Деревенская свадьба на городской лад

Антонина Глушко
У кого кака невеста,
Наша синеокая.
У кого какая свадьба,
А у нас – широкая.

       .  .  .   


Панюшкин Петька, едва переступил порог родительского дома, возвратясь из  рядов  доблестной   российской Армии, как тут же   заявил  родителям:

         -Женюсь!

         Те знали, на кого нацелился их единственный сынок -  надежда и опора    их  старости. Хотя  со старостью родичи маленько погорячились. Бати лишь  осенью стукнет сорок, а мамане и того меньше - едва исполнилось тридцать семь.

        Петьку  родители произвели на свет   в  довольно юном возрасте.  Шибко  шустрым оказался  Панюшкин старший. Прибыв из армии на побывку  младшим сержантом, малый  времени даром не терял.  А когда  через год, отдав долг Родине,   возвратился  домой, на автобусной остановке, его поджидал  сюрприз в виде  тонконогой девчонки, с тощим кульком на руках – то были его будущая жена  и сынок Петька, ныне загоревшийся срочной  женитьбой.

         Нюрка Малявкина, еще до Армии гулявшая с Панюшкиным младшим,  регулярно  писала  парню   любовные письма.  Надо полагать, девчонка ждала  пацана. Сами  Панюшкины, рано осупружившись, не стали воспрепятствовать сыновней женитьбе. Хлопец  вполне самостоятельный, отслужил Армию, имеет специальность.
Председатель   постоянно интересовался  у   родителей: когда их   сынок  вернется  из  армии, чтобы захомутать  его  на МТС трактористом, обещая исправно выплачивать зарплату.  А главное   подлатать для демобилизованного, в случай женитьбы,  покосившийся  домишко Польки-Яшелихи, укатившей в прошлую осень к сыну  в город на постоянное место жительство.   

Бабку утаранили  в няньки-кухарки для городской, шибко интеллигентной  невестки.  Поговаривали, будто   бы  Полькин сын  этот, ну, как его,  али…  ари…ха…р… одним словом, богатый.
         
         Сынок плюнул на родительскую  развалюху, затолкал мамку  в дорогую иномарку, и укатил  из деревни  только пыль  столбом, проигнорировав её закопченными горшками.

         К свадьбе  молодых  Панюшкины, как издавна повелось, стали готовиться  загодя,  соблюдая обычаи и устои.  Как раз сегодня Петькины родители, как и положено,  заслали к невесте  жениховских сватов. А пока  те торговались в хате с родителями невесты, сам жених, словно застоявшийся конь, в нетерпении бил копытами, в смысле, топтался во дворе  в обществе   двух  своих дружков. В избу  парней  не  пустили.   Дескать  не положено жениху появляться в доме невесты,  пока  идет сватовской  уговор.

         И тут неожиданно на пороге крыльца нарисовалась невеста  собственной персоной.  Была  она молода, ядрена, с пегой,  толстой косой, заплетенной  на городской манер - за  одно ухо.  Отчего  ее круглое, в плеснявках  лицо, как бы  скосорылилось  набок.

         -Ну, чего надо? – задиристо спросила  Нюрка   жениха с его камарильей.

         -Ну… мы это… - мямлил Петька, - свататься пришли. – А тебе разве не сказали?

         -Нет, вы посмотрите на него! – всплеснула пухленькими ручками курносая невеста. – Да кто сейчас засылает сватов?!  Петь, ты, что с луны свалился! Ну, умора!

          Жених и его дружки стояли дураки-дураками.  Им был дан строгий наказ Петькиной матерью: невесте не перечить, в разговор сватов не вмешиваться, в дом  невесты, пока не позовут не заходить.

         Вот и стояли мОлодцы без права голоса и поступков. В другое время они  бы так  послали Нюрку  куда подальше, что той мало не показалось. Но  нельзя. Нюрка в настоящий момент  находится в статусе невесты, поэтому и молчали.

         -Ладно. Что с вами делать, – невеста спустилась с крыльца на одну ступеньку ниже  и, обращаясь ко всем сразу, сказала: - Так и быть, для разнообразия проведу с вами тестирование. Во всех цивилизованных странах женихи  обязательно его проходят, – ошарашила «умная» девка,  начисто сразив «деревенскую темноту» незнакомым  выражением.

         Петька, не имея представления о чем  пойдет  речь, едва не грохнулся оземь. Уж шибко он боялся Нюркиного отказа.

         - Ответьте мне, кто такой Некрасов?  - начала издеваться над женихом и его дружками, привередливая  невеста.

