18
- Что это? – оглядевшись, спросила «англичанка», когда мы, немного проехав, снова вышли из автобуса.
Местность утопала в зелени. Вокруг нас – ни одного чахлого дерева, словно мы попали в заповедную зону. Только гулкий шум транспорта напоминал, что эта местность находится в черте города.
Библиотекарь Ермакова, прикрыв глаза от солнца тонкой ладонью, смотрела вперёд:
- Набережная, что ли? Тогда почему реки нет?
- Которосльная набережная там, – указала Гнедова влево, где между деревьями блестела река и проглядывала широкая тротуарная полоса вдоль крутого зелёного берега. – В Ярославле всего две набережные. Волжская набережная отличается от Которосльной.
- А что тогда впереди нас? – пыталась выяснить библиотекарь.
Впереди протянулась широкая лента тротуара вдоль длинного глубокого оврага, заросшего высокими тонкими берёзками. Изумрудные листочки на деревьях шелестели, скромно радуясь встрече с новыми людьми. По краю тротуара – ряд ухоженных лип, как почётное сопровождение хозяев и гостей.
- Не знаю, – ответила «англичанка» и обратилась к завучу: – Где мы сейчас? Что-то не могу сориентироваться.
Десятиклассники плотно обступили Веру Николаевну, образовав первое кольцо.
Девятый класс и взрослые вошли во второе кольцо, сгрудившись вокруг Марины Викторовны.
- А я вообще хожу за всеми, как овечка. Мне всё равно, куда приведут. Лишь бы смотреть, – беззаботно засмеялась пышнотелая женщина в зелёных бриджах, подмигнув кому-то из родителей.
- Всё равно ничего не знаем. Чего корчить из себя знатоков? – поддержала весёлый тон разговора худая женщина с выдающейся вперёд челюстью на плоском лице. – Наше дело – сторона.
- С чем вас и поздравляю, – покосилась Гнедова в их сторону. – С молчаливого согласия безразличных людей и происходят в стране все беды.
- А причём тут страна? Любите вы поспорить, – с издёвкой сказала болтливая женщина.
- „Молчание – добродетель дураков“. Это ещё до меня умные люди поняли, – грубо отозвалась учительница, гордо расправив плечи.
Женщины, расценив это высказывание как недвусмысленный намёк, растерянно посмотрели на учительницу.
- Это вы нам? – пробормотала одна из них.
Обе женщины перевели взгляд на других родителей и, видя, что те усмехаются, смутились и замолчали.
- Я так и не услышала ответа, – снова обратилась Ольга Ивановна к завучу.
Вера Николаевна вместе с двумя десятиклассниками приникла к смартфону, видимо, изучая интерактивную карту Ярославля.
- Всё понятно, – произнесла Гнедова и повернулась к Марине Викторовне: – Кто-нибудь скажет, где мы?
- Скажем, – Денкина недовольно посмотрела на тоненькую бунтовщицу в лёгком бирюзовом платье.
- Так скажите. Что за тайны? – вызывающе спросила Ольга Ивановна. – Или сами не знаете? – Бросила недобрый взгляд на Виолетту: – А вы чего молчите? Зачем вы с нами? Какой от вас прок?
Виолетта, смерив Гнедову насмешливым взглядом, отвернулась от неё.
- Ольга Иванна, не лезьте вперёд батьки в пекло, – оторвавшись от смартфона, строго проговорила Пряжкина, но на её лице не проявилось ни одной эмоции.
Не обратив внимания на сказанные слова начальницы, «англичанка» спросила взрослых, стоявших во втором кольце:
- Вас всё устраивает? – Не добившись ответа, уколола их: – Нравится быть овечками? – Но второе кольцо молчало.
Десятиклассники пытливо посматривали на завуча – свою классную руководительницу, которая, склонив голову набок, безмятежно, как памятник, взирала на недовольную сотрудницу. Мы, приглашённые на экскурсию, не проронили ни слова: есть две коллеги, сопровождающие группу, и они сейчас хозяйки положения.
- Идеи свободомыслия застилают божий свет? – как шпилькой, уколола Пряжкина Гнедову.
Обычно бледное лицо Ольги Ивановны быстро покрылось румянцем.
