От лучины до искинта. Рейс 1. Война

ОТ ЛУЧИНЫ ДО ИСКИНТА
Трансляция из коробки машины
 
РЕЙС 1.  ВОЕННАЯ ПАМЯТЬ
 
Машина времени

     Фантасты всё о машине времени мечтают. А что о ней мечтать? Давным-давно она существует.
     В техническом двадцатом веке под словом "машина" понимали нечто с колёсами, с мотором тарахтящем, с кабинкой, куда влезают, нажимают на педали, ручки всякие крутят и в пространстве куда-нибудь потихоньку передвигаются. В таком примитивном сооружении никуда, понятно, особо-то не наведаешься.
      Но сейчас ведь двадцать первый век идёт. Если говорит некто: "Машина у меня - зверь! Шестнадцать гигабайт оперативка", то вы понимаете, что это компьютер, т.е. машина без колёс, без крыльев, без движка или там сопла. На такой машине можно с немыслимой скоростью и в пространстве и во времени путешествовать. Сидишь во Владивостоке, кнопку нажал - и вот ты салют в Москве смотришь. Или тот, который сейчас сверкает, или который там семьдесят пять лет назад гремел.
     Такого рода машина у каждого из нас есть. Собственная. В коробке. В черепной. Сознание - машина и времени и пространства, на которой вы  любое место и время, или, как теперь говорят, любой сайт в момент можете включить. Все мы на ней в настоящем двигаемся, но в основном в прошлом и в будущем обретаемся.
     Настоящее ведь складывается из небольшого отрезка прошлого, которое мы ощущаем как вот теперешнее, сегодняшнее, и небольшого отрезка ближайшего будущего, которое мы можем более или менее определённо предвидеть. В общем-то, в один день, пожалуй, оба эти отрезка укладываются. Вот "сегодня", это вроде как и есть настоящее. "Вчера" - это уже прошлое, а "завтра" - ещё только будущее. И вчерашний день и завтрашний существуют в нашем сознании: будущее в намерениях, прошлое в памяти. И вот там-то она свободно летает - наша машина времени.
      Путешествие на ней создаёт странный эффект: время представляется не движущимся, как река, а единым, существующим в данный момент в сознании во всей своей целостности, где слиты и прошлое, и настоящее, и будущее.
     Как яблоко, к примеру. Висит оно на ветке, никуда не бежит, не идёт, не летит, и тем не менее живёт во времени, меняется, зреет, спеет. И прошлые частицы в нём сохраняются от самой завязи, и в настоящем бочок краснеет, и будущее уже в нём есть в виде семечек.
      По этому статичному времени-пространству мы легко перемещаемся, по желанию посещаем прошлое и будущее, причём не только как созерцатели да мечтатели, но и как деятели.

Будущее

     Понятно, что особенно хочется посмотреть то, что будет. Что ж - пожалуйста. Скажем, вы поехали на машине сознания в будущее и построили там себе дом. Видите его прекрасно, нарисовали даже - какой у него фундамент, какие стены, крыша. Внутри всё видите - сколько и каких комнат, как всё расположено. В общем, вполне реальный дом. Потом возвращаетесь в настоящее,  приглашаете друзей на шашлычок и говорите им:
     - Я вот тут съездил в будущее на пару лет вперёд и, представьте себе, видел, что вот на этом самом месте, где мы сейчас хорошо сидим, стоит мой дом. Вот такой. (Показываете рисунок). Приглашаю всех на новоселье.
     Друзья, конечно, насчёт будущего примут за шутку, однако поймут, что вы собираетесь дом строить, и на новоселье с удовольствием явятся. Но в чём разница? Были вы в будущем или не были, результат-то налицо: дом вот он стоит, потрогать можно.

     Однако же, время зыбко. И будущее время тоже. Не одно оно - будущее. Много их, оказывается. И сознание есть не только у вас, а и у всех других-прочих. И все эти другие-прочие тоже в будущее постоянно наведываются, и не в одно и то же, а каждый в своё. И вот вы в своём будущем свой дом на этом месте увидели, а кто-то другой в другом будущем никакого дома там не обнаружил.
     Вы всё распланировали, начертили-нарисовали, финансы свои посчитали - зарплата, сбережения есть, должно хватить. А тут собрались в дремучей пуще три славянина, выпили, закусили, затылки почесали, да и говорят:
     - Странища наша такая здоровущая. Куда она нам такая? Что делать-то с ней - не знаем. Вот американец - он умный. Он знает. Вот пусть и делает. Давай, Боря, звони ему.
     Американец и правда умный оказался. Он давно в будущее слетал и нарисовал там карту. Вашего дома на этой карте не оказалось. И вот - завод ваш закрыт, зарплаты нет, сбережения - в пыль. Действительно, не появился ваш дом на его карте.
    
      Много машин времени в будущем летает. Миллиарды. Теснятся они там, сшибаются, норовят друг друга с курса сбить. И тут уж если только очень много машин по единому курсу движутся, тогда их трудно с пути свернуть, тогда  можно построить то, что в "коллективном будущем" видели.
     Хотя и здесь случается, что построить-то построили, да не то, что надо бы. А что надо? Вот вопрос. Как узнать? Да никак. Только методом тыка. Ткнулись в семнадцатом в одно будущее. Вроде бы, то, что надо. Пожили, пожили - нет, не то. Давай в девяносто первом в другое. Фу ты - опять не то: чуть с обрыва не загремели. А в двухтысячном туда свернули? Не знаем. Посмотрим.
      Только и тут, в коллективном движении, всякие неожиданности случаются. Завихрения в движении, раздрай. Советскому Союзу в 70-тых никто угрожать не мог, никто не мог его разрушить. А вот поди ж ты - без войны, без природных каких-то катаклизмов мы сами, всем коллективом, разгромили свою страну. Ну кто мог такое предвидеть? Даже враги наши были поражены таким нашим подарком.
      
