ЧАЙ ИВАН

Борис Селезнёв
Специально ранёхонько выехал из дома Ванечка на своём «Хендай-Солярис», чтобы дорога свободная была. И чтобы вмиг ему домчать до соседнего города, где ждала его краса ненаглядная Алёночка. — Заодно и свою «хендайку» проверю на скорость… не было случая такого ещё,— думал, выезжая из города Иван, только вот не замечтаться бы…
Сколько раз уже замечал Ванюша, что опасное это дело — мечтанья да грёзы разные. Особенно за рулём. Только видно Господь и спасал. Бывало, размечтается парень (известно о ком) да так, что и поворот свой проедет и завернёт неведомо куда. Очнётся и не поймёт, куда это его занесло? Талант врождённый водительский помогал. И молился он постоянно, ещё как бабушка-покойница завещала святому Николаю-Угоднику да Царице Небесной Богородице Смоленской Одигитрии, то есть — Путеводительнице. А Николай-то Чудотворец известный помощник всем водителям нашим.
На этой же дорожке никак не мог заплутаться Иван — каждая колдобинка, каждая яминка знакома была. Хоть с закрытыми глазами проехать бы смог! Единственное место не любил он: деревенька «в три домика» — два по правую строну один по левую. Тормозить неохота, а потом сразу резкий поворот на мост…  Мост этот и мостом-то назвать смешно, а мостиком — «грешно», уж больно речка в этом месте широка…. И всегда именно в этом месте нападала некая дрёма на Ивана. Бывало, даже на несколько секунд отключится он от дороги. А за эти секунды краткие, даже сон привидится…. И сны эти помнил Иван наперечёт. Всё мрачные такие. И всё покойники грезились: то бабушка возникнет, то дед, то братик меньший (умер который ещё в младенчестве). И всё как бы предупредить хотят об опасности. Бывало, только перед мостом и очнётся Иван, едва успеет притормозить и вырулить на мостик. И всегда дрожь до костей пробивает, словно ведро холодной воды на голову выплеснули…. А как мост проедет — словно в огонь, в жар  бросит!..
Перед  деревенькой этой дорога как нарочно ровная, широкая, что взлётная полоса. Многие водители прельщались этим, не справлялись с управлением на большой скорости и вылетали на коварный мостик уже юзом. Почти все неудачники пробивали перила в одном и том же месте и падали в речку. И редкие выплывали. Потом уже поставили мощные железные заграждения, да толку мало — скорость брала своё и машины перескакивали эту преграду и падали в речку уже сильно помятыми.
Здорово разогнался Ванюша на этом ровном участке дороги перед  деревенькой. Смотрит — 190! И ещё бы можно было поддать, да уж и три домика на носу — тормозить надо! И тут странное дело началось: чувствует Иван, что не один он в машине…. И только глянул — сидит рядом с ним его Алёночка, улыбается. «Ахнул» Иван! И не то что про тормоза,— про всё на свете забыл…. На страшной скорости мелькнула деревенька, а Ваня всё от возлюбленной оторваться не может. Завизжала резина, аж дым пошёл от колёс. Удар! И вот летит «Солярис» над речкой. Красиво летит… жутко. Только водитель не видит этого. Выпал из реальности Ванюша,— потерял сознание…
Миг или целая вечность прошла, как пришёл в себя Иван. Очнулся возле речки в поле. Видит,— весь он в крови и всё поле в крови, и даже небо всё в кровавых цветах. Полное сознание возвращалось медленно и мучительно. Постепенно вспомнил «гонщик» как явилась ему в чудной грёзе Алёна, как летел он без тормозов, автоматически вывернув баранку на повороте. Страха не было, только дух захватывало…. Затем — удар. И чувство такое, будто кто-то подхватил его на руки и полетел, понёс над рекой. А потом положил бережно в поле. И опять забылся Иван. Но вот снова очнувшись дальше рассуждать начал: — Машина, должно быть, утонула в реке, но почему-то не жалко её. Жалко, что исчезла Алёна. И боли почему-то нет, а приподняться не может, будто силы покинули…. Сфокусировал Иван взгляд свой на цветах и узнал их: — Господи, да это же «Иван-чай»! И вдруг почувствовал такую радость, такое наслаждение райское…. И видит он: идут по полю (словно в огне в Иван-чае), взявшись за руки, парень с девушкой. А девушка так на Алёнку похожа! А парень?.. Уж не он ли это сам? Но нет,— похож только. Парень высокий, широкоплечий, волосы длинные, русые, глаза синие. В ярко-красной рубахе. Но не только удалая силушка так и пышет от него, но и такая радость, нежность, любовь…
Вот подходят…. Парень нагнулся над Иваном: — Что милок, побился чай поди?..
А красавица, на Алёнку похожая, головкой в платочке покачивает: — Ах, Иван, а как он похож на тебя, помельче только чуток… но тоже хорошенький… — Ай ты Алёнка-разбойница! Я тебе ужо!.. И парень грозно-сердито топнул ногой, но видно, что любя, шутейно так, ласково…
Снимает он свою красную рубаху, сворачивает и подкладывает её под голову нашему Ивану. И говорит: — Ты в наших владениях, юноша. Где растёт Иван-чай — там и мы….Всё оттого, что это кровь моя — парень обвёл своей мощной рукой цветущее поле,— кровь за отраду-любовь мною пролитая. А ежели — за любовь, то мы должны всем помогать. Особливо — в несчастии. Нас к тебе Сама Царица Небесная направила, чтобы знал ты и знали люди, отчего это «Иван-чай» людям силу даёт, землю и леса погоревшие лечит. Да и тут, на этом самом месте деревня была,— сначала вымерла по грехам людским, а потом вся сгорела дотла! Всё по грехам — повторил, вздохнув парень.
