением, с его темно–красным, мрачным и мучительно–сладким горением страсти. Но еще выразительнее, может быть, эта самая грудь, которой, собственно говоря, даже не видно и вместо которой имеем только нависающие складки платья.
Я сказал, что если платье не вплотную прилегает к телесным формам, то о них нельзя судить определённо, если в них не скрыто каких-нибудь замечательных особенностей. Все дело в том, что у Ольги Николаевны как раз скрыты эти замечательные особенности передней части фигуры, и платье, нависающее и не вплотную к ней прилегающее, только еще больше усиливает общий дионисийский эротизм этого млеющего, но сильного тела. В чем состоят эти замечательные особенности — помогает узнать второй портрет. Когда присмотришься к этому последнему, ясно, что поверхность собственно mamma[381] начинается очень низко — это раз; во–вторых, сама mamma не может иметь девической упругости и пышности. Первое свидетельствует о том, что Ольга Николаевна и от природы назначена к длительной и мрачно–млеющей страстности; второе — о том, что этим природным склонностям не было поставлено никаких преград, так как у женщины после первого же физиологического акта mamma теряет упругость, становится мягкой и получает своеобразную окружность, как бы наполненную какой–то жидкостью, что и позволяет даже без помощи осязания, одним взглядом отличить девственность от тронутости.
Вообще говоря, формы женских грудей можно делить на эпические, лирические и драматические, причем в зависимости от преобладания логичности или экстатичности в каждом из этих трех родов, можно получить целых шесть видов женских грудей. Какие груди у Ольги Николаевны? Безусловно, тут мало лирики, так как в лирике всегда есть созерцание собственного настроения, а это если и налично в том портрете, где она сидит, то только созерцание в промежуток между самозабвенными экстазами. Эго - груди, говоря вообще и неопределенно, — драматические; говоря же точнее, это груди трагически–роковые, это трагедия без действия, трагедия без сознательной воли, это трагедия рока, покоряющего всего человека, возбуждая его страсти и неуклонно ведя в эту бездну наслаждений. Ольга Николаевна редко бывает весёлой. Она никогда не хохочет и едва ли когда-нибудь смеётся. Она только иногда улыбается, и улыбка её настолько же печальна, насколько и кратковременна. И все это благодаря тому серьёзному и сложному содержанию страсти, которое наполняет всю её душу и возбуждает все её тело. Страсть это её рок, — это её трагедия. И вот груди Ольги Николаевны, так незаметно и низко начинаясь, и будучи такими неупругими (что видно еще и от некоторой смущённости их в стороны от центра), как раз и говорят об этой трагической предназначенности ее к страсти и об её покорном и серьёзном выполнении этого рока».

Читать такое через сто лет после её гибели вместе с сёстрами и братом! Вместе с папой и мамой.
И у кого читать! У философа, всю жизнь посвятившего абстракциям, у учёного с невероятно сложными для понимания текстами! А тут совершенно интимные вещи! И мы – читатели начала 21 века – уже все знаем. В отличие от молодого человека, каким был Лосев  в 1915 году.
Знаем и не знаем. Это то знание, которое ничем не может помочь в понимании того мира, в котором мы живём.





Теория
Наука. Теория. Подтверждённая примерами из жизни. Законы. Закономерности. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Литература - это одни только примеры. В них, если постараться, можно найти теорию. Она там замаскированно спрятана. Мы её чувствуем. Чувствуем, что всё это неспроста. Но формулировать теорию лень. Или не умеем. Или не хотим. Считаем, что это никому не нужно.


Недоверие
Свойство. Недоверие. Свойство недоверия. Нельзя ничего знать о других. Можно предполагать. Это как хождение по болоту. Не провалишься если осторожно ступать, не прыгать на одном  месте, не останавливаться. А то ведь можно так углубиться, что  не рад будешь.


19 век
Как гвозди вколачивают свои истины. 19 век. Лихорадка вколачивания истин. Им только что всё стало ясно, и надо поскорее обучить этим истинам других. В народ. В учители. Учительство.


Реальный мир
Где реальный мир? Кто живёт в реальном мире? Политики? Простые граждане? Психотерапевты? Нацисты с их тайными силами? Учёные-естественники? Философы всех мастей? Литераторы? Уголовники? Мистики, у которых вообще всё перевёрнуто с ног на голову в сравнении с простыми обывателями? Ещё кто? Реальность, ау!
Может быть, в нём живут все они? Те. И те. И эти. Они смеются с N. Они живут в реальном мире. И всегда жили. А они – N. с Марусей - будто спят. «Может быть, теперь уже глупо просыпаться? – с надеждой в голосе спрашивает N. - Может быть, надо спать дальше?» Реальный мир ранит. Он неуютен. Его уже  не переварят их «слабые желудки».


Детский философ
«Детский философ». Фраза пришла из полузабытого, непонятного сна. Там фраза была осмысляемой. Как-то всё в ней соединялось. Был даже вполне отчётливый человек, которого определяли этим наименованием. Детский - потому что пишет детские книжки, а философ потому, что философ. И ничего странного в этом не было.


Озабоченность
Озабоченность формально-логическим, материальным. Модель мира. Из-под этой, такой, модели не выбраться, как из-под обломков рухнувшего дома.


Пафосное отношение
«О любви к народу…» Статья Ф.М. из «Дн. Пис.», фев. 1876 г. Два взгляда: Ф.М.: «народ груб и невежествен», Конст. Аксаков: «народ просвещён и образован». Только и успел прочитать самое начало. Хватило. «Для мысли». Никак не сдвинемся с одних и тех же вопросов. Какова на самом деле Россия: умильная, ладная, добродушно-мудрая и т.д. из фольклорных передач, вроде «Играй гармонь!» или, напротив, её подлинное лицо, рожа, мурло, харя – в криминальных хрониках на манер невзоровских? «Дневник писателя». Другого. Из июня 2000 года. И, может быть, не совсем писателя в Ф.М.-смысле. Но всё же… Уезжали дети в лагерь. От «Озерков». Хорошенькие, весёлые детки, добренькие, радующиеся за себя и за детей родители. Разноцветные «Пазики» и «Икарусы», с милицейскими «Жигулями» во главе, отправились в сторону Васькелово. Организованно, разумно, по-доброму. Кусочек мира, кусочек жизни организованный по-доброму. Выгороженный от всего остального – нечистого, бестолкового, равнодушно-злого. Существование «одно в другом» – доброго и злого. Переплетение, почти не разделяемое, хорошего и плохого. Детки-конфетки, едущие в лагерь с сумками, полными сладостей, плееров, мячей, книжек, интересных штучек… И весь остальной мир, ничуть с утра не изменившийся. Только то, что бросилось в глаза, что запечатлелось памятью: таджикские цыгане на Невском, в метро, пьяницы и просто старушки у Владимирской церкви… По местам Ф.М. в С-П. Политическая и криминальная нечисть в ТВ-ящике… Вся бестолковость, неорганизованность российской жизни, с которой не знаешь, что делать. А те, кто знают, лучше бы не знали. Потому что их Россия уже проходила. «Нет, ты скажи: тёмен народ или не тёмен? Ты скажи!» Может быть, это то, что называется –«пафосное отношение к жизни»? И не хватает мудрости, чтобы переварить, переплавить в себе все противоречивые, взаимоисключающие проявления жизни? Точно так же у Ф.М. в его «дневнике» чаще всего вопросы остаются без ответов. Куда от них деться?


На берегу…
Наш духовный мир – это океан. Мы, вроде как, с ним - одно целое, а на самом деле мы (наше сознание) только островок в этом океане. Островок твёрдой почвы в океане нашего сознания. Мы сидим на берегу и пытаемся как-то воздействовать на океан. И он реагирует на воздействия. Неожиданным образом. Всегда неожиданным…. Наши представления только нащупывают дорогу к Океану. Как в «Солярисе». Жёсткое воздействие… Только ещё проще. Бросание камней в колодец, чтобы измерить его глубину. Больше мы пока ничего не можем… Океан духовного мира… Через нас внешняя бесконечность входит во внутреннюю. Мы та точка, тот поясок лежащей на боку восьмёрки. Может быть, человечество и докопается до чего-то существенного. Но не скоро. И если успеет… Наука тоже моделирует. Её модели  более жёстки, самоуверенны. Религия спасала человечество до сих пор. Спасала от жёсткого воздействия. Принижая человека, она предохраняла его от опасной самоуверенности, неразумности. Она определяла человеку его место в мировом порядке.


Так умней
И к этому отношение успокоенное. Просто считаешь, что так умней.
Иногда доскакиваешь до чего-то умного. Как Иван-дурак. Доскакиваешь, целуешь в сахарные уста и падаешь на обыкновенную землю. И помнишь некоторые ощущения той высоты. Искусственный приём, чтобы быть умнее.


Тяжесть понимания
Восприятие этого огромного, невообразимого мира, бесчисленных судеб, интересов, историй… Это кажется неподъёмным для куцего сознания. Не умещается.
А на бытовом уровне все постигаемо. Освоение  этого мира даётся всякому. Плодятся, вырастают, радуются, ругаются, страдают… Живут. И даже не пытаются почувствовать тяжесть понимания всего этого. Да это никому и не даётся.


Ирония
Мир устроен иронически? Нет, просто мир предполагает иронию. Допускает. Иронию над правилами этого мира. Ирония напрашивается. Может быть, это весёлое свойство человека. Реакция, отклик на мир. С миром от иронии ничего не делается. Он равнодушен ко всему, в том числе, и к иронии.


Догадки
*
В чуде жизни что-то большее, чем материализм. Мы просто не знаем что. Догадываемся. По-разному догадываемся. Неправильно, смешно догадываемся. Безуспешно.
*
Желание объять весь мир какими-то едиными сущностными стихиями, управляющими миром, и благодаря которым  мёртвая материя превращается в живую.
Говорят о любви, о слове… Много говорят. Ищут какие-то формулы для описания законов этого мира. Видят в этом гуманитарную задачу.





Вывод
«Раз так не случается, значит, мир не таков», - этот простой, напрашивающийся вывод упорно отказывается делать.
Подозревает мир в каких-то более глубоких и спрятанных причинно-следственных связях». /ДНП


Философы
*
- Как у тебя с образованностью?
- По молодости ещё чего-то хотел от них.
- От кого?
- От Гегеля с Кантом.
*
- Многословные, многотомные Кант, Гегель и всех остальные. Они доказывали своим коллегам по цеху свои теории, они читали лекции... Доказывали свои философские идеи со всеми выкладками, нюансами, выявлениями сложностей и противоречий, с критикой оппонентов...
- Что ты этим хочешь сказать?
- Потом появились их последователи -  гегельянцы, кантианцы и прочие. Те, кто схватили из теорий больших философов самую суть, и несли дальше, как знамя, эту суть. Эти часто так же многословны и многотомны.
Комментарии к трудам своих учителей, диссертации, лекции, споры с научными противниками...
Такая работа. И мы живём в реальном мире.
- Что-то всё же ты хочешь этим сказать! Я чувствую.
- Что?
- Что-то хулиганское.





Правое дело
«Наше дело правое, победа будет за нами». Мы правы, значит мы победим? Что это? Закон этого мира? Одно из проявлений религиозной веры? Опыт человеческой истории? Логический вывод? Наше желание? Стремление устроить мир на таком принципе? Агитационный приём? Прекраснодушие? Жестокое заблуждение? 


Натурфилософия
Сознание. И еще прежде него - живое. «Продукт самоорганизации материи», как учили при социализме.
Может быть, в природе это заложено: некий закон Божественной самоорганизации. Эта способность природы к такой эволюции.
И тут же - рассуждения учёных о возрасте вселенной. Каких-то 13,5 миллиардов лет! За это время из  водорода появилось все на свете. И музыка с поэзией, в том числе.


Порыв
Сомневается русский человек. Ему мало одной только логики. И житейская мудрость его не устраивает. Ему нужен порыв. Ему нужен прорыв куда-то в запредельное, не поддающееся анализу и усмирению.


Мир идей
*
Эти бессчётные идеи, прошедшие через ещё более бессчётные сознания людей...
Ни одна из этих идей не умерла. Идеи бессмертны. Они где-то продолжают существовать, спрятаны, свалены в кучу, шевелятся, бормочут что-то, покусывают друг друга, шуршат...
Как скопище каких-то фантастических живых существ.
*
Рассказ Чехова  «Либеральный душка».
«— Не понимаю я таких людей, Захар Ильич! — заговорил он, ероша свою причёску. — Клянусь богом, не понимаю! Я сам не рутинёр, не отсталый... либерал даже и страдаю за свой образ мыслей, но не понимаю я таких крайностей, как этот господин! Я, ну и... жандармский поручик Подлигайлов слывём за вольнодумцев... общество косится на нас... Его превосходительство подозревает меня в сочувствии идеям...»

Просто сочувствие к «идеям»! Ко всем сразу.
«Идейные» живут осмысленно, руководствуясь «идеями». Хоть какими-то.
Безыдейных же – основная масса публики. Не берут абсолютно в голову. Ничего.
Но есть «сочувствующие идеям». Им так  кажется – как в данном случае.
Разделение людей по категории «наличие или отсутствие идей», определяющих жизненную практику.
*
Как прекрасны бывают некоторые идеи!  Так и просятся в душу, заполняют её до краёв. И тогда  чувствуешь, что «за это можно все отдать»! Как именно? – неважно! Да, как угодно, в конце концов!
Можно, например, встроиться кирпичиком в здание будущей «прекрасной жизни»!
*
С идейностью как с высокими чувствами. Одни доподлинно знают, что это реальнейшая вещь, другие  не верят в них. Не вкусив.
*
Чистота либеральных идей. И чистота патриотических устремлений. У всего есть своя логика, загоняющая и то и другое в жизненные тупики. Когда прикладывают чистые идеи к реальности.
*
Как пробиваются идеи? Как одна идея побеждает другую? Может быть, это иллюзия – честная борьба, соревнование идей,  в результате которого побеждает самая правильная, самая адекватная реальности  идея?
А может быть, в результате остаётся некий  miks – смешение мифа и реальности. Удобный всем.
*
Жизнь ощущается вне каких-то идейных обобщений. С идеями нечего делать в повседневности. Масштабы как-то не совпадают – у голых идей и у жизни человека. И сыплются людские жизни сквозь идейное  решето.
*
Параллели с 1917-м годом. Либералы и патриоты тогда и сейчас.
Может быть, вся вредоносность в чистых идеях – в идейно чистом либерализме и таком же патриотизме?
А если есть мера, то тогда все в порядке.
*
Когда реальность сталкивается в конкретном человеке с идеей, всегда оторопь берет. Кажется, что что-то не так, что-то неправильно. Неправильно столкнулись. Не можешь быть объективным, когда это столкновение происходит в самом что ни на есть живом человеке.
*
В «Записях священника Александра Ельчанинова» есть место, где говорится о том, что искусство – это «область двусмысленная, демоническая» и что «приобщение к культуре некоторым образом компромисс для духовной жизни».
А у А.Ф. Лосева в каком-то его научно-художественном тексте написано о том, что социализм противопоказан искусству.
В самом деле, если неукоснительно следовать логике – логике религиозных воззрений, логике социалистического переустройства общества – то так и будет: искусство окажется для церкви чем-то «демоническим», а для  социализма вообще  невозможным.
Логика чистых идей способна, из лучших, конечно, побуждений, угробить привычный нам человеческий мир. Но в живой жизни это как-то и не происходит. По крайней мере, в России. Наверное потому, что ни тот ни другой набор идей не находят у нас достаточно ортодоксальных последователей. И слава Богу! 
*
Противопоказанность голых идей реальной жизни. Это из опыта политической истории России.
Чистые идеи - как чистый алкоголь. Валят реальность с ног.
Чистые идеи убивают живую жизнь, как алкоголь отравляет и убивает живое.
*
«Мерзкая реальность втягивает в себя, обволакивает прекрасные идеи, переваривает их, превращая в дерьмо».
*
Жалость. Это то, что должен испытывать Г.Б. к  земным созданиям.
«Познавшим добро и зло!»
И даже в своём эволюционировании дошедшим до выбора в пользу добра! 
Общая, по крайней мере на словах, ориентация на добро!
В мире, основанном на зле, на взаимопожирании!
Бесперспективно? Бесполезно?  Но се человек!
И можно запутаться в этих абстракциях!
*
А ведь с демократией, в либерастском её понимании, всё ровно так же, как с коммунизмом, анархией и с другими чистыми идеями, ну, или с другими утопиями – смотря, как к этому относиться. То есть, если очень коротко: «Не дождаться».
*
Реальность ХХ века, «освобождённого» от Бога «умными головами».
Жизнь идеи. Плоды полной свободы. Освободили от всего – и вот результат. Но наверное другого пути не было. Надо было пройти и через свободу. Чтобы прийти к ней же, но на другом витке понимания.
*
«Мелкие идеи».
*
Старые тетради. 1995 год.
«Удивительная вещь - смывание идеологии. Сшелушивание.
Ничего не осталось. Никакой идеологии. И политических взглядов нет. Одни симпатии. К тем, другим, к третьим. Отвращение к четвертым. Моральные критерии. Предпочтения. Но они сегодня одни, потом, вдруг, - совсем другие».
*
Мир выправляется как-то. В том числе усилиями чистых идей. Может быть, они всё же нужны - люди «чистых идей»! Они тянут мир туда, куда надо. Глупо, наивно, смешно, но тянут.
Другие «чистые идеи» сопротивляются, противодействуют им. Вот и получается реальность, в которой мы живём.
*
«Подросток».
«Я знал, что они (то есть они или другие в этом роде — это все равно) — диалектики и, пожалуй, разобьют «мою идею». Я твердо был уверен в себе, что им идею мою не выдам и не скажу; но они (то есть опять-таки они или вроде них) могли мне сами сказать что-нибудь, отчего я бы сам разочаровался в моей идее, даже и не заикаясь им про нее. В «моей идее» были вопросы, мною не разрешённые, но я не хотел, чтоб кто-нибудь разрешал их, кроме меня. В последние два года я даже перестал книги читать, боясь наткнуться на какое-нибудь место не в пользу “идеи”, которое могло бы потрясти меня».

Идея «внутри» и идея, вынесенная на всеобщее обозрение... Какая невероятная разница!
Эта привычка жить только «внутри», не проверяя идею наружно...
Боясь проснуться от самого себя со всеми своими головными идеями.
Боясь остаться жизни ни с чем. И внутри и снаружи.
Самые страшные опасения людей, живущих головной жизнью.
Это не лечится.
*
Экстремист, «оранжоид» ДП. Бессмысленные разговоры о Евромайдане.
«Чик-чик! Я в домике» - это он прячется в коробочке своих представлений, объявляя весь остальной мир неинтересным.
Это и не представления даже, а так что-то вроде оберток  представлений - фантики.
Экстремизм упрощает реальность. Может быть, даже и любые политизированные представления о реальности упрощают её.
Упрощение реальности до политических понятий.
*
«Чистые» идеи.
Одна из таких идей – «целостность». Идея становится «чистой», если ей следуют без  привязки к чему-то в реальности. Просто – вынь да положь.
Это Украина. Чистая идея «единой и неделимой» разрушила страну.
Чечня. Происки врагов России. Реальность, подправляющая в данном случае чистую идею, – это простой вопрос: «если не Россия, то кто?»  Ответ: кто-то. Кто-то, кто подогревал там ситуацию.
Курилы. А здесь еще понятней: нельзя было плодить прецеденты, показывающие слабость, податливость России в этом мире звериных законов.





Вечность и бесконечность
*
Узкая полоса света пробивается в щель между тьмой до нас и тьмой, которая будет после того, как нас не станет. Просвет в вечности. Появились на мгновение в вечности. А ведь нас могло и не быть. Яркая вспышка перед вечной ночью. И никак не узнать ни что такое вечность, ни что такое бесконечность. Да тут живи еще хоть миллион лет, все равно не узнаешь!
*
Не знаем, что такое вечность и бесконечность. Они пугают.
О вечности и бесконечности можно думать, можно попробовать сосредоточиться на этих понятиях, провалиться в них. До ощущения ужаса - «ужаса бесконечности».
*
Мысль не может охватить эти понятия. Может быть, там – в неохваченном – и есть то, что связывает все в что-то небессмысленное. Может быть, религиозная мысль заходит как раз с этой стороны, огораживает это словами, которыми и пользуется человек».
*
Одно чудо, одна непостижимость уже существует на этом свете – бесконечность.
Перед этим и Бог – если представления о Нем выводить из религиозных мифологических историй – все-таки что-то локальное, привязанное к локальности и конечности мира в его земном человеческого воплощении.
Религиозная вечность  («вечное блаженство») никак в сознании не накладывается на реальную вечность. Как-то и не принято напрямую увязывать Бога и вечность с бесконечностью. Действительно, локальный земной Бог оберегает нас от открытого в бесконечность и вечность пространства, заслоняет собой от ужаса бесконечности.
*
Бог как-то представим по иконам, росписям в церкви, по сказкам с волшебниками… Есть в человеке такое заблуждение. Но что нельзя никак вообразить, так это вечность и бесконечность.
Если уж говорить о словах, то эти два слова, вернее, понятия, которые за ними стоят, более непостижимые, чем обиходный, привычный с детства церковный Бог.
*
Может быть, Бог - то, что укрывает нас от зияющей непостижимости пустого, вечного и бесконечного пространства. То, что как-то организует эту непостижимость.
Закрывает от неё словесной тканью - наговоренным за две тысячи  церковных лет.
Одна непостижимость помогает как-то справляться с другой непостижимостью.
*
Устало соглашаются  с верой в  Бога. Не начинают верить в Бога, а соглашаются впасть в это самоуничижающее состояние, отдают себя на милость чего-то непостижимого, ограничивающего бесконечность и бессмысленность существования. Чем-то все же отгораживаются от ужаса вечности и бесконечности. От потерянности.
*
«Неповторимая одноразовость всего в этом мире. Почему что-то должно повторяться! Пусть и за вечность! Что за бред! Все на свете только единожды. И эта музыка, и эти лица, и эти слова...
Думаешь всякие глупости о вечности».
*
«Все это не переживёт вечность!» Это вот совершенно понятное обстоятельство вдруг непонятным образом отражается в душе каким-то щемящим чувством. Чувством напрасности.
Замахиваешься на вечность! Никак не меньше! По-другому не можешь! Если не вечность – тогда все напрасно! Все пропало! Все зря! Все никому не нужно!
*
«Ни один, даже самый умный, независимого ума, сильный духом,  бесстрашный и так далее,  физик не знает, что делать с бесконечностью».
*
Вечность. В которой бесконечно повторяются миры, которым суждено сгореть в своё время.
Под музыку из «Манон» кажется, что всё это можно как-то в обобщённом виде представить.
Как бесконечные отражения в зеркалах, отражающихся друг в друге.
Рассказ Чехова «Мечты».
«Сотские напрягают ум, чтобы обнять воображением то, что может вообразить себе разве один только бог, а именно то страшное пространство, которое отделяет их от вольного края».
*
Большие учёные.
Спрашивают друг у друга, существует ли бесконечность? Эти профессора, эти доктора физико-математических наук!
И ничего не говорят! Боятся это сказать.
Почему? Потому, что это ненаучно? Потому, что они не могут объяснить, что это такое? И поэтому не имеют научного права рассуждать на эту тему?
Нет, они не ответят и на этот вопрос – почему, они не говорят.
*
Это похоже на дом, ярко освещённый веселящейся публикой…
Свет в окнах. А в двух шагах от дома – тьма, тишина, равнодушие или, лучше сказать, - бездушие. Нет ничего.
Маскарад – это наши представления. Это мир  нашего сознания.
А тьма – это то безличное, тёмное и безгласное, что есть на самом деле. Это чёрный космос. 
Он даже не смеётся над нами, над нашим маскарадом. Он бесстрастен.
*
Из леса виден белый туман на вырубке. Он такой белый, такой непроницаемый, будто это уже конец света, за которым ничего больше нет, и не придумать, даже и самому Г.Б., ничего, кроме этого белого тумана.
*
Физика, 9 кл., 1993 г., М.М. Балашов.
«Таким образом, хоть мы и не смогли растолковать понятия пространства и времени, тем не менее определили способы их измерения».
Вот в физике всё примерно так. Смутное представление о сути явления, а пользоваться им люди научились. С тем и живут.
*
- А ты подумай, как всё это с точки зрения вечности!
- Эка! Хватил!
- Вот именно! И сразу станет понятней, как жить дальше и что делать.
- Ну, может, не сразу…
*
Человек в бесконечном пространстве, человеческая жизнь среди вечности.
Этого достаточно для появления чего-то похожего на религиозное благоговение перед мирозданием.





Вечность - как злоупотребление словом
*
Человеческая мысль нацелена на бесконечность. Человек так устроен. Его психическое устройство таково.
Он клянётся «помнить всегда», «любить вечно», так же и ненавидеть.
Он испытывает «бесконечное блаженство»... Не путать с «вечным блаженством», которое, в самом деле, вечное.
Сознание так оформляет переполненность чувством. Экстремальным образом.
И молодость никогда не кончается. Как ни стараются в иных случаях настроить своё понимание на что-то приближенное к реальности. Даже что-то очевидно ограниченное во времени переживается  в вечности. И не иначе!
*
- В этом мире вечным бывает только «вечный покой».
- В этом?
- В том, который мы видим перед глазами, в котором живем, в котором ходим на работу, ужинаем, спим, смотрим телевизор... Который только худо-бедно и знаем.
- Можно сказать, это материалистический мир?
- Ну да. Это мир повседневности. Проверенный мир. Мир, который не отсылает нас в что-то, что надо принимать на веру и никак иначе.
- Что же, допускается еще и другой мир?
- Допускается. Как бы. Говорится об «этом мире»  для строгости рассуждений. Чтобы нельзя было оспорить утверждение о «вечном покое», ссылаясь на какие-то другие «миры». Вернее, по сути тот же самый мир, но понимаемый совершенно по-другому. В этих других мирах есть еще и «вечная память», и «вечное блаженство», и «вечный город», и даже «вечная иголка для примуса».
*
Думать о важных предметах. О вечности, к примеру. А не о пустяках!
Это как-то успокаивает. Мысль на посту!
А не развлекается пустяками. А не праздно шатается.
*
- Искусство всегда  развёрнуто в вечность. Одна надежда - на вечность, на Бога – на этого хранителя вечности.
- Это всего лишь авторские фобии. Вы все боитесь своей напрасности.
- Как же иначе!
- Тщета литературного мастерства. Это то же самое, что на стройке обычной хрущёбы держать барочного позолотчика. Мир не линеен. Он не продолжается с прицелом в вечность. А вы этого не понимаете.
- Может быть, не принимаем?
- Или не принимаете. Из упрямства.
- А что же делать?
- Надо идти до конца.
- Это как?
- А так! Обходиться без вечности. Без убаюкивающей, домашней, ручной вечности! Как все обходятся.
- Но зачем?
- Из дерзости! Без вечности все, о чем вы толкуете, чувствуется еще острей, еще непереносимей. Так нужна ли вечность?! Облегчительная, ласковая вечность! Если знать смертность всего этого… И лиц, и голосов, и движений души, и музыки…
*
Олег Борисов где-то за 20 лет до смерти начал вести дневник. Как всякий человек, он не знал, сколько ему отмерено. Впереди была целая вечность. Вечность незнания, вечность неизвестности.
Кто бы что делал, отмерь ему срок! Впереди должна маячить именно вечность. Недостижимая, но предоставленная, открытая для пользования.
Ну, или неизвестность и неопределённость. Взамен вечности. Для повседневно психически устойчивого проживания времени. Без этого человеку никак.
*
Слово «вечность». От частого употребления, особенно церковниками («обретёт вечность», «вечное блаженство», «вечная память»…), оно кажется нестрашным. Привыкаешь. А попробуй вообразить те 10 миллиардов лет, которые остались Земле до погасания солнца! Не вообразить, не натянуть воображение на болван этого отрезка времени. Не перетащить через эту пропасть ничего из реалий сегодняшнего дня. «Десять миллиардов лет от рождества Христова». «10000000208 лет со дня рождения Пушкина…»





Киночудеса
- Всегда как-то замечаешь, отмечаешь натужность чудес, от которых по правилам игры нужно быть в восторге. Недостаточная чудесность чудес. Они больше смахивают на сложноорганизованные фокусы. И чудесная, волшебная сила тратится на пустяки. Вот и думаешь, в какие детские игры тебя вовлекают!
- Кинематограф – особенно голливудский – освободил воображение в отношении чудес. Благодаря этому чудеса фантазируются более масштабные, более смелые, более безудержные. Не сравнить с библейскими чудесами.
- Но и здесь вынуждены придерживаться неких рамок, чтобы фабула была более-менее логичной. Ведь чудеса подрывают реальность, расшатывают ее, мир превращается в непредсказуемый кошмар.
- Так что? Не делать чудеса? Раз они такие вредные.
- Разве у нас есть в этом смысле выбор? Нет, давай уж лучше без чудес!
- Уговорил.

 
Зрелище
Хорошо, но недоступно пониманию. Сколько ни вглядывайся. Понимание формы! Как можно понимать форму? Это – зрелище, а не что-то мыслительное, требующее логики и анализа.
Для объяснения чего-то сложного пользуются понятиями, которые точно так же требуют объяснений и формулирований. Сложное объясняется еще более сложным. Одна сложность прикрывается другими сложностями. Непонятность – непонятностью, необъяснимость - непостижимостью.
Так и с «формой». Мысль о «форме» постепенно откочевывает вообще в запредельные области и там теряется.
И тут уже к мысли привязываются такие понятия как «чувство», «человеческая природа», «любовь», «тайна бытия»...
Все это оказывается рядом. Думать о этих вещах так же трудно, а понимания - едва-едва. Только какие-то сполохи, отблески...


Абстракции
*
«Стенопачкательная» надпись: «Свобода не требует согласований».
Абстракция «свобода». Ей хотят подчинить жизнь. Но есть и другие абстракции – те, от которых, если их  начать  воплощать в жизнь, мало не покажется. Например, абстракция «порядок». А еще лучше «железный порядок».
*
«Авторитарное» общество. Ограничение свобод, ограничение инициативы...
Свобода всегда приводит к каким-то издержкам в жизни. Свобода ведь и на хорошее, и на плохое.
Свобода инициативы. Свобода реализации своего интереса. Свобода не дает заглохнуть каким-то инициативам. И хорошим, но и плохим.
Издержки свободы.
*
Есть какие-то законы, договора, кодексы, уставы, писанные и неписанные правила... Все это как некий армирующий каркас наброшено на жизнь. Не вырваться. Может, и хорошо. Может быть, без этого нельзя.





Схоластика
*
Если разбираться в понятиях...
Статья на слово «схоластика» в  «Википедии» довольно обширная, со многими ссылками, погружающими  в пучины философии, истории, богословия... Это уже само по себе противно тому пониманию схоластики, которое только и подразумевается автором «Мира...»
Если воспользоваться частным определением схоластики, данным той же «Википедией», то это понимание формулируется следующим образом:
«В повседневном общении схоластикой часто называют представления, оторванные от жизни, основывающиеся на отвлечённых рассуждениях, не проверяемых опытом».
Это усечённое понимание термина необходимо для описания случаев, когда на приступ понимания «мироздания»  идут, вооружившись только собственным мозгом, необязательно обременённым багажом основательных и обширных научных знаний.
Так было в древности, так было в средние века, так было в 18, 19 веках. Да так осталось и по сейчас в век атома, нанотехнологии, генной инженерии...
Перебирают без конца понятия, до которых дошли философы аристотелевских времён.
Это можно принять и за некую интеллектуальную игру, которая предписывает заниматься поисками  истины, пользуясь только тем ограниченным набором понятий, которым пользовались древнеримские греки или средневековые монахи.
Монастырская или учёная келья. А в ней монах или философ-отшельник.
И конечно, надо отличать  такой – условно говоря «схоластический» - подход к мирозданию с отношением к жизни и к отвлечённым понятиям, которое имеется у бытоживущих граждан, которым вообще все по барабану. Не о них речь. Это так – на всякий случай.
*
«Схоластика 18-19 веков. Запертость в деревне. (...) Керосиновая лампа или свеча. Умозрение. Перебирание чёток. Одни и те же со времён Платона... или Плиния Старшего мысли. Отшлифовывают их». /
*
«Схоластика… Средневековье… Можно сказать добывание знаний только путём умозрений.
Есть труды Аристотеля, Платона, Фомы Аквинского и т.д. Есть твоя келья, бумага, ручка. Голова. Сиди и размышляй о мироздании, о Боге, о человеке...
Изучение мира врукопашную. Пользуясь тем ограниченным набором знаний, полученных со времен Древнего мира...
Есть вещи, которые пробовали и продолжают безуспешно пробовать понимать веками и тысячелетиями. И перед пониманием этих вещей не то что не нужны научные знания, но они как-то не очень помогают.
Простые вещи. Совсем простые вещи. Предельно простые. Касающиеся «голого человека». Тут любая наука бессильна. Жизнь, смерть, вечность, любовь, совесть, добро, зло, красота...» /
*
«Круг чтения». Оберегание схоластики: Лев Николаевич рассказывает, что надо знать, а что необязательно. Можно сказать, весь «Круг чтения» – одна схоластика. Келья, Ясная Поляна, или монастырская келья… Человек, его одиночество и необъятный непостижимый мир. Это то неизменное, что сопровождает человека с пещерных времён и всегда маячит впереди в качестве возможной перспективы. Как для отдельного человека, так и для всего человечества. Пещерная, келейная, камерная, скитская, «шахтная»… перспективы.
Л.Н. исходит из такого - легко воспроизводимого - положения человека. Выбрасывается всё, что не вписывается в этот решительно очерченный круг, заранее выбрасывается всё, что требует для своего поддержания каких-то более сложных, специально подготовленных  условий.
«Ни к чему всё это, - говорит Л.Н., - одинокому человеку в бесконечном мире».
*
«Круг чтения». Ощущение беспомощности человека. Он будто попал в глубокую яму, где ему предстоит провести остаток жизни. Отсюда, из этой безнадёжности, из этого неведения и ограниченности – его теории разумной жизни.
Высасывание из пальца. Особенно это видно по 18-19 в.в. Праздность, мучительные схоластические попытки воспарить. Выскочить из ямы!
*
Кавабата Ясунари. После всего. После того, что он над собой сделал. Это такая дорожка. Может быть, позволительная для японца. Но он  успел то, что только и можно успеть человеку  в этой жизни: подумать о чем-то, попытаться что-то понять, потыкаться в земные тупики, насладиться созерцанием непостижимых вещей... 
Красота, чувство, новая жизнь... Ну, все как водится. Все, что дано.
И никакие науки, никакой технический прогресс ничего не добавляют к этой природной привязанности человека к схоластике. Человек с айподом в реактивном самолёте думает примерно о том же, о чем думали до него, если не пещерные люди, то хотя бы буржуа образца  19-20 веков.
И проблемы все те же. Неразрешимые и необоримые.
*
Мысль живёт в лабиринте схоластических вопросов, перебирает их, пытается на них отвечать, бежит дальше, кружится на месте, заходит в тупики...
*
Схоластики думают, что им плохо по стародавним схоластическим причинам. А на самом деле им плохо по банальным, элементарным, финансово-экономическим, биологическо-физиологическим и прочим материалистическим причинам.
*
Мирная схоластическая жизнь. В Александровском саду. В том углу, откуда виден Медный Всадник.
Выгуливание ребёнка. Следование за ним от качели к горке, от горки к песочнице…
И при этом в голову обязательно приходит что-то схоластическое.
*
Два подхода.
Христианские или любые другие религиозные, предельно обобщенные представления о мире. Большими блоками. С содержанием, запечатанным тайной.
В «Круге чтения» у Льва Николаевича об этом очень много: логические выкладки с доказательствами, с примерами из истории человеческой мысли. Или просто апеллирование к здравомыслию неиспорченного народа.
Схоластическими аргументами. Накопленными веками. Их и понимаешь не иначе как схоластическими, то есть основанными на чисто келейных,  умозрительных представлениях.
Добросовестная, честная, с лучшими намерениями, с благими целями  работа.
Отлучённого от церкви.
На мысли об этом наводят две одновременно «продвигаемые» книжки: одна о эволюции жизни на Земле, другая - рассказы о религиозных христианских  подвижниках в России.
Два подхода к земной жизни, к миру, в котором оказался человек. Тут хочешь – не хочешь, а начнешь их сравнивать, противопоставлять, сталкивать...   
И в оба этих подхода ввязаны одержимые, честные, добросовестные, с наилучшими намерениями и благими целями не самые глупые люди.
*
Эти споры физиков и лириков, науки и схоластики... Нельзя, чтобы кто-то из них вышел победителем.
*
Что-то схоластическое, упрощающее. Как Проханов, как Дугин. Упрощают понимание экстазом, пафосом...
*
Виктор Шкловский.
«Говорить о созвездиях, не зная звёзд, неправильно. Говорить о звёздах, не зная, что такое звезда, неправильно. Но звёздное небо обычный предмет поиска, цель внимания. Да, я оправдываюсь, я не умею писать так, чтобы вот первый ответ, вот второй, третий. Я не знаком с приборами. Я писатель.
Поэт без рифм, без ритма, с густым, для меня внятным гудением сердца.
С вниманием к исследованиям искусства, методам, приближающим к искусству».
Это к разговору о схоластике, о «халтурных – схоластическо-беллетристических» способах добычи понимания.
*
Большинство обитателей Земли - схоластические дети. В общем-то ерундой занимаются всю жизнь. Мало понимая математику и физику.
Рассказ о том, как некий схоластический гуманитарий вдруг проникся какими-то научными и полунаучными фактами и теориями и забросил свои схоластические писания.
Или другой вариант: герой бросается на защиту своей схоластической жизни. «Я проклял знаний ложный свет...»
Интересно, как Антон Павлович все это понимал. С его медицинской профессией и литературным призванием.
Может быть, так: «Все это смешные схоластические пустяки, конечно».
*
Синявский, «127 писем о любви».
Конечно, надо входить и постоянно находиться в круге тем, проблем, вопросов литературного содержания.
Это некоторые дилетанты начинают понимать слишком поздно.
Влезть в это – это тот минимальный уровень, с которого может только что-то начаться. Если начнётся. Голая схоластика вообще никому не нужна. Пусть будет филологическая, философская, психологическая и т.д. схоластика. Но не та созерцательная, пещерная, келейная схоластика. Это тупик в интеллектуальном смысле. Некоторого рода тупость. И это в конце концов скучно.
*
Мы все так и не смогли отгадать эту жизнь, проникнуть в её «главные тайны».
Схоластические тайны... Это авторы ими мучаются. Напрасно.
Учёные и не покушаются на что-то обобщённое, всеобъемлющее. Они довольствуются чем-то локальным, измеримым, проверяемым опытным путём...
А у авторов – догадки, вымысел, вольные фантазии, сказки...
*
Айзек Азимов, «Земля и космос».
«Ученики колледжей в наши дни куда более разнородны, чем любая другая группа людей. Далеко не всех из них интересует наука, не все обладают научным складом ума. Способностей некоторых из них хватает лишь на то, чтобы увидеть в нашем пресном мире что-то яркое или то, что, как им кажется, ярко выглядит. Довольно много этих людей можно встретить в наших политических учреждениях.
Эти люди отлично понимают, как можно произвести впечатление. В математике или физике выдать себя за выдающегося человека трудно — нужно в самом деле быть выдающимся, поскольку здесь теории и результаты опытов хорошо всем известны. Существуют твёрдые взгляды по многим вопросам, и, чтобы блистать в науке, следует хорошо знать предмет.
В социальных науках взгляды не столь тверды, в гуманитарных науках они еще более размыты, в таких же вопросах, как оккультные восточные течения, к примеру, твёрдых взглядов нет вообще.
Любой, кто попытается провозглашать какую-нибудь нелепость в химии, будет сразу, образно говоря, схвачен за руку любым учеником средней школы, разбирающимся в этом предмете. Того, кто безосновательно критикует какое-либо литературное творение, схватить за руку гораздо сложнее. В самом деле, мало кто знает, какими критериями вообще следует оперировать в литературной критике. Вы знаете? Нет? А знает ли кто-нибудь их вообще?»

Литературы почему-то не жалко. А вот музыка! Здесь тоже можно обманывать, но не долго».
Может быть, надо твёрдо усвоить и, уже не сомневаясь, использовать в понимании и объяснении то, что в своей массе люди живут погруженными в схоластику. Они мало сведущие в точных науках. И не желают! И ничего этим не поделать. Как говорится – «ленивы и нелюбопытны». Азимов об этом.
*
Схоластика, в том числе схоластика Л.Н., - что-то вроде подготовительного самодеятельного этапа в истории человеческой мудрости, когда оно (человечество) вырабатывало строгие научно обоснованные высшие правила поведения человека в этом мире.
То, что сейчас надо выуживать из разных учений, трактатов философов, религиозных книг и так далее, будет торжественно постигнуто людьми, может быть, даже и на основе каких-то других - выходящих на человека с другой стороны - знаний о мире.
Будет постигнуто и занесено на новые скрижали, принято безоговорочно и на все времена всеми законами всех народов.
А пока что… Все гадательно, рекомендательно, у всех по-разному и почти никак не влияет на каждодневность.
*
Для большинства ничего кроме схоластики не было и нет. Беллетристика схоластическая. Малоценное что-то. От каких-то настоящих знаний – только какие-то остатки, ошмётки, осадок на дне. Обычное дело с обывателями. Другого и не знают. Другое и не пригодится.
*
Останавливаются на схоластике. Большинство. Особо любомудрые пробуют дальше проникать в тайны бытия. Но что из этого получается? Может быть, что-то сомнительное. В смысле результата. Все их прорывы в понимание мира не  меняют жизнь людей.
Или это только кажется?
Или это не «прорывы», а просто игры разума? Такая же далёкая от подлинного понимания, как и обычная схоластика».
*
На свете есть такие совершенно схоластические вещи как музыка, литература, религия. Их с трудом соотносишь с реальной жизнью человеческого рода.
Этому не перестаёшь поражаться. Тому, насколько вся эта схоластика келейная выпадает из повседневных забот людей этой необустроенной планеты.
Как там? – «для веселия планета наша мало оборудована».
*
Образованность, стремящаяся впитать, поглотить все достижения человеческой мысли. Можно на это потратить жизнь. Многие так и делают. Переваривают всё накопленное. Попутно анализируя, комментируя, классифицируя узнанное. На это уходят жизни.
Учёные большие оптимисты. У них никогда не кончается материал для изучения. Он никогда и не кончится. Знания накапливаются непрерывно, и всё это нужно изучить, освоить настоящим учёным. А иначе какой он учёный!
Беллетристы-схоластики доходят до всего легко. То, что они выносят на публику от своего имени, не надо подтверждать ссылками на источники, цитатами коллег и предшественников, как-то скрупулёзно обосновывать.
Но схоластики и легче впадают в отчаяние от своего схоластического понимания-непонимания. Им не нужны научно выверенные выводы. Они моментально проходят весь путь «познания» и часто попадают в мыслительный тупик, когда их мысль упирается в какие-то непреодолимые препятствия – будь то недостаток знаний, умственная или эмоциональная слабость.
И у них работа смешана с жизнедеятельностью. Беллетристы без этого уже не беллетристы. А это само по себе опасная вещь.
Хорошо, если у них есть какая-то большая пожизненная идея, и они её кропотливо разрабатывают. Тогда они почти не отличаются от учёных мужей – работы у них непочатый край.
Но и тут их могут подстерегать тупики. Они ведь ждут продуктивный выход от своей деятельности. А с этим чаще всего проблемы. Ведь надо найти, ни много ни мало, а «философский камень».
Где ж ты его найдёшь!





Основной вопрос
Кажется, что из жизни будто постепенно вымывается всё идеалистическое.
«Как сон, как утренний туман» - наверное лучше не скажешь.
Жизнь предстаёт во всем своём материалистическом ужасе. В ужасе бездушного материализма.
Впрочем, духовные пропасти человеку опасней даже материалистического ужаса. К этому - последнему – ещё как-то можно привыкнуть. Да люди и привыкают. Куда деваться! Опасней, страшнее – уклон не в материальное, а в что-то «психическое». Это уж точно – тёмное дело. Никто не знает толком, как с этим справляться, а то, бывает уже,  и как лечить.
И тут же... Не есть ли материалистическая ясность просто особое проявление психической болезни?


Материализм
*
С голой, неодушевлённой материей человек разумный никогда не примирится.
Смерть – главное, решающее проявление материального мира.
«Материального мира» или «материальности мира»? Очевидная смысловая разница. Существенная.
Мир или проявляется, в том числе, в виде материальности, имея про запас еще и «тёмную материю» духа или мир насквозь материален. Без изъятий. И дух – это, в соответствии с утверждениями марксистско-ленинской философии, – просто высшая форма развития материи. Что-то в этом роде. Нет: «высшая форма движения материи».
И не надо, как Лев Николаевич, ломать голову на не существующей границе между материей и духом, между мёртвым и живым.
*
«Материализм отменяет мудрецов вместе с их мудростью. Материальный космос все отменяет. Всю людскую важность».
Требуются дополнительные пояснения. Пока опять не забылись. Такого – сколько угодно!
Материализм, предполагающий то, что написано у Лосева:

«Мир без конца и предела, без формы и охвата; мир, нигде не кончающийся и пребывающий в абсолютной тьме межзвёздных пространств; мир, в котором пребывает вечно неизменная температура в 273° ниже нуля; мир, состоящий из мельчайших атомов, различных между собою лишь в количественном отношении и вечно двигающихся по точнейшим и абсолютнейшим законам, создавая нерушимую и железную скованность вечного и неумолимого механизма; мир, в котором отсутствует сознание и душа, ибо все это — лишь одна из многочисленных функций материи наряду с электричеством и теплотой, и только лишь своекорыстие людей приводит нас к тому, что мы начинаем верить в какую-то душу, которой реально нет, и в какое-то сознание, которое есть пустой вымысел и злостная выдумка; мир, в котором мы — лишь незаметная песчинка, никому не нужная и затерявшаяся в бездне и пучине таких же песчинок, как и наша земля; мир, в котором не на кого надеяться, кроме как на свои руки, и в котором никто о нас не позаботится, кроме нас самих; мир в котором все смертно и ничтожно, но велико будущее человечества, воздвигаемое как механистическая и бездушная вселенная, на вселенском кладбище людей, превратившихся в мешки с червяками, где единственной нашей целью должно быть твёрдое и неукоснительное движение вперёд против души, сознания, религии и проч. дурмана, мир-труп, которому обязаны мы служить верой и правдой и отдать свою жизнь во имя общего: я спрашиваю, разве это не мифология, разве это не затаённая мечта нашей культуры, разве мы можем умереть, мы, новая Европа, не положивши свои кости ради торжества материализма?»

Ни души, ни совести, ни жалости, ни любви, ни тоски, ни ужаса бесконечности...
И человека, может быть, нет. Тем более, человека, созданного по образу и подобию Божию.
А есть только  разумное в какой-то мере животное. Ну, и бесконечный и вечный космос.
*
Голый, беспримесный материализм всегда пугает.
Но не принимаешь и того религиозного азартно-агитационного представление о материальном, весомом и зримом мире как о чём-то несущественном, производном, вторичном, - тем, чем высокодуховное существо с душой – человек – может пренебречь, не принимать всерьёз, именовать прахом и тленом.
Это кажется очень уж самонадеянным - считать этот безграничный, невообразимый в своём величии и необъяснимости мир, открывающийся  в окне космоса, бездушным и бессмысленным прахом!
Человек, конечно, в качестве духовного существа в каком-то смысле противостоит всему тому, что он считает бездушным, мёртвым.
Но ведь страшно жить только в материальном мире!
И отказывать этому звёздному миру над головой в способности хоть как-то отзываться на обращаемые людьми к небу слова!
Страшно, когда в ответ – только мрачное молчание звёздной пустоты, равнодушно не замечающей человека на его маленькой, плохо обустроенной планете.
Это ловушка, из которой живой человеческой душе нет выхода. Человек отчаянно сопротивляется такому пониманию мироздания.
*
«Мы – это наш мозг», Дик Сааб».
«Во время кормления и игры с ребёнком окситоцин, воздействуя на мозг матери, вызывает успокаивающий эффект и стимулирует у неё углубление внутреннего контакта с ребёнком и привязанности к нему».
«Поэтому окситоцин и называют сейчас также гормоном привязанности».
«Окситоцин задействован не только в материнском поведении, но и в отношениях между взрослыми, в реакциях на социальный стресс и при сексуальном контакте. Поэтому он известен также как «гормон любви».

Химия чувств, химия любви, привязанности, химия жизни...
Вряд ли этот Сааб врёт.
Пока разные схоластики праздно рассуждают о загадочных отношениях между людьми, учёные берут анализы, подключают датчики, раскладывают человека на составляющие... Короче, «поверяют алгеброй гармонию».
Отважно бросаются в атеизм. В химизм, в биологизм, физиологизм...
*
- В жизни больше материалистов, чем идеалистов.
- А что, материалисты не могут быть идеалистами!
*
Их нельзя назвать «убеждёнными» материалистами. Это стихийное понимание устройства мира. Без всяких там «измов». Они и не подозревают о чем-то ещё, о каком-то более изощрённом понимании мира и себя в этом мире. И слава Богу!
*
Азимов. Его книжка «Загадки мироздания».
Вот он помер с этими неинтересными, сугубо материалистическими, механо-химическими мыслями о происхождении жизни на земле. Воспроизвёл чьи-то глупости по этому поводу как истины в последней инстанции.
Тоска от чего-то вынужденного, совершенно необязательного...
И будто это его чуть ли ни последние мысли. Каково с этим умирать! С этой неутолённой жаждой познания. По сути – в тупике, в каковой его привёл жизненный выбор.
Голый, беспримесный, ортодоксальный материализм всегда будет пугать человека своей обездушенностью, той мёртвой пустотой и космическим холодом бесконечности, глядящей на человека из чёрной бездны вселенной.
*
Материалистам хорошо. Смерть для них - самое страшное, что может быть в этом мире. Для них не существует кошмарных снов мистики, потустороннего, оккультного…
Всё им ясно и понятно. Есть материальный, видимый, чувствуемый – «данный нам в ощущениях» - мир, и больше ничего другого нет.
Так оторвёшься от ночного кошмара, поймёшь, что ты в простом и понятном мире, и станет легко на сердце.





Логика
*
Вопросы свободы, веротерпимости, толерантности... Публику запутали недиалектическим подходом к этим вопросам. Метафизический, формальнологический произвол в суждениях политиков и просто начальников заставляет людей делать как бы логически правильный выбор, а на самом деле они сознательно или зломысленно вводятся в заблуждение ложными, но как бы логически правильными ходами мысли.
*
Жёсткая логика, выстроенность, выверенность, как бы окончательная ясность в каких-то вещах игнорируют и, тем самым, выводят за скобки всю полноту взаимосвязей в мире. Омертвляется живая жизнь. Живое заменяют схематическим, механическим, упрощённым.
В этот механизм-схему встраивают человека, тем самым окорачивая, ограничивая его подлинную природу. Всё человеческое общежитие устроено подобным образом: государство, с его законами, экономика, идеология, политика…
Живая жизнь загоняется в клетку из параграфов и пунктов разного рода узаконений.
Ясно, что от этого никуда не деться. Понимание мира выстраивается с помощью инструмента логики. И ничего лучше у человека пока нет в запасе. 
Ну и сама жизнь часто сопротивляется вопиющей регламентации, и когда бывает особенно невмоготу, ломает все ограничения и вырывается на волю. Это её спасает.
Хуже было бы жить в мире вообще без всякой логики, то есть без законов и правил. А так - терпимо!
Как говорится: «Всюду жизнь».
*
Логика, или то, что люди считают логикой, - коварная вещь. Самонадеянных людей, особенно тех, которые считают, что у них с соображением всё в порядке, эта самая логика  может подвести.





«У природы нет плохой погоды...»
Поиски, начатые не сегодня. И не этим бедным автором.
Будто люди только это и искали. Это главное, что искали всегда.
На столетия успокаивались в поисках, считая, что все уже найдено, но потом поиски возобновлялись.
И сейчас эти поиски продолжаются. И будто бы даже с нуля.
Вопрос трудно сформулировать. Беспафосно.
Есть на эту тему песня на стихи Рязанова:
«У природы нет плохой погоды...»
Безрелигиозная советская эпоха научила обходиться без высших сил. Природа – и всё!
Что самое интересное – к этому можно привыкнуть. Те, кто жил в советское время, привыкли. Будто мир каким-то образом после 17-го года переменился в своих основах.
Только человек, только природа, только вселенная, только законы физики. Остались, конечно, непознанные вещи... Необъяснимые. Но объяснения им ищут, не прибегая к помощи чудесных сил.
Чуду нет места в этом мире. Разве что в образном смысле. Чудо жизни, чудо бесконечности и вечности, чудо высоких чувств, чудо природы человека, его мыслительных способностей, чудо появления на свет новой жизни…
И такой мир уже был. Он был построен в сознании миллионов людей. Этот мир был, конечно, несовершенен. Но мир всегда несовершенен.
Возможно ли нахождение в этом мире некого средоточия духовных устремлений? Взамен того, что предлагает религиозная традиция.
От чего-то уйти  проще, чем прийти к чему-то. В этом проблема.
Научиться  человеку жить в этом мире. В первом приближении – научиться тому, о чем говорит Рязанов:
«...Смерть желаний, годы и невзгоды -
С каждым днём все непосильней кладь,
Что тебе назначено природой
Надо благодарно принимать...»
Это кажется возможным. И честным, и разумным, и достойным, и благородным…
И чуть ли ни  единственно возможным для всех, кто родился и вырос в безрелигиозной среде.
Они в этом не виноваты. Переделать себя не могут. А надо как-то жить.
И как-то примеряться к вечности  и бесконечности. По  мере сил.

 
Мир
Упорно об одном и том же – все религии, все мудрецы, все философы…
Мысль работает над тем, как сделать мир не таким ужасным и хоть как-то пригодным для житья – «мир социальных животных».


«Моральный закон»
Человек для упорядочения своей жизни  на земле додумался до понятия нравственности.
Это главное, что отличает человека от других земных существ.
Сначала о нравственном начале в бывшей обезьяне заговорила религия.
Потом проблемы нравственности вывели из прямой зависимости от религиозных представлений. Нравственность связали с духовным началом в человеке.
Отсюда - два варианта понимания нравственных законов этого мира. Одно понимание: нравственные законы от Бога, другое: человек самостоятельно вышел на подобные вещи.
Для одних этот вопрос как бы окончательно ясен, для других всегда будет открыт, и споры продолжатся.
Наверное это не так уж и важно. Гораздо интересней то, что человек тем или иным образом помещает себя  в эту проблематику. И это не кажется ему чем-то излишним, чем-то бесполезным. Чувствует, наверное, что без этого человечество  не выживет.
Знаменитое кантовское: «моральный закон внутри нас».
Нравится, как он об этом говорит -  легко, без напряга, просто, как о давно известном и принятом  навсегда.
Это такое лекарство, которое мир  вынужден держать под рукой. Для подавления природного зверства. Принимают это лекарство, конечно, не очень регулярно, но все же  мир как-то выживает. Пока.


