Я привык от друзей ожидать подвоха.
На себя каждый тянет (инстинкт!) одеяло.
За спиною осталась такая эпоха!
Крах империи, лагеря, идеалов!
Крах иллюзий! Крах судеб! Крах накоплений!
Кровь людская лилась, кровь – река за рекою!
Кто прошёл через это, не став на колени,
тот достоин, казалось мне, всё же покоя.
Да откуда? По Блоку – покой только снится!
Это, словно мираж, показался – и тает.
Потому и полна областная больница.
Потому и на кладбище мест не хватает.
Потому и доверия нет к власть имущим,
уж такая попалась к несчастью эпоха:
то Хрущёв объе.ёт нас, то эти, из пущи
Беловежской народ разведут, словно лохов.
Я привык на друзей обижаться недолго.
Потолчёмся, затарясь, во мгле магазина.
Вся в сетях браконьерских могучая Волга
стонет в плавнях белугой, мутна, как судьбина.
Да чего уж об этом? Когда накатили
дни, хоть в церковь, что снова открылась в спортклубе.
Самоедство до печени вывернет или
проваляешься сутки глухие в отрубе.
Пьянство – это не выход, конечно,
да не всё безотрадно, не всё так пропаще:
ведь летят звездолёты дорогою млечной,
и балет у нас – лучший, и люд – работящий.
Я знакомых зову по привычке друзьями,
я, конечно, не прав, тайны тут не открою:
вы, я думаю, знаете это и сами,
как у нас неточна речь бывает порою.
Но ведь хочется, хочется, хочется очень
верить, что есть друзья, что с годами – их гуще;
но уже надвигается матушка-осень
и в природе, и, главное, в жизни бегущей.
Наливаются яблоки белые соком,
начинается новая лунная фаза;
не укусишь, хоть близок (пословица!) локоть, –
не о нашей ли то демократии фраза?
А друзьям я монетою той же отвечу,
улыбаться им буду, за спинами хая,
лишь и радости только, что всё же не вечер
этой жизни ещё, всё не ночка глухая…