- Нам участок до летнего солнцестояния не выкупить…
Грязнуля растёр пудру по лицу.
Старикан поморщился.
Грязнуля – нытик.
Да, он ещё и грязнуля. Самый натуральный, и не только потому, что так нарекла его матушка, почтенная гномиха Цецилия, а потому что он и в самом деле – грязнуля.
Таким уродился, таким всю жизнь и живёт.
С детства любил возиться в грязи, лепить из неё самые разные забавные, и, в большинстве своём, совершенно нелепые пузатые фигурки, возводить кособокие дворцы высотой взрослому гному по пояс, а так же перегораживать бурные весенние ручьи грязевыми же плотинами.
А ещё – нудить, нудить, нудить.
Самому впадать в депрессию и всех прочих в неё вводить.
- Чепуха! – резонно возразил Старикан.
Ему лучше знать, он староста гномьей деревни на Глостерской пустоши.
Хотя, конечно, доля истины в словах Грязнули имеется. Присутствует, так сказать, хотя признавать это весьма и весьма неприятно, и потому, что это истина, и потому что доля её содержится в словах того самого нелепого Грязнули, чью правоту признавать просто нестерпимо.
А доля истины заключается в том, что деревня разорена, запасы продовольствия практически исчерпаны, а звонкой монеты – не то, чтобы кот наплакал, а надо бы признать, что не наплакал вовсе.
Не плаксивый получился кот в этом году.
Да и прошлогодний кот был весьма сдержан на слёзы.
Вообще-то гномы – народ зажиточный. Это если живут в горах, пещерах и подземельях. И вообще, в тех местах, где можно разрабатывать подземные рудные жилы.
Их народ тоже когда-то жил-не тужил в пещере Гровлейс.
До прихода Мастера Закари, который наложил свою загребущую восьмипалую лапу на все их гномьи богатства и обложил каждую горсть золотого песка и каждую пригоршню извлечённых из породу рубинов непомерной податью.
Известно, гномы – народ вспыльчивый, боевой и непокорный.
И, кстати, неплохие оружейники.
Известное дело, восстали.
Про то восстание уже пару томов исторических хроник написано. Бог даст, и ещё напишут, чтобы знали потомки славные дела предков.
Вот только окончание этих дел вышло – не очень.
У Мастера – пять сотен живорезов-вурдалаков под началом. Ещё, говорят, и болотные упыри есть, но те в решающей битве не участвовали.
Наверное, берёг их Мастер. Или полагал, что и живорезами обойдётся.
А что, так ведь оно и вышло. Живорезами и обошлось.
Живореза убить очень трудно. Если только под шлем ударить, острым копьём, да так, чтобы остатки гнилого мозга задеть в его вурдалачьей голове.
Тогда ему – каюк.
Но гномы эту премудрость в ту пору не знали, да и воевать привыкли секирами и дубинами. А секирой разве вурдалака убьёшь?
Его руби- не руби, а он плоть его поганая срастается и срастается.
Только зелёным соком брызжет во все стороны.
В общем, парочку живорезов в той битве успокоили, и то не известно – навеки ли. Мастер ведь и колдовством владеет, может и оживить.
Так себе итог, печальный и жалкий.
Гномов за строптивость и сопротивление Мастеру покарали – выселили из пещеры всем селением, на Глостерскую пустошь.
Место бесплодное, почвы песчаные, мёртвые.
Какие уж тут руды и драгоценные каменья, воду добыть – и то проблема.
Пять раз колодец пытались копать: либо нет вовсе грунтовых вод, хоть ты до преисподней докопайся, либо есть вода, но нестерпимо-солёная, та что после выпаривания из ведра – только треть ведра пресной получается.
Хорошо, что вместо копания шестого колодца догадались помозговать немного, и с подачи Голована Джареда поискать ручей какой поблизости.
Поблизости ручья не случилось, а случился он вдали от селения, милях в десяти.