      Езда на машине времени в будущее очень уж непределённа. Дорог там нет. Руля машина не слушается, заносит её то туда, то сюда. Да если б и слушалась, то куда направиться - вопрос? Ходили вот по улицам с плакатом "Дай порулить!" Дали. Они и зарулили туда, где о!враг. Еле-еле потом вытащили.
      Да ещё и в любой момент может машина наткнуться на какой-нибудь камень. Камень преткновения называется. Вот, казалось бы - важное событие предстоит: парад Победы в Москве. Всё распланировано, предусмотрено. Подготовка идёт основательная, гости со всего мира собираются. Совершенно определённо пройдет этот парад 9 мая на Красной площади. Ничто не может этому помешать. Даже погоду подправят, если что. И вруг бац - наткнулись: коронавирус.
      
      Получается, что мы движемся в будущее затылком вперёд: прошлое видим (хоть чем дальше оно, там темнее), а в будущее заглянуть - никак, хоть и стараемся изо всех  сил. Науку развиваем, логикой, силами разума пытаемся хоть чуть-чуть, хоть краем глаза в замочную скважину будущего заглянуть. Однако всё же не очень-то получается. Ведь не только длительные события, а даже краткое следующее мгновение непредсказуемо.
     Каталась тут у нас недавно компания на лодочке в тихий, тёплый солнечный день по спокойной воде океана. И вдруг выскочил из воды огромный скат, ударил прямо в грудь своим электрическим шипом молодую девушку. И всё, погибла на месте. Можно было за мгновение до этого такое предвидеть?
     Никаких - ни печальных, ни радостных событий не можем мы предвидеть. Написал человек на лотерейном билете несколько цифр и бац - выиграл сто миллионов! Ну кто мог ему этакое предсказать?

     Есть, конечно, некие подозрения или скорее вера в то, что можно всё же как-то заглянуть в будущее, какие-то его блики, туманные образы подсознательно поймать. Ну там - Нострадамус, Ванга...
      Людям хочется верить в возможность предсказаний, потому и существуют гадалки, прорицатели, по современному - экстрасенсы, в основном-то шарлатаны, конечно, разными уловками создающие себе славу, которую люди охотно поддерживают и легко поддаются на разные подтасовки. 
      Завалишин так Нострадамуса наперводил, что все только ахают: надо же - ещё когда всё точно предсказал! А Ванга - она предупреждала, зря её не послушались. Мессинг вон много чего знал наперёд, да гебисты, гады, ходу ему не давали. Ну а уж Глоба - тот всё предвидит, да не всё говорит. Потом уж иногда сознаётся: я, мол, ясное дело, знал, что так будет, но не мог же я о таком ужасе сказать, сами понимаете.
      Про Мессинга фильмец забабахали - закачаешься. Он там такие чудеса творит! Это ж он, оказывается, и Гитлеру войну приграл и Сталину в Сталинграде выиграл. А мы-то, чудаки, думали, что Красная армия.
      Был я с друзьями в Калининграде на сеансе чудес у Мессинга. Сердитый такой старичок по сцене и по залу бегает, вещи спрятанные находит, мысли угадывает, сеансы гипноза проводит.
      Но показалось мне подозрительным, что выйти на сцену из зала многие вызываются, да только отбирает "индукторов" он сам.
      Так я и не знаю, действительно ли Мессинг, как писали тогда, по мельчайшим движениям рук "индуктора" спрятанные вещи находит, действительно ли он выбранных из зала людей в гипноз погружает, или его "индукторы" с ним и ездят по концертам. Думаю, однако, если бы у него действительно были некие необыкновенные способности, так уж нашли бы им более важное применение, чем, как теперь говорят, развлекательные шоу.

      Как бы то ни было, всё же понятно, что знания наши о пространстве-времени весьма ограничены. Да что там, скажем уж прямо: не знаем мы об этом толком ничего.   
      Вот ведь несомненно существуют необъяснимые связи между родителями и детьми. Однажды в Москве что-то моя жена с утра нервничает, места себе не находит. Вроде бы у нас всё в порядке, дочь в университет на занятия уехала. Вдруг телефон звонит:
     - Мам, ну что ты мне телепатируешь? Всё нормально. Я в Ленинграде.
     - Что?! Где?!
     - Ну у Ильи день рождения, а у него друг в Ленинграде. Мы с лекций сорвались и поехали. Ты не волнуйся, мы ночным поездом назад, утром приеду.
      Любая мать расскажет вам о телепатической связи с детьми: чувствует мать, что там с ними происходит, что им угрожает.
      
