Моему отцу, ветерану Великой Отечественной Войны, посвящается.
***
1944 год стал годом решающих побед Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны. Были разгромлены основные группировки вражеских войск. Гитлеровские захватчики изгнаны с родной земли и военные действия были перенесены за пределы нашей многострадальной Родины. Под мощными сокрушительными ударами Красной Армии развалился блок фашистских государств в Европе.
Открытие второго фронта в Европе наконец-то стало реальностью когда 6 июня 1944 года англо-американские войска, преодолев Ла-Манш, высадились на побережье Нормандии. Но, по-прежнему, главную и решающую роль в разгроме общего врага продолжал играть Советский Союз. Около 180 дивизий противостояло Красной Армии на советско-германском фронте.
На Краковском направлении к прорыву обороны противника, в составе 4-го Украинского фронта, готовилась 38-я общевойсковая армия под командованием генерал-полковника К.С. Москаленко. Стояла задача силами шести дивизий прорвать оборону противника и нанести удар в направлении Кракова, который и являлся конечной целью операции.
Зима стояла мягкая с нестабильной погодой. Наблюдалось постоянное чередование оттепелей и морозов с метелями. Местность большей частью была покрыта лесами и изрезана множеством рек. К тому же, войскам предстояло форсировать около десятка довольно крупных рек с неустойчивым льдом, что затруднило бы переправу танков и тяжёлых орудий.
Неприятель стремился любой ценой удержать этот район в своих руках. По данным нашей разведки оборонительные работы на подступах к нему начались ещё в августе 1944 года. До конца года гитлеровцы успели создать несколько хорошо укреплённых и тщательно оборудованных рубежей.
Передний край вражеской обороны представлял собой систему сплошных траншей и ходов сообщений с парными окопами и открытыми пулемётными площадками с глубиной обороны 5-8 км. Для её усиления неприятель не пожалел мин и проволочных заграждений. А дальше шли ещё четыре хорошо укреплённых оборонительных рубежа. Кроме того, все города и крупные населённые пункты, станции, господствующие высоты и мосты были превращены в опорные пункты с круговой обороной. К тому же все мосты были заминированы. Передний край обороны противника находился в 5-6 км восточнее реки Вислока, где была холмистая, поросшая лесами местность. Это создавало дополнительные трудности для наших бойцов. Тем более, что предстояло не только овладеть передним краем вражеской обороны, но и с ходу форсировать Вислоку.
Немецкие солдаты в страхе ожидали наступления Красной Армии. Прошли давно те времена, когда они, чувствуя своё превосходство и безнаказанность, вели себя нагло и самоуверенно. Красная Армия сбила с них былую спесь. Надвигавшаяся неминуемая катастрофа гитлеровской Германии становилась всё очевиднее. Многие это уже понимали. Кроме, пожалуй, совсем зелёных мальчишек в победу Германии уже никто не верил. Солдаты думали только о спасении своей жизни. Несмотря на жёсткую дисциплину, то и дело повторялись случаи дезертирства. Росло число сдавшихся в плен перебежчиков из противостоявших 38-й армии немецких дивизий.
Это не шло ни в какое сравнение с моральным состоянием советских воинов. Каждый из них горел желанием пойти в бой с врагом, чтобы быстрей завершить его разгром. Все ждали только сигнала.
И вот 15 января 1945 года в 8 часов 15 минут утра, едва зимнее солнце стало всходить над польской землёй, началась мощнейшая артиллерийская подготовка. Грохот орудий и миномётов возвестил о начале Ясло-Горлицкой операции на Краковском направлении. Стальная огненная лавина, поливавшая врага раскалённым градом снарядов и мин, бушевала более часа. А завершилась артподготовка могучими залпами «Катюш». Немцы понесли большие потери в живой силе и технике, а их огневые системы на главной линии обороны были практически полностью уничтожены.
Уже к полудню 383-й стрелковый полк вышел с боями к реке Вислока. Отступая, немцы взорвали мост, а брод с обеих сторон заминировали. В прозрачной воде диски мин, плотно лежащие на каменистом дне, хорошо просматривались. Командир огневого взвода батареи 45 мм противотанковых орудий младший лейтенант Нащокин ходил по берегу, выискивая хоть какой-то просвет среди мин, позволяющий втиснуть в него и перетащить конные упряжки с орудиями на противоположный берег. Но мины так густо покрывали дно, что не было никакой надежды на благополучный исход такого безрассудного манёвра.
По мере подхода новых воинских подразделений стала создаваться ситуация, при которой наступление попросту могло захлебнуться. Тем временем на место переправы прибыл командир полка, Герой Советского Союза полковник Шабанов. Сходу оценив обстановку, он организовал переправу пехоты по остаткам моста.