Обман
Обманутые поколения, обманутые страны, народы... Да мало ли кого ни обманывали!
Верят во что-то всегда. Без этого мир не может существовать. У мира должны быть стены. Хоть какие-то. Это даётся верой. Верой в то, что те представления о мире, которые сложились у людей, – это и есть самые правильные представления.
Кто-то наверное знает, как этот мир устроен практически. Как он устроен материалистически, физически, химически, финансово и т.д.
А если он не совсем материальный! Тогда его устройство никто не может знать.
Так и живём.


О весне
- «Мартовская весна». Чистая идея весны. Еще и не весны-то! Только что светло по утрам и вечерам. Снега почти нет. А в остальном... Не вышла еще весна из сферы просто понимания, осознания. Если понимать диалектически...
- Весна не вышла в эйдос из меона?
- Что-то в этом роде. Но надо уточнить у Лосева.
- А если так: «умственным зрением и осязанием мы схватываем эйдос – явленный лик вещи»?
- Еще нечего схватывать.
- Но почему! «Эйдос – умственно осязаемый зрак вещи».
- Ну, разве что «умственно»!


Духовное и телесное
*
Противопоставление телесного и духовного в крайних религиозных вариантах.
Почему это надо сталкивать? В этом всегда чувствовалась какая-то неоправданность.
*
С некоторым недоверием всегда относишься к «духовности высшей пробы», как бы отрицающей, отрекающейся от собственной биологической основы. В этой «высшей духовности» чувствуется шизофреническая опасность впасть в неадекватное понимание жизни.
Часто эта «высшая духовность» совпадает с  переходом в результате естественных биологических процессов «носителя» «высокой духовности» в старчески немощное состояние. Не у всех хватает ума не распространять свои представления и ощущения на весь остальной мир, отказывая ему в праве на нормальное существование.
Они принуждают мир делать противоестественный, ведущий в жизненный тупик выбор между духовностью и материальностью.
*
Всё телесное, плотская, любовь, женское начало и пр.
Надо увидеть в этом что-то отвратительное, дьявольское, чтобы отвратиться от этого и повернуться целиком в сторону чистой духовности. Как это возможно в земной жизни с земным человеком?
Не получится. Что-то ужасное в этом можно увидеть только изнутри. Может быть, в себе самом.
Что-то в тебе самом должно так сильно поменяться, чтобы увидеть в этом ужас-ужас.
Но вот смотришь на них... И не можешь понять, что это. Это и не дано понять – сколько бы слов ни было затрачено.
В них самих ничего такого, чем привыкли пугать религиозные фанатики, увидеть нельзя. Это не отвратительно и не ужасно. Всем известно, как выглядит на самом деле что-то отвратительное и ужасное.
Конечно, это и с ними случится когда-то. Неизбежно. Но не сейчас.
Эта их красота... Когда видишь их – таких - кажется, что их красота может и не иметь отношения к той низкой физиологии, без которой не могут обходиться люди. Их красота кажется чем-то отдельным.
Эта в них - Божественного происхождения, не иначе!
Как и духовность в человеке!
Они как цветы только что принесённые в дом, поставленные в вазу...
Когда ещё будет всё остальное, из чего обычно состоит жизнь!





«Путанные» философы
«Путанные» философы. Всякие там Гуссерли, Хайдеггеры и тому подобное...
Может быть, это вынужденность в какой-то мере. Надо куда-то двигаться в этом мире. Раздвигать непонятное, пробираться сквозь него, торопиться усложнить свое мышление, чтобы быть готовыми к чему-то сверхсложному. Которое может грянуть.
Но есть еще схоластическое пренебрежение к таким вещам.
Беллетристы... Все люди, даже и философы, в быту схоласты и беллетристы. Каждый проживает свою земную краткосрочную жизнь. И это ощущение её краткости, хрупкости, болезненности даёт что-то такое, что заменяет всю бесполезную философскую премудрость.
И, может быть, наши крутые философы и пытаются формализовать, перевести на язык понятий, определений, законов то, что только брезжит при созерцании мира именно из таких бытовых, схоластических, беллетристических уровней земного бытия.


Картина
Стивен Хокинг, «Краткая история времени».
«Если принять условие отсутствия границ, то оказывается, что вероятность развития Вселенной но большинству возможных историй пренебрежимо мала, но существует некоторое семейство историй, значительно более вероятных, чем остальные».
Современные физики согласились друг с другом в том, что они ничего не понимают в мироустройстве. Тусовочная позиция. Тусовка самых умных, образованных, даже, может быть, гениальных людей. Сообщество людей строивших странные теории, но, в конце концов, не сумевших все объяснить. Вместо этого они дружно согласились на всякие сомнительные допущения, позволившие им хоть как-то обрисовать картину мира, не вдаваясь в подробности. Принцип неопределённости, виртуальные частицы, спины частиц, мультивселенная, тёмная материя, стрела времени, помесь математических абстракций и физических закономерностей... Так как они самые умные на планете, и с этим никто не спорит, они считают, что ничего лучше и разумнее этого  нельзя было придумать. Коллективно, но без оглашения согласились с таким положением физической науки. Лицо-то как-то надо сохранять.


Несправедливость
Это показалось несправедливым...
Но что такое есть справедливость! Сказано же однажды:
«Справедливость – это чистая идея, и к реальности не имеет прямого отношения».
Жизнь в подобных понятиях...
Многие без этого как-то обходятся. Большинство даже.
Справедливость, милосердие, любовь, добро, зло, красота, честность, жертвенность...
Не растаскивают мир на отвлеченные понятия. Просто живут.


Лобачевский
Это звучит для простого обывателя, неискушённого в высшей математикой, как что-то вызывающее удивление и, одновременно, как анекдот. Эта неэвклидовская геометрия, использующая  допущение о том, что параллельные прямые могут пересекаться...
Но тут есть, наверное, один важный для науки момент. Научному мышлению открылась возможность не считаться с обиходным здравым смыслом, который до тех пор был необходимым образом привязан к характеру человеческого мышления, пронизывающего реальность, но не охватывающего её во всей полноте. Будто бы открылась возможность как-то по-новому использовать мышление как инструмент познания. «Можно, оказывается, и так!» - сказали себе господа учёные.


О мудрости
*
Улица. Кавказец торгует с лотка  сушёными фруктами.
«Главное, чтобы плохого не делать человеку», - говорит он кому-то.
Мудрость – прямо на шумной улице. Посреди прохожих, чириканья воробьёв, звона трамваев.
Он в самом деле так думает. Это помогает ему как-то ориентироваться в этом мире. Хороший способ. Простой и доступный.
*
4.04. Укоряющая подборка в «Круге чтения» Л.Н. О том, что человек должен находить радости в том, что предлагает ему жизнь. О том, что истинно мудрый человек всегда весел.
С этим трудно спорить, этому трудно следовать. Наверное мудрости не хватает.
*
- Какую мудрость ты обрёл с годами? Можешь ли ты, подобно герою фильма «Мужской разговор», сказать кому-нибудь: «Запомни, сынок, на всю жизнь…»?
- А сам?
- Ну да. В этом смысле мы два сапога пара.
- И почему так!
- Такие попались.





О простоте
*
Вера в относительную простоту материализма. После физиков из послеполуночной передачи Гордона проникаешься чем-то подобным. На их фоне наши повседневные обывательские занятия и заботы кажутся пустяками и чепухой.
Избранные, высший продукт эволюции, венцы природы! Интеллектуальные Гималаи!
Концепция Г.Б. им не нужна. Они обходятся без неё в своих весьма разнообразных моделях мироустройства.
И не скажешь, что это какое-то упрощенчество.
Они просто занимаются физикой. У них довольно узкая специализация.
Они добираются до таких глубин в вопросах познания мира, что обывателям, наблюдающим все это со стороны, кажется, что вот-вот начнётся Г.Б. За очередной не открытой пока дверью, скрывающей  тайны природы.
Может быть, Он и ждет их там. Но пока физики обходятся без Него.
Можно сказать, им Г.Б. даже помешал бы.
Учёная простота. Это как с теориями, с которыми они имеют дело. Все должно быть наглядно, ясно, красиво. В идеале - как известная формула Эйнштейна.
Это учёная простота. Простота физиков-теоретиков.
Неомрачённая простота. Мир как на ладони…
Все наверное упрощают мир под себя.
*
А еще есть простота представлений о жизни, о мире, которая досталась нам от советского времени.
Простота представлений человека, жившего в отрегулированном, защищённом от «тлетворного влияния»  общественном устройстве.
Но настали новые времена. Наступила эра либеральной демократии. Либерального зверства.
Ушла как бы искусственная, организованная социальным государством простота представлений о жизни.
Открылись двери в совсем другой мир – в мир, в котором никто в принципе не озабочен совершенствованием жизни на планете Земля. Полная свобода! Никто не мешает ни отдельному человеку, ни миру в целом деградировать. Наоборот, помогают в расчеловечивании и даже принуждают к этому.
Наивный постсоветский человек живёт в постоянном мучительном поиске объяснений всем тем мерзостям, с которыми он сталкивается в «реальном мире».
Это  либералы так называют его - «реальным». Для них люди обречены на жестокость, жадность, глупость, низость... Это их реальности, которую надо принять как данность.
Во времена первобытной дикости люди тоже жили в «реальном» мире, но потом, следуя логике  самосохранения, решили сделать его не таким реальным. Пещерный человек открыл в себе нравственность.
Это важный вопрос: нравственный мир – это реальный мир? Вернее, возможно ли сделать нравственный мир реальным? Или реальный мир – нравственным.
Может быть, надо заново выходить на простоту этого мира – уже на новом витке развития человечества.
Пока еще не  повывелись те, кто помнит мир другим.
*
Если начинают во что-то тщательно углубляться, такое  и получается: «Философия имени» Лосева, физика, описанная Стенджером...
Показывают, как все не просто в этом мире.
Читателю трудно прорубаться сквозь этот дремучий лес.
«Не снятая» сложность этого мира втиснута в книги.
И нужно сделать предписываемый диалектикой шаг.
Но он еще не сделан и «все сложно».





Беседа о спасении мира
- В «Круге чтения» на 30.06. приведено высказывание Герцена:
«Когда бы люди захотели, вместо того чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того чтобы освобождать человечество, себя освобождать, - как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!»
- И что?
- Ну, как! Значит, те, кто заботится о том, чтобы внутри самого себя быть безупречным, тот и во внешней жизни начинает все делать правильно. Ему, кроме «нравственного закона внутри», уже ничего внешне-регламентирующего становится не нужно. Внутреннее – вот главная забота! Она приводит все действия во внешней жизни  в правильное русло.
- Значит, главное, чтобы человек был хороший?
- Вроде того.
- И что дальше с этим делать?
- С чем?
- С таким пониманием и с таким человеком.
- Что угодно.
- А именно.
- Можешь хоть гвозди заколачивать.


Культура
*
Сверхзадача цивилизации - сохранить культурную традицию, не потерять духовные накопления человечества.
В этой продажной цивилизации!
Сохранить литературу, кинематограф, искусство, философию, религии... Все это - тот внутренний стержень этого мира,  на котором держится земная жизнь.  Сохранить культурную идентичность с мыслителями и творцами прошлого. Только это не даст человечеству деградировать в что-то постчеловеческое.
Сохранить не только в музеях и архивах, а и в жизненном обиходе.
*
Александр Невзоров:
«Физиолог должен воспитать в себе умное презрение к культуре, снисходительное понимание ее декоративности, а также ее условности и ложности. Это не трудно. Для этого надо всего лишь изучить и понимать механизм, с помощью которого человек научился создавать различные продукты сложнонервной деятельности. А это всего лишь цепочки условных рефлексов, которые каждая культура вяжет по-своему. В культуру можно играть, но ее никогда не следует принимать всерьез. А авторитет ее создателей, т.е. тысяч писателей, поэтов, живописцев, музыкантов и философов должен быть доброжелательно, но твердо отброшен, как нечто совершенно несущественное и не имеющее к знанию никакого отношения».
В чем-то можно согласиться. В том, что не надо делать из культуры и ее представителей что-то главное в жизни.
Но это та же история, как и с неприятием Невзоровым религии. Он предлагает выкорчевать из жизни такие вещи, которые сопровождали человека всегда. Они помогали человеку выживать, находить ответы на многие вопросы... Что тогда останется в жизни? Голый рационализм? 
Так можно вообще всё отменить и сделать из людей бездушные механизмы.





Два мира
Будто два мира существуют на земле. Один мир для простой публики – с постоянной оглядкой на нравственные законы, на христианские заповеди и т.п. Со страхом загробного или даже уже прижизненного наказания за неправильное поведение.
И есть мир свободный от всего этого. Он будто на самой вершине иерархии земной жизни. Как –то существует вне заблуждений, ложных ориентиров, страхов мира обыкновенного...
Мир абсолютной, ледяной, космической свободы от всяческих химер человеческой цивилизации. Какой там Бог! Какие Законы! Какой там рай и ад! Мы на маленьком камушке с атмосферой летим в космическом вакууме неизвестно куда на огромной скорости. И вот-вот исчезнем без следа. Сначала сами по себе, потом вместе с тем планетарным космическим кораблём, на котором летим. Вот и вся правда о реальности.
Страшные, противные догадки, к которым подталкивает жизнь».


Шпенглер
Не вдаваясь в суть того, о чем он писал, что проповедовал...
Он из той еще породы высокомерных профессоров! Это высокомерие - важная часть их жизни. Они с этим пониманием выросли. Так в юности поняли смысл того дела, к которому были приставлены.  Они должны защищать своё место под солнцем именно в той сфере, которую они выбрали, куда с огромными усилиями внедрились, не пускать в ту сферу конкурентов. Их почти не волнует сам предмет их деятельности. Им важно то место, которое они занимают в иерархии причастных к этой деятельности.
Шпенглер ощущает себя на такой  вершине иерархической лестницы. В области историософии – в его случае. Поэтому у него вот-вот закончится литература, искусство, музыка... Вообще у него  все вот-вот «закатится»!
А как же иначе! Ведь ему важно остаться первыми. И философия кончается как раз на нем. И дальше – тишина. Не осталось незаконченных дел.


«Мыслитель»
Википедия: «Карл Ясперс (1883-1969) — одна из ключевых персон в интеллектуальной жизни XX в. Он был психиатром, философом, культурологом. Вопреки времени, редко оставлявшему место для гуманности, он стремился "сохранить человека", и вопреки мнению большинства психиатров, считал возможным говорить о душе. Был экзистенциализм философской программой или способом сохранить себя? Как рождалось самое мощное философское движение? Благодаря и вопреки чему Ясперс стал столь ярким мыслителем?»
Сформулировать его достижения не могут, наверное это и невозможно. Заслуга его – он был очень умный в своем времени. Был «ярким мыслителем».
Как оценивают писателей, композиторов, художников? Ценят за "вклад в сокровищницу". Но после творческих людей остаются картины, беллетристика, музыка... То есть какие-то художественные изделия, украшающие жизнь. Книгу можно поставить на полку, перечитать, восхититься... Картины вешают в интерьерах... Музыку слушают в концертах...
А что наш "яркий мыслитель"? Почитать его книги, убедиться в том, что он очень умный? Что с того? Вот если бы он открыл тайну мироздания!
Так открыл или не открыл?
Может быть, дело в том, что он был способен увлекать всех остальных – не таких умных – в заоблачные сферы какого-то непостижимого понимания. Это ведь тоже сравнимо и с музыкой, и с поэзией. Ты тоже куда-то воспаряешь с авторами музыки и поэтических текстов.
Ну разве что.


Спасительное
*
- Сказать об этом мире спасительное...
- Что?
- Некому.
- Или нечего?
- И некому и нечего.
*
«Хотел сказать в утешение что-то философское, а сказал только: «Надо терпеть».





Мудрец и философ
Оказывается, две большие разницы.
Философ как бы несколько в стороне от процесса. Он только «любит мудрость». Фанат мудрости, собиратель, исследователь, пропагандист... Что-то около, рядом с мудростью.
Может, конечно и совпадать. Два в одном.
Так что если про кого-то говорят  «мудрец и философ» - это вовсе не «масло масляное», как кажется не подумавши.


Работа мысли
*
Л. Шестов. «Киркегард и Достоевский».
Новые горизонты, глубины, сложности, смыслы… открывающиеся в как бы простом, шаблонном, на бытовом уровне понимания, христианстве.
Духовная, интеллектуальная история человечества.
То, что было у Мамардашвили: продолжается одна и та же, начатая тысячи лет назад, работа мысли.
Бьются над тем же, что и во времена Сократа, во времена Аристотеля, Декарта и т.д. Обретают и теряют.
*
Размышляет о Декарте. Мамардашвили.
Это похоже на перестраивание старого дома. В нём было все понятно, ясно… Но вот пришли люди из 20-го века, всё перепланировали, перепутали, переусложнили, так что не расхлебать.
*
Упрощаем, конечно, окружающий мир своим мышлением. Самым совершенным мышлением все-таки упрощаем. Делаем мир как бы осмысляемым, загоняешь его в понятия и слова. А он разве такой?
Для всего помысленного у нас приготовлены словесно-понятийные коробочки, в которые мы расфасовываем мир.
Есть такие коробочки даже для немыслимых понятий – таких как Бог, Вечность, Бесконечность... 
Если таких коробочек не хватает, мы сходу придумываем новые.
Так человеку кажется, что он познаёт этот мир.
И по-другому что-то понимать нам не позволяет наша природа мышления.
Без человека мир и не знал бы, что в нём есть Бог - Бог как понятие.
Появилось понятие – появился и Бог. Всю немыслимость Бога упрятали в закрытое понятие. Так спокойней наверное.
*
Может быть, дело в умозрительном подходе. Человеческое понимание не может не быть линеарным или плоскостным, упрощающим…
Попытки жить в этом выстроенном умозрительно мире…
И пусть эти умозрения как угодно умны, сложны и, бывает, сильно приближены к тому, как это на самом деле…
Всё равно человеческий мозг справляется только с упрощающими моделями реальности.





Простые ребята
У них такая нетерпеливая, от молодости, самоуверенность в понимании мира! Только в него пришли и тут же всё поняли! Поняли, что особого смысла в жизни нет и не предвидится, что люди смертны, а старость достанет кого хочешь! И вообще солнце погаснет! Всё бессмысленно и безнадёжно!
Конечно, всё это в них – на поверхности. До нутра такое понимание их ещё не достало. И тем наивнее и смешнее они выглядят со всем этим.
Причём это в них может простираться до довольно зрелого возраста. Они зависают на этом, кормятся с такой, с позволения сказать, философии.
С годами у них прибавляется только важности. А так они - простые ребята.


Авангард и схемы
Семнадцатилетний припанкованный гитарист из перехода у Гостиного Двора. Запись о нём сохранилась в старой тетради за 1991 год. Что-то нечленораздельное про перестройку, Горбачёва, коммунизм. С припевом: «Ни х-я я не пойму!»
И тогда и сейчас не думаешь, что такое надо изучать, в это «входить», этим проникаться, это как-то объяснять.
Убожество, разнузданность, излияние наружу мерзкой тупости этого существа с гребнем грязных торчащих волос.
В связи с этим – мысли об авангарде, хотя только что увиденное никак к нему не относится (вообще ни к чему не относится).
И всё же какие-то ассоциации, напрашиваются: молодёжь, вызов, эпатаж...
Спрямление. Нетерпение молодости. Отсекание всего лишнего в прошлом, а лишним оказывается всё, кроме его 2-3 захудалых аккордов и десятка русских слов.
Авангард, с безоглядным отталкиванием старого, чаще всего - смешные попытки очередных «творцов» заново открыть давно открытое и заявить о себе.
Авангард - как облегчение пути, сбрасывание поклажи прошлого, нажитого, наработанного предыдущими поколениями опыта, умений, понимания...
И другая сторона. Попытка строить искусство на базе какой-то голой схемы.
В этом смысле и Фрейд - своеобразный авангардист, с его схемами функционирования человеческой психики.
Шагинянское понимание психоанализа: жёсткое дно, в которое упирается лопата, пройдя тонкий слой плодородной почвы.
Попытка взять от жизни всё и сразу.
Люди схемы – представители радикальных политических течений.
Разные схемы. Часто взаимоисключающие.
Наиболее жизнестойкие, сложные – религиозные схемы. В противовес всем другим схемам. Наиболее заскорузлые, с наибольшим нажитым опытом.
Все схемы существуют и как бы работают только потому, что человечество не следует им полностью, выходит постоянно из их ограничительных пределов.
Экономические схемы, особенно подчинённые идеологическим и политическим схемам, – самые наглядные и доступные для осмысления примеры. Государства от действия таких схем не разваливаются только благодаря тому, что люди вольно или невольно выходят за их рамки. Куда? Кто куда. Одни в уголовщину. Другие - в героические усилия.


Смелость мысли
«Смелость мысли», «неосторожная мысль»...
Только перебором возможных словосочетаний со словом мысль можно очертить круг размышлений на эту тему.
«Лёгкость в мыслях необыкновенная». «Безумная смелость мысли».
«Мир...» - что-то умеренное по выложенным там соображениям. Есть только редкие прорывы, почти случайные, к чему-то выходящему за рамки такой умеренности.
И даже под это подведена теоретическая база. Не видишь смысла выдавать что-то «подрывающее основы», что-то из ряда вон, ломающее привычные представления о жизни. Всё сдержанно, ничего экстравагантного, претендующего на суперсмелость по мысли. Можно сказать: «Умеренность и аккуратность».
«Осмелел в мыслях. Перестал осторожничать».
Смело давать определения, смело высказывать суждения.
Способность понимания определяет и смелость мысли. Если этого не дано или дано, но не очень, тогда ни о какой смелости мысли и речи не может быть. Всё просто. Надо понимать. С уверенностью понимать.
Если продолжить рассуждения.
«Написанное... Как вспомнишь… Понимаешь, насколько это не глубоко. Даже для собственного сознания, из которого всё это вышло, что уж говорить про особо продвинутых возможных читателей! Способных понимать такие вещи».
Глубина написанного. Она, конечно, связана со смелостью мысли.

«Нет, не Чехов. Совсем не Чехов.
Не может быть Чеховым!
И не просто не может им быть, а еще и боится!
Страшно в такое входить. В то, что было у Чехова. В такое как у Чехова.
Боится быть Чеховым!
Понимание таких странных вещей будто чуть приоткрывает завесу тайны авторской работы».

Боишься определённости суждений. А вдруг всё не так!
И чаще всего, конечно, всё не так. Не совсем так.
А как? Здесь начинается та самая смелость мысли. Когда берут на себя смелость что-то утверждать.
Можно ещё отстаивать свою неправоту. Свою сомнительную правоту.


О философии.
 

Дарья Дугина:
«Философия рождается там, где сосуществует смерть и жизнь, где “я” и “другой”, где есть различение и преодоление этого различения».

Может быть, так и есть – философия должна рождаться. Возрождаться с приходом каждого нового человека в философскую проблематику.
Примерно то же можно найти у Мамардашвили.
В философии нет ничего окончательного, затверженного, годящегося на все времена и случаи.
К вершинам философствования каждый поднимается самостоятельно. Для этого надо смотреть на мир не сквозь прежде созданные философские системы, а непосредственно. Открывать мир заново. При этом, конечно нужно искать и находить в истории философской мысли тех, кто в прежние времена понимал мир сходным с тобой образом. Это возможно, ведь мир един на всех на все времена.


Человек и мир
*
«Круг чтения» Л.Н.
Может оказаться, что человечество не успеет к самосовершенствованию по книжкам 19 века. Мир развалится раньше, чем люди, наконец, решатся на улучшение своей нравственности.
Мир управляется не самыми мудрыми и порядочными людьми. И управляют они не самыми умными народами. И глупости, глупости… И нелепости, и нелепости… И подлости, подлости...
А что с «правильными» книжками? Воспринимать их всерьёз?
*
Лем. Компьютеры обгонят человека? В чём? В материальном.
Мир кончится. Человеческий мир. С его хрупкостью. В нем не будет происходить ничего из того, что происходило до сих пор.
Пугающее слово – рационализм. За ним Бог знает что таится!
Нельзя рационализировать в такой мере человеческий мир.
Но твоё мнение никто не спрашивает.
Мир идёт куда-то в этом направлении.
Люди всегда пугались будущего, опасались за судьбу человеческой цивилизации. Но приходили новые времена и будто ничего катастрофического не происходило.
А может быть, на этот раз и не пронесёт? И умника, которые решат, что им понятно, как устроена вселенная окончательно погубят нас.










ч1

ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ



Чужая жизнь
*
Короткое, как вздох, ощущение чужой, наполненной жизни.
*
Женщина  вышла из парадной и перекрестилась.
Замечаешь людей. Людей самих по себе. Становишься свидетелем их внутренней жизни.
*
Протокольная точность.
Это как «металл жёлтого цвета» - из милицейских протоколов. Вместо «золота».
Так и здесь: «качающаяся при ходьбе женщина». Вместо…
*
Молодая женщина. На улице, вечером, на ходу, среди спешащего люда… можно и поплакать.
*
«Откуда такая приличная?» Все с иголочки. С какого автобуса?
А эта напротив – земфироподобная. И горда этим. Ну, такие не редкость. О них не спрашиваешь, «откуда они?»
*
Протокольная точность.
Это как «металл жёлтого цвета» - из милицейских протоколов. Вместо «золота».
Так и здесь: «качающаяся при ходьбе женщина». Вместо…
*
«Капризные девчонки». «Ах, их милые капризы!»
С годами всё вырождается.
Женские капризы… Бабьи капризы…
Прибавляется истеричности, жёсткости, агрессивности, нетерпимости…
Портится характер? От быта? От стихийности?
*
Усмешки у него дома остались. Он их показывает мельком только жене, поздно вечером на кухне. А на улице, ему маленькому, на всякий случай страшно.
*
«Девки слушают попевки…» - уже с утра весёленький.
Голос прокуренный и пропитой.
Увидел школьниц, высоких, ладных, однопородно-почти-подиумных.
Вдумываешься в пьяный голос, в лексику.
*
Улица. «Мне тридцать девять лет...»
Ей 39 лет, и она бегает по утрам с подружкой. А когда они запыхаются, то идут шагом и рассказывают себя друг другу.
Наверное  ни мужа, ни детей. Завтраки не надо готовить. Бегают! Ищут себя.
Кроме того, бегать полезно.
*
Вдоль железнодорожных путей идёт человек.
Седой, лысый мужчина. Старик, можно сказать.
Он незаметно живёт.
*
Живут в удовольствие. Не то чтобы никаких забот, нет… Но стараются как угодно отвести от себя заботы. И при малейшем поводе доставляют себе маленькие радости. Других задач не ставят.
Как проста может быть жизнь!
*
Что-то такое увидеть в жизни. Ощутить многомерность жизни через ощущение другого -  через не-Я.
Это даст большую полноту ощущений.
Мир из кого-то ещё. Из многих!
Мир твой и чужой одновременно.
*
Заглядывание в щёлочку. Может быть, только догадки. Наверняка только догадки!
Угадывание чужого сознания, чужого видения, чужого понимания. Понимания тех, кому больше дано. Собирание по крохам свидетельств чужого сознания.
Какого быть ими - из их силы, из их заоблачности, из их другого качества?
*
Николаевская, около 12 ночи.
- Улыбнитесь!
- Гы-ы-ы!
- Вам идёт улыбка.
«Дома ей надо сидеть в такое время, а не скакать в подпитии у бара и говорить незнакомым старичкам об их улыбке».
*
«Подозреваешь, что люди знают друг о друге больше, чем они говорят. Просто так принято между людьми.
Молчишь. Обходишь сознанием что-то в других людях, как обходят какие-то препятствия на дороге – ямы или какие-то предметы. Это незаметно происходит. Просто принимаешь людей такими, какими они есть. Приноравливаешься к ним. Если это, конечно, в рамках допустимого».
*
Стратегия жизни. Курить – не курить, пить – не пить... Они не очень держатся за эту жизнь. Да и что в ней хорошего!  Безрадостная, малоденежная работа, домашняя беспросветная рутина, ни к чему нет особого интереса... Может и надоесть!
*
«Жалость к сыну, раздражение к невестке».
Это только кусочек длинной, разветвлённой, сложной формулы его жизни.
*
Под мягкой с виду телесной оболочкой может оказаться и почти всегда оказывается жёсткая, железная, чужая душевная структура. Со своими понятиями, предпочтениями, жизненной историей... И можно со всем этим не совладать. И к этому не привыкнуть. И что тогда?»
*
Уголок молодости. Утренние неспешные прогулки с собакой. Каникулы, должно быть…
Когда ГБ лишит этих ощущений чужой прекрасной жизни, все писания окончательно прекратятся.
*
Старый технический интеллигент замешкался с открытием кодового замка. У него в руках покупки.
Сухощавый, в чёрном берете.
У него полхлеба и пучок зелени.
*
«Жизнь легка». Такой человек. Вот он. А попробуй повтори его!
*
Не знаешь всех этих людей. Как-то отстранённо не знаешь. Не хочешь входить в их чужую, такую унылую, жизнь. Не хочешь впускать их в себя.
 Они сразу наводят смертную тоску. Будто давно знаешь их и без этого узнавания, без выслушивания всех подробностей о них.
Такое совсем не авторское отношение к людям. Случается. Устаёшь от людей.
*
Голоса, мысли, переживания людей, которые добились права говорить о себе и о своей жизни. Это голоса писателей, общественных деятелей, артистов...
Они говорят за жизнь, а есть подлинные голоса самой жизни. Их мало кто слышит.
Пьяная толстуха, встреченная на улице ночной Одессы. Она шла из тюрьмы после свидания с сыном. Ей хотелось что-то рассказать. Хоть кому!
Ветхая старуха, потерявшая трёх сыновей на войне. Старший, с её слов, был директором сахарного завода. Дальше старуха надолго задумалась, и пионеры, обходившие квартиры в поисках ветеранов, ушли. Старуха ведь не ветеран!
Тысячи безвестных, незаметных, косноязычных или вообще бессловесных... О ком никто не думает, не сожалеет. Мысли о таких даже, наоборот, гонят от себя. Своего хватает!
*
Папа, мама и их девочка и мальчик.
Как всё может быть чудесно устроено!
Или два мальчика!
*
Сколько глупенького усилия для этой жизни. У неё уже дыхания не хватает.
*
Когда вдруг попадаешь в чужую жизнь. Полностью и вдруг. В самую круговерть чужой, налаженной, с устоявшимися правилами, стереотипами поведения жизнь людей, давно знающих друг друга, притёртых друг к другу... И ты вдруг среди них! Ни с того ни с сего! Можно, конечно, и не почувствовать чужого элемента. Если этот чужой круг людей достаточно большой. Они заняты сами собой и тебя не очень замечают.
*
Он привёл женщину к себе домой, и ей не понравилось, что у него дверца духовки не полностью открывается.
Может быть, выдумки, чтобы обозначить то, что должна же у него быть женщина.
*
Глаза чуть на выкате, острый нос… Будто бы ничего особенно, но почему-то дух захватило от впечатления чужой жизни. Необозримое, неуютное пространство чужой совершенно жизни. Чуждой, может быть.
Всё неузнаваемо. Как фантастическое другое измерение, к которому уже ни за что не привыкнешь.
*
Их жизни. Широкими мазками.
Вот сейчас они идут по улице…
Это то время между мазками.
Когда художник в раздумье покусывает кончик кисти, глядя на холст.
*
«Корявая» судьба. «Корявые» судьбы. Почему-то так думаешь о них.
Как только ни выкручивает судьба людей! И ведь надо как-то претерпевать доставшуюся им жизнь!
Они остались где-то там – 90-х. Утонули в том времени.
Думаешь, водятся ли до сих пор на этих Подъяческих (Малой, Средней и Большой) и Граждаско-Мещанских такие, каким был Николай Иванович? Профессор из ЦНИИ Крылова.
А такие, как Лидия Викентьевна – верная подруга Николая Ивановича?
Где Николай Иванович, там рядом недалеко должна быть и Лидия Викентьевна.
Нет, не представить! Другое время. Другой город.
*
Законченная композиция его жизни. И всё при нём. Хитро стриженная борода, татуировки в разных местах, особый, продуманный, слегка фриковый прикид...
Уже, пожалуй, и добавить нечего. Чтобы не испортить продуманную композицию.
*
Чья-то жизнь ползет по асфальту. Можно так легко наступить.
Задумаешься о том, что это чья-то живая жизнь, и шизофренически не можешь преодолеть ужас от мысли о том, что это могло бы случиться. Что-то непростительное.
*
«Есть ты, и есть какие-то другие. И с этим уже ничего не сделать. Только принять к сведению. И каждый живёт по своим представлениям и предпочтениям. И с этим надо смириться».
*
Симпатичная, нежноулыбчивая... Стоит с крепышом в пятнистой форме на платформе 46 км.
Присутствие при важных моментах чужих жизней.
Эта платформа с выходом из первых двух вагонов, «Городок» - на столбике. Какой там «городок»! Просто небольшой посёлок!
Она наверное живёт в этом посёлке. А он где-то недалеко служит по контракту.
Между населёнными пунктами - сообщение только с помощью электричек.
Такое самое начало их общей жизни.
А куда им деваться! Это хороший вариант. Для них обоих.
*
«Кто теперь живёт в её квартире, в её доме?»
Ни за что не узнаешь!
Интерес к таким вещам. Почему-то всегда грустно об этом думать. О том, что в жизни людей что-то постоянно заканчивается – что-то разной степени важности и серьёзности.
Стены, окна... Там совсем другие люди.
Но узнавать не будешь.
*
«Одновременно живущие».
Иногда думаешь о ком-то, пытаясь представить его именно в этот момент. Что-то он делает в эту минуту, о чём-то думает, что-то говорит...
Это странноватые мысли.
«Мы все одновременно живём!»
*
Человек в своей жизни.
Встречные. Вряд ли они могут рассказать что-то вразумительное о себе.
Рассказать о себе так, чтобы это стало понятно тому, кому они рассказывают.
Непознаваемость, неопознанность чужих жизней...
Помоечные. Затёртые жизнью как утлые суденышки во льдах. Им некому рассказать про ужас своей жизни. Разве только друг другу. Но что тут рассказывать!
Они носят свой ужас с собой.
Впрочем… Каждый что-то носит. То, что никому не передать, не рассказать.
*
Жизнерадостные люди живут за теми окнами с яркими большими цветами на подоконнике.
Как же иначе!
Зачем-то они это делают? Как это у них получается?
Что-то их к этому подталкивает.
Не подойти поближе, не узнать.





Новобранцы
Своя, новенькая, с иголочки, жизнь... Очень распространённый мотив в литературе о войне: встреча на дороге свежих войск и остатков каких-то формирований, выходящих с передовой.
Так смотришь по утрам в лица спешащих на занятия студентов соседнего техникума.
И чужое никому не нужно. Они идут навстречу, и на лицах у них всё написано.


Это всё неважно
Впервые N. подумал, что всё это неважно. Неважно и всё. Девушка, красящая губы и её парень, глядящий на неё, будто впервые видит. И эти люди, едущие навстречу по другому эскалатору. «Это всё неважно», - настойчиво крутится у него в голове. Эта чужая жизнь с набором стандартных ситуаций. Девушка, которая уже не боится быть некрасивой и парень, потухающий вот здесь, сию минуту, как угли, на которые писают. Никакие объятия и поцелуи других парочек сегодня уже не собьют N. с этого ощущения преходящести, ненужной красивости, шлягерной песенности нежных чувств, которые, может быть, будут демонстрировать эти обнимающиеся и целующиеся парочки.


Жизнь в аквариуме
*
Рыбкам в аквариуме:
«Охота вам есть в такую жару!»
Что интересно, это обращение только на взгляд несведущего человека кажется смешным и абсурдным.
*
Петя проверял утром улиток в аквариуме, посмотрел, как они мирно пасутся на зеленоватых от водорослей стёклах.
Стадо улиток. Диких.
Сначала в аквариуме были и рыбки. Они весело кишели, набрасывались на еду, гоняли друг друга, откусывая хвосты, загоняя соперников под камни, лежащие на дне аквариума.
Но рыбки почему-то не прижились в Петином аквариуме. Может быть, у рыбок был короткий жизненный цикл, но скорее всего Петя и его маленький сын, которому аквариум когда-то был куплен в подарок, просто не умели ухаживать за аквариумом и его обитателями.
И вот теперь в аквариуме жила только семья оранжевых улиток.
Поколение за поколением. Это у них быстро происходило. Они рождались, росли, ползли по подводной травке и по стеклу, становились большими и неуклюжими. Затем умирали и падали на дно. И там они лежали уже не оранжевые, а какие-то серые, худенькие, похожие на камешки.





Впечатление
Мужчина и женщина лет по тридцати. Идут, держась за руки. Пустая улица. Асфальт и камни домов. Солнечная сторона. Мгновенное впечатление от улицы и от тихо идущей пары. Кажется, что у них ничего лучшего не было и не будет, чем этот отрезок пути по безлюдной улице. Это тот момент в их жизни, в их судьбе, важность которого они совершенно не осознают. Они идут, идут... И будто бы там за углом, куда они сейчас свернули, кончится вся полнота их счастья. Там их уже по-другому увидишь, мысли по их поводу, если и появятся, то совершенно другие.


Проживание
*
Проживание. Особого смысла в этом нет. Как пробование блюд или просмотр ТВ-сериалов. Все должны попробовать и то, и другое, и третье. Если годам к восьмидесяти человек начинает думать, что он не на последнем месте в этом негласном соревновании, то тогда он чувствует себя более-менее удовлетворённым и спокойным. Вот и весь смысл: не отстать от соседей, родственников, коллег... Кто что успеет, кто что захотел попробовать: блюда, путешествия, власть, слава, женщины...
*
Потеря первоначального смысла... Школа, работа, семья, дом, дети, машина. Всё. Больше ничего не придумать для среднестатистического гражданина. И он не знает, что ещё. Так по мелочи - на каждый день, на выходные, на отпуск, на праздник, на вечер - можно что-то придумать. Не загадывая на более отдалённое будущее. И всё чаще одна программа - на вечер. «Что ты делал на земле?» - «Смотрел ТВ».
*
Пустая тоскливой улица в промзоне. Они торопятся куда-то. Сосредоточенно молчат и только иногда бросают друг другу односложные реплики. Она безвкусно одета, во что-то жёлто-розовое. У него черные мятые брюки, скошенные каблуки на туфлях. Может быть, это молодожёны. Начинают совместную жизнь. Хотят куда-то выбиться. На пути их ещё лет десять маленьких радостей приобретательства, выгодно по случаю покупательства, по службе продвигательства, лет десять устремлённости обустройства. Потом надоест, энтузиазм иссякнет. Смысла вдруг не окажется во всем этом. А пока они месят жизнь ногами в мятых брюках и туфлях со скошенными каблуками.





Чужое счастье
Целуются на скамейке в сквере. Рядом - полные сумки, как видно, продуктов. На соседних скамейках, стоящих по кругу, сидят старушки, мамаши с детьми. А они целуются. Она сидит у него на ноге. Они улыбаются друг другу. Счастливы ли они? Думают ли они, что счастливы? Думают ли они, что счастливы вот в этот самый момент? Когда не обращают ни на кого внимания. Сделали маленький привал по пути из магазинов, чтобы немножко поцеловаться, сидя на скамье? Наверное, счастливы. Раз уж это всё лезет из них наружу. Чувства, выплёскиваются. Это не сыграешь. Так не притворишься.


Накануне
Он шёл чуть сзади, еле поспевая за ними. Они громко говорили, со смехом перебивая друг друга. Говорили помимо прочего о предстоящей поездке в Германию. Они шли быстро, бодро. Может быть, у них уже были билеты на самолёт, который завтра увезёт их в Германию. У них лихорадка нетерпения. Может быть, до вылета ещё целые сутки, а им кажется, что уже надо торопиться. Собраться, быстренько попить чай, поспать, а завтра вечером в самолёт и...
М. идет следом, ему с ними по пути. Они его не стесняются и вообще не замечают. Ничего не замечают - ни прохожих, ни мороза, ни полной луны высоко в небе над деревьями парка. У них новая жизнь. Они всем прощают, всех готовы утешить: «И у вас всё будет когда-нибудь хорошо; что поделать, если пока плохо, но будет лучше, все проблемы решатся».


Весёлый товар
Утром на углу разгружали арбузы. Мрачные кавказцы. Может быть, они были не выспавшимися, может быть, что-то ещё. Это показалось чем-то несовместимым: такой весёлый продукт - арбузы и их мрачность, ожесточённость.


Готовальня
Бомж на помойке нашёл готовальню. Открыл её: «Целая готовальня». Стоит и смотрит на неё. Ему по его социальному статусу, кажется, вообще не положено знать таких слов. А он знает. Смотрит углублённым в себя взглядом. Внешне - как будто на эту черно-бархатную коробочку, а на самом деле - в своё прошлое, в те времена, когда ещё, может быть, готовальня составляла часть его жизни. Готовальня - символ образа жизни. Отсюда ощущение странности зрелища: пропитой, небритый помоечник и готовальня.


Боль
Темнеет на пустынной улице. Мужик, лет сорока, оперся одной рукой о дерево, другой держится за бок. Гримаса боли. Полуоткрытый рот в клочковатой, неровной бороде. Кажется, что боль - это такое злобное маленькое бессердечное существо, спрятавшееся в чёрной пещере рта, где-то там глубоко, в животе. В том месте, за которое держится мужик. Пещера рта в зарослях рыжеватой нестриженой бороды. Мука в глазах. Мужик неухоженный, плохо одетый, полуопустившийся. У него нет того удальства и бесшабашности «неправильной» жизни, которую он вёл, может быть, ещё совсем недавно - до боли. Он как раненый зверь уползает от своих товарищей, стоящих позади пивного киоска. Он прячет свою боль от них. Даже боль - это уже не их мир. В их мире не чувствуют боли. Боль возвращает их этому миру, принуждает их жить по правилам, которые они всю сознательную жизнь отвергали.


Коридор
Чёрные, как провалы не надетой маски, глаза. Чёрные веки, чёрные дыры глаз. Опустившаяся, алкогольной наружности женщина идет под руку с мужем или сожителем, таким же алкогольным, потрёпанным. На руке женщины болтается старомодная дамская сумочка на длинном ремешке... Они живут в длинном, кафельном, похожем на больничный, коридоре. У них есть только «вперёд». Сзади темнота. Жизнь в длинном шизофреническом коридоре.


Тургенев и Володя
До седых волос всё Володя. Володя с Таврической. Инсульт, инфаркт. По звукам за спиной – шёл спешно. Но для N. - это было медленнее самого медленного прогулочного шага. Дефект походки. Старость, болезни, разъединённость... Весёлость тяжёлого характера...
При всей быстротекучести жизни видеться раз в пять лет - это чудовищно. Не катастрофично - такое слово пришло первым. Здесь что-то другое. Какая уж катастрофа? Катастрофа - это когда что-то хотят, но это не получается, что-то должно быть непременно, но вдруг, к ужасу, не выходит. А здесь простая, обыкновенная расточительность. Будто сроку ещё не меряно. А ведь всё так рядом, от одного конца к другому можно протянуть расставленные руки. И тут эти пять лет. Да при болезнях, да при старости.
Расточительность мелодрамы в духе Тургенева. Люди засыхают, гордо и непреклонно как деревья на развилке дорог. Расточительность чисто романная, беллетристическая, ради красивого жеста.
Тургенев писал во флигелёчке. Его старались не беспокоить…
Слышно было, как тает снег в оттепель... То есть слышно, как барабанят по отливу подоконника капли талой воды с крыши, да иногда с шумом срываются вниз куски снежной наледи.
Пытались предостеречь, показать, как это катастрофически быстротечно…
Всю их литературу теперь воспринимают не очень серьёзно. По разряду школьной классики.
Реализм ухоженной, немного кукольной, мыслительной жизни.
Все слова напрасны. Все слова смягчают, делают лирической реальную боль…


Юмор
Трое. Папа, мама, подросток-сын. Комикующая мама. Что-то смешно рассказывает. А «мужики» её молча слушают. Несмешная женщина.
Комикование. Не от отчаяния - это слишком сильно сказано для этой ситуации, но что-то близкое к отчаянию. Растерянность. Немилосердность возраста всегда застаёт врасплох. Ей кажется, что всё это видят, а ничего взамен молодости для привлекательности у неё  нет.
Сын, ещё не вступивший в пору юношеского хамства, но уже как бы заряженный, вызревший для взрыва, которые случаются с подростками чуть постарше...
Она чувствует, что становится неинтересной своему сыну. Всё, что могла, она уже отдала ему. То же и с мужем, её ровесником.
Всё уходит. И ничего взамен. Один юмор.


Спортивная пара
Спортивная пара. Высокие, худощавые. Думаешь, достаточно ли у него нежности для её простого нрава, для её доверчивости, для неё, живущей в выбранном один раз до старости и смерти мире. Джинсы, кроссовки, лёгкие куртки. Они сидят на переднем сиденье у средней двери. Она смотрит в окно. Он - прямо перед собой. Лицо профессионального спасателя, белобрысые ёжик и усы. На её руке тоненькое обручальное кольцо. Если её обидишь, она заморгает, не понимая, что происходит, глаза наполнятся слезами.


Многотиражка
Люди, о которых можно написать только один раз. Как о передовике в многотиражке. Он перевыполнил квартальный или годовой план, сделал за смену полторы нормы. Теперь его фотография, где он в защитных очках, с штангенциркулем в руках стоит у своего станка, напечатана на первой странице газеты «Ленинская кузница», маленькая шустрая редакторша газеты взяла у него интервью, задавая ему наводящие вопросы. Всё дело, может быть, в уровне общения. Что можно ответить на вопрос: «Как вы добились таких результатов?»


Бизнесмен
Толстый, небрежно одетый, стриженый под ноль, с пухлой папкой под мышкой, с блестящим от жары лицом, с озабоченным выражением лица... Кто? Какой-нибудь мелкий бизнесмен, не заработавший ещё на автомобиль. В ушах черные наушники плеера. Чёрный цвет - это его отдалённое будущее. Цвет салона «Вольво», «BMW» и, наконец, «Мерседеса»... Чёрный матовый цвет приборной панели с магнитофоном, колонками, невидимо встроенными впереди и сзади. «Эффект «звук вокруг». Или как там это называется? Но это ещё далеко. Надо ещё нырнуть в этот чёрный цвет, которого ещё мало - наушники в ушах. «Жалеет, небось, что в школе плохо учился. Думал, что эта вся учёба – «по фиг веники», для дяди. А теперь приходится морщить лоб, потеть, насиловать мозги... К нему испытываешь какую-то симпатию. Наверное, потому, что он не пошёл в бандиты, а честно трудится на ниве бизнеса.


Аккордеон
Французским регистром - прямо по сердцу. Слепой аккордеонист в переходе. Это даже немного нечестно. Идет прохожий себе, а его аккордом - в самое сердце, в душу, в то самое чувствительное, что есть у него. О, как хочется бросить деньги в сумку, стоящую у ног музыканта! Может быть, чтобы было не так мучительно. А он играет в спину, волны музыки настигают и качают тебя на своих волнах как на больших размашистых качелях, когда попеременно всё внутри то будто проваливается, то воспаряет. И мелодии выбирает непростые. Из репертуара Лолиты Торес. Аккордеон, да ещё и Л.Т. Это двойной удар, как говорят в какой-то рекламе.


Дождаться на мосту
*
Знал, что всегда найдётся, кому помахать с палубы прогулочного пароходика, поэтому остановился на мосту как раз над тем местом, под которым он проплыл - шумный и торопливый. Начинают всегда махать дети. Вот и сейчас сначала мальчик радостно вскинул руку, потом сидящая недалеко от него девочка младше его, а потом и её мама.
Так всегда бывает, если на пароходике едут дети или кто-то как дети..
Это полезно для настроения. Дождаться на мосту. И сразу приходят более радостные мысли.
*
Чтобы дождаться-таки на мосту, они должны увидеть оттуда снизу - с палубы – кого-то своего. А то стоит какой-то угрюмый старик. Кто ему махать захочет!





Смех
Смеялись громко, старательно, будто делали какое-то очень важное дело. Полезное дело. Провели «час смеха» длиной в полтора часа. Как сеанс ультрафиолетовых ванн. Плавание, бег трусцой, сметана, смех, теннис... Так ржали роботы на подзарядке в каком-то детском фантастическом фильме. Включили и заряжаются. Смехом, здоровьем, положительными эмоциями, эмоциональной энергией, электричеством.
А потом всё равно ходят с непроницаемыми лицами роботов. Подзарядились.


Они такие же
Они такие же. Их жалеешь. Но может быть их не надо жалеть. Они в своём мире. Их жалеешь больше потому, что они из этого мирка, а не потому, что они друг друга оскорбляют, говорят несправедливые слова. Они такие же. Они из одной команды.


Иногда
Иногда его удобство для окружающих вдруг кончалось. Начинала действовать его воля, которая до этого момента пребывала в положении тайного, далеко спрятанного оружия, вроде жала. Это чрезвычайно раздражало всех. Какое он имел право быть не таким, каким его привыкли воспринимать.


Мужская жизнь
Святкин жил какой-то тайной, жёсткой и грубой мужской жизнью. Тайной для N. Его удивляли жёсткость и заковыристость знаний Святкина о многих предметах, о которых N. ничего вообще никогда не слыхал. Святкин рассказывал, например, невероятные вещи о секретных службах, Х-лучах, о таинственных происшествиях и явлениях вроде НЛО и тому подобном... N. как-то увидел у Святкина большущий никелированный охотничий нож в кожаных ножнах. Святкин намекнул, что этим ножичком он перерезал горло не одному лосю и кабану.


Продавец газеты
Жалко этого седого мужика, продающего какую-то полурекламную газетёнку, держа её перед собой. Он стоит на тёмной уже вечером дорожке, срезающей угол парка от метро к остановке автобуса, никого не зазывает, смотрит прямо перед собой. Благообразная пышная седая голова. Смирение, готовое взорваться, кажется, в ближайшую минуту. Может быть, когда станет совсем темно, и стоять здесь с газетой представится уж совершенно нелепо. Он не погружен в своё примитивное занятие, не подсчитывает про себя барыши, как обычные торговцы. Он почти демонстрирует свою беспомощность, свою ни к чему больше непригодность.


Ожидание
Он уже живёт. Его никто не видел. Его будто и нет ещё. Но он то есть. Не фигурально, а что ни на есть физически. Он уже пришёл в мир. Человек. Раньше это не приходило в голову. То, что он, или она, уже живёт. У него, у неё  уже это небо, деревья, окна домов, балконы на последнем этаже, весна...
Кривой карусельный корабль «Титаник» в Таврическом саду... Созерцание прохожих, мам, пап, бабушек. Пока дети кружатся на кривом «Титанике». Этот мир уже существует. С недораспустившейся зеленью, солнечным небом, прудами. Билетёрша «Титаника», молодая девушка с грустным, растерянным лицом. Так кажется. Непонятно почему. С грустным лицом, со следами слёз под глазами. И в то же время с белой полоской пухлого животика под короткой сеточной блузкой. Чёрные, завязанные нетугим узлом, растрёпанные волосы. Она курит, включает и выключает карусель… Напряжение детского веселья...
Деловые «лица кавказской национальности», сидящие на скамейке. Один седой, лет шестидесяти, похож на Омара Шарифа... Неуспокоенность. В парке аттракционов. Аттракционовый бизнес?


Две судьбы
Девушка в меховой куртке и платке была похожа на одну его знакомую. Да, на Украине она выглядела бы точно так. И эта, наверное, оттуда. Может быть, приехала чем-то торговать в Питер. Они, эта и та, как две равновероятные судьбы. Они ничем непроходимым не отделены друг от друга. В том же воздухе. Рядом. Как все прочие прохожие.
Две судьбы. Они бы не узнали друг друга.


Про Новый Год
*
Проблемы, мысли, опасения, сомнения, неприятные воспоминания... Вместе с нами они пересекли невидимую черту, отделяющую прошедший год от наступившего. Ничего не прервалось, не остановилось, не закончилось. Жизнь продолжается.
*
«До Нового Года надо дожить ещё», - сказал мужик в трамвае.
Он подарил кондукторше сосучую конфетку, которую та вознамерилась повесить на ёлку в Новый Год. «До которого ещё надо дожить».
Слова эти привели в замешательство кондукторшу пенсионерского возраста. Они её как-то «притормозили». Она что-то забормотала, оглядываясь на мужика.
Дожить до Нового Года, напиться, замёрзнуть, простудиться, тяжело проболеть и…  выздороветь. Ощутить на себе всю зыбкость бытия.
*
Завтра Новый год.
Мужичонка в старом пальто, бесформенном кроличьем треухе, с «портафелей», помятый своими пятьюдесятью с небольшим годами. В лице туповатая сосредоточенность. Он не торопится, в руках у него нет ни тортика, ни ёлки, обвязанной бечёвками. А ведь завтра Новый Год. Он немного жалеет себя. Но и чувствует, что сам виноват.
*
После Нового Года.
Первого января всегда чувствуешь лёгкое разочарование. 
Второго января Новым Годом уже никого не удивишь.
Первый рабочий день после Нового Года. В глазах прохожих ни одного сполоха прошедших праздников.
*
«Воробьи совсем не празднуют Новый Год! Они даже не знаю, что настаёт Новый Год!»





Музей этнографии
Музей этнографии. Полумрак. Интервью с работниками музея. Невзрачно, тихо живущие люди. Их рассуждения о духах, шаманстве, потусторонних силах... Они как некая каста посвящённых, приближенных к тайнам мироздания. И зарплата маленькая, и живут они, как все прочие граждане ниже среднего достатка. Но они ни за что не поменяют свою службу. Они знают что-то такое о жизни, что недоступно другим. При всём при этом их знания бесполезны в практическом плане, в бытовой жизни. Они не смогли бы извлечь из них никакой пользы, если бы им даже и пришло такое в голову.


Автобусы
Таинственные номера автобусов. О них сначала ничего не знаешь. Они непонятно откуда приезжают, промелькивая на «твоей» остановке, и уезжают в сторону какой-то никогда не посещавшейся тобой улицы. Автобус, составляющий будни неизвестных людей. Они не доезжают сюда с начальной остановки, а других, ездящих до той неизвестной тебе улицы, ещё в автобусе нет. В нём пока случайные люди. Когда же случается, что «знакомишься» с этим автобусом, с этим автобусным маршрутом, уже кое-что о нём знаешь, то всякий раз, увидев его проезжающим мимо, мысленно снимаешь кепочку, как перед знакомым. Кепочное знакомство.