          Это уже, ни в какие  ворота! Известно, что стоявшим перед нею парням, да и самому  предполагаемому молодоженцу,  выше   восьмилетки   подняться не удалось, по причине удаленности школы от их  родной деревни, и  не посещаемости ими храма науки зимой, в периоды снежных заносов,  вопроса не осознать.

          Отсюда о фамилии «Некрасов» у  молодцов была однобокая осведомленность,  в пределах местных мастерских. Решив, что невеста  испытывает их на профпригодность, дружно  гаркнули:

         -Наш механик!

         -Нет! Вы посмотрите на них! Они даже не знают: кто такой Некрасов! -  изгалялась над парнями  конопатая девка.

          -А кто ж тогда, по-твоему, Некрасов? – искренне растерялся  один из дружков, с рыжей невзрачной внешностью.

          -Артист, вот кто! - пояснила она. - Все  с уважением уставились на Нюрку. – Он еще в кино снимается… ну в это…как его…  Ладно, одним словом,   деревенская  вы темнота, и больше ничего.

           Обзывать парней деревенской темнотой, Нюрка имела на то полное право. Во-первых, сама она окончила девять классов, правда без  выпускного свидетельства, но со справкой, потому как кроме троек, вперемешку с двойками  в табеле против ее фамилии  иных  показателей  не  мелькало.

          Во-вторых, пока Петька нес службу в доблестных рядах родной и любимой  Армии,  Нюрка два года  в городе   махала  метлой, короче, работала там дворничихой. По этой самой   причине считала себя городской,  образованной.  Это   тебе не шаляй-валяй,  не халы-балы, и не  хвосты в деревне  коровам крутить.

         Девка, стоя на крыльце,   высокомерно  посматривала  на парней: принципиально не замечая окончательно изомлевшего Петьку, считая его против себя   дремучей деревенщиной, и полностью его игнорировала.  Деревня  и есть деревня. Даже не смог ответить кто такой Некрасов.

         На свою беду  хлопец со всем  молодецким  пылом любил эту строптивую девку, и души в ней не чаял. А после того, как та «объяснила», кто такой Некрасов, и вовсе зауважал.

           -Короче, - толкала речь со ступенек «городская» невеста. – Я выйду замуж  при одном условии. - Нюрка   твердо посмотрела прямо в глаза, раздавленного  никчемностью жениха, и отчебучила:  – Если наша свадьба будет городской.

        Толпа парней так и ахнула. Что такое городская свадьба и с чем ее едят, вернее, как ее устраивать никто из них не имел ни малейшего представления.

         -А что это такое? – посмел робко поинтересоваться несчастный Петька.

         -Я потом все напишу на бумажке, и тебе отдам, - великодушно пообещала капризная невеста. Однако, одуревший от любовного пыла, сжигавшего  его  внутренности, малый  согласен был на что угодно, только бы  Нюрка согласилась стать его  бабой.

          Из открытых дверей  начали  вываливаться  сваты, едва державшиеся на ногах.

          -Все, Нюрка, пропили мы тебя, - хлопая дочь по дебелой спине, сказал  Малявкин старший.  - Готовь приданное, - и он пьяно рассмеялся. – Дай-ка, Петька,  я тебя расцелую. - Уцепившись за  рубаху жениха,  по причине штормовой качки,   невестин батя обслюнявил  лицо  будущему зятю.

           Цепляясь за перила,  и друг за друга, гости сползали с крыльца.

           -Пап, ну что за дикость! Устроили просто театр какой-то со  сватовством. Напились, как свиньи! – возмущалась невеста. – Значит так. Заявляю сейчас при всех: что бы у меня была городская свадьба.   

           -Чего-о-о? - не  понял  родитель. – Какая  свадьба!?

           -Го-ро-дск-ая.  Все, я сказала и никаких гвоздей!  Иначе замуж не пойду, - сказала, как отрезала   «интеллигентная»  Нюрка.

           При этих словах жених едва не брякнулся  в обморок, так ему хотелось  жениться, а тут такая закорючка с неизвестной городской свадьбой.  Нюрка - девка строгая, близко к себе  Петьку не подпускала, целоваться не разрешала, гулять к овину не выходила,  разговаривала с ним через закрытую калитку. Малый    уже весь   изомлел.

          -Ладно, иди в избу, дай нам тут по-мужски потолковать, - подтолкнул Малявкин  дочь к двери. – Иди, помоги матери убрать со стола.

            -Петька, я знаю твоих родителей  сызмальства, - обнимая парня,     рассусоливал  невестин батя. – И тебя знаю: и такого, и такого, и вон какого, - махал Малявкин рукою, показывая, какого он знал Петьку. – Ты скоро станешь моим зятем. Значит, надо бросать всяческие глупости и браться за ум.