     Многие люди говорят о том, что у них были случаи смутного предчувствия важных для них событий.  Я тоже могу рассказть о  таких поразивших меня случаях.
     Когда я заведовал кафедрой в Калининградском университете, мне, как профессору, было выдано от властей разрешение на покупку "возвращенки". Это отечественные машины, которые продавались за границу, а после трёх лет заменялись иностранному покупателю на новые. Старые теперь уже продавались второй раз своему гражданину. Народ сразу окрестил их как "отбросы капитализма передовикам социализма". Вот я и был удостоен такого "отброса" - "Москвича" из Финляндии со вспоротой обшивкой и распотрошённымт сидениями - наши особисты искали коварно запрятанную капиталистами подрывную литературу. (Интересно, что в "бардачке" осталось довольно много финских монет - их честные идейные борцы не взяли).
     Частные автомашины тогда были большой редкостью. В городке вертолётчиков, в посёлке "Донское", где я построил себе дачу, ни у кого не было машин, кроме меня. Ну и понятно, у кого нужда куда-то срочно поехать - они ко мне. Возил всех, разумеется, бесплатно. Никому и в голову не приходило тогда за это платить. (Кстати, когда я теперь приезжаю летом на свою дачу, у всех в посёлке есть машины, кроме меня. Но бесплатно абы кто меня не повезёт. Только очень близкие друзья).
     Мой коллега по университету отдыхал в светлогорском санатории, недалеко от Донского. Ему понадобилось съездить в Калининград, у меня там тоже были кое-какие дела, и мы договорились поехать на следующий день вместе.
     В ночь перед поездкой мне приснился очень явственный сон. Будто бы я заехал за ним в Светлогорск, а он из-за каких-то медицинских процедур поехать не смог. Я отправился один, и на обратном пути вдруг со всего ходу въехал в яму с грязной водой. Машина стала тонуть, я в жидкой грязи, захлёбываясь и еле доставая дна, кое-как с трудом пытался выбраться. Постепенно вылезал, вдруг увидел, что вода стала чистая, дно крепче, мельче становится, и наконец вышел на дорогу.
     Сон был так реалистичен и так меня зацепил, что я почему-то рассказал о нём матери. Она ешё сказала: "Осторожней езжай!"
     Представьте себе - мой коллега действительно отказался ехать из-за медицинских процедур. Уж потом я подумал, что ведь это был звоночек моему подсознанию. Мои дела в Калиниграде были не столь уж важны и срочны, я мог спокойно вернуться. Но не услышал звоночка - поехал.
     На обратном пути в мелкий дождичек при плохой видимости стал обгонять два длинных лесовоза и вышел лоб-в-лоб на встречную легковушку. Ни мне, ни ему некуда было деваться, тормоза на скользкой дороге сдержали плохо, кое-как мы увернулись от лобового удара, врезались боками, его закрутило на дорпоге, меня бросило в кювет в полуметре от бетонного столба.
     У моей машины смят был весь правый борт, правая передняя дверь вырвана. Я выбрался через дыру из лежащей на левом боку машины, бросился на дорогу, увидел водителя встречки - немного отлегло от сердца: живой он. Подошёл ближе и сердце упало - всё лицо у него в крови. Но осмотрелись - оказалось, что стекло дверцы у него разбилось, осколками поцарапало руки, а он вытирал пот с лица и вымазался кровью. А больше ни у меня, ни у него - ничего!
     С ремонтами машин в то время было сложно. Никакого сервиса по обслуживанию частников не было. Мелкий ремонт - ну там колесо поменять, покрышки новые поставить, проколотую камеру заклеить, тормозные колодки сменить, свечи заменить, карбюратор почистить, даже рихтовка небольшая - это делали сами, а что сложнее - искали умельца.
     У меня, на счастье, были такие умельцы. Объединили несколько гаражей, устроили там мастерскую, всё делали, даже красили. Они нам обе машины отремонтировали. Руки у ребят золотые - в кустарных условиях сделали всё как новенькое.
     Надо ещё сказать, что машины российские очень крепкие были. Удобств, правда, никаких. Руль крутить, скорости перключать - сила нужна. Трясёт, выхлопами воняет, про кондиционер и не слыхали, зато печка - зверь. И на мощной раме сделана машина, а не просто несущий кузов, как японцы придумали. Все стойки прочные, лист кузова толстый - кулаком, как у теперешних машин, не прогнёшь. А "Москвич-412" в экспортном исполнении ещё прочнее был. Это и помогло при той аварии. Если б на современных японских - из картона и капрона - обе были бы всмятку.
     Я потом попросил мать повторить мне про этот сон. Думаю, может это мне от шока так в голове перевернулось, что я сон придумал. Нет, все она повторила, как я и рассказывал.

      И еще поразительный был случай.
     Я работал в Кингс-колледже возле Нью-Йорка. И в Америке как раз очередной кризис подоспел. Кингс-колледж разорился, работы мне нет, денег нет, а в Союзе вдруг трах-бабах ГКЧП. Куда деваться? То пот, то дрожь пробирает - что делать?
     Однажды в тяжёлом сне слышу громовый голос: "Регина Аврашов!" Проснулся, как ударенный. Что такое, думаю, какая-такая Регина? Крутится что-то похожее в памяти. Ко мне на кафедру в Плехановский институт (знаменитая в Москве "Плешка") приезжало много групп американских студентов на практику, и похоже, руководительницей одной из таких групп была, вроде бы, Регина. Полез лихорадочно в записную книжку, и надо же! - обнаружил это имя, эту фамилию, даже телефон американский. Еле дождался утра, позвонил - точно: она! Оказывается, она меня ищет, в Москву звонит - собрала очередную группу студентов, чтобы ехать на практику по русскому языку.
     Именно этот момент стал в моей судьбе резко поворотным: отсюда началась моя американская жизнь. Я организовал фирму, которая посылала американских студентов в Россию, а оттуда принимала на обучение российских студентов и специалистов.
   
     Что значат такие странные случаи? Заскок в будущее? Телепатия? Не знаю. Объяснения найти не могу.
     Может быть, в критические моменты жизни у человека просыпаются неизвестные нам возможности сверхсознательного порядка, и мы можем на момент включиться в иное течение пространства-времени?
      Но если даже так, то всё равно это редчайшая экзотика, к тому же зыбкая, неопределённая. Невозможно определить, то ли действительно в щелку будущего заглядываешь, то ли мираж какой-то блеснул.
 
      Тоже вот случай необычный запомнился. И опять во сне. Я в общем-то лотереями никогда не увлекался. Что-то мне в них жлобское чувствуется. Вроде как карманник нащипал по чужим карманам деньжат, в свой положил и радуется. Так что лотерейных билетов не покупал, разве что распространитель "Спортлото" на работе навяжет. С деньгами тогда у меня тоже было всё в порядке, зарплата была хорошая, особых переживаний из-за денег не было. И вдруг ни с того, ни с сего слышу во сне густой такой бас: "Лотерейный билет!" Аж проснулся. Наутро, хоть и неловко было, ругал себя за малодушие, но (слаб человек) купил-таки билет - больно уж знак такой явный. И что же? Да ничего. Ничего не выиграл. Вот тебе и предсказанье!
      Сейчас думаю: хорошо что не выиграл, иначе бы на всю жизнь совсем уж мистиком стал.

