Она летела. Шагнув в пустоту с провала, когда-то бывшего галереей. Лететь было совсем не страшно. В сумерках, в вихре ветра полет давал ощущение освобождения. И торжества. Она летела навстречу ветру и смутным очертаниям гор и чувствовала себя, наконец-то, свободной. Но где-то там, внизу, ее ждало столкновение с землей, и когда, перевернувшись в воздухе, Аликс упала, спина отозвалась адской болью.
Она заснула, лежа на животе, а во сне тело захотело повернуться, сменить положение… Застонав, Аликс оперлась на руку, чтобы, чуть повернувшись, снова оказаться на животе.
— Вам бы еще полежать, — послышался тихий голос Магали.
Лежать она будет после того, как Арно покинет Гельон. А сейчас ей нужно встать.
— Одежду.
Сначала перевязка. Перевязывать девчонка умела куда лучше, чем все остальное. Было почти не больно. Потом рубаха и платье. Ни то, ни другое не должно стеснять движений. Впрочем, Аликс так похудела, что старые платья на ней болтались, да и новые оставляли простор для тела.
Боль, которую причиняли все более-менее резкие движения, как ни странно, придавала ей силы, наряду с осознанием того, что сегодня Арно уедет.
Утренняя молитва бок о бок с ним — долгое стояние на коленях, тихий шепот. Ноги сначала ныли, потом онемели. Тяжелее всего было вставать — с затекших ног вес перенесся на руку, и тело прошило множеством огненных иголок.
Когда он взял ее за подбородок по окончании молитвы, Аликс ничем не выдала ни боли, ни тошноты, лишь выше подняла голову и не опустила взгляд. Арно одобрительно кивнул, опуская руку — он ценил в людях стойкость. Если эти люди были на его стороне.
Она не сломается. Не позволит себя сломать ни Арно, ни Гильому. Никому. Рубцы заживут, а то, что было ночью, она забудет. Заставит себя забыть. И будет сама по себе — графиня де Ге, хозяйка Гельона.
А сейчас поменьше вдохов, побольше дела и не думать. Так время проходит быстрее. Послушники собирают вещи. Запрягают коней. Крестоносцы во дворе гремят и скрипят доспехами и оружием. Снова декорум — хозяйка замка, почтительно провожающая гостя. Прикосновение губ к крупному аметисту на пастырском перстне. Скрежет подъемных цепей в надвратной башне.
Все. Можно выдохнуть.
Ненадолго, потому что, если крестоносцы где-то близко, значит, и Гильом. Явится сам или пришлет убийцу снова. С такой спиной спать в подземелье на камнях Аликс не могла. Решила было попробовать, но поняла, что сил выдерживать это у нее нет.
Хотя все покои после отъезда Арно тщательно проветрили и вымыли, она все равно чувствовала запах. Иногда ей казалось, что этот запах поселился в ее голове, и в такие моменты Аликс чувствовала себя почти сумасшедшей, борющейся с желанием размозжить себе череп, лишь бы избавиться от наваждения.
Она приказала принести ей веревки и деревянные колья. Наделала из них множество препятствий, которые установила везде, где только смогла: в нижнем потайном ходе, ближе и дальше веревки, натянутой скоморохом, в верхнем потайном ходе, а еще часть вбивала в стены на ночь поперек коридора и поперек входа в свои покои. Шутовских колокольчиков, чтобы привесить к веревкам, у нее, к сожалению, не было, но и шум падающего тела мог послужить неплохим оповещением. Окруженная всеми этими натянутыми ловушками и с крестоносцами у входа в коридор, она чувствовала себя немного спокойнее. И даже слегка злилась на то, что не додумалась до таких веревочных ловушек сама.
Ночами, лежа на животе в постели и прислушиваясь, Аликс чувствовала себя то ли мухой в центре паутины, то ли паучихой, поджидающей муху — в зависимости от настроения.