            Невестин батька не без основания предупреждал  будущего зятя. Тот до Армии  откалывал номера, не сказать зловредные, но прикольные это уж точно,  на взгляд самого Петьки. То с ребятами изображали привидения, пугая деревенских старух закутавшись  в белые простыни. То, напялив на головы страшные  маски, купленные к Новогодним праздникам, гонялись по деревне за    девками и подростками. А  однажды и вовсе Петька отколол номер, о котором потом долго   судачила вся деревня.


            Во время войны, аккурат   по полю их деревни, проходила линия фронта. Много пало тогда солдат  с одной и другой сторон. Всех их наскоро притрусили   черноземом, и остались те, навечно пропавшими без вести,   упав, кто в родную, а кто   в чужую землю.

           Шли годы. Появились отряды поисковиков. Многих  советских бойцов отыскали   волонтеры, вернув Родине их имена. Одновременно  находились и  вражеские  убитые солдаты со своей  экипировкой  и  при оружии. Об этом и пойдет речь.
 
           У Петьки есть закадычный друг Гришка Разин. Вместе учились в одном классе,  вместе до Армии работали в колхозных мастерских, вместе  их забрили в «рекруты».  Только один  из них попал в пограничные войска, а   другой, то есть Петька - в танковые.

          Ребята частенько крутились среди поисковиков,  помогая тем,  чем могли, но чаще  всего  старались чего-либо стащить. Так ими были присвоены  немецкие  каски, валявшиеся на откосе разрытой   ямы. Пацаны принесли их домой, в сарае очистили от ржавчины, покрасили зеленой краской,   белилами намалевали  фашистскую свастику.

           У старого сторожа  МТС попросили покататься мотоцикл с люлькой марки  БМВ, собранный ветераном из металлолома,  кучей сваленного за околицей.  Отыскали на чердаке старые дедовские  шинели. Приделали к ним узкие картонные полоски погон,  на мотоцикле мелом нарисовали  фашистские кресты.  За руль мотоцикла уселся Гришка - в люльке разместился Петька с дедовой мелкашкой.

           Едва стемнело, как два шалопая, во вражеском   обличии, на мотоцикле с крестами  и оружием, выскочили на середину деревни, и принялись  орать, изображая  фашистов: "Хенде Хох! Цурюк! и  Гитлер капут!» при этом Петька два раза пальнул из дедова ружья в воздух. Потом дед полчаса гонялся по деревни за внуком с ремнем.

          Услыхав пальбу, и немецкую речь из домов повыскакивали люди. Никто ничего не мог понять, пока Гришкина мамка не признала в «немце» своего  сына,  и не кинулась за ним с веником. За проделку ребят вызвали в поссовет, сделали внушение. Правда,  дела о хулиганстве шить не стали -  у пацанов  на руках к тому времени уже были повестки в военкомат.   Вот об этих самых шалостях и напомнил  Петьке его будущий родственник.

          -Да ну, дядя Семен, - мямлил жених. – Все шалости уже в прошлом.

          -Вот и хорошо, - одобрил Нюркин  батя, и,   хлопнув по спине будущего зятя,  отпустил  его, к ожидавшим за калиткой друзьям.   
 
           ........
         
          Свадьбу решили играть  на большом  дворе Малявкиных. Девки развесили воздушные шарики, заранее купленные в  сельпо, ребята притащили березовые ветки и  еловый лапник. Ими и  украсили двор.  Вышло -  красивши  городского ресторана. Вся эта красота  устраивалась по желанию самой невесты. По- городскому.

           Нюрка заранее, за неделю вместе с матерью и подругой на автобусе съездили в город, купили белое свадебное платье, фату, невестин букетик. Все как у людей. Столы накрыли  купленной полиэтиленовой пленкой, подстелив под нее белые  простыни. Получилось красиво. Невеста осталась довольна.

           По всему столу расставили двухлитровые банки с  цветами. Правда, потом их пришлось убрать, они мешали гостям  видеть   друг  друга. Столы смотрелись  празднично. Расписываться  молодым предстояло  в  собственном Поссовете.  Ехать туда решили на Петькином тракторе,  предполагая   заранее его   отмыть,  и по-городскому  разукрасить  куклой,   лентами и шарами.

            Все уже готово  к бракосочетательскому таинству: невеста  разнаряжана,  гости сбегаются, осталось за  малым: -  запаздывал жених. Однако  не по беззалаберности  и безответственности, а  по серьезной технической причине.

Дело в том, что совсем недавно прошли  ливневые дожди,  и единственный через речку  Чародейку мост, и без того дышащий на ладан  повредило  потоком , с частичным   разрушением проезжей  части ,  чем лишило   деревню  связи  с «большой землей».