Прошлое

     Очень неустойчиво всё в будущем. Вариативно. И езда туда какая-то неопределённая. С прошлым как будто бы иначе. Оно ведь уже свершилось, ушло уже от нас. Как в нем может что-то измениться? Не властны мы там что-либо менять. Нравится нам прошлое, или не нравится - ничего не поделаешь: что было, то было. Вроде бы так? Оказывается, нет - не так.
     Один деятель в прошлом, рамахивая кулаком с трибуны и брызжа слюной, орал, что любимый Сталин - гений. А потом, забравшись из настоящего в то прошлое, сам себя перелицевал и тоже кулаком размахивая и слюной брызжа орал, что ненавистный Сталин - злодей.
      Изменила что-нибудь в настоящем та измена в прошлом? Ещё как изменила! Перевёртыш этот, как стрелочник-диверсант, перевёл стрелку и направил страну в тупик. А машинисты да кочегары всё пару поддавали. Врезалась страна в стенку в конце тупика, развалилась с таким грохотом, что по всему миру эхо аукнулось.

       Как видим, в прошлое на машине времени отправляются не только для того, чтоб посмотреть, а чтоб ещё и изменить прошлое, как для настоящего и для будущего надо. Но нет глаз на затылке, не видим мы будущего и пытаемся строить догадки о будущем на основании прошлого опыта.
      Только там как в известном анекдоте получается. Муж застал жену с любовником в постели. Ушёл. Жена пишет ему: "Дорогой, то, что ты видел, это неправда". Говорят, вернулся муж.
     Так и в прошлом. Вот же видим картину Репина "Иван Грозный убивает своего сына Ивана". Но открыли царскую усыпальницу, осмотрели череп "убиенного" - никаких следов смертельного удара. И никаких свидетельств современников об убийстве нет. Так убивал, или не убивал?
     И за что ни хватись - всё в прошлом так. Зарезали царевича Дмитрия или нет? Неизвестно. Отравил Сальери Моцарта или не отравил? Неизвестно.
     Ну ладно, в стародавнем прошлом всё темно. Но уж в недавнем-то, вроде бы всё еще на нашей памяти. Уж тут-то какие могут быть неопределённости? Однако же и ближайшее прошлое постоянно меняется.
     Допустим, штурм Зимнего Дворца во всех подробностях описан, в кино чуть ли не документально показан. И вдруг - на тебе: не было, оказывается, никакого штурма. Дальше - больше: а Ленин-то кто - спаситель России или немецкий засланец, сгубивший её? И со Сталиным такая же история: гений он или злодей? Я точно помню, что был гением всех времён и народов, а потом точно помню, что был злодеем тоже всех времён и народов. А весь Советский Союз - империя зла или проект более справедливого общества?
     Да вот ведь совсем рядом: кем был Горбачёв - хитроумным разрушителем страны или тупой марионеткой в изощрённых руках? А как Ельцин громил страну - сознательно выполняя задания вашингтонских кураторов или по пьяной глупости? Я полвека жил в советском прошлом, но и мне трудно остановить его в каком-то фиксированном виде: так оно зыбко и постоянно изменчиво.

     Вот и получается, что для прогнозирования будущего единственный учитель - это прошлое. Но странный какой-то учитель: то одному учит, то совсем другому, а на вопросы даёт взаимоисключающие ответы. Не мудрено, что учит он - хуже некуда. Да ещё и директор школы может вызвать его на ковёр и сказать:
- Ты вот что, старый учебник выброси, мы тут новый написали, по нему и учи. И не умничай мне тут про факты. Как сказано, так и делай.
     Учитель послушный. Не возражает. А поскольку директора и школы разные, и в каждой школе свой учебник, то безропотный учитель в одной школе учит одному, в другой - прямо противоположному. И где ложь, где правда - поди разберись!
     Ничего не поделаешь: нет другого учителя. Приходится с ним в дебрях прошлого плутать, а куда он заведёт - неизвестно. Ведь его, прошлого-то, уже нет. Прошло оно, исчезло. Пишу я о нём вот сейчас, в настоящем. И непонятно: то ли оно действительно таким было, то ли это сейчас оно мне таким представляется, то ли я вольно или невольно стараюсь его таким изобразить, как мне хочется. Тогда что же получается - нужен он этот неопределённый, изменчивый или даже подтасованный опыт прошлого?
     Это как отец воспитывает сына: "Ты чего бездельничаешь, дурака валяешь? Я-то в твои годы уже ого-го как вкалывал!"  Бесполезный способ воспитания. Если бы дети проживали жизнь как родители, движение общества остановилось бы. Конечно, дети должны, просто обязаны жить иначе, не повторять путь родителей. И отсылка сына к отцовскому опыту мало помогает. "Мало ли что ты в мои годы киркой ударно махал, - думает сын, - а я вот за компьютером сижу. Тебе кажется это бездельем, а это и есть для меня дело".
     Но и вовсе отвергать опыт прошлого тоже невозможно. Не начинать же новому поколению свой путь каждый раз снова от обезьяны. Сложно, ох сложно соединять прошлое с настояшим и будущим. Но надо.

      В идеале прошлое должно бы нам подсказывать, как действовать (или не действовать) так, чтобы будущее сделать по возможности таким, как нам нужно. Но поскольку и прошлое и будущее в разных сознаниях  вариативны, то это редко получается.
     К примеру, Красная армия позорно проигрывает войну с недавней российской окраиной - Польшей. Вывод - Красная армия совсем слаба, а на польскую - смотри, не нарывайся. Вроде бы так. Хотя, возможно - случай, невезуха. Но вот посвежее подтверждение: опять позорно не может справиться с совсем уж крохотной, тоже бывшей российской окраиной - с Финляндией. Ну что же после этого принимать такую, с позволения сказать, армию в расчёт?
     Гитлер и не принимал. Считал, что Сталин его боится и мешать ни в чём не будет. А чтоб уж совсем не мешал, подкинуть ему Польшу. Сам-то ты, Сталин, взять её не смог, а я вот тебе, так и быть, верну. Не всю, разумеется. Не Варшаву, понятно, с Краковом, не порты на Балтике. А что поплоше - леса на востоке, болота. Кстати, чухонь там, латышей каких-то с литовцами нищими - это тоже можешь забрать, мне они ни к чему. Финляндию, правда, себе приберу, да ты и сам не полезешь - обжёгся разок.
     Вот так его, этого Сталина, прикормить, и пусть себе сидит, пока я с настоящими армиями разбираться буду. Самая сильная сейчас в мире - это паскудная Франция. Тяжело с ней будет, тяжело. Но придётся разбираться. А там и с Англией легче пойдёт. У неё сухопутной армии, почитай что и нет. Они все моряки да лётчики. Пехтурой на пузе ползать лордам не пристало.

