Глава IX
И СНОВА В УЗАХ ТЮРЬМЫ
Как обещал герцог, новая камера де Шарона была уже не такой голой, каковой была предедущая: в ней стояли два стула, стол, кровать а на ней старый балдахин. Кроме того, на каменном выступе стены -- видимо, нарочно для этого устроенном - стоял зажженный светильник. Бесспорно, это бы камера для привилигированных преступниуов.
Заметно отличался здесь и рацион еды: вместо получаемых смертником раз в судки хлеба и воды, де Шарону приносили в пищу бобовый суп с кусками говядины, гусиный паштет с черносливом, иногда паштет из зубаток, но чаще всего приносили жирных поджаренных пулярок, обсыпанных свежей зеленью и овощами.
Однако же вся это сторона тюремного быта не чуть не радовала де Шарона: он был одним из тех юношей с мужственно-храброй душой, глядя на которых кажется, что они живут лишь звоном скрещенной шпаги и запахом пушечного пороха. Целиком уйдя в свои думы де Шарон съел немного хлеба и запил его несколькими глотками вина; он думал о осажденном Сен-Мартене как о своей единственной цели и о друзьях как о своей единственной опоре.
В самом деле, до сих пор де Шарону не приходилось сидеть столько времени без дела: все это время юноша выполнял приказания командиров, рисковал жизнью в боях, резвился на дуэлях. Он был подобен кароблю на просторе огромного моря, дающего ему все нужды для свободного действия
И даже теперь, несмотря на отчаянное положение, его желание вернуть себе свободу, чтобы спасти Сен-Мартен было безграничным. Если бы в тот час, когда юношу снова арестовали или когда вели в городскую тюрьму, он успел переброситься хотя бы единым словом с де Рамисам и тот пожав ему руку, пообещал передать послания на остров Рэ, де Шарон спокойно просидел бы с в своей камере хоть сотню лет, уверенный, что все что от него зависело он уже сделал. Но с де Рамисом в тот день он больше не виделся. И сам аббат вот уже несколько дней не подавал о себе никаких вестей; а за это время враги Франции и католической веры могли натворить не мало бед в Сен-Мартене.
«Какой смысл возвращаться в Сен-Мартен после сдачи города? — размышлял он, угрюмо расхаживая взад и вперед по своей камере. -- Да и как я буду выглядить после того, как перебьют всех моих товарищей? Как тот предатель Перине-Леклерк, который выкрав из под подушки отца ключи впустил в Париж восемьсот солдат герцога Бургундского. Ну уж нет, господа! Довольно для Франции предателей. Если меня выпустят после сдачи острова Рэ, то я лично стану убивать гугенотов. И буду убивать их до тех пор, покуда одна из протестантских шпаг не проколет мое брюхо... Нужно во чтобы то не стало бежать! Но как?».
Эти крамольные голове бургундца мысли были внезапно прерваны скрипом в замочной скважине. Бросившись на застелянную чистыми простынями постель, что еще больше подтверждало о привилегированном положении узника, де Шарон думая, что это тюремщик принес ему ужин, повернулся к стене и претворился спящим.
Однако когда несколько человек вошли в его камеру, один из голосов ему показался буд-то бы знакомым. Открыв глаза и повернув голову к говорившим, де Шарон бросил на незнакомцев взгляд, не лишенный презрения. Но, вглядевшись в их лица, сверкнул глазами и воскликнул:
-- Де Бушар!
— В чем дело, сударь? — спросил вначале тот, наполовину вытащив из ножен шпагу. Но узнав в узнике своего спасителя, тут же вложил ее обратно, и обняв де Шарона проговорил, не менее радостно: — Де Шарон! Боже милосердный! Что вы здесь делаете?
— Я здесь в плену, мой друг, — признался немного смущаясь бургундец. Но вдруг его взгляд узрел на де Бушаре английский мундир, — А вы, я как вижу, капитан, — с каким- то разочарованием, подметил он.
Презрительный взгляда де Шарона, немного сконфузил молодого человека; но все же, он сумел твердо ответить:
— Я уже как месяц служу под командованием герцога де Субиза. А сегодня я получил вдруг от его сиятельства приказ охранять королевского гонца. Право же, я и подумать не мог, что этим гонцом окажетесь вы. И если у вас есть какие-то пожелания, вы можете смело обращаться
— Да уж какие тут могут быть пожилания, — ответил уже не так весело бургундец. — Нет, благодарю. Мне ничего не нужно.
— В таком случае не стану вам мешать трапезничать. Отдыхайте, — сказал на прощание, де Бушар и повернувшись на месте твердо зашагал к двери.