            Для срочного ремонта переправы требовалась подвозка  строительного материала.  На переправе уже трудились мужики.  Подтянуть платформу с брусом и досками для них   мог только Петька на своем мощном тракторе, о чем слезно и просил его поселковый голова, понимая ситуацию с женитьбой.

            -Ты только подтяни платформу, мы сами ее отцепим, а ты спокойно  кати   жениться, - уговаривал он жениха.

             Петька хоть и понимал, что опаздывает на свадьбу, но понимал и другое, свадьба это лишь для него  одного, а мост для всех. Пока он будет жениться, машины, люди и скот будут «загорать»  по обе стороны реки. Долг перевесил собственный эгоизм  и  потянул парень груженый прицеп  к речке. Но как говорится, быстро сказка сказывается, да не скоро дело  делается.  Так случилось и с Петькой.

           Тяжело груженая   брусом и досками платформа намертво засела  в раскисшей  глине  при подъезде к мосту. Трактор безуспешно рвал «кишки», да   видать,  оказались они у него  тонки.

         Прицеп  намертво увяз  по самые уши.  Пришлось мужикам часть бруса сбрасывать с платформы. Пока Петька выдергивал облегченный прицеп, пока тянул его к мосту, пока  разгружали, пока … короче, все женильные  сроки  пошли коту под хвост.

            Петькины ручные часы показывали – до регистрации оставалось не более часа. А еще надо  было допилить  до   деревни, самому помыться,  а походил он на черта, вылезшего из преисподней, а время уходило, словно вода в песок.  Для ускорения дела, жених, выпрыгнув из кабины, принялся помогать мужикам в разгрузке брусьев, лазая   по колено в глинистом «месиве».   

            Ко двору невесты, к которому  едва ли не вся деревня сбежалась в ожидании застолья, Петька подкатил на заляпанном  тракторе за  тридцать минут до регистрации.   Отгонять машину в гараж, мыть и наряжать в свадебные причиндалы  времени не оставалось. А ведь он лично обещал Нюрке, что к сельсовету покатят  по-городскому украшенном  тракторе.

            Выскочив из кабины, Петька ринулся во двор, где во всю его длину протянулись столы, ломившиеся от закусонов, между которыми  стройными рядами  красовались «городские» бутылки. Петьке показалось,   будто те,  повернув  оловянные головки  к нему,  с укоризной покачали ими,  дескать,  что же ты, парень,   с Нюркой творишь?

            Жених не обращая внимания на бутыло-водочных обвинителей,  ринулся к крыльцу, где, словно  в белом,  воздушном  облаке, стояла его ненаглядная  невеста.

           -Так, явился, - заявила та, с нотками грозной «бабки-царицы» из Пушкинской сказки, когда  к ней на глаза явился ее непутевый дед. – Все, я регистрироваться не  пойду. Если хочешь, иди туда сам и женись.

            Петька,  осознавая свою вину, стоял перед  невестой едва не плача, и готовый  был пасть перед ней на колени. Так  хотелось малому  жениться.

            -Я…это…брус…к этой…ну… к речке таскал, -  окончательно потерявшись, оправдывался  он.

            -Ничего не знаю  и слушать тебя не хочу.   Говорю  прямо:  свадьбы не будет, - ударила отказной  кувалдой по Петькиной башке,  привередливая  Нюрка.

           Для Петьки все летело в тартарары.

           -В чем дело? - жизнерадостно  поинтересовался  папаша, появляясь  из-за дочкиной спины.   Малявкин  был в курсе  о  разорении   моста. Знал и  то что Петька  таскал  к реке платформу со строительным материалом, по этой причине и задержался.

          -Нюрка не хочет идти расписываться, - понуро поникнув головой, заляпанной глиной,  пожаловался жених. Руки,  изварзаканые  грязью Петька   старательно  вытирал, о такие же заляпанные  штаны. О том, чтобы подойти к невесте в подобном виде,  несчастный  и не мечтал.

          -Сколько там времени осталось до регистрации?! – крикнул невестин батька, обратившись  к  жаждущей застолья толпе,  мающейся за изгородью.

          -Двадцать! Четыре! Минуты!!! – дружно проскандировала толпа  гостей,   отгороженная забором  от накрытых столов.

           -Успеем! - твердо  заявил Малявкин.

           -С таким грязным женихом не пойду. Не собираюсь позориться перед всей деревней, - вновь завыкаблучивалась  Нюрка.

           -Пойдешь! – заявил родитель, саданув невесту подзатыльником так, что у той венок с фатой скакнули аж на   ее плеснявый нос. – Пошли! Пошли! – потянул он за руку дочь,  ослепленную свадебными причиндалами.