— Вижу я вопрос в глазах твоих: за какие такие грехи вся деревня русская вымирает? — Отвечу. Многие и многие людские грехи простились бы народу русскому. Но есть такие страшные поступки, от которых человек сам лютым зверем становится. Даже хуже зверя. Это бывает от потери веры православной. И добрый русский человек превращается в чудовище. Он жжёт усадьбы своих бывших господ, убивает священников. А когда остаются церкви да монастыри в безбожном времени без глаза хозяйского, имущество Божие вплоть до кирпичей по своим диким дворам да избам растаскивает. И до сих пор во всём этом не покаялся народ. И до сих пор вымирает деревня. А нежилое да брошенное огнём дожигается. Вот и здешняя деревня несколько лет пустая стояла, а потом сгорела дотла! Только на следующий год здесь «Иван-чай» кровью моей пробился! Теперь вон гляди — всё поле в Иван-чае»!
Легенда про меня ходит, что когда совсем юнцом был в старинные ещё времена, очень любил я цветы. Любил, сказывают, в красной рубахе среди полевых цветиков мелькать. Люди иные спрашивали, увидев красные всполохи среди цветов в поле, что де за явление тут у вас такое в природе? А им отвечают: — А это чай, Иван бегает-гуляет. Любит, мол, в полевых цветах в своей красной рубахе ходить. А потом пропал куда-то Ванечка…. Зато появился новый цветок — яркий, ласковый, лечебный. А Иван-то отрок пропал. Раньше (да и теперь), и другие люди пропадали. Так, казалось бы, ни за что. Вот, дескать и Иван пропал: то ль медведь задрал, то ли люди разбойные, а то ль Сам Господь к Себе взял….Кстати, братик меньший у меня был….Так совсем малюткой побежал в поле в рубашонке белой, как ангелочек… и пропал. Вроде как совсем недалече отбежал и исчез. Искали люди — всё поле прочесали — нету! А одна бабка столетняя видела: — Ангел забрал — говорит — прямо на небушко. Так оно и было…. Но вот хоть и любил я цветы, но в красной рубахе-то не к цветам — к Алёне на свиданья ходил…. А жила Алёнка в соседней деревне (девушка вся аж зарделась, будто зоренька, когда её вспомнил Иван). Вот и встречались мы на полянке, где цветы, — эту полянку из обеих деревень видно. Но виднелась только моя красная рубаха, оттого что у Алёны сарафан-то цветастый был и сливался он с цветами полевыми. И невидима была Алёна для досужих глаз. Хотели мы было уж открыться всем людям, обвенчаться, да и детишек побольше нарожать…. В старину с этим делом очень строго было поставлено — только после венчального обряда близость дозволялась. Нам это и страшно было. Целовались и то редко. Поцелуемся да и разбежимся со страхом и радостью в разные стороны!..
Но вот — горе! Заметил Алёну нехороший человек. Чернокнижник. Жил один он на хуторе. Ни с кем не дружил и творил свои чёрные дела в одиночку. А тут запылал своёй поганой страстью к Алёнке. Алёна ему — полный отказ! Да ещё мне пожаловалась. Пригрозил я чёрному,— чтоб и духу его возле Алёнки неслышно было! А он только усмехнулся в ответ — затаил, значит злобу свою…. И вот появился у нас в поле да перелесках окрестных кабан огромных размеров. Бешеная, неистовая силища исходила от него. Люди поговаривали, что непростой это кабан, а оборотень. Что наколдовал его тот самый чернокнижник всем на беду. Собирались его убить, да не успели. Опередил он их и появился средь бела дня на нашей полянке. Бросился на Алёну, да тут я между ними и встал. Подцепил меня своими огромными клыками кабан и распорол тело моё снизу доверху…. Но напоследок Господь мне такую мощь дал, что разорвал я напрочь кабанью пасть! Упал кабан и превратился сначала в жабу, а потом в лужу вонючую. А кровь моя превратилась в цветы. И стали называть их «Иван-чаем»…
Только люди-то всего этого не знают. Видели, правда, они как той же ночью горел (огонь с неба сошёл) хутор чернокнижника. И слышали дикие, страшные вопли оттуда. Но я уже в то время пред Господом предстоял. И было у меня одно единственное желание:  поскорей мою Алёнушку  увидеть.  Да и она видно очень этого хотела. Сбылись вскорости с Божией помощью наши светлые хотения. И вот мы опять вместе…
— А детишек-то теперь у нас сколько! — сказала, будто пропела ласково сама Алёна-краса. — Все цветы наши дети, а «Иван-чай» самый любимый сынок!
— Теперь вот обходим свои владения на земле — продолжил речь свою «сказочный парень» — а где нет «Иван-чая», там поселяем его. И где ни пройдём — целые заросли появляются. И так в них, в этих зарослях хорошо! Такая доброта-нежность! И эти стебельки да цветы мягкие побеждают железо и пожарища-пепелища. Всё они покрывают своей нежностью-красотой и любовью великой…
— А ты просыпайся скорей, Иван!!! — почти крикнул из сказки парень — тебе рано ещё помирать!..
И очнулся Иван как раз вовремя! Видит, летит он на своём «Хендай-Солярисе» аж под двести километров в час к деревеньке в три дома!.. Успел-таки затормозить. По деревне проехал почти что шагом. А выехал на мост, и вдруг увидел, как полыхают на поле большие разливы «Иван-чая». И пылают они так ярко — будто зорька горит!