     Тут уже и Сталина опора на прошлый опыт коварно подвела. Подломилась опора. В такое уронила! Вспоминать страшно.
     Ведь как тогда не только он, а и все, помня опыт Первой мировой, рассуждали? Францию Гитлеру не одолеть. Там одна "Мажино" чего стоит! Башен бетонных навтыкано чёртова уйма! А в них такие пушки-пулемёты - страх! Да под каждой башней чего только не наворочено. Лифты там, казематы, туннели с поездами под землёй, сортиры тёплые, снарядов-патронов горы натащены, жратвы-питья от пуза, кино крутят, девок привозят. Да разве ж их оттуда выкуришь?
     Действительно, не выкурили. Правда, и не выкуривали. Сторонкой обошли. Леском. Французские-то генералы думали: мол, немцы хоть и неотёсанные, но всё же культурный народ, европейский. Не станут же они как какие-то варвары через лес да горы продираться. Пойдут они, как положено, по чисту полю, стройными рядами, со знамёнами прямо на наши пушки-пулемёты. А мы, со всеми удобствами сидя, их тут культурно встретим. Всё чинно-благородно.
     Но эти боши тупые, представьте себе такую низость, через дикий лес в горах, как разбойники, попёрли. Что же нам, месье, теперь - вылезать из тёплых казематов и переть в какую-то дурацкую штыковую атаку? Под танки с гранатами бросаться?  А кто винцо будет пить? А кому девок привезли? Нет уж, дураков нет.
     Так и сидели, пока Гитлер Париж не взял. А когда в Париже у Триумфальной арки ногой топнул, вылезли и стали ударно на своих заводах оружие для Гитлера делать, подводные лодки его в своих доках ремонтировать с производительностью труда даже более высокой, чем в самой Германии. Во как лебезили! Да ещё и дивизию соорудили с Гитлером на русских идти. А то ведь он Россию приберёт, а нам ничего не достанется.
     Ну кто мог такой быстрый разгром англо-французских армий предвидеть? Черчилль, похоже, думал, что уж Франция-то, да с Британской-то Империей (!) наваляют немцам как в Первую мировую. А Сталин не только думал, но и говорил: мол, раздерутся эти капиталисты как следует, измочалят друг друга до изнеможения, а мы тут свеженькие и подоспеем да и разберёмся с ними со всеми.
     Так, правда, и вышло. Да только не у Сталина, а у Рузвельта, когда американцы в Европу разрушенную приплыли, всё под себя подмяли и до сих пор там сидят командуют.

           Черчилль, хитрый лис, тогда в Дюнкерке выкрутился - со страху сумел ефрейтору Адольфу Шикльгруберу наживку подбросить: небось, дружбу обещал. А тот, лох, и губы раскатал: ну как же - сам лорд ему, плебею, руку протягивает.  Возможно, конечно, что ефрейтор сам в друзья набивался, и потому  остановил своих танковых генералов у самого Дюнкерка. А мог бы играючи всю бегущую королевскую рать гусеницами передавить.
     Лис, разумеется, обманул. Понятно: не будешь же своё джентельменское слово перед безродной шелупонью держать и вообще с такой рванью знаться.
     Взъярился ефрейтор и бросился Лондон бомбить. Военного смысла в этом никакого, явно - со зла, от обиды, что так легко кинули.
     И опять же - не учит ничему прошлое: снова наступил ефрейтор с Гессом на точно те же грабли. Снова лорд пообещал что-то: то ли вместе на русских двинуть (ох, у ефрейтора слюнки потекли!), то ли хотя бы не вмешиваться.
         Обманул, понятно. Сперва вместе с Гитлером обманул Сталина, а потом и Гитлера. Вот он - класс лордовской дипломатии! Правда, заметим в скобках, что джентьмены и друг друга кинуть не постесняются. Сэр Рузвельт сэра Черчилля ободрал как липку: Британскую империю разломал, обломки к себе подтащил, да ещё и золотишко британское подчистую выгреб. Выходит, что хитрые британцы вырыли для Союза яму, да сами же в неё и угодили.

     Сталин-то казалось бы - так всё предусмотрел, так задолго и так успешно будущее выстраивал! В борьбе за власть всех раскидал, коллективизацию провёл, индустриализацию, новую армию создал. И уж  простаком даже враги заклятые его назвать не могли. Того же Гитлера не раз вокруг пальца обводил. То линкоры и целые заводы у него выжимал, то в Польше под шумок попользовался, то Молдавию из-под носа увёл. А вот поди ж ты - обхитрил его Гитлер. Обхитрил, правда, на свою голову, но сначала удалось ему всё-таки.
      Выходит, что прошлый опыт полезен только тогда, когда он правильно осмыслен в новом времени, в настоящем.

Века и миры
      
      Для человеческого сообщества прошлое, настоящее и будущее коллективны, а единая, общая машина пространства-времени - это как бы общественный транспорт.
      До ХХ века основными коллективными машинами времени и пространства были книги и живопись. Они переносила сознание человека в прошлое, в будущее, в разные области пространства. В этой связке  сознание выполняет чрезвычайно активную роль. Читая книгу, глядя на статичную картину, человек в своём сознании активизирует образы, события, действия, создавая из изображений и текста виртуальную реальность.
      В ХХ веке была создана, а в ХХ1 развита техника огромной мощности - информационные машины времени и пространства: телефон, радио, кино, телевидение, компьютер, интернет. Всё это многократно расширяет поле нашего сознания, но есть и опасность: сознание становится менее активным. Оно получает информацию в слишком готовом, не требующем дальнейшей обработке виде. Стремительный поток разнообразной информации захлёстывает сознание, которое становится не участником процесса, а просто бездумным потребителем.
      Таким забитым информацией сознанием легко манипулировать, что и превращает информационные машины в оружие разгорающихся гибридных войн.