            Убрать  фату и венок  с глаз девка не могла: одна ее рука была крепко  зажата  отцовской, а вторая - держала «невестин букетик», который  они с подружкой  заранее сговорились, что  Нюрка бросит его именно в ее сторону. Примета такая – поймала букет девка, значит, быть той вскорости замужем. Хотя в исполнении приметы относительно подруги, вырисовывались  некоторые  сомнения. Та была  еще «краше» самой невесты.


            К калитке, расталкивая гостей,  бежал Поселковый голова, с комьями глины на сапогах,   и  замурзанными руками. Он только что от моста прикатил на попутном самосвале,  зная  проблему с Петькиной женитьбой.

Уговаривая жениха  подвести  брусья к мосту, Голова тогда оставил свой  раздолбанный «москвич»  у дома невесты, и вместе с женихом,   сиганули  огородами к МТС за трактором.

             -Не волнуйтесь, все будет в ажуре, - запыхавшись,  прокричал он, стаскивая с ног сапоги,  с огромными прилипшими  ошметками  рыжей глины. Все с интересом уставились на Председателя. Даже невеста  с  помощью  букетика, с трудом освободила единственный    глаз от застивший ей  белый свет фатой с венком, и вылупилась на босого деревенского Голову. – Все, все, хорошо. Ты, Петруха,  не  боись! - ободрял он несчастного.

            Нагнувшись,  вытер грязные руки о  траву, отряхнул от опилок штаны, и в носках, с выглядывающим в дырку на правой ноге большим  пальцем,  поскакал к собственному  «москвичу».  Лихо рванул за ручку переднюю  дверку, отчего та  ни с того, ни с сего  вдруг отделилась от законного ей места, и  упала   прямо к  босым ногам хозяина.

            -А, неважно! Все не хватает   времени  подремонтировать, - без тени  расстройства весело  заявил Председатель, подруливая к невестиной калитке. – Давайте, молодые, забирайтесь  в «салон», до канторы  докачу с ветерком. Остальные добегут сами, тут недалеко! - прокричал он,   втискиваясь за руль.

               Невеста, жеманясь, с недовольным выражением на лице, уселась на заднее сиденье. Не решилась  «выступать», опасаясь отцовского  подзатыльника. До сих пор  у нее еще саднит левое ухо. Хорошо хоть, краснота  прикрыта фатой.  Рядом с  дочерью в машину протиснулся Малявкин  для корректировки свадебного процесса. Грязный жених уселся на первое сиденье рядом с   босоногим Председателем.

              «Москвич» резво рванул с места  -  за ним поскакали свидетели и гости. Благо до места бракосочетания путь был совсем недолгим. Народ даже не успел  запыхаться, как  оказались возле конторы. Старики и старухи по  собственной немощи еще некоторое время подтягивались к сельсовету.

             Таким же манером,  на собственном «мерседесе», марки раздолбанного бездверного «москвича»  молодоженов  Председатель  с шиком доставил обратно до праздничных столов.  Гости прибежали самостоятельно. Старухи и старики шкандыбали с передыхом по дороге, но и те не опоздали к застолью -  жених, теперь уже молодоженец,  побежал домой мыться и принаряжаться.

             Чистого, нарядного, и не совсем красавца, но это   не так уж важно, молодоженца встретили аплодисментами, по-городскому, так велела невеста. Вместо самогонки,  по требованию  Нюрки,  на столе   красовались разнокалиберные «городские» бутылки.

             Хитрый Петькин тесть,  на кумовой машине съездил в город, и   закупил там  «паленку», разлитую по разным, красивым   бутылкам, неотличимых  по внешнему виду от магазинных, но одинаковых по внутреннему  содержанию…  да кого это колышет!  Зато хитрый мужик, в два раза сэкономил  деньги,  только на одной водке. Тоже самое, проделал и с закуской. Продукты   закупил у барыг по бросовой цене.   

            Взявшись за руки,  молодые  под гром аплодисментов и крики «Ура»,  как хотела невеста,  прошли к «лобному месту» - во главу стола, и …….  свадьба покатилась.

           Первыми, как всегда до невменяемости напились конюхи близнецы-братья, до того похожие  друг на друга, что даже родная  мать-старушка   путает   собственных сыновей.

           На нынешней свадьбе отличительной  особенностью одного из них был большой синяк под глазом, придавая близнецу, довольно мирному мужику, несколько злодейский вид.  Такое отличие давало возможность «виночерпию» - тетке Адорке, выдвинутой на почетный пост  по причине ею  полного неупотребления  мерзавки, из-за  язвенной хвори,  ядри ее в корень,  безошибочно  наливать  в стаканы братьев, пользуясь отличительной меткой одного из них.

