Все происходящее с Марфой выглядело как какой то иностранный клип или фильмок про тяжелую жизнь подростков из солнечной Калифорнии. Она летела через всю комнату, за ней захлопывалась дверь, а в груди клокотал огонь праведного гнева, сердце как молот гнало кровь к вискам, хотелось взять и… и …и что-нибудь разнести и еще раз что-нибудь разнести...
…Марфа достала из ящика стола дневник – верный девчоночий друг в переливающийся розовым золотом обложке и, аккуратно выведя дату, принялась записывать – в подробностях все записывать, чтоб сохранить потомкам свои страдания, оставляя предательские пятна на костяшке безымянного пальца…
«Чего у тебя вечно пальцы в ручке, ахах?» - перед глазами стоял Серега, ржущий над ее беспомощностью. Ну а что она сделает, если почерк с наклоном влево? Потому и палец вечно в фиолетовых от ручки пятнах.
Вообще, бесит конечно! И Серегу это бесит. Серегу…
Но, чтобы стало проще жить, надо конечно же, включить любимую музыку. Она выудила плеер, долго распутывала наушники… И когда же они каждый раз успевают так запутаться, что их минут по пять надо приводить в удобоваримое положение?
Наконец выйдя победителем из борьбы с наушниками, Марфа, с предвкушением стала думать, какую бы песню сейчас включить. Но не тут то было. Батарейки сели напрочь, как бы она их не стучала друг об друга, оставив на их боках по вмятине – плеер заткнулся навсегда. Без песен сегодня. Сама пой.
Марфа почувствовала, как внутри что-то поднимается и свирепо выдохнула воздух.
За окном была весна, все гуляли парами, а она была одна. Опять одна. Как в песне тупой про скатерть и блюдца. Прям про нее, про Марфу, песня-то. Только в песне хэппи-энд, а в жизни… потому и раздражает эта песня страшно!
«Привет, дневник!
Я сегодня так счастлива! Просто невероятно счастлива!
Самое главное событие дня – Серега назначил мне сегодня встречу! Это конечно не совсем свидание, он мне должен тетрадь по физике отдать, но зато мы с ним встретимся. Вдвоем!!!!
Вот я и спрошу у него тогда, будем ли мы с ним встречаться? Узнаю, что он тогда на меня все время смотрит? Боится, что народ из класса узнает и засмеют? Вот зачем так делать?
Кондрат тут недавно орет такой на весь класс: А я видел вас с Серегой, а тебе Серега нравится, даа?
Как же это задолбало! Почему я должна скрывать свои чувства из-за мнения каких-то тупых одноклассников?
Классуха опять мне выговорила, почему я с мальчиками дерусь. До слез меня довели с химичкой. Я им объясняю же, они ногами меня бьют, а я им «чего изволите?» говорить должна??? Они заладили, две идиотки: «ты девочка, так нельзя, ты девочка…Нельзя с ними на одну доску становиться…»
По геометрии опять парашу получила. Не понимаю я ее, вообще не понимаю, что там куда и зачем! Нафига она мне нужна, синусы-тангенсы какие-то… Куда я их потом в жизни применю? И в технику я точно не пойду! Инесса Петровна сказала: еще одна двойка, мать вызывать будет, а мне что делать то??? Я от этого лучше понимать не буду, ха-ха!
И эта еще, Максимова, ботаничка сраная, списать домашку не дала. Сама-то знает все! Вот и жалко ей что ли? Принципы у нее какие-то, сучка она, вот и все!
Русичка тут как-то говорит: Я узнала, что мальчики и девочки…ах.. ох.. ругаются матом! Как так получилось? У девчонок спросила – все хихикают, отнекиваются. Спрашивает меня: и ты, Марфа, ругаешься? Я не сказала ни да ни нет. Она говорит: что, и ты, Максимова, ругаешься? А она только лыбится и молчит. Она ей-то поверила, что она не ругается, ну а чего, она ж ботаничка, а мне нет, думает теперь что я матерюсь больше всех. У пацанов не спросила, им типа можно, они мальчики. И весь урок меня только по фамилии и называла. Типа я отброс общества, со мной вообще можно не разговаривать. А что я сделала-то? Ну да, я считаю, что мат уместен, но не везде и не всегда. А Максимова, я сама слышала как матерится, да еще и как, да кто ж поверит-то. Она ж белая и пушистая у нас…
А закончилось вообще класс – историчка говорит: мальчики пусть подметут после уроков класс и могут домой идти. А ты, Марфа, полы подотрешь. Эти уроды еще так ржать начали… Слово то какое еще – «подотрешь»!
Я подумала, ах так, они всего-то полы подметут кое-как, а я за ними еще и полы мыть буду одна, взяла и свалила, пошли они! Козлы!»