Денкина шепнула мне:
- Разошлась наша иностранка. Всё с принципами носится. Делала б молча, что говорят.
- А всегда ли нужно молчать? – вполголоса ответила я.
Приятельница отшатнулась от меня, как от трагического вестника. «Что за непримиримость к другому мнению? – возмутилось моё самолюбие. – Только фанатики борются с иным мнением как с преступным инакомыслием. Фанатизм заразен, а потому очень опасен. Если чужое мнение постоянно ставить выше собственного, то скоро можно превратиться в никчёмное существо. Миллион никчёмных существ – это толпа страшной силы. Толповодителю остаётся лишь убедить своих обожателей в том, что важно для него, и эта орда сметёт всё и всех на пути к цели. Но толповодители меняются, и цели – тоже. Кому-то миллионное скопище глупцов понадобится для поддержания политического режима, кому-то для изменения существующего государственного строя, а кто-то захочет истребить людской род, чтобы ввести роботов, которым не требуются образование, лечение и содержание на пенсии. Да мало ли какие цели появятся у толповодителей в будущем, ведь XXI век – это век нано- и политтехнологий».
- Объясните всем, где мы сейчас, и назовите дальнейшие планы, – не думала сдаваться Ольга Ивановна.
Завуч замерла на месте, пристально, как гипнотизёр, глядя на возмутительницу спокойствия.
- Мы в стороне от Которосльной набережной, – невозмутимо сказала Пряжкина. – Сейчас совершим небольшую прогулку.
Она круто повернулась, чтобы пройти вперёд, и кольцо из её воспитанников почтительно разомкнулось перед ней. Ребята сбились за надёжной спиной, ровной, как гладильная доска.
«Англичанка» громко обратилась к Марине Викторовне:
- Я не пойму, кто у нас руководитель группы: вы или Вера Николаевна? Хоть вы объясните, куда мы идём. Мне не нравится идти в „стаде овец“.
- Временами мы с ней ролями меняемся, – наигранно улыбнулась моя приятельница. – Так удобно. А сейчас идём к Спасо-Преображенскому монастырю. Там, – кивнула влево, – видна одна из его стен и колокольня. Водитель не остановился на набережной, хотя оттуда до монастыря рукой подать.
- Почему не остановился?
- Не знаю, – нахмурилась Денкина. – Сказал, чтобы мы от монастыря, после экскурсии, на Которосльную набережную вышли.
Завуч с начальственным видом обернулась, застыла на месте, словно постамент, и высокомерно произнесла:
- Обращаюсь ко всем недовольным. Если что-то не нравится, то больше не возьмём ни в какую поездку. Марина Викторовна, никому ничего не объясняйте. Взяли моду, каждый шаг им поясняй. – И величавой поступью прошествовала дальше.
Взрослые плелись молча, с постными лицами, будто в непроницаемом коконе безысходности, не замечая, что солнце продолжало изливать на землю золотистый, божественный свет.
«И принципиальность нужна, – шагая в толпе, размышляла я. – Хотя мы и приглашённые, но так же, как и все, сдавали деньги. Неужели мы не имеем права знать, что запланировано в программе экскурсии? Вера Николаевна, как всегда, молотом по наковальне прошлась... Теперь ковыляем с испорченным настроением. Или снова какой-то подвох?» – озадачилась я.
Через несколько минут прозвучал еле слышный голос завуча в первом кольце. Ничего нельзя было разобрать.
- Проходим мимо гарнизонной церкви архангела Михаила, – не останавливаясь, протянула руку вправо Марина Викторовна. – Когда-то на этом месте стоял дворцовый храм ярославских удельных князей.
Красные стены с белыми кокошниками, наличниками и пилястрами, ажурные решётки на узких окнах сделали храм похожим на расписной княжеский терем. Бело-красная пятиглавая церковь, обнесённая оградой, расположилась между двумя улицами, как между двумя мирами: древнерусским и современным.
Свернули на неширокую тихую улицу.
- Вышли на Первомайскую, если кто хочет знать, – объявила Марина Викторовна, с опаской поглядев вперёд. – Улица далеко тянется. Здесь её самая спокойная часть.