           Однако, это не спасло  братьев.  Те  надрались так, что до самого утра бесчувственно валялись в бурьяне под невестиным забором.

          -Дорогие Петька и Нюрка, - вставая с места, продолжил очередную, заздравную речь  деревенский Голова. Он так и стоял на посыпанном золой дворе, в дырявых носках, с беспомощно выглядывающим из него грязным пальцем. Его сапоги  с намертво прилипшими комьями  глины  валялись  за калиткой. - Вы сейчас стали мужем и женой. У вас  теперь,    образовалась    семейная ячейка…

             -Петрович, - едва ворочая языком, вмешался  его бухгалтер, щупленький, словно дед Щукарь человечек, с льняными проплешинами на голове,  заместо волос. – Заканчивай  собрание, подводи баланс...

             -Не перебивай! – зашикала на него супруга. – Не мешай слушать. – На-ко вот, лучше, Елисеич,  холодца попробуй, а то ты все на огурцы налегаешь.

              Поздравительная речь Головы была смята,  но об этом  никто не жалел, как и он  сам, потому как на столе  ожидала батарея «городских»  бутылок, соседствуя с  напитком доморощенного изготовления, то есть - самогоном.

          Опустошенная тара  «городских» бутылок была  отброшена к собачьей будке,  а  гости  находились уже  в том состоянии,  когда  «кто кого перекричит».

             -Дайте мне слова! Ну, дайте, я скажу! – стараясь, перекричать невообразимый гвалт, требовал  Гришка Разин, женихов друг,  известный деревенский донжуан, и нынешний свадебный свидетель.


               Аптекарша, которой  малый полгода дурил голову, а затем  переметнулся к Светке-библиотекарше, отомстила ему тем, что по рецепту от кашля, выписанному  тому фельдшерицей, выдала собственноручно изготовленный   похоронный венок, из цветов с приаптечной клумбы, на которую   без стеснения  унадился ходить справлять нужду здоровенный соседский кот.

              -Мне  что  растения обрывать и настаивать? – ошарашился изменник.

              -Ага, и пить по  ложке три раза в день. Дурь, как рукой снимет.

              Об этом случае тут же узнала вся деревня, и над парнем стали подшучивать.

              -Гриш, дай  настоечки полечиться.


Слова Гришка не получил.   В утешение  кто-то протянул ему полстакана самогона.
          На свадьбу был приглашен и директор  овощеперерабатывающего комбината, базирующегося на территории  деревни - Иван Иванович Щербак. Сорокавосьмилетний  мужик, холостой, с патологическим страхом перед собственной  мамочкой, женщиной, насколько габаритно-объемной, настолько  известной крутым  нравом.

              -Иван Иванович! – протиснувшись за спину, сидевшего в ряду гостей Щербака,  и смело смолившего сигаретой в компании  участкового   Федора Степановича Коржа, испуганно прошептала  его секретарша: - Сюда идет ваша мама!

               Директор тайно от родительницы покуривал в рукав.  На свадьбе, считая что ему никто не помешает,  расслабился в компании мужиков, и с наслаждением потягивал «Мальборо».

               Едва услыхав  «известие», директор в панике   швырнул недокуренную сигарету под стол.

              -Наташа! – закричал он благим матом, оборачиваясь к девушке, и разгоняя  от себя табачные клубы  дыма. -  Быстро дай мне  «дирол»!  - И  принялся судорожно хлопать себя по карманам,   чего-то выискивая.

             -На-те, - подала ему девчонка  жевательную резинку. Та всегда   на всякий  случай держала  ее наготове.

             Запихав в рот  «спасатель», Щербак плюхнулся  на скамейку, и сцепил на животе руки.

            -Все, все, иди к себе, - махнул он  в сторону секретарши.

            -Что-то от тебя  несет табачищем, - отодвигая участкового от сына, и усаживаясь между ними  на лавке, принюхивалась  грозная мамаша. - Не пойму, то ли от тебя дымом воняет,  то ли от Федьки, - сказала  женщина, называя полицейского  Федькою.  Тот, зная  под каким колпаком  у собственной мамаши находится директор,  решил прийти тому на помощь.

            -Именно от меня и несет куревом. Вот оно. – Федор показал, державшую в руках сигарету.

            -Не позволяй им курить рядом с собой, - поучала она сыночка. - Я как-нибудь  приду к тебе на участок, и прочту у вас лекцию о вреде курения, - обратившись к участковому,  пригрозила мадам, чем до смерти   перепугала сыночка-директора.

