Скажите честно, уважаемый читатель, Вы никогда не подсматривали в женское отделение городской бани. Если нет, то Вы много потеряли, причём навсегда, потому, что городских бань больше нет. Если Вы сконфузились от стыда или расстроились по поводу невосполнимой утраты, то напрасно.
По первому обстоятельству Вы не далеко ушли бы от Ван Гога, Гойи и Веласкеса, правда они тоже ужасно конфузились, но вынуждены были созерцать обнажённую натуру по производственной необходимости. По второму пункту можно тоже не переживать, так как все двери в тайные опочивальни интернета ещё не заперты, хотя предпосылки к этому уже наметились.
Я не понимаю и поэтому спрашиваю у Порнобреднадзора, чем мы хуже Ван Гога и Веласкеса в этическом плане, а в творческом - сколько талантливых художников не смогут себя реализовать в искусстве из-за отсутствия дармовых натурщиц. Дети, дети! Вывесите табличку 18+ и никто из детей этой самой привлекательной формой изобразительного искусства не заинтересуется.
А если они будут сомневаться - быть сексу или не быть, то посоветуйте им прочитать этот рассказ, в котором я честно, положа руку на сердце, объясню им , почему меня в пятом классе оставили на второй год.
Тем, кто забыл про свои школьные годы, я хочу напомнить, что пятый класс это период нашей жизни, в котором переломный возраст встречается с половым созреванием, как циклон с антициклоном.
Метеорологический фронт между ними направляет наше любопытство в сторону истоков репродукции человечества. Мальчики совсем по другому начинают относиться к девочкам и самое главное смотреть на них и на учительниц тоже. Я в этом плане был самым любознательным из своих сверстников и это меня погубило.
Быль. Однажды я стоял около лестницы, и не помышлял ни о чём плохом. В этот момент по ней, раскачивая античными бёдрами, поднималась наша классная руководительница. Мои глаза самопроизвольно проводили нижнюю часть её тела до самой последней ступеньки и уже хотели опуститься из-за конфликта любопытства с присущей мне врождённой скромностью, как вдруг учительница встретилась со мной взглядом, остановилась и густо покраснела. Она вспомнила, что трусы у неё были рваные.
С этого злополучного момента кроме двоек по математике и отцовского ремня ничего запоминающегося в периоде моего полового созревания не было. Сначала я терпел, но потом всё-таки не выдержал и во всём признался. Отец мой был королём бильярда и я им очень гордился.
Выслушав меня он свернул в клубок свой армейский ремень и произнёс: "Это надо же, попасть не целясь хлопстосом в дальнюю лузу. Второго года тебе не миновать." Так и получилось.
Извините. Дальше писать не могу, так как слёзы навернулись на мои глаза.
Платон Расцветаев.