Но, оказавшись на противоположной стороне, пехота не могла развивать дальнейшее наступление без огневой поддержки. Шабанов по радиосвязи связался с командиром 121 дивизии полковником Буштруком и вызвал дивизионных сапёров, но пока они прибудут пройдёт время, за которое противник сможет перегруппироваться и подтянуть резервы. И тогда командир полка принимает смелое и, казалось бы, единственно верное в данной ситуации решение. Он приказывает младшему лейтенанту Нащокину выделить самого лучшего, самого опытного ездового и подготовить одно орудие в парной упряжке. Замысел его был простой. Тяжёлое орудие неминуемо подорвётся и таким образом образуется проход в заминированном участке.
-Давай, лейтенант, действуй!
Выбор взводного пал на ездового старшего сержанта Пантелеева, человека бывалого и рассудительного. Был он уже в годах, лет сорока. Мужик надёжный, деревенский, хорошо знавший, как управляться с лошадьми. На фронте с первых дней. В каких передрягах довелось ему побывать, одному Богу известно. Пулям не кланялся, не раз смотрел смерти в лицо. Казалось, он напрочь лишён был чувства страха. Смерти он не боялся, в бою действовал отважно, но не безрассудно. И в любой ситуации разумно спокоен был и не паниковал попусту. Сколько товарищей гибло вокруг, а его ни разу даже не зацепило.
— Меня пуля не берёт. Заговорённый я, — отшучивался он.
Остановив свой выбор на Пантелееве, младший лейтенант Нащокин руководствовался не только его известными качествами, но и внутренней уверенностью в том, что он сделает, всё, как надо и жив останется. А ну как, впрямь, заговорённый?
Тот совершенно спокойно выслушал приказ взводного. — Всё сделаем, как надо, Иваныч! — Совсем не по уставу, уважительно ответил он и без лишней суеты приступил к его выполнению. Своего взводного он уважал не без оснований и порой обращался к нему по отчеству, несмотря на то, что сам годился ему в отцы. Уже через несколько минут он доложил о готовности приступить к переправе. Все бойцы, находившиеся поблизости, были отведены в укрытие.
Началась переправа. Мёртвую тишину нарушало лишь журчание воды. Все с напряжением ожидали взрыва. Но он так и не случился. Произошло чудо. Пантелеев успешно форсировал реку и цел-невредим выбрался на противоположный берег.
— Никак в рубашке родился парень, знать долго жить будет. Не иначе как ангел его бережёт, — переговаривались между собой бойцы. — Заговорённый он, — подтверждали сослуживцы.
Смущённый Пантелеев стоял на том берегу и лишь многозначительно, как бы сознавая свою вину в том, что не смог выполнить возложенной на него задачи, разводил руками. Второй раз испытывать судьбу уже не решились. Всё зависело теперь только от того, как скоро прибудут сапёры.
Долго ждать не пришлось. Дивизионные сапёры, по прибытии, без лишних проволочек, оценив ситуацию, приступили к разминированию. До глубокой ночи шли подрывные работы.
К утру 17 января город Горлица был взят нашими войсками. За овладение крупным стратегическим узлом обороны противника приказом Верховного Главнокомандующего 383 полку было присвоено почётное звание «Горлицкий». Солдаты и офицеры, наиболее отличившиеся в ходе операции, были удостоены правительственных наград. Ездовой огневого взвода 45 мм противотанковых орудий старший сержант Пантелеев был награждён медалью «За отвагу».
В ходе первого этапа операции противостоящая группировка гитлеровских войск была разгромлена, а её остатки поспешно отходили на запад, бросая в исправном состоянии десятки танков, сотни орудий, миномётов, пулемётов, автомашин и множество различных военных складов. Поскольку наши войска упреждали противника в занятии его оборонительных рубежей, то основной формой наших боевых действий, естественно, являлось преследование отступавших вражеских войск. В то же время большая глубина обороны, множество заранее подготовленных рубежей говорили о том, что фашистское командование рассчитывало на длительное сопротивление.
Первый этап Ясло-Горлицкой наступательной операции закончился выходом наших войск к реке Бяла. Боем и разведкой было установлено, что на западном берегу реки враг имеет хорошо подготовленный оборонительный рубеж, занятый группировкой, состоящей из пяти пехотных дивизий, нескольких охранных, штурмовых, пулемётных, запасных и других батальонов. Оборудован он был не совсем так, как предыдущие. Здесь на каждом погонном километре обороны было установлено до 25 железобетонных двухамбразурных пулемётных колпаков. Позади траншей находился противотанковый ров. Протяжённость этого оборонительного рубежа по фронту достигала 25 км. Расположенные на флангах противника города Дзедзице и Бельско-Бяла, а в центре рубежа город Чеховице, гитлеровцы превратили в крупные опорные пункты, опоясанные укреплениями.
Учитывая, что к тому же и местность была труднопроходимой, следовало ожидать излишних потерь при повторных попытках с ходу прорвать оборону врага.
1 февраля 1945 года после мощной 40-минутной артиллерийской подготовки войска армии пошли в атаку. Начался второй этап Ясло-Горловской операции. Мосты через реку Бяла немцы взорвали и поэтому наступление началось с форсирования реки Бяла.