           С нее может статься. Запросто  попрется в полицейский участок и опозорит  его   перед всем белым светом. И так уже над ним почти вся деревня  смеется. Иван Иванович понимал свое состояние, но ничего не мог поделать со своим страхом перед матерью.

            Невеста сидела за столом роза розою.  Недаром вчерашний вечер допоздна красила ногти  красным лаком, купленным в сельпо за тридцать рублей пузырек. Правда,   сквозь него проглядывают черные ободочки под ногтями, да кто к ним будет приглядываться. Не успела и шею помыть, батя забыл натаскать в бочку воды, пришлось  свадебное платье  надевать с немытой шеей, но  все это были мелочи.  Главное, что у нее на зависть всей деревни – городская свадьба.

            Жених не спускал с невесты влюбленных глаз. Старался  меньше пить, его припугнули – напьешься – невесту украдем. Для верности Петька  привязал носовым платком   поясок ее свадебного платья к своему ремню.

            -Посмотри на Пашку, - шепнула  Зойка  на ухо невесте, сидевшая с нею рядом - ее свадебная подружка. – Косит под Билана.

            -Это как? – спросила Нюрка. – Неужто,  запоет?
            
            -Ты что! Мотню  спустил  до самых колен, - и девчонки расхохотались.

            Свадьба катилась, пела, гремела, танцевала.

            -Ты представляешь, что мой давеча отчебучил? – сидя рядышком за столом, едва пригубившие  самогона, две Малявкиных соседки,  вели интересные для себя разговоры.

           Их не  колыхали проделки молодежи и  мужиков  на свадебном веселье, для них интереснее делиться собственными заморочками.
 – Вчера моему мужику выдали в мастерской зарплату. Приходит  домой, ну, а я по привычке, как всегда  стала его пилить: дескать,  вон люди деньги на книжку ложат, а у нас ни копейки за душой. А он прошел в хату,  переоделся, а потом уселся за стол  и  огорошил:  что зарплату получил и деньги положил на книжку.
   
          Представляешь!? Я ждала его получку, как Бога, чтобы Вальке к школе купить обувку, а тут нате вам – на книжку. Ты что сдурел? говорю. А на что жить? И понеслось.

          -Он что, действительно положил деньги на книжку? – поинтересовалась товарка.

          -Действительно, только та книжка была дочкиной географией, и лежала она на телевизоре, вот он и положил на эту самую книжку свою зарплату. - Бабы залились   хохотом.

           -А я тебе расскажу про своего  дурака.   Ну, ты знаешь, что наши деревенские мужики  унадились шастать к Катьке-Забродихи.  Говорят, что в карты там играют. Не буду обманывать, сама там не была, не  знаю чем они там занимаются. Но только с недавних пор  туда нацелился  ходить и мой придурок.

           -Да ты, что?!

           -Представь себе. Сходил раз, сходил другой. Мне-то это до балды, как говорит мой внук, да только когда козел возвращается домой, путается в темноте, гремит тазами, а я просыпаюсь и уже не могу уснуть от злости,  в общем  его ночные походы окончательно  доконали  меня.

           -Это же надо, такое! – сочувствовала подруга. – Ну и что? Все еще ходит до сих пор?

           -Не-а,  отучила.

           -Да ты что! А как?

           -А я к вечеру прячу его зубы.
 
           И   они снова  весело расхохотались. И в их жизни  порой  случаются  забавные курьезы.


             Внимание гостей привлек лесник, явившийся на свадьбу с опозданием, но с подарком. В руках  он держал красивые ветвистые рога изюбря.

             -Я  … вот тут… ну…короче принес  тебе, Петька, подарок,  ну  рога в подарок. Прими от меня в день свадьбы.

            -Ты их лучше оставь себе, - тихонько сказал ему на ухо  Гришка-озорник. – Они тебе к лицу. Он знал, что говорил.

            Лесник не понял шутки,  а подарок передал молодым.  «Городская» свадьба   в деревне  набирала силу.


           -Федор Степаныч! Колька с Федькою дерутся на улице, - продравшись  сквозь   орущую толпу гостей  до участкового,   прокричал соседский пацан.

          -Ну мне эти петухи, ни одного праздника  не проходит,  без их драки,  - бурчал  блюститель порядка, пробираясь вслед за шкетом

         -Ну и в чем причина ваших разборок на сей раз? – грозно  рыкнул  блюститель на драчунов, треся обоих за шкирки.  Участковый был объемен  телесами, и  могуч  силушкой.

        -Да мы, что… да мы… ничто, Степаныч, мы  тихонько себе деремся, никому не мешаем, - повинился Колька.