Так на те десять миль канал прокопали… ну, не совсем канал, громко сказано – канаву проточную до селения.
Так ведь воду подвели к домам! Пресную! Настоящую!
Со вкусом лесных трав.
И то радость…
Потом участок выкупили в рассрочку, под шахту. Тоже ведь в стороне от селения, но, как говорится… нищие – не выбирают.
Старикан – рудознатец опытный, он сразу определил, что на участке, глубоко под землёй – железная руда.
Это – работа для кузней, это плуги и серпы на продажу, это монета для пополнения казны.
А ещё это секиры, топоры, шестопёры, шлемы и стальная оковка для щитов. Это возможность поквитаться с Мастером.
И вернуться…
Нет, об этом пока рано думать!
Сначала надо заработать побольше монеты. Потом запустить кузни. Понаделать побольше оружия.
Да, и научиться, наконец, обращаться с копьями!
И только потом…
Да, но будь она неладна – казна истощилась как раз на выплате первого взноса!
Вы, конечно, спросите: «а чего же это гномы так обеднели?»
Верно, гномы – народ зажиточный.
Но не те, что восстают против Мастера Закари. Те, что восстают – лишаются всех сокровищ, всех каменьев, золотых слитков и монет, и серебряных чеканных кругляшков, и звонких денежек из бронзы.
Всего!
Ибо так решил Мастер Закари, дабы исправно пополнять свою казну за счёт непокорных.
И унесли гномы на выселки только жалкие остатки своего прежнего богатства, и то, срамно сказать, в подштанниках, чулках, оборках и складках юбок наиболее отважных гномих.
А теперь, чтобы не пропустить второй взнос, а за ним – и третий, последний и решающий, пришлось трём гномам из селения наняться борцами в цирк-шапито господина Лемюзьена, что давал представления в городке Кладдерхарн, неподалёку от Глостерской пустоши.
В их глуши цирк, конечно, не задержится, и даст лишь одно представление, но какое!
Бой на выживание с легендарным цирковым борцом, огром Чакром, побороть которого не мог доселе никто.
Призовой фонд, учреждённый артелью местных меркаторов – сотня золотых дукатов.
На выкуп участка, с учётом первого взноса, хватило бы тридцати.
А ведь были ещё и ставки на исход боя, сыпавшиеся звонкой струёй в цирковую кассу, доля от которых полагалась победителю.
В общем, Старикану, Грязнуле и Подлому Портеру стоило рискнуть.
Вот только Грызнуля нудит и нудит. Не верит в исход боя. Настроение портит.
Старикан ведь недаром идею подал в цирк податься, и первым же нанялся.
Чтобы селение ободрить.
А это зануда…
На выручку пришёл Портер. Его, кстати, подлым прозвали за манеру в уличных драках камешек в кулаке прятать да противника ударять невзначай. Иногда – в висок.
Гномы – народ неприветливый, но честный, и так себя ведут. Как правило.
Но бывают и исключения.
Старикан специально Портера с собой в цирк сманил, и именно потому, что Портер – Подлый.
В цирковой драке честь ни к чему. Цирковая драка на потеху ведётся, и для денег. Как говорится, важен итог… ну и публику повеселить, конечно.
Портер и разрядил обстановку.
- Не хнычь,Грязнуля!
И хлопнул зануду по плечу.
- Будет нам всем радость и полное удовольствие, это я торжественно обещаю.
И начал красить бороду яркой хной.
***
Чакр раскачивался в кресле, лениво полистывая «Вестник людоеда». Майский номер со статьями о вкусной и здоровой пищи был затёрт до дыр и местами изгрызен.
Чакру было грустно.