      Да, в общественном транспорте мы едем вместе, но сознание-то у каждого своё. Вот и коллективное прошлое тоже складывается из индивидуальных прошлых, в том числе из моего тоже. И чем дольше живёшь, тем всё больше становится опыта, больше личного прошлого, а персонального будущего всё меньше и меньше. Когда этого будущего самая малость остаётся, то оно уже перестаёт особо интриговать: всё с ним ясно. Зато прошлое захватывает всё крепче. А уж под конец своего бытия всё яснее становится, что прошлое - это и есть она, твоя жизнь.
      И вот теперь, набегавшись по той жизни, напрыгавшись, набивши шишек, нахватавши пряников, насладившись да нахлебавшись, понимаешь, что пора уже, пора подытожить, что прошёл, повнимательнее прошлый путь оглядеть. В молодости ведь проскакивал многое, не задумываясь особенно, а то и просто не замечая. В будущее спешил.
     Теперь своего будущего совсем чуть-чуть осталось. Но ведь у других - у детей, у внуков, будущего ого-го сколько, а путь по жизни, ой не прост. Так возможно,  мои блуждания, мои потери и находки будут им хоть малой ниточкой в каком-то отсеке лабиринта? А нет - так хоть прошлую жизнь своих предков получше узнают. Здесь в том  повезло индивидуальной машине времени, что из неё легко можно в общественную пересаживаться, то есть включаться в другие сознания через разговоры, чтение, фильмы, а теперь вот и через компьютер.

      У моей личной машины пространства и времени запас хода не так уж и мал.  Я ведь пожил в двух веках и в двух мирах.
     Половину ХХ века, 55 лет, прожил в мире советского социализма. До его распада, до самого 1991 года жил в нём. Кровавом, жестоком, катастрофическом, но и вдохновенном, славном, величественном. Помню время страшной войны. Пусть совсем ещё детской памятью, отрывочно, только вспышками, но всё же помню. Хорошо и уже вполне сознательно помню надежды послевоенного подъёма. Потом, конечно, гордое величие космических достижений.  А дальше - крах СССР.
     Теперь уже три десятка лет живу в мире русского и американского капитализма. Для России - в мире до сих пор бурлящем; для Америки сначала триумфальном, а потом упадочном.
     Так что могу на своём опыте сравнивать два века и два мира. Звучит, конечно, патетически, однако я говорю это не в философском, а в чисто житейском смысле: что вокруг происходило, что видел, что испытал, что делал, о чём думал. И все события могу с двух сторон видеть и понимать - с нашей стороны и с их стороны.

       ХХ1 век уже двадцать лет отсчитал, однако до сих пор мы всё ещё двигаемся на достижениях прошлого века, когда такие произошли сдвиги, переломы, такие падения и взлёты, что надолго запомнится человечеству ХХ век.
      Буйное помешательство войн и революций. Создание оружия всеобщего окончательного самоуничтожения. Распад одних империй и формирование других. Новые устройства сообществ людей.
      А развитие техники - это совершеннейшая фантастика! Даже представить трудно: только что человек слез с лошади, на которой тысячи лет ездил, только что задул свечи, и на тебе - электричество, радио, автомобиль, самолёт, телевидение, ракета, компьютер, роботы... В космос человек вышел, до Луны добрался. Если и таких чудес мало, то вот уж совсем немыслимое - искусственный интеллект, то есть передача каких-то аспектов человеческого разума небиологическому носителю. И всё это - за один век! Нет больше на всём длинном пути человечества такого колоссального рывка в столь сжатый исторический миг.
     И ХХ1 век ещё не показал таких феноменальных достижений. Я вот в основном человек ХХ века. Так чем удивил меня век ХХ1? Пока что особенно ничем. Пока ничего принципиально нового. Всё катится от мощного толчка века предыдущего. Ну вот смартфон. Достижение, бесспорно. Однако же в принципе это телефон, телевизор и компьютер. Разве что три-ди принтер. Это да, это невиданная ранее техника.
      Новый век наверняка своё слово ещё скажет, но вот за первые двадцать лет в технике ничего такого ошеломительного, как было за первые два десятка лет в ХХ веке, как видим, нет.
      Так что пока остаётся прошлый век феноменом на грани чуда. Недаром он и сейчас ещё в прошлое не ушёл, он и сейчас ещё с нами своими достижениями, заблуждениями, идеями.
 
      Основными двигателями бурного прогресса в ХХ веке были две державы - Советский Союз и Соединённые Штаты Америки. Они мчались, то поддерживая, то пихая локтями друг друга, то одна обгоняла, то другая.  Да, Америка гонку выиграла. В Советском Союзе лидеры оказались злоумышленниками: сбили они державу с пути, погнали по кочкам, завели, наконец, в дремучую пущу, да там и прикончили. Америка резко ушла вперёд.
      Обидно сейчас об этом писать, а ведь было время, когда (верите ли?) американские инженеры ехали на заработки в Советский Союз. Америку в это время лихорадило: "великая депрессия", "валютный кризис", банки лопались, люди разорялись, голодали, стрелялись, с мостов прыгали. Вот и искали спасения в Советском Союзе. Магнитка, Уралмаш, Днепрогэсс - везде работали сотни американцев. И не только инженеры, но и рабочие.
      В Германии тоже жизнь была не сладкая. "Эрзац-хлеб" жевали. Так немцы за счастье считали в СССР подработать. И вообще СССР помог тогда Германии в тяжёлые для неё времена. Как потом оказалось - на свою голову. Отплатили немцы за всё хорошее.
      Был у Советского Союза в середине ХХ века реальный шанс не уступить в развитии, остаться двигателем прогресса. И хоть упустила страна этот шанс, всё же вклад её в невиданный бросок развития человечества остаётся огромным.
      А я ведь жил в той великой Державе, варился в той жизни, был её участником. Так что тот отрезок поражающего воображение прошлого является и моим тоже.

      Вот и хочется, чтобы то прошлое, которое в моей памяти существует, не исчезло с исчезновением моего личного сознания, а сохранилось бы здесь, в этих текстах. 