Нестрашная жизнь
Его жизнь не страшная. Школа, каникулы у бабушки в Белоруссии, техникум, кульман, нарукавники, пятый участок...


Крутые
С детства они готовы к «крутизне». Они привыкли противостоять, добиваться, «кровь из носу» (и из любых других мест), своего, привыкли не принимать никого в расчёт, кроме себя. И плюс привычка к полууголовщине. «Крутые» с детства.
Г.Б.. их бережёт. Может быть, они нужны России. Бережёт и отбирает. «Доверяет, но подозревает».


Отметились
Всему в жизни свой срок. Эти уже «отметились»... А хорошо встретить людей, у которых это всё ещё в повестке дня.


Встречные
*
«Пусть она думает, что я многое могу».
Она некрасива. А он не уверен в себе...
Почему-то решаешь всё это за них, видишь всё это в них. Это так необъяснимо ясно...
Они в школе учились, а он… Ну что бы? В ауле жил, по горам бегал... Он хочет их заинтересовать собой. Простачок. Белозубый, наивный открытый взгляд, загорелый до черноты, в какой-то странной одежде. Не «прикинутый» пока. Ну, точно – только что с гор спустился. Его, может быть, в первый раз взяли «с караваном». В ученики. А тут эти цыпочки из соседнего общежития. Они шарахаются от него с обидным смехом. Но он не обижается. Общежитие большое. Народу кругом много. «И никто ни с кем не здоровается».
*
- Может быть, она несчастная балерина.
- Почему несчастная?
- Показалось.
- Много ты в балеринах понимаешь!
*
Встретился с умным взглядом.
*
Дурочка-студентка. Робкая. Растерянная. Из семьи осторожных, робких простых граждан. Подрабатывает, раздавая какие-то рекламные бумажки в переходе. Что-то надо делать на каникулах, как-то жить в бедности.
Чуть не встретился с ней взглядом. Ей ничем не помочь. Не спрятать её в немыслимую удачу, в какую-то необыкновенную жизнь… Она ведь очень простая и робкая.
*
Вглядывался в него: «Знаю? Не знаю?» Пока тот сам не решил, что его знают, и кивнул, проходя мимо, как знакомому.
*
Ни одного встречного со скрипкой или с виолончелью. В это раннее тёмное утро.
Не смешиваемые слои народонаселения.
*
Идут-бредут, держась друг за друга, по колоннаде Ямского рынка. Невзрачные, подержанные, стёртые, тусклые…
Они из совершенно бытовой жизни. Их даже не знаешь, с какой стороны пожалеть. Настолько они те самые «простые» люди этого города классиков 19 века.
*
Улыбаются в след гражданину, который по улице катит цирковое колесо – цирковой одноколёсный велосипед с сиденьем.
Радостное событие. Цирковое.
*
Встречные. Встреченные.
Недовольны друг другом.
Он её сердит.
Она худая как вобла.
Она ему не даст.
Злые мысли. У всех.
В том числе и у стороннего наблюдателя.
*
Гораздо любопытней глянуть на неё.
С этим лысоватым, седоватым моложавым… всё ясно.
А вот она! Со своей молодой стройностью и свежестью. Всего – от туфель до прически.
*
Простенькое круглое личико деревенской простушки. Робко поднимает голову и взглядывает на своего парня, который разговаривает с кем-то по мобильнику. Парень на голову выше её.
Выстраивание отношений происходит естественным порядком.
*
Сколько романтизма пропадает! Большой складной зонт, светлые кудряшки, тревожно-смущающиеся красивые глаза…
*
Будто на мгновение что-то понимаешь в людях, проходящих мимо. Во встречных.
И будто на мгновение отпускает жизненное напряжение. Чувствуешь какое-то единение с этими совсем чужими людьми.
Наверное, понимаешь о них то же, что и о себе.
*
Девушка шла по набережной Фонтанки. В светло-коричневом пальто. ПТУ-шном. Сиротском.
*
Новелла Акутагавы. «Поклон».

«Впервые он увидел эту девушку на одной дачной станции, где он жил в то время, вернее, на перроне этой станции. В любую погоду, будь то дождь или ветер, он уезжал утром восьмичасовым поездом, который шёл из Токио, а вечером, в четыре двадцать, возвращался домой. Зачем он это делал — в конце концов, не важно. Но если каждый день в одно и то же время ждёшь электричку, то, конечно, появляется, по крайней мере, с дюжину знакомых лиц. Одно из этих лиц принадлежало той самой девушке.
...
Ясукити смешался с толпой и вдруг среди выходивших из этого поезда увидел девушку. Никогда раньше он не встречал её здесь в это время дня. И вот сейчас она совсем неожиданно появилась перед ним, серебристо-серая, как облако, пронизанное солнечным светом, как ветка серебристой ивы. Ясукити опешил. Кажется, девушка в этот момент тоже взглянула на него. Он даже был в этом уверен. И тут Ясукити, сам того не ожидая, поклонился ей.

Девушка растерялась. К сожалению, он не помнил, какое у нее было тогда выражение лица, да и не до того ему было. «Что я наделал!» — мелькнуло у него в голове, и он тотчас почувствовал, как горят у него уши. Но он хорошо помнил, что девушка ответила на поклон.  ...
На следующее утро, без пяти восемь, Ясукити ходил по перрону, заполненному людьми, и в смятении ждал появления девушки. Он был бы рад избежать встречи и в то же время желал её. Так чувствует себя боксёр накануне матча с сильным противником. Ясукити одолевало какое-то странное беспокойство, он боялся, что совершит опрометчивый поступок. Ведь поцеловал же когда-то при всех Жан Ришпен Сару Бернар. Ясукити — японец и на такую дерзость не отважится. Но показать язык или состроить гримасу — на это он способен. Ощущая в сердце холодок страха, он исподтишка посматривал на людей. И наконец увидел девушку, - она неторопливо шла прямо к нему. Ясукити тоже продолжал идти, будто навстречу самой судьбе. Они быстро приближались друг к другу. Десять шагов, пять шагов, три шага — вот они поравнялись. Ясукити посмотрел ей в глаза. Девушка спокойно, даже бесстрастно ответила на его взгляд. Они уже готовы были разминуться, как совершенно незнакомые друг другу люди.
Но в это мгновение Ясукити уловил какое-то движение в глазах девушки, и ему неудержимо захотелось поклониться. Все это произошло буквально в один миг. Похожая на серебристое облако, пронизанное солнцем, на ветку серебристой ивы, девушка медленно прошла мимо, а он, мысленно ахнув, остался на месте... ..
Минут двадцать спустя Ясукити, с английской трубкой в зубах, трясся в поезде. У девушки были красивы не только брови, но и глаза, черные и ясные... И чуть вздёрнутый нос... Неужели это любовь? Он не помнит, как ответил тогда сам себе на этот вопрос. Помнит лишь ощущение охватившей его смутной тоски. Следя за струйкой дыма, поднимавшейся из трубки, он с грустью неотрывно думал о девушке. А поезд нёсся и нёсся по ущелью в горах, освещённых утренним солнцем». 
Такие пустяки пишет! О таких пустяках! Ему казалось, что у него ещё полно времени. Описание каких-то пустяковых ситуаций, событий... Что-то его удивило, и появляется новелла.

Тут как бы обозначен весь набор литературных предпочтений и интересов, то ли незаметно усвоенных под влиянием А.Р., то ли найденных самостоятельно. Теперь уже не разобраться. Кажется, с этим жил всегда.
Незнакомые люди, которых встречаешь каждый день по дороге на службу, пустяки повседневности, все её будто бы незначительные детали, которым придаётся повышенное значение.
Всегда считал это средоточием интереса к словесности, чем-то главным в авторской работе. Для себя, во всяком случае.
И, конечно, приятно сознавать, что ты не одинок в этих литературных предпочтениях.
*
Идёт слегка улыбается.
Парень обнял её за плечи.
Она знает, что он от неё хочет.
Об этом её улыбка.
*
Заглянуть в её лицо. Такая непременность выявилась.
Не получилось».
*
Молодая, даже слишком красивая… Идёт куда-то в такую рань. Не по правилам. Это не её час.
А вот другая. С ней встречаешься глазами. В уличном полумраке.
Уловить что-то в чужой жизни. Почувствовать её на мгновение. Прошла мимо – и всё! Дуновение чужой жизни. Которая будет продолжаться и продолжаться.





Здоровье
Считал, что со здоровьем у него «просто недоразумение», которое должно как-то проясниться само собой. Как бывают недоразумения с барахлящим телевизором: мастера вызывать рано и дорого. Можно просто постучать по ящику, потрясти ногой или головой, вздохнуть поглубже воздух и всё нормализуется.


Кафе
У неё  всё уже есть. Она утром встаёт. Спускается в своё кафе. Пьёт кофе с бисквитом за столиком, стоящим у окна. Можно на прохожих посмотреть, развернуть газету. День солнечный и морозный. Но у неё  тепло, сухо, чисто, с улицы почти ничего не слышно за двойными толстыми стёклами. И главное никаких посетителей. Зачем они вообще нужны? Самое лучшее время. Время первой чашки.


Свет в окне
В здании на той стороне улицы гаснет и зажигается лампа в окне на втором этаже. Может быть, кто-то ходит по комнате и периодически заслоняет настольную лампу. Может быть, там выдают зарплату, и движется живая очередь. А в жилом доме были бы просто балующиеся дети.
Праздность. Предоставленность самим себе. Может быть, в этом есть какой-то важный воспитательный, душеформирующий смысл. Незнание ещё, что делать с этим миром вокруг. Мир - как ты. Он тоже праздный для тебя. Он лежит, как большое дремлющее животное. Он знает о тебе. Ты иногда щекочешь его своими глупыми детскими выдумками. Он снисходительно улыбается, даже не приоткрывая глаз. Он любит таких, как ты. Не сильно беспокоящих его, не заставляющих его делать сложные, серьёзные, взрослые, глупые вещи.


Отец и сын
Морской курсант. Храбрится. Нетерпеливо переминается, почти пританцовывает на месте. Отец, будто удерживая его, тянет на себя за отворот шинели. Что-то говорит ему. А сын смотрит поверх его головы. Он выше отца. У него улыбка на губах. Усики. Скупые, жёсткие. Такие бывают. На отце чёрное пальто. Может быть, он военмор в отставке. Душевная боль. Что-то умоляющее, просящее, хотя он ничего и не просит, а просто спрашивает о чём-то. «Куда ты едешь?» Или «А когда ты приедешь?»


Красивая жизнь
Наторговал уже для красивой жизни. В руках роза на длинном стебле. Какая-то коробка с чем-то «бытово-техническим». Осталось только закупить вкусной еды. В супермаркете.


Программа
Всё ведь в людях по какой-то развёртываемой во времени программе. Не уследишь, как окажешься со старым знакомым на  видимых, но непреодолимо далёких друг от друга дорогах. Как в горах, когда дорога вьётся серпантином.
Он вырос, стал как шкаф. У него появились бачки. Или выбили во время демонстрации передний зуб. А потом вдруг оказывается, что он вообще левый радикал. И евреев не любит. А кто-то вообще умер.


Мужики
Люди живут по-разному... Во дворе недалеко от арки курят мужики. Один с помойным ведром. Разговор вполголоса... Будто что-то поймёшь вдруг про их жизнь. Их тихий разговор – это почти что тишина. Та тишина, которая останется от них в конце. Как мало их в этом мире. Только тихий разговор в сумерках. Интонации их ровные, равнодушные, не подозревающие и не сопротивляющиеся.
А в других городах и люди другие.


Жизнь вдвоём
*
Живут вместе, живут до старости. От нетребовательности. Или от неприхотливости. Нет особых запросов. Прибиты друг к другу трудом. Заботами, хлопотами, привычкой, ленью, неумением и отсутствием потребности в анализе своей жизни, своих духовных потребностей. Для того образа жизни, который они ведут, почти совсем не важно, с кем ты живёшь. Жена должна работать по дому, варить обед, не быть очень сварливой, обслуживать в постели, следить за детьми... Муж должен приносить домой зарплату, не сильно пить, не должен бить жену, уметь что-то делать по дому. «Чтоб не пил, не курил... тёщу мамой называл...»
*
Никто не хочет посвящать ему свою жизнь. И ей никто не хочет посвящать то же самое.
Как-то живут рядом много лет, думая иногда о чём-то подобном. Оба.
И то, что живут рядом, и много лет - у них не считается, что они посвящают себя друг другу. Живут себе.  Без всякой торжественности! Встречающейся, может быть, только в каких-то трогательных фильмах или биографических книжках.
*
У неё чудная улыбка. Она сама не знает, какая это ценность. Только он догадывается. Но никому не говорит.
Он хозяин этого богатства, он владеет им на правах законного супруга.
И всё остальное в ней тоже принадлежит ему, а не какому-то там Петру Петровичу из соседней парадной.





Дача
Некто П., едва могущий содержать семью, состоящую из жены и двух детей. Дачный участок без забора, который можно было бы чинить нынешним холодным маем вместо полевых работ. И крышу нельзя ремонтировать. Крыши тоже нет, как и стен с окнами и дверями. И отдыхать туда с детьми не поедешь - дорого. Вчетвером туда, а потом ещё и обратно. Лес там есть, в смысле грибов и ягод, но очень маленький. Так что П-семейство будет всё лето в городе. Ах да, до тещи в Горловке под Донецком тоже не доедешь. По тем же причинам, почему не доехать на участок.
«На электричке до Горелова, потом на автобусе и потом ещё пешком». И П. не один такой. Он не одинок.


Муж
«Муж с какой-то бабой пять лет валандался». Жена не может подобрать для этого другое слово. А мужу это казалось любовью. Ну, его тянуло к ней. Она была не такая как жена. Она всегда была рада. У неё  маленькая квартирка в Купчине. Здесь было всё не так как дома. Чище, аккуратней, новее. Он чувствовал себя здесь другим человеком. В нём всё время жил этот другой человек, даже когда он был в старой жизни. Как-то этот другой человек не подходил к прежней жизни. Сразу всё так сложилось. Руки, ноги... Иди туда, стой здесь... А в Купчино он приезжал как в другой город. В другую жизнь. Другой человек для другой жизни в другом городе...
Потом он умер. В Купчине. Не доходя до её дома. И лежал на асфальте, прикрытый разорванным картоном от магазинной коробки, пока милиция опрашивала свидетелей и его не увезли.


Постное масло
Вечер. Он идёт покупать постное масло на две недели. Идёт мимо дорогих магазинов и бандитских ресторанов и кафе... У «Апрашки» узенькие пеналы кафешек попроще. У окна за столиком курят три девицы с распущенными волосами. «Наверное это ****и», - подумал бы Штирлиц. Злые мысли, злые разговоры, злые лица прохожих. «Я бы её на порог не пустила...»


Мечты сбываются
Сбылись мечты. Они остались верны первым мальчишеским мечтам. Стали шофёрами или милиционерами.


«Простая» жизнь
*
Они бывшие хулиганы. Пожизненные выпивохи. Но жизнь, в общем-то, проста. Надо работать, кормить детей, летом заниматься дачей. Есть приятели. Ну, рыбалка там... И вообще бывает весело.
«Если бы ещё Светка не нудела». - «Старые делаемся. Толстые, облезлые, седые».
«Простая» жизнь.
*
А вот простые граждане. Они почти сразу решили быть обыкновенными. И теперь идут с работы домой.
*
Плоская, материальная, безыдейная жизнь. Со стороны, обзорно, одним охватом  видеть это страшновато. Тоска берет. Будто ничего, кроме смертной материи, кроме мяса и костей нет больше в жизни! Закопают и все! Быт, однообразие лет, праздников, отпусков, прогулок по городу, сериалов...
*
Воображаешь «простую» жизнь: «простая» работа, вечером ужин, телевизор, женщина... Жизнь сама отбирает таких. Такая жизнь – таких для себя.
Относительный «спокой» «простой» жизни и бестолковая суета в другом варианте. Не несущая удовлетворения.
Есть из чего выбирать? Или это только кажется?
*
И живут себе беспафосно, не задаваясь поминутно вопросами в духе  персонажей Чехова. Погружены по ноздри в повседневные заботы. Не загадывая наперёд, имея самые общие представления о благе, которое им положено. Им – таким, какие они есть, какими они уже образовались.
*
Вот, пожалуйста, - у неё всё в порядке. Идёт себе. Домой. Стремится. Но спокойно, уверенно, невозмутимо.
Никаких избыточных страстей.
Учись!
Дома всё хорошо. И будет теперь хорошо ещё лет двадцать.
«А вечером картошки пожарим…»
Теперь постоим на светофоре. И дальше пойдём.
*
Немолодые уже. Он и его жена. Их жизнь в этой «студии».
Блокадные перетасовки, коммунальские углы. И вот эта комната-студия.
И ничего другого по своему человеко-типу они иметь не могли. Так это ясно, так определённо. Как гвоздями приколочено.
Это тот футлярчик, полностью соответствующий всем их внутренним и внешним качествам. В этих С-П, советско-российских условиях, естественно.
*
Это простые размышления...
 «Простонародные» люди. Не требовательны к жизни, к себе, к окружающим... Живут, можно сказать, как придётся. День ото дня.
Жизнь должна давать пищу, одежду, какие-то развлечения. Автомобили, футбол, рыбалку...
Должны быть дети. Дети должны быть сыты и одеты. Должны ходить в школу. Должны получить хорошую специальность, чтобы она могла их кормить и одевать.
«А что ж ещё! Даже странно!»
*
Не столько смягчаются после ссоры, сколько по зрелому размышлению понимают, что надо из ссоры как-то выходить. Вот и применяют здравый смысл.
Ибо деваться друг от друга некуда, и надо как-то сосуществовать. Некуда развиваться ссоре!
Может быть, это и называется «хватает ума».
А может быть, не хватает характера.
*
«Простая жизнь», - говорится. Этот питерский застиранный лоскут: от Фонтанки до Лиговки, от Звенигородской до Колокольной. Эти тихие, безвестные, затараканенные жизни. Все сплошь – блокадницы. Их  непостижимая простота.
*
Выбирают просто жизнь. Жизнь каждого дня. Жизнь каждый день. Ничего спешного. Методично, последовательно, ничего не пропуская, не забегая вперёд, не сомневаясь, не отчаиваясь... День за днём, вечер за вечером... Так «бесконечный» сериал смотрят. Вкушают... Как бы, конечно «бесконечный».
*
Совсем простая жизнь: «Придёшь с работы. Тут тебе – ужин, ТВ, женщина!»
Жизнь проста! Если не углубляться.
Удивляешься простоте, примитивности даже. Никого не удивляющей.
*
Простонародная жизнь. Живут как-то. Она ему даёт. И ему больше деваться некуда. Донжуановские затеи – это не для него. А так-то... Потихоньку... 
Он называет её «мадам».
*
Не просто простая, а примитивная жизнь.
Они такими уродились. С этим совершенно ничего не сделать.
«Брундуляк». Это никак не объяснимое слово придумано было их детьми, которые ещё не понимали, в какой мир они попали. Детям было весело. От одного этого слова.
Теперь уже видишь разворачивание жизни детей. И это смешное слово вызывает тоскливое умиление.
Приходят мысли о каком-то жизненном обмане. Хотя кому нужно кого-то обманывать! Всё просто и так, как водится.
*
Простые люди, простые отношения. И как будто неоткуда взяться сложностям.
Жизнь всегда тяжела, перегружена бытовыми заботами, чтобы можно было бы совершенствоваться в сложностях ещё и другого, психологического, рода. И просто некогда.
По-разному, впрочем, наверное бывает. Но, как правило, в тягловой, простой жизни на этом не зацикливаются. Уж точно к психоаналитикам не ходят.
*
Они просто себя понимают. Пользуются тем, что даёт им жизнь и их собственная природа. Тем, что выпадает по судьбе, что подходит по характеру, по происхождению, по семейным традициям, по интеллектуальным способностям... И как-то спокойно ко всему относятся.
«А как ещё!» - удивились бы они при случае. Когда бы кто-то стал обрисовывать им их жизнь.
*
Совсем простая жизнь и совсем простое отношение к жизни.
Можно запросто присесть на улице на грязные ступени у какого-то магазина - покурить на свежем воздухе.
Никуда не торопясь. Главное в простой жизни, в простом отношении к жизни – никуда не спешить. Уже.
Одежда, обувь, поношенная куртка... Всё совсем просто и неважно.
Пишешь об этом будто завидуешь.
Сам способ опуститься в жизни до такой простоты...
Но при этом «старая рубашка должна быть подшита выстирана».
Этот тоже из «простой» жизни. Идёт, на ходу отщипывая от булки в полиэтиленовом пакете. Небритый, озабоченный, усталый...
*
Просто живут. Простой народец. Существует будто вопреки всяким глобальным конспирологическим теориям. Настолько мелкий, что проваливается сквозь  достаточно крупные ячейки этого структурного каркаса современного мира.
Будто сами по себе.





Вдвоём
У него на кухне маленькие грязные кастрюльки. Для него и для собаки. Порода у неё... Чёрная такая, лохматая, старая, с сединой. И брюхо голое. Они живут вдвоём. Собака весь день лежит, положив голову на лапы. Просыпается она рано, чешется и, не сходя со своего коврика, смотрит на большое, во всю стену, окно. Скоро ли рассвет? Не пора ли? Хозяин нехотя, заведённо встаёт, одевается, звенит цепочкой. Обитая линолеумом дверь с причмоком открывается на гулкую лестницу. Он давно уже не курит. На улице ему скучно ждать. Собака это знает и медленно идет с газона к нему… Потом загудит газовая плита, забулькает вода в его маленьких прокопчённых алюминиевых кастрюльках…


Тараканы
Тараканы. Насекомые. Разговоры. В разговорах - мироощущение. Тараканье. Незаметная, самодостаточная и самодовольная жизнь в обстановке, приближенной к обстановке мусорного бачка. Теснота, скученность, смрадность... Прибитость намертво к этому бачковому миру. В случае опасности - не куда-то в сторону, а вглубь мусора, в тараканьи щели. Вне бачка может быть ещё хуже. Так оно и есть, наверное. Замкнутость бачкового мира. Убогость... Оттепельной зимой. Неприкрашенный городской мир изломанного асфальта, голых кустов и оттаявших собачьих какашек.
Старичок что-то, хихикая, говорит своей знакомой. У него всё хорошо. Недалеко от своей каморки, своей сумрачной щели, смрадно пахнущей, тесной и нищей. Но ведь жив ещё. Настроение бойкое. Хлопочет. Вселяет в свою приятельницу оптимизм. Хлопотливый старик. Хлопотливый мир. Мир сам по себе. Безбожный мир...
У Смоктуновского в «Живом трупе» Венгерова есть роль Гения: «Жалкие людишки. Копошатся. Хлопочут. И не понимают... Ничего не понимают».


Поездка
От Волхова до Новой Ладоги дорога идёт по высокому берегу Волхова. Деревни на том берегу. Дым из труб. На обратном пути другого масштаба дым. До небес, закрывая солнце. Это алюминиевый завод. Непроницаемый туман со стороны ГЭС. Бочоночки-башни крепости в Старой Ладоге. Из серого камня. Кирпичные постройки и забор бывшего монастыря…
Рассуждения бизнесмена за рулём «восьмилетнего» BMW. Из тепла и скорости комфортабельного автомобиля, запчасти и бензин для которого стоят дорого, этот проезжаемый мир так и просится в суровые руки предпринимателей. «И у нас найдутся человечки». Это в смысле прочистить фарватер аж до Новгорода. Японцы, мол, вызывались, да им не дали. И с аквалангами нельзя. И монастыри не отдают под туризм оборотистым людям. «Молодым, энергичным командам». BMW надо содержать и кормить. В BMW тепло и уютно в сравнении с «Волгой», в которой либо ноги мёрзнут, либо стекла замораживаются. BMW это класс. «Это классика». И есть вековечный мир за стёклами. Деревянные дома, картофельные участки, огороженные кольями, дым столбом над трубами, лодки на улицах у ворот перед домами, старые кирпичи монастырей. И снег, искрящийся снег кругом. Аккуратный чистый снег в морозный солнечный день. Как всё это соединить? Жить здесь, кататься по морозу в хорошей машине, чем-то занимать свой мозг, свои руки, свою молодость. Соединить несоединимое? Надо выйти наружу на тридцатиградусный мороз, пойти пешком по этим убелённым улицам, так, чтобы пар изо рта, холод до костей. Быстренько пробежать в тоненьком пальтишке от работы домой в один из этих деревянных, невидных, обыкновенных домов. Как эта молодая женщина, прошедшая мимо. Она уже все заранее  увидела. Мужиков в машине. Не местных. Но её это не касается. Она проходит быстрой мелкой походкой. Она сейчас пройдёт, и мысли её переменятся. Переменятся на свои заботы, на жизнь в этом замёрзшем городе…
Хозяин BMW ещё долго не будет знать, как подступиться к этой идущей без его участия жизни, как сковырнуть этот мирок, как заставить его работать на себя и на свой BMW.


Бодрый народ
Утром народ бодрый. Даже старушки. Даже очень древние с  виду. Все на улице. Все здесь. Все, кто смог подняться с постели. Квантовый скачок. Переход с орбиты на орбиту. У кого хватает на это энергии, тот тут как тут. Спешит. Сгустком энергии, воли, устремлённости. В это бодрое морозное утро.


Шофёр
«Покорность телка». Как это быстро в нём прошло! Быстро учатся «испорченности». Тихий деревенский мальчик есенинского типа. Что с ним сделалось! Из скромного стеснительного парня сделался тёртым калачом. Это в лице. В туповатом шофёрском лице.


Ужин в «Арагви»
Ужин в «Арагви»... Потому что они весёлые и остроумные физики… А N. грустный лирик. Он  не тянет на другую жизнь.


Упакованный
Ему кажется, что он «упакованный». Этому седому уже мужчине. В замшевой, «не просто так сшитой» куртке, в ушанке с замшевым верхом... И в толстых, как хоккейных, перчатках. С дипломатом в руке.


Дядя Коля
Это дядя Коля. У него добрая неунывающая жена. Поэтому дядя Коля спокоен, прост, ко всему приспособлен. Идёт себе на работу и ни о чём не думает.


«Ливиз»
Он давно развёлся, уехал в большой город. И теперь он бодр, себе на уме. Его очень трудно достать. Он входит в магазин «Ливиз».


Пенсия
Праздные, болтающиеся... Пенсия. Можно ходить по улицам. Накапливать революционную ненависть, заглядывая в витрины дорогих и не очень дорогих, да и обыкновенных магазинов. Не успеть уже разбогатеть, не понять уже эту аквариумную - за огромными сияющими чистотой стёклами, жизнь. Запустили этих молодых, серьёзных, довольных собой рыбок, торгующих сотовыми телефонами, компьютерами, парижскими модами... Чёрная хозяйственная авоська с пластиковым пакетом внутри надувается ветром, крутится в руке. Можно пойти туда-сюда, потом по другой улице вернуться домой. И что дальше - непонятно. До вечера. Вечером есть, чем заняться. Вечером можно посмотреть «аналитическую авторскую программу» Доренко, потом Киселева по НТВ. «Все они, конечно, сволочи. И доренки и лужковы с примаковыми...»


Школьное баловство
Вот чем кончается баловство. Вечерним стоянием на нетвёрдых ногах. Тёмным слякотным вечером. На Лиговке. Компания грузчиков с соседнего склада. Что-то они не очень веселы. Тоскливые разговоры. Неказистые работяги. Им хватило только по бутылке пива. Поэтому разговоры их умеренно хвастливы, как-то повествовательны. Тоскливые репортажики о своей жизни и работе. Разговор без градуса.


Помирились
Какая-то робость. Они только что почти помирились. Сделали каждый по несколько шагов навстречу друг другу. Ещё не до конца прошло отчуждение. Но они оба боятся что это, ещё хрупкое, примирение вдруг от неосторожности разрушится. Они идут рядом и ничего не говорят. Она несёт полиэтиленовый пакет с какими-то короткими темными сосисками, у него в руках хлеб. Они придут и будут молча есть на кухне эти продукты. Будет хорошо молчать в тихой квартире. У них ещё никого нет. Только они. Только он и она. Тишина самого начала. Тишина предыстории. Как сон.


Фарфоровая статуэтка
Немолодая трогательная пара. Невысокие, полненькие, как глазурованные фарфоровые фигурки. Он ведёт её, держа за пальчики, как курочку за крылышко. Она идёт, чуть отставив назад полненький задик, полуприкрыв глаза.


Невинные
Невинные как дети. Война. Так надо. Они остаются  простодушными и наивными. Как Алёша Скворцов.


Внешность
Чистый, моложавый, здоровый, стриженый. Ему не шло говорить философского свойства выспренности. А главное - выбрит. Не идет философия к благополучному виду. Он живёт холодной непонятной жизнью.


Апрель
Не голод, конечно, а своеобразное чувство достоинства, самоуважения заставляет их быть активными, целеустремлёнными, бодрыми. Нормальному человеку не хочется чувствовать себя нищим. Он должен по мере возможности тянуться к преуспеванию. Даже если кажется, что всё выскальзывает из рук. Ему хочется всего. Быть широкой натурой, гостей принять как следует, бедным помогать. И не трястись над каждой копейкой. Он выпячивает грудь, старается изобразить на лице достоинство, независимость, сосредоточенность, а не унылое лошадиное усилие... Вот он идет. Вон тот. С рюкзаком на плечах и с рулоном полиэтиленовой плёнки для парника в руках. Апрель. Пора.


Седые и трезвые
О чём они? Седые. Замученные бестолковой работой и жизнью. Всё к своим сорока-пятидесяти порастерявшие. Как смешны эти ещё не старики. Трезвые, без горения, без поглощенности делом. Делом, достойным их седин. Праздные, с неопределенными планами на вечер и на всю оставшуюся жизнь. Есть их «работа», служба, с её мелкими суетными проблемами и недоразумениями. О ней они сейчас и говорят. Со скучными лицами. О чём они?


Петрович
Пётр Петрович. С брюшком. Ну, уже ведь и возраст! Аккуратно подстриженная голова совсем седа. Держится спокойно. Но даже по внешнему виду можно сказать – от него уже ничего почти не зависит. Жизнь месила, месила его… И получился из этого месива вот такой человечек… Кто-то всплакнёт о нём. Но больше будут думать о тех хлопотах, которые он доставит. Тихоголосый, седенький дядя Петя с брюшком.


Каково им?
Каково им? Только что приехавшим. Выгрузившим вещи из багажника красных «Жигулей». Войти в комнаты, давно не проветриваемые, нагретые солнцем, пахнущие забытыми родными запахами, которые начинаешь узнавать под тонкой завесой запахов пыли, побелки, рассохшегося дерева мебели. Комнаты, в которых давно не были. Ощутить себя дома. Среди знакомых книг, предметов, поворотов коридора... Нарушить тишину пустой квартиры. Включить воду в ванне и на кухне, поставить чайник на плиту... Ощутить на ногах свои домашние тапочки. Каково им? Ставящим букет сирени в вазу? Раскладывающим в холодильнике продукты из сумок. Присевшим в кресло с привычным расположением подлокотников. Можно поглядеть в запылённое окно. Видны высокие липы и вязы в Предтеченском садике. За металлическими прутьями решётки - скамейки со старушками. По дорожке прохаживается возле детской коляски некий папаша, поглядывая на окна дома. Тоже ведь и он о чём-то думает. Каково ему?


Учительская нищета
Скромная, с достоинством учительская нищета. Как писали в книгах о простых народных людях: одежда «старая, но аккуратно подлатанная и тщательно выстиранная». «Зарплата у нас скромная, возможности обновлять гардероб нет, вот и приходится… Стирка за стиркой…»


Того же
Всем хочется того же. Бросаются в жизнь. Бесстрашно. Или бездумно. Ничего не боятся. Семья, дети... Всем хочется того же.


Система
Оздоровился. Он думает, что из-за системы Тюлькина. Придерживается неких оздоровительных принципов, главный из которых – «не брать в голову». А на самом деле все дело в свободе, которую он обрёл, разведясь со злой вредной женой и живя с молодой, лёгкой, «не берущей в голову» подругой. «Все стало легко и приятно».


Для счастья
А ведь всем этим «утренним» людям не хватает для счастья всего-то по несколько бриллиантов. На брата.


Не замечающая…
Её видно из окна переполненного утреннего автобуса. Она смотрит куда-то в сторону. Красивая, лёгкая, свободная. Не замечающая мира вне её сосредоточенности. Всё самое разное происходит на тех же самых улицах. Как это возможно? А то, что это возможно, - доподлинно известно. Эту отрешённость и незамечание сам иногда испытываешь.


Ссора
Эти пьяницы, рассердившиеся друг на друга. «Ну и ладно». - «Ну и иди».
У них или у их матерей есть детские фотографии. Вот им по семь лет. У них любопытные глазки, оттопыренные уши, они аккуратно причёсаны. На них тёмные пиджачки, белые рубашечки. В одной руке у них тощенький ещё портфельчик, в другой - букет цветов. А в портфельчике две тетрадки, букварь, деревянный пенал. В пенале лежат в разных отделениях ручка, карандаш, резинка.


Предъявление
Он показывал им брошюрку со стихами. «Так вы хотите знать, кто я такой? А вот посмотрите на эту страницу. Здесь и ещё вот здесь…» Пьяный поэт ты, вот кто. Хотя, конечно, без «предъявления» можно и не поверить».


Ценное умение
Он слушал старого знакомого. Прищурив умный глаз начальника. Он долго тренировался. Ещё даже не будучи начальником. Не перед зеркалом, естественно. Просто по внутреннему ощущению. Он это чувствовал. Ну, конечно, ещё иногда схватывал это, бегло взглянув в зеркало. Всё было в порядке. Всё на месте. Это ему помогало. Это ценное умение.


Уличные
Уже на улице он обнял её за талию, завёл весёлый разговор с ней и с её подружкой, которая ещё семенит рядом, надеясь, что и её пригласит этот кривоногий упитанный крутозатылочный малый в шортах.
Она покрашена в сине-чёрный цвет, выше его почти на голову. Ей и положено быть такой. Мод;листой. У неё  работа такая. «Ну и что, что на улице. Идти-то недалеко. Я люблю весёлых и ласковых. С ними легче. У нас как-никак весёлое дело. Творческое. Артистическое».


Ночью
Раздражённые парни. А чем быть довольным! Ночь, трезвость, улицы... Злоключения.


Уверенность
Изощрённая уверенность в собственной значимости, в том, что они достойны… Этого интерьера, этого шика и блеска. Видного в окно с «художественными» чугунными решётками. Видного простому прохожему с улицы. В доме с золочёной вывеской: «Банк».


Длинная история
Длинная история. Мама и сын. У них длинная история. Они проскочили… «Пройди опасные года, тебя подстерегают всюду, но если выйдешь цел, тогда…» Они – как уцелевшие в кораблекрушении. Держатся друг за друга. Боятся вдруг вспомнить всё в подробностях. Опять вспомнить. Они, слава Богу, зачем-то уцелели. Сын вернулся в дом. Поддерживает её грустную старость. Сын стал сдержанным, немногословным. Он часто улыбается чуть ироничной улыбкой. Мать крепко держит его за подставленный локоть, будто боится, что его сейчас у неё  отнимут. У них длинная история.


Потолок
Окна. Большая плохо освещённая комната с серым потолком. Здесь «тлеют медленно» их жизни. Они уже давно от всего устали. И от ремонтов, в том числе. Комнаты большие, потолки высокие, перекрытия деревянные, фонд старый. Жизнь какая-то узловатая, ломающаяся. Как сухая ветка. Потолки в этой жизни – дело тридцать пятое.


Колбаса
«Чем бы себя порадовать?» С тоскливым выражением лица толстяк с седенькой бородой ходит вдоль витрин с колбасными изделиями. Надо принять решение.


Выйдя из дома
Из темноты подъезда. На углу Графского и Фонтанки есть дом подъездом - в переулок. На дверях кодовый замок, а в подъезде темно. Из подъезда вышел гражданин… Он здесь живёт. Всегда видно, когда «здесь» живут, когда идут от себя. В выходной, очень поздним утром. Сыто, налегке, не спеша, будто нехотя, несколько в рассеянности, внушённой плотным завтраком, удовлетворением всех остальных потребностей и запросов организма. Который от этого до звона полон сил, но… Лениво. Можно бы и не ходить, и ещё подремать на плече заботливой подруги. Но надо. Пустяк – но надо… Белье свежее, костюм и ботинки вычищены, пальто приятно на ощупь. Подъезд чист – спасибо кодовому замку на входной двери. Утро, очень позднее, но ещё утро, бодрит, вид улицы радует. «Хорошо», - думает гражданин, сразу же по выходе из подъезда начиная переходить улицу, то есть Графский переулок. Вот он пошёл, пошёл в сторону улицы Рубинштейна, скрылся из виду и следы его затерялись в большом городе.


Рокер
Крутизна. Боевиковая суровость бронзового лица, абсолютная серьёзность, всамделишность. Крутой. Что могло сформировать его крутизну? Может быть, его огромный чёрно-никелированный пугающий маленьких впечатлительных детей мотоцикл? Вещи могут подчинять себе человека... Или мотоцикл появился позже? Как следствие?


Компания
Какая странная компания. Разновозрастная – от бородатого старообрядческой бородой мужика до юноши лет двадцати, разнополая… Сослуживцы. Что-то им мешает расстаться на перекрёстке тёмным вечером в предпраздничный укороченный день. Наверное то, предпраздничное, горячительное питьё, которое они употребили где-то невдалеке от этого перекрёстка в своём учреждении. Какие-то слова ещё не досказаны. Какие-то уверения во взаимных симпатиях, пожелания, последние откровения… Не расстаться.


Цветок
Может быть, её уже нет. Может быть, она уволилась. Или умерла. Ещё только в начале года устроилась через знакомую работать. Уборщицей. И вдруг умерла. А этот горшок с цветком в три пера остался. И старый тюль на окно в этой уборщицком полуподвале тоже она повесила. Всё это ещё на месте. Никто не тронул ещё после её рук. А её уже здесь нет. Цветок остался без хозяйки. Он жмётся посреди большого пустого подоконника, такой домашний на фоне тюля, как котёнок. Он не понимает этой жизни. Он недоумевает… А может быть, она не умерла? Только уволилась.


Гнезда
Лепят жизнь, как ласточка гнездо, повинуясь инстинкту, который ничем не вытравить. Как ни жалко выглядят иногда такие гнезда и их обитатели, как ни чудовищна их жизнь в своей неправдоподобной, непредставимой, невообразимой жалкой сущности, она ничуть не плоше миллионов других. В ней есть всё, что и у других. Иногда в уродливой, карикатурной, страшной, вернее пугающей хлипких интеллигентиков форме…
Дядя Ваня, Лёнькин отец, его вторая жена, их девочка, кривой трущобный дворик, уставленный дверьми...


Жизненные тайны
*
О чём думают все эти люди? На вечерней ноябрьской улице. Торопливые, лихорадочно озабоченные… Чем занят их утомлённый мозг? Это кажется какой-то страшно любопытной тайной. Но если озвучить их мысли, наверняка, мы узнаем нечто, для чего совсем не подходит торжественное слово «тайна». «Тайны мадридского двора», «тайна подземелья», «тайные помыслы»…
*
В жизни люди никогда не говорят что-то друг другу до конца. И будто этого нет. Раз не сказано.
Так жизнь не сериальная, не театральная устроена. Люди предпочитают так жить с другими людьми – не проговаривая что-то в отношениях до конца. Во всяком случае большинство людей.
*
Разговор о тайнах жизни.
Это тоже часть религиозного подхода. Подгонка реальности под то, что необходимо.
Что-то прячут и думают, что мир делается лучше.
Подгонка под ответ? В какой-то мере. Что-то знают о жизни в целом, что позволяет не разочаровываться и не отчаиваться по малейшему неблагоприятному поводу.
*
Тайны, загадки... Люди хранят свои тайны до самого конца. И спокойно к этому относятся.
Из-за наличия таких тайн и загадок картина жизни искажается. Ничему нельзя довериться на все сто. Всюду двойное дно, недомолвки, недосказанности, тайны, уносимые в могилу.
*
«Тайны жизни. Разочаровывающие».
*
Наверное есть такая жизненная закономерность. Всегда боишься не того, что следовало бы. Что-то вдруг вылезает. Всегда неожиданно. А то, чего ждёшь напряжённо и со страхом, проходит более-менее обыкновенно.





Всей семьёй
Хорошо иногда встретить людей, которые радостно решили, что можно жить бедно. Может быть, они даже и не думают об этом. Всё как бы естественно. Они весело идут. Всей семьёй. Их целое семейство. Таких. Мама, папа, «два сыночка и лапушка дочка». Весело идущие, весело жующие печенье из полиэтиленового мешка. «Едут и смеются, пряники жуют». У него довольно простая работа, на ней не положен радиотелефон. У неё… С квалификацией её работы возникают некоторые трудности. Ей тоже не положен радиотелефон. У неё  очень тонкая работа, эту её работу не пощупать, не взвесить… Для её работы не возьмёшь с улицы. Для неё  нужно долго и старательно учиться. И потом – надо делать постоянные усилия, чтобы не бросить её. Может быть, эта работа для неё  – единственный свет в окошке. «Если бы только выплатили за июнь…» Но они молоды, веселы, философического склада, легкомысленны… У них есть знакомые среди бардов, которые так прямо и поют… Они и сами так поют. У них дома три гитары. Самые дорогие предметы в их квартире. Вечерами они тихо звенят то тут, то там, «то вместе, то поврозь».
Возможность таких людей. Рисованных человечков. Они находят себе оправдание в этом жанрово чуждом им мире. Они есть. Несмотря ни на что.


Фабула
Они встретились, гуляли, целовались, поженились. У них родился сын, потом дочь, потом ещё сын. Старший сын пошёл в школу. Он учился хорошо. Потом они получили новую квартиру. Незаметно пролетело время, вот уже старший сын кончил школу, а другие дети ещё учились. Старший сын поступил в институт, встретил девушку, они долго гуляли, целовались и решили тоже пожениться после института. Впереди у них была ясная интересная жизнь.


В парке
Ему под пятьдесят. Он не спеша идет по парку с работы. В лице нет никакой «целеустремлённости». Вроде как, можно не торопиться. Нет в нём и той детской озабоченности шахматистов, доминошников или «соображающих» со скамеек.
Мелкие пруды. На дне, под толстым стеклом прозрачной воды – ещё не успевшие почернеть листья. Деревья почти голые. После ночного дождя воздух перенасыщен влагой. Может быть, это форма обессиленного, отуманенного дождя.
Одиночество мужчины идущего по парку. Его жизнь представляется, как некая пьеса. Бормочущие, двигающиеся как заведённые герои этой пьесы. Они все сразу на этой сцене, каждый со своим, не замечающие друг друга. Они из его мыслей, из его разновременных воспоминаний. Они все составляют его внешнюю жизнь. На их фоне, на фоне их бестолковых и бессмысленных бормотаний, хождений туда-сюда совершенно очевидным представляется, что они не могут составлять всю его жизнь.
У него однокомнатная квартира. Какая-то маленькая, несерьёзная для его комплекции, возраста и некоторой как бы даже начальственной солидности. Надо вечером приготовить ужин. Потом газеты пополам с телевизором.
Тёмные окна, отражения в оконном стекле. Жизнь со стороны. Она как бы чужая. Её спокойно можно объективировать. И это не представляется уже страшным.
Может быть это такое кино («не для всех»). Мало ли таких - одиноких, молчаливых, не вовлечённых...


Стильное кафе
«Стейкхауз». Что такое? Кафе? Правильно. В глубине бело-кафельного стильного, прозрачно подсвеченного кафе за столиком с тонкими металлическими ножками на соответствующем стуле сидит культурный новорусский и ест что-то левой рукой. Или в правой руке у него нож, и он, действительно, культурный, или он левша.
Хотите стильно покушать? 


Сын
У неё  сын рэпист. Судя по штанам. Она покупает недорогое печенье и полкило «Коровки». У неё  нелегкая жизнь. Норму стало трудно вырабатывать. Губы сжаты в непрерывном волевом усилии. Муж уныло смотрит на неё со стороны. Она рано постарела. Её можно принять за бабушку рэписта. Судя по штанам.


Соприкасаются…
Как они соприкасаются со страшным, с непереносимым... Когда их видишь не в служебных ролях, а в общечеловеческих... Подмена взаимоотношений. Человеческого - на служебное… Служебная шкура и человеческое, плотское нутро.


Происшествие
«Я его знаю, я его знаю...» - всё повторял гнусавым голосом полупьяный местный бомж, заходя то с одной, то с другой стороны. Но его никто не слушал. Всем было и так всё понятно. Без бомжа». \


Питерские
Питерские тяжёлые алкоголики. Они не веселы. Это не весёлое занятие. Это тяжелый, вредный для здоровья труд. Поэтому они так медленно и напряжённо ходят, держась друг за друга. И их одутловатые лица страдальчески растерянны. Как им тяжело!


Дети
Те полусумасшедшие из парка - Голуба, Челентано... Это не повзрослевшие дети. Они однажды решили заниматься в жизни только тем, что им нравится, например, играть в шахматы. Или в теннис. И теперь только этим и живут. Не повзрослевшие, но постаревшие, как и все.


«Жигули»
Кто-то катит свой заглохший «Жигуль» по дороге вдоль длинной девятиэтажки. Старается. Преуспевать. Не отчаиваться. Надеяться. «Зато машина есть».


Жизнь по «легенде»
Она всем рассказывала, что выгнала своего мужа-пьяницу, что ей и её ребёночку никто не нужен... Её согревала весёлая и бесшабашная мысль о том, что она испытывает нежность к одному очень «занятому» человеку. Потому и «весёлая», потому и «бесшабашная», что человечек этот очень «занятой»... Жизнь по «легенде».


Совпадение
Бодро идёт к расписанию автобусов. Твёрдой походкой, с неколебимо уверенным лицом. Уверенным в чём? В своём понимании происходящего. Может быть, у него всё в жизни всегда «совпадало». Задачки, ожидания, предположения, расчёты, расписания... И в самом деле, через минуту подкатил автобус. И «несовпадабельный» N. воспользовался этим и тоже сел в автобус.


Научился…
Научился так ходить, так «выступать», так подавать самого себя... Но потом это как-то не понадобилось и забылось. Это вообще редко кому пригождается… Актёрам кино... На роли «крутых».


Надоела
Виснет у него на плече и зудит, зудит. С милой улыбкой. Перевоспитывает. Его! Крутого парня! Боевого, компанейского... Надоела… Но ещё какое-то время он потерпит.


Если…
Бомж Алиса. Истовая. Во всём. И в сборе бутылок в уличных урнах. Сосредоточенная. Может быть, она составит схему обхода района. И будет делиться добычей с теми, кому не повезло. И будет добиваться справедливости, если какой-нибудь агрессивный коллега будет обижать другого. И пить научится. Потому что так надо «для работы». И в глаза «чистой» публике будет смотреть с достоинством и вызовом. Будет немым укором. Будет нести свой крест с каменным терпением, неколебимо. Пока всё не кончится как-то само собой.


Кажимость
Он кажется многим глуповатым, но он не обращает на это обстоятельство внимания. Он себе представляется оригинальным. И пусть ещё докажут, что они умнее. Он их игнорирует. Будто их и нет. Будто они не высказываются по этому поводу в его адрес. Это такое уверенное знание себя. Ничем не собьёшь. Пусть хоть лопнут от возбуждения.


Контраст
Вышли из дверей учреждения… Красивые, улыбаются, довольные собой и миром вокруг... А эти? Они в высоких резиновых сапогах, оранжевых дорожных жилетах, грязные и усталые. В восемь вечера. Что-то им надо ещё тащить, поднимать, ставить на место… Они даже отвернулись от этих – щебечущих, свеженьких, красивых, одна беленькая, другая брюнетка. Их сейчас будут подвозить на красном BMW.


«Простолюдины»
«Простолюдины» образца конца ХХ века.  Простые всё лица. Невыдающиеся. И одеты плохенько, и идут к метро или на троллейбус. Будут там толкаться, наступать друг другу на ноги, виснуть на поручнях, глядеть в  простые, угрюмые, туповатые сами по себе и от забот и усталости  лица своих соплеменников, современников и как там у Л. Гумилёва называются люди с одинаковой судьбой? «Конвиксники»?


Гармоничные люди
*
Есть совершенно гармоничные люди. Откуда-то гармония берётся в них! Возникает, подпитывается, возобновляется после неизбежного в нашей жизни зломыслия.
Можно всю жизнь быть в поисках секрета этой гармоничности.
Ищешь гармонии, а пишешь о чём-то противоположном. Пугаешь своё воображение и одновременно ищешь островки гармоничности в море хаоса. Спасаешься от хаоса.
*
Красивые, гармоничные люди. Семейство режиссёра, показанное в передаче «Пока все дома». Улыбчивые, доброжелательные, оптимистичные люди. Вспоминая их, становится как-то совестно быть не таким, как они. Писать не о том. Писать «не из такого», как они. Писать с другим зрением, с другим пониманием, с другим ощущением, с другим отношением… Его фильмы. Они – продолжение его бытовой жизни, его отношения к молодой жене, родственникам, ко всему в этом мире. «Виртуальная» - с зеркалом во всю стену, квартира - штришок, дополняющий картину, подтверждающий правильность впечатления... Водевильное отношение. Так проще. Так здоровее. Так разумнее… И ещё многое можно придумать в подтверждение «правильности их выбора». Играючи. Красивые ребята. И возразить нечем…





На природу
«Едут на природу». Разбиты попарно. Но только слегка. В первом приближении. Робко ещё. Неловко. Наивно. По первости. Та, что напротив, сидит тонкими, голыми в шортах ногами в проход между рядами. У неё  волнующий чем-то голос. «Лаврики! Ребята, какое поэтичное название!» Она симпатичная. Начинает несерьёзно препираться со своим, надо полагать, парнем: идти ему курить или нет. Парень будто ждал от неё возражений. Ему радостно-приятно, что она к этому имеет, показывает своё отношение. Он даже легко-покорно соглашается, что, да, курил десять минут назад и может не пойти сейчас. Ещё совсем мальчик. Девушки кажутся взрослей. Однокурсники. Молодо, здорово. И жизнь хороша. Ни одного тёмного облачка. Каникулы же! Всё! Теперь до осени без проблем. Девушки переглядываются. Кто из них лучше? Парни смотрят на девушек...


Нищета
Нищета. Но нам ещё до них далеко. Мы ещё платим за квартиру и свет, покупаем пасту и туалетную бумагу.


Не пожалеть
«Им не хватило любви». По-другому не объяснить. Они идут, глотая сигаретный дым, несчастные, какие-то сморщенные, блеклые… Стыдятся самих себя. И не знают, что делать, как дальше жить. Но в то же время считают, что у них всё в порядке. Ещё и смеяться будут, если их пожалеешь.


Поцелуй
Наклонили слегка головы, чтобы носы не мешали поцелую. Но потом вдруг опомнились и поцеловались коротким приятельским чмоканием.


Буфет
«В буфете прохладно, как в подвале. Орёт динамик. Говорят о «трудовой аллее» в Комсомольске-на-Амуре, по которой люди идут на работу как на праздник.
…Посетителей нет. Буфетчица - за стеклянным холодильником. Её не видно. У окна сидит уборщица или посудомойка и смотрит на улицу.
Ждёшь, что кто-то из них ругнётся по поводу «трудовой аллеи». Но они молчат. Не воспринимают, не пропускают через осознание. Или им лень».


Молодые
Он катит перед собой коляску. Она идёт рядом, сияет и счастливо смотрит в лица прохожих. Похожа на первоклассницу после первых дней учёбы.