Тяжёлые бои на захваченных плацдармах продолжались весь этот и следующие за ним дни. Лишь З февраля оборона противника была прорвана, но сопротивление гитлеровцев не было сломлено. Основу всего вражеского оборонительного рубежа составляли два опорных пункта. Это Дзедзице и южнее его — Бельско-Бяла. Ожесточённые бои шли за каждый дом. Фашисты прилагали большие усилия к тому, чтобы сбросить советские войска с плацдармов и восстановить оборону на реке Бяла. Контратаки следовали одна за другой.
***
Уже находясь в Краковском госпитале, едва лишь придя в себя после нескольких операций, Николай Нащокин узнал о судьбе батареи, от которой не осталось ничего. Она погибла в жесточайших боях за город Бельско-Бяла. Мысленно он возвращался в тот самый день 6 февраля, когда со своим взводом, в ходе наступательного боя, вёл интенсивный огонь по противнику. Бой был жестокий. Немцы дрались остервенело и много раз пытались контратаковать. Батарея стояла насмерть, отбивая все контратаки и давая пехоте возможность продвигаться вперёд и закрепляться на отвоёванных позициях. Гитлеровцы прилагали отчаянные усилия к тому, чтобы сбросить их с плацдарма и восстановить оборону. Контратаки следовали одна за одной. Многие уже были убиты, а раненые продолжали воевать. Нащокин перебегал от орудия к орудию, помогая ещё уцелевшим товарищам вести огонь. Сам подтаскивал снаряды, заряжал, производил выстрел, спешил дальше. Страха не было. Было только стремление выстоять. Разорвавшийся в расположении батареи снаряд изрешетил ноги осколками. Его оглушило и присыпало землёй. Очнулся уже в санбате. С большой болью узнал он о гибели всех своих боевых друзей. Какие ребята навечно остались лежать в чужой земле, в чужом краю. Им бы жить да жить. В расцвете лет они с жизнью расстались. Николай тяжело переживал гибель товарищей, которая теперь навсегда легла тяжёлым грузом на сердце. Их нет, а он, ответственный за них всех и каждого в отдельности, жив. Лучше бы ему самому остаться там.
Из коридора послышался шум. Кто-то видимо пытался прорваться в палату. Николай, на душе которого было тяжко и муторно, меньше всего хотел сейчас кого-то видеть и тем более общаться. Он прикрыл глаза, как бы пытаясь отгородиться от всех.
Дверь открылась и кто-то тихонько вошёл в палату. Он слышал, что вошедший сел рядом на табурет. Сидел некоторое время молча, а потом Николай услышал тихий и хорошо знакомый голос:
— Товарищ лейтенант…, Иваныч…, Живой…
— Не может быть! Неужели он? — Боясь ошибиться, он не решался сразу открыть глаза. А, открыв, не мог сдержать нахлынувшей радости. Перед собой увидел он Пантелеева с забинтованной головой.
— Пантелеев?! Ты? — Ресницы его неожиданно увлажнились, ком подкатил к горлу. — Пантелеев, живой! Ах ты, родной мой! — Николай не сдерживал эмоций. И впервые с тех пор, как попал сюда, улыбнулся. — За-го-во-рё-нный! — Протяжно проговорил он, выделяя слоги, каждый из которых казался ему чудесной музыкой, — за-го-во-рё-ё-нный! Как ты?
— Да вот, зацепило малёк.. Через два дня выпишут, так что повоюю ещё. У меня к ним теперь счёт особый, за всех наших ребят. Кроме меня теперь предъявить его больше некому. А Вы поправляйтесь, товарищ лейтенант. Я Вас обязательно разыщу потом, после Победы! — Он встал и направился к выходу.
— Ты береги себя, Пантелеев. Двое нас всего уцелело. Ты мне как брат теперь. — Вслед ему проговорил Николай.
— А что мне станется? Вы же знаете, заговорённый я. — Уже в дверях, обернувшись с улыбкой ответил Пантелеев.
Нащокин долго ещё лежал с открытыми глазами, уставившись в белый потолок, и думал обо всём, что с ним произошло, пока мысли не стали путаться, хаотично вплетаясь одна в другую, и распутать их не было никакой возможности. Потолок поплыл у него перед глазами и стал, плавно опускаясь, вращаться. Сначала медленно, а потом всё быстрее. Глаза непроизвольно закрылись, хотя ещё остатки мыслей, заблудившиеся в его мозгу, превращаясь в яркие, не распознаваемые уже видения, медленно оседали на самое дно его сознания и он погрузился в глубокий и впервые за последние дни спокойный сон. Только на губах застыла лёгкая улыбка.
Теперь он был не один, был ещё человек. Близкий, родной, с которым прошли столько фронтовых дорог, делили все невзгоды и горести, стояли плечом к плечу, отражая многочисленные атаки противника, рисковали каждую минуту своей жизнью и делали одно общее большое дело — приближали Победу, которая была теперь так близка и неотвратима.