           Но не подумайте плохого - не мемуары пишу. Нет. Это я на своей машине времени по векам и странам катаюсь. И в своё удовольствие, и, может быть, для пользы какой, ну и чтоб машина моя работала, а не ржавела в бездействии. Что любопытно: вроде бы многие события прошлого и не вспоминал. Совсем, похоже, забыл. Но вот начинаю писать - и сам удивляюсь, как ярко всё в памяти оживает. Какие-то картины прямо-таки вижу, краски, лица, голоса, фразы памятные всплывают... Как будто действительно снова в те времена попал. Несомненно, что и воображение мне сейчас многое дорисовывает. Ну так я же не документальный отчёт пишу. Стараюсь вживую изобразить то прошлое. Так что, кто хочет туда со мной прокатиться - пожалуйста. С попутчиками веселее. Поговорить можно.


Военные годы

22 июня у нас в тылу

      Самая дальняя точка моей личной памяти - это начало войны. Когда она шарахнула, мне было почти пять лет, а психологи говорят, что как  раз с этого времени начинает формироваться память человека. Вот она войной и формировалась, да на всю жизнь эти тяжкие годы в память врезались. Не то что запомнились, или там запечатлились, а именно врезались. Неискоренимо. По живому, по ножевому.
       А может, забыть бы уже эту войну треклятущую? Ведь отгремела она, отполыхала, откровавила. Да только как я могу её забыть, когда  в её страшной пасти погиб на фронте мой отец, с молодых лет и на всю жизнь осталась вдовой моя мать, от голода и болезней умерла моя сестрёнка, да и сам я еле выжил? Куда я от этой памяти денусь?   
      Нет, то военное прошлое всегда со мной. Я жил в нём, многих знал, кто воевал, со многими людьми в разных странах беседовал и спорил, читал много самого разного о той войне. Так что в общей народной памяти о войне есть и малые кусочки моей личной военной памяти. Именно кусочки, отрывки, сохранившиеся удивительно ярко, объёмно. Вижу их перед собой, как голограммы.

      Вот первая из них, которая до сих пор всеми мелочами в памяти живёт. Я  стою у столба дощатых ворот. Серые доски кажутся мне, совсем маленькому, огромными, а столб неохватно толстым. Я знаю, что рядом мать держит меня за руку. Наверняка стояла рядом и сестра. Но я смотрю не на них, и не на женщин, столпившихся в воротах. Я смотрю на серо-зелёные, толстые, в поперечных складках, слоновьи какие-то ноги. Они шагают рядами, поднимая с дороги пыль тяжёлыми ботинками. Молчат стоящие вдоль дороги женщины, молчат шагающие ряды, и только ритмичный глухой топот сгущает повисшую в воздухе тревогу.
     Ряды идут, идут нескончаемо, но все стоят и смотрят молча. И лишь когда последняя шеренга скрылась за поворотом улицы, вдруг всё задвигалось, женщины загомонили, и в память мою вошло слово "война".
      Удивительным образом сохранилась у меня фотография, которую я поместил в начале книги. К сожалению, нет даты, но думаю, что это первые дни войны. Тогда фотографии были редкостью и делались только по особым случаям. А уж чтобы сделать коллективное фото детсадовских ребят - это должно было быть совершенно особое событие. Видимо, в детсад пришёл военный, чтобы рассказать детям, что происходит. К его встрече явно готовились: некоторые мальчики, в их числе и я (третий слева в среднем ряду), как бы в лётных шлемах и с бумажными самолётиками в руках, а на центральном плакате изображены истребители и бомбардировщики. Всё происходит наверняка до 19 июля сорок первого года. В этот день Сталин снял Тимошенко с поста министра обороны, а здесь на снимке Тимошенко ещё вместе со Сталиным.
   
      Слово "война", надолго и жёстко вошедшее в нашу жизнь, сначала было тревожным, но не жутким, а как бы лихим, задиристым даже. Здесь, в глубоком тылу, в отрогах Урала, казалось, что ненадолго пришла беда. Ведь в детском саду мы пели: "Красная армия всех сильней". Вот разобьёт Красная армия всех врагов, вернётся с фронта домой мой отец, и всё будет хорошо.
      От первых месяцев войны память сохранила даже весёлые картины. В наш городок привезли эвакуированных из Ленинграда и разместили их по квартирам. К нам в дом подселили несколько молоденьких девушек. Они привезли с собой невиданные в нашей глубинке наряды, форсили, хохотали, объявляли воображалисто: "Мы питерские!" А главное-то - привезли они  чудо тогдашней развлекательной техники: патефон.
     Вечерами к нам набивался народ - подружки девушек, местная молодежь - и устраивались танцы. Мы тогда жили в доме, где была большая кухня-столовая, две спальни с красивыми двустворчатыми дверями и просторная гостиная. Патефон ставили на покрытый скатертью стол - гордость матери: овальный, на толстой резной разлапистой ноге. Мы с сестрой забирались под стол и из-за бахромы скатерти наблюдали за танцующими. И вот ведь запомнилась с тех пор песня "В вихре вальса всё плывет". Она нам нравилась больше всего, и когда её заводили, мы выскакивали из-под стола, кружились и кричали: "Вихривалься!"
     Война тогда ещё не очень напугала. Всеобщее настроение было - что вот-вот этих глупых фашистов Красная Армия разобьёт, и вернётся прежняя благополучная жизнь.