В комнату просочились звуки фортепиано. Мать Марфы была учительницей музыки в музыкальной школе, а после давала частные уроки жаждущим. И конечно же, Марфа в обязательном порядке чуть ли не с рождения уже была определена в музыкалку, ставшую на 7 лет для нее кошмаром, ужасом и страхом, как бы ни пыталась она подружиться с инструментом. Мама была строгим учителем и к дочери относилась гораздо суровее, чем к ученицам – возможно, «бей своих, чтобы чужие боялись», а может, надеялась втайне, что только так из нее что-то выйдет дельное, ведь талант-то был...
Однако Марфа мечтала лишь об одном, чтоб эти 7 лет черно-белой пытки окончились, и она хоть тут получила небольшую свободу. Но время тянулось нескончаемо и тягуче, и музыкалка, казалось, будет длиться вечно…
Марфа воткнула в уши безмолвствующие наушники, чтоб ненавистного пианино не было слышно, но они не помогали. Что же эти ученицы тупые не могут ровно играть и не спотыкаться через каждые две ноты? Неужто дома нельзя подготовиться к занятию, как следует? Она плотно закрыла ладонями уши, но корявые звуки пробивались и через них. «Хоть бы ножкой ритм попробовали отстучать, что ли, бременские музыканты хреновы!», - яростно подумала про себя Марфа. Она все же была человек музыкальный и терпеть не могла когда кто-то лажал.
Маман не любила музыку, которую слушала дочь. Несмотря на все попытки подружить их, едва только услышав первые звуки любой песни, мать менялась в лице, взор ее темнел и она чуть ли не криком кричала: «Выключи сейчас же этот шум! Это не музыка!» Музыка, в ее представлении, естественно была только та, что создавалась классиками, а все, кто не входил в эту касту, был недостоин ее внимания и признания.
«Инка достала, все одно и то же мне твердит: забудь Серегу, забудь, дура. А у нее можно подумать лучше. Сама со своим Петровым разобраться не может. Все вешается ему на шею, ноет, плачет, все ее жалеют…И Ксюха тоже, как не пойдем гулять, все начинает трындеть: ты никто, ты серая мышь, а он вон какой, уж куда тебе до него…Сволочь такая!»
У Марфы внутри опять начало все закипать. Серая мышь. Никто. Посредственность. Ну да. Что беситься то? Так и есть, если посмотреть.
Она подошла к припыленному зеркалу, тщательно разглядывая в нем себя и чем дольше она себя изучала, тем больше ей хотелось шваркнуть зеркало об пол. Права Ксюха, че уж там. Широкий нос, весь в черных точках, узко поставленные глаза, прыщи … прыщи…
Она перевела взгляд от прыщей, потому что эта тема безумно ее бесила – ну вот как вот у некоторых девочек такая гладкая-прегладкая кожа? А у нее – даже тональником не закрашиваются – все равно бугорки видно. Пробовала давить – и больно, и через день еще больше вылезает. Гадость такая.
А волосы? Это ж вообще ужас что такое. Сухая солома непонятного серо-коричневого цвета, болтающаяся до задницы, вечно везде лезущие и падающие куда попало. Вот это просто ад, с этими волосами, просто взяла бы и налысо побрилась! Да какой там – ей и подстричься-то не разрешают, не говоря уж о прическе как у красоток в глянцевых журналах. Да или вон как у Ксюхи, у той каре красивое, и окрашивание модное…
Ксюха тут открыла секрет: «Вот потому на тебя Серега внимания не обращает, что ты одеваешься, как бабка старая. Мы вот с Мари обтянулись, поэтому нас пацаны и лапают. И ты тоже что-нибудь обтягивающее надень – и Серега за тобой будет бегать!»
Честно говоря, Марфе не очень-то хотелось, чтобы ее, как Ксюху лапали все пацаны класса, но одеваться хотелось как все остальные – красиво и стильно. А не донашивать за какими-то дальними родственницами обноски. Они сегодня с мамой с утра снова поругались, потому, что надевать эту растянутую колючую кофту непонятных аляпистых цветов не собиралась. И туфли страшные - тоже. Мать орала, что туфли – чудесные, настоящая кожа, и очень красивые, и чтобы молча надевала и ступала в школу, а Марфа уже собиралась в домашних тапочках идти, лишь бы не позориться.
- Ну почему я не могу в кедах ходить? Все в кедах ходят, одна я нет!
- Кеды – спортивная обувь, - назидательно отвечала мать. Мы в них бегали и в походы в них ходили. Ты же не пойдешь в приличное место, в вечернем платье и в резиновых сапогах? – и кивала головой, типа разговор окончен.
И Марфа шла во всем этом своем наряде как оплеванная или политая помоями и чувствовала на себе чужие взгляды. Каждый день.
Вот сейчас, ей на свидание идти, а надеть что? И надеть нечего. Барахло одно.
Интересно, а мать правда читает ее дневник? Иногда ей кажется, что да. Типа из лучших побуждений, чтобы знать из первых рук, так сказать. Что происходит и что дочь чувствует. И куда бы она его не складывала, подальше и поукромнее, все равно находит!