Мысли липкой паутиной опутывали темноту. Еврейские купцы денег не дадут. Что ей делать? Арно будет приезжать все время, пока продлится этот крестовый поход. Что ей делать? Гильом не остановится… Что ей делать? Впрочем, ясно было одно: искать разом ответы на все вопросы безнадежно. Поэтому Аликс расставила их по степени срочности.
Урожай и безопасность. Для того, чтобы восстановить амбары, замковые укрепления и постройки, нанять дополнительный отряд воинов для защиты нужны деньги. На «приглашение в гости» других купцов уйдет слишком много времени, которого у нее нет. Значит, остается распродать те товары, что были взяты в залог. Чтобы выручить за них как можно больше, нужно продать там, где не идет крестовый поход и куда можно их безопасно довезти. Где-нибудь на севере, в Монпелье, например.
Обоз нуждается в охране, это отвлечет часть людей и сделает Гельон более уязвимым. К тому же, обоз должен кто-то возглавить. Кто-то толковый, кто сможет выгодно договориться о цене и будет достаточно верен Аликс, чтобы вернуться обратно с вновь нанятыми людьми и оставшимися монетами. У нее нет такого человека. Жеан пока верен, но не слишком умен. К тому же неизвестно, как он поступит, если, как раз к истечению срока обязательного пребывания в походе, окажется вдали от Гельона с кошелем, полным денег, в руках.
Сама Аликс справилась бы, но стоит ей покинуть Гельон, замок могут занять де Ге или Гильом. Да и убить в дороге куда проще, чем внутри крепостных стен.
Ей нужен человек. Где его найти? Не из крестоносцев, нет. Это должен быть кто-то, кто привязан к этим местам, у кого тут семья.
— Магали.
— Да, н-графиня.
— Кто из оставшихся в деревне хорошо торговал на ярмарке?
— Я не знаю, н-графиня. Но могу спросить.
— Узнай. И побыстрее.
Не сказать, чтоб девчонка проявила чудеса расторопности, но к следующему вечеру она назвала Аликс имя — Бранкат.
Как можно было ожидать, этот смерд ничего не понимал в пряностях и заморских тканях, но оказался довольно смекалист. Средних лет, успел прижить с женой всего двоих детей. Такое небольшое количество настораживало. Либо остальные умерли младенцами, либо это результат религиозного воздержания…
— Ты можешь мне поклясться, что если я пошлю тебя с поручением, вернешься и привезешь то, за чем я тебя посылала?
Ответом ей стал тяжелый взгляд исподлобья. Еретик, значит. Хорошо, когда у человека есть уязвимое место.
— Так можешь или нет? — надавила Аликс.
— Если вы дадите мне поручение, я постараюсь выполнить его, н-графиня.
Не поклялся, но и не признался напрямую. Жену с отпрысками на время исполнения ее поручения, Аликс заберет в замок. Еретики не лгут, и вкупе с оставшейся в Гельоне семьей будет достаточно заставить его пообещать выполнить поручение со всем возможным старанием и вернуться. Но делать этого Аликс не пришлось — в замок неожиданно прибыли гости.
Она сначала не поверила своим глазам, когда увидела еврейского торговца, въезжающего во двор Гельона. Неужто каким-то чудом он разминулся со своим сбежавшим племянником? Аликс не успела выдохнуть, как увидела и племянника, спрыгнувшего с остановившейся груженой телеги.
— Признаться, я уже не ждала, купец Давид из Нарбонна. Что же сподвигло вас все же доехать до Гельона?
— Дороги нынче, как вы сами знаете, н-графиня, становятся все опаснее, — развел руками купец. — В один день у замка один господин, на следующий — уже другой. Все течет, все меняется.
Они выжидали, поняла Аликс. А, узнав о падении Каркасона, решили, что дело лучше иметь с выигравшей стороной. Вот только…
— Де Монфор не предложит вам таких выгодных условий.
Никогда, потому что ненавидит евреев. А срезать путь по его новым владениям можно через земли де Ге.
— Боюсь, вы совершенно правы, н-графиня. Поэтому мы здесь.
— Но как вы верно заметили, все течет, все меняется. Мои условия тоже.
