В переходной период, когда хотелось раздать всего себя в виде чаевых в кафе "Le chat noir" на Пляс Пигаль, мне посчастливилось столкнуться с чертовкой, обладающей дьявольской улыбкой.
Всё у этой пигалицы казалось на своём месте: рожки, ножки, глаза-плошки, плюс характерная вычурность в манерах завсегдательницы Булонского леса в сумерки.
Исключение составляли нераскрытые качества, чуть прикрытые короткой юбкой.
Она обладала потусторонней притЯГАтельной силой за лацканы лапсердака, и я мысленно ощутил её верткий французский язык в полости моего полураскрытого от удивления рта.
Чувство голода меня покинуло, вместо него появилась неосознанная тревога, хотя под ложечкой, с которой я родился, всё ещё сосало.
Это подтолкнуло к поступку, носящему преимущественно воспитательный характер.
Против лома нет приёма, вспомнил я любимую головоломку, как букинист, побывавший в бесчисленных жизненных переплётах.
Дальше я, коростолюбиво звучавший коростель, ничего не помнил.
Утро проклюнулось сквозь тяжёлые бархатные шторы белой голубкой.
Естественно, мы расстались без слёз после того, как я размашисто оставил на её выбритом лобке дарственную надпись, исполненную любви в виде незнакомой ей славянской письменности.
В конечном итоге пришлось за всё расплатиться фальшивыми купюрами, не прося сдачу у судьбы и не ожидая реакции очаровательной получательницы.
Продолжение оставлю до лучших времён.
Но кто знает, наступят ли они, ведь теперешний триппер пенициллином не излечивается.
Так мне сказали орлята-насильщики в аэропорту Орли.
А не доверять им у меня не было никаких оснований.