«Экие мы, огры да людоеды, некультурные иногда бываем и невежественные» думал он, разглаживая помятый журнальный листок. «И номер вот новый, свежий, да уже – не свежий. Кусал его кто-то по краям, жевал нещадно, измусолил… Иные людоеды простые как дети – как чего вкусное на картинке увидят, так сразу в рот тянут. Изображён, к примеру, гном на вертеле – так рассмотри картинку повнимательнее, получи, олух ты этакий, эстетическое наслаждение. Так нет, сразу бумагу жрать! Бескультурность, одно слово…»
Мысль о гноме на вертеле сразу потянула за собой целую вереницу иных мыслей: о сегодняшнем представлении, о призовом фонде, о сборах и отчислениях из кассы, о директоре цирка, которому надо бы отгрызть руку за недостаточно вежливое обращение с порядочным и культурным огром, и (самая приятная) о столичных гастролях, где, говорят, на бой с ним записались лучники Девонгорна, человечьего поселения.
«А человеческая плоть – самая вкусная!» подумал Чакр и начал механически жевать уголок листа.
От приятных мыслей отвлёк его директор и единственный владелец цирка, господин Лемюзьен, растолстевший тролль из числа удачливых антрепренёров.
- Господин Чакр, восьмой удар колокола! – завопил Лемюзьен, влетая в гримерку. – Вы не готовы? Вы не в трико? Вы без грима! Жаба болотная, меня сейчас удар хватит!
Чакр поморщился. Ну не нравился ему этот суматошный толстяк, не нравился своей бесцеремонностью, лёгкой нагловатостью, иногда переходящей в тяжёлую и невыносимую, и развязным балаганным напором, который так и хотелось остановить, хлопнув кулаком по красному фетровому котелку, криво торчавшему на котлообразной башке шумного тролля.
Бить директора до получения денег было, конечно, не с руки.
Поэтому Чакр просто слегка сдавил ему горло и произнёс, медленно и весомо:
- Я выступаю в боевых лохмотьях, а не в твоём паршивом трико с блёстками. Мой грим – кровь врагов, пролитая на арене. И если бы не я и не моё прославленное имя – твой цирк давно бы прогорел. Даже здесь, в этой всеми забытой глуши, я приношу тебе доход. А что будет в столице? А когда я людишек сожру на арене – сколько тебе монеток отсыпят? То-то!
И отпустил горло. Потом поднял отброшенный в сторону журнал, пролистал демонстративно пару страниц.
Положил на дубовый стол и встал, потягиваясь.
Директор, ощупывая горло, зашипел и попятился к дверям.
- Не бойся, друг! – торжественно провозгласил огр. – К девятому удару колокола цирк будет реветь от восторга!
***
- …И ещё одно правило, почтеннейшая бублика! – перешёл на высокую ноту шталмейстер.
- Правила – это скучно, - прошептал Паркер, поправляя съехавший на бок яро-зелёный, не по размеру подобранный камзол.
- Бой ведётся голыми руками, а так же всеми иными частыми тела, кои борцы сочтут удобными и подходящими для использования в драке, а та же любым инвентарём, который окажется на арене или будет туда выкинут почтеннейшей публикой, а так же дубинками из необструганной и сучковатой осины, длина коих по установленным в цирке правилам не должна превышать пяти локтей и которые, как вы видите, уже розданы нашим смелым борцам.
Чакр, лениво почёсывающий видневшуюся под лохмотьями бледно-жёлтую волосатую грудь, демонстративно махнул дубинкой, со свистом рассекая воздух.
Публика взвыла от восторга.
- Предметы можно кидать только после гонга! – предупредил шталмейстер, суетливым бегом покидая арену.
Сверху, перекрывая все входы и выходы, опустились стальные клетки.
Гонг!
И сразу же сквозь промежутки между толстыми прутьями полетели на арену палки, дубины, ослопы, обломки оглобель, камни, стальные заточки и почему-то цветы, видимо – от присутствовавших на представлении дам.
- Интересно, а зачем это цирковые ввели ограничение на длину дубин, если швыряют под ноги дубины безо всяких ограничений? – поинтересовался Грязнуля, рассматривая подкатившуюся ему под ноги грубо обработанную палицу.