Сосиски
Маленькие хитрые сосисочки в полиэтилене... Громко стучат каблучки... Она знает, что покупать. «Пусть будут подороже…» Но с мясом, а не с туалетной… Она будет их экономно кушать. «И пошли они все…»


Грустные портреты
*
Рисунки. Серия. В одной манере. Некрасивые, даже очень некрасивые лица. Только глаза у них живые, в них тоска, недоумение, напряжение мысли...
Как живут люди с такими лицами в реальности? Вот так и живут - как персонажи этой серии  рисунков. Разговаривают, обнимают друг друга, гуляют, встречают друзей... Все как у всех, всегда.
Эти художественно искажённые в некрасивость лица приучают сочувственно, как к себе, относиться ко всем людям, в том числе, к людям странным, некрасивым, пугающим, отпугивающим при первой встрече.
*
Небритое загорелое лицо с седой щетиной. Тонкие растресканные губы. Резкие складки у рта. Этот рот наверное не один стакан заглотил. И немало гадких слов произнёс на веку своего хозяина.
*
Что время делает с комсомолками!? Один только голос. От прошлого. Из прошлого.
*
Идёт, вспоминая обиды. Они одна за одной всплывают красными пятнами на увядающем лице. Безнадёжность характера. Свершённость судьбы. Всё уже произошло. Жизнь только ещё не кончилась.
*
Не маленькие, а просто какие-то приземлённые, компактные, как комодные  статуэтки персонажи. Карикатурные, утрированные, схематичные. Иллюстрации к книжке Гоголя, изданной в 19 веке. И это не обманчивая внешность, это соответствие внешнего и внутреннего. К ним смешное отношение.
*
Клочковатая борода, исхудавшее лицо, большие глаза. Раскольников... Она вывела его погулять. Нормализация. «Нельзя так жить». Он послушно и старательно идёт рядом с ней, осторожно ступая по разбитому асфальту.
*
Им тоже надо быть кем-то и какими-то. Этим прапорщикам с унылыми лицами каптерщиков, солдатских притеснителей, мелких бесчувственных злодеев. Они и сами себе не нравятся. Своими безгубыми, словно обгоревшими, угреватыми лицами, маленькими печальными глазками, тоскливым бызмыслием своего сознания, всё время будто угнетённого, завинченного, упакованного, неудобного и непрактичного.
*
Он похож на пирата. Грубо-мужественное лицо, рыжий, с клочковатой бородкой, растущей из подбородка. Ему скучно на этой обыкновенной улице с обыкновенными прохожими. Условности нашего обывательского мира выводят его из себя. Особенно правила уличного движения. Он никогда ничего не боялся, разговор у него был короткий. Никто не смел ему слово поперёк сказать. А тут эти мозгляки на каждом шагу, ходят, уткнув носы в воротники, толкаются. А то ещё начнут спрашивать что-то. «И не боятся. Подходят близко. Так что становится слышна их вонь. Мерзкие твари».
*
Они ещё не успели потерять своё божественное лицо – лицо, доставшееся им от Г.Б.
Как уже потеряли лицо эти немолодые тётки. Что-то неприятное, злое, тоскливое пробивается из их нутра  на поверхность.
Это история Дориана Грэя. Но в их случае необязательно совершать что-то злодейское, что-то очень ужасное. Достаточно того, что есть в повседневной жизни – злых мыслей, неверия, лени, эгоизма, бездумного существования, озабоченности чем-то не очень духовным...
Все это подтачивает, затирает, искажает Божественное в лице.
*
Мужику, может,  лет сорок пять. Идет с десятилетним сыном.
У мужика трезвое лицо пьяницы со стажем.
В трезвости отчётливо понимаешь, что ничего лучше и интересней этой мокрой, грязной улицы не будет.
*
Спокойные, углублённые в себя лица людей с улицы. Предоставленные самим себе. Может быть,  поэтому спокойны. Нет раздражителей, нет отношений… Вот и у бомжа спокойствие на опухшем, синюшном, в засохшей крови, грязном лице.
*
Это он младенчестве. И через 47 лет узнаешь этот кривящийся полубеззубый рот, вытаращенные глаза... И взгляд… Какой? Прячущий человека. В глубине глаз затаилось это глядящее существо. Все видимое, внешнее  почти не имеет отношения к этому затаённому существу. Вот так странно!
*
Может быть, когда кончается молодость, тогда и проступает, проявляется истинное лицо?
Маска сползает. Маска молодости.
*
Не старый ещё мужчина о чём-то разговаривает с молодым человеком у Предтеченской церкви. Может, просит вспомоществование. Хотя одет чисто, и не похож на бомжа.
Всклокоченные длинные волосы с проседью. Такая же мужицкая борода. Мясистый нос. Лицо выпивохи.
Всем видом будто говорит:
«Какой я мельник! Я ворон, а не мельник!»
*
Человек из джипа. Со свирепым выражением лица на изготовку. Всегда готовое, всегда под рукой.
Маска. Может быть, только во сне свирепость смягчается?
*
Такое лицо у этой грустной монголоидной узбечки, будто она уже начинает о чём-то догадываться. Прикидывает так и этак, и ничего хорошего не просматривается.
*
«Хабалка!»
Что-то же надо было подумать!
А ещё удивляется, почему люди «портятся»!
Почему же они портятся?
Почему ж им не портиться!
Все портятся.
«Скоропортящийся товар».
И тот, кто ничего другого не может подумать о этой женщине с испитым лицом, с цигаркой во рту, тоже наверное испорчен. Раз замечает только такое в жизни.
И определяет с такой определённостью!
*
Жизнь его уже обработала. Отдраила, пропесочила, выстирала, выжала...
Теперь он – осунувшийся, бледный, потерянный... На лице – утомление и уныние.
*
Женщина в «Ашане».
Неважно уже ни для кого, сколько ей лет. И ей не очень это важно.
За шестьдесят наверное.
Сидит у выхода на каком-то приступочке и ест булку, запивая кефиром или молоком.
Её будто потеряли в этой жизни.
Она предоставлена сама себе.
Может быть, уже и мужа нет. А были ли дети?
И она не может пожаловаться. Её никто не поймёт. На что она пожалуется?
На то, что жизнь почти прошла. На то, что никого у неё нет. Даже собаки!
Вот она доест и допьёт, смахнёт крошки с одежды и пойдёт домой.
На улице уже темнеет. Беспросветное питерское небо.
Оно одно на всех.
*
Дожил со своей недоделанностью до старости. Уже и мама его, которой всё в нём нравилось, в том числе и его недоделанность, умерла, а он всё не менялся. В память о маме.
*
Дворовые подпорченные девчонки. Без особой красоты, прокуренные, недоучившиеся, вялые, равнодушные. Выберут в жизни что-то под боком. Какой-нибудь продмаг...
*
Разбитое в кровь лицо сохраняло спокойствие.
Может быть, это не совсем подходящее слово? Может быть, сохранялась «тупость».
Отключённость обычных человеческих реакций.
Человек в стадии бомжа.
*
Бомж похож на Дерсу Узала из фильма Куросавы. Маленький, короткорукий, бронзоволицый, давно не мытый, и глаза прищурены, но не от природы, а от алкогольной интоксикации. Ну, всем похож!
*
- Лицо скромное, а под глазом фонарь.
- Такое бывает на следующее утро.
*
«Надломленная женщина». Сидит на корточках у стены. Руками охватила колени. Лицо серое, обречённое. Будто её в самом деле переломило. Прямо здесь. Дождливым вечером у грязной стены.
*
По дороге с речки встретилась "скисающая" женщина. Женщина в возрасте скисания. Уже за тридцать, складки усталости у рта, угрюмость. Шла с ведром к корове. Наверное с работы. «Прашевала». Чем ещё заниматься женщине в деревне! Первая усталость. Ещё не потеряла своей полудевичьей фигуры, но лицо уже увядающее. Безнадёжность написана на нём.
*
«Надломленная женщина». Сидит на корточках у стены. Руками охватила колени. Лицо серое, обречённое. Будто её в самом деле переломило. Прямо здесь. Дождливым вечером у грязной стены.
*
Навевающее тоску плоское лицо. Как камень, омытый десятилетиями дождей, стужи, жары...
Помертвевшее лицо. Глаза, в которых навсегда поселились ужас и тоска.
*
«Глаза в кучку, нос-форштевень. Почти нависает над красным обиженным ротиком.
А ведь и обидели! Кто вот только? Природа?».





«На дне»
*
К этому хочешь – не хочешь проявляешь интерес. Становишься репортёром газеты «На дне». Изучать жизнь – изучать судьбы этих людей с мёртвыми лицами. Да так оно и есть. Судьбы, являющие собой самое естество этой питерской жизни. Естественный результат. Естественная, натуральная жизнь от пелёнок до того забора, под которым однажды их найдут бездыханными. Никто не утруждался специально, искусственно… Все само собой получалось. Из густого лиговского, питерского, дворово-босяцкого раствора. Интересно, это весело было? Было ли весело всегда?
*
Вот так синяки у них и появляются. Синяки, кровоподтёки… Тяжёлые, но как-то примитивно простые драки. Трое на одного. Поверженного. Кулаками и ногами. Утомительно тяжело. Может быть, этим кулако-молотильникам тяжелее, чем тому поверженному.
*
Этого раненого в голову бомжа уже встречал утром. В той же компании - в том же волочащемся, тихом, усталом составе. Весь день на ногах. Да ещё раненый. В голову. Да ещё с котомками на плечах. Идёт впереди, как командир части, выходящей из окружения. С боями
*
Нет переднего зуба… Ну и что? Может быть, при её образе жизни это неважно. Может быть, в её кругах так принято.
*
Эти люди. Они уже ничего не боятся. Они все на виду. У них всё снаружи. Совершенно открыты и откровенны. Проблема стыда их уже давно не волнует. Они должны заполнить тот промежуток времени, который им остался. Проблема заполнения. Стакана, дня, остатка дней.
*
Тут же пробует, не отходя от помойки. Нет, сперва нюхает.
*
Со всклокоченными бородами, суровые и страшные, как викинги. Может быть, злые духи забросили их в наше - не их - время. И они не могут найти себя в этой не их жизни.
О чем они думают? Не об этом взлетающем под «восточным ветром» мусоре. О чем-то другом.
Что-то тянет их по их жизням. У них внутренняя жизнь. А лица такие смертные.
*
«Угостите сигаретой бедного бомжика!»
Бывают ли некурящие бомжи? Берегущие здоровье.
*
Бомжиха. Это для неё уже не проблема. И то, и это...
Это уже качественная определённость. Это уже перестало быть проблемой.
*
Помоечник нашёл зеркало и сразу в него посмотрелся.
Наверное проверил качество.
*
Бомж! Её выдавал странноватый блеск глаз и ещё отсутствие у её мужа переднего верхнего зуба.
*
Наклоняются, изучают обочину вдоль длинного забора, приглядываются. Бомжеватая парочка.
Не иначе ищут окурки сравнительно длинные - годные для докуривания.
Курить-то хочется.
*
Восемь десять утра. Сквер, скамейка, два бомжа. Ядрёный лимонад в большой бутылке. Чтобы перебивал запах вкус и цвет.
*
Машина. Новая, ладная, тёплая, полная животворящего бензина...
И на её фоне - замерзающие бомжики со сплющенными пивными банками в полиэтиленовых мешках.
*
«Там снегу по колено», - из разговоров двух бомжей.
Погода слякотная, мокрый снег превратился в объёмные неутекающие лужи. Вот бомжикам и приходится искать броду в их старых дырявых кроссовках.
Проходишь мимо, идёшь своей дорогой.
Думаешь о том, какая часть предложения словосочетание «по колено».
Практически это знать ни к чему. И все же.
*
Бригада бомжей зашла в подворотню и двинулась к помойке. Работа! С самого утра!
*
Бомж с запахом. В крайней степени потери человеческого образа.
И мимо прошла девушка. Ухоженные ногти. Некоторые жёлтые, некоторые зеленоватые.
*
Как-то немного удивляешься, когда бомжи говорят друг с другом. Бывает, что на отвлечённые темы. Они помнят слова из другой для них жизни.
*
Он дождался, пока мимо пройдут прохожие. Ни впереди, ни сзади – никого или достаточно далеко. Вот и М. почти прошёл мимо. Тогда бомж попятился как-то, оглядываясь по сторонам, потом присел и поднял недоеденную булку в целлофане.
Стесняется вкусные вещи поднимать.
*
Опрос бомжей. Как они дошли до жизни такой? Что с ними приключилось? У каждого наверняка найдётся своя непохожая история. Или похожая, но всё равно своя.
Книга получится наподобие книг Алексиевич про войну.
*
Разговаривают два бомжеватых  с виду дядьки:
«Я вообще не смотрю телевизор».
*
«Юная бомжиха».
*
ТВ. Бомж Андрей. Примериваешь будто, помимо воли, его обстоятельства на себя. Осваиваешь характер движений, особенности поз, выражение лица. Осваиваешь то терпеливое, врождённое, природное – российского происхождения (несмотря на немецкую фамилию Андрея, по которой он собирался эмигрировать в Германию), что спрятано в его взгляде. Осваиваешь это отношение к миру, к своему положению в этом мире.
Холодный мир, сумрачный зимний  город, грязный раскисший снег, потерянность…
Почему-то зацепился за это. Сверяешься с этими ощущениями. Когда они в тебе, это как-то помогает. Переносить. Холодный мир, сумрачный зимний  город, грязный раскисший снег…
*
«Бомжует». То есть может не быть бомжом, а просто бомжевать, вести этот специфический бездомный образ жизни.
*
«Бомж-пророк». Такой типаж. Довольно редко, но встречающийся.
*
Спит на скамейке бездомный. Спит на правом боку.
*
Простой наивный бомжик. Стоит со своей протянутой ладошкой со с ранья.
Народ торопится на работу, а он…
*
Бомж нашёл алюминий.
*
Бомж спит на газоне. Как ему не чешется! Как чесалось бы в таком виде всем обычным людям из квартир!
*
Бомжи дежурят у помойки.
Дежурные бомжи.
*
 «Удачки вам отработать», - неожиданное, ничем не спровоцированное приветствие этого женскополного существа бомжеватого вида.
М. замечает, что частенько смущает своим офисным видом деклассированные элементы. Вид спешащего на службу человека в белой рубашке и в галстуке  наводит их на грустные размышления о собственной потерянной судьбе.
*
В солдатских ботинках, в грязной одежде защитного цвета, с рюкзаком на спине молодой бродяга.
Не скажешь бомж. И все же бомж. Грязно-загорелый, с редковолосой бородой – такой, какая отрастала у кубинских партизан. Барбудос!
Бродяга, бомж, барбудос. И всё на «б».
*
Лохматый бомж с землистого цвета лицом, с марксовской бородой и курчавой шевелюрой. Еле ноги переставляет. Хочется ему подать, но ведь бесполезно! Ему уже ничего не надо. Во всяком случае, пока. В данный момент.
*
Она поджидает приятелей у помойки.
Он идёт с грузом банок. «Как успехи?»
Удивляет обычность и нормальность общения, хотя чему удивляться! Всюду жизнь. На любом социальном горизонте.
Встретились коллеги по цеху. 
 «Коллектив бомжей», «коллектив тряпичников» с блошиного рынка…
Сразу, стихийно выстраиваются отношения внутри этих «коллективов», как ни нелепо употребление этого слова в применении к ним.
Коллеги по цеху. Работают на помойках, на улицах.
«Помоечный цех».
*
«Бомжовое сообщество». Они живут в своем мире, не замечая весь остальной мир.
*
«Усенко! Ты куда?» - окликнул бомж бомжа.
У них и фамилии есть!
*
Бомж мирно на лавочке полистывал глянцевый журнал.
*
Бомжовая жизнь. Одеться для бомжа не проблема. Сэконд-хэнд - на любой помойке.
Вот этот, к примеру, обзавёлся кителем авиационного майора.
Его товарищей это веселит.
*
Бомжики.
- Погоди! У меня есть для тебя что-то хорошее.
- Что у тебя может быть хорошего?!
- Нет, у него есть хорошее. Говори! Говори!
*
«Бомжовое сообщество». Они живут в своём мире, почти совсем не замечая весь остальной - большой - мир.
Подглядывают за ним, конечно, но чувствуют непреодолимость  между собой и «домашними» людьми.
Кажется почти невозможным переход из этого «придонного» мира в обычный.
Не похоже, что они от этого сильно переживают. У каждого своя жизнь. Каждый, наверное, чувствует, что он пришёл к этой жизни закономерно и заслужено. Каждый как-то себе объясняет происшедшее с ним. И оправдывает.





Пётр и Павел
Бородатые бомжи просидели всё тёплое время года у часовен Предтеченской церкви, что на Лиговке. Один с бородой лопатой, у другого борода круглая. Как у тех скульптурных Петра и Павла, что стоят в нишах по сторонам  ворот-колокольни. Пётр с ключом - слева, Павел с мечом - справа… У круглобородого бомжа протестантская, из бесплатной раздачи на конференциях иеговистов библия. Оба «стража» ворот  не старые ещё. Но какие-то отрешённые. Наверное, можно существовать такой свёрнутой жизнью. Отрешённой даже от лазания по помойкам.


Рубль
Маленький бородатый пьяница на остановке. Попросил пять копеек. «Выпить надо». «Ну, дай рубль. Ты только не обижайся…» Сорок один год на ЛАО токарем. Пять лет на пенсии. «Подарили телевизор, всё такое…» «А пенсия раз в месяц. Ты только не обижайся». «На работу не берут. Пью. А пенсия раз в месяц. А выпить надо. На еду хватает, а выпить надо. Ты только не обижайся». «У меня пенсионное, и что инвалид, и что блокадник… А поехать некуда. Не хочется и некуда. Я сорок один год на ЛАО токарем. Ты только не обижайся».


Больной
ПНИ. Больной что-то перекладывает в мусорном баке. Он серьёзен, сосредоточен. Иногда взгляд его скользит куда-то за забор учреждения. Но он не видит и там ничего. Идёт мелкий дождь. Рассеянность на его лице. Грусть даже. И так можно сказать. Но ведь он больной. Чем такие, как он, привлекают внимание? Может быть тем, что их жизнь упростилась, тем, что она обнажена своей определённостью. Упростилась и кажется поддающейся анализу.


Напитки
Простой парень Юра. Пьёт всё, что горит. О выпивании некой жидкости для волос: «Вытряс бутылочку в стакан и заглотнул. Потом всё перед глазами замутилось, и я отрубился. А однажды мой сосед, моряк, встретил меня и говорит: «Выпить хочешь?» Я говорю: «Хочу». Пришли к нему, он мне даёт такую пенную жидкость в флаконе. «Бутилат», что ли? Поджигал – не горит. Потом отхлебнул чуть-чуть, а она такая скользкая, пенная, и выплюнул. «Ну её, - говорю, - к чёрту. Она не горит. Как ты её пьёшь?» – «А я от неё  балдею».


Обиженная
Обиженная на всю жизнь. Молодость, школа, техникум, несостоявшееся замужество… Она беседует с молодой, правильной, удачливой мамашей. Расспрашивает её о школе. Правильно ли, справедливо ли им ставили оценки? Так подробно расспрашивает о делах, от которых она отделена, по крайней мере, тридцатью годами! «Так везде, да, да… Ограничения сверху…» Какие у неё  могли быть счёты со школой? Долгопамятные… Длинная предыстория её ворчливого, склочного характера.


Вовино горе
«Пять раз танцевал с девушкой. Скромная такая девушка. Всё уже слажено было. Договорились на завтра пойти в кино…» Вова вышел покурить. Забежал к себе, сполоснул рот одеколоном, чтобы не пахло. А девушка сбежала, ничего не сказав. Подумала, что Вова пьёт одеколон. «А я никогда не пью одеколон».


Паша
У него прозвище Паоло. Он как «подкеросинит», так делается каким-то зловещим. Сверкает золотым зубом, смеётся странным смехом, говорит гадости.


Расстройство
Шла в своём ещё полудетском расстройстве, не глядя на прохожих. И курила, и плакала, и расстёгнута была в мороз – всё сразу. Обиженно, резко, горячо, непримиримо, отчаянно… Бледное личико с красными пухлыми губками, заплаканные покрасневшие глаза…


Володарка
«А летом вообще только на хлеб тратимся. У нас всё под боком – картошка, морковка, лук, кабачки… В Володарке все всё с поля берут. Ночью в тишине только и слышно, как капуста скрипит, когда кочан отвинчивают».


Долго ещё…
Она его слушает. Ей уютно так. Не торопясь, под ручку, больше слушая, чем говоря. Предоставив ему слово. Возможность строить воздушные замки из разговоров. И долго ещё она будет внимательно его слушать, думать над его словами, пересказывать их в письмах к одной близкой подруге, живущей в другом городе. Долго он будет говорить, говорить…


Разбитые горшки
Пивной ларёк между баней и бывшей студенческой общагой. Недорытые канавы, останки каких-то стирально-котельных агрегатов, полусгнивший кузов «Запорожца» первого выпуска, ржавые трубы в старой изоляции… Людей «третьего» сорта сейчас здесь нет – пиво кончилось…
Давным-давно пройдена некая черта, за которой осталось только одно – ощущение разбитого горшка, третьесортности. Беспросветность. Отвращение к работе, халтурки, задвиги… Осколки, лоскутки того мира, который должен быть вроде где-то рядом. Третьесортная работа, третьесортная семья – двоечники дети, ворчливые глупые жены, зловредные тёщи… Бессилие и равнодушие… Как бильярдные шары мотаются в четырёх бортах, сталкиваются, живут почти механически, от забытья к забытью. Их мысли, слова, поступки так же бесхитростны как те бильярдные шары.


Гвоздь
Вся жизнь - ладная, неспешная, правильная… Как хорошо, в нужном месте забитый в новую доску гвоздь – аккуратно, по самую шляпку, ладно, уверенно.


На вокзале
*
Витебский вокзал. Три взвода новобранцев. Может быть после учебки. Отъезжали на 49-м, Ленинград – Брест. Нелепые, мешковидно-пугалообразные, заморыши, не смотрящие в глаза, с тоскливыми физиономиями, вчерашние школьники. Возле некоторых – родители и  девушки. Надзирают за ними два младших сержанта. Уверенные, ладные, расторопные. Тут же два артиллерийских капитана с украинским акцентом. Перед самой посадкой вдруг послышался звон рассыпанных денег, потом ещё и ещё. «Что это за растяпа?..» Это бросали из колонны. Чтобы вернуться в Ленинград. Некоторые бросали скомканные в шарик рубли. Колонна тронулась к вагону, а деньги всё звенели. Их подбирали какие-то малолетки.
*
Маленький одинокий кавказец сейчас поедет в большом бестолковом поезде в Архангельск.
*
Вокзал. Подвыпивший, неестественно оживлённый народ. Не можешь избавиться от впечатления какого-то общего неблагополучия этих перемещающихся по стране людей. Куда-то всё едут...





Ответственность
*
Она так говорит, потому что у неё  дочь на выданье. Она должна учиться находить общий язык с молодыми людьми, вероятными будущими зятьями. «А я вот смотрю в твоей книге… Многие вещи…» Она проявляет заинтересованность, она пытается обмысливать такие понятия, которые не домохозяйкиного ума дело. Ответственность жизни заставляет.
*
У него красивые дочки. Наивные, добрые, смугловатые, округлые лица.
Папа позвал одну из них, а обернулись, вопросительно глядя, - обе.
Может быть, стоило того? Взять на себя ответственность за их судьбы. Пройти, пережить с ними вместе сколько получится.





Этого хватило…
Он был скромным, рациональным, разумным, толковым, знающим, умелым… Этого всего хватило для того, чтобы стать электриком. На зеркальном заводе. В первом цехе.


Супруги
Деревянный разговор. Квантованные, будто напиленные бруски, выкрики, ругань. Без тормозов, не воспринимая оппонента, (то есть супруга). Супруги. Последними словами, жёстко, несправедливо, бессмысленно…


Конструктор Диникин
В коричневом берете, с пузатым портфелем. Давно его не встречал... Он как-то оболванено сосредоточен… А ведь у него тоже был какой-то план в отношении своего родного учреждения. И этой жизни вообще. Но всё это выродилось, просело, разъехалось, как стройность молодости.


Кооператоры
Люди из «Мерседесов» и «Тойот». Со стриженными затылками, в мешковатых костюмах. Кооператорами их обозвали в 85-м, чтобы коммунистам было не так обидно… «Кооператоры» со стриженными затылками в мешковатых черных костюмах сидят в «Тойоте» с открытыми дверями на улице Росси и чего-то ждут. Может быть,  они хотят «снять» парочку-другую балерин из училища имени Вагановой. Меценаты.


Пони
Мамаша с сумками и детьми. В каждой руке – по сумке и по руке ребёнка. Тянет их в садик. Очки, шляпка… Сзади длинный белокурый хвост. Она если и не лошадь, то, по крайней мере, пони.


Две пары
Две алкашеского вида пары. «Сашка, сегодня моя очередь с тобой спать. Скажи Светке, чтобы не приставала к тебе». Разнополые животноподобные существа. Во взаимном сближении полов (на почве алкоголя) почти сошла на нет природная брезгливость и стыдливость нормальных людей. Свои в доску. В шершавую, занозистую, гулкую на стук доску. Прихлёбывают пиво из общей бутылки.


Жук
Жук завёлся и уполз.


Лицо
Что-то в его лице - смазливом, независимом… Надеется своей холодноватой вежливостью завоевать весь мир. Пробиться сквозь дураков-коллег… Кто бы ни был. Перечень правил поведения. Как у Вронского.


Реакция
«Саня скоро приедет…» У него, кроме неё, есть ещё, оказывается какой-то Саня. Она будто впервые слышит о нём. О двоюродном брате из Киришей. Почему-то именно сейчас стало казаться, что это «какой-то там Саня». Когда он вдруг вот-вот захотел приехать. Не спросясь. В их четырнадцатиметровую коммунальную комнату с ребёнком. Будут курить на кухне, выпивать и хвалиться. Потом куда-нибудь пойдут. Придут поздно. Опять до трёх ночи будут курить и болтать на кухне. А чего приехал? Чего привёз? Санек... Он ей и раньше не нравился. Глупый какой-то.


Двое
Сын катит тележку с большой сумкой. Тяжёлая мама с палочкой торопится сзади. «…Обои поклеим…» – «Я ж больная буду…» Попискивает жизнь. Она выдавливается из них. Соком. Липким невидимым соком. Мир наваливается на них. Как атмосфера. Они стараются из последних сил…


Семейство
Они молчат. Мальчик сначала прячется под прозрачным детским зонтом. Потом складывает, застёгивает и затем долго вешает зонт через плечо…
Эти странные существа. Они сосуществуют. В одной квартире, в одной семье, под одной фамилией. Их видишь сначала на Рубинштейна, потом после Пяти углов на Разъезжей. После «Буше» они теряются из виду. Папа в длинном плаще, крашенная полнотелая мама с суровым судейским лицом и их шестилетний сын, не поспевающий за ними. Они идут в гости. Они знают, куда идут. Это им даже не интересно… Это никому не интересно. Куда они идут. В гости или в поликлинику.
Только мальчик... Ему ещё интересен прозрачный, полусферой, зонтик. Они сами по себе, он сам по себе.
Это как мелодия его жизни. Вдруг услышанная. Прекрасная, сладкая до слез, новая жизнь. Он её начал жить.


Слесарь
«Не на работе» он такой сложный. Когда не на работе. Оказывается. Этот простой слесарь КИП. Всегда печальный и молчаливый. Невзрачно одетый… У него длинные, не по моде, волосы. И вот он идет по улице недалеко от своего дома. В нарядном каком-то, голубом джинсовом костюме, волосы вьются до плеч как у Дюрера на «Автопортрете», почти улыбается сдержанной полуулыбкой, отхлёбывает пиво из бутылки… С ним какой-то приятель. Они идут по тротуару в середине своих жизней, посреди своего родного мира. Им хорошо, их всё радует. И работа будет ещё только завтра утром, а «неработа» ещё только началась. И можно идти свободному красивому, привычно сдержанному, своему парню со своей улицы, кивать знакомым, здороваться за руку с приятелями, прихлёбывать пивцо…


«Плато»
Он сейчас на маршрутке поедет отовариваться в «Плато». Доволен собой. Оглядывается. В своей ли он компании? Не испортит ли кто его праздничного настроения. Нет-нет, всё в порядке. Никакой швали. Одни десятки и валеты.


Кормилец
Суровый кормилец, добытчик… Молодой человек со свирепым лицом. Несёт кисть бананов и мешок с черешней. Эти развлекательные фрукты контрастируют с выражением его лица. Он добывает всё это своим горбом.


«Новообразование»
«Новообразование в лёгком», - говорит замученный, серый Лопырев. Минут пять он объясняет  преимущества современных телефонных аппаратов: автодозвон, будильник, охранные функции, АОН, память… Уже одни эти объяснения, которых от него никто не требует, могут навести на мысли о том, что с ним не всё в порядке. В кармане его куртки – сложенная вдвое толстая медицинская карточка. «Новообразование». Что это? Утешительно-успокоительный врачебный термин? И ему не так жутко.


Пьяный
Не может выбрать нужный эскалатор. Один из трёх: тот, что идет наверх, тот, что спускается вниз, тот, что стоит.


Быт
Нестерпимое ощущение быта. Полумрак, смятые подушки, спутанные волосы, спёртый воздух, мокрая майка после ночного кошмара.


Истории болезней
«Списанные» истории болезней. Кочегар котельной, которому они были отданы для сожжения, разрешил брать, сколько хочешь…
«Витальная тоска». Смесь наукообразного и разговорного. У врачей профессиональный интерес к трагедиям, страхам, неурядицам, плохим настроениям, жизненным неудачам, кухонным склокам… Инженеры человеческих душ, врачеватели человеческих душ, душевные разговоры, душегубы, душевные больные…
Переход в болезнь так прост – судя по эпикризам и результатам осмотров. И всё так обыкновенно, бытово… Расстроился, переживал, боялся, казалось, плакал, «вёл себя неправильно»... От всего этого, обычного, встречаемого поминутно в жизни – вдруг к стационару, лекарствам, диагнозу: шизофрения, астенический синдром, неврастения…


Полковник Осинкин
Осинкин. Полковник. Его воспоминания о Фрунзе и Чапаеве. Комиссар 4-й армии. Рукописи и машинописные копии, фотографии. Всё это из разорённого бомжатского лежбища. Наверное, умер старик, Осинкин, (родился в 1893 г.), и выбросили всё, что от него осталось на помойку.
Странно и жалко устроена жизнь. Тешили себя воспоминаниями, занимались военно-патриотическим воспитанием подрастающего поколения. И вот теперь вся их жизнь в виде фотографий с родственниками и сослуживцами, воспоминаний о революционной борьбе никому оказались не нужными. Воспоминания, в самом деле, не очень интересны. Сплошные общие места, будто списанные из энциклопедий, боязнь сказать лишнее,   высушенность… Химик-лаборант до революции. Наверное, не из рабочих. Боялся всю жизнь…
Могильная сырость. И от мысли, что этого полковника уже нет в живых, и от бомжовской помоечной сырости места, где всё это было найдено.


Газета
В среду он покупал «свою» газету. Там должны были напечатать когда-нибудь одно объявление. Или заметку. Или статью. Он ждал этого из номера в номер. Кроме того, там были иногда занятные статьи и программа телевидения. Поэтому в среду он покупал свою газету. И ждал среды. Покупал газету так, будто выполнял какую-то работу. Маленькое, но непременно обязательное задание. Ждал среды. А в четверг вспоминал, что уже прошла среда и что он уже выполнил свою миссию. «Ах да, уже купил… Теперь до будущей среды».


Шахматные пьяницы
*
Витя Журавель или Журавль. Высушенный, дёрганый пьянчужка. Вся его жизнь похожа на шахматные партии, которые он небрежно, но азартно и заносчиво разыгрывает. Его партии всегда разболтанные, неряшливые, бесшабашные… Это его шахматный стиль и стиль жизни. Дёргает сразу за все верёвочки, зависит одновременно от всего, что подбрасывают ему шахматы или жизненные ситуации. Этот шахматный неуют – как бы модель жизненного неуюта. Пьянство, постоянное перехватывание у кого попало денег, какие-то шальные случайные заработки… Трудно вообразить его дом, невозможно представить его при жене и детях… Он и сам наверное ощущает себя разбитым горшком, хоть и хорохорится и самоутверждается своими неплохими шахматами.
*
Дядя Коля-молдаванин вышел из запоя. В последний раз N. видел его в синем ватнике, сапогах, с седой театральной бородой. Он ходил от скамейки к скамейке, усаживался иногда, если пускали играть. Играл, конечно, плохо. Если его что-то не устраивало в правилах, он смахивал фигуры с доски и отходил к другой скамейке. N. он называл всегда по-разному: то Игорем, то Петей, то как-то ещё. И вот сегодня он свеженький, трезвый, в кроссовках, от бороды – только щёточка седых усов. Стоит с двумя мужиками и объясняет им, как можно устроиться на овощебазу перебирать фрукты. Это уже было. Новая жизнь. А потом опять небритая щетина, приставания, ругань… Дядя Коля-молдаванин. Другой пьяница, совершенно законченный, хоть и много моложе дяди Коли, обозвал его однажды: «Чёрный, он и есть чёрный».





Окно на первом этаже
Белье на верёвке и чернота в глубине. Общага. Молодые неустроенные жизни.


Неудачные…
Неудачные родители достались… Не умеют жить. По каждому пустяку у них сомнения, робость, незнание и неумение. Что с такими родителями делать?
Но если бы все были удачными, что бы стало с миром от бесконечных удач?


Велосипедистка
Жена у него велосипедистка. Она не признает общественный транспорт. Он поздно об этом узнал. Вернее, он поздно придал этому значение. Раньше это ему казалось забавным. Она ездила по городу с туристским мешком за плечами. В институте кроме всего она занималась велотуризмом. Лицо её было всегда обветренным и смуглым. На неё  было приятно смотреть издали. Её коротко стриженые волосы развевались на ходу. Она ездила по улицам. Как троллейбус или маршрутное такси - соблюдая правила дорожного движения. Это тоже было забавно. Но ведь годы идут. Он-то не ездит на велосипеде. Его в дрожь бросает, когда она мелькает тут и там в потоке машин. Ну, метро-то она обогнать не может. В конце концов. Это всё-таки железнодорожный транспорт. И дети растут в неё. Звенят на весь двор в свои звонки. Совсем чужие. Её не переделать. На ней можно было только не жениться… Жена-велосипедистка. Смех – да и только.


Новость
«Сын Аллы Витальевны женился на дочке Балясина. Представляешь?» И что? Совершенно неудивительное событие. Вот если бы сын Аллы Борисовны… На дочке… У неё  и сына-то нет. А так… «Подвальные кошки тоже…» - это автоматом пришло в голову. В темноте подвалов, на пыльных теплотрассах… Проходят знаменательные события в их простых жизнях… Ещё одна банальность свершилась... Они плодятся в котельных, растут, вдыхая с детства запах кипятка, потом родители находят им тёплые тёмные подвальчики. Они тихо мурлычут, сидя в них. И где-то недалеко, может быть, в той же парадной находят свою судьбу. Закономерно. Ведь всё просто. Примерно так же просто и неизбежно как у подвальных кошек.


Понимание непонимания
Понимаешь, будто ловишь, -  на мелочах. На привычках, на способах решать какие-то проблемы, просто на ерунде, на том, каким, положим, карандашом пользуется. Во всем виден некий сдвиг по отношению к тебе. Этот сдвиг мешает иногда. Понимаешь его неисправимость. Под разными звёздами родились. Их мир. К нему уже не привыкнуть. Его не принять душой. Он не вопьётся в тебя.


Мать и дитя
«Осталось ещё сегодня и завтра…» Мама и сынок из детского сада. У них унылые лица. Время их жизни. Этот год будто не в счёт. Так себе год… После сегодня и завтра они будут спать пока не проснутся. Будут медленно вставать. Как бы нехотя впускать в себя день. Осторожно и чуть неприязненно впускать себя в мир. Они не знают, зачем это нужно. Она ещё до сих пор не поняла, а он так просто ещё не знает. Может быть, у них нет соответствующего гена. Гена знания, зачем всё это? Но надо как все.


Экскаватор
За забором мучился экскаватор. Он был один, ему никто не помогал. Его согбенная, дрожащая от натуги спина только и виднелась над забором, огораживающим территорию. А то, над чем он так упорно трудился, было скрыто от глаз. Он рычал, вздрагивал, подпрыгивал, крутился на месте, шатаясь, отступал, потом опять дыбился и сопел, выбиваясь из сил… Жёлтые сочленения его блестели то ли от пота, то ли от масла из подтекающей гидравлики… Куча там или, наоборот, яма?


Хрусталь
Пропойного вида женщина: «Хоть от хрусталя избавилась». То ли о простых бутылках речь, то ли о настоящем хрустале, от которого она избавилась, освободилась по каким-то идейным, высоким, антибуржуазно-бомжатским соображениям. Освободилась от всего лишнего, обременяющего в этой жизни. Освободилась ради обретения подлинной свободы… Жизнь под лозунгом: «Долой «вещизм»!» Ради полноты свободы духа. И так далее. Наверное, такой или подобный идейный пафос продолжает в них жить до самого конца. Согревая душу.


Жизнь-борьба
Для неё  жизнь – борьба. Она всегда собрана, хорошо владеет собой, взгляд цепкий, но быстрый – быстро всё понимает. Она знает всё это футбольное поле жизни. Она, может быть, профессионал в своём роде. Ей мозги не запудришь. Она знает всё про это и про то. Интересно только посмотреть, чем такая жизнь-борьба кончается. Есть ли положительный эффект? Может быть, все зря? За что боролись?!


Курсантики
Похожие друг на друга как братья. Розовенькие, миленькие, смотрящие на мир наивными глазами… Щеночки. Офицеров.


Начало
Ему 35 лет, ей 27... Что-то ещё только начнётся. Отпуск, например. Или вечер.


Предупреждать надо
В глазах отчаяние. Оттого, наверное, что в жизни всё не как в сказке. Никто не предупредил. Говорили, конечно… Но как-то не так. В шутку. Как прописные истины. Не так надо было. Не так и всё! Никто не говорил, что надо будет жить в таком напряжении, только чтобы выжить, только чтобы просто жить. Никто не говорил толком об этой волчьей жизни.


Бизнес
«А-а-а… Потом раскрутимся…» Они надеются раскрутиться. Со временем. Главное в этом – как бы некий полуприкидочный, примерный план. «Раскрутимся». А пока они едут на своих «Газелях». Газуют вонючим дымом на запруженных другими «Газелями» и «Соболями» улицах. Дёшево и сердито… Рулетка бизнеса. Вообще, рулетка- это первая школа бизнеса. Начальная школа. Вечной динамики.


Кулаки
Он доволен своими кулаками. Они у него толстые, мясистые, тяжёлые. Они его главное достоинство. Без них он никуда. А с ними хоть куда. Только пикни! Они уже сжаты. Они готовы к применению. Замечательная вещь. Сжал и готово. На этой улице, да среди этого плёвого народца… Одни старушки и интеллигенты в очках. Да он ещё и без применения может что-то – словами, интонацией, взглядом, уверенностью… Опять же: что раньше? Всё это вышеперечисленное или кулаки? Смешной вопрос. Ну, не от слов же кулаки. Как раз наоборот. «Материализим».


Семья утром
Попались навстречу. Все вдруг зевнули. Почти одновременно. Папа – в сторону. Мама – низко опустив к груди голову. И только дочка, идущая между ними зевнула не таясь, от души, без стеснения, во весь свой невыспавшийся рот…
Ну, да… У них у всех для «приличности» руки заняты. Портфелем, сумкой и руками друг друга.


Чужие окна
Наброшенный, едва застёгнутый халатик. Кухня. Вечер. В этой незамысловатости сосредоточена вся жизнь. Только это не понимаешь. Пока не увидишь всё это в чужом окне.
Тусклый – экономный, свет на кухне. Как в театре теней, движется женский профиль, гремит посуда.
«Некоторые окна в доме занавешены, некоторые голые. Те, что освещены и без занавесок, кажутся бесстыдными. В окнах стоят эмалированные кастрюли, глиняные горшки, прикрытые тарелками, банки с солёными огурцами, пивные бутылки с зелёными туберкулёзными шеями, консервные коробки, ожерелья из луковиц, кактусы с обломанными пальцами … и ещё какие-то пыльные растения с бумажными розами. К форточным задвижкам привешены свёртки». (А.Мариенгоф, «Бр. Чел.»)
Наша жизнь началась уже давно. В 40-е, 30-е, 20-е, 10-е… И раньше.


Понимание
Жена его понимает. Она знает, где он кончается. Она знает его границы. Как животные знают границы своей территории. Именно так. Не так, как дачники знают границы своего участка, а именно по-животному, наполовину инстинктом, почти неосознанно, не анализируя, не доводя это знание до ясности топографического плана. Но всё же… Там где он кончается, его уже больше нет. И искать бесполезно. Умная жена!
Вот он собрался и пошёл в хозяйственный. Потом придёт и угрюмо начнёт что-то делать по ремонту. Угрюмый, немногословный, медлительный… Как какой-то старый, построенный при социализме агрегат. У него есть несколько кнопок и рычажков. Надо знать, как им пользоваться. И он будет работать. За современной жизнью ему не угнаться. Он вот такой. Механический, большой, грубо сколоченный, только на определённые виды деятельности запроектированный, без новомодных штучек, без электроники. «Простой советский… дядя». Уж не парень – понятно. Дядя с улицы Социалистической.


Мягкие игрушки
В несчастных головах у них их маленький невыгодный бизнес. Огромные львы привезённые со станции Жлобин. Унылые молодые девки… Одно дело ехать в поезде, строить легкомысленные планы, а другое – оказаться с этими планами на улицах большого города.


Англия
Респектабельное семейство. На ней шляпка, у него большой чёрный зонт. Игра такая. В Англию. Кажется, что возможно построить себе внутреннюю Англию в этом городе. Район, дом, охрана, вещи, отношения, служба, выстроенность жизни…


Мама и дочь
Человеческие существа должны останавливаться где-то не доходя до таких как бы заснеженных вершин. Не доходя. Сильно не доходя. Вот как эта мама с маленькой дочкой. Они идут своей дорогой с работы и из садика. Мама, понятно, слегка озабочена, а дочка с чудесной округлости лицом сияет внутренней радостью. Как лампочка. И они ничего не знают о таких, как не они. Они таких боятся. Они насмехаются над такими, чтобы не бояться.


Команда
Повзрослели, опустились и постарели одной дворовой командой. Поменялись только интересы. Сузились. Жизнь протекла. На Коломенской – в данном случае.


Вынужденность
Человеческая жизненная вынужденность. Примеры на каждом шагу. У этой, с домашним лицом заботливой мамочки, - расклейка по водосточным трубам каких-то нелепых плакатов с единственно понятным словом: «SEX». А эти у кафе должны быть любезны с подозрительными краснорожими мужиками. Они должны быть любезными, раскованными, изобретательными в своих ужимках… Всё должно кончиться определённым образом. В этот вечер.


Маленький человек
*
В маленького человека верят. Так верят в И.Х. Верят, что он был. Но очень давно. Не в этом, не в таком, как наш, мире. Так все «маленькие люди» остались для нас в 19 веке. Ну, или в чаплинском 20-м.
*
Человечек. Маленький, потёртый, запылённый… Беспросветно. С ним уже ничего не сделать. Никто и делать ничего не будет. Кому он нужен такой? Пусть себе идёт. Да его и обогнать можно. И из головы выкинуть… Может быть, его током стукнуло. И обуглило. Как и быть-то ему? Маленькому, потёртому…
*
Как сказать?
«Смешной, странный...» - так говоришь. Потому что не знаешь, как ещё сказать. Не вмещается этот случайный человечек из незнакомой чужой жизни  в понимание.
Ну, или в одну порцию понимания.
*
Этот бессловесный, мало кому интересный... Идёт себе после  ночной смены.
Удивительно до чего некоторые люди могут ухитряться быть не интересными для других!
Бессловесный, заторможенный, живущий сам по себе...
Считается, что у него примитивные мысли, простые реакции... Что с такого взять!
А может быть, у него - внутренние монологи! Страстные! Этого не узнать никогда.
*
За стеной всю ночь кашлял и прочищал горло маленький человечек. 
*
Он смешно обижался. Смешно было глядеть на его обиженность. Видеть, как вдруг в нём образовывалась обида. Маленький, несчастненький, необласканный…
*
Зашил пиджак. Сам. Как тимуровец. Тайно. Чтобы не разочаровывать жену.
Такой странный тип. Мужей.
Маленький человек. Подчиняется всем. Даже своей жене.
*
Как только близко подпускаешь к себе кого-то или сам подходишь достаточно близко к кому-то – даже к совершенно чужому человеку, так сразу начинаешь его жалеть. Появляется томительное чувство жалости к чужой жизни. Всегда находятся причины для жалости. В каждом.
*
Просто маленький человек. Не замечающий этого. Идёт себе. Не замечающий себя.
*
Маленькому человеку встретился какой-то «значительный» человек. На пенсии, правда...
Про маленького человека  никто так не подумает.
*
Маленький человек. Не контролирует мир.
Ему и не хочется.
Такая странность.





Метла
Толиб. С метлой и в оранжевом жилете. Его все называют Толиком вместо Толиба.
А ведь не для того мама произвела его на свет. Он родился для арыков, мечетей, халата, тюбетейки, а  не для этого хмурого, холодного на полвесны города. И уж наверное не для метлы.


Питерская
В её лице отразилось это ограниченное Питером существование. Она понимает, что есть остальной мир, но на себе это знание не испытывает. Она строит свою жизнь с учётом только этого питерского мира. Ей неведомо ничего другого. Таких очень много. Они все – и совсем молодые и не очень - растут из той почвы, насыпанной как в цветочные горшки когда-то ещё в двадцатых-тридцатых, когда в жизни не было ничего лишнего. Это и привычка к коммуналкам, и к нищенским зарплатам работниц в четвёртом поколении. У многих даже дач нет. Это не заложено их жизненным укладом, сформированным в суровые времена пролетарского государства. Таким людям трудно сделать даже шаг куда-то в другие представления и образ жизни.


Подруги
*
Их сближает, помимо прочего, и  то, что у них смешные мужья. По-разному чем-то как-то где-то смешные. Они любят друг другу рассказывать что-то о мужьях в этом ключе.
И курица не птица, и они сами… не того. Это проявляется, может быть, больше всего в этом холодном, отстранённом, полубрезгливом отношении. В этом чувствуется именно что-то от противостояния существ совсем другой породы. И даже что-то вроде заговора. Не оформленного, правда. Да он и не нуждается в оформлении. К чему? Они ведь не собираются устраивать бабий бунт. Им достаточно того, что есть, – слегка насмешливого отношения.
*
В них растерянность уже начинает появляться. Растерянность и недоумение.
Бутыль в два литра. Вечер разговоров. Общение под хмельком.
Лад. Они держатся за этот лад.
Эта инерция жизни. Эта инерция проживания.
Иногда только перехватывает дыхание.
*
Эта её повёрнутость  всегда куда-то во вне – к друзьям, приятелям, коллегам…
Какой-то лихорадочный поиск развлечений, общения, пребывания в контакте с себе подобными...
Для процесса сходного переживания реальности.
Может быть даже, это завидное качество. Которое не всем дано.
*
У неё на первом месте – самая удобная подруга. И по интересам и по территориальному расположению.
*
Их сблизила не внешность, как это часто бывает, а толковость. Они самые умные на потоке. Институтки. Одна из них подчёркивает свою особенность некоторой небрежностью в одежде. Грубые ботинки на высокой подошве, светло-голубые джинсы с бахромой. Походка у неё соответствующая.
Её подруга ничего такого не подчёркивает. Она более изящна, одета обыкновенно.
И всё же они подруги.
Такое бывает. С толковыми.





Культурная
Сама по себе она очень культурная. С детства. Но всё это как-то не пригодилось ей. В стародевичестве.


Оскорбление
Психологически – по ощущениям – он считал себя  младше своей жены. Естественно, это её оскорбляло.


У кафе
«Они сейчас начнут её трогать, ощупывать… Толстыми короткими пальцами, поросшими черными волосами».
В это как-то непросто поверить, глядя на неё, – светленькую, в белых джинсиках, обтягивающих субтильные «глюкозины» бедра. Но сомнений не получается. Ни одной зацепки. Так оно и будет. Она за этим здесь стоит - у тёмного спецкафе для самих себя, и улыбается им, не спеша разминающим ноги, выйдя из своих толстых и темных авто. Никаких облегчённых вариантов.


Симпатия
Очень милые проститутки. Их по-человечески понимаешь. Знаешь наверное, что вся их проституточность, на самом деле, - полуглупость. Но сочувствуешь им. Даже симпатизируешь. Это просто такая генерация.


Дружба
Может быть, они купаются в дружбе. Как в ванной. Или в другом водоёме. Их нежат волны разговоров. Они плещутся. Такая же процедура купания – входишь, выходишь, повторяешь одно и то же с нюансами или даже с повторами нюансов. Просто повторяешь одно и то же. Любимое, нравящееся.
*
Они всё же как-то сознательно решают иметь много друзей, подруг, парней… Если не будешь тусоваться, не будешь уметь скучать… И что тогда? Нет, даже если не хочешь… «Через не хочу»!
И надо смеяться со всеми вместе над шутками. Разного качества.
*
Делит себя для подружек  на более-менее равные части. Чтобы всем досталось хоть по сколько-то.
*
Дружба им всё в жизни компенсирует. Они дружбой всё компенсируют.
Очередное открытие. Не глобальное - нюансовое, но всё же открытие. Вдруг это понимаешь в людях. Поэтому они так за это держатся.
*
Они всё же как-то сознательно решают иметь много друзей, подруг, парней… Если не будешь тусоваться, не будешь уметь скучать… И что тогда? Нет, даже если не хочешь… И надо смеяться со всеми вместе над шутками. Разного качества. Даже «через не хочу»!
*
Делит себя для подружек  на более-менее равные части. Чтобы всем досталось хоть по сколько-то.
*
«Приходи! Пообщаемся», - выражается самым исчерпывающе полным словом. Не поболтаем, не убьём время, а именно «пообщаемся». Совершим акт, ритуал общения.
Никакого зазора, никакой дистанции между словом и его пониманием.
Общение. Обмен самыми разнообразными сведениями, накопленными с предыдущей встречи.
Так люди дружат. Без этого обмена – уже не дружба, а просто знакомство без взаимного интереса и общения.
Дружить надо уметь.
*
В дружбе люди открываются друг другу. Может быть, в этом самое важное, самое ценное, что дают близкие отношений между людьми. В дружбе начинают понимать мир так, как не способны понимать сами по себе. Будто открываются тайны мироздания.
Мир достраивается до некоего целого. Какие-то знания о мире получают подтверждения. Ну, или не получают.
Есть у кого спросить. А без близкого человека - у кого спросишь!
И тогда приходится разговаривать с самим собой. У самого себя что-то спрашивать. Не получая ответа.
*
В некоторых случаях не говоришь: «друг». Скорее так: «дружили». Существенная разница.
Или несущественная?
Второе определение больше соответствует тому, что бывает. В нём меньше пафосного смысла.





Кулинария
Серия кулинарных неудач. Случилась. От расхлябанности. Общежизненной. Когда иногда эта особенность натуры приобретает такие вот  далеко небезобидные в быту формы, страдать приходится всем.


Прошло
«Прошло всё у Серёжи». – «А?» – «Прошло всё у Серёжи».
На солнечной, тёплой улице можно разморено, устало говорить об этом. Отлегло. Можно с облегчением идти по жизни этой солнечной улицей и на всю её длину ни о чем не беспокоиться.


Броня
У нее всегда про запас её добродушие. Не скажешь, что это какая-то броня, защита… Но в то же время… И броня, и защита…


Человек
*
Сидит человек на земном шаре и перекуривает после косьбы. Голый по пояс, в кепочке. Смотрит на проходящий поезд.
*
Разрушительное начало в людях.
Увидел разбитые витрины и моментально подумал об этом. О чём же еще!
Всего семьдесят тысяч лет отделяют человека от пещерной жизни. Наверное, человека надо беречь от самого себя.
Впрочем, разрушительное начало проявляется в жизни по-всякому – не только в виде битья витрин.
*
«Человек вообще такая неженка!»
*
«Человеческое в человеке»? Ну да, можно и так сказать. Человек не очень понятно устроен.
*
- Как страшно меняется человек!
- В каком смысле?
- Во всех.





Клёвое место
Никто к ним не пристаёт, не клеится. Сидят, сами себе пива купили в высоких бокалах, но пить не торопятся. Никто к ним пока не пристал. Хотя время уже самое клёвое, вечернее. Но не клюёт сегодня. Колокольчики не звенят, поплавки не тонут. Вот и сидят они пригорюнившись на берегу. Никто к ним не приставает.


Принцессы
Китайчатки – дети владельцев соседнего китайского ресторана. Самостоятельные, бойкие. Умеют переворачиваться вперёд и назад через перекладину на горке. Сегодня они нарядные – в белых пышных как балетные пачки платьях.
«Что Ваня? Принцессы?»
Принцессы у него - в таких же точно платьях невесты.
«Нет, это не принцессы, это просто девочки».
Не признал. А похожи. Принцессы. Турандотки.
У последней - виденной полчаса назад - «принцессы» на открытой большим вырезом свадебного платья спине – полустёртая татуировка. Чуть выше правой лопатки. Амурчик с луком и стрелами.


Открытка
Обмен трогательными похвалами. Она похвалила. От таких слов можно растаять, растечься в мелкую лужу. Что-то бы и ему надо сказать такое. Вернее, написать. Несколько таких же сильных и энергоёмких слов. Но он как тот герой из фильма с Быстрицкой только и способен: «Лёля, Лёлечка… И вообще…»
Нужные слова, пришло в голову, можно поискать на тюбике с джемом: «нежный, изысканный вкус...»
Источник вдохновения.


В автобусе
«Ехидная», - самое обидное, что ей пришло в голову. А накал страстей в этом переполненном людьми, пустыми рыночными ящиками и вёдрами автобусе был предельным. Но народ, хоть и простонародный, но не «беспредельный». Ничего лишнего. Один мужик только, полубормоча, произнёс несколько раз слово на «б».


Папа Поли
Это папа этой Поли. У него нежные чувства к своей молоденькой жене. Она сдержано реагирует на его порывы, оглядывается, пристально вглядывается в чужих пап. В ней элегантность много требующей от жизни дамы. По красоте. Она это знает… Ну что еще? Её муж умеет стрелять из ружья.


Ночь
Ночью она на нетвёрдых ногах, покачиваясь, выходит попить на кухню. Это страшные минуты. Одна, босая, в ночной рубашке до мясистых тяжёлых колен, всклокоченная… Она жадно пьёт, пока ужас сна не отлетит, и она с грехом пополам не убедит себя, что всё не ужасней обычного. А только, ночь, разнузданность подсознания, стихия полуживотных страхов… Она допьёт воду, поставит стакана на край стола, пойдёт, вздыхая, держась за стены, обратно в темноту душной спальни.


Измена
- Не могу врать…
- Ну, так скажи!
- Ну, да. Всё так и есть. Как ты думаешь... Я такой несчастный. Пожалей меня!
Он обнял её, положил голову на плечо, а она не оттолкнула его, погладила его загривок и тоже заплакала. Потом они разом утёрли носы и улыбнулись. Был еще бестолковый быт, на который нужны были силы и время. А это… Ну, что же… Пусть так как-нибудь…


Морозный вечер
Все это не имеет отношения к литературе. Очень многое. Почти все. Это вызывает жалость и сочувствие. Эта жизнь города морозным вечером. Эти дома, зажигающие огни в окнах. Эти невыдающиеся прохожие.
Эти длинные и тонкие сверхлёгкие сигареты, эти глубокие затяжки, эти сдвинутые брови, эти пятна возбуждения на бледных щеках… Все это не имеет отношения к литературе. К литературной вечности. К литературе и к вечности. Это проживаемо без следа и остатка. И некому свидетельствовать. Об этом волнении, об этом возбуждении. О том, какой Он, оказывается, подлец. И только глубокие затяжки почти не оставляющие сигаретного дыма на выдохе.
А еще десять тысяч лет назад посреди становища людей, одетых в шкуры животных, чуть курился тлеющий костёр. Морозным вечером. Дымок поднимался вверх и растворялся в дрожащем воздухе.


Портрет
Пирсинг в её рабоче-крестьянском носу. Картошка она и есть картошка. И на ноздре этой картошки – бусинка прилепилась. Как зёрнышко рисовой каши.


Теория и практика
Она теоретически вышла замуж, практически уволилась, потом, опять теоретически, уехала к мужу в Москву, и в то же время практически никуда не выходила и просидела два с половиной месяца одна в квартире. Потом за ней пришли. Тронутая теорией голова, ничего не смогла вспомнить. Но практически у неё уже все прошло. Теоретически, то есть по заверениям, не ставших её долго держать, врачей, она оказалась практически здорова. Теперь теоретически она может опять вернуться на прежнее место работы. Но это место, вследствие её практического самоувольнения, уже практически занято. Вот такое переплетение теории и практики. И теоретически и практически неясно, что делать.


ТВ
«Он вернулся за планшетом и…» Эта мысль про планшет оказалась главной в её жизни. Он вернулся за планшетом… А если бы не вернулся за планшетом… Ему говорили: не возвращайся за планшетом. «А он вернулся за планшетом».