Оставаясь один, де Шарон начал снова задумчиво ходить по камере:
« Вот он, потомок французского Иуды! — думал он. — Тьфу, предатель! И кто бы мог подумать, что у Лукреции... У этого небесного создания, такой недостойный, непристойный брат. Нет, все-таки зря мы ему помогли сбежать из Бастилии! Зря! Сдается мне, что он не так уж был безвинен в заговоре Шале, каким-казался раньше. Ну, да и черт с ним!...Попробую лучше еще раз обдумать способ побега».
После неприятных размышлений, де Шарон снова лег на кровать. Охваченный неописуемой тоской, на смену которой вскоре пришла меланхолия, он пролежал так до глубокой ночи, не двигаясь без единой мысли.
Уже сквозь сон, де Шарон услышал, как отпирают дверь. Но думая, что это пришел тюремщик – унести нетронутый ужин, он по своему обыкновеннию отвернулся к стене, высказывая им всем таким образом презрение.
Дверь со скрипом отварилась и в камеру вошли несколько человек. Де Шарон повернул голову и снова увидел де Бушара и несколько стражников с ним.
— Будьте добры, оставьте нас наедине и подождите меня внизу, — распорядился капитан.
— Слушаюсь.
Когда дверь за стражниками затворилось, де Бушар огляделся и увидел на столе нетронутый ужин.
— Вы так и не поужинали? — спросил он. — А впрочем я вас понимаю. Когда я был в Бастилии, мне тоже ничего в глотку не лезло.
Де Шарон продолжал молча лежать на кровати и смотреть на де Бушара – тяжелым равнодушным взглядом.
— Вы молчите? -- снова задал вопрос де Бушар. -- А впрочем мне и это понятно. Должно быть вы считаете меня предателем своего короля? Но я уверяю вас, мой юный друг, что это не я предал короля, а он меня. Десять лет я служил его величеству верой и правдой. Ну что же, король мне славно заплатил за мою верную службу. Веря гнусным языкам больше чем моей преданной шпаге, он приказал меня без оснований арестовать и заточить в Бастилию.
Когда мне был вынесен этот приговор, я был близок к сумасшествию. Я не мог понять: в чем я виновен? Почему меня держат в темнице?
Правда, вскоре, на смену буйным вспышкам на меня снизошло смирение…
" В самом деле, -- думал я, -- ни я один страдаю в этих стенах по милости короля и его проклятого министра кардинала!".
И вот тогда у меня зародилась мысль учинить по-настоящему заговор. Я хотел покинуть Бастилии с одной только целью, чтобы проникнуть в комнату короля и отомстить ему за все его злодеяния, которые он ежедневно учиняет над людьми. За все его несправедливые аресты, за все его бесчеловечные пытки; за все его несправедливые смертельные казни и за много друго... Но из Бастилии не возможно было сбежать: я это понимал. И это заставило меня уже второчно смириться с судьбой.
Каким же для меня было неожиданным счастьем и удивлением, когда я получил от де Рамиса то письмо.
«Вот оно, небесное правосудие! — подумал я. — Значит сам Бог вкладывает в мои руки нож, чтобы я восстановил справедливость!».
Правда, когда на углу Сент-Антуан я встретил мою милую м-ль де Мишельен, я едва не размяк душой; любовь почти потушила во мне огонь ненависть и мести. Но к счастью, это безумие было не долгим.
После того, как г-н де Рамис проводил нас до города Берси, во мне снова вспыхнула жажда мести. Тогда я твердо решил, отправиться на Ла-Рошель в надежде найти здесь, среди гугенотов – союзников, с которыми мы могли бы устроить восстание. Мои надежды оправдались. В тот день, когда мы с моей супругой прибыли на Ла-Рошель, до нас дошли слухи, что Англия начала военные действия против Франции. Видя в этом божье провидение, я тут же добровольно поступил в английскую армии. В тот час мне было все равно чей носить мундир, лишь бы только потраченные мною силы были бы на пользу святому делу.
Теперь у нас у всех только одна надежда, что: Карл I-й сможет свергнуть с трона – Людовика и этого подлого тирана- Ришелье!
— Вы так смело говорите, что мне даже за вас становится страшно, — заговорил, наконец, де Шарон, приподнимаясь с кровати.
— Здесь мне нечего бояться: я – гугенот, и нахожусь у себя на родине. Да! Я называю своей родиной не Францию, и даже не Нормандию, в которой родился, а именно Ла-Рошель. Не в одном городе я не чувствовал себя так свободно, как здесь…
— А как к этому относится ваша супруга?
— К счастью она меня во всем поддерживает. Правда, иногда, она излишне беспокоиться обо мне. Но мне всегда удается ее успокоить.
После этого они долго молчали.
Наконец, де Шарон заговорил с волнением в голосе:
— Послушайте: а Лукреция тоже из гугенотов?