Ну а как еще объяснить, что она знает про Серегу, про то, что она его любит? Боится, что в скором времени Марфа в подоле принесет. Скандалили тут недавно, мать не хотела на улицу выпускать, удумала почему-то, что дочь «к Сереженьке своему ненаглядному побежит в кроватку» сразу…
Марфа выдохнула, чувствуя, как кровь пульсирует у виска. Да вообще, какое имеет право, это ее мысли! Ее чувства! Она вообще ничего такого не собиралась совсем, ей всего-то нужно – погулять да в кино сходить, да поцеловаться, ну как вот у всех. Чего опошлять то сразу все…
Пора. Через пятнадцать минут Серега ждет ее у супермаркета. Марфа еле справляясь с накатывающим с каждой секундой волнением натянула на себя свои одежды и направилась к двери.
- Куда это ты? – мать выглянула из комнаты, откуда на сей раз кто-то бойко шпарил Шопена.
- В магазин! - девушка закатила глаза, сколько же можно контролировать каждый ее шаг, как будто ей 5 лет!
- Через дорогу аккуратно!
- Да хорошо, хорошо, мам! Первый раз чтоль?
- Недолго! Поздно уже!!!
На часах было семь вечера.
Марфа чуть ли не бегом выбежала из дома, подальше от этих всех нравоучений, которые раз за разом ей перед выходом на улицу говорили, как будто от этого бы что-то изменилось. Она маленькая что ли?
На улице шел дождь, как назло, в такой знаменательный день. Вот надо же именно сегодня было ему пойти! Это только в фильмах красиво и романтично, и все важные сцены происходят во время ливней, а на деле – только заляпанные до колена грязью и водой штаны, от чего внутри все просто горело, просто до обидных слез, а самое дрянное в этой ситуации то, что никак с этой бедой справиться было не возможно – ну разве что только летать или ездить на машине от порога до порога. Она старалась идти как можно медленней, чтобы особо не испачкаться, но не особо-то это и помогало...
В тот же день в дневнике появилась запись:
«Теперь я долго еще не буду счастлива. Серега сказал, что не будем мы встречаться. У него девушка есть. А смотрел на меня, потому что думал, что списать дам.
Почему так?!?!?! Ну почему так?
Почему у всяких Ксюх есть парни, почему они гуляют, целуются, а я одна? Неужели я настолько плохая??? За что мне все это? За что я так наказана?»
Марфа думала, что бы разбить, чтобы унять свою боль, разъедающую изнутри ее как кислота. Под руку попалась какая-то банка, видимо предполагающаяся под засолку то ли огурцов, то ли еще какой-то непонятной квашни, и Марфа хватила со всей дури ее об пол. С первой попытки разбить ее не удалось, со второй – тоже, Марфа начала уже нервничать – может и не получится ее грохнуть? Какая-то особо прочная, что ли, банка? Но на третий раз все получилось, и пол весело, аки стразами, заиграл разномастными осколками в лучах электрического освещения.
- Аа, убирать теперь это все, - сквозь слезы простонала Марфа. – Тряпку, швабру, пылесос, еще спросят куда банку дела… Что ж даже стресс то толком не снять? И как же бесит это все, как бесит!
«Ну почему у других девчонок, у Ксюхи, у Инки, у них вообще проблем никаких? Ну ладно, есть небольшие, Ксюха вот с сестрой собачится постоянно, например, но так-то какие ж это проблемы? Одеты в классные шмотки, раскованные, талантливые, друзей полно… а я? А я говно. Еще и говорят, будь как все, не высовывайся, что ты постоянно из себя строишь там что-то, кого-то. А я ничего не строю, я просто такая и есть. Я есть и такая буду, я не хочу быть, как они говорят, серой мышью.»
Марфа со злобой и болью вспомнила как в какой то умной книге для девочек прочитала: «Если у тебя еще пока нет свиданий, мы тебе гарантируем, что они у тебя обязательно будут!»
Да к черту ваши эти гарантии, как в магазине, блин!
Мне не нужно когда-нибудь, мне нужно сейчас, мне 14 лет именно сейчас, и больше никогда в жизни не будет больше! И эта весна, с каждым днем она уходит и никогда больше не вернется! И с каждым закатом это все яснее понимаешь, и все тоскливее от этого становится. И понимаешь, что время уходит сквозь пальцы, а ты ничего сделать не можешь!
...И вот она сидела в своей комнате, в окружении зеркал, в которые не хотелось смотреть, одежд, которые стыдно было надеть, а в душе была незарастающая червоточина, которая, не переставая, ныла и зудела нестерпимо, до слез.
Да, а потом и правда – свидания были, и переживания были, но таких острых и ярких, а главное, важных, которым, правда по мере взросления почему-то никто не придает уже большого значения, больше действительно не было. Ведь 14 лет бывает только один раз в жизни.