Они договорились на четверти прежней пошлины. С учетом того, что денег купцы привезли меньше, чем было оговорено, объясняя это тяжелыми для торговли временами, пошлина была не более чем возмещением той части денег, которую Аликс недополучала прямо сейчас во имя будущих платежей и которая была нужна ей для подготовки Гельона к зиме.
После отъезда купцов Аликс велела тут же начинать работы по восстановлению внутридворовых построек и послала за мастерами для работы над восстановлением стен и галереи.
Лето выдалось жарким. С одной стороны, это затрудняло работу жнецов, а с другой — позволяло ее продлить. Господскую долю урожая привозили в Гельон и складывали в подземелье донжона за неимением готовых амбаров. Долго хранить его там было опасно — слишком сыро, поэтому амбары строились в первую очередь. Стройка отнимала людей у уборки полей, но использовать вместо крестьян в качестве плотников крестоносцев Аликс позволить не могла — они были нужны для охраны ее самой, замка и наблюдения за тем, чтобы смерды отдавали господскую долю в полной мере.
Разумеется, Аликс подозревала, что ее распоряжения не всегда выполняются так, как нужно. Что крестьяне прячут часть собранного урожая, не желая отдавать повышенную долю. Что крестоносцы за определенную мзду покрывают это. Раньше Аликс не приходилось единолично заниматься хозяйственными нуждами замка — в Вуазене за этим следили отец с Гильомом, самолично объезжая поля и наказывая виновных, а в Гельоне свои обязанности, которые она считала привилегиями, ревностно охраняла от вмешательства чужачки-госпожи, старая еретичка н-Ано. Теперь же в замке не было мужчины-господина, что уже само по себе расхолаживало чернь, к тому же не было и опытной кастелянши.
Единственным способом навести порядок Аликс представлялся личный контроль. Она должна сама объехать поля, показать, что следит за всем, что она — госпожа, которой лучше не перечить. К тому же объявить о возможности покаяния, чтобы это услышали лично из ее уст, чтобы пошла молва и часть крестьян, ушедшая с Раймоном, решилась вернуться. У этого способа было одно «но» — Гильом.
— Мне нужен доспех.
— Какой? — Жеан выпучил глаза.
— Достаточно легкий, но надежный.
— На вас?
— На меня.
В конце концов Аликс принесли кожаный доспех какого-то лучника, с нашитыми поверх металлическими пластинками.
— Настолько… мелкого больше ничего нет, — сказал Жеан, почесав бороду.
Что ж, нет так нет.
— Шлем.
Шлем оказался предсказуемо великоват. Носить мужскую одежду Аликс было не привыкать. Она велела Магали найти в сундуке наряд менестреля, который был сшит Жакеттой для побега. В кожаном доспехе имелись и свои преимущества — он был не так тяжел и не так сильно давил на спину, как можно было ожидать от кольчуги.
Ей появление на полях вызывало опасливое удивление. Аликс объезжала убранную часть надела, потом неубранную, спрашивала, сколько было собрано с поля всего, запоминала, чтобы потом сравнить. Объявляла о помиловании для раскаявшихся еретиков и о том, что монахи для проведения покаяния прибудут в ближайшее время. Повторяла раз за разом, чтобы как можно больше смердов услышали это из ее уст, чтобы поверили и вернулись — Аликс воочию убедилась, насколько в хозяйстве не хватает рабочих рук.
Доспех чем дальше, тем сильнее давил на плечи и уже не казался таким легким, к тому же натирая спину. Но Аликс не желала обращать на это внимания. Впервые за очень долгое время она оказалась за пределами замкнутого пространства. Год в монастыре, месяцы в закрытой повозке и в стенах Гельона. Она уже забыла каким бывает небо, не ограниченное ни зубцами крепостной стены, ни рамой окна. Сухая августовская трава, пожелтевшие раньше времени без дождей листья, ветер, приносящий лишь тень прохлады… Она получала удовольствие от таких непритязательных вещей, понимая, что в следующий раз сможет прочувствовать их очень нескоро: сейчас на ее стороне была неожиданность поездки, но больше не будет, а Гильом с его головорезами начеку и где-то рядом.