Такие странные
Они были еще более потерянными в этом мире. Нет, конечно, были и те, кто поражал своей уверенностью в своём знании жизни. Но их следует извинить за это и не принимать всерьёз.
Потерянность в бесконечно огромном, подавляюще огромном и не постигаемом мире – это важно. Это изначально правильно. Это соответствует тому, что есть человек в этом мире.
Бедные и потерянные Не фанфаронили. Прожили жизнь в скорби и отчаянии. Не столько от собственного страха и подавленности, сколько от боли за людей, которые живут, не чувствуя, не понимая этого мира.


Счастливый
Можно увидеть счастливого человека. Следующий трамвайный билет, к примеру, будет счастливым. И можно увидеть. Но что-то всегда мешает увидеть его. Отвлекаешься. Или выходить надо. Или народу много. Или кондуктор далеко отошёл. Или… Или не хочешь видеть этого счастливого человека.


Взгляд
Всё при  ней. Всё, что было от природы и всё, что добыто правильной постановкой вопроса, - всё при ней. Можно начинать тонкую психологическую жизнь.


Такое
Такое сейчас придёт домой. К маме, наверное. У такого может быть только мама, терпеливая, сносящая…


Утро
Кашляет деточка. Но надо идти в ясельки, а то «мамочке не дадут денежку».


Без шуток
«Ты провоцируешь меня…» - говорит муж. А жена подавлено молчит. С ней разговаривают как военный министр Сергей Иванов с Саакашвили - шершавым языком военной дипломатии. И это не шутейный разговор. Он происходит рабочим утром на слякотной улице, в присутствии ребёнка.
Они не смотрят друг на друга. У него неподвижный, обращённый внутрь своих мыслей взгляд психически больного. Она растеряна. Ей надо защитить своего ребёнка и себя. Но как это сделать с её слабыми силами и умом, она не знает.


Разница
Крепко сколоченный мужчина и забитая женщина.


Перемены
Сбрил бороду. Живёт один. С собакой. Захотел - сбрил бороду, захотел - отрастил. Никто не указ. То дед, то мужик со стеклянными глазами.
Его узнаешь по собаке с отрубленным хвостом.


Из окна поезда
Конь, телега, дедок. И все по отдельности. Дедок что-то собирается откапывать на грядке, конь вытянул шею к траве, телега, опустив оглобли, просто отдыхает под кустом.


Такая порода
Добрый, писклявый мамин сынок. Не в смысле «маменькин сынок», а просто очень на маму похожий, еще не отделившийся духовно от неё. Только отпочковался. Плоть от плоти. Такого доброго, беззащитного роду-племени. И папа почти такой же. Он только и может защитить своё семейство тем, что сердито сдвинет брови. Этого его единственное оружие против возможной враждебности мира.
Это такая порода, такой вид, такой отряд, такое семейство… Не хищники. Может быть как сайгаки.


Спички и папиросы
Ни миллиметра не уступила новому времени. Все тот же вонючий «Беломор». А вместо удобных и дешёвых зажигалок – через раз зажигающиеся спички.


Жвачка
Мальчик взялся за булочку. Но у него во рту жвачка. Он выплюнул её маме в ладошку.
«Что я буду с ней делать?»
Скорее всего вопрос был адресован самой себе.
«Я её доем», - решила она.


Объявление
Какой-то текст со словом «Электрика», написанным крупным жирным шрифтом:. На червертушке бумаги. Она приклеила его к стене дома.
Бедная начинающая семья открывает свой бизнес? Скорее всего от безысходности.
«Но почему на стене, а не на водосточной трубе, чтобы не портить дома?!»
И тут же: «Не все ли равно на фоне унылой вечности».


Мысли
Она на ходу задумчиво подносит ко рту подсолнухи.
Чем занят мозг её маленькой головки?


Работа
Бомжи будто делают в этом мире какую-то важную работу. Жертвенную. Её никто за них не сделает. У них в глазах терпеливая тоска.
Что же это за работа?


Ножки
Эти худые ножки еще долго буду шествовать по 21 веку.
Они дойдут до старости. И будут уже принадлежать лёгкой старушке, востроносой и седой.


Трамвай
Легко и весело бежит трамвай. В трамвае том мама с дочками едут в садик. Девочки смеются.
Весёлый трамвай и детский смех.
Жизнерадостность их как ручей неудержимо бежит. Его не догнать.


Сумка
Девушка шла впереди с тяжёлой сумкой и мешала лирическим мыслям.


Очи
Скрипач и велосипедист Миша носил очки с большими диоптриями. Они были толстые и зелёные как донышки аптекарских склянок.
Миша краснел от обиды и раздавал подзатыльники мелюзге, когда они дразнили его: «Очи! Очи!»
Потом Миша уехал в Израиль.
Обиделся.


Корова
«Наверх! Дебилка! Сука! ****ь!» – и еще что-то про то, что корова вот-вот получит по голове, если не поднимется от воды на высокий берег реки.  И опять: «*****! Собака!» - доносится уже издали, когда корова полурысью бежит вдоль берега, подгоняемая хворостиной в руке девушки. Ей надо поскорее перегнать корову в стадо, которое видно в отдалении. Девушка торопится, а корове все равно. Она привыкла и к крикам, и к пинкам, и к швыряниям комками засохшей земли, гулко бухающим при соударении с округлыми боками. После каждого удара она пробегает быстрее несколько метров, а потом опять начинает плестись, то и дело опуская голову к сухой ущипанной до нельзя траве…
Девушка сердитая. Она сейчас не та, что улыбается знакомым парням, шутит сама или отвечает на незамысловатые шутки парней. Она и не такая, как во время просмотра сериалов, разговоров с подругами… И так далее. Сейчас она другая.
Она гонит корову в стадо. Её рано подняли. Она торопится поскорее избавиться от этого глупого животного и освободить себя для чего-то более цивилизованного, не привязанного бесконечному кругообороту деревенской жизни.
В зверском обращении с домашней живностью начинают тренироваться в раннем детстве. Куда денешься! Не дворяне. Начинают учить нужные интонации и реплики.  «Тренируются на кошках». И на собаках, коровах, козах…
«Марш в будку!» «Закрой пасть!» «Скотина!»
Можно и нужно побыть такой – соответствующей обстоятельствам.
Отступить от самой себя?  А какая она?  Какой она может быть в этой деревне? При этих ковбойских занятиях.


Физиология
Любезность. От выспанности. От хорошего самочувствия. От сытости. От сытости в желудке. От хорошего пищеварения.


В городе
Они из одной деревни и не боятся только друг друга.


Из армии
Сын из армии пришёл. Сигарета в зубах.


Жиличка
Вот она. Из тёмного коммунальского коридора. Пройдёт на нетвёрдых ногах в свою комнату и затихнет до утра. Тяжело и безмолвно. Как умрёт.


«Дворянское воспитание»
«Манеры, интеллигентность, умница, утончённость… Вся усыпана была цветами, белыми хризантемами. Она очень, очень любила цветы. Знала, как с ними обращаться, когда, что в воду положить, аспирин или сахар. У неё цветы неделями держались. Утром встаёт и идет менять воду цветам. У неё все было приготовлено, вода отстаивалась. Очень, очень она любила цветы… Она была больна… Ты понимаешь… Все сбрасывала на пол. Мы ей цветы не приносили. А тут было у неё вроде просветления. «Какие, - говорит, - красивые цветы у моей соседки». Не скажет, чтобы ей принесли цветы, а так это – «какие красивые цветы у соседки». Из дворян. Что тут скажешь… Воспитание. Какая была умница, начитанная, утончённая. И такая тяжёлая смерть. Ужасная смерть. Наверное, и меня это же ждёт».


Двойник
Двойник Бродского. На улице. Но не поэт. Не должен быть поэтом. Поэты не ходят в такую непоэтическую рань на службу.
У него простолицая женщина. Он её оберегает. Он по-школьному ведёт её, взяв за руку. Он не смотрит на встречных. Чтобы они были бы только вдвоём на этих улицах.
Поэт не может быть так привязан к реальности. Так простодушно, судорожно, шизофренически.
Зачем ему лицо молодого Бродского?


Ленина мама
Лена симпатичная. С детства. Мама её баловала.
Теперь мама старенькая. Ей как-то стало не до того. Она ходит как потерянная по квартире, на улице. Почти совсем седые волосы не причёсаны.
Лена с грустью думает, что это и другое и третье её стало раздражать.


Желания
*
Они привыкли исполнять свои желания. На то они и желания, чтобы их исполнять.
Или хотя бы стремиться к их исполнению.
От желания к желанию…
Хотя можно вообще их не иметь. Из благоразумия. Для надёжности.
*
- Каждой жене – по мужу, каждому мужу – по бутылке водки, каждому ребёнку – по воздушному шарику.
- Это кто придумал?
- Не знаю. Кто-то вроде Жириновского.
- На него похоже.





Парторг
Бодрость в старухах внушал громкими шутливыми разговорами.
Старый партайгеноссе.
Внушал бодрость и раздражение.


Минута
Похмельный рыбачок с заскорузлой темно-коричневой грабкой попросил докурить сигарету.


Гордая
Не стала униженно пережидать мужнины увлечения. Гордой оказалась.


Посёлок
Чужая молодая жизнь. В виде мамочки с капризным ребёнком. Они зашли в подъезд дома на улице Богайчука в посёлке Металлострой.
Чужая, молодая, притягивающая жизнь.
Опрокидывающая в далёкое-близкое прошлое. Будто что-то там – в этой чужой, совсем новенькой еще жизни -  какое-то не такое, в сравнении с тем, что уже  пережито.
«Пусть даже и на улице Богайчука, пусть и в посёлке Металлострой…»


Семейная жизнь
*
«Я тебе сказала ещё когда?» - у неё  румянец на щеках. Она плотная, невысокая - ему по шею, круглолицая. Она раздражена, но чувствует, что надо сдерживаться.
«Чего она орёт? - он почти спокоен. - Пусть орёт...»  Ему хочется как-то её назвать, но он ещё не решается - не тот градус и как-то ещё непривычно, язык не повернётся. У них всё ещё впереди. Он стройный как юноша, а она плотная и «короткая». У него на лоб красиво падает прядь волос, а у неё  круглое лицо с пятнами румянца на щеках. Ему лениво думать, кто прав, кто виноват. А она всё время анализирует, готовится к гневным чеканным разносам. Он уныло ждёт, когда это начнётся, а потом, скучая, - когда кончится. Так устроена их семейная жизнь. Они  так живут. Не загадывая.
*
Прийти домой и качать права на хорошее к себе отношение.
*
«Из чего состоит  la vie conjugale? В том числе из приставаний. А как же!»
*
Характеристика супруга:
«Он в быту совершенно незаменим».
*
Неосторожная семейная жизнь.
*
«Я его должна, что ли, постоянно прощать?!»
Было время, когда она ещё не знала всех этих обстоятельств. Они возникли в ней и с ней постепенно.
Кипение жизни. Кипение с грязной пеной.
*
- Делали общее семейное дело. Не углубляясь в подробности отношений. Вынужденность обоюдная. По природе. Куда от этого деться в жизни! На что-то сверх обыкновения способны всегда были только считанные единицы.
- Тоска!
- Ну, почему же! Всё обыкновенно.
- Я и говорю – тоска!
*
Мама, папа и дочка, засыпающая на руках у папы.
Первые пять-восемь лет молодой семьи. Все так ещё неразрывно сплавлено!
*
Деформированный мир человека «живущего в семье».
Всё как-то деформируется в человеке под воздействием тех, кто живёт рядом. Бывает, что бок о бок. Что-то уминается в нём как-то.
Может быть, это не так уж и плохо?
Это нормально.
*
Семья пузанчиков. Эти разновозрастные и разнополые повторы фигур, лиц, походки, мимики… так очаровательны! Папа и мама похожи друг на друга. Через дочку.
*
«Товарищество по совместному воспитанию детей».
*
Карточный дом семейной жизни. Она только начинает его строить. Осторожничает. Уж ей-то всё удастся!
*
Дети иногда не очень похожи на своих родителей, и некоторые особенно недоверчивые папаши подозревают в этом своих жён.
*
Ссоры их были всё более подготовленными, обоснованными, подкреплёнными самыми убедительными словами. Все-таки годы! Умудрённость жизненным путём. Не просто какая-то перепалка молодожёнов, кончающаяся объятиями, а нечто стенобитное, подкопное, заранее накипячённое, собранное в кучу, заострённое, тяжёлое, расчётливое…
*
- Встречаются на кухне. Пересекаются по бытовым вопросам. Странное семейство.
- Компания одинаково несчастных.
- Не одинаково. Все по-разному.
*
«Рутинизация семейной жизни».
*
Лизина подруга ушла от мужа, бросила его, сбежала. От отвращения.
Вот Лиза и опасается за себя. Не кончится ли весь её интерес к своему довольно своеобразному кавалеру отвращением. Она вдумывается в эти вещи, пытается почувствовать. Заранее.
Не бросается с головой в омут замужества.
Семейная жизнь - сложная штука. Может кончиться отвращением. А если уже и дети! «Хорошо, если одно!»
*
«Папа только вчера приехал. Вроде соскучился».
Надо улавливать каждое слово, каждую интонацию. Нет ничего бессмысленного и просто так. Во всем отражение мыслей, жизненных обстоятельств, отношений…
Вот и это. Мама говорит маленькому сыну. В лице озабоченность, некое самое первоначальное напряжение. Что-то не так идёт. Самую малость.
*
Он ищет и не находит выход. Из очередного кризиса семейной жизни.
Вероятней всего всё кончится ничем. Ему никогда не удавалось побеждать в этих повторяющихся ситуациях. Ни разу не удалось довести обиду до конца.
Он и не ставил перед собой такой цели. Ему не нужна была никогда победа. Нужен был выход, а не победа. Малодушный простой выход. Разрулить – и этого достаточно. Перешагнуть. Проскочить. Для чего-то, как он рассуждал, более ценного в жизни.
Может быть, он прав?
В таких случаях говорится «время покажет», но время обычно ничего не показывает.





Соседи
Если они что-то делают – на кухне или в ванной – то и Павлуша тут же с ними – в складной колясочке сидит. Сосёт соску.  В комнате он часто плачет. Иногда кашляет, визжит и плачет. Будто там его мучают.


Домой
Идёт уныло домой, где её ждут пустые «каструлки» и всегда чем-то  недовольные близкие родственники.


Сосуд
Она как сосуд со своей судьбой, со своей жизнью, мыслями, чувствами, озабоченностями… И с чувством утренней сытости после завтрака.


Чудак
Он за всю зиму не притронулся к снегу. Ни одного снежка не слепил!


Не бомжи
Сколько народонаселения! И все не бомжи! И у всех есть имена и фамилии! И все куда-то идут! И все о чем-то думают!
И жизнь их продолжается. И вечером они будут смотреть телевизор, ужинать, рассказывать о том, что с ними было за день. Потом почистят зубы и лягут в кровать. И наступит тишина и темнота во всем доме. Во всех домах. Ини ведь не бомжи.


Голоса
В темноте временами слышались шелестящие голоса. Это он её уговаривал. Потом, наконец, стихло. Все облегчённо заснули. Уговорил.


В магазине
- Ничего не захотелось купить.
- Бывает же такое!
- Не смейся! Да. Странное состояние.


Очкарик в шляпе
Смеялись над его «интеллигентским» видом. Привычно, не видя в том ничего обидного, зубоскалили над внешними шаблонными приметами интеллигента. И гораздо злее, серьёзней, враждебней, непримиримей относились к внутренней организации этого ботаника.


Её компания
Она маленькая. И компания у неё маленькая. Подруга и парень подруги.


В будни
В будни, перед работой, вынуждена вставать раньше, чем нужно, раньше, чем можно было бы себе позволить. Чтобы успеть вставить спички в глаза.


Встреча
По всему видно, что английский язык он не знает. И не может знать.


Его жизнь
Ему неловко жить. Этому носатому с маленькими глазками в оранжевом жилете и с дворницким железным совком. Неловко оттого, что он получился таким. Он криво усмехается, морща рыхлые ноздреватые щеки, прикрывая своё смущение глуповатой неловкой бравадой.
Его работа ему подходит. Он на людях только рано утром, когда почти никого нет на улицах и во дворах. Днём он прячется в своей казённой комнатёнке, насуплено смотрит на красивую жизнь в телевизоре, курит вонючие сигареты, ест всухомятку.
И всегда почти с испугом, настороженно смотрит на тех, кто к нему обращается, кому есть до него дело.


Взвешивание
- Плохое, хорошее - на чашах весов. Взвешивание. На чашу хорошего нечего положить. Если не обманываться.
- Не преувеличивай! И к чему этот рыночный подход!


Кадровый вопрос
- А NN? Он тоже дерево?
- Ну, не совсем дерево...
- Дерево, только ценной породы.
Они начальники, они то и дело решают кадровые вопросы, им совершенно необходимо мыслить ясно, точно, даже афористично... И где-то цинично.


Сорта
В нём сосредоточенная решимость выбиться из своей третьесортной жизни во второсортную По крайней мере.


Ребёнок
Осознанно завела ребёнка. По зрелому размышлению. И теперь не может понять реакцию. И собственную и окружающих.


Соплеменники
Метро-чтение. «Знание - сила». Номер посвящён расселению людей. «Исход из Африки-2».
И уже на поверхности, выйдя из метро, - видишь их всех, этих homo sapiens & homo erectus. Будто те же. Через века.
Загорелые, тощие затылки... Загнанные жизнью, озабоченные выживанием. Они не знают, как им жить. Смотрят друг на друга. Как муравьи, ходят помеченными их соплеменниками тропами. Стараются.


Прятки
В бороду прячутся, в усы... В велосипед, в марки, в историю С-П... Но и в велосипед! И особенно в бороду! Легко.


Стиль жизни
Одна жизнь, одна семья, одна женщина, одна страна...


Упакованные
Живут в красивой духовной упаковке. Будто как отделённые от реальности этой упаковкой. Иллюзорный мир. Но и разрушать его тоже не есть хорошо.


«Брат»
«Что за проклятый мир!» - и дальше о том, что этот кавказский мужчина не понимает, есть у него друзья или нет. 
Не понимает его кавказская душа этот «проклятый» мир, в котором нельзя иметь надёжных друзей. Нельзя подружиться! В кавказском понимании. То есть, в результате каких-то ритуалов сближения и породнения – вроде совместных застолий - после которых принято обращаться к другу: «Брат!»
Но, похоже, что как-то все не так в этом предательском, живущем по другим правилам мире, в который его занесло.


Звери
Волки. Что они думают о людях? А ведь думают. Они умные. Не дураки. Что-то должны думать о людях, которые в пасть пихают им палку и несут на дубине, продетой сквозь связанные лапы. Тут уже – унижение. Тут даже и ненависть, и злоба выключаются. Думают уже не о людях, а о мире, в который они попали. Что-то беспросветное. Нет просвета – ни для надежд на милосердие, ни для понимания за что? и зачем?


Птичья жизнь
*
Погиб воронёнок. Разбился. Несчастные родители. Они всегда такие заботливые. Нападают на всех подряд, защищая своё чадо. И вот оно, ещё по-цыплячьи пушистое, валяется на тротуаре.
Безутешные родители сидят рядышком на ветке возле гнезда, повесив клювы, и переживают…
Или с инстинктными существами всё как-то иначе?
*
Воробей полетел с чем-то червячным. С маленьким толстеньким червяком.
Как они их едят! Сырыми! Не мытыми! Без соли!
*
- Она родилась вороной, а мы вот с тобой – людьми!
- И что?
- Тебя это не поражает?
- Что?
- Ну, это самое. Сама мысль.
- Сама мысль? Поражает! А еще и сама постановка вопроса.
- Что?
- Настораживает.
- Ну, с тобой неинтересно!
*
Черные ладони крыльев. Длинные слегка растопыренные пальцы в черных перчатках. Пара перчаток парящей вороны.
*
В кустах птички невидимо поют. Не соловьи конечно, но тоже ничего. Главное в этом пении – их полная самоотдача, напор, выкладывание на сто процентов. Должны сделать свою весеннюю работу в полную силу, ничего не оставляя про запас. Наступит лето, наступят новые времена – будут другие занятия, которым надо будет отдаваться столь же самозабвенно и страстно. Жизнь их – вся в напряжении природных инстинктов. Они не отдыхают от своей предназначенности.
Хотя все это никак не отнесёшь ни к воробьям, ни к голубям, ни к воронам. Они все испорчены городской средой, жизнью при людях. А эти из кустов – другие. Они стараются.
*
Деревья  в окне. Чернеют на фоне темнеющего неба.
Слетела тяжёлая ворона. Отделилась от черноты ствола и ветвей ожившей зловещей тенью.
*
У ворон дурной характер: все время каркают.
Вот и эта - пожалуйста!  Обкаркала такое утро! На лету. Страшно недовольная ворона. Летит и каркает. Ну, не нравится ей утро. Морозное и солнечное.
*
И вороны, воробьи, синицы – все попросыпались. Еще не рассвело, а они уже кричат – не скажешь же, что поют.  Как в общаге коридорно-коммунальского типа.
*
Ворона села на крышу чёрного блестящего внедорожника. «Воронок!» - как осенило.
*
Скворцы.
Похоже, их совсем не огорчает то, что они именно скворцы, а не кто-то еще, не человеки, например.
Они «бодры, веселы», деятельны. Что-то сосредоточенно отыскивают на только еще начинающем зеленеть газоне.
Им интересен этот весенний мир!
А грустный прохожий человек пытается угадать их жизнь. Безуспешно.
*
Ворона вертит бумажку от мороженого, приседает, наклоняется, что-то в цветной обёртке отыскивает. А там другая. Лопает червяка, вылезшего на асфальт после дождя, разрывает его, придерживая лапкой, и глотает, запивая из лужи.
Их поведение кажется разумным. Может быть, вороны понимают то, что им нужно для их нехитрой птичьей жизни. Только то, что им нужно. Понадобится – будут понимать больше. Но пока им это не нужно. Излишне. Житейски мудро.
Вот и в Евангелии хорошо о птицах отзываются. «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец наш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?»
«Нет, не лучше».
*
А эта каркает, никак не прокаркается.
*
Птицам как-то вдруг удивили. Ни с того ни сего.
Ходить, бегать, ползти, плавать – это как-то более-менее понятно, это куда ни шло, а вот летать!
Столько всего должно быть предусмотрено природой! Изощрённого!
Это как с самолётами...
«Самолёты» - это так, к примеру. Чтобы на чем-то доступном пониманию оценить  сложность и  восхитительную простоту природы птиц.
*
Опять вороны учат детей летать.
*
ТВ. О птицах. Пингвины, пеликаны, какие-то чайки и пр. Неописуемой красоты.
Птицы и Божий мир.
Птицы делают свою повседневную работу: охотятся, кормят детей, галдят, куда-то летят или прыгают по скалам.
Совершеннейшие создания. В своём роде. Пёрышко к пёрышку. В прекрасном мире.
Только вот поедание друг друга! Необходимейшее, конечно.
Созидание совершенства и его уничтожение. Обновление. Калейдоскопическое.
Как-то надо всё это объяснять. Укладывать в голове.
*
У птиц точно не жизнь, а одна сплошная, беспрерывная работа! Весной лети из Африки в Россию! Пару себе найди! Гнездо свей! Яйца отложи! Отгоняй всяких там разорителей гнёзд, вроде ворон или животных.  Выведи птенцов! Корми детей, охраняй их от врагов! А осенью – обратно лети чёрте куда! И так всю жизнь!
Откуда же представление о беспечности их жизни!
«Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?»
Ну, да, поют на утренней заре. Аж надрываются! Особенно по весне. Но так ведь это тоже их работа!  Как без этого! Это важная, ответственная работа, связанная с родопродолжением.
Правда, неясно, что они в Африке делают. Может быть, там они отдыхают. На югах.
Не представить. 
*
Весной.
Птицы активно поют. Весна, надо всё успеть. Отдают себя полностью. Никакой пошлой лирики, только истошные крики души, сексуальности, инстинктов. Очень напористо, с полной выкладкой.
*
«Воробьи совсем не празднуют Новый Год! Они даже не знаю, что настаёт Новый Год!»
*
У голубя что-то не так с ногой. Он поджал её и теперь стоит только на одной ноге, растерянно оглядываясь по сторонам. Что случилось? Никогда такого не было – и вот!
*
Вырождение пиратства. На плече капитана вместо большого (говорящего, ругающегося чертями) попугая чирикает маленький волнистый (говнистый).
*
Бодрый как воробей.
*
- «Отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы». Это представилось так зримо, так вживую! Впервые за всё время со школьных зубрильных времён. Орлица с округлёнными и без того круглыми испуганными глазами. Её разбудили, вывели из погружённости в неторопливые, тяжеловесные, как её полет, дрёмы. И вот она такая. Перья топорщатся, в глазах испуг…
- Это похоже на рассказ идиот. Соседям по палате.
- Сам такой!
*
Воробьи чирикают наверное чтобы не замёрзнуть. Не могу же они радоваться этому морозному – под двадцать градусов – утру! Или могут?
*
Воронье карканье в утреннем небе. Беспокойные птицы. Летают и переругиваются мерзкими голосами.
За что им так? За вредность характера? Или одно другое дополняет, и одно без другого не бывает?
*
Ворона ходит по залитому водой оттепельному льду. Что-то та пытается отдолбить. Съедобное. Она так думает. Предполагает.
*
Чирикнул во все воробьиное горло! И у него тоже что-то выпало из клюва. Не такое, конечно, важное как сыр, но все же! Что-то зеленоватенькое. Может быть, зелёная гусеница. Ну, или просто травинка.
*
- Мокрые вороны летали под дождём.
- Почему мокрые?
- Так ведь под дождём!
*
Бесприютные утки качаются на волнах Фонтанки. Болтанка сегодня. Как их не тошнит!
*
Фиоритурное чириканье. Птичка что-то без конца повторяет. Но ей никто не отвечает. Наверное не понимают. Все остальные птички насвистывают что-то своё. «Твоя моя не понимай».
*
Воробьям уже не спится.
*
Птицы тоже – двуногие существа.
Скворец смешно ходит по тротуару.
*
Стая скворцов что-то активно ищут и съедают на газоне в довольно высокой для них траве.
Среди скворцов по траве расхаживает большая ворона. Она ничего не ищет в траве и только внимательно посматривает на своих собратьев, наверное не очень понимает их энтузиазма.
*
Голубь пристаёт к своей девушке, а та смотрит с опаской на прохожего.
*
Воробьи как дети. Шустрые, стайные, вертлявые…
Во всяком случае, старых и мудрых стариков отыскать невозможно.
*
- Соловьи с Волковских кладбищ отпели свои весенние песни, и теперь наверное счастливы, ожидая потомство.
- Нет, ещё поют.
- Разве? Ну, значит, я ничего не понимаю в птичьей жизни.
*
- Какой маленький воробей!
- Это не маленький воробей, а какая-то породистая птичка.
- Какая?
- Какая-нибудь малиновка или камышовка. А может быть сам соловей!
*
Голубь механически, заведённо однообразно старается, ухаживая за голубкой: надувает шею, распускает хвост, кланяется без конца, кружась на одном месте перед подружкой.
А как надо? Расскажи! 
*
«Непонятная птица каркнула в небе», - из школьного сочинения.
*
С безгрешностью птички взирая на мир.
*
«Соловей. Не сосчитать коленца. Что его заставляет делать так? И именно с коленцами!»
*
- Воздух города наполнен птицами. В основном, конечно, сорных пород – голубями, воробьями, чайками...
- Ты и чаек записал в эту компанию!
- Чайки – это такие белые вороны. Так же бестолково и противно горланят над головой. Не уняться! И такие же побирушки помоечные как и голуби!
- Что ж тебе попугаев подавай?
- Канареек!
- Вот именно!
*
Что чайки делают зимой? Где ищут волны, на которых можно качаться и над которыми можно летать?
*
Помощь суровой зимой для «наших пернатых друзей» – помойки и свалки.
В сравнении с ними те, развешиваемые на деревьях и окнах кормушечки из пустых молочных коробок, – детское баловство.
Есть ещё старушки, рассыпающие голубям дешёвые виды крупы возле магазинов.
И уток на Обводном после «Ашана можно покормить нарезным батоном за восемнадцать рублей.
*
- Чайки летают высоко в небе и жалуются, жалуются... Что они здесь потеряли – над улицей Достоевского! Где море, а где Достоевский!
- Здесь даже свалки поблизости не наблюдается!
*
Бесприютно в вечерних сумерках качаются утки на волнах посреди Фонтанки. Семейно - парами.
*
ТВ. «Поговорка про журавля в небе – это доказательство того, что журавли раньше считались съедобными».
Про синицу в руках забыли.
*
Май. Соловей – где-то на дереве за оградой Волковского кладбища.
Глупо стоять, задрав голову, высматривая в первой зелени клёна этого невидимого певца. И автобусы с пассажирами едут мимо.
*
Синичий настойчивый голос.
А ночью? Где и как они спят? Таким холодным маем! На ветке? Глаза бусинки закрыты. Они чуть присели на хвост. Голова вдвинута в плечи…
Как куры на насесте?
*
Март. Кричит ворона. На крыше или на дереве. Откуда-то из глубины двора.
Мартовская ворона. Они в марте всегда так кричат. Выводят потомство?
*
Парочка ворон в молодой зелёной траве. Но не просто две вороны, а именно пара! Семейная.
Он терпеливо ждёт, пока она что-то там выклёвывает – какую-то вкусную бумажку.
А может быть, это она ждёт, пока он закусывает. Кто их разберёт!
*
- Скворцы не улетели!
- Может, это не скворцы.
- А кто! Свистят как скворцы, по размеру больше воробьёв. Кто там ещё может целой стаей так шуметь, рассевшись в ветвях на верхушках деревьев!
- Странно.
- А я что говорю!
- А ещё утки на Фонтанке.
- Что?
- Сидят на льду или плавают в небольших промоинах. Бр-р-р!
- Всё у них хорошо. Вон селезень пристаёт девушке. Нашёл время для ухаживаний!
- Ну да. Зимняя птичья жизнь продолжается.
*
Ворона. Сидит на кирпичной трубе дома, что на Звенигородской.
Чуть подальше ещё дом, и опять на трубе – ворона.
Что-то высматривают. Сверху им хорошо видно. Машины, трамваи, людишки...
*
- Птицы. Без устали свиристят, надрываются.
- Работа у них такая. Весенняя.
*
- Начало лета. Птицы поют, но уже приглушённо, без прежнего самозабвения.
- Чтобы не беспокоить отложенные яички?
- Да уж! Из тебя такой орнитолог!
- А что тогда?
*
Волковский проспект. Деревья на берегу реки Волковки, за которой Волковское кладбище, нависают над тротуаром. Где-то в ветвях, перебивая друг друга, звенят птицы. Вообще весь кладбищенский парк полон звуков. Похоже на кипящий котёл. На малом огне. На коммунальной кухне.
В конце июня на птицы будто совсем перестают петь.
Иногда только обеспокоенно покрикивают. Как на коммунальной кухне. Всякое бывает.
*
Гуляем среди  голых, мокрых, чёрных будто обугленных деревьев. Две вороны на молодом льду пытаются что-то отдолбить.
*
Какой-то потрёпанный, наверное, не совсем здоровый голубь кружится на одном месте в брачном ритуальном танце. При этом никого рядом нет. Но ему надо кружиться. Так положено его природным инстинктом.
Хочется его пожалеть. Такого жалкого, болезненного, без подруги... Кажется, что он должен расстраиваться, переживать.
Но у него очевидный непорядок с головой, и он живёт в мире своих галлюцинаций. Может быть, он там счастлив и жалости не подлежит.
Может быть. Но всё равно его жалеешь. По человеческим понятиям.





Народ
Умом понимает, что он – народ, но никак не удаётся почувствовать себя полным ничтожеством,  абсолютным ничто. Что-то мешает.
Может быть, что-то не вытравленное до конца, сохранившееся от советского среднего образования?


Двое в комнате
Муха бестолково летает по комнате, волнуется, не находит себе места... Отвлекая от занятий, требующих сосредоточенности, и нервируя еще одного обитателя этой комнаты.


Подружки
На старой фотографии подружки Рита и Таня.
У Риты в глазах больше понимания и тоски. Таня попроще. А Рита всегда казалась какой-то особенной. Но они дружили.  С кем-то же надо было им дружить в их маленьком посёлке.
Жизнь прошла. И укатала, подравняла подружек. Таня стала больше похожа на Риту, Рита – на Таню. Разительная разница где-то потерялась в толще времени.


Люди в жизни
*
Продолжают пользоваться испорченными жизнями.
*
Встречные. Идут мимо. Каждый несёт в себе свою драгоценную жизнь. Свои мысли, воспоминания, опасения, желания... Отвечают сами за себя перед собой и перед родственниками и друзьями.
*
Траченые жизнью люди.
*
Идут люди. Со своими именами, со своими мыслями, родственниками, обедами в сумочках, проездными карточками...
*
Дискретно, квантами - так всё у людей. С людьми.  Толчками и взашей. Поступки, дела…
Тут они что-то делают, стараются, переживают… А тут – выходные. Надо выключить себя из сети производства, чтобы какое-то время полежать обесточенно на диване.
*
Байкер, или рокер – по-старому... Но без мотоцикла. Всё по фене – кожаные черные штаны и куртка, молнии, никелированные пуговицы, мощные сапоги, серьга в ухе, небритый свирепый вид… Только вот самого «байка» нет. Это вызывает необъяснимое беспокойство.
Угнали что ли? Щас заплачет?
*
Претерпевает эту жизнь. Стремится, но все равно живёт, как получится. Как научили. С жёсткой, почти неразрушаемой привязкой к семейным и племенным традициям и ценностям. Ей всегда будет важнее тот жизненный авторитет, который она имеет среди своих. Другого не нужно.
*
«Ах, ё.т.м.! Хорошо!» - чуть качнувшись, вышел довольный человек из питейной подворотни с приятелями. Он и два приятеля. Неизменная выпивальная троица. Но не пьяные. Только «похорошевшие». До ощущения радости жизни.
*
Встречные лица. Будто можно понять, что же такое жизнь! Лица, лица... Льются лавиной навстречу. Вываливает автобус людей на конечной остановке Старой Деревни, и они идут, идут густой толпой.
И мелькают лица.
*
Молодое лицо – взгляд в будущее, в то будущее, которое рисуется в молодости.
Старое лицо – взгляд в прошлое. Может быть, это лицо прожитой жизни.
*
Пьяненький папаша. В таком состоянии в нём что-то укрепляется, как застывает. Какой-то стержень появляется. Он становится невменяемо жёстким. Не забалуешь! Дети его опасаются. Привыкли опасаться. Из-за периодической повторяемости этого папочкина состояния.
*
Жизнь его лёгкая и незаметная. Никого не обременившая. Ни физически, ни духовно. Так… лёгкий ветерок, а не человек.
*
Недовольна своим флегматичным капитаном. Что из него выйдет? Только начальник котельной. Да и то ещё лет через десять. Когда все окончательно поймут, что генерала из него не получится.
*
Маленькие, глупенькие, наивные, трогательно беспросветные…
Их не хватает на всю непроезжую жизнь.
Маленькие люди. Очень маленькие.
В быту они раздражают. Недотыкомки. Порода такая. Непородистая.
*
Тихий уже почти алкогольный пьяница. Заходит с работы в кафе, посидит, неподвижно глядя перед собой, выцедит рюмку другую. Его мордастое лицо с губчатой рыхлой кожей нальётся тяжело-розовым цветом. Он медленно встанет из-за хрупкого столика, осторожно пройдёт между тесно расставленными стульями к выходу и пойдёт дальше. Куда ему спешить? Похоже, некуда.
*
Блестящие. Способностями, образованием, знаниями, достижениями…
И потом вдруг с какого-то жизненного момента не знают, что со всем этим делать.
*
Пьяненькая. Бывшая комсомолочка.
Раздалась - по возрасту, по образу жизни, по отношению к миру…
Подурнела, поглупела, в глазах тоска.
Судьба. Теперь, насмотревшись на подобное, в общем и целом понятно, как такое бывает.
«Нормальные» судьбы. Просто прожили жизни. Что-то делали на работе, отмечали праздники и дни рождения…
Ну, можно и чуть возвышенней, эпичней... Как у Тарковского, например.

«...На свадьбах пили белое вино,
Ходили на работу и в кино,

Гробы на полотенцах выносили,
И друг у друга денег в долг просили,

И спали парами в пуховиках,
И первенцев держали на руках...»

Но почему-то кажется, что это немного не тот случай. Почему-то.
*
Она ему понравилась на вечеринке. Он «запал» на неё. Так всё и связалось между ними.
А в ней ничего особенного. У них обыкновенная жизнь.
Таких миллион. А они миллион первые.
*
Пьяненькая, с плачущим голосом, заплетающимися пунктирными мыслями она была всё же привлекательней, чем в обычном состоянии.
Её пытались усадить, но она только выше поднимала пластиковый стаканчик с огненной водой и отстраняла руку, тянувшую её за кофту вниз.
«Ну что вы всё поправляете мою талию!»
*
- Смена причёсок. Возрастная. У женщин.
- Может быть, это оттого, что в их жизни всё уже случилось. Ничего не поменять, кроме причёски.
*
«Мусорные жизни». Нельзя, конечно, так говорить, но... Но в некоторых случаях так и просится!
Те жизни, что ни для чего не пригодились. Прожитые кое-как. Те, что пропали зря.
*
Две фразы одного и того же Егорова.
«Ну, понятно, это гидроудар».
«Что ты ходишь сгорбившись!»
От человека остались две фразы и больше ничего. Человек, отмеченный только таким словесным образом.
*
- У тебя, конечно, есть какая-то финансовая грамотность... - говорит он своей девушке.
Сначала удивляешься тому, о чём они говорят. О финансовой грамотности! В быту! В повседневности! Будто не о чём уже больше говорить! Молодым и красивы!
- Перейдём на жёсткую экономию! – предлагает девушка.
- Где она -  жёсткая! Откуда!
Слышишь такое, и их уже сразу становится жалко. Не вдаваясь в подробности.
И его – всё понимающего. Или почти всё.
И её - не понимающую ничего. Или почти ничего.
*
- А жизнь обещала вроде как выигрышный билет! А что! Всё при ней! Не уродина, не дура... И где он этот автомобиль? Или хотя бы стиральная машина!
- Ну, автомобиль у неё вроде есть...
- Что же она всё оглядывается по сторонам! Будто что-то потеряла.
*
Не уважают свою жизнь. Живут как попало.
*
Внутри неё радостная психическая жизнь, радостное сознание себя и мира. Внутри неё всё хорошо. Ей там нравится.
*
Женщина произносит  «Досрачно». Её никто не заставляет, она сама. Это не очень понимаешь.
Что это? От грубого общения на производстве?
Сколько безнадёжно испорченного народа!
Или не безнадёжно?
*
А люди попадаются по большей части те, которые не совершили в жизни ни одного подвига. И не собираются. Да с них никто и не спрашивает. Живут себе и живут. Как и сколько могут.
*
Люди, которые созданы и которые живут только самой примитивной, можно сказать, биологической, повседневной жизнью. Они ни для чего другого в этой их жизни не приспособлены. Так сложилось. Генно и по воспитанию. К ним, конечно, не может быть никаких претензий.
В общем-то тянутся по жизни кое-как, не сильно сопротивляясь. Подчиняясь сиюминутной, ситуативной  необходимости.
*
Общее этого времени? Или это что-то вневременное, всевременное? Кажется, что люди легче жизни.
Разум как поплавок держит людей на поверхности. Вместо трагедии – фарс, барахтанье кверху попой.
*
Два пьяницы на перекрёстке успокаивали друг друга: «Все нормально!» – «Нормально!»
Совсем как у Жванецкого.
*
Она - в волнах настроений. Идёт по улице сырым сумрачным вечером. Отпивает из банки пиво, а потом прикладывает банку к разгорячённому лицу. У неё та стадия молодости, когда как-то само собой получается остановка перед чем-то качественно новым. Это новое не схватить.
*
Он Фарида презрительно называет Махмудом.
В нём вредная для здоровья недоброта.
*
Одна развалина поддерживает другую. Идут. Куда-то идут.
Её тоже в жизни обманули. То ли судьба неласковая, то ли просто непутёвый муж.
А ведь была очень симпатичной по молодости.
«И что теперь? И где всё это?»
Вот что самое обидное!
*
У него есть знакомый, который уехал в Америку. И там, если не процветает, то во всяком случае благоденствует. Доволен собой и тем, как он «устроился» в Америци. Работает на парковке, снимает с приятелем квартиру.
*
Некоторым удобно быть дурой. Не быть дурой, а прятаться в этом. В дурости. Это по какой-то их логике должно упрощать и действительно  упрощает жизнь.
Они постоянно находятся в этом домике, как моллюск в раковине.
И только иногда почему-то им становится обидно быть дурой и они выходят из образа.
*
Улица. «У меня одна подруга от первого мужика сделала аборт».
Услышишь такое и уже неудивительно, что столько несчастных судеб среди таких, как эта мадам.
Сами рассуждения, сами определения, само отношение к миру через всё это...
*
Молодой человек офисного вида, в костюме, при галстуке едет в метро, как видно, на службу.
И стрижёт ногти специальными щипчиками.
Правда, вагон почти пустой. И не может же он появиться на службе с длинными ногтями!
*
Посетила магазин. Купила бутылочку воды без газа и зубную пасту.
На диете!
*
«Его жалкая жизнь. И его, и его, и её… Их жалкие жизни».
*
Беспомощные люди.
Они заняты. Они постоянно заняты.
Они обслуживают этот мир.
*
В голове её скучно, как в старом, засиженном тараканами кухонном шкафу. Никаких тайн. Навалена кучей кухонная утварь, банки, «каструлки»…
*
Там, где есть соединение, столкновение людей... Насыщенность действием, движением и столкновением интересов.
Люди сами по себе, в духе, - почти ангелы. Но вместе...
*
Улица. «Арон! А-а-рон! Не спеши!»
Кто бы знал, что его зовут Арон, если бы его не окликнули издалека! Можно было бы и не догадаться.
*
Девушка с оранжевыми волосами и в разных цветных носках стоит рядом со своим велосипедом. Курит.
Она наверное будет поступать в цирковое училище. Тренируется на бескомплексность и артистизм».
*
Идут с ночной смены. Разговаривают о дочках. Простые некрасивые женщины.
*
Это кто такой в белых носках и черных туфлях проскакал мимо?! Какое полное, до дрожи, совпадение походки и манеры одеваться! Единое целое человека. Длинноногое, нескладное, паукообразное – всего лишь двух средних ног не хватает – сложноустроенное создание. С опознавательной, будто предупредительной, окраской в виде белых носков, видных в просвет между короткими брючками и черными неизящными туфлями.
*
Детство выбрасывает их в жизнь. Но им просто нечего делать в этой жизни. С самого начала.
*
«Маленькая, несчастная… Она и внутри такая же».
*
Быстро растратили себя. То, что явно, наглядно, очевидно, - физически растратили. Они старые уже в свои нестарые годы. А что с растраченностью в других смыслах – в  духовном, например, то об этом не знаешь ничего.
Мужики. Просто мужики. Потрёпанные, беззубые, помятые, равнодушные к себе.
*
У щелкающих семечки встречается иногда такая сосредоточенность в лице.
*
Этому простому, слегка приблатнённому слесарю по жизни очень нравится иметь дочь, нести её на плечах в ясли, сдержанно улыбаясь её смеху у себя над стриженой макушкой.
*
Начинает жить. Ей лет двадцать пять. Из деревни по дороге в Оредеж.
Рассказывала случайному попутчику Володе про то, как она всё насквозь понимает в деревенской жизни. Она и корову доила, и овец со свиньями пасла, и бабушка ей много чего рассказывала.
Её пьяненький парень или муж сидит на полу, а она, не давая вставить слово, убеждает, убеждает…
Такая вот уверенность в знании жизни!
*
«Настолько навъё-ывался, что пришёл домой, поел, пое-ался и спать лёг».
*
У щелкающих семечки встречается иногда такая сосредоточенность в лице.
*
Беременная женщина. В майке, растянутой большим животом. Ладони задвинуты в карманы джинсов.
«Вдул кто-то». Так грубо! Наверное несправедливо. Но рядом нет будущего папаши. С ней только её подружки.
Подсознание находит соответствующие впечатлению слова. Что-то в её виде, что-то в лице...
*
«Картошку поджарю и буду сидеть».
Или «смотреть».
Рассказывает приятелям о том, что будет делать вечером.
*
Интеллигентка... офисная! Нюхает помидоры в гастрономе.
Попку помидора.
*
Вот человек с небольшой своей правдой. Он улыбается.
В его жизни такое завидное равновесие!
*
Этому простому, слегка приблатнённому слесарю по жизни очень нравится иметь дочь, нести её на плечах в ясли, сдержанно улыбаясь её смеху у себя над стриженой макушкой.
*
Прячутся от взаимоотношений с судьбой, с миром, с нерешаемыми вопросами бытия…
Прячутся в казённой службе. Хоть на время.
*
Вера. Живёт с тем, кто попался. Не так уж и плохо.
«Вы точно шофёр?» - зачем-то спросила она. Это всё, что она спросила.
*
«Миша! Как поживаешь?!» - даже машину остановил, вышел из неё навстречу престарелому дядьке с пивной бутылкой в руке.
Замечаешь плохенький народец, потрёпанный, пустивший свои жизни по течению. Несёт их, несёт… Перестают барахтаться. Идут с утречка, пивцо отхлёбывают.
*
Её, будто бы обаяние, раздражает. Что-то характерное в её мимике, в манере говорить с людьми…
Это в ней вроде усвоенных уроков обаятельности. Не на всех это действует должным образом. Некоторых раздражает. Этот тик обаятельности.
*
Уличная: «Я раньше здесь работала».
Это удивительно. Этому удивляешься. Если бы обычная женщина так сказала, на это бы не обратил внимания. А тут человека будто открыли, как книгу.
*
Объявление:
«Сдаю 1 к. кв. в этом р-не, 7 мин пешком от метро. Хорошее состояние. Возм. врем. регистр. Мебель, быт.техника. Порядочным людям. Не юг!»
*
Пожилые рыжие близнецы. Оба с барсетками. Будто в детский сад идут.
*
«Люди в жизни. Часто с годами как-то духовно разваливаются. Устают, что ли!»
*
В общении с людьми в нём проявляется что-то решительно-хирургическое».
*
- Она старается выкарабкаться из самой себя во что-то хоть как-то духовное.
- Каким образом?
- Копается в чём-то эзотерическом, оккультном, что отыскивает  в Интернете.
- Может быть, это хорошо!
- Да, неплохо.
*
Не уловить было, в чём состояли  его достоинства, которыми он, похоже, так гордился.
Важность какая-то в нём присутствовала.
И страх в глазах.
*
Вся её жизнь вдруг стала разлезаться как дешёвая ткань после стирки. Ничего не удержать. Ни профессию, ни семью, ни понимание этого мира, ни будущего…
С чем встречать это будущее? То будущее, которое всех ждёт когда-нибудь?
*
Близко подходишь к «живым». Они - «живые», потому что видишь их, когда они наедине с собой. Застаешь. В их мире. В их подлинности. Входишь в их мир. 
*
Люди б\у. Мужчины б\у, женщины…
*
Выпил. Теперь надо себя оправдать. Отсюда - соответствующее выражение лица.
Готовность оправдаться. Что-то должно найтись в биографии или в событиях текущего дня, что можно как для судебного заседания предъявить в качестве смягчающего вину обстоятельства.
Изобретательности и находчивости тут нет предела.
*
Уверенная в себе. Её уверенность даже будто затверженная, непробиваемая.
Это в ней семейное, генное, повторяемое из поколения в поколение.
Вся её родня - маленькие, простоватые, с твёрдыми правилами, привыкшие надеяться только на себя.
*
Сначала беспечно и легкомысленно наживают себе разные проблемы, потом начинают их активно разруливать. Лихорадочно, на грани отчаяния от страха перед последствиями.
Обычное дело.
*
«О чём это? О том, как мучаются люди на жизненной каторге».
*
«Я уже просто нажралась. Так, что мне не хотелось…»
Подруга слушает её с едва заметной улыбкой. У неё остался ещё запас неиспорченности выслушивать такое, выдерживая дистанцию. Она тоже вмешана в эту жизнь, но ещё в состоянии сопротивляться житейской нетребовательности и небрезгливости, которые её откровенная  подружка уже и не замечает в себе и совсем не стыдится.
*
Главные герои, второплановые, второстепенные, третьестепенные, эпизодические персонажи, массовка...
Так и в жизни.
Вот она массовка – идёт, ёжась и позёвывая, на службу тёмным зимним утром. Совсем не герои. Никакие.
*
Такой мужественный, даже свирепый. Со своим орлиным носом, красивой щетиной на щеках, особым разрезом глаз…
А билет предъявил сразу и без всякого раздражения в отношении беспамятной контролёрши электрички, уже второй раз подошедшей к нему. И свирепость лица куда-то делась. Терпеливый, снисходительный... Не возмутился, не рявкнул!
«Характер нордический, выдержанный...»
Что-то вроде того.
*
Живут без романтических потрясений. Стараются. Ровно. На трезвую голову.
*
В эти пять лет вместились её замужество, двое детей и развод. Всё очень компактно получилось.





Перспектива
«Чудесный шарик. И люди ходят по нему. Со своими мыслями. Осень сменяет лето, потом следует какая-никакая зима, там, глядишь, весна будет… И всё пока живёт, дышит, надеется».


Сказка
Надоело ему быть столбовой дворянкой. Ждёт нового назначения. С возрастающим разочарованием.


Порода
*
Их кажущаяся беспомощность, неумение жить… Именно что кажущиеся! Эта какая-то высшепородная правильность в них. От предков – вместе с жизненными предпочтениями, мозгами, чувствами, совестливостью, благородством…
В бытовой, в хамско-бытовой жизни как бы не веришь в полезность по жизни этих качеств. Это как вера в Бога. Она как будто в стороне от повседневной жизни. Ею пользуются, но в крайних случаях, не во всех жизненных ситуациях. Так и здесь: вера в разумное, правильное устройство мира так же редка, как и подлинная вера в Бога. А у них это даже не обсуждается – настолько оно неотделимо от их сущности.
Этому завидуешь – как и всему врождённому.
*
У мамы и у сына очень тихие голоса. Спокойные, тихие – почти шелест. Порода такая. Неспособных на ор.
Как и все люди они строят свой собственный мир. У них он тихий, и другого они не знают и не признают.
Как им живется рядом и вперемежку с другими породами?





Его подруга
Ангел наверное есть и у этого бомжеватого, с припухшим обветренным лицом типа.
Да вот же он этот ангел: похожая на него и лицом и одеждой подруга. Ангел такой. Бомжеватый. Соответствующий. 
Всех надо спасать, всех охранять. Претерпевать эту жизнь с теми, кому выпало на их ангельскую долю.


Житель
Живёт негромко, в безвестности. Несёт свой крючковатый нос в сумрачную квартиру во флигеле третьего двора на Пестеля. В его комнате пахнет книжной пылью, мышами, еще чем-то негигиеничным.


Бабочка
Сбил на пол ночную бабочку. Думает: «Зачем уж ей летать? Зачем ночной бабочке нужны крылья? Залететь куда-нибудь, отложить яйца и умереть?»
Бабочка кружилась на месте, покачиваясь с крыла на крыло, как допотопный самолёт.


Прохожий
Идет, а за ним волочится его жизнь. С лохмотьями мыслей, обрывками чувств... Что-то по-клоунски роняет на ходу, поднимает, бредёт дальше...


Земная жизнь
Политика, политики... И при этом у каждого своя биологическая, земная жизнь. «И слезы и любовь». И неясно, в какой жизни они прожили свои жизни.


Паша
«Честный, сострадательный, добродушный, покладистый... И так далее. Конечно, считают, что не от большого ай-кью он такой.
Теряется в этом мире. И потому старается  избегать вранья, уходит от всяких жизненных многоходовок.
Чтобы не запутаться, чтобы упростить свои отношения с миром своей честностью, открытостью, добродушием...
С ним  хорошо иметь дело. Надёжно. Он всегда на месте.
А что касается ай-кью... Да Бог с ним с этим ай-кью! Уж не дурнее многих!»


Разговор
- Как живёшь?
- Плохо.
Но стала рассказывать о такой несусветной ерунде, что в пору засомневаться, а так ли уж все плохо?
Нет, все же плохо. Румянец с какими-то синюшными пятнами. Горячая! Костик обнял её, прижав её голову к своей груди. Худая!
Но продолжает  говорить о ерунде!
Это как горячую кашу едят: снимают тонкий остывший слой с самой поверхности. Пустяки. А самая обжигающая каша – ещё там, к ней не подступиться.


Стихи
- Какой тоской должны быть проникнуты стихи какого-нибудь жучка, сидящего, скукожившись, под жёлтым листиком в этом лесу!
- Какой же?
- Такой! Осень, холодно, скоро всё закончится. Этот свет Божий померкнет.
- Стрекоза что ли и Муравей?
- Вроде того.
- Думаешь, они стихи умеют сочинять?
- Почему нет! Не все, конечно. Некоторые. Как и люди.


Встреча одноклассников
На встрече одноклассников его бывшая подружка будет трепать его за мясистые, отвисшие щеки, а он будет виновато жмурить глаза.


Подробности
Чувствовалось, что Петрову скучно слушать о подробностях жизни Маркиткина.
Маркиткину и самому было скучно о них говорить.


Лужа
Хитрый дурачок. Обманул лужу. Обошёл её. Правда,  с невероятными сложностями: пробрался по заваленной мусором обочине. Лужа-то была небольшая, но коварная. А он её обманул! И теперь идёт не в силах сдержать улыбки. Смотрит в какую-то только ему открытую глубину и даль у себя под ногами и улыбается. Хитро и счастливо.


Уныние
Унылая мать-одиночка, унылый сын, унылая жизнь в их унылой квартире...
Но вот как-то они живут!
У них есть фамилии, они ходят кто  на службу, кто в школу, у них есть родственники где-нибудь в Тверской или Калужской области...
Вечерами они заглядывают из своей жизни в телевизор. И как-то там все понимают. По-своему.
Как-то очень сдержано понимают. Чтобы не сказать уныло.
Будто случайно оказались в этом мире, в этой стране и городе.


Весной
- Весной на улице много говорящих сами с собой прохожих.
- И напевающих.
- И даже поющих.


Велосипед
«Молодость», «смешной велосипед»... И что-то ещё  – третье! Охватывающее, дополняющее...
«Прикольно!» - может быть?