— Нет. Лукреция - благочестивая католичка, — ответил ровным голосом де Бушар. — Ей не было еще и недели, когда наш отец обличил мать в измене. Не желая прощать прелюбодеяния, он отправил ее в монастырь, после чего возненавидел всех протестантов.
— Так, значит, ваша мать была протестанткой?
— Да, сударь. До измены нашей матери, отец не разделял воинственное убеждения Священной лиги против гугенотов, и поэтому я и две мои сестры - были посвящены в протестанты. Все изменилось после ссылки нашей матери в монастырь. Тогда разгневанный отец проклял не только род Бритилий – из которого происходила наша мать – но, и протестантов. Поэтому было принято решение, что Лукрецию будут крестить в традициях католической церкви… Кстати, расскажите мне о ней. Я помню ее еще десятилетним ребенком.
— Она прекрасна, как звезда и добродетельна, как ангел! — с восхищением произнес де Шарон. — Если желаете, можете взглянуть на нее, — с этими словами он снял с шеи медальон и раскрыл его.
В миниатюрной овальной рамке, было серьезное и в тоже время дивное лицо женщины, нежность которого, подчеркивали вьющиеся темно-русые волосы, уложенные в сложную прическу.
— Она ослепительна, — не отрывая глаз от портрета, сказал де Бушар.
— О, этот потрет не может передать и половины той красоты, какой обладает ваша сестра! — с восторгом произнес де Шарон.
Он еще раз взглянув на возлюбленную и, вздохнув, захлопнул медальон.
— Досадно, что мы тогда так и не встретились, — сказал де Бушар. — А еще досаднее, что я не в силах отомстить этому негодяю Мензофорту!
— А правда ли то, что изначально вам был вынесен смертный приговор, а потом его отменили?
— Откуда вы взяли такую чушь? — с удивлением спросил де Бушар.
— Мне об этом рассказала Лукреция. Мензофорт похитил ее из отчего дома и привез в Париж. Зная, что вы в сталице она в надежде, что вы ей поможите избавится от брака начала просить своего жениха разыскать вас .
Вскоре Мезонфор сообщил ей , что вы приговорены к смертной казни. И только с ее согласие на брак, он пообещал похлопотать перед королем о вашем помиловании.
— Мерзавец! Если мне доведется повстречать на своем пути Мензофорта, то клянусь честью, де Шарон, я сделаю ее вдовой!
— Хм, я бы сам это с удовольствием сделал, если бы ваша сестра не брала с меня слова щадить жизнь ее мужа, до того времени, разумеется, пока он не нападет на меня сам.
— Какого дьявола вы давали эту клятву! Мензофорт очень коварный и мстительный человек. Если он узнает, что вы встречаетесь с его женой, то я больше чем уверен, он убьет вас. Но к общему счастью, этому не суждено случиться. Восьмого числа, англичане нанесут сокрушительный удар по острову Рэ, после чего Сен-Мартен-де-Ре падет, а все командование будет уничтожено.
— Но что будет со мной? — спросил де Шарон.
— По приказу Бекингема, как только остров будет захвачен, вас в тот же час отпустят на свободу. А дальше, вы вольны поступать как вам угодно. На вашем месте, я бы вернулся в Париж и на законном праве жениться бы на Лукреции.
— Вы даете мне скверный совет, де Бушар. Я скорее подставлю грудь под удар пушечного ядра, чем так поступлю!
— И что же вы намерены делать?
— Для начала попрошу вас подстроить мне побег…
— Что!
— Да, я должен выйти отсюда и как можно скорее.
— Да вы сошли с ума, де Шарон.
— Ни чуть не бывало, дорогой де Бушар!.. Я конечно понимаю, что вам приказали меня охранять, а не выпускать из тюрьмы, и тем не менее я прошу войти в мое положение. В первую очередь я солдат, и для меня было бы недопустимо не исполнить свой долг. Неужели бы вы, на моем месте, поступили бы по-другому?
— Я вас прекрасно понимаю, де Шарон. Однако, я не могу исполнить вашу просьбу, даже если бы того захотел. В противном случае меня самого посадят в тюрьму или повесят, как предателя.
— Но помогите мне хотя бы связаться с моим другом! — продолжал требовать бургундец.
— Разве у вас есть на Ла-Рошели друг? — удивился де Бушар.
— Да, здесь находиться де Рамис, который, я думаю, будет в состоянии предоставить мне помощь.
— Как! Г-н де Рамис здесь?
— Да, и поэтому я прошу вас разыскать его!
— Хорошо, де Шарон, я исполню вашу просьбу. Но, предупреждаю вас, что прямой помощи я вам не предоставлю.
— Спасибо и на этом.