Ее смерть может прилететь стрелой из-за любого дерева. И все же Аликс, внимательно осматриваясь по сторонам, чувствуя дрожь напряжения, пробегающую вдоль хребта, не торопилась обратно. Кавалькада из дюжины крестоносцев, служившая ей охраной, назад ехала медленным шагом, не по проторенной дороге. Сама Аликс выделялась в ней разве что тонкостью фигуры, но и ту прикрывал плащ.
Уже на подъезде к Гельону, она заметила на дороге одинокий силуэт путника верхом на осле. По мере приближения Аликс разглядела привязанную рядом с дорожным мешком лютню. Скоморох.
Она была зла на него. Очень зла за то, что он выпустил ее заложника. Мало того, что выпустил — провел по тайному ходу, тем самым дав знать о его существовании и примерном расположении. Но, с другой стороны, дело в итоге все равно закончилось в ее пользу. К тому же шут — посланник де Ге. Выпороть их посланника было бы недальновидным шагом, особенно сейчас, когда ей нечего толком им предложить для сохранения союза. Да и гнев ее уже почти сошел на нет. Так что Аликс вполне удовлетворило бы, если бы скоморох в темноте упал, зацепившись за одну из ее растяжек. Но, судя по тому, что он ехал по дороге, ведущей к воротам, тайным ходом воспользоваться побоялся. Жаль.
Аликс со свитой остановилась, перегородив ему путь.
Приблизившись, скоморох соскочил с осла и склонился в поклоне.
— Рад видеть вас в добром здравии, н-графиня.
— Там, откуда ты едешь, лошади для тебя не нашлось? — насмешливо поинтересовалась Аликс.
— Лошадь — это, конечно, хорошо. Но в путешествии с ослом свои преимущества.
— Это какие же?
— Люди склонны судить о тебе по твоему спутнику.
Аликс развернула коня и пришпорила. Ладно, так и быть, пусть останется ненаказанным со своим спутником.
Принять посланца де Ге Аликс распорядилась не сразу. В первую очередь после поездки нужно было снять доспех и сменить повязку, местами опять пропитавшуюся кровью. Черт, и почему за все в этой жизни приходится расплачиваться болью!
Потом, по горячим следам, по памяти Аликс записала цифры, которые услышала от смердов. Проверить, сравнить с прошлыми, по каждому наделу. Позже.
— Этот осел — все, чем отблагодарил тебя еврейский купец? Или все, чем наказали де Ге за то, что ты показал постороннему расположение потайного хода?
— Это просто осел, госпожа графиня, которого мне дали, чтобы я мог побыстрее добраться до Гельона и спросить, каков был ответ папского легата на ваше письмо, и удалось ли вам поговорить с ним лично.
Пейран и Раймон ограничились посланием на словах. Аликс это не обрадовало, она не слишком доверяла посланцу.
— Больше ничего?
— Меня просили передать только это, госпожа графиня.
— А сам ничего не хочешь добавить?
— Если я правильно помню, мое мнение вас не интересует.
Лазутчик в стане Раймона ей очень бы не помешал, но не этот скользкий шут. Может быть, чуть позже она найдет кого-то подходящего среди вернувшихся для покаяния, а вообще то, что она не подумала найти лазутчика сразу — большое упущение.
— Все течет, все меняется, — припомнила Аликс слова купца Давида. — Так как поживает мой дражайший супруг?
— С нетерпением ждет от вас вестей.
Снова непроницаемая шутовская маска. Интересно, он в самом деле верен де Ге или играет в какую-то свою игру?
— Можешь идти. Я дам знать, когда ответ будет готов, — Аликс взмахнула рукой, отсылая скомороха прочь.
Голова кружилась, и комната немного плыла перед глазами. Спину пекло. Наверное, она перегрелась на солнце.