Простые лица
*
У него на лице еще не проступила родительская сверхпростота. Он ещё и не догадывается, что это такое. Думает, что это у них от старости.
А какие простые лица встречаются!
Эта «простота» приобретается годами безнадёжной повседневности.
Такие лица формируются многолетней нескончаемой деревенской работой. С прослойками однообразных застолий, окончательно опрощающих их жизнь.
*
В парке.
Они понимают шахматы. На понимание жизни у них уже не хватало никогда терпения и воли. И слишком много было всегда легкомыслия и беспечности.
Нет, не понимали они жизни. Так, как понимают её эта строгая старушка и её, по-видимому, внучка.
 Понимание жизни в этой строгости, в умении себя блюсти. Это уже в полушаге от своеобразной религиозности. Но без религии. В их лицах надёжное знание. И при этом воплощённое знание.
Простые совсем лица.





Состояние
Напился, заперся в своём внутреннем мире и не выходит. И никого туда не пускает. Лает даже. Гавкает.


Охламон
Она в семье обеспечивает «приличие».
Он – охламон, в трениках, с рубашкой, выбившейся из-под заношенной кофты, небритый, с бегающими тоскливыми глазками...
А она аккуратно и чисто одета, даже не без некоторого изящества, благодушна, всё на свете понимает...
Она настолько всё понимает, что уже давно переступила через стыд за свою неприличную вторую половину.
Только вот катит  по узкому тротуару коляску, чуть обгоняя мужа. Вроде как сама по себе.
У неё будто совсем другая порода. Так в жизни уж получилось. Достался ей охламон. Куда теперь деваться! Восточной женщине.


Потерянность
Потрёпанный, на полпути в бомжи...
Его захватили его странности. Когда странности захватывают жизнь человека, так вот и получается.
Человек теряется. Для самого себя и для этой жизни. Он не может уже выбраться из этой потерянности.
Его могло бы спасти жёсткое руководство его жизнью кем-нибудь со стороны. Но никому до него дела нет.


Улыбка
Девочка улыбнулась, проводив взглядом смешную кудрявую собачку.
И кусочек улыбки достался случайному прохожему, попавшемуся на пути.


Железные
*
У неё железная логика. Но не за счёт железных аргументов, а просто потому, что вот она у неё именно такая – железная!
И даже железобетонная! Хоть и женская. Или, может быть, потому, что женская.
Абсолютно непоколебимая внутренняя позиция! Граница на замке! И делай с ней что хошь, - со всякими там противными ей аргументами и фактами!
Хоть на гвоздик повесь!
*
Они серьёзно относятся к этому. И к тому. Ко всему, к чему начали серьёзно относиться.
«Пушинка к пушинке. Ни одного пёрышка…»
Они утверждают свой мир. И утвердившись в нём, в дальнейшем пребывают неколебимы. Их не сбить. Всё уже вымерено. Или ценность или ничто.





Подписные издания
Подворотня. Мужик с трёхтомником кого-то.
Но видно, что не читатель.


Выживание
*
«Узбеко-таджики». Поразительно полно ориентированы только на материальное, на прокормление, на выживание... Или это только часть всего разнообразия? И есть и другие – духовно-ориентированные – которых не встретишь среди гастарбайтеров в Россию. Поэты, мыслители, интеллектуалы... Они не путешествуют в поисках дворницких заработков в Северную Пальмиру.
Наверное нельзя говорить об «ориентированности». Это не выбор, это  скорее всего вынужденность.
На земле надо выживать. Так устроена жизнь.
Это материальная почва. Из нее при случае могут вырасти и поэты, и мыслители, и интеллектуалы.
Невольно вспомнишь Советский Союз. Хотели жизнь переиначить. Сознательно. Нашли корень зла – частную собственность. Верили в это. Да это казалось и очевидным.
Но подкрались подлые, предательские «перстроечные» времена, пришли черные в истории России 90-е годы.
И теперь некому сознательно, системно думать о жизни на планете, о людях, которым на этой благословенной планете с трудом приходится выживать. Как во все прошлые века человечества. Вздыхая: «Жизнь такова!»
*
«Узбек» в магазине с кучей мелочи в руках купил четыре булки черного хлеба. Еле наскреб.
И «узбек» необычный. Молодой парень в очках с большими диоптриями. В рабочей одежде.
Он как-то смущенно улыбался. Наверное потому, что пришлось со своей мелочью задерживать очередь.
На улице его ждал другой «узбек», который, похоже, оставался на входе в магазин, чтобы стеречь какую-то грузовую тележку. «Узбек» с хлебом приобнял за плечи своего товарища и улыбнулся.
Несчастный, но не унывающий народец. Не скажешь – веселый. Именно не унывающий!
*
Дворники. Узбеки или таджики. Дехкане, короче. Что-то говорят, сидя на  корточках у стены дома на своем дехканском языке. На тихой улице. Унесенные ветром.
*
Открылась дверь с надписью «Оздоровительный центр» и на порог вышел «узбек» в свитере и в помятом пиджаке.
Может быть, это народный целитель с Востока, а может быть, ночной сторож. И то и другое равновероятно.
В С-Пб целители с Востока бывают очень похожи на гастарбайтеров из ближнего азиатского зарубежья.
*
Узбек в жилете светло-зеленого цвета на ходу уныло пересчитывает свою тощенькую пачечку сторублевок. И так посчитает, и веером разложит и опять посчитает. Как карты это у него.
Не с чего ходить. И некуда. До ближайшего «Дикси» разве что.
*
Сидит, дожидаясь конца жизни. Покорно и отрешенно. На скамейке в метро. Приезжая. Из Узбекистана.
*
То ли узбеки, то ли таджики идут то ли на работу, то ли с работы.
Поднимаешь на них глаза, выходя из метро после погружения в книгу о нейтрино, телескопах, фотонах и реликтовом излучении.
У одних проблемы выживания, добывания средств для сносного существования на этой мало приспособленной к нормальной жизни планете Солнечной системы, у других...
Такой разброс в вопросах целей и смысла жизни!
А некоторые  застряли где-то посредине между этими вариантами.
И все идут одновременно по этим улицам и только иногда, случайно встретившись,  оглядываются друг на друга.
*
Ласковый, проникновенный женский голос:
«Не подкладывайте руки под поручни!..»
Может быть, этот ласковый голос – это какое-никакое, а утешение - небольшое, краткосрочное, иллюзорное - в бесприютной жизни этого грустного «узбека», стоящего  на эскалаторе.
Ласковый голос России! Доброй по сути. Внутренне.
Это жизнь такая-всякая... Но кто в этом виноват!
«Не прислоняйтесь и не прислоняйте багаж к неподвижным частям эскалатора!»
Кто еще так ласково, так заботливо может обращаться к чужому для всех в этом северном городе  человеку! Только его узбекская мама. Ну, или сестра – голос молодой.
*
Таджики. Собирают брошенные тележки на территории перед «Ашаном». У них такая работа. Не проявляют недовольства из-за ленивых покупателей.
Они вообще бессловесны. И улыбаются только вечером, когда никто не видит.
*
На входе в метро пригласили Ходжу Насреддина просканировать его котомку.
Рюкзак, вообще-то, такой – похожий на котомку.
Добродушное бородатое лицо, лукавая усмешка... Хорошо бы – всепонимания!
*
Несчастный народец. Тянущийся утром по направлению к развороченной в связи с ремонтом улице Правды.
Где они до этого хранились от привязчивых взглядов милиционеров – радетелей паспортного режима? Где-то же ютились. Эти лица «таджикской» национальности.
И теперь они хмуро оглядывают этот мир хмурым питерским утром.
Что они думают? Например, о тех иномарках, припаркованных на той стороне улицы?
Или им уже надоело об этом думать. Им просто зябко пока. Пока не началась работа.
*
Таджик в кафе.
Таджикская лепешка и чай из маленькой пиалы.
Сидит в углу за входной дверью. Ужинает.
*
Еще проще.
Жизнь пекаря из таджикского кафе. Смирение, долготерпение… Работа в мрачном северном городе.
Какое светлое будущее ему грезится? Кто ему что пообещал?
*
Молодые люди. Привезли их дворниками из какого-нибудь Ленгера или Каракола в тяжелый, мрачный город СП. Они стесняются смотреть в глаза прохожим.
Им бы раньше вставать, чтобы до прохожих уже прятаться с этих улиц.
*
Она недавно приехала из Средней Азии. Ей все время хочется улыбнуться. Но она боится надоесть всем своим радостным ощущением. Молчит. Сдерживает себя. И только незаметно для других улыбается.
Что уж там такого было, откуда она сбежала, что этот вечно сумеречный, сырой, трудный, совсем не любезный город вызывает в ней такие счастливые ощущения?
Может быть даже, что ее зовут Гуля.
*
Два азиатских лица. Почти одноплеменных. Только вот одно принадлежит праздному туристу-японцу, а другое – подсобному рабочему в бригаде, которая моет фасад дома.
*
Светлые мальчики. В них свет материнской любви.
Он вышел из своего таджикского кафе, в котором печет круглые лепешки, чтобы поговорить по мобильнику с мамой.
*
Что-то высокопородное было в этих двух монголоидных приезжих.
Эта их внутренняя готовность и на унижение, и на высокомерие. В одном и том же намеке на улыбку.
*
Светлые мальчики. В них свет материнской любви.
Он вышел из своего таджикского кафе, в котором печет круглые лепешки, чтобы поговорить по мобильнику с мамой.
*
Построили гранитную мостовую на Малой Морской. Замостили. И опять уехали кто куда – в Таджикистан, на Украину, в Молдавию...
Оставили свой след в С-П.
*
Она изящна в этом оранжевом жилете. Ей он даже идёт – смотрится как что-то стильное.
Она сотоварищи не спеша выходит на ещё полутемную утреннюю улицу.
Где-то тут недалеко они ночуют. Где-то в тех строениях, что видны за глухим забором какого-то учреждения. Здесь и в помине нет никакого жилья – сплошная промзона. И тем не менее.
Они не могут быть довольны своей участью. Чем тут можно быть довольным! Но у людей есть чудное свойство свыкаться со многим, если не со всем в своей жизни.
Они выходят не спеша, будто наслаждаются моментом. Им предстоит пустяковая работа, не вызывающая у них никаких серьёзных эмоций. Они побудут на ней некоторое время и всё.
Они независимы, ни на что не надеются.
Глядишь на неё, на её молодость, на этот её оранжевый жилет, на эти задворки, на этих молчаливых людей рядом с ней и не можешь не думать о бестолковом устройстве жизни, которая принуждает людей к такому существованию. 
Но они наверное считают, что можно ещё потерпеть.
Ну, и она потерпит.
*
Таджички плохо переносят питерский климат – дождь, холод, автомобильную вонь. У них постоянно насморк, болячки на губах. Они очень несчастливы здесь. Но терпеливо все сносят.
*
Азербайджанец-зеленщик. Его прогнали из «Дикси» и оштрафовали. Теперь он ходит со своими котомками от магазина к магазину в надежде встретить старых своих покупателей.
А ещё он вставил себе белоснежные зубы.
*
Воейково. Узбеко-таджики встретились. Чего-то ждут.
На языке международного общения:
«Ты какой работы ещё умеешь делать?»
*
Бумажка на водосточной трубе: «Работа. Пропитание. Проживание».
Что ещё нужно человеку в его выживательной жизни! Особенно если этот человек приехал в город из далёких краёв!
Предполагаешь, всё же, что предлагаемое по этому объявлению не всякому может понравиться.
*
Приехали. Испуганно озираются. Куда они попали? Что теперь делать? В этом опасном мире. Что их ждёт?
*
«Гастарбайтеры». Заряжаются постепенно ненавистью и тоской.
*
Скучные молдаване. Приехали на заработки.
*
Черноголовые. Идут задворками и оглядываются – нет ли милиции где.
*
Растеряны от своего полного безденежья. Пара из Средней Азии.
*
«Если бы не гастарбайтеры, вся! - хана биля. Я везде убираю. Вся засрано».
*
Думаешь, зачем их мать рожала? Для этой стройки? Этих смугло-азиатских с тоской в глазах.
Они как дикие зверьки, которых голод выгнал из леса в эти города, на эти улицы.
*
- Наши - русские - хоть кормят. Собак. А вот ваши хохлы…
Дворники у подворотни стоят кружком.
Толстая дворничиха с сигаретой и два мужика пропойного вида в оранжевых жилетах  – это, надо полагать, «русские». А «хохлы» – это узбек, к которому обращается дворничиха. Он молчит. Пытается оценить юмор.
Он не обижается.
*
Утренние азиаты. Эти несчастные думают, что у них важная работа. Важный участок борьбы за чистоту города. Чужого им города!
*
«Гастарбайтеры». Слово-то какое! Ассоциации сами собой просятся: «arbeiten», «nicht schiessen», «halt!», «zur;ck»...
*
Люди неизвестной национальности с раскосыми глазами.
Стесняешься спросить. Это тонкий момент. Не всем понравится, что их выделяют из общей массы народа на улице, показывая им, что они не такие как все тут, особенные.
Но может быть, это глупые сомнения. Ведь не знаешь! Кто они, откуда?
И даже не раскосые. Те рыночные. С Сенного. Ничего ведь о них не знаешь.
Поругиваешь их иногда вернувшись с покупками домой, но в целом относишься к ним с симпатией. Заводные, неутомимые, изобретательные...
*
Трое в оранжевых жилетах. Наверное идут с работы.
У них свой, замкнутый на своих мир. Его границы очерчены непонятным для окружающих языком.
Придут в своё жилище, будут пить чай с лепёшкой. Потом... Потом – может быть, шиш-беш?
*
Таджики. Идут утром на стройку.
Они как кочевники в плену у варваров.
Унизительно само присутствие их на этих улицах.
*
Увидел мельком эту азиатскую женщину. Уже пожилую, но еще вынужденную работать.
Она вышла с другой такой же монголоидной женщиной из типографии. Наверное после ночной смены.
У неё перекрашенные в блондинку волосы. Чёрные у корней.
У неё тоска в глазах.
*
«И курит, и сплёвывает, и шаркает резиновыми грязными сапогами. А еще таджик!»
*
Таджичка. У неё такая необычная ясность во взгляде! Она всё видит в этом чужом для неё жизненном пространстве и всё понимает. Такое не часто встречается среди её соплеменников. Обычно они прячутся у себя где-то внутри, в своём мире, и на всё оттуда смотрят с лёгким пренебрежением и даже враждебностью.
Когда поднимают глаза.
*
Благородство, невинность, несчастность... В лице этой приезжей из Средней Азии. Как не проникнуться к ней участием! Или даже чем-то ещё. Большим.
*
Рядом с нами существуют люди, поставленные в совершенно особые условия жизни.
О чем они думают, проходя мимо нас? Как они всё понимают?
«Приезжие». Как только ни называемые в дурном просторечье. На стройках, в ЖЭКах, на ремонтах домов и дорог...
Оскорблённые. По-всякому. Зарплатами, образом жизни, отношением и у себя на родине и у нас…
Занесло их в Россию, конечно, не от хорошей жизни.
Всё это не пройдёт даром для «принимающей стороны». Не напрямую, а «по душе», по внутреннему содержанию. Такие вещи бесследно не проходят. Аукнется. Какими-то внутренними разрушающими явлениями – скорее всего. Обоюдное ожесточение уже начинает проявляться, а что с этим делать никто решить не может.
*
Потомки, условно говоря, Чингиз-хана. Они сделаны по другой программе. Их мир в законченном виде – у них в мозгу. Ничего с этим не поделать.





Подарок
Скромный, но с элементами стильности подарок. Потрёпанный молодой человек. Видно, что ориентирован на полуголодную жизнь творческой личности. Всё скромно. И одежда, и подарок, и притязания. Явно  и стыдно, скромный.
Таких всегда жалеешь. По-отечески.


Её выбор
Муж бросил её. Почему-то думаешь, по некоторым её высказываниям, что она давно шла к этим обстоятельствам, была будто приговорена к ним. Своим характером, своим пониманием жизни, отношений, людей...
У неё выбор был такой – с такими последствиями. Давнишний выбор.
Этот «разводный» исход был заложен в её муже, муж  – в её выборе, её выбор – в ней самой.


Сознание
«Потный», - это она не смогла сразу вспомнить фамилию актёра С.
Отпущенное погулять сознание. Оно думает, что может думать что вздумается.
Как кусучая собачонка. Не страшная, конечно, но может вдруг бяку сделать.
А попробуй возрази! Хозяйка сознания-собачки набросится еще пуще!


Деловое
Потерял деловую походку, деловую хватку, деловую сметку, деловое настроение, деловой вид, деловые связи и отношения, деловой подход...
Может быть, только надо все это «деловое» расставить в определённом порядке. По мере поступления.
Нет – по мере исчезания.


Васечкин
«Я, - говорит, - поссорилась из-за этого с Васечкиным и неделю с ним не разговаривала».
Васечкин – её муж. Это такой шик – называть мужа по фамилии.
«Возвращается Петров с работы, а я ему и говорю…»
С одной стороны забавно, а с другой в этом есть что-то мерзкое.
Отношения такие. На грани мерзости.


ТВ. Биографический фильм
Пошлости о том, что «творческим работникам» необходимо и позволительно всегда находиться в состоянии влюблённости.
«...не слишком, а слегка». Для творческого тонуса.
«Увлечения».
А без пошлости, может быть, и не объяснить.


Упражнения в минимализмах
*
Дождь. Лужи. А ей весело и все равно. Уже.
*
Спать интересно.
*
Не брезгует никакими мыслями.
*
Бестолковые титанические усилия.
*
Школьного возраста азиатка. Может быть, ее обидели великороссы.
*
Вынула из уха наушник и сказала: «Пока».
*
Тоже пережидает вечность. С сигаретой в руке. Люди очень открыты. Вот они! Со всем своим, что в них вместилось.
И с сигаретой в руке.
*
«Отнестись к этому философски? Разве можно такое говорить женщине! Старой и больной!»
*
Обнимается. От сытости, должно быть. И выспанности. Короче, по физиологическим мотивам.
*
Одни спасают мир, других хватает только на спасение дождевых червяков, выползших на асфальт после дождя.
*
В нем не было никакого образования. Не случилось. Не произошло.
*
«Ни друзей, ни собаки!»
*
Доплелись до старости.
*
Позорно не приставал.
*
Человек  идет по городу Санкт-Петербургу. Жизнь его еще не кончилась.
*
В его ашановской тележке какая-то женская косметика, еще что-то чисто женское...
В нескольких экземплярах, в нескольких наборах. Подарки для всех обитателей его вигвама?
*
Ему уже не ворваться своим воображением в ее святая святых. Не хватает этого самого воображения.
*
Притвориться живым.
*
Первая скрипка в ансамбле балалаечников.
*
«Родила себе игрушку. Ляльку».
*
Не успевают пожать плоды понимания.
*
«Рыжий Лёшка». Уже и не поймёшь, был он рыжим или не был. Теперь он седой и облезлый.
*
«Фальшь летних тёплых вечеров. В городе СП», - подумал вдруг старик Платонов, сворачивая под арку своего гулкого тёмного двора.
*
На всякий случай верит в Бога.
*
Гордится своей шопинговой потенцией. Может супружницу поводить по «Ашану», ни в чем ей не отказывая.
*
Он неконструктивно думает о своей семейной жизни.
*
Разнообразно разбитые жизни.
*
«И потом всё так и будет! А потом погаснет солнце!»
*
Затеяли семью.
*
Попал на праздничный период ее жизни.
Идут люди-праздники. Всё в них – буквально –праздник!
*
Без телевизора ему одиноко в пустой квартире. Хоть бы какой-то товарищ!
*
Сюсюкают даже сами с собой. Нравится! Нравится им такой характер взаимоотношений со всем на свете. Такое вот отношение к реальности.
*
Люди боятся ночи, прячутся по ночам дома. Под одеялом.
*
Умение бедно жить. Это кажется ценным умением. А умение жить богато?
*
«Нет чтобы поумнеть!»
*
Мимо пролетело лёгкое пёрышко, неторопливо и спокойно, будто оно знало, куда летит.
*
Машина. Нет особой необходимости, но надо же куда-то "расти".
*
Под забором лежал пьяный интеллигент.
*
Кричит на свою женщину. Серьёзно кричит. С матом.
Когда отношения скрашиваются только обедом и постелью...
*
Больничные «впечатления». Те, кто здесь поселились на время, уже не могут отделаться этим легким словом.
*
Философ. Полубезумный. Продаёт обложки для документов в вагонах метро. Стоик, наверное.
*
«Конечно, хотелось бы жить в более простом и понятном мире, но где его взять!»  \ОК
*
Спрятал свои детские глупости во взрослую серьёзность и другие шаблонные представления об умных людях. Басом стал говорить. Чудак!
*
Живут в непроглядности своих мрачных мыслей. Куда им из себя, из своей жизни деться!
*
Старик со старухой, под ручку, шаркают по асфальту. Кто из них громче шаркает, так и не разобрать.
*
«Она  обещала в следующей жизни быть не такой дурой. Что ж, посмотрим».
*
Перекличка с А.С. «Быть можно дельным человеком и... и не думать о красе ногтей».
*
Ей мозгов хватает на все, что ей нужно. И лишнего не надо.
*
«Никак не разбогатеть!»
*
Можно ли зря потратить порядочность?
*
Смешная, наивная, тупоумная хитроумность.
*
Ни с кем не знакомый человек.
*
«Улыбка Джиоконды». «Усмешка Джиоконды».
А то еще: «Ухмылка Джиоконды».
*
Что ни мощный бородач, то Хэм, что ни мощный усач, то молодой Хэм.
*
Все закономерно. Без чудес. У таких родителей – такие дети.
Не «такие же», а «такие».
*
«Наивный сверхчеловек».
*
«Вместилище внутреннего мира, говоришь? Сюда вместился внутренний мир? Вместительно! Весь?»
*
«У них своя неправда. У каждого своя неправда».
*
Женщина лёгкого поведения и тяжёлой судьбы.
*
Воздержался от плевка.
*
Живут не морщась.
*
«Чтобы как у людей». «Что мы хуже других!»
Ну вот купили, повздыхали, поулыбались в потолок и уснули блаженными.
*
В переходе, в стекляшке рыбного ларька курили усталые тётки. Было поздно. Призрачно горел тусклый свет.
*
Шагин с утренней Тамбовской… Он их выслушивает. Внимательно. Вникающе. Руки за спиной. Сосредоточенно. Ждёт, чем все это закончится. Их разговоры. Нальют или не нальют?
*
Милиционеры пристали к пьяным. Сейчас «оштрафуют».
*
Сколько презрения к жизни в этом гражданине за рулём авто!  Он знает не понаслышке продажную сущность этого мира.
*
Что-то кричит из своей маленькой, незаметной жизни. Докричаться не может.
*
Проблемы. Соревнуются между собой  в своей важности. Кто из них всех «проблемней», серьёзней, нерешаемей, от какой больше тоски и безнадёжности.
*
Напиваются? Наверное оттого, что всё в жизни начинает казаться зыбким, неустойчивым.
Для единообразия, короче.
*
Как в облаке, как в чем-то обволакивающем… в своей духовности. Как в тумане. В тумане духовности. Бредут.
*
Невиданная крутизна! Жадно курит. Ловя тачку...
*
Всхлипы воспоминаний.
*
Им достался билет без выигрыша. Этим унылым работницам. Робко, бочком ступающим по тротуару, держась за руки.
*
Кого он себе воображает? Внутри. Там кто-то сильный, независимый, волевой, привыкший подчинять… Крутой, короче. А бутылка пива в руке тоже не лишнее. Атрибут крутости.
*
Чувствует своё интеллектуальное не-превосходство.
*
Улыбка не получилась.
*
Принимал негордые решения в жизни. «Шкуросберегающие».
*
Отхамился и ушёл. Как отбомбился. Или отхохмился.
То ли отхамился. то ли отхохмился.
*
Многословное неблагородство.
*
Бес в ребро. Взбрык сознания. Или подсознания. Или еще чего – пониже и посрамнее.
*
Несбывшееся. Тянет жилы из человека.
*
Экзистенциально завела ребёнка.
*
Вода в канале волнуется. Но уткам где-то там во мраке слегка золотящейся черной воды будто весело:
«Га-га-га-га!»
*
«У него другая – более ссыкливая – жизненная система».
*
Пьяный мужик рассказывает религиозным старушкам перед Чесменской церковью о пилястрах.
*
Сильный, плечистый, крутой, чуть ли ни бугай. В «Мерседесе».
Специально такой, чтобы у него не отняли. Он им покажет!
*
Смешной! У него был жизненный план. А по этому жизненному плану он должен был стать кандидатом наук. Незнамо каких.
*
Наивность зашкаливает.
*
Суета ресторанная. Они там окучивают друг друга. Длинные тени мелькают за окнами.
А эта! Что у неё дома нет! Ужинает одна в забегаловке с пластмассовыми столовыми приборами.
*
Невкусно живет.
*
Серьёзно к миру относится. И к жизни, и к людям, и к мировым проблемам...
Много пафоса.
Глуповат -  в общем.
*
Ходят, самофотографируются...
А женихи их остались в деревне.
*
Гигант изнутри.
*
Они стареют, увядают и меняются изнутри. Соответственно.
Будто непременно должно быть без обмана –  что-то такое же, как в зеркале».
*
Чему-то загадочно улыбается. Из глубины своего слабоумия.
*
Он многих женщин разочаровал.
А мог бы и огорчить!
*
Кто кого перепошлил в этой совместной жизни – неясно.
Взаимное, можно сказать, поощрение в пошлости.
*
Его шарканье – наверное что-то психическое.
Он приготовился к такой манере передвигать ноги - у него туфли на толстой подошке.
«На микропорке».
*
Много работы у них от их общей бестолковости.
*
«Где у вас здесь настроение меняют?»
*
«Измученная высшим образованием».
*
«Всё течёт, ничего не меняется».
*
«Мания спасения мира...»
Во всяком случае, над этим легко посмеяться.
*
У него как у Гагарина все время шнурки развязываются.
*
«Вот и попался со своими мыслями!»
*
Куда уходят жизненные  планы?
*
У него есть ещё в запасе роль обиженного.
*
Ждёт, что его кто-то чудесно подберёт на праздники. Но готовится подыхать от тоски.
*
«Если я буду всех их брать в расчёт, думать о них, то я сойду с ума от отвращения».
*
Заикаясь, медленно, выстраданно говорить пошлости.
*
Готовятся в главные инженеры, в матери, в невесты…
Готовятся к Новому Году, к пельменям на лыжной прогулке.
*
Две женщины идут в одну сторону шагах в десяти друг от друга.
Одна в красивой шубе из какого-то светло-коричневого меха, другая в оранжевом жилете.
*
Рассказ о малахитовских парах. Семьи конструкторов. Весь день поблизости друг от друга.
О чем им говорить перед сном? Только вздыхать.
*
Похудел. Один животик торчит.
*
«Опять выздоровел?»
*
Это женщины с «пониженной социальной ответственностью».
А это злокозненные халявщики, хотящие ими воспользоваться и употребить бесплатно.
На тех или не на тех они напали?
*
Две прогуливающиеся с детьми  мамаши. Они думают, что ни Бог, ни дети не слышат, как они ругаются матом… Они курят и ругаются. У них злые обиженные лица.
*
Сложная жизнь, сложные отношения…
После ссоры надо мириться.
Опять!
*
В окне кафе видна только её голова и часть руки. Она кормит себя из ложечки.
*
Идёт пьяный, чертыхается под нос, разговаривает с невидимым собеседником. Вернее пререкается.
*
Соответствие мужа и квартиры. Такие ей на роду написаны.
*
Мотоциклист в чёрной коже в непроницаемо чёрном шлеме на всю голову.
Как чёрный шар вместо головы.
На самом деле под этим чёрным шлемом достаточно хрупкий череп и тонкая шея.
А он разгоняется.
*
Живут без скучных премудростей.
Надеются прожить.
*
Инсультник курит правой, не парализованной, рукой.
*
Сразу повёл себя как каратист.
*
У этой девушки ещё никогда не было сантехнических проблем.
*
Состояние: не может понять, скрипка играет или фортепьяно.
*
Не успел применить чувство юмора.
*
«Насколько приятней иметь дело с благополучными людьми!»
*
Кому она там в себе улыбается?
*
Скорая помощь у ворот.
В таком красивом доме, на такой симпатичной улице кого-то понадобилось реанимировать. Довели!
*
Две комнаты в коммуналке. Есть, куда поссориться.
*
Одиннадцатая заповедь - НЕ ОБВЕШИВАЙ.
*
Людская трава. Вырастает и т.д.
*
Как Незнайка, озабочен добрыми делами.
*
Неуговариваемостью, несговорчивостью напоминал пьяного.
*
Когда поспал, тогда и утро. Утро, которое всегда с тобой.
*
Правила жизни устанавливает. Ставит кого надо на место. В магазине. Это одна из точек приложения сил.
*
Дама, накопившая, наконец, денег, чтобы хорошо, с её точки зрения, одеть себя.
И вот она идёт…
*
Далеко идущие планы на зарплату.
*
Некто В. переотмечался 23 февраля на службе. По дороге домой все праздники и тосты вдруг перемешались в его голове, он купил букет и, придя домой, торжественно поздравил жену с международным днём.
*
Она хочет внезапно разбогатеть.
*
Незаметный гадкий поступок.
*
Он не думает о будущем планеты! Бросает бумажки на асфальт!
*
Заражал знакомых своим рутинным отношением к жизни. Все, глядя на него, остерегались.
*
«Она выше его. Зато он богаче. На квартиру, «Мерседес» и недостроенный загородный дом».
*
Утро. Мороз. Пиво. Сигарета. Железное здоровье.
*
Жить не умеет, но живёт.
*
Убеждены, что они маленькие люди в своей маленькой, принадлежащей только им жизни.
На этом всё строится.
Это как представлять себя в коробочке.
*
«На трещины в асфальте не наступает. В 62 года!»
*
«Безобразие!» - сказал он, глянув мельком, на ходу в зеркало.
*
Кроме телевизора, его никто вечером дома не ждёт.
*
Крепыш. Будет долго выбирать. Лет до тридцати. Может дольше. Без ненужного, излишнего романтизма.
Потом замучит жену чем-то вроде занудства».
*
- На каком диванчике в каком уголочке своей маленькой квартирки он спит? Этот Акаккий Акаккиевич наших дней. Еврейской внешности.
- Тебя только это интересует?
*
«Замужем за русским, уже, негром».
*
«… и другие мелкие мечты».
*
«Некем согреться».
*
«Некем согрешить».
*
- Ты пользуешься женщинами?
- Was!?»
*
«Сколько неместных!»
*
Улыбается еще до «Алё».
*
«Он очень беден и хочет похудеть. Какое совпадение!»
*
«Бутуз!» На радость маме.
Пройдёт лет пятнадцать-двадцать, и его уже во взрослом состоянии не захочется называть бутузом.
Как-то по-другому. А чем он виноват! Это все пиво!
*
Женщина на велосипеде объехала лужу. Будь она помоложе лет на тридцать, такого бы с ней не случилось.
*
Он позволяет им думать, что они умнее его.
Может быть, в самом деле умнее – раз позволяет?
*
- Он живёт не в старом козле – как это кажется посторонним, непосвящённым, со стороны, а в…
- В ком же тогда!
*
Вьют гнёздышки. Комфортабельные, с размахом…
Успевают попользоваться. Или не успевают.
*
«Блюдёт себя».
И сразу будто что-то схватываешь в ней, в её повседневном существовании.
За этой не развёрнутой фразой усматриваешь те скрытые связи с окружающим миром, которые многое определяют в её жизни.
Но попробуй размотай этот клубок связей! Запаришься!
*
Всё ей мило, всё прелестно. И сама...
*
Заплакал от неожиданного горя.
*
Бывшая красавица. Много говорит. Это её отвлекает.
*
Хочет стать выше. А умнее стать не хочет? Понимает, что это невозможно. С такими каблуками.
*
Выждал время до старости и умер.
*
Страничка из дневника.
«С утра занимался уборкой и думал о несовершенстве мира».
*
В окне на первом этаже длинного зелёного здания на Звенигородской. Спортзал. СКА. Играют в баскетбол какие-то ветераны. Получив мяч, в атаку идут пешком – не бегут! Седовласые, с животиками...
*
Одни хотят учиться, другие не хотят. Одни хотят прокрасться в другую жизнь, другие не хотят. Обходятся.
*
«Откройте меня, откройте!» - просит он.
Было что-то такое в литературе. Кто-то говорил, что он энциклопедический словарь и просил открыть его на какой-то странице.
*
После «новогодне-рождественских каникул.
Зашевелились и пошли на работу.
*
- Психиатрическое разнообразие населения. Почти от каждого можно ждать чего-то, почти в каждом это сидит.
- Ты что, врач?
*
Споткнулась, и на мгновение в лице её мелькнули застарелые, затверженные обиды на жизнь, на судьбу.
*
Он из музыкальной семьи: у него сын учится в музыкальной школе.
*
Ему всё равно, в какой переулок свернуть. Это так очевидно! Человек, которому всё равно.
*
Врач-гигиенист спился, опустился и стал бомжом.
*
Похоже, они произошли от одной обезьяны.
*
Чья-то добропорядочная жизнь протекает в этой сумрачной комнате с часами над дверью.
*
Никто не подозревал, что он выдающийся. Ни разу не заподозрил его.
*
Оттачивает благородство в коммунальных склоках.
*
Иван Иваныч прошёл мимо. Несчастно трезвый.
*
Три собутыльника. У всех определился карьерный потолок. И это занятие так естественно в их положении.
Можно уже не стараться.
*
«Что-то он рано заскучал в этой жизни».
*
Что можно сделать из весёлого человека!
*
Аккуратная, холодная, с чужими запахами квартира. Она сразу вызвала раздражение и уныние.
И хозяйка вымученная материализмом...
Утрачены вера, надежда, любви и раньше не было. Тяжёлый случай.
*
Глянул в зеркало и ничего хорошего в нём не увидел.
*
Костя С. Копирует отца. Камнелицый чёрный юмор. Этот такой поселковый шик.
*
Не ему не доверял, а его бестолковости.
*
«А что? Ничего. Просто у нас было восьмое марта».
*
- Прохудился как человек.
- Он что, старое ведро!
*
Они странно похож на своего деда. Общепородное в них бросается в глаза.
Как «фирменные стиль».
Наструганные.
*
Мухи тянутся к человеческому теплу.
*
«Он ещё не до такого додумается! В бестолковой голове места много».
*
Наверное в нем тоже есть какой-то стержень. Только мягкий и гибкий.
*
Банный народ. Собрались к открытию бани на Воронежской.
Самый что ни на есть народ. Рабочий люд. Потертый, корявый, скромный. Из старофондовых коммуналок.
*
Элегантный, холёный…  дамский угодник. Смешной. И чем старше, тем смешнее будет.
*
Развлекся, увлекся… развелся.
*
Люди со своими шизо-иллюзиями. Слышны их громкие, убежденные голоса за дверями какой-то квартиры.
*
Накатил новый понедельник. Публика обречённо, носом в воротники, несёт сама себя на службу.





Мама Наташа
«Пьяная, толстая,  каменнолицая Наташа орёт для смеху как пароходный гудок. У неё это  хорошо получается. Ей вторит так же пьяный хахаль Толик. Из него человек-пароход не такой натуральный.
Сева, мальчик лет четырёх-пяти,  - сынишка Наташи –  испуганно плачет. Ничего не может понять.
Потом мама Наташа для успокоения сына целует его в шею. Сева смеётся от щекотки.
И такая тоска подступает! Будто эта сцена, эти персонажи заслонили собой весь  остальной – разнообразный, несмотря ни на что  – мир».


Покупки
Поддерживают друг друга в экономных покупках.
- Да-да, дорогой!
Сговорились.  Быть без претензий друг к другу.
Супруги Ветошкины.


Лестница
Бомжи, дворники, сторожа, ходячие рекламные плакаты… Самый низ социальной лестницы.
И будто бы есть  некое соответствие положения на этой лестнице –  жизненной активности, с которой живут люди.
Они такие от природы или так устают и разочаровываются в этой жизни – всякое бывает.
Нужна воля к встраиванию в социальную систему. Иногда эта воля сходит на нет. Тогда вообще соскакивают со всяких лестниц. Прыг – и всё.


Вечность
Клюшки для гольфа на тележке. Куда эта тележка катится? В вечность. Куда ж ещё! По отрезку бесконечности – и в вечность.
Может быть, это не клюшки для гольфа, а набор дворницкого инструмента: метлы, грабли, лопаты. Торчат из тележки захватанные грязными руками черенки.
Все равно: и бесконечность, и вечность присутствуют. Никуда не деться от них.


Рассказ о семейной паре
Семья конструкторов. Работают в одном отделе, только в разных секторах. Весь день поблизости друг от друга.
О чем им говорить перед сном? Только вздыхать.


Личная жизнь
У каждого своя жалкая личная жизнь. И если бы не служба, дающая какую-то иллюзию собственной значительности, то это выглядело бы совсем жалко.
Особенно ясно становится это, когда выгоняют на пенсию.


«Неумные»
Сын дворничихи с Достоевской. Тоже дворник. Петя. В оранжевом жилете с надписью ЖКХ. 
Мама ему не очень доверяет почему-то. Иногда только поручает что-то подмести.
Чаще всего Петя стоит без дела, руки за спиной, в арке какого-нибудь двора и смотрит на спешащих на службу утренних людей. 
У Пети такое выражение лица, будто он знает, что он «неумный», и ему слегка стыдно перед прохожими, которым это известно. А может быть, он еще только подбирается к пониманию и к стыду. Начинает догадываться. Как догадывался Форест Гамп.
И вот другая встреча - на Михайловской улице по дороге  к филармонии. Будто Петин брат! То же выражение лица. И та же угадываемая беспомощность по жизни. Но этот у филармонии - с нотами в руках. Идет в концерт.  Будет следить по нотам за исполнением оратории «Сотворение мира» Гайдна!


Летний вечер
Рубинштейна. Лето. Кафе, рестораны, бары, пабы... На каждом шагу. Молодёжь курит у входа...
На Рубинштейна в разное время жили Довлатов, Райкин, Хиль...
Жизнь продолжается. Жизнь продолжится и потом. Как сейчас она продолжается без некоторых уже.
Время к  ночи, почти сумерки... Как вампиры. Днём их не увидишь.
Сумеречная жизнь. Сумеречные женщины...
Красивые, с горящими ожиданием глазами, нервные, взвинченные, будто в лихорадке... Самое то! Их главная жизнь.
Подбросили в костёр жизни еще один вечер. Огонь весело потрескивает, подсвечивая лица, отражаясь блеском глаз...


Хлеб
Идут, хлеб жуют. Вернее какие-то недорогие из Ашана булочки. Мама и детки.
Если в кармане не звенит... Нет, по нынешним временам, у них как раз только и звенит. А не шуршит.
Но их это, похоже, не смущает.


Татуированные люди
*
Лето. Всюду замечаешь раскрашенные татуировками  руки, ноги, шеи, спины...
Сколько разрисованных людей!
У девушки на руках – химические элементы, бензольные кольца...
Как испачканные школьниками  парты, или  что-то в том же роде. Может быть, стены домов.
Это то, что в испачканном виде  воспринимается психиатрически - как что-то очевидно, вопиюще кощунственное.
*
Не знают, что еще с собой, со своим телом сделать! И волосы в малиновый цвет подкрасила, и рот утыкала пирсингом, а если поискать, то и татуировки имеются в разных частях...
*
По локти испачканные в татуировках руки.
*
Негры! Вот кому не повезло! Они не могут себя разрисовать так, как это делают с собой их белые братья.
*
Держатся за руки. Лет по двадцать. Одна из них вся зататуированная, другая вполне обыкновенная.
Может быть, чтобы ЛГБТ-роли были хоть как-то похожи на то, что должно быть.
Это у них игры такие. Как рваные джинсы. Как молодежные сообщества. Как металлисты, эму, хиппи... Теперь вот такая разновидность молодежного отделения себя от толпы.
*
Не просто так! Татуированный в цвете. Расписан в цветовой гамме, любимой Андре Дереном.
*
Тату и  граффити. Не на чем больше рисовать! Бумаги жалко? Лес берегут?
*
Что им какие-то стены домов жалеть, когда они свои руки и ноги не жалеют – измарали татуировками!
*
Это у него настоящие наколки, а не тату какие-то! Жуткие тюремные наколки!
Все эти расписные люди… В этом что-то окончательное. Это то, что уже не вернуть назад.
Они поняли что-то о этой жизни и приняли в конечном виде.
Так же как и тюремная публика.
Та же запертость. Те же ощущения запертости. У тех – в тюремной камере, у этих - просто в этой земной жизни. Из которой никуда не деться.
*
Тохес. И чуть выше левой её половинки – тату.
Вот такие бывают девушки!
*
Поэтесса-бард:
«…но сердце от счастья поёт», «…синий взор сияет мой»…
Ведущий: «Очень красивое стихотворение».
Заготовки для дембельского альбома. Девушка на берегу машет платочком любимому, уплывающему на корабле. И где-то там маяк с лучом света…
Это одновременно и сюжеты для татуировок.
*
Нелепая, испачканная в татуировках. Там, там и еще там... На худых руках, на кривоватых ногах, на шее.
«Несчастная!»
*
Цветные татуировки. Ходят как матрёшки. Расписные.
*
- Что у неё написано на ноге?
- Не успел разглядеть. Что-то не по-русски.
*
У молодого человека рука от локтя до запястья сплошным пятном зачернена татуировкой.
Его маму стало жалко. Такого ли она произвела на свет! Наверное был чистенький, румяный мальчуган с наивными ясными глазами.
Может быть, конечно, ничего страшного. Но всё равно кажется, будто как-то подпорчено мамочкино творение, над которым она трудилась столько времени. Бессмысленно, жалко...
Бывает, конечно, нечто похлеще, похуже... И всё равно: подпорченный человеческий материал.
Думается, что и внутрь него как-то проецируется эта бессмысленная чернота.
*
Голые – без колготок – в такую неласковую апрельскую погоду! Худые ноги под короткой юбочкой.  На тощей ляжке выше колена – татуировка. Это, оказывается, сейчас – самый писк.
Дождь. Промозглое апрельское утро.
*
У седого потрёпанного мужчины на руке написано: «Коля».
Просто «Коля». Ни отчества, ни фамилии, ни профессии!
Так это и останется с ним до конца.
*
«Испещрённая татуировками».





Макаров и Ольга
Чуть не каждый день идут навстречу по Стародеревенской.
«Это она погладила ему рубашку. Хорошо погладила».
«Вот и встретились два одиночества...»
Так и тянет на что-то эксцентричное! Нарушить, пошатнуть  идиллию.


Приключения профессора
1.
Профессор с благообразной бородкой приветствует дворника:
- Бог в помощь!
- Спасибо. Без него обойдусь.
- Ну как!
- Конечно обойдусь!
2.
Может быть, это был не профессор? Борода ничего не значит. У него мятые, грязные брюки, стоптанные пыльные туфли, мешком висящая куртка с засаленным воротом, в руках несуразная кошёлка из «Ашана»... Какой из него профессор! Разве что впадающий в юродство, или по-современному – в маразм.
3.
И совсем даже не профессор! На нем белые нитяные «субботниковские» перчатки. В довесок к мятым грязным штанам. А разговоры с дворником – на «профессиональные» - этого дворника -  темы.
4.
Бог мой! Как можно было принять его за профессора! Он мусорный обходчик! «Баночник»! Проверяет урны по утрам. Поэтому и нитяные перчатки. Утренний обход.
Если перчатки – может быть, все же каким-то боком профессор? Бывший!
5.
Вот такие приключения «профессора»!
Он не унывает. Идет себе, ненароком заглядывая в урны. И что-то  напевая себе под нос.
Может быть, от чувства неутраченного смущения.





Окна
Окна на первом этаже. Аккуратные старушечьи цветочные горшки на подоконнике. Занавески. В глубине комнат – непроницаемый мрак и тишина. Может быть, отдыхают. Пережидают очередное повышение давления, или очередное его понижение, усиление сердцебиения, или, наоборот, сердечное бессилие...


«Ашан»
Он старшую жену отправил в «Ашан» за покупками. Она ходит среди полок и настораживает людей своим суровым ликом в обрамлении чёрного головного убора, своими широкими, сросшимися бровями.
Может быть,  и зовут её как-нибудь подходяще! Айшан - например!


Пенкины
Пенкина. Подтверждает версию о совковых семьях. В маленькой и единственной квартирке, на совковую одну зарплату не так-то просто было «ходить налево», «разрушая семью». Вот и хранили унылую верность в супружеской жизни. То ли дело сейчас – при капитализме! Пенкин-муж стал хорошо зарабатывать и бросил Пенкину с двумя детьми. Зачем ему заботы, пелёнки, школьные уроки, прогулки, сказки на ночь!


Демонстрация
Майор-полиционер из первомайского оцепления на Невском все время что-то ядовито комментирует. Рядом с ним две знакомые. Может быть, тоже полиционеры в штатском.
И студенты у майора на демонстрацию пришли, только чтобы получить зачёт, и лозунги профсоюзников и политических партий достойны только презрительных смешков... Всякие там «Долой олигархов!» или «Деньги олигархов – в страну!»
«Куда лезут!»
Беспафосные люди. Не прошивают своим участием этот мир, эту жизнь, в том числе, свою работу. А ведь без этого все рассыпается! И что-то они вроде делают, службу несут, фунциклируют – не придерёшься! Но вот как-то все это у них отстранённо, без внутреннего отклика, равнодушно...
Страшнее всего с такими, когда они при должностях.


Саамы
ТВ. О саамах. О энтузиастах, пытающихся поддерживать что-то из прошлого своей культуры. Рассказы о ремесленных умельцах, о народном быте...
«Лежишь, смотришь на огонь, ни о чем не думаешь...» - это из описаний совсем простой саамской жизни, ценность которой они и сами не могут передать словами.
Пытаешься представить эту жизнь. Она, конечно, такая же, как везде, – не только у саамов – а и у всех, кто живёт простым и необходимым для выживания трудом и полуутраченными первобытными промыслами.
Думаешь в этой связи обо всех, кто постоянно находится внутри своих повседневных забот, своего доступного им жизненного творчества. Они заполняют своё существование на земле не абстракциями, а конкретными проблемами и потребностями, которые приносит им каждый новый день трудной жизни.
И оставляют после себя что-то материальное – одежду из рыбьей кожи или из оленьих шкур, костяные резные изделия, самопальные лодки и жилища. Условия жизни ничего другого не позволяют и не предполагают.
Так и живут, смотрят долгими вечерами  на огонь... А еще, конечно, на звезды смотрят, на северное сияние... И что-то все-таки думают обо всем этом.


На улице
Религиозные агитаторы на повседневной улице – со своими запредельными разговорами!
«Убогие!» У Бога.
Может быть, мир прост. По крайней мере в этом случае. И не надо ничего выдумывать. Дополнительного.


Снег
Ночью шёл снег. Не сильный, но тротуары и газоны засыпал. Идти по снегу не очень интересно, утренняя темень, скользко... И с неба продолжает что-то падать – то ли дождь, то ли снег. Да еще и утро понедельника!
Но вот из парадной вышла женщина и, глянув на заснеженную улицу, ахнула: «Ой, какая благодать!»


Машина
Миша  не водит машину. И его отец не водил машину. И его дед не водил. И его отец не водил машину.
«И его отэц, отэц, отэц тоже не водил машину!»


Водитель
«Пётр Фёдорович ушёл от жены к какой-то женщине за год до смерти. Ему было пятьдесят девять. Какие кипели страсти! А жена? Она даже не плакала на похоронах. Дочка плакала, а она нет. И в больницу к нему не ходила».


Вася
Большой и добродушный. Несёт за ней шубу и катит продуктовую тележку. Старается не отставать и не обгонять.
Нашёл себе маленькую и миленькую.
Она серьёзно к нему относится. Строго.
Она выстроила их маленький мир, устраивающий и её и Васю.
Это и смешит немного, и умиляет.


Выбор
*
Не бунтуют! Не возмущаются! Успокаивают себя тем, что они сами виноваты в своей бедности. Не старались, особо не стремились, довольствовались малым...
Даже гордятся собой в какой-то мере. Ведь они ни с кем не соревновались, не прокладывали себе дорогу локтями, не интриговали, никого не подсиживали...
Их бедность – это и есть оборотная сторона такого выбора.
Живут себе  как-то. Улыбаются. Своим мыслям, тёплой весенней погоде, концу рабочего дня...
*
И у них ни проблеска тяги к перемене участи, к переходу на как бы другой жизненный уровень. Будто это у них каста такая. Можно со стороны подумать - беспросветная.
Кастовая система – это вообще настолько психологически непреодолимая вещь, что люди и не пытаются что-то менять ни в себе, ни в своей жизни.





Парень
На нем чёрная майка с большой надписью нерусскими буквами, кроссовки, штаны до колен... Как-то они еще специально называются! Золотая цепочка на шее. Короткая стрижка... И вроде ничего особенного, но на всем - отпечаток продуманности, тщательной подобранности, чуть ли ни стиля... И это, конечно, не даётся запросто. Это целая школа! «Упаковочная».
И ему по жизни всего этого пока хватает. Для полноты мироощущения.


Разум
*
Этот «учёный муж»... С его своеобразным отношением к чувственной стороне жизни, с его приоритетом разума...
Ему не объяснить некоторые вещи. То, что и объяснять не надо обыкновенным повседневным людям.
Может быть, конечно, им не хватает этого самого разума, чтобы иметь его в приоритете. Они не чувствуют, что их такой разум может их защитить по жизни. Не доверяют разуму. Находят прибежище именно в чувственной стороне жизни. Им кажется это безопасней! Будто чувства не обманывают!
Родная стихия чувственности...
*
«Понимаешь, что часть этого мира всё-таки разумна. Надо пользоваться этим».





Мозги
«Физикам нужно быть очень умными с самого детства, чтобы к моменту начала работы набраться тем запасом знаний, который накоплен был до них.  А иначе ничего не успеть в их науке. Наверное и к химикам это относится, и к биологам, и к генетикам. Может быть, еще историки, философы... Может быть, для всех учёных это важно.
Для остальных специальностей это не так. Они и так проживут. Иногда мозгов почти совсем не нужно.
Разговоры о мозгах, которые люди «пропивают» в течение жизни. «А вот тётя Шура! А вот еще Леонид Герасимович! Им-то хватает!»
Жванецкому наверное был дан избыток мозгов для его сатирической специальности, раз он до сих пор не жалуется на отупение. Он мог тратить этот избыток на коньяк. И Веничка Ерофеев. Да мало ли! А вот Ландау страдал от каждого бокала шампанского, выпитого в Новый Год. Сразу чувствовал потерю в мыслительном аппарате.
В теплоэнергетике, наверное, можно пить. Там мозгов по-любому хватает. И в армии. Не говоря уже о слесарях, дворниках, сторожах, музыкантах, артистах, настройщиках, продавцах, трактористах...
Познер в передаче о Испании говорил, что с детства пьёт сухое вино. Ему наверное не нужно много мозгов. У него и так умный вид. Вернее он умеет делать его с помощью прищуривания и иронической ухмылки».


Фотография
Успеть  навести фотоаппарат и нажать на кнопку. Пока она так неправильно как-то – по диагонали, куда глаза глядят – пересекает улицу. Идет мимо уродца Каминкера – Рассеянного с зонтом, стоящего на чем-то, похожем на колесо от телеги.
Успеть запечатлеть её удаляющуюся фигуру в одном кадре с этим нелепым  зеленоватым человеком.
Её распущенные - до пояса – темно русые со светлыми прядями блестящие волосы, чуть полноватые ноги в черных джинсах...
Как-то даже ничего особенного не можешь сказать.
И будто часть её существа отделилась, тенью, от неё и осталась в карте памяти фотоаппарата.
И будто на мгновение – это ощущение приобщённости к её незнакомой, совершенно чужой, может быть, совершенно пустяковой жизни. Этого совсем не знаешь. Но что-то притянуло взгляд к её фигуре, к её распущенным волосам, к её проходящей мимо жизни.
И что-то надо было немедленно сделать, чтобы это было не совсем бесследно. Достать фотоаппарат, быстро оглянуться – не видит ли кто – и нажать кнопку.


Задачи
Вроде всегда ставились, кажется,  достаточно жизненные задачи. Ничего запредельно сложного. Убедить ребёнка скушать кашку, не пачкаться, сделать уроки... И вдруг эти простые задачи упираются в невозможность их решения. Вот что ставит в тупик воспитателей. И дальше – уже во взрослой жизни сходные простые, казалось бы, задачи на службе. Самые простейшие. Быть внимательным, аккуратным, исполнительным, не опаздывать, не просиживать... И опять это будто только кажущаяся простота. Самые простые задачи оказываются самыми сложными.


Бедные
*
- Бедный ребёнок!
- Это почему?
- Бедный сыночек бедных родителей. Сыночек  «бедный» - в смысле несчастный. А родители просто бедные - в денежном, экономическо-финансовом смысле. Ну, по Фонтанке ребёнка они еще в состоянии покатать, мороженое там купить, в стаканчике...
- Чего ж тебе ещё!
- Это надо у них спросить. Ощущение несчастности у них тоже присутствует. «Бедные» бедные родители! А ребёнок просто «бедный».
- Не в деньгах счастье.
- Ну, это да. Но надо это понимать и так к этому относиться, чтобы будучи бедным, не считать себя «бедным» и несчастным. 
*
«За столько лет так и не научилась быть бедной. А ведь пора бы уже… Бриллиантовая… Не первый год замужем. Да и уметь надо всё, в том числе и это. В жизни может пригодиться».
*
Всепоглощающая нужда. В буквальном смысле: поглощает здоровье, время, мысли, интересы, надежды…





Игры
*
Одни по жизни играют в шахматы. Можно вспомнить еще какие-то «сложные» игры, где надо придумывать комбинации, многоходовые варианты...
А другие играют только в лотерею. Ну, или в очко.
Такое отношение к жизни, такое понимание. Наверное врождённое.
*
Они решили, что в жизни всё – игра. Решили – не решили, а теперь так живут.
Проживают жизнь как некую игру.
Не сказать, что это игры для взрослых. Что-то вовремя в них не повзрослело.
Вместо всей полноты жизни – что-то выдуманное, привязанное к той игре, которую они выбрали. Их затянуло в это, и теперь им не выбраться.
*
«Совершенно дети!» - мелькает часто. Мысль последнего времени приняла такое направление. Одно из направлений, куда она может залетать при случае.
«Дети». Но это не умиление, это ужас, ошеломление. Состарившиеся дети. Не повзрослевшие вундеркинды. Они должны – по возрасту – управлять этой жизнью. Они и управляют! Эти не повзрослевшие подростки, короткоумные. Хуже ещё когда им положено это по положению, по должности!
Забавы. Игры.
*
В них азарт сидит. Но так как жизнь это не компьютерная игра и нескольких запасных жизней никто не даёт, всё так быстро и кончается. Но азарт одинаковый.
Азартные. Они уверены, что с ними ничего страшного не случится.