- Осину берегут, - ответил Старикан.
И скомандовал:
- Врассыпную! Бьёмся как уговорено! Как демоны!
И тут же прямиком из-под ног метнул полено в лоб огру.
Огр взвыл, метнул в ответ оглоблю (неудачно, ибо шустрые гномы веером бросились в стороны) и начал с неистовостью безумной машины мазать дубиной направо и налево.
Гномы, с обезьяньей ловкостью взобравшись вверх по прутьям, одновременно метнули в огра дубинки, и разом же спрыгнули вниз.
Огр, явно не ожидавший столь серьёзного боя, осатанел от боли (а из рассечённой кожи местами уже брызнула желтоватая кровь) и начал кружить по арене, рассыпая удары и стараясь поразить хоть кого-нибудь из наглых карапузов, непрестанно метавших в него сыпавшиеся на арену орудия для нанесения увечий.
Радостный вой публики перешёл в истошный визг.
- Бей его, коротышки! Лупи громилу! – орали зрители, надрывая многочисленные глотки.
Наблюдавший за боем директор начал беспокойно метаться вдоль клеток, жестами пытаясь подсказать попавшему в переплёт огру, как ловчее выследить и прибить гномов.
Душа его разрывалась.
С одной стороны, бой получался зрелищным и неожиданным.
А что ещё нужно для публики и хороших сборов?
С другой же стороны, непредсказуемость боя ставила под угрозу здоровье, а, может, и саму жизнь огра. А это уже ставило под угрозу цирковую кассу в глобальной перспективе, ибо с увальнем подписан контракт на пятьдесят выступлений, а это – лишь двадцать шестое.
Кто выйдет на арену в остальных двадцати четырёх?
Назревал самый дурной исход: огр, конечно, перебьёт мелкоту, но за время боя будет серьёзно искалечен.
Придётся прогнать его из труппы.
И гори тогда огнём столичные гастроли!
Кто компенсирует издержки?
Разве только продать огра в зверинец… Но это же гроши!
- Дамы и господа, прекратите бросать что попало на арену! – тревожно вскрикивал директор, обращаясь к публике. – Особенно ножи, кинжалы и заточки. Помилосердствуйте! Не подначивайте карликов!
- Заткнись, зануда! – отвечала публика.
- Мы не карлики, мы – гномы! – гордо возгласил Старикан.
И, подхватив брошенный кем-то на арену остро отточенный стилет, подбежал со спины к огру, подпрыгнул – и всадил сталь ему в бок.
И немедленно по решётке полез вверх.
Чакр взвыл, вырвал стилет, понюхал его зачем-то – и начал яростно трясти ограждение, пытаясь сбросить обидчика.
- Ма-а-маня! – завопил Старикан, сообразив, что угодил в ловушку. – Подлый! Грязнуля! На помощь!
- Держись, старина! – ответил ему не проявивший себя доселе Грязнуля и храбро ткнул огра стальным прутом под колена.
И тут же отлетел в сторону от увесистого удара, на пару мгновений потеряв сознание.
Этот удар огра публика приняла с тем же восторгом, что и прежние нападения противной стороны, ибо ей, по большому счёту, было решительно всё равно, кто кого изрубит, растопчет, задушит или сожрёт, лишь бы убил непременно и красиво.
Огр оставил Старикана в покое и подошёл к лежащему неподвижно грязнуле с самыми серьёзными намерениями.
Он сообразил, что убить поверженного противника куда легче, чем гоняться за не поверженным и потому юрким и неуловимым.
А, убив одного, остаёшься только против двух, что многократно увеличивает шансы на победу.
Надо признать, что, несмотря на многочисленные контузии, способностей к логическому мышлению огр не лишился.
Но, склонившись над жертвой, лишился он периферийного зрения, а потому пропустил цплую серию ударов.