Хотя Аликс, как обычно, толком не спала, топот ног на рассвете заставил ее подскочить так резко, будто она вынырнула из забытья. Аликс открыла дверь прежде, чем Жеан занес кулак, чтобы постучать, в одной рубашке, вооруженная кинжалом.
— Что?
— Ловушка в колодце!
— Попался?
— Попался, но выпутался.
Есть хоть что-то, что эти кретины могут сделать хорошо? Ловушка оказалась ни к черту, а как убийца из нее выпутался никто не услышал, все обнаружилось уже под утро. Аликс сжала челюсти. Поймать никого не удалось, значит, и допросить не удастся. А убийца теперь будет искать новые пути.
— Заделать ход. Колодец пока оставить, а ход засыпать с обеих сторон и потом заложить.
Это дополнительные рабочие руки и время. А что делать?
Хозяйственные записи, как выяснилось, старая карга то ли увезла, то ли уничтожила. Аликс пол утра потратила на поиск, а нашла лишь пару кусков пергамента, завалявшихся в пыли. Плохо. Плохо. Сравнить не с чем, спросить не у кого. Отряхнувшись от паутины и насыпавшейся на нее пыли, Аликс спустилась с чердака вниз.
Что делать? Собраться. Подумать. Защищаться. Может быть, ей повезет, как повезло в деле с купцами. А может и нет, но она что-нибудь придумает. Выпутается. Гильом не получит ничего.
Беззаботный смех, который вдруг Аликс уловила краем уха, был настолько лишним в ее мыслях и в обугленном, разоренном, заваленном бревнами дворе, что поневоле привлек внимание. Веселилась Магали, чуть запрокинув перевязанную холщовой повязкой, из-под которой выбились в беспорядке темные пряди, голову. Отсмеявшись, девчонка не перестала улыбаться, не отрывая глаз от собеседника, не замечая ничего вокруг, включая собственную госпожу. Шут что-то сказал, легко, лениво, чуть прищурившись от солнечных лучей и в то же время явно ими наслаждаясь. Наклонился к Магали, улыбнулся в ответ на ее смешок и что-то сказал опять. Девчонка качнула головой, поджав губы, чтоб не рассмеяться снова.
Налаживает подход к ее служанке, чтобы удобнее было дознаваться до каждой мелочи. А та и рада, бестолочь.
— Магали!
Девчонка встрепенулась и торопливым шагом заспешила к Аликс.
— Солому перестелить в покоях. До обеда.
Аликс подошла к скомороху.
— Иди, развлекай плотников за работой. Когда будет нужно — тебя позовут.
— За то, чтобы я кого-то развлекал не по собственному желанию, мне платят, госпожа графиня.
— Что ж, могу заплатить, — усмехнулась Аликс. — Плетьми, которых ты заслужил еще в прошлый раз. Кликнуть стражу, чтобы она тебе сначала заплатила? Или предпочтешь отказаться от платы?
Она раньше решила, что не будет его наказывать, но сейчас Аликс захлестнула злость. И ей хотелось увидеть злость в ответном взгляде, бессильную злость того, кто ниже ее, у кого нет над ней власти. Но там было что-то другое. Что-то наблюдающее, изучающее, непрошено лезущее вглубь и почти похожее на сожаление.
— Вы как всегда необычайно великодушны, госпожа графиня.
Скоморох склонился в шутовском поклоне и зашагал к восстанавливаемым конюшням.
Расчет Аликс на то, что удары топоров будут мешать ему паясничать, не оправдался — вскоре от конюшен послышалось хоровое пение потешных «жё парти», перемежаемое ритмом ударов по дереву.
Позже, когда Магали меняла ей повязки, Аликс обронила:
— У бродячих скоморохов по такой дуре в каждом замке. С ублюдком во чреве, даже с приданным замуж удачно не выйдешь.
— Реми не такой, — осмелилась возразить девчонка.
Святая простота, ну конечно!
— Они все не такие, пока женщина не окажется в их власти.
— Тот человек… он… вернется?
Аликс предпочла сделать вид, что не услышала вопроса.
— Еще раз увижу вас вдвоем — накажу.