Незаметные
Когда вдруг исчезают, пропадают из повседневной жизни и прежде незаметные в ней люди... Вдруг заканчивается их незаметная жизнь. Может быть, не насовсем, а именно в этом месте. Кто-то еще недолго вспоминает о них. Может быть, их робкую, застенчивую улыбку, какие-то немногие слова, услышанные от них. Незаметные, легко заменимые, ничем не выдающиеся... Уходят в свои жизни без остатка и следа.


Брак
*
Морковкин уже давно развёлся со своей первой женой и женился на второй. Лет десять, если не пятнадцать. Долго. И все благодаря тому, что теперь во втором браке неустанно работал над ошибками, допущенными в первом.
Как на заводе переделывают брак. Бракованный брак. Отправляют душу, ну или что-то там еще - психическое, психиатрическое - на переплавку. В плавильный котёл нового брака.
Некоторые реинкарнируются таким образом по три, четыре и больше раз. Бракоделы! Артисты!
*
Мнение.
«Жениться надо тоже куда-то. Равно как и разводиться. Если некуда, то и ни того, ни другого».
*
- Это был романтический брак.
- Был?
*
ТВ: «Они оба надеются, что этот брак будет последним».
Или крайним?





В сквере
Культурно угощаются на скамейке в сквере на Марата. Умные разговоры. Вежливые обороты. Отставленный в сторону мизинец при поднесении пластикового стаканчика с напитком ко рту. Джентльмены. Ни у леди при них.


Игра
Может быть, у Г.Б. это какая-то игра с миром людей. Есть какие-то правила этой игры, есть какие-то свойства, особенности, возможности отдельных людей. Как у шахматных фигур. Эта изначальная заданность и, одновременно,  непредсказуемость поведения человека, которому дана свобода воли, и делают эту игру интересной. Причудливые комбинации, затяжные партии, блицы, этюды, разборы партий... Вот забава для Г.Б.


Человек с гитарой
Бородатое, осунувшееся лицо, порванные на коленях и сзади штаны, в руке треснутая гитара с надписью зелёным маркером «Вова»...
Он перешёл Садовую, идет по Ломоносова в сторону Фонтанки, заглядывая в попутные урны.
И не знает, что если он сейчас оглянется и попросит у того идущего сзади седого и лысого старика, тот ему скорее всего достанет из кошелька сторублёвку.


Дефекты
Супруг ей достался с «дефектами».
Насколько отношения бывают холодно-мёртвыми! Будто в спортлото играют. Проигрывают и комкают бумажку с крестиками. Не очень огорчённые.


Стены
Калеки с рождения или ставшие  калеками в процессе жизни... Они живут с неким абсолютным знанием жизни. Знают о ней что-то окончательно и бесповоротно определённое. Им это знание дано в придачу с их увечьями.
Перед ними постоянно, необратимо, неустранимо, необоримо  – стены. И они знают, что эти стены – навсегда.
Все остальные не знают своих стен. Жизнь превращается в это узнавание. 


Город ФМ
«У вас не будет мелочи? Просто у меня сегодня день рождения».
Детдомовский переросток с заячьей губой. Заговорила с добреньким дядечкой.
Кривая жизнь. Ничего хорошего в ней. У этой заячьей губы.
Иногда и такому бываешь рад. От неприкаянности.
Почувствовался-таки неизбывный ФМ-мир.
Щенок, радостно-любопытный, доверчивый, не знающий еще, чего ждать от этого мира…
Превращается во взрослую беспризорную собаку. И никакого праздника.


Обычное дело
Она активная. Она динамичная. Она отзывчивая. То есть у неё быстрая ответная реакция. Обратная связь. Быстрая, как отражение в зеркале. Это может приесться. Это может надоесть. Это может раздражать. Это может вызвать ненависть. В зяте… Так оно и произошло.


Деревня
Под старость отправляются доживать на всякие дачи или  на родину деревенских предков. В нищету, неустроенность, заброшенность. Старость и эта нищая жизнь «на земле» будто тянутся друг к другу. И у городских по преимуществу людей всегда некоторые иллюзии в отношении деревенской жизни. Им она кажется проще, спокойней…
Она засасывает в свою полунищету.


Фабричные
*
«Молодость уходит, работа на мебельной фабрике - ни особой зарплаты, ни перспектив...»
В голову приходит нечто подобное при виде тёмного силуэта молодой женщины в демисезонном пальто и платке.
Кто она? Примерно знаешь. В квартале отсюда – мебельная фабрика. Утром к метро почти всегда встречаешь их – тех, кто идет с ночной смены.
Женщина, почему-то привлёкшая внимание, чуть отстала от своих товарок, идущих вместе небольшой группкой.
Женщина  затягивается дымом сигареты на лёгком, ночном еще, морозце, смотрит куда-то вниз -  на заледенелый асфальт. Её бледное лицо с тонкими губами... Не разобрать в утренних сумерках, симпатичная она или нет.
С кем-то она наверное живёт. Кто-то всегда найдётся при желании. Какой-нибудь «охламон» с фабрики. Его сейчас нет среди тех, кто идёт с ней со смены. Может быть, он работает в другой бригаде или вообще в день. Водителем погрузчика!
Почему-то кажется, что он вряд ли прибавляет радости в её жизни. Прошли для неё те времена.
Был такой советский фильм – «Женщины». Тоже - про работниц мебельной фабрики.
Но как-то с тех пор будто прибавилось безнадёжности в этой жизни. В «мебельной» и не только. Так кажется.
А эти, что почти нагнали её, тоже наверное со смены, говорят об «обследованиях»: «А чё ей обследоваться-то!»
Эти уже постарше. И у них другой приоритет проблем.
И уже разойдясь с «фабричными», продолжаешь думать что-то унылое.
Думаешь, например, о том, сколько в жизни тратится зря женского материала!
*
Самые некрасивые, самые тусклые, самые потрёпанные... Идут с ночной смены. Предполагаешь, что с мебельной фабрики, а там – кто их знает! Идут группками. Некоторые с сигаретами. Ведут невесёлые разговоры.
Обычно на людях все веселей, оптимистичней, чем по одиночке. А тут потухшие, озабоченные. Что с ними делается, когда они сами по себе!
*
Фабричные.
Неказистый фабричный народец. Приезжие. Деревенские, сельские, аульские, кишлачные, поселковые... Некоторые из них стараются, тянутся, тянутся... Галстуки носят, спинжаки...





Рыночные
«Ядро мендоля», - написано на ценнике.
«Ты бы хоть правильно писала!» - учит одна продавщица другую.
Рыночные. Сборная из приезжих кавказок, молдаванок, учительниц-пенсионерок, сокращённых институток…
Про «ядра мендоля» написала молоденькая не очень красивая, но миловидная кавказская женщина. У неё лёгкий характер. Она мило и легкомысленно улыбается. А пожилая конструкторша, а может быть и учительница, наводящая порядок в правописании, делает свои замечания просто потому, что видит в своей подопечной существо восприимчивое, неиспорченное, удобное для наставлений.
Будто школа, школьница, учитель, урок…
«Умная девочка, но ленивая. И легкомысленная. Будет плохо учиться - кончит продавцом в овощном магазине или еще кем-то в том же роде».


Алгебра
Они все в разной степени, но несчастны. Жизнь к этому их подводит. И чем дальше по шкале времени, тем несчастнее они становятся.
Возрастающая такая функция.


Эмигранты
Несколько попавших на глаза биографий уехавших в 80-е.  Певица, артистка, какой-то учёный...
В этом теперь видится что-то опрометчивое. Реализация внушённой кем-то идеи. Эта идея прошила, просквозила всю не столь уж длинную жизнь. И на поверку – что-то жалкое. Нельзя жизнь подчинять головным идеям! Надо было жить здесь и не выдумывать лучшую жизнь, свободу, благодатные края, тем более - обетованную землю! В отношении «творческих» работников это особенно очевидно. Кому они там были нужны!


Развод
*
Развелись с облегчением. Дрожали от радости и нетерпения. Даже были рады друг другу, потому что желание развестись было обоюдным. Не слышать, не видеть, не терпеть, не подлаживаться под раздражающие,  ненавистные привычки,  уехать в разные концы города и забыть напрочь о существовании друг друга! Все начать сначала, наученными «горьким опытом». Не было ни сожаления, ни обиды на несчастную судьбу. Гора с плеч! Какое счастье! Впору пойти куда-нибудь в кафе и отметить это событие, весело, счастливо переглядываясь и стыдясь своего счастья перед публикой кафе – такими будничными, обыкновенными, ничего в жизни не понимающими.
*
Развод. Крайняя, последняя стадия эволюции отношений.
Психологически, кажется, это почти совсем понятно. Стоит только дать себе большую свободу суждений. Свободы от ответственности. За слова, поступки... И можно… Даже без обычных в таких случаях эксцессов. Просто, трезво, без излишних эмоций…
Мысленно придумываются, выстраиваются какие-то приемлемые варианты...
Тестируют самих себя на готовность к разного рода последующим трудностям и так далее. Чуть ли ни план мероприятий составляется! Умозрительно.
Многие на этой стадии останавливаются. Известная вещь – некуда расходиться!
*
Разводятся. Обнаружили друг в друге мерзкие качества. Непереносимые.
Пожили, пожили и обнаружили.
*
Расформированная семья. Потеряла знамя. Уж не любви ли? Что-то вроде того.
*
Ушёл. От ежедневного преломления себя в мутном стекле быто-семейной жизни.
*
Вместо обычного при разводе: «не сошлись характерами» она сказала: «Не сошлись темпераментами».
И понимай как знаешь!
*
Развод. Всё просто. Как из этой немудрёной жизни с кофиём и сигаретами, из незамысловатого чтения, элементарных интересов начался некий распад? Всё было просто, удобно, весело, не требовало особых усилий. И на тебе! Он плохой, она плохая.
*
Они сразу успокаиваются после развода, чувствуют огромное облегчение. Никто теперь им не указ.
Этому не удивляешься. Были чужими друг для друга до свадьбы и остались чужими после начала совместной жизни. И тут вдруг эта чужесть обнаруживается. И дальше совместная жизнь кажется уже странной.
Отсюда правильное слово: «разбежались». Легко! К обоюдному удовлетворению.
*
Поучаствовал в её жизни. Не так долго. Всего несколько лет. Теперь - всё! И даже странно представить, что жили в одном быту, завтракали, обедали вместе. Спали!
Не стеснялись друг друга.
Собирались вместе стареть.
И вот теперь - всё.





8 января
Народ притихший какой-то. Если не сказать пришибленный. Кажется странным, что елки уже не продают, и авосек с мандаринами в руках у прохожих не видно.


Вселенский юмор
А может быть, это гнев ГБ? Или не гнев, а то, что обычно и бывает с людьми – что-то на полуиздёвке, ироничное, внешне забавное. Такое характерное проявление вселенского юмора. Не то чтобы ГБ баловался людьми, но он позволяет им пользоваться своим несовершенным разумением, а потом демонстрирует печальные результаты этой детской самостоятельности.


Папа знает
«Четыре с половиной миллиона стоит».
Папа разбирается в том, сколько стоит машина, стоящая у тротуара. На ходу объясняет сыну.
Может быть, эта машина несколько унижает достоинство этого папаши. Идущего с семейством пешком по Разъезжей.
Но он не сдаётся. Вот он уже знает, сколько такая может стоить. Стремится!


Мороженое
Мама и сын медленно идут по дороге от станции и едят на ходу мороженое.
Мальчик сосредоточен на этом занятии, ест палочкой и боится обронить хоть кусочек.
Мама наоборот не замечает своего занятия. Мысли её где-то витают.
Тёплый, солнечный, осенний день.
И в общем-то им хорошо.


«Восточная» семья
Она красивая? Имеет ли он право? Так-то уж! Он отчитывает ее, кричит на нее на всю улицу.
Она не ропщет. Катит перед собой детскую коляску, втянув голову в плечи.
Как у них заведено? Может, не только в красоте дело? Не в том, что у неё унылое большеносое лицо? Может быть, у них иначе и не бывает? Строго! «Жена да боится мужа  своего!»
И все же сразу думаешь, а имеет ли он право? А если бы она была красавица, от которой у него подкашивались ноги в коленях?
У этого мачо! Бывает. Но не в этом случае.


Тётя Настя
*
Тётя Настя - сменный мастер в котельной.
Она чувствует себя капитаном крейсера. Двухтрубного: у котельной две черные трубы.
У неё и Вахтенный журнал имеется.
«Растопили котёл № 5 в 0.20.»
«В 16.10 фильтр № 2 выведен в резерв. Включён фильтр № 1».
Сама заполняет журнал, а вахтенный матрос только показания снимает.
*
Тётя Настя живёт одна.
«Одинокая», - она так как-то и сказала про себя, глядя куда-то в свою уже немолодую жизнь.
У неё есть мужчина.
Как-то он пришёл ней  -  её мужчина. Подвыпивши. На потрескавшихся губах синие полоски запёкшегося красного вина…
Он уселся в застеклённой будке, служащей укрытием от шума оборудования и долго разговаривал с молодой машинисткой, совсем забыв тётю Настю - женщину, которой он мужчина.
Наконец тётя Настя не вытерпела, послала машинистку снимать показания, а кавалера выставила на улицу.
*
Тётя Настя о шабашниках.
- Он же еле на ногах стоит! Упадёт еще!
- А это мне все равно. Он расписался, а там пусть падает. Если бы он не расписался и полез… Бог с ним. Мне вон того молодого жалко. Такой молодой, а уже из горлышка водку пьёт.
*
Тётя Настя из деревни Смоленской губернии. После войны таскала плуг. Старые женщины пахали, молодые тянули плуг.
Поёт тем голосом деревенской девчонки:
«Просыпается с рассветом вся Советская страна».
На ходу, аккуратно, старательно выговаривая слова.
Как выучили в школе.
*
Тётя Настя вспоминает.
«Зачем ворошить прошлое?»
Тётю Настю не перебиваешь. Ждёшь, что она сама все объяснит.
Она рассказывает какими-то отдельными кусочками - картинками из ее сельского детства. Военного.
«По снегу за селом в сумрачный день бежали двое к дальнему лесу. Им в спину – выстрелы. Полицаи с повязками…»
«Эти двое пришли ночью, остановились в крайней избе, поели и легли спать. Утром старуха побежала в комендатуру. Два-три немца, пяток полицаев».
«Одного из двух добили раненого, другого поймали и долго мучили, прежде чем убить».
«В наше время стали выяснять, куда делись те двое? Люди порассказали. Племянник мачехи... Восемнадцать лет. Дурак. Дали винтовку, он и пошёл».
«Зачем ворошить прошлое?» - опять повторила тётя Настя. Что-то она хотела этим сказать... Что-то хотела.
А перед глазами - будто на экране - кино про войну.
Бежали по снежной целине, утопая в сугробах, двое. Бежали к узкой полоске леса впереди. Был серенький предвесенний день. Лаяли собаки. Щелкали выстрелы. Слышались крики.
*
Тётя Настя была в отпуске, но сидела дома и в деревню к себе не поехала. Боится, что обворуют, пока её не будет дома. Что у неё  красть? Самое ценное – швейная машина...
- А страшно.
- Что ж страшного?
- Страшно. У нас там обокрали одного. Я была там. Вещи разбросаны… Страшно. Всё равно страшно.





Характер
Государственные чиновники, начальники, простые работяги... Да кто бы ни был! Они все! Иногда удивляешься! В случае чего, в последний момент, если прижмёт, что не отвертеться, если возьмут за жабры... Они только на минуту задумаются. А потом у них – как второе дыхание! Испуг сменится полусумасшедшим блеском в глазах.
Кто у нас чего боится!
Это не поддаётся логике и объясняется только специфическим, выделанным на бескрайних российских просторах  характером.
«Воли хочу!»
Или как в анекдоте про Штирлица: «Вот такой я человек!»
Не скрутить, короче, в бараний рог.


Курение
*
Работницы с мебельной. Пыхтят сигаретами на ходу, возвращаясь домой с ночной смены.
Что им это курение, когда они уже не один десяток лет  работают на их вредном производстве, может быть даже, в каком-нибудь наивреднючем лако-красочном цеху! Что им можно сказать о вреде курения!
Как-то они уже давно согласились на все это. Теперь уже поздно что-то менять. Да и на что! Так и живут. Все о себе понимая. И даже ни на что не надеясь.
*
«Всю жизнь курил. Но на свежем воздухе».





Братишки
У Олеши есть воспоминание:
«Однажды, когда я возвращался по улицам темной, блокированной английским крейсером Одессы, вдруг выбежали из-за угла матросы в полутёмных лентах и, как видно, совершая какую-то операцию, тут же вбежали в переулок. Затем один выбежал из переулка и спросил меня, в тот ли переулок они попали, как называется... И я помню, что он крикнул мне, спрашивая:
 - Братишка!
 Я был братишкой матросов. Как только не обращались ко мне за жизнь - даже "маэстро"! "Браво, маэстро!" - кричал мне болгарин Пантелеев - концертмейстер, на каком-то вечере поэтов в Одессе, но, когда мне бывает на душе плохо, я вспоминаю, что именно этот оклик трепетал у меня на плече:
- Братишка!»
Есть что-то общее в отношении к событиям гражданской войны у этих «братишек» и у ополченцев Новороссии. Это один и тот же тип людей, будто только и ждущих «своего» времени, в котором они только и могут по-настоящему показать себя.
В обычной жизни они никак не проявляются, самые обыкновенные – трамвайные люди. Не дураки выпить, футбол,  рыбалки, мотоциклы, автомобили... Но приходит их время. Из начальства – только те же  свои парни, «братишки» -  Гиви с Моторолой. Жизнь начинает обходиться без многих тупых и непереносимо мерзких условностей, и можно все по справедливости! Можно скотине и сволочи сразу, немедленно дать в морду. Кругом только свои! Жизнь очищается! Это то, о чем они всю жизнь мечтали. Всё при них. Надеяться только на себя. Никто не указ. И можно всё сделать в лучшем виде!


Пить или рулить?
Как только появляется машина, и надо теперь в жизни выбирать: пить или рулить, появление альтернативы, и довольно жёсткой, как-то сдвигает народ в сторону питья. Всегда теперь надо как бы стремиться воспользоваться случаем, а то ведь захочешь – и нельзя! Жизнь теперь поделена на две части на питье и на вождение машины.


Канат
Судьбы – как ниточки. Тянутся, сплетаются, запутываются, обрываются. ..
У каждого человека своё представление о этой жизни. У каждой ниточки.
Жизнь страны – сплетение индивидуальных судеб. Вьётся, тянется в будущее этот толстый корабельный швартовый канат.
Тут, для уменьшения пафоса, надо вспомнить о требованиях к  отбраковке и дефектации канатов и тросов из  правил безопасности при эксплуатации грузоподъёмных механизмов.


Телефонный звонок
- Позвоните Воробьёву!
- Как его зовут?
– Борис Александрович.
– Борис Саныча, пожалуйста… Боря, здравствуй, это Мищенко...
Человек, который научен решать вопросы. Не то чтобы «умеет» их решать, а просто «научен». И решает по своим понятиям.


Встречи
Кто они? Эти немолодые, идущие, держась за руки, сосредоточенные на себе… Каковы при ближнем знакомстве? К чему эта всклокоченная с проседью борода? Что он об этом думает? Какими словами? Может быть из-за своей бросающейся в глаза специфичности, непохожести с ними будет невозможно общение. Может быть, они что-то сразу скажут и как отрежут. Они сами по себе, мир сам по себе.
Может быть, какая-то прихотливая, необычная жизнь научила их отгораживаться непреодолимо, невменяемо, глухо…
Их встречаешь иногда. То тут в этом переулке, то рядом.
К ним не приблизиться. Ни под каким видом, никак. Разве – через разрушение их странной, обращающей на себя внимание общности, их отстранённости…


Собака
Старушка подсела в Сусанино. Напротив нее села на следующей платформе пара младшего стариковского возраста. С ними была собака. Желто-серая дворняга с умной доброй мордой. Уши мягкие, висячие, глаза карие. И лоб морщит. 
Старушка какое-то время смотрела на дворнягу, а потом  вспомнила о двух своих собаках, оставшихся в деревне, а потом о соседской, которая очень умна - изображает санки, служит, поет...
И между прочим, отметила старушка, не выносит пьяниц.
Пассажиры, что сидели напротив, никак не реагировали на это замечание.
Мужик с худым лицом, чуть горбатым носом был явно питейной наружности.
Старушка еще несколько раз поминала пьяниц: «Четверо за весну умерли от переохлаждения. А один сжег свой дом».


Поток
Все эти люди… На остановках, на станциях метро, встречные и идущие в ту же сторону.
Все они живут своими жизнями. Просыпаются каждый день, умываются, завтракают, прощаются до вечера со своими близкими, идут куда-то по морозным улицам, едут в автомобилях и на метро.
Их чужие, наполненные жизни. С теплом и запахом. С копошением мыслей.
Они чего-то хотят, но больше безропотно следуют. Движимые. Безличными силами. Они плывут неспешным потоком по каким-то руслам этого общего на всех мира. Единицы жизни. Теплящиеся.


В театр
«К ней не приставайте! Она идет в театр. Она готовится к чему-то значительному, серьёзному, культурному...  Она должна быть собранной, сосредоточенной. И хоть чуть-чуть духовно выше всей этой не приобщённой к таинствам искусства уличной публики. Она идет в театр».


На Лиговке
Брючки из лёгкого в цветочек шёлка. Сигарета курится как-то отчаянно. Никто её не любит в достаточной степени. Гоняют вот. С бумагами по вонючей Лиговке.
Что-то не вытанцовывается. Не прорисовывается.
В зеркалах чужих интересующихся глаз и просто в зеркалах – все как будто в порядке. А так… Непонятно.


Трое
И никакого конфликта в этом треугольнике! Будто это не любовный, а просто геометрический треугольник. Треугольник АВС.
И такое бывает.


Смотреть или не смотреть?
Узбеки на Достоевского. Попались. Не смотрят на встречных. На всякий случай.
Как они получаются – такие? Не смеющие в лица смотреть. Это ж должно начинаться очень давно, может быть, с детства. Кишлачного. Или аульного. Или аильного. Вряд ли они такие только в СП. Это бывает, когда человек для себя сознает, в какой мир он попал и кто он такой в этом мире. И это понимание его подавляет, делает вот таким – не умеющим или не смеющим  смотреть в глаза.
А вот был такой во дворе на Фрунзе будущий военмор Авраменко. Не боявшийся никого. Тоже с детства с ним такое. Папа у него ходил в морской форме капитана второго ранга, был участником войны. Моряком! В сухопутном городе это бросалось в глаза и несколько удивляло. Может быть, в этом дело. У отца ордена. На 9 мая это смотрелось! Не за просто так, надо полагать. И сын пошёл в адмиралы.
Допускаешь, что и у него были обстоятельства, при которых он не смотрел в глаза. Но это наверное другого качества история.


Пешеходы
*
Вот ведь идут по улице простые российские пешеходы. Наверняка же они все поголовно честные и добропорядочные. Хотя бы потому, что не поставлены в условия соблазнов начальской вседозволенности. По жизни честные. Идут себе!
*
Какой-то человек. Он идет навстречу, проходит мимо...
И ничего он не может о себе рассказать. Ни о себе, ни о своей жизни... Есть, конечно,  что рассказать, но наверняка не сможет. Мало кто вообще может.
*
Две негритоски с тоской в глазах прошли мимо по Звенигородской, катя за собой свои чемоданы.
*
Этот короткий взгляд на ходу. Эта встреча взглядом на ходу с чужой жизнью...
Глаза – известное дело – зеркало души. Вот эту душу и увидишь на мгновение в чужом взгляде.
Увидишь подлинного человека.
*
На её куртке - «Алиса», на рюкзаке – Цой.
Она несколько раз оглядывалась, будто кого-то искала. Такая чистенькая неиспорченная домашняя девушка с длинными распущенными волосами.
Теперь у неё будет свой номер в рабочей тетради.
*
Мир, улица, люди...
Почти как «ночь, улица, фонарь, аптека...»
А зачем?
Эти свидетельства их существования в этой жизни, на этой земле, в этом городе...
Может быть, единственные свидетельства, которые останутся в условно-относительной вечности текстов, которые попадут в «Мир...», а затем осядут где-то во мраке и тишине серверов Интернета.
Свидетельства - в пустяках, конечно. В обрывках разговоров, в деталях внешности, в выражении лиц, в особенностях поведения и в других человеческих проявлениях, которые почему-то захотелось запечатлеть, сохранить. Для чего-то.
Для какого-то неизвестного будущего? Человеческого.
Нельзя сказать, что они всю жизнь об этом мечтали – попасть на карандаш к безвестному автору районного масштаба. У них и в мыслях нет ничего подобного. Идут себе, болтают, смеются... Живут!
Но в случае чего, если им как следует объяснить... Наверное возражать бы не стали.
Их «посчитали», их заметили, их учли в этом мире. Хоть таким образом.





Хитрость
Хочет как-то хитро прожить жизнь. Видно по всему. По лицу, по одежде, по всему внешнему виду...
И видно, что он  не преуспел пока в этой хитрой жизни. Что-то ищет, оглядывается, всматривается в прохожих...
Может быть, прикидывает, к чему приложить свою хитрость.


Биографии
Актёры из передачи Филатова «Чтобы помнили».
Почему так у них? Почти у всех!
Какая-то «расшатанность» судьбы. Некая закономерность. Будто не справились с управлением. Что-то, наверное, в этом роде.
Наверное и о большинстве смертных можно сказать то же самое. Не очень справляются со своими жизнями.


За стеной
Внутренняя физиологическая жизнь. Самоуглублённое переваривание пищи, прислушивание к тому, что делается в печени, ноге, мочевом пузыре, прямой кишке…
И это тоже можно назвать «внутренним миром».
Хлюпающее, икающее, отрыгивающее, сявкающее, бормочущее, заспанное, неряшливое, нечистое, суетливое существо за стенкой. Оно поздно ложится. До поздней ночи слышен его дегенеративный смех, сюсюкание, пришепётывание, хруст, шарканье-топание ботинок, употребляемых вместо домашних тапочек, звон ключей, лязг дверей, запираемых даже для того, чтобы сходить по малой нужде.
Это существо уже два месяца здесь живёт.


Федя
Грустная короткая жизнь. Вызывающая недоумение.
Крикливый, плаксивый младенец. Унылый подросток, тугодум, молчун.
И вот уже вполне себе взрослый. Его постоянно что-то раздражает. Бестолковый напарник в мастерской, начальство, новости по телевизору... Даже щетина на щеках, от которой надо каждое утро избавляться, запершись в ванной.
Чуть выпьет - делается подозрительным, агрессивным, буйным.
«Федя, тебе нельзя пить. Ты плохо кончишь», - объясняет ему соседка на следующий день. Федя кривится и молчит. Соседка напоминает ему покойную маму.
Он жуёт бутерброд с варёной колбасой, отхлёбывая чай из щербатой кружки.
За окном затянутое тучами небо. Утро начинается.
У Феди еще есть время в этой грустной короткой жизни.

 
«Явился!»
Улыбка. Блаженненькая. Реакция на ругань свирепой жены.
Ну, конечно,  свирепость эта неспроста. Блаженность-то его пропойческая!
И он еще себя покажет.


Превратности судьбы
Они прожили лет по сорок-пятьдесят на этой земле. Убийца и им убиенный. И не предполагали, что их дорожки когда-нибудь  пересекутся. Они прожили жизни не подозревая о существовании друг друга. И вот что-то вдруг соединило их жизни.
Они встретились однажды, и один убил другого. Как наехавшие одна на другую строчки. И одна зачеркнула другую.
И еще эти строчки из старого стихотворения:
«...Ты скажи,
Как из этой неволи
Предназначенности
Ускользнуть?
Боже мой,
Мне убить тебя что ли,
Чтоб причастность к тебе ощутить?»


Элемент
Такой уж он элемент. У него только ему свойственные реакции. Ну не золото он и даже не серебро. Он где-то в середине таблицы. Шипит, бурлит, окисляется, только что не взрывается. Такая реакция. Такой элемент.


Деньги
Бракоразводные разговоры начались почти сразу и продолжались все три года. Деньги, деньги… И никакого романтизма, никакого абстракционизма…
- То приносишь восемнадцать, то восемь… Да пошёл ты к черту!


Кавказец и блондинка
Они выясняют отношения. Прилюдно. Посреди улицы. В потоке спешащих прохожих.
Она выше его. Говорит громче и эмоциональней.
Кавказец хмурится, искоса смотрит по сторонам.
И говорит медленно, тихо.
Холодно спокоен как сталь кинжала.
Не иначе - зарезать может!

 
Белочка
В этот особый кармашек он складывает мелкие – пяти-десяти копеечные монетки. Для бросания в фонтаны, пруды, озера, реки, моря, океаны и другие водоёмы с целью возвращения к этим водоёмам согласно примете.
В особый кармашек, самые мелкие монеты, откладывание…
Как белочка заготавливает орешки на зиму.
В этом сказывается изощрённый жизненный опыт, сложное понимание и отношение к жизни. Не просто так – бездумно, легкомысленно, без понятия…


Странники
Какие живописные бомжи! Длиннобородые, с прямыми спинами, опрятные…
Сидя на садовой скамейке друг против друга, едят что-то с расстеленной газеты. Ложками.
Опрятные и едят ложками, но всё же бомжи. Загорелые и одетые во всепогодные многосезонные одежды – какие-то то ли плащи, то ли длинные куртки.
Едят с непокрытыми головами.
Может быть, они те, кого раньше называли странниками. А вовсе не бомжи.


Железный человек
Человек, слаб, хрупок... Жаростоек, твёрд, но хрупок... Или упруг, стоек, но… Или пластичен, изменчив, нестоек…
По-разному железные люди.


Из жизни манекенов
*
У них элегантные позы. Они будто все куда-то спешат. Легкие, стройные, одетые с иголочки в стильную одежду. У них хорошая компания. Может быть, они дружат со школьной скамьи. Из обеспеченных семей. Изящные, раскованные, жизнерадостные… Этому впечатлению не вредит даже то, что у них нет голов, и из воротников небрежно расстёгнутых у ворота рубашек торчат гладкие пенёчки шей. Что же, они работают манекенами по верхней одежде, а не по шляпам. Зачем им головы?
*
Безголовый манекен - на подоконнике окна в цокольном этаже. Смотрит на освещённую фонарями улицу из мрака комнаты за его спиной. Всю ночь смотрит. Хоть и безголовый. Страшнее, что безголовый. Нависая над улицей, над прохожими, которые чувствуют его зловещее соглядатайство, проходя мимо окна.
Добавляется тоски к этому утру понедельника, к темной пустынной улице, к этому дожившему до глубокой осени миру...
*
Ямочка на коленке. У манекенши. Или у манекенки? Или у манекеницы? У манекена женского рода.
Где ещё её увидишь! Эту ямочку. Что-то будто напоминающую. Что-то живое.
Живую плоть.
*
- Манекен женского пола?
- Они как ангелы: одна только видимость пола.
*
Ещё не всякий манекен способен красиво носить костюмы!
*
У манекена есть характер. Выразительные руки. Чуть отставлена нога. Поза раскована…
Что-то он о себе понимает.
*
То ли выставка скульптур, то ли магазин торгового оборудования с голыми манекенами в витринах.
Шутка! Магазин это, а никакой не вернисаж.
Они стоят, полные нудистского достоинства, целыми семействами. От мала до велика.
*
Скромная «манекенка» за витринным стеклом. Все в нахальных позах, а она скромно сложила перед собой руки, потупила глаза.
*
Мальчик-манекен в витрине. Такое умное лицо! Хороший, послушный мальчик. Его уже жалко.
Наверное с этого началась идея того голливудского фильма про Дэвида, мальчика-робота, который хотел, чтобы у него была мама.
*
Босиком, наскоро одетые, в разных витринных окнах. Манекены.
Разлучены!
*
Семья манекенов в витрине.
*
Худая манекенка. И что с такой фигурой можно родить!
*
Взрослый манекен.
*
Художественные торсы в витрине магазина торгового оборудования.
Торсы достойные резца, если не Микеланджело, то, по крайней мере, Матвеева.
*
Манекены в витрине были одеты, вернее полуодеты, в кусочки бумаги. Что-то вроде обёрточной бумаги, белой с какими-то надписями. И мужские манекены и женские.
И это всё смотрелось как высокая мода.
О чем это говорит? Наверное о том, что на красивое тело что ни надень…
Говорит об избыточности искусства моды.
*
Манекен сидела в витрине голой спиной к улице и притягивала взгляды слабовидящих мужчин.
*
Нездоровый цвет лица у этой манекенной головы, продающей вязанные шапочки.
*
«Живые манекены», - так писали о впервые появившихся сто лет назад моделях.
*
«Манекен. Пустая оболочка! Видимость!» - поразительное открытие.
*
- Почему Г.Б. не сделал людей вечно молодыми и красивыми?
- Как манекены? Или как фарфоровые куклы, как восковые фигуры?
- Ну, почему же?
- Ни морщинки, румянец во всю щёку, ясные красивые глаза, стройные фигуры, неутомимые, спокойные...
- Скажешь тоже!
- В самом деле, почему?
*
Несчастненькое личико головы-манекена в витрине. Розовые губки. Печальный взгляд. Одна голова. В вязаной шапочке.
И её сестричка-близняшка в другом окне. В шапочке другого цвета. Чтобы они не перепутали.
*
При его способности одухотворять неодухотворенное...
Набор манекенов в его большой квартире. Жена и даже любовница. Они не капризничают, не говорят, что им не до него, у них ровное настроение…
Приятели, знакомые… Умные собеседники. Никогда не перебивают, всё выслушивают.
Только детей нет. «Они шумят».
А на самом деле он боялся. Страшно. В эти игры с детьми играть нельзя.
*
Девушки-манекены. Стоят босые в одних пальто.
*
Несчастная, полураздетая, худенькая манекенка. Сидит на стуле в витринном окне. Пригорюнившись».
*
Манекен. Торс. Один обрубок ноги короче другого. Хромой!
*
Манекеновую девушку куда-то переместили от окна. Куда-то во мрак помещения магазина.
Теперь её прелестей не видно.
*
Манекеновую девушку куда-то переместили от окна. Куда-то во мрак помещения магазина.
Теперь её прелестей не видно.
*
У неё так натурально выпирали лопатки, что Петров всякий раз, проходя мимо и взглянув на неё сквозь большое витринное окно магазина, невольно начинал думать о ней как о живой.
Она стояла в группе таких же как-то сосредоточенно спокойных собратьев, составлявших, вероятно, по замыслу декораторов какую-то продуманную композицию.
«Ей, наверное, не очень нравится стоять тут день и ночь. А кому понравится!»
Светлые волосы падали ей на плечи.
«Блондинка. Крашеная или натуральная?»
Нельзя было подавать виду, что он заинтересовался ею, поэтому Петров принимал рассеянный, независимый вид, оглядывался по сторонам, будто что-то искал и, бросив на неё прощальный взгляд, шёл дальше.
«Стоит и не обернётся!»





В одном кадре
Старушка с лицом старой учительницы уговаривает, по-видимому, сына идти домой.
Говорит по-учительски спокойно, будто не пьяного уговаривает, а ученика вразумляет подтянуть успеваемость.
Воспитательный процесс и обычное бытовое пьянство... И все это в одном кадре.
Вся длинная, разнообразная, обманная жизнь. Мысли, лица, слова, понятия из разных жизней... Все это вдруг сошлось в одной уличной картинке сумрачным питерским вечером.


Ценности
«Материальные ценности не имеют ценности».
Чижикову  всегда хотелось услышать от Лизы нечто подобное, а не самому обращать на это ее внимание.
«Слава Богу, - говорил он ей, - встречаются иногда люди, которые “никогда не стоят в очередях”», - как бы подводил он Лизу к пониманию своей мысли. И видя сомнения в её глазах добавлял: «Их не так много, но они были и есть».
Лиза же совсем этого не понимала.
Чижикову именно этого не хватало в ней. Будто от этого зависело  обретение некой  законченной картины действительности.
Такой вот идеализм тире идиотизм, как любил выражаться один его бывший сослуживец.
Чижиков оскорблённо насупился. Но потом как бы частично согласился:
«Конечно, здесь есть свои мерзкие крайности».


Помощь
Невозможность настоящей, исчерпывающе полноценной помощи друг другу. При то, что все живут примерно на  одном не слишком высоком уровне достатка.
Только нечто обозначающее помощь. Не «имитирующее», конечно, - это уже передёргивание. Но именно что-то только лишь символическое, посильное... Как если деньги на производстве сдают на что-то такое. Символизирующее  материальную, а больше  моральную поддержку. «Чем можем».
Да и то правда: чем по-настоящему можно помочь!
Сильно и не надеются. Каждый свою жизнь тянет самостоятельно.
 

Зал прилёта
Толпится народ перед дверями, через которые выпускают прилетевших в аэропорт Пулково.
Много китайских граждан. Для них теперь даже всегда делают объявления по громкой связи на китайском языке. По-русски, по-английски и по-китайски.
Открылись двери, пошёл народ.
Одними из первых отдельной группой выходят с тележками, наполненными чемоданами, какие-то китайцы. Думаешь, вот к ним сейчас подбегут стоящие рядом смешливые и беспокойные молодые люди. Подбегут обниматься, целоваться... И в толпе встречающих станет посвободней. Но нет! Не так скоро! Это китайцы не этих китайцев. И ничего ведь не перепутают! Они точно знают своих китайцев. У них глаз натренированный.
Наконец все встречающие расхватали своих приезжающих, и выход в зал прибытия почти обезлюдел.
А этой китаянке не досталось ни одного встречающего! И она теперь не знает, куда катить свой чемодан.


Хитрое лицо
Хитрый. С хитрым лицом. Можно таким прожить всю жизнь?
А можно ли не хитрить? Обходиться без хитрости. Что-то вроде того, как это с одним знакомым происходит. У него такой, можно сказать, дефект жизненный. Не хитрит – и всё! В ущерб себе. Но если по-другому ему невозможно!
Последствия – и того, и другого способа жизни – однозначны ли они?
Вот этот дохитрился до хитрого лица. Перекосило его, щеки надуло, неспокойные глазки сузило...
А ещё про таких некультурно говорят: «хитро-опый».


Странные люди
*
Вознамерился жить сто лет. С сегодняшнего дня, сию же минуту, прямо с утра!
Этим тёмным дождливым утром.
*
Выбрала эту специальность, чтобы попасть именно в этот институт, идти каждое утро именно по этим улицам, мимо именно этого парка, этих домов, по этой набережной…
По этой же причине, когда институт съехал из своего старого здания, она стала работать в том же здании уборщицей.
*
- Всякие люди нужны. Для равновесия. В том числе и такие, как ты.
- Почему именно я?
- Что?
- Для равновесия.
*
Наполеон. Что его толкало до самого конца? Что не давало остановиться?
Множество причин. Целый комплекс. Комплекс Наполеона. 
Не мог. Тихая старость? Безвластная! Без куража!
Простому обывателю не понять.
*
Он, конечно, в чем-то был полезен в домашней обстановке. Не бесполезен, можно сказать.
А его странности  не такие уж страшные! Есть странности куда как неприятней. А у него странности объяснительные и не опасные для окружающих.
Половиком прикидывается. А что! Можно ноги вытирать. Кому от этого плохо!
*
Странный человек. И гордится своими странностями.
*
Не разговаривает ни с кем. Иногда только высказывается. Пунктирно.
*
Обвинил её в том, что она не джентльмен.
*
«Этот тёмный, сумрачный, непроницаемый чужой мир... В котором обитают такие пугающие своей странностью личности. Вынашивающие такие странные мысли, лелеющие такие необычные желания... Всё у них не запросто».
Сам себя пугаешь. Может быть зря? И ничего в них странного! А тем более пугающего!
А он тебя считает странным! И тоже пугается.





Лодочки
Молодые, ПТУ-шного вида, недокормленные... Совсем еще дети.
Их судьба... Они, как маленькие лодочки,  качаются на волнах жизни. Утлые судёнышки.
Что их ждёт? Как  им уберечься?


Диета
*
- Больше ничего из белков дома нет...

Правильно думают. Диетически. Изучили научные основы. Что и сколько можно есть, а что нельзя или немного. Правильно выражают свои диетические мысли. Не горох и фасоль у них, а белки.

«- У тебя из еды что-то дома есть?
- Только горох. Больше ничего из белков дома нет».

По сути, больше ни о чём не думают – только о еде. От которой можно не потолстеть.

- Нужна сбалансированная диета.
- Больше толстеют, конечно, от простых углеводов. 
- Может быть, углеводы она вообще дома не держит.
- «Сладкую смерть» - если по-народному.

В общем, всё у них не просто так. Но они ещё совсем молодые. Берегут фигуру смолоду. Студентки. Курсистки. Правильно думающие.
*
«Выбери самую вкусную диету и худей на здоровье!»
*
Диетическое голодание.
«Так есть хочется! Может быть угольные таблетки съесть?»
*
«Она и так постоянно мучается! Зачем ей пост, когда у неё диета!»
*
«Кошку посадила на диету вместе с собой».
*
Объявить диету вместо голодовки. «Диета протеста».
*
Ещё один вариант диеты: «Утром кофе “Турбослим”, вечером чай “Турбослим”».
*
- Стакан воды и поцелуй жены - на завтрак.
- А у кого нет жены?
*
«Гости! Всю диетическую жизнь порушили!»
*
В институт мозга. Лечить от избыточного веса.
*
- Знаешь диету по системе Ковалова?
- Ну?
- Запиши! Утром - чай. В обед – баян. А вечером -  собрание.
- Кто такой Ковалов?
*
«Старается почти не есть».
*
- Диета, в основание которой положены куриные грудки.
- Смейся, смейся!
- Но, в самом деле, – смешно!
*
Ей не хватало теоретической подготовки в вопросах похудения. Она запасалась всё новыми и новыми материалами по этому вопросу. В её «библиотеке стройности» были книги, журналы, вырезки из газет, брошюры, конспекты лекций, просто переписанные с чьих-то слов похудальные диеты.
«Трудная наука!»
*
Посетила магазин. Купила бутылочку воды без газа и зубную пасту.
На диете!
*
- А как же Мириманова?
- Мириманова подождёт. Мириманову ставим на паузу.
*
- Села на Мариманову.
- Что! Опять!
*
Не ест, а добивается ощущения сытости. Это теория такая. Диетическая.
Обычно ощущения сытости он добивался в столовой.
*
Перестала ежедневно взвешиваться, а потом и весы разбила как-то под горячую руку.
*
- Рекламируют продукт повышенной диетичности.
- Как это?
*
На пост «садится». Как на диету.
Диетический пост. Яблочная диета. Суп без применения мяса. Чайно-яблочный компот\.
*
Следит за диетой, но не соблюдает её.
*
- Трудная и сложноорганизованная диетическая жизнь женщин.
- Некоторых.
*
Пенсионная диета. Пора привыкать!





«Трамвайные» люди
*
«Трамвайные люди». Ещё одно наименование. Наряду с «асфальтовыми людьми» и «низовыми людьми».
И ещё одно, позаимствованное у Стенджера. Его книга «Квантовая космология для пешеходов».
«Асфальтовые» люди, «трамвайные», «низовые» люди и просто пешеходы».
Несколько определений для этой основной, самой большой части народонаселения.
*
Можно и так: «Автобусные люди».
Теория трамвайно-автобусных людей. О них больше ничего не сказать. Только эти эпизодики.
Многотиражка, передовики, футболисты с их голами и точными передачами.
Это не сам человек, это и не на мгновение заслонённый человек. Это его литературный эквивалент. Может быть, это то, что останется от них. Как фотография на память. От Щеколдина в прозе. Очень маленький человек. Очень. Человек из автобуса. Человек из метро. Уловить что-то в их жизни. Увидеть это сверху, целиком, одним взглядом. Это возможно. С любым. Не говоря уже о них. Как это происходит? С ними. И с другими. Почему? Акакий и тот, как его, Поприщин... По униженным мыслям. Генеральские дочки... Проследить. С помощью собачек.
*
«Палата № 6».
«- Боже мой, боже мой... Да, да... Вы как-то изволили  говорить,  что  в России нет философии,  но  философствуют  все,  даже  мелюзга.  Но  ведь  от философствования мелюзги никому нет вреда,  -  сказал  Андрей  Ефимыч  таким тоном, как будто хотел заплакать и разжалобить. - Зачем  же,  дорогой  мой, этот злорадный смех? И как не философствовать  этой  мелюзге, если она  не удовлетворена? Умному,  образованному,  гордому,  свободолюбивому  человеку, подобию божию, нет другого выхода, как идти лекарем в грязный, глупый городишко, и всю жизнь банки,  пиявки,  горчишники!  Шарлатанство,  узкость, пошлость! О боже мой!»
«Мелюзга» - в дополнение к «трамвайным», «асфальтовым» и прочим людишкам.
Схоластические разговоры персонажей Чехова. И одновременное с ними существование Коха, Пастера (упоминаемые в тексте), Менделеева... Людей дела, людей реальных и интересных проблем познания этого мира. Они должны были недоумевать, читая такие схоластические вещи. Но у Чехова и была задача не обмануть себя и читателя «передовыми» людьми, которые в общей массе погоды не делали.
«Асфальтовые», «трамвайные», «низовые» люди. Соответствующие времени. А может быть, соответствующие тому, что над временем, вне времени. Символизируя безнадёжность человечества.
Но это слишком мрачно. В духе «Палаты № 6».
*
Принципиально не имеет автомобиля. Чтобы быть ближе к автобусно-трамвайному народу и чтобы не увеличивать  нагрузку на экологию. Вон! Поехал, поехал!
*
Походы в «Ашан» по субботам. Это помимо какой-то бытовой необходимости связано с формированием некой психологической устойчивости. Что-то будто бы основательное в простом посещении магазина. Значит, есть и у «трамвайных» людей возможность для совершения, пусть и не такого престижного, как бывает у некоторых, шопинга.
*
Схоластическо-сказочные представления о принцессах. Сказочная принцесса – это такое символическое существо, олицетворяющее представления «трамвайных» людей о знатности, богатстве, красоте, счастливой жизни, жизненной удаче... Самый верх в иерархии воображаемых существ, недосягаемых и потому притягательных.
«Старая, старая сказка», «Красотка», «Бременские музыканты» и т.д.».
*
Алексей Лосев. «Я сослан в ХХ век...» т.2.
Страницы дневника, посвящённые Ольге Романовой.
«Объект моего внимания довольно необычный. Мой декан вечно откапывает какие-нибудь штуки. Сегодня он откопал два портрета великой княжны Ольги Николаевны, которые оказались настолько содержательными и стильными, что я не замедлил их отобрать у него, чтобы подробнее всмотреться в это удивительное лицо и посвятить княгине одну-две странички моего дневника. Это было около шести часов вечера, когда я впервые увидал Ольгу Николаевну. И после этого времени, вплоть до того момента, когда сел писать эти строки, ощущал в себе странные приливы дионисизма, в котором эротизм и стильность буквально отрывали меня от Гуссерля и заставляли ходить по комнате и думать об этом удивительном видении. Такое же видение посетило меня в Берлине, после чего тоже не мог заниматься и все думал, думал; думал о той таинственной и страшной глубине, которую скрывает в себе эта спокойная оболочка внешнего мира; думал о тех тайнах, которых не лишена и наша серая трамвайная жизнь, о тех экстазах и восторгах, которым есть место даже за этими незаметными, бессодержательными и бледными фигурами, лицами, словами. И тогда, в Берлине, я был пронизан одним взором, который подействовал на меня с такой силой, которую можно назвать только физической. «Все куда–то исчезло, — писал я, — и трамвай, и мои бумаги, и мостовая, на которую я стал бессмысленно смотреть». Я был пронизан этим электрическим током глаз, и всего себя ощущал в какой–то невиданной и нежданной атмосфере электрических токов. Вот каковы бывают женщины. И к ним принадлежит Ольга Николаевна».
*
Трудно представить теперь счастливую реализацию той романтической истории. А тогда - никаких вопросов! Люблю, говорит, её и никаких гвоздей! Безумное в этой земной жизни бездумное бесстрашие. Не пугали ни возраст, ни бытовые сложности, ни сложности психологические. Вынь да положь! Совершенно не держал в голове  проблему судьбы совсем простой, невыдающейся женщины, которая хочет обыкновенную семью, детей, простую жизнь, а не сомнительные страсти.
Вот это реальность простой трамвайно-асфальтовой, низовой жизни.
*
Эта VIP-жизнь, о которой у большинства обычных людей нет ни малейших понятий. Не считая тех, что, почерпнуты из кинематографа, который только на этом социальном этаже только и пасётся. Топ-менеджеры, исполнительные директоры, олигархи и их детки, коттеджи, иномарки, счета в банках, рестораны, острова в океане...
А они простые трамвайные люди. Они, конечно, слышали из телевизора о «социальных лифтах». Но как-то уже давно решили, что это не про них. Амбиции не те. И как-то обходятся без всего этого. Так проще.





Оказывается
Как, оказывается, трудно удержать семейную жизнь от безобразия, предательства, мерзости, легкомыслия, лёгкости, глупости!
Всю жизнь думалось, что ему это как-то в виде исключения удавалось. Куда там! Провальный семейный проект. Безнадёжно провальный. Такой еще поискать!
А вот его простодушные родственники из Саратова. Как будто безупречно идеальный случай. Сорокалетний семейный стаж без всяких мерзких осложнений! Просто жили, добывали копейку, старались, растили детей, поругивались по мелочам, но в целом... И близко не было искать еще что-то, какое-то особенное.
«На свадьбах пили белое вино
Ходили на работу и в кино,.
Гробы на полотенцах выносили,
И друг у друга денег в долг просили...»
Какая-то естественно-природная жизненная мудрость.
Можно не поверить, если бы не видеть это воочию.
Простодушные? Да, простодушные!
Может быть, в этом дело!
То простодушие, которым некоторым и многим не хватает.
Или надо быть сознательно «идейным»? Быть с какими-то правилами. И ей, и ему. Может быть, религиозными правилами!
Или просто жить какими-то высшими интересами. Как гайдаровские девушки.
Которые, возможно, живут только на страницах книг Гайдара.


Не передать
Старая тетрадь:
«Деревня.
Место, где материальные заботы, хозяйство поглощают все существо, оставляя место для еды, выпивки с немудрящими разговорами и сна.
Чтобы все это «живописать», нужна определённая смелость, готовность всех перерезать своей правдой-маткой, только чтобы, при удаче, добраться до дна.
А если способен только на крупицы этой правды, на мелкие факты и т.п.!»
Еще тогда задумывался по молодости (относительной) о том, как это почти невозможно -  запереть в слова эту жизнь. Она вся перед глазами, но к ней не подступиться. Вот именно: «нужна определённая смелость, готовность всех перерезать своей правдой-маткой».
Перебрать всю ту жизнь, которой был свидетелем за эти годы.
Ничего особенного. Но в этом дополнительная трудность. Как рассказать о том, как медленно двигалось время, как исчезали из этой жизни люди, безропотно принимавшие эту выпавшую на их долю жизнь.
Почти совсем бессловесные. Почти как животные. Они не могли ничего сказать о том, как они прожили жизнь, о том, какое понимание вынесли из неё.
Какие-то там назидания, советы проскальзывали... Но без надежды на полноценное понимание.
У каждого всё своё. Непередаваемое.
И будто воздуха не хватает – когда не хватает способности, умения высказаться обо всем. У некоторых начинается тихая паника. Но и её не передать другим, не выразить.


«Норма»
Этот дебиловатый молодой человек радостно говорит кому-то по мобильнику, что у него все нормально... И при этом улыбается, действительно, радостно, широко, обнажая большие зубы. Слишком широко.
Что же такое «норма»?
Его улыбка, неприятно напоминающая других, в чем-то таких же, как он...
Которые тоже говорили, что у них все нормально, и при этом со стороны было видно, что у них не может уже никогда быть «все нормально».
А если и у этого молодого человека примерно так же все ОК!


Во дворе
Какой-то кавказского вида мордастый тип прогоняет жалкого бомжа со двора.
 - Что я плохого сделал?!
- Иди! Иди умри на хорошем месте! - смеётся кавказец.
Бомж, как исконно русский, должен был бы по логике патриотов выйти из себя, но…
Но может быть, ему не хватило «гордости великороссов».


Варенька
- Думаешь о том, в кого со временем превращаются эти милые Вареньки!
- Что можно об этом думать?
- Есть такое – на автомате – представление, что плоть, тело, кожа, волосы, зубы, волшебный блеск живых глаз, молодость... это все одно, а психическая сторона – мысли, чувства – это совсем другое.
- Так оно и есть!
- Так да не так. Так это и понимаешь всегда...
- И что?
- Человек физически изнашивается. Но этот износ плоти будто не касается психической составляющей человека. Это же что-то сверхэфемерное – мысли и чувства, воспоминания... Эфемерней эфира, которому физики отказывают в существовании. И если бы не следы, которые оставляет человек, обуреваемый этими мыслями и чувствами на бумаге, в красках, в камне, в звуках, на киноплёнке, никто бы и не доказал, что все это существует на самом деле. Как такое – абсолютное ничто – может существовать! Ведь никто не сомневается в существовании мыслей и чувств! Как и мысли и чувства поддерживаются в человеке годами, десятилетиями – всю жизнь! Изменяются и портятся при этом. Хотя, чему здесь портиться!
- Вопрос!
- Именно! Как плоть, биология управляет этими эфемерными вещами?
- Как?
- Не знаю. Идет изношенный человек...
- Варенька.
- Пусть Варенька. Но Варенька ли это? И внешне и внутренне.
- Что-то не похоже.
- Да. Не похоже.


Подражание Сэй-Сёнагон
*
«Не нравится…» «Не нравится, когда женщина знает марки вина. Например «Каберне». Не её это дело. Да ещё причмокивает и жмурится от удовольствия. Будто понимает. Да, конечно, ей нравится. Почему нет? Но суждения её о вине всегда глупы. А если не глупы, то это уже не женщина, а инженер-технолог с винзавода. Это ещё скучнее. Нет, женщина должна держать хрустальный бокал с тонкой длинной ножкой и лучезарно улыбаться, поднося время от времени бокал к губам, чтобы слегка смочить губы и кончик языка золотистым белым вином. С пузыриками».
*
«То, что внушает опасение…»
То, что внушает опасение. Большая собака, гуляющая без хозяина.
*
«То, что пугает…»
То, что пугает. Женщина стоит спиной. Молодое тонкое тело, темные волосы, сколоты на затылке несколькими шпильками, движения ее молоды. Но вот она поворачивается, и видишь, что она уже не молода, лицо напряжено временем, в глазах испуг…
*
«Не мысль сложная, а ее изложение длинное, с ненужными повторами, с пересказом того же другими словами... Выматывающе тянется словесный ряд, объясняя уже давно  совершенно понятное.
Всегда кажется, что это никогда не кончится.
И это непереносимо».
*
«Раздражает остроумие, к которому оказываешься не готов. И потому, что характер взаимоотношений не предполагает размягченности и вольности разговоров, и потому, что хмурое утро… А тут заставляют, принуждают к реакции именно такого сорта.
Долго перевариваешь раздражение».
*
«То, что хорошо».
Ложиться спать, доведя себя до замечательной усталости. В таком состоянии иметь такую возможность! Растянуться на постели, вздохнуть, будто дух испустить, и поплыть сразу. Блаженно.