Стройный ряд лип по другой стороне улицы скрывал серую монастырскую стену.
Невысокие дома вдоль тротуара безразлично глядели широкими и узкими окнами на туристов. Я пыталась вначале рассматривать здания прошлых веков. Затем решила, что это бесполезное занятие: всё равно память многого не удержит. Да и какой толк пялиться на дома, ничего не зная о них. Хорошо, если бы групповод что-то рассказала. Но Виолетта, идя среди нас, хранила молчание.
Мы составляли большую часть всех прохожих. Много легковых автомобилей припарковалось вдоль тротуара. А впереди, видимо, на площади, скрытой за аллеей высоких лип, слышались отзвуки шума спешащих машин, точно плеск волн сильной реки. Это всех взбодрило.
Вера Николаевна уверенно шла впереди группы, неуклонно ведя нас к монастырю. Шаги её были неширокими, но быстрыми. Пружинистой походкой опытного вожака вела она свою стаю. Десятиклассники послушно следовали за ней и молчали, как будто им, старшим подросткам, не хотелось ни в чём показать характер. Молодые люди обычно не любят сдерживать порывы молодости, всё берут напором. «Неужели многолетняя муштра сказалась? И чего ожидать в жизни от таких «продуктов» воспитания – вышколенных до лоска? Не можем мы без крайностей обойтись. То всё позволяем ученикам, перенимая лицемерную западную толерантность, то шлифуем их личности, как каменотёсы», – одолевали меня беспокойные мысли.
Девятиклассники, молодые родители и учителя шли легко, скученно – второй стаей. Только две женщины в зрелом возрасте постоянно отставали. Это и понятно: молодые шагают быстро, не задумываясь, что кто-то не может без отдыха преодолеть даже небольшое расстояние. Наше молодое начальство тоже не оглядывалось, считая, наверно, что все должны успевать за группой, даже если подводит здоровье! Обе отстающие женщины раскраснелись от спешки на жаре. Они с шумом вздыхали и шли, глядя не по сторонам, а себе под ноги. Догоняли группу, а потом снова начинали отставать. И мне быстрая ходьба давалась непросто: я не предполагала, что в маршруте будут долгие пешие прогулки.
Моя догадка всё больше подтверждалась: Денкина пригласила меня и остальных «любителей путешествий», чтобы набрать группу и заплатить меньшую сумму за пустые места в автобусе. Хотя Марина Викторовна в телефонном разговоре не скрывала этого, но всё равно неприятно, когда понимаешь, что тебя использовали. В XXI веке это называется по-другому: манипулировать человеком. Страшный век! Если ты не захочешь кого-то обвести вокруг пальца, то тобою будут манипулировать, используя различные поводы, по принципу: если не я, то меня.
Солнце припекало всё сильнее, обжигая открытые части тела. Сейчас я радовалась, что взяла с собой белую ажурную шляпку с широкими полями. Хотя бы нежную кожу лица сохраню от солнечного ожога.
Нудная ходьба начинала выводить из себя. Не терпелось поговорить с кем-нибудь. Я догнала Марину Викторовну, протиснувшись между родителями и ребятами. Завела разговор о редких экспонатах музея «Слова о полку Игореве» в Спасо-Преображенском монастыре: славянских червлёных щитах. Их фотографии я видела в интернете, когда однажды готовила к уроку презентацию о походе русских князей на половцев.
Заговорили о древнерусском государстве XII века, о внутренних конфликтах между князьями, людях того времени, верности и измене. Пришли к мнению, что в истории часто есть схожие события, как говорится, история повторяется. Марина Викторовна обронила фразу:
- В те времена на Руси всё же больше хороших людей жило.
Так устроен человек, что ретро всегда вызывает в нём ностальгию. Современному человеку свойственно облагораживать прежние времена, представлять их лучшими, даже если исторические хроники леденят душу.
- В Древней Руси тоже хватало предателей, – не согласилась я с коллегой. – Переломная эпоха была, как и сейчас. Незачем облагораживать те времена. Конечно, без настоящих людей не сберегли бы Русь. Простой люд стоял насмерть за родные города, защищаясь от кочевников. У народа, кроме пяди родной земли, ничего не было: ни денег, ни власти.