Для начала Подлый, оправдывая прозвище, подбежал к нему сзади, и, размахивая подобранным в песке кинжалом, распорол ему враз упавшие с ног штаны, вырвав тем самым хохот и одобрительные аплодисменты публики.
А упавший ему на голову Старикан заехал кулаком в глаз, тут же с головы скатившись вниз.
Огр инстинктивно наклонился вниз – и Подлый плеснул ему в глаза песком.
А пришедший в себя Грязнуля ударил дубинкой по пальцу ноги. И на четвереньках бросился наутёк.
Такого яростного вопля цирковой шатёр ещё не слышал.
Чакр, сорвав с себя одежду, непрестанно бил кулаками без разбора по всему, что попадалось под удар: по ограждениям, по песку, по воздуху.
Вот только ударить по гному – не получалось.
Директор зарыдал и опустился на колени, творя молитву.
Гномы ловкими волчками метались по арене, время от времени вставая друг-другу на плечи и запуская в огра дубинки и поленья, норовя попасть по срамным местам.
- Умора! – неистовствовала публика. – Жги, ребята!
Прошла половина часа после восьмого удара колокола.
Огр начал выдыхаться.
И тогда гномы нанесли решающий удар.
Грязнуля и Подлый подбросили Старикана, тот по верху решётки добрался до свисавшего с купола каната и, захватив конец, потянул его вниз.
Грязнуля заметался вокруг ошалело крутившего головой огра.
А Подлый, подхватив канат, и быстро завязал на нём петлю-удавку.
Огр, заподозрив неладное, повернулся к Портеру, но в это время отработанным движением на голову ему спрыгнул Старикан, нанеся свой коронный удар в глаз.
Одновременно Подлый набросил удавку на шею Чакру, а Старикан, изогнувшись, сильным движением затянул её.
Огр, захрипев, закинул руки за спину и, с трудом нащупав уворачивающегося Старикана, начал ладонями сжимать его, выдавливая из него кишки.
- По-мо-га-ай! – захрипел Старикан, не выпуская удавки из рук.
Подлый поднял с песка весело блеснувший кинжал и, подбежав к огру, до самой рукояти всадил ему лезвие в низ живота.
Огр завопил, выпустил Старикана (тут же поспешно покинувшего негостеприимную спину) и вырвал лезвие из стонущей плоти.
И сразу же на арену хлынул поток грязно-жёлтой крови.
Публика затихла, замерев на миг в высшей точке экстаза.
Огр, теряя остатки жизни, медленно побрёл по кругу, словно обходя арену торжественным маршем.
И на половине круга – рухнул с тяжёлым стоном, дрожащим телом вдавливаясь в тяжелеющий песок.
***
- Ещё деньги отдавать не хотел, - недовольно пробурчал Грязнуля, поправляя тяжёлый мешок.
- Жмот, - в кои-то веки согласился с ним Старикан, поправляя ещё более тяжёлый мешок, что висел у него на плече.
- А это несправедливо, - добавил от себя Паркер.
И с блаженной улыбкой прислушался к звону, доносившемуся из мешка, что висел на плече у Старикана.
- Не тяжело? Могу подсобить.
- Сам справлюсь, - ответил Старикан. – Не замай, это монеты селения!
- Я – честный гном, - обиделся Подлый.
И, не находя покоя, оббежал спутников по кругу.
- Ой! – озадаченно промолвил Подлый.
- Чего? – осведомился Грязнуля, подозревая, что это у него что-то не в порядке.
- Из твоего мешка тёмное сочится, - пояснил Подлый.
- Кровища, стало быть, - подтвердил Грязнуля, поднеся к глазам и ощупав мешок.
И махнул рукой.
- Да плевать! Я же Грязнуля.
Он забросил мешок за спину и троица бодро зашагала по дороге, ведущей к Глостерской пустоши.
Александр Уваров (С) 2020