Семья
*
Пикничок на газоне в Таврическом. Мама, папа, трое детсадовских детей.
С тремя детьми как-то само собой получается дружная семейка.
Две девочки и мальчик.
Уже не стандарт семейного подряда – двое детей. Уже что-то от большей решимости, от большего доверия друг к другу.
И, предполагаешь, от большей нежности.
*
Осознанно, сознательно, программно, организационно, продуманно...  дружная семья





Боренька
Сухой, маленький -  сорок четвёртого размера - старичок в поликлинике.
Темные, сморщенные, обезьяньи ручки с розоватыми ладошками. Большая «породистая» голова, соответствующий нос…
Вежливый, спокойный, чистенький, аккуратный...
Сколько ему? За семьдесят. Молодость – в шестидесятые  годы.
Институт, работа, надежды, прекраснейшая из женщин, стихи, вечеринки, белые ночи…
Старорежимные ещё родственники.
Его мамочка иногда говорила подругам: «Дождаться, пока Боренька будет счастлив, и умереть».
Над дверями терапевта загорелась лампочка, приглашая в кабинет следующего пациента.
Старичок встрепенулся, на всякий случай деликатно оглянулся на очередь - никого он незаконно не обогнал? -  и вошёл в кабинет к врачу.


Удивление
Этот распад, разрушение семей, стран, отношений, зданий, карьер...
И одновременное зарождение, возникновение, появление, становление всего этого, но уже другого – других семей, отношений, зданий, стран...
Обычная вещь! Иначе и быть не может. Но если окинуть одним взглядом все это...
Все произошедшее на твоих глазах на протяжении лет пятидесяти...
Вроде как удивляешься этому зрелищу.


Выговор
Начальница делает внушение.
- Не надо таких срывов! Пьяных... На работе.
- Не будет! Немного расслабился...
Стоят слишком близко – лицом к лицу – для строгого разговора. Он это чувствует. Мягко нагличает. А она... Она сознает, что ей хочется чего-то другого.
Но и дисциплина! Трудовая! А то что же получится!


Ордынцы
Махмуд, условно говоря,  с соседней стройки.
Годится хоть сейчас в массовку фильма про батыево нашествие. Какая-то физиогномическая свирепость в лице, походная  небритость... Только переодеть соответственно. И на коня!
Он и ещё такие же как он, спешащие утром на смену.
По-каковски они говорят?
Из каких они? Умеют ли ездить верхом? Должны!
Им бы только всё вспомнить! Как это было. И айда пошли!


О ком это?
*
- По сути это отбросы общества. Как ни грубо это звучит. Именно отбросы. То, что не попадает в будущее этой страны. Они не станут чем-то серьёзным, с чем будет считаться будущее. Их нет уже в будущем. Побалуются этой жизнью, рассосутся, попрячутся по щелям...
- О ком это?
*
- У него первое место по достижениям в жизни.
- О ком это?
Окна. За ними никого нет. Никто его не ждёт, не высматривает...
Никому он не нужен.
*
«Они с облегчением, как старую, неудобную шкуру, снимали с себя всё относящееся к благополучному человеку: выходную одежду, улыбки, натянутую разговорную благопристойность…
Всё это осталось на давнишнем поблекшем цветном снимке».
*
Этот её, в общем-то, неудивительный, даже закономерный период в жизни...
Тупое непопадание - в ответ на поставленные жизнью задачи.
«Садись! Двойка!»
*
Есть такие. Они будто тени прошлого. Они хранят в своём облике, во внутреннем строе мышления и ощущений, в ритме отношений к миру - другое время. Какие-нибудь двадцатые,  тридцатые, пятидесятые. Конечно, они это скрывают. Не признаются даже себе.
*
В ней детское ещё, конечно, спокойствие. Но вдруг показалось, что это её спокойствие не просто детское, что оно по жизни. Это такое отношение к миру.
В них – в большинстве из них - это заложено цивилизацией. Им положено быть такими. Они как в колыбельке – в этом мире. Их дело – быть убаюкиваемыми. Им не надо отвечать за этот мир. Мир за них сам отвечает.
Они будто в каком-то спокойном ожидании. Всё к ним придёт, всё им дастся. Этот мир создан для них.
Она с мамой живёт на тихой улице Джамбула. Здесь хорошо сохранять спокойствие.
*
«Но я же старалась!» - побитая карта.
*
Им не хватает общения. Они никому не нужны, никому не интересны. Это сразу чувствуется.
При этом они больше пугают, чем умиляют своими рассказами о том, какие они добрые, чуткие, доверчивые и как все их несправедливо обижают!
Они пугают своими проваленными жизнями.
Действительно, если то, что они говорят, правда, то мир ужасен. Они помещают тех, кто из сочувственно выслушивает, в какое-то ограниченное, искусственно созданное по какому-то зловещему замыслу пространство, из которого нет выхода.
Такое ощущение возникает при чтении Кафки или при просмотре какого-то беспросветно мрачного – нарочито, придуманно мрачного! – фильма.
Хочется поскорее забросить подальше сумасшедшего Кафку, выскочить из кинозала и очутиться в нормальном, знакомом, предсказуемом мире.





«Деревня!»
Началось всё с молодого человека, который прошмыгнул в вагон метро «вне очереди» и уселся быстренько на скамью. Простоватый парень лет двадцати. Откуда в нём это? По лицу ничего не прочитать. Нечитаемое лицо. Но что-то выдаёт в нем приезжего. Из тех, что «понаехали».
Эта его несколько простонародная, деревенская, поселковая привычка защищать, надо – не надо, «свой интерес».
Это встречаешь иногда и именно у тех, кто родился и вырос в «частном секторе».
Просто привычка защищать свои владения, свою собственность от всех, кто вторгается на их территорию.
В городской обстановке, да и вообще в современной жизни, где вопросы выживания не стоят так остро, как в дикие времена, особенно в деревенской обстановке, когда, кажется, всё на свете, начиная от природы,  враждебно к «индивидуалу», эта ощетиненность, это на грани агрессии отношение к окружающим кажется чем-то излишним, диким, недалёким.
Понимаешь, откуда это в некоторых знакомых. Тоже из «понаехавших». Но никогда не станешь им это объяснять. С этим уже ничего не поделать. Это уже «вторая натура».
Это просто объясняет их бойцовский характер, непримиримость, даже, бывает, вопреки логике в некоторых вопросах бытия, отсюда готовность, с пол-оборота, выяснять отношения с теми, кто, по их мнению, «не прав».


Петя
Всю жизнь прожил в этой деревне. Когда умерли родители, а сестра уехала в город, он остался совсем один. Ну, ведь не маленький уже! За сорок.
Ни профессии, ни постоянной работы. Даже на заработки в Россию его не брали. По причине подверженности.  Пил, батрачил, ходил по родственникам, грязный, завшивевший. Его кормили, но не наливали. Зажимали нос, подходя близко. 
Когда он умер, никто, кроме ближайших соседей,  не заметил. 
Наверное можно вспомнить ещё кого-нибудь такого же.
Им будто не объяснили когда-то в своё время, как жить. Не направили их куда нужно, промолчали.
Может быть, сами не знали. Или не умели сказать. Да, обычно такие вещи никто не говорит.
Нет, в раннем детстве старшие объясняют, как умеют, «что такое хорошо, а что такое плохо».  Самое элементарное. Но раннего детства всегда  не хватает на всю оставшуюся жизнь. Всё равно каждый решает для себя самостоятельно, как жить без чужой подсказки.
А Петя не сумел. Может быть, мыслями не собрался. Вот  и прожил жизнь в неведении, кое-как.


Радость жизни
*
Как-то все или почти все умеют радоваться своей жизни. Несмотря ни на что! Своя же!
И только потом, постепенно начинают открывать других людей и учатся радоваться и их жизням.
Это такая необходимая авторская потребность. Без неё никуда.
Вдруг будто увидишь чужую жизнь! Если не всю, то наиболее существенную её часть. В лицах, в глазах…
Иногда такое удаётся - обозреть всего человека.
Радуешься хорошему, хорошей жизни, впадаешь в уныние от созерцания дурной...
Хорошо радоваться! Это помогает. И даже, можно сказать, вдохновляет.
*
- Чему так можно радоваться? Как раньше задавался вопросом - чему можно так огорчаться?
- Радоваться - больше поводов.
- Чему же так можно радоваться?
- Да мало ли! В её возрасте.
- Радоваться так светло, неудержимо... Стесняясь себя и своей радости.





Пляж
Девушка и два парня на деревенском пляже. Парни толкают перед собой скат. Девушка идёт рядом.
Это её звёздный час. На ней небесно-голубой купальник, которого она слегка стесняется.
Идёт как невеста. Потупилась, будто все на неё смотрят.
Скоро у неё начнутся собственные свиньи и коровы. Может быть, это её последний выход в девиче-пляжный свет.
Она так торжественна, так внутренне дрожит ожиданием будущего, что непременно вляпается в какого-нибудь потенциального пьяницу, дикого и угрюмого.
И потом всю жизнь ей будет не до пляжа.
Или будет как те бабы, что сидят с трехлитровкой и чумазыми детьми на высоком глинистом берегу у поворота реки.


В Шотландии
«В Шотландии все так делают…» – рассуждает Н.А.Ч., толстый, спивающийся малый.
На его лице написано страдание из-за необходимости родить мысль.
Далась ему эта Шотландия!
Эта трудная для него мысль бьётся в недрах его сознания, замурованная почти наглухо большим тяжёлым телом.
Глядя на него, слушая то, что он говорит, не можешь отделаться от мысли, что это именно его неумеренно разросшаяся плоть задавливает, подминает под себя его мыслительные способности.
Мысли выдавливаются из него как из тюбика с зубной пастой, в котором сделали очень маленькую дырочку.
- Ладно-ладно! – говоришь ему, только чтобы не видеть дальше его мучения.


Сомнения
«Ударом кулака… Этого урода…»
А правильно ли это?
Этот глуповатого вида мужик с папиросой в зло стиснутых зубах… Он похож на некоторых киногероев. Своей немногословным пониманием, как должен быть устроен этот мир. Убеждённостью простого, сильного, неласкового мужика. Лучше сразу – в морду, чем разводить толстовство, интеллигентщину в очках и шляпах. Раз - в морду, и все дела!
Так вели себя на экране герои Жана Габена, на кого чем-то смахивает этот мужик с папиросой…
«А правильно ли всё это?» - всё же задаёт себе вопрос некто в очках и шляпе. То, как «в морду» – на это хорошо сочувственно смотреть в кино с Жаном Габеном. А на самом деле...
«Хорошо ли всё это?»


Полушария
A.A. туповат.
А вот B.B.  быстро, на удивление при его образе жизни, всё схватывает. У него мозги так устроены. Независимо. Два полушария. Одно участвует в алкоголизме, другое ведёт трезвый образ жизни.
Что не скажешь про А.А., у которого сразу оба полушария всегда участвуют в мероприятиях. Не отказываются. За компанию.


Сродство
Они почти ничем не отличаются друг от друга по образу жизни, по миропониманию, по жизненным интересам...
И смотрят одни и те же сериалы!
Это существенный признак их сродства.
Зачем им ссориться? К чему эти запутанные истории с громкими, бывает,  нецензурными выяснениями отношений!
Слушать их, вникать в детали их конфликтов - это как стенографировать трамвайную перебранку. Кто, кого, за что… Кто первый начал…
В них заложена культура одних и тех же сериалов.
Сериалов и телевизионных «то-шоу», вроде малаховского


Батюшка
Военные при встрече отдают честь друг другу.
А этому батюшке? В форме священнослужителя. Что-то такое хочется произвести. Выразить как-то необычность ситуации.
Не каждый день видишь на простой улице спешащего куда-то батюшку в полном облачении. Ряса с длинными рукавами, закрывающими руки. Островерхая шапочка из какой-то хитрой материи, может быть, из бархата. Пегая борода вьётся на ветру. Под рясой над грубыми черными башмаками проглядывают серенькие брюки.
Куда ж он так бежит?


«Отложенный ход»
Это когда мухи, бабочки, другие насекомые просыпаются после зимнего сна. Обычной жизни у них – день-два. А тут наступившая зима всунулась в этот срок их земного пребывания.
Они записали свой очередной ход и ушли на перерыв. А весной их скоротечная партия закончится.


Кастинг
- Разделась полностью, даже трусы сняла…
- А как фигура? - компанейскую девушку не смутить. И от девушки в ней – только специфические вопросы.
Остальные просто ржанули и всё.
Их человек пять. И она одна среди них. Со своей спецификой.
Стоят на тротуаре. Из одного, видно, класса. И школа, что напротив. «Неблагополучная».


Жалеть или не жалеть?
Злоязычная, холодно-бесчувственная до такой степени, что ей нужно разогревать себя алкоголем, чтобы не пугать саму себя.
Никто о ней, конечно, ничего такого  не скажет.
Пока не говорит.
Но то тёплое, человеческое, простодушно доброе, деликатное, проявляемое по отношению к ней, не находит благодарного сочувствия. И только добавляет в ней презрения к человеческой породе.
И даже не знаешь – жалеть её или так сойдёт? Нужно ли её – такой - что-то другое – то, что нужно всем вокруг неё? Обычным гражданам. Может быть, она обойдётся без этого «тёплого», тем более «простодушно доброго» и «деликатного».
Или всё-таки не обойдётся?
Ведь тут как с детьми - зло не проходит бесследно. Болтай потом, что это было с воспитательными целями, для их же пользы! Не найдёшь благодарных. Так же холодно и равнодушно напрочь забудут, вычеркнут из памяти. И некому будет их пожалеть. И ничего от них не останется. От таких холодных и бесстрастных.


Цветы
Цветочки в длинных балконных ящиках.
Украшают свой незамысловатый бизнес.
«Красота – это страшная сила», - висит над входом.
Такие вот дизайнерские решения.
Увидеть во всем этом чью-то молодость, надежды, ожидания…
Что-то не бессмысленное. Не просто попытки зарабатывания денег.
Может быть, безуспешные попытки...
Увидеть эту полоску их жизни. Увидеть чужое почти как своё...


«Живая копейка»
*
На почте требуются разносчики телеграмм. Вспомнил, как Лёнька подрабатывал этим в школе.
Объяснял преимущества: «Дадут двадцать копеек, если свадьба – нальют…»
Это «подрабатывание» так к нему на всю жизнь прилипло.
«Живая копейка».
*
«Лейчик». «Один лейчик». Лёнчик, лейчик... Словцо впервые услышанное от Лёнчика.
*
Дворец, особняк, замок... Надо важности набраться, а потом распространить её на всю эту жилплощадь. Заполнить этой важностью каждый уголок.
Это не каждому дано.
Лёньчик: «Как много уборки! А если вдруг ремонт!»
И ещё: «Сколько же слуг надо будет держать! Кормить их! Давать зарплату!»
Хлопотно. То ли дело в его однокомнатной квартире в панельной девятиэтажке! Все под рукой! Далеко не надо ходить.
Из его жизни ничего другого он не смог увидеть. Это такое понимание жизненного устройства. Не требующее чего-то сверх самого минимума. На хлеб хватает. День прожит и хорошо. И никаких амбиций. Даже на пару ступенек выше своих таких философски симпатичных  представлений и потребностей  предпочитает не подниматься.
В этом есть и особая доблесть. Только бы знать, что это осознанный выбор! Экзистенциальный, так сказать.
Что вряд ли, конечно. Но определённая предрасположенность к этому присутствует. И в соответствии с ней проговариваются жизненные правила.





Жизненный минимум
Мамочка. Престарелая, согбенная... Идёт под ручку с возвышающимся над ней сыном.
Сыночек  тоже уже не молодой, помятый жизнью, неопрятный.
Что про него можешь сказать? В предположении, конечно. Не доучился. Какие-то у него были работы всю жизнь... Малоквалифицированные. Коваловские – одним словом.
Зато пить-курить бросил. Сердце, печень... Сердце в основном.
Но за ум не взялся. Наверное потому, что ума осталось не так много. Не за что ухватиться.
Жениться даже не пробовал. Всю жизнь – с мамочкой.
Она уже как-то успокоилась. На недостигнутом её сыном. Что поделаешь! Зато он при ней. Опора на старости лет.
Да, они вместе. И дорожат этим.
Такой вот жизненный минимализм.
Это даже как-то умиляет и утешает. Раз им хорошо при всех их обстоятельствах, значит, за этот уголок мироздания можно не беспокоиться.
А беспокоиться за что-то другое – не без этого, конечно. Но не за них!
Уже полегче. Ангелам.


Мамочка
Она еще не мама, не настоящая мама, ей и не хочется быть «как мама».
Она сама по себе, а ребёнок в виде маленькой, начавшей что-то подозревать, трёхлетней девочки – сам по себе.
Идут как бы вместе. Даже за руки держатся. Но что-то в этой картине не соответствует обыкновению.
И это несоответствие - в мамочке. Вернее в этой чуть перевалившей за двадцать, с голым животом, с дворово-шпанистыми повадками девке.
«Эх, залётные!» – впору вспомнить этот возглас Алейникова в пошловатой репризе из «Городка».


Беспризорники
Давно уже таких не встречал. А лет десять назад...
Их часто видел в месте притыкания Заслонова к Разъезжей.
Детдомовские. Должно быть. Хотя где тут детдом? Беспризорники?
Они грязными тряпками пытаются чистить стекла и фары, останавливающихся на светофоре машин.
Но вот, похоже, их «рабочий день» закончился. К ним пришли подружки - такие же малолетки со стеклянными глазами, поминутно вдыхающие или вынюхивающие что-то в сжатых кулачках.
Идёшь мимо, пытаясь что-то осмысленное подумать, но ничего не выходит.
Только это: «Ну, разорвите меня на части, если это им поможет! Если это чему-то хоть может помочь!»


Предстояние
Личное. То самое личное. Самое-самое.
Она привыкла это не замечать. И не замечает. Это отложено. Это случится не вот-вот, но когда-то всё же предполагается. В рассеянности мысли, в неопределённости ощущений.
Ей кажется, что ещё много времени.
Это предстояние. С ним сживаешься, не замечая его. Ну, если кто-нибудь или что-нибудь не напомнит о нём. Не напомнит как о некой проблеме.
Будни заслоняют.
Если начать анализировать, удивишься, как всё в буднях плотно пригнано – ни просвета.


Красавчик
«Как она такого красавца захомутала!»
Молодая пара. Идут со своим мальчиком к детской площадке.
- Кататься будешь на качели? Садись на качели, Миша!
Женился. Теперь и сын вот! Симпатичный ребёнок. Похож на папочку.
Теперь то что уже! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Так начинаешь рассуждать под впечатлением небольшой серии разговоров, в которых собеседники жаловались друг другу на своих жён.


Загадки
*
Загадки. Или задачки? Как в школе. Может быть, наступит такой таинственный момент, когда покажется, что загадок больше не осталось, всё станет понятно. Это возможно. Или по психологическим причинам, или что-то там откроется... Напоследок. Ответы в конце учебника.
Ну, или эти загадки перестанут волновать. Такое тоже предполагаешь.
Тогда они оставят этот мир неразгаданным.
К тому же в жизни бывают моменты «пребывания в брюхе межгалактического таракана». После этого интерес к этому миру, к его загадкам как бы исчерпывается.
*
Разгадка этой велосипедистки.
Что-то надо сказать. Или вспомнить. Важное.
БП о том же:
«...И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен».
Но женщины уходят. Велосипедистки уезжают. Загадки остаются.
*
Загадки лиц. Загадки людей. Кто они? Откуда озабоченность на их лицах? О чём?
Конечно, никаких загадок, в общем, нет. Если пораспрашивать, окажется что-то простое и обыкновенное. Но пока этого не знаешь...
*
- Их жизни остались неразгаданными.
- А что, у жизни есть разгадка?
- Должна быть. Должно быть хоть что-то объясняющее жизнь! Или не должно?
- Не похоже, чтобы кто-то хоть что-то понял в своей прожитой жизни.
-  Нет, хоть что-то, наверное, можно понять. Догадками. Проблесками понимания. Иначе было бы вообще грустно.





Причёски
*
Если он таки возьмёт её замуж, если у него таки серьёзные намерения, соответствующие его простоватому виду… Сохранит ли она свою огненно-крашеную всклокоченную причу или нет? Вопрос!
*
Стрижка. В общем-то под горшок… Но коротко. Этакий полубокс с горшком. Это когда горшок маленький. На макушке. Как бескозырка по изощрённой военно-флотской моде.
*
Сантехнический лён длинных, путающихся на ветру белокурых волос.
*
Зеленовласка. Синевласка. Фиолетововласка. Розововласка...
Весь спектр молодёжной дурости.
*
Девушка с выкрашенными в радикально зелёный цвет волосами.
Что это? Признак молодости, молодого задора, молодой же бестолковости?
Не поймёшь, чего больше, что на первом месте.
Но почему-то смягчаешься и находишь, что больше всё-таки положительного, симпатичного.
Оказывается, можно и с зеленью волос примириться!
Такой странный случай.
*
Красивая лохматость.





Маленькая мама
Его маленькая мама когда-то очень уже давно родила его. И теперь он идёт с ней по улице.
Снег уже перестал, под ногами мокрая грязная кашица.
Он теперь такой большой по сравнению с мамой, что ей приходится задирать руку, чтобы держаться за его локоть.
У неё старенький мобильник. «Раскладушка».


Люди
*
У каждого свои хотения. Капризные, непримиримые... Поэтому люди так одиноки. Не уживаются с себе подобными.
*
Информационные потоки, школы, университеты, академии, всё такое прочее... Уже не пещерные времена! Будто всё в мире понятней, известней, объяснимей...
Но сомнения людей всё те же, что и в тёмные времена. Никакой разницы. Страхи, тревоги, опасения...
*
Атос, Портос и Арамис в одном лице. Только Д`Артаньяна не хватает.





Сёстры
Они прошли в своей жизни мимо многих вещей. И теперь их жизнь закончилась.
Много им вообще было неизвестно. Они даже не успели соблазниться. У них не было для этого никакой возможности. Они прожили совершенно простые жизни. Даже элементарные.
Вот ведь как! Не были ни элитой, ни сколько-нибудь  VIP-персонами, даже большого достатка никогда не имели... Перебивались как-то. За границей ни разу не были. Не видели лазурную воду тропических морей, не видели экзотических животных в среде их обитания, да того же Парижа не видели, про которого говорят: «увидеть Париж и умереть». Или это про Рим сказано? Они и в Риме никогда не были. И в Венеции!
Их жизни прошли в заботах о хлебе насущном, в беспокойстве о детях, в болезнях, в маленьких, доступных им радостях... И они ушли.


Наказание
*
Наверное это просто наказание за что-то. За что? Трудно точно сказать, за что именно наказывают в этом мире. Об этом много противоречивых мнений. За мировоззренческий разврат? Просто наказание? Его нельзя отклонить, нельзя от него увернуться. Понять – за что? – в конце концов, можно. Догадаться. Но это и всё, что можно.
*
Кто их накажет? Кто вообще наказывает?
Может быть, они сами себя?
Без привлечения высших сил.
*
Больные дети. Как наказание. Как испытание. Только обычно не знают, в чём именно проступок, преступление...
Что это именно наказание начинают постепенно понимать. И с этого уже не сбить. Это кажется таким очевидным. Именно в этом ГБ на этой земле. Все безбожники боятся иметь детей. Через них ГБ находит возможность добраться до них. Лазейку, чтобы достать человечка до самой до его печёнки.
ТВ. «Сталкер». Как раз к этому.
Андрей Рублёв в наше время. Солоницын. Вместилище и Рублёва и Писателя.
Тарковский тоже вместил. Их всех. Этот мир. Со всем его содержимым. И великим и ничтожным.
И ещё о том же – интервью с Кабаковым. Такое же чудовище деградации как сталкеровский Писатель. И что с этим делать, неизвестно.
*
Те, кого как бы не наказывают в этой жизни. Может быть, они еще не дошли по спирали развития до того уровня, когда берутся за их обучения с помощью наказания. Сейчас они вообще никому не нужны ни в каком виде. Их душе ещё предстоит когда-нибудь научиться правильности.
*
Логику пытаешься уловить. Логику происходящего, случающегося...
Пытаешься сцепить много факторов. Мысли, эмоции, поступки, слова – с случающимся.
Иногда будто улавливаешь связь одного с другим. Что-то в этом - больше угадываемом - будто начинает складываться в какое-то брезжащее полупонимание.
И наготове формула, которая как бы должна компенсировать недостаточность понимания чем-то охранительно-покаянным: «Г., п. м. г.!»
Надеешься, очень неявно, не в наглую, что это как-то может помочь.





Пианино
Её послали разбираться с жалобой этого беспокойного старичка. Она долго откладывала это казавшееся ей неинтересным письмо с описанием непонятного, тоскливого конфликта на бытовой почве.
И когда она таки собралась и приехала к нему, выяснилось, что старика уже пару месяцев как не было в живых. Он умер. Ещё летом. Не дождавшись справедливости.
В его квартире уже жили совсем посторонние люди, родных у старика не нашлось.
- Вы кто? Родственница? От Ивана Семёновича осталось пианино. Старинное. Не хотите? Бесплатно. Самовывозом. Постойте! Куда вы?! Бесплатно! 





Чужие письма
*
«Дорогая Маруся!
Я и Иван Вас. поздравляем тебя с Ангелом и желаем тебе здоровья, счастья и успеха во всем...»
Этой Марусе кто-то желал всё упомянутое не менее ста лет назад.
Где теперь то здоровье, счастье, успехи?
Там, где все это, рядом должен быть и Ангел, с которым поздравили Марусю.
*
Сохранение в «цифре» кусочков реальности. Побороться чуть-чуть с бесследностью.
Оцифровывание чужих старых писем на открытках. Увековечивание?
Группа в «Контакте». «Чужие письма». Дать возможность этой безвестности как-то зацепиться за вечность. Пусть только в виде «Интернета».
*
Никак не надоест это занятие: читать о лёгких, столетней давности новостях. Еще со времён «Каталонии».
Избранные письма. Людей чеховских времён.

«Сегодня укатил один из моих товарищей по прогулкам. После его отъезда уже, я получила букет роз, штук 30 красавиц, я даже сконфузилась. Вообще у меня и теперь всегда цветы стоят, то его сынок преподнесёт розочку, то девочка лет 14, полька, которая, как водится в этом возрасте, считает меня каким-то божком, таскает мне розы или полевые цветы, и мне это так приятно».

«9 июня. Дорогая девочка. Я здоров и чувствую себя хорошо. Надеюсь, что и у тебя всё благополучно. С Парижем покончено, хотя я, совсем было, с ним освоился: так же, как парижане, пил с утра чёрный кофе с коньяком, чтобы сразу взвинтить нервы и не отставать в бешеном водовороте здешней жизни. Когда стоишь на бульваре и закроешь глаза, то кажется, что где-то страшный пожар, и масса народа сломя голову с дикими криками мчится, не разбирая дороги. Может быть, заеду в Дармштадт (если не дорого). Хочу повидаться с Павлом. Пишу в Кёльнском кафе и пью кофе с каким-то диким тортом. 10 вечера».
 
На Кёльнском штемпеле дата: 10.06.04. А другая, более ранняя открытка уже от «дорогой девочки» из «кёльнской» открытки была послана в Дармштадт, вероятно, упомянутому Павлу:
 
«Орёл. 5.09.03. Дорогой Пашутик. Пишу тебе с почты перед службой. Погода роскошная. Сейчас ещё рано и я хочу пройтись разок по городскому саду. Шла по бульвару и вспоминала тебя. Всё благополучно. Твоё письмо получила. Сегодня напишу, как следует. Целую. Твоя Мар».
 
Ещё кофе стынет в кёльнском кафе. И на глубине временной пропасти «ещё рано», и там «роскошная погода», и можно перед службой «пройтись разок по городскому саду». Это было невозможно понять.
(«Падение Каталонии».)
*
«Милая Марина, что Вы поделываете? Шьёте ли себе приданое? Вот Вы всё скрываете, что скоро Ваша свадьба, а это нехорошо. Какая у Вас погода? Здесь ещё зима и чудный санный путь. Кажется, хоть вязь пишу разборчивее, так что Вы не будете скулить. Пожалуйста не толстейте, а лучше похудейте. Фрейлен сияет и получает каждый день письма от (…) в 20 страниц. Они скоро приедут. Целую Вас. Ваша Оля».
*
«Дорогие мои! Сегодня утром получила вашу открытку, пишу уже в комнате Сморгонской. Ея нет дома, я, вероятно, буду у нея до тех пор, пока устроят комнату Сони, так Соня… а затем буду у Сони, т.к. моя комната будет готова через неделю. Папа, дорогой, ты меня очень удивил в свою очередь. Я не понимаю зачем ты написал эту фразу?  Во-первых я уже в Париже, во-вторых, ты вообще ничего по-моему не понимаешь, что такое Париж. Я думаю хорошо устроиться. Папа, тебе нечего за меня беспокоиться. Я уже не дитя, и потом жизнь вообще в Европе в продолжении года тоже кое-что значит. Крепко вас целую. Роза».
*
С-Петербург. 8 сентября 1903 года. Ваша Светлость! Поздравляю Вас со днём Вашего Ангела, и желаю Вам от Бога всего хорошого, а главное здоровья. А. Колтунова».
Почерк то ли детский, то ли взрослого малограмотного человека.
*
6. «Милая Катя, Ляля! Нам очень без Вас скучно. Мама прислала письмо, она у тёти Зины и скоро приедет. У нас тепло. Я была на даче у Михалевских. Бабушка вас целует. Пишите нам. Целую Лялечку в глазки, щёчки, носик, в ушки. Целую Катю и тётю».
«С-Петербург, Невский проспект, Дом № 132, квартира 43. Ея высокородию Марии Михайловне Орлиной». 31-7-08».
*
«Маленькое воспоминание о когда-то проведённых весёлых, жизнерадостных, тревожных, тяжёлых днях, успевших научить меня мало-помалу понимать жизнь атомов под солнцем. Это место отмечено в истории моей жизни как наглядное развитие мыслящаго ума и утончённых впечатлительных чувств. Все изменчиво, но вечно под солнцем. Все это вместе взятое, соединённое в одно целое есть ни что иное как суета сует».
*
«Рим. 23 Декабря 1912. Милая Неонила, поздравляю Вас и Ксенофонта с Рождеством Христовым и Новым Годом и от души желаю Вам всего хорошего. Получили ли Вы моё письмо. У нас все слава Богу. Граф как будто пободрее, может больше гулять и не так скоро устаёт. Завтра у нас будет маленькая ёлочка, а после 1-го янв. едем в Сицилию. Когда узнаю куда, напишу адрес. Погода здесь хорошая, довольно тепло, растут апельсины. Шлю Вам поклон. Мария Лерке».
«Russia Pietroburge Неониле Дмитриевне Афанасьевой. Сергиевская, 50».
*
«Алексей Львович!!! 2-го Окт. я была и видела вас, но не могла подойти потому, что вы были не одни, мне очень неприятно, что вы пришли с Адольфом, с которым я так хорошо знакома. Прошу придти 16-го окт. в 6 ч. веч. на то же место, но только будьте одне, а то я опять не покажусь, а посмотрю издали на вас. Р.»
*
«Дорогая! Целую Вас за письмо. Я счастлива при мысли, что скоро увижу Вас, дай Бог Вам здоровья и как можно больше терпения. У нас все благополучно. Мои больные благодарят Вас за поклоны. Привет всем Вашим прошу передать от меня. М-ме здорова, чувствует себя великолепно. У нас есть новости, которые передадим при встрече. Крепко целую Вас любящая. М.»
«Здесь. Пороховые, слобода Армашевка, д № 10. Ея Высокоблагородию Александре Васильевне Кузнецовой». 24-4-1911».
*
«Ревекке. “Эх, ты, глупая, не догадливая, я вот всё лето с тобой прожила, прошлой зимой так часто писала (чего, увы, я в этом году не делаю), и ты до сих пор не знаешь, что я замужем, эх, глупая, глупая. Как верная жена в данном случае (вообще же муж) живу со своим мужем вместе, мало того, в одной комнате. Шутки в сторону, как видишь, мой брак сейчас только ложный, фиктивный, как говорят, брак. Я ищу сейчас мужа, но требования у меня ужасные. Он должен быть юристом и защищать дела фабриканта шоколада. Так как он будет хорошим и добросовестным юристом, то фабрикант будет им доволен и будет присылать подарки в виде шоколада для жены, и, понимаешь, у меня будет всегда самый лучший шоколад. Нет, ты только пойми, как это будет хорошо, всегда иметь самый лучший шоколад. Но, увы, как видишь, требования слишком грандиозные. И живу я пока в девицах с Марией. Роза”».
*
Без начала и конца. «… которым уже больше 25 лет, одевают живые цветы апельсиннаго дерева «fleurs d`orange». Знаешь, на фате невесты всегда эти цветы. Конечно, это проделывают только работницы в больших фабриках для развлечений. Французы вообще пользуются малейшим, чтобы развлечься. Я пошла смотреть это зрелище – это в том квартале, где находятся большие магазины и фабрики. И, действительно, много девушек с этими цветами и  потом в особенных шапочках развлекались на улицах. Цветов на этих улицах было масса. По дороге вот вошла в магазин и купила тебе открытки».
*
14. «Благодарю за поздравление к 25-му. У нас вторая неделя дождливая, по вечерам даже прохладно. Вчера проводили дядю Ваню, который Вам поразскажет о нашем житье. Fr;ulein все это время чувствует себя плохо, просит отпустить её домой в первых числах августа. Не везёт мне. Дети, слава Богу, веселы и здоровы. Будьте здоровы. Вера».
Сверху дописано: «+ Наша дача, вторую половину занимает хозяйка. ++ Дача на которой 12 лет жил митрополит Антоний».
«Его Высокопреподобию Константину Ивановичу Ветвеницкому. С. Териоки. По Финляндск. Ж.д. Собственная дача».
На лицевой стороне – вид Кисловодска и соответствующие кресты. Дата «26-го июля 1913 г.»
*
«4 Fevrier. Monpellier. Дорогая Ревекка! Вчера отвечала на интерогации по физике и отличилась. Ассистент профессора, который нас спрашивал, похвалил меня. Я хотела тебе сейчас же написать, но мы, т.е. Я, Соня и Маруся, наша соседка, пошли в гости к Бунимовичам: они нас пригласили к себе на ужин. Это было в 6 часов. Мы там пробыли до 9 часов вечера. Возвращаясь домой мы решили засесть за работу, но в комнате было так хорошо и светло от луны, что не хотелось зажигать лампы. Мы решили прилечь на кровати и помечтать при лунном свете. Усталость взяла своё, мы, конечно, уснули. Проснулись только ночью, немного позанимались и потом пошли уже на лекции. Сегодня собираемся с сестрой нашей хозяйки в театр. Ставят «Севильского цирюльника». «Barbier de Seville»  по-французски. ….»
Конец неразборчив из-за мелкого почерка. И чернила расплылись. Сверху дописано карандашом: «Сейчас по дороге в университет, получила деньги. Соня тоже. Роза».
«Russia. Вильно. Херсонская ул. Частная женская гимназия В.М. Прозоровой. Для уч. VII кл. I Ревекки Каплан». 
*
Находишь себе работу в переписывании чужих писем.

«Какая у нас красота со вчерашнего дня, той большой ночью выпал снег, вершка на три, и ветки деревьев тяжело и низко гнутся под ним, ходишь как в сказке, я прямо не могу налюбоваться…»

То, мимо чего прошёл, не замечая. И только сейчас - ощущение этого простодушия. Этого удивительного простодушия! Оно будто – принадлежность только того неискушённого времени.
Конечно это не так. Всё и тогда было предельно сложно и трудно. Но вот же...
Остался  столетней давности снег. Чужой снег.





Брат из Ленинграда
Расползшийся, мордастенький, растерянный, всё у него как-то безумно.
Угарные пьянки.
Низкоквалифицированная работа.
Злая и глупая всклокоченная неопрятная жена.
Приедет такой брат на родину к родственникам… Брат из Ленинграда.


Застолье
Собрались за одним столом. Никому это не нужно. Но положено. Застолье всё упрощает. Ритуал упрощения.
Все всё понимают. И не смотрят друг другу в глаза. Натяжка. Рутина.
«Не сросшееся» застолье.


Впечатления
*
- Значит, дурой тоже нелегко быть?
- Ещё посмотреть, кому легче, кому труднее – дурой или не дурой!
- Не на ком взгляд остановить! Усталые некрасивые лица.
- У тебя какие-то односортные впечатления. Одна дурость замечается.
- Что ты хочешь от декабрьского понедельника!
- Это больше говорит не об объекте наблюдений, а о субъекте.
- Ты что, очень умный!
*
Рано ей ещё. Но она уже подумывает. Прикидывает походку, интонации голоса…
В ней уже сидит необходимая разболтанность. Она, эта разболтанность, только ждёт своего часа. Только ещё чуть-чуть перерасти ранец…
Исследование проблемы испорченности.
*
Конечно, они недовольны! Чем им быть довольными!
Худые, крашенные, измученные… Определённого сорта. Каста такая.
К ним и отношение соответствующее. В грузинском ресторанчике.
*
Неброско - от бедных родителей – одета. Худенькая. Недокормленная, что ли? Болезненного вида. И в заднем кармане джинсиков, по-детски сидящих на скромной попке, – угадывается тубус с таблетками.
*
Люди, у которых пока всё в порядке.
Это зловещее – «пока».
*
Дурдом:
«Ну не расстраивайся! Ну! Ну!»
Ему можно приказать не расстраиваться. И он послушается. Его выдрессировали наказаниями. Простому человеку приказывать не расстраиваться  бесполезно, а здесь это возможно.





Силуэты
Этому дому сто пятьдесят лет. В окнах мерцающий свет. Открывается дверь в глубине комнаты. Из дверей – яркий свет. Фигуры людей, их силуэты заслоняют собой яркий свет.
Силуэты в окне дома напротив. Как театр теней. Мелькают, мелькают. Кажется, бестолково. Люди-тени. Их жизнь – такая же тень. Они помелькают, помелькают и исчезнут.
Для зрителя, что смотрит на них из окна дома напротив, их исчезновение ничего не значит. Просто погас свет в театре теней. Тени слились с чернотой погасшего окна. У их жизни нет ни начала, ни продолжения. Только вот эти несколько минут, пока смотришь, зацепившись взглядом, в чужое окно. И это впечатление может быть продолжено, распространено на сколь угодно длинный срок. Нельзя отличить нескольких минут от нескольких лет или даже целой человеческой жизни.


Тип
Воланд. Условно говоря. Такой тип. Интересный сам по себе, Харизматичный... Но с червоточиной. За его словами и поступками не сразу распознается его страшноватая сущность.
Он признает какие-то общепринятые ценности этого мира, но у него  свои методы достижения Блага – не Божеские. Блага – конечно, в его понимании.
«Падшие ангелы». Дефектные ангелы. Они решили, что сами лучше Бога знают, как надо делать дела. Испорченные ангелы. Но не от откровенного стремления к злу, а от своеобразного понимания путей к достижению Добра.
Такой какой-то персонаж. Уязвлённый тем, что его не понимают, что его метод не принимается на высшем – Божественном – уровне, закомплексованный член добропорядочной семьи. Его окончательно не прогоняют, не уничтожают – он же свой. Хоть и со странностями. Проблемный. Задиристый, неугомонный…
Тип из жизни. Чаще всего такими бывают люди с большими властными возможностями. Олигархи, к примеру. С бандитским жизненным опытом. У них были периоды, когда им казалось, что они могут делать в этом мире всё, что хотят, могут строить этот мир по своим понятиям. И не стесняясь и не совестясь тех средств, с помощью которых они добиваются своего. Но наступает момент, когда они понимают, что они не Боги, что у них есть слабости, что миру кроме насилия нужны ещё и доброта, честность, жалость…
Они же люди из мяса и души. Жизнь берёт их за живое. Тогда, не переставая всё же быть прежними – властными, жёсткими – они пытаются что-то делать для улучшения этого мира.
Что-то вроде кающихся купцов прежних времён. Купцов-разбойников.


«Происшествие, которого никто не заметил»
«Противный и старый», - просто ответила она на вопрос подруги.
Пётр Петрович, стоял за приоткрытой дверью и всё слышал.
«Это сказала это ангелоподобное существо! - недоумевал он, - о нём!»
Пётр Иванович, осторожно ступая, пошёл по коридору к выходу.
«Вот оно как!» - всё ещё недоумевал он по дороге домой.
«Происшествие, которого никто не заметил».
«Есть такой фильм 60-х годов по сценарию Володина», - почему-то вспомнил Пётр Петрович.


Архитектура
«Какие пилястры! Все разные!» - две архитектурно продвинутые дамы у архитектурно-красивого здания. Учились на одном факультете. Теперь случайно встретились, уже пенсионерки, вспомнили знакомые слова. Это так к ним шло в юности - учиться на архитектурном. Как Андрей Вознесенский. Весело. Парни… «А ты помнишь Лёшу? Ну, он ещё на гитаре хорошо играл. И пел...»


Душелечебное учреждение
Институт благородных отношений.
В учебной программе есть такие предметы:
«Основы благочестия».
«Курс порядочности».
«Семинар по любви к ближнему».


Жалеешь
*
Жалеешь людей. Разных, по разным поводам, по-разному...
Думаешь иногда, для того ли они родились! Были маленькими детьми, плакали по ночам, просили мамкину сиську, потом слушали сказки, учились завязывать шнурки, с букетиками цветов и с портфельчиками шли первого сентября в школу... В дальнейшее не заглядываешь. Там всё у всех по-разному.
Детству таких вопросов не задаёшь: для чего родятся дети, всем понятно без всяких слов.
Потом только появляются вопросы, на которые часто не могут найти ответы люди. Вот тут их и начинаешь жалеть.
*
Плачет. И сразу её жаль.
Всегда жаль. Хоть кого!
Это значит внутри неё – огорчение. Как не пожалеть!
*
Жалок человек. Со всеми его усилиями! Его так жалко иногда! В иную минуту. Созерцательную. Глянешь на него, на его жизнь... Будто впервые. Будто со стороны. Будто и сам не такой.
*
Он говорит ей то, что она не понимает. То ли пока не понимает, то ли вообще.
А он говорит, говорит, а она слушает, слушает...
И ничем им не помочь.
Они сейчас расстанутся в этой одноразовой жизни, и их будет жалко.
Людей часто бывает жалко.
*
Всех жаль.
Тех зачумлённых шахматистов со скамеек парка. С одной, но пламенной страстью, сжигающей их жизнь.
Жалко и близких и дальних. Одних больше, других меньше. Бодрячков и пессимистов, злых и добрых, глупых и не очень...
Жалость покрывает все остальные впечатления от созерцания зрелища жизни людей.
Они защищаются от ужасов этой жизни. Кто как.
Жалеешь всех. Решившихся жить.
*
«Конечно, не можешь не жалеть то об одном, то о другом. Не можешь себя заставить не жалеть».
*
«Инстинкт боли за своих, жалости за своих. Инстинкт боли и жалости».





Сохраниться
Светлановская запись 60-х годов 3-ей симфонии  Рахманинова.
Приглушённое звучание медленной части симфонии.
Кто-то чихнул в зрительном зале.
Его чих сохранился в относительной вечности звукозаписи, сохранится, может быть, больше, чем он сам во времени.
Это как утонувший когда-то в смоле комар или жучок и сохранившийся в янтарной капле.


Люди и мир
*
«Пятый элемент».
Мир полностью переменился, а люди совершенно не изменились!
Неужели всё так безнадёжно!
*
- Правильное детство, нормальное воспитание, хорошее образование… Нормальные люди. Может быть, они наконец создадут нормальный мир?
- Вряд ли.
- Почему?
- Больно всё просто. Простодушно. Даже прекраснодушно.
- Жаль.
*
- Что-то точно нельзя разрешать. Строго. Не считаясь ни с чем!
- Что? Людишки достали?
- Люди.
- Нельзя так нельзя! Так и скажи: «Ни-з-зя!»
*
- Его всё тянет поучить этот мир!
- Хорошо – не проучить!
*
«Ждут от людей чего-то другого. Но не похоже, что можно дождаться».
*
«Люди с рождения встраиваются в эту жизнь. Они привязаны ко всему, что в ней есть.
В том числе, к бессмысленному в вечности, но имеющему какую-то сиюминутную тараканью или одноклеточную логику.
Войны, орудия убийства, тысячелетия непонимания друг друга…
Какой-то пессимизм получается!
Пока что неоткуда оптимизму браться».
*
Все эти напасти... Чтобы более отчётливо проявилось общее безумие мира людей. Это, может быть, даже и не наказание, а естественное и закономерное проявление образа жизни этого безумного мира.
*
«Мир...» приучил относиться и писать обо всём как бы «объективно».
Люди живут повадками, импульсами ощущений... Они живут нехитрым своим багажом.
Этой мерой и меряешь. Мир тёмен. В нём больше мрака, усталости, боли…
*
Гламурный мир. Мир глянца. В нём живут только модели, звезды кино, эстрады…
Мир красивых вещей, хорошей погоды, здоровых зубов… Параллельный мир. Параллельная реальность.
*
У каждого свои хотения. Капризные, непримиримые... Поэтому люди так одиноки. Не уживаются с себе подобными.
*
Информационные потоки, школы, университеты, академии, всё такое прочее... Уже не пещерные времена! Будто всё в мире понятней, известней, объяснимей...
Но сомнения людей всё те же, что и в тёмные времена. Никакой разницы. Страхи, тревоги, опасения...
*
Атос, Портос и Арамис в одном лице. Только Д`Артаньяна не хватает.
*
Непривычные люди. Их осваиваешь уже в возрасте, когда закончилось, кажется, формирование представлений о людях, когда окончательно определились предпочтения. А тут они! К ним уже не привыкнуть. Всё странно. Всё колет. Одно сплошное беспокойство.
*
Не очень красивая, не очень умная, не сильно добрая… посудомойка.
*
Выгораживают себе кусочек мира, удобный, приятный, безопасный... Чтобы только для себя.
И есть такие, что с какого-то момента осознают, что их мир выгорожен из целого большого мира, что он не подлинный в этой частичности, выборочности.
Сознают и ничего с этим не делают.
Это непосильно слабому человеку: поменять свой мир, сделать его полнее.
Боятся утонуть в большом мире.
Правильно боятся.
*
Мир соткан из противоречий, противостояний, отталкиваний, переплетений интересов...
Запутанное дело, короче.
*
«Совесть». Советский сериал.
Бывший узник концлагеря: «Так ведь это же было! Не в бреду!»
Не захотел вспоминать.
И забыть одноразовому человеку невозможно.
*
«Мир по-прежнему остаётся жёстким и полудиким. Неисправимо. Если приручение дикого зверя в человеке и происходит, то очень медленно и с откатами в чудовищные безобразия. Вот такое вот человечество. И другого не дано. И другого нет и не предвидится.
Как в анекдоте про Сталина: “Нет у меня для вас другого человечества”».
*
Строгие рамки хотений. Строгие рамки для хотений. Необходимая вещь. Только это ещё не поняло человечество.
*
- Слабые, безвольные, разобщённые люди. Они мало что могут сделать для улучшения этого несовершенного мира.
- Но всё-таки пытаются! Нервничают, бесятся, ругаются, иногда матом…
- И только!





Драка
На Коломенской какие-то, видимо пьяные, мужики собирались помахать кулаками.
Тот, что постарше, – большой, пузатый. Он снял свою джинсовую куртку и положил её на тротуар.
Второй – молодой, субтильный, скакал вокруг пузатого как боксёр-легковес.
Они что-то говорят друг другу. Тот, что полегче, готов к бою, подзадоривает, выводит из себя толстяка.
Не стал досматривать бой. Как-то неинтересно было, кто из них победит.


Деловые люди
*
Бизнес-план из двух пунктов:
1.«Нае-ать».
2. «Смыться».
*
Персонаж Андрея Миронова:
«Почему я должен так жить – изворачиваться, прятаться!»
Многие, уже не в комедии, а на самом деле, произносили схожие фразы перед тем, как навсегда покинуть родину, когда появилась такая возможность.
*
Крутые. Они ходят - руки в карманах. У них ничего нет, кроме их бритых затылков. Деловые люди. Днём бизнес, вечером еда и женщины.





Тетрадь
- У него есть дома заветная тетрадь.
- Какая тетрадь?
- Общая тетрадь в коленкоровом переплёте с предложениями по новому – спасительному - устройству мира.
- Нет у него никакой тетради. Тем более что в наше компьютерное время тетради – это отстой!
- Ну, значит, заветная папка с файлами.
- Почему он тебе так не нравится!


Маленькие подробности
*
Не могла приурочить докуривание сигареты к урне! Прошла после неё какие-то три шага и бросила окурок на асфальт.
*
Лёг рядом осторожно, чтобы она не проснулась и не поменяла «тихой» позы сна на боку.
*
Место на асфальте, сбрызнутое пивом.
*
У неё в правой ноздре что-то вроде канцелярской скрепки».
*
Лёг на диван и, как сдувшийся шарик, распластался и затих.
*
«В Африке наверное нет соляриев. Там все загорелые».
*
«В детстве он был главнее своего приятеля».
*
- «Барсучок». Барсучий жир.
- Откуда? Что ли их убивают!?
-- Нет, откачивают. Липосакция.
- Да ладно!





Люди из «Мерседесов»
*
Свежепомытый «Мерседес». Чёрный, блестящий, новьё…
Люди из «Мерседесов». Условно говоря.
Они живут с сознанием своей правильности.
Они правильные. Они стараются быть правильным. Это исходит из них бессознательно. Они должны искать и находить оправдание самим себе, своему образу жизни. Они должны постоянно доказывать, что это всё по закону, в награду за их правильность, продуманность их поступков, за понимание жизни, умение жить.
Их правильность распространяется на всё вокруг.
То, что все кругом за пределами их черных, блестящих «Мерседесов» неправильно, – это тоже как бы правильно. Во всяком случае, закономерно, оправданно, вписывается в общую правильность.
Правильность должна подтверждаться и оправдываться ежесекундно в каждой мелочи.
Это, может быть, особый склад ума, соответствующий набор предпочтений, позволяющий им легко, без насилия над своей психикой, совестью, природой, не ленясь, с охотой, страстно, самозабвенно и т.д. делать то, что они делают. Делать свой бизнес. Им не скучно. А остальным, кому лень, кому скучно, кому «облом», - те ходят мимо.

Об этом же у Сартра.
«Choyes et bien-pensants, sensibles, raisonneurs, effarouches par le desordre, detestant la violence et l'injustice, unis et separes par la conviction tacite que le monde avait ete cree pour notre usage et que nos parents respectifs etaient les meilleurs du monde, nous avions a cour de n'offenser personne et de demeurer courtois jusque dans nos jeux».
«Балованные и благонамеренные, чувствительные, рассудительные, воспитанные в уважении к порядку и в ненависти к насилию и несправедливости, сплоченные и разъединенные молчаливой уверенностью, что мир создан для нас и что родители каждого соответственно лучшие в мире, мы заботились о том, чтобы никого не обидеть, чтоб оставаться вежливыми даже в игре».
*
Это не просто машины, квартиры, счета, дома, букеты, острова… Это жизненные завоевания.
Всё это отвоёвано у мира. Это доказательство их правильности. С этим не расстаться.





Болельщики
*
- Он болеет за «Зенит»?
- Да, за «Зенит». Пусть хоть во что-то верит!
- Что ты этим хочешь сказать?
*
Эта несчастная… болеет за «Зенит»! Шарфиком на тоненькой шейке.





Истории людей
*
У всех у них жизненные истории. Заслушаешься! Без юмора!
Вдруг просыпается интерес к людям. Совсем случайным, незнакомым. Что-то их внутреннее, принадлежащее только им вдруг почувствуешь на мгновение!
*
«Старая еврейка из окна на первом этаже. В молодости красивая, весёлая, окружённая вниманием поклонников. Однажды её смертельно обидели. Другая какая-нибудь, другого рода-племени, в другие времена ушла бы в монастырь, а она скрылась от прошлой жизни в маленькую квартирку на первом этаже во дворе-колодце».
Откуда вдруг эта история! Не вспомнить.






Банкеты
*
Банкеты, помимо всего прочего, удовлетворяют ребяческую страсть людей к разрушению.
Дети строят что-то из кубиков или из песка, а потом в конце игры с наслаждением подвергают свою работу воздействию бури или бомбёжки.
Так же уничтожается красота банкетного стола, с его живописностью салатов, мясных блюд, фруктовых горок, закусок и прочего. Ну и классическое: «Скатерть белая залита вином…»
*
Банкет. Для него требуется особое состояние. И особое поведение. Как в бане или в поликлинике. Включается особое состояние и пошло!
Как это зрелище изо дня выносят официанты!
Как король в «Обыкновенном чуде»: «А теперь я буду буянить». Чтобы не удивлялись.
Или как запой: «от сих до сих».





Чужие
*
Чужие по еде, по вкусовым, кулинарным предпочтениям. Тоже ведь что-то да значит!
*
Чего-то в них не хватает. Они уныло-приземленные. Они сами это чувствуют, но, конечно, вслух никогда не признают этого. Прибитые к плоскости жизни.
*
Неужели их устраивает эта полубессмысленность. Неужели что-то в этом может быть, чему можно так радоваться! Столы, еда, алкоголь, попсятина… Другого нет?
*
- Она будет улыбаться из сумрака тёмных коридоров, встречаться то в кухне, то в ванной, и везде будет эта её улыбка тонкими злыми губами.
- Что за страшилки!





Соцсети
*
«В контакте» - окно в полностью закрытый когда-то мир.
Где и как ещё можно было всё это увидеть? Всё это – увиденное!
*
«В контакте». Это неиссякаемый источник материалов для исследований в области психиатрии, социологии, педагогики и т.п.
*
«Подглядывалка». Другое название для ресурса «В контакте». Ну и все прочие ресурсы там же.







1998-2024
29.04.24

https://vk.com/club164090989