- Во все времена народу доставалось, – тряхнула головой Марина Викторовна.
- Простому люду доставалось тяжёлое бремя, а князьям – слава, – уточнила я.
- Вот думаю иногда, если случится в наше время какая-нибудь заварушка, как поведёт себя молодёжь? – задалась вопросом социальный педагог. – У современной молодёжи нет ничего святого за душой. Наверно, всех и всё продадут. – Она, как обычно, говорила вкрадчиво.
Разговаривая, мы всё ближе подходили к проезжей части, в которую упиралась улица. Постепенно наплывал сильный шум городского транспорта, и мне приходилось говорить громче.
- А всё потому, что у многих из них принципов нет. Выходит, принципы нужны? – громко напомнила я коллеге.
Марина Викторовна замолчала.
- Выходит, нужны, – сказала она после паузы. – Только тяжело с принципиальными. – Её тихий голос растворялся в наплывающем автомобильном шуме.
- С бесхребетными проще общаться. С этим не поспоришь. Но бесхребетные – ненадёжные люди. Они безвольные, трусливые. Поддерживают только сильного хозяина. Если хозяин ослабеет… Горе тому, кто пригрел на груди бесхребетного, – озвучила я своё мнение.
- В целом согласна. Но это теория. А в жизни…
Раздался неестественно громкий звук. Он прозвучал где-то совсем рядом. Женщины и девятиклассницы остановились в нерешительности. И мы с Денкиной тоже.
Парни рассмеялись:
- Трубы боитесь?
- Чего вы остолбенели? – обернулась завуч. – Пойдёмте.
- А я-то чего испугалась, Господи? – укорила себя Денкина. – Ведь знаю, что впереди.
Как из-под земли, перед нами вырос медведь на небольшом валуне. Вернее, медведица. «Как живая», – быстро оправившись от страха, подумала я и подошла к памятнику. Это раскатистого металлического рёва медведицы испугалась женская часть группы.
- Ребята, подойдите все сюда. Сюда, – позвала ребят Марина Викторовна, помогая себе взмахом руки.
Медведица на ходу оглядывалась, словно убегала от кого-то и в то же время готовилась к внезапной обороне. Казалось, животное в любой момент развернётся и бросится на обидчика.
- Все видят, какая надпись выбита? – Денкина обратила внимание ребят на ярославский памятник.
- «Символ России – легенда Ярославля», – хором прогудели школьники.
- Это легендарный медведь, – напомнила Пряжкина.
- Тот самый, которого убил Ярослав Мудрый? – спросил кто-то из девочек.
- Конечно, не тот самый, – задорно засмеялась завуч и погладила «шерсть» медведицы,– а в память о событии, когда князь заложил город.
- Медведь – хозяин русских лесов. Сильное животное, но слабых не трогает. Не пускает врага, оберегает границы своих владений, – напрягала голосовые связки Марина Викторовна. Пряжкина, со свойственной ей категоричностью, в упор посмотрела на Денкину, не сразу поняв замысел беседы. Потом закивала. Видя одобрение начальницы, Марина Викторовна приободрилась: – В старину русские люди, как медведи, дрались за Родину. За родные корни. Не забывайте: нет лучше родной земли, что бы плохого о ней ни говорили. Ни в какой другой земле нас не ждут. Нас, простых людей, без богатства и учёных званий.
Ребята слушали с серьёзным выражением лица. И озорники не шутили. Я оглянулась на десятиклассника Колю. Он приподнял брови от удивления, отчего юношеское, ещё безусое лицо стало по-детски наивным.
«Всё понимают наши дети. И святое за душой у них есть, – порадовалась я. – Только взрослым нужно не иногда, а каждый день с ними беседовать. Чтобы не повторяли наши дети за врагами, предателями и глупцами презрительное слово «рашка». Одна школа не вытянет тяжёлый груз из ядовитого топкого болота безвременья. Разве машина с одним колесом сдвинется с места? Нужно на полную мощь подключить интернет и все виды искусства к просветительской и патриотической работе. Объяснять то же самое, что во все времена объясняли юнцам: на родине, как и в семье, должны царить мир и покой. Времена меняются, а родина и семья – вечны».
Светлана Грачёва
Воскресенск