        -Тихонько? А почему  у тебя от «тихонька»   фингал под глазом, а у  Федьки  нос  расквашен? Знаю я ваше  «тихонько». Снова, Колька, подрались из-за твоей бабы? Тебе пора уже свою Машку приструнить. Пусть поменьше подолом перед чужими мужиками  метет. Тогда и не будешь «тихонько» драться.

        -Да я что… да я ничего… я вот предупредил Федьку, а  он озадачил меня  под глазом.

        -Предупреждаю последний раз: еще раз подерешься с кем, отправлю на пятнадцать суток в городское отделение полиции  мести улицы.  А   с тобой, Федор, у меня будет отдельный разговор.

         -Да я… да,  мы вот… ни в какую… Семеныч! Честное слово…   мы замиримся навсегда. – Едва державшие на ногах молодые мужики обнялись, и едва шагнув в сторону,  тут же повалились в густой бурьян у забора. Участковый не стал ожидать, пока  те  поднимутся  на ноги, а  вновь вернулся  к свадебному столу,  где  все пело и плясало.


         -Ирина Федоровна, а правда говорят: если есть много морковки, то зрение улучшится? – задала очередной вопрос  дотошная старуха фельдшерице, сидевшая   рядом с девушкой  за столом,  и до  одури надоевшей той.

         -Правда, вы когда-нибудь  видели, чтобы   кролики носили очки.      

        -Ирина Федоровна, а вы случайно не дочь Федора кузнеца из Осиновки?  - продолжала  надоеда.

         -Дочь. А вот, что случайно, слышу впервые, - с раздражением сказала медичка. Она с удовольствием избавилась бы от назойливой соседки, да была зажата в самом дальнем углу, откуда самостоятельно выбраться не  представлялось возможным.  Однако  Ирине Федоровне все же удалось  избавиться от  любознательной  бабки.  Фельдшерицу  позвали к старику-учителю -  тому стало плохо.

         Пожилой учитель жил бобылем, Ирине  приходится частенько  навещать несчастного из-за его больного  сердца.   Девушка попросила  молодых парней довести  учителя до дому.

         -Александр  Николаевич, я пришлю к вам на ночь медсестру.

         -Спасибо Ирина Федоровна, как-нибудь в другой раз, сегодня я сильно слаб, -  у старого учителя еще хватило сил  для шутки.  – Ко мне приехала дочка, - уже серьезно сказал он,  посеревшими губами.
 
          Свадьба принимала  вселенский размах. Во дворе уже не хватало места для танцев. Гармониста,  местного фермера, усадили на   вынесенную кем-то табуретку  за калитку, и веселье  вылилось на улицу. Образовался  плотный круг зрителей из гостей и многочисленной деревенской детворы. Внутри круга выделывая кренделя, отплясывали гости.

          -Ерофеич, а ты знаешь, почему русских меньше, а китайцев больше? – сидя на скамеечке, прислонившись к забору спиной, и наблюдая за веселящейся молодежью, задал вопрос древний дед, такому же, как и сам  собеседнику.

          -Не знаю, а почему?

          -Когда Господь создавал русский народ, то сказал: «Плодитесь и размножайтесь», а китайцам повторил три раза.

          -Так оно, видать, и было  на самом деле, - не поняв юмора, согласился   старый Ерофеич.


           Гости упились до невменяемости: орали, пели, кричали, кто во что горазд. Невесту стал   раздражать  пьяный разгул  приглашенных гостей: разве они могут культурно  вести себя, внутренне кипела негодованием «интеллигентная» невеста, выходит никакой  городской свадьбы у нее не получилось.

От этого Нюрка  вновь принялась капризничать. Жених уговаривал ее, как мог  не расстраиваться, и  кипел  нетерпеливой любовной страстью. Малявкин старший,  усмотрев, что  доченька снова принялась за старое, продрался до молодых:

          -Ну, чем ты снова недовольна?

          -Что ты одних пьяниц   наприглашал на свадьбу! – надула губки новобрачная.

          -Какие есть, таких и наприглашал.  Где я тебе    возьму Галкиных с Киркоровыми, - парировал  батька, с тайной радостью, что наконец-то сбагрит с рук свою конопатую, капризную  доченьку  Панюшкину Петьке. Парню неплохому, но по всему видать, будущему подкаблучнику  беззалаберной  Нюрки.


          Однако папаша-Малявкин  ошибся в прогнозе. Петька  быстро пообтесал   молодую с прибамбахами  жену, выветрив из ее головы   «городскую» дурь, и стали они жить-поживать  счастливой,  дружной семьей.  А вот об их «городской» свадьбе еще долго  с завистью   судачила  вся   деревня.
                ………………………………………………………………………………