22 июня на границе

     Конечно, совсем другое начало войны осталось в памяти тех, кого она накрыла своей страшной мощью. Семья моей жены, Тамары, жила в городе Хмельник Винницкой области. Её отец, Степан Семёнович Филиппов, служил офицером в погранвойсках, которые первыми приняли удар. Он и погиб на границе. Ни могил, ни следов там не осталось. На этом участке пограничники отбили первые атаки объединённых европейских войск и сумели продержаться несколько дней, что дало возможность погрузить женщин и детей в эшелоны и отправить их на восток.
     Тамаре было три года, и даже в таком возрасте врезалось ей в память на всю жизнь, как ехали они на открытой платформе, как самолёты с чёрными крестами с жутким воем пикировали на беззащитный эшелон, а бабушка накрывала детей от бомбёжки отеяльцем. Составу удалось убежать, но много людей погибло, а у Тамары до сих пор остался на ноге шрам от осколка.
     История Тамариной семьи и романтична и трагична.
     Степан влюбился в красивую девушку Зину. И ей видный парень понравился, но её родители и слышать не хотели о женихе, который старше на целых десять лет, а ей всего-то восемнадцать.
     Влюблённые встречались тайно, но однажды Степан приехал на телеге и сказал: "Хватит прятаться, как воры! Садись, поехали ко мне".
Она опешила, растерялась: "Да как же? Дай хоть вещи соберу...  Хоть нижнюю рубашку взять..." - "Нет, - говорит он, - если сейчас уйдёшь, не отпустят тебя. Давай садись!" 
     Так и сбежала она к своему любимому, вышла за него замуж вопреки воле родителей, которые отрезали её от себя и слышать о ней больше не хотели.
     У счастливой пары родились дети - Борис, а через шесть лет и Тамара, но дедушка с бабушкой даже взглянуть на них не желали.
     А Степан не унывал. Купил на зависть соседям платяной шкаф (у всех-то сундуки), а потом достал где-то вообще невиданную и неслыханную вещь - граммофон с трубой как расписной тюльпан. Вся округа набивалась послушать диковинку. Брат попросил как-то взять к себе музыку на какой-то праздник, но Степан отрезал: "Жену и граммофон на сторону не даю!"
     В тридцать девятом призвали Степана в армию, присвоили командирский чин и направили в погранвойска. Утром 21 июня 1941 года (обратите внимание на дату)  он велел жене быстро собираться: "Война будет. Здесь вам оставаться нельзя. Поезжай к своим, и как-то вместе немедленно уезжайте подальше от границы". Собрал документы, наобходимые вещи, даже записочки с именами разложил в карманы детской одежды (основательный был человек) и отправил своё семейство на телеге к зининым родителям.
      Приехали туда под вечер. Обстановка вокруг уже была так напряжена, что поняли родители: сейчас не до семейной вражды. Приняли свою дочь и внуков. Но старик и слышать не хотел, чтобы куда-то из своего дома ехать. "Я уже переживал оккупацию в Первую мировую. И ничего. Немцы - цивилизованный народ, они гражданских не трогают".
     На другой день рано утром, когда собрались пить чай на веранде, вдруг в чистом небе загудели самолёты и у них из-под брюха посыпалось вниз что-то чёрное. "Смотрите, - закричала Тамара, - самолёты нам картошку бросают!" И тут же загремело, загрохотало, дом закачался, дети с плачем забились под стол, взрослые заметались в панике.
     Пришлось всё бросить, наскоро документы да кое-какие вещички похватать - и на вокзал. Там уже толпы людей мечутся, составы штурмуют. В вагоны никак не втиснуться, хорошо хоть удалось на открытой платформе пристроиться. Поехали. А самолёты гоняются за поездом, бомбят, из пулемётов поливают.
      Эдит, молоденькая сестра Зины, при бомбёжках от страха пыталась залезть под одеяло, но бабушка не пускала её, потому что одеяльца хватало только на маленьких детей ненавистного раньше зятя.
 
     Много пришлось пережить в дороге: бомбежки, голодуха, иногда даже воды сутками не было. Однажды на остановке Зина побежала набрать воды, а состав вдруг тронулся. Кинулась она к своей платформе, а поезд ход набирает. Бросила воду, изо всех сил бежит, с платформы руки ей тянут, ухватили за руки за одежду, втащили кое-как, а из сумочки, что к поясу привязана была, какие-то документы высыпались. Тогда ведь у всех всё, что было, на себе носилось - куда там на платформе-то положишь?  Оказалось, что среди прочих бумаг, потерялось тамарино свидетельство о рождении.
     Однако удалось им всё же всем вместе добраться аж до Узбекистана. А там что делать? С собой только то, что на себе. Где жить, где работать? Зина никакой специальности приобрести не успела, пока жила за мужем, как за каменной стеной. А без работы с двумя маленькими детьми пришлось помыкаться.
     Родственники поддерживали, как могли. Потом устроилась она поварихой в госпитале, полегче стало. Сняла какую-то хибарку из прутьев, обмазанных глиной, заплатила за месяц вперёд. А у хозяйки представление о времени дальше недели вперёд не простиралось. Через неделю она заявилась: "Пуль ёк (денег нет), курсак пустой (живот пустой), вон с кибитка (без перевода)". Напрасно Зина пыталсь ей объяснить, что уже заплатила за целый месяц. Пришлось доплачивать, а уж потом платить только за неделю вперёд.

     А с датой рождения Тамары произошёл такой казус. Всю жизнь она считала, что родилась (как в документах написано) 7.07.1937. Красивая, конечно дата - три семёрочки. Но вот, когда начал я в 2016 году писать эту книгу, стал внимательно разбирать письма наших отцов с фронта. Писали они, примостясь где-то (может, иногда и на коленке), в основном карандашом, на обрывках разной бумаги, на газетах даже. Листочки все уже пожелтели, карандаш затёрся. Но разобрал я в одном из писем тамариного отца вполне читаемые строчки, где он поздравлял семью с днём рождения дочки, которой исполнилось два годика. И чёткая дата 7 июля 1940 года. Как же так, думаю - ведь должно быть три года. Но нет - чётко пишет: два. Не мог же отец перепутать! А потом вспомнил, что Зинаида Григорьевна, рассказывая про то бегство на платформе, говорила, что Томочке было три годика, когда её осколком ранило. Так это же был сорок первый год. Значит, действительно, не в тридцать седьмом она родилась, а в тридцать восьмом.
     Получается, что в эвакуационной нераберихе перепутали там что-то, когда выписывали новые документы, написали тридцать седьмой, а потом уж не исправить - подлинников-то нет. Так и осталось.
     Но в целом там, в Средней Азии, трудные военные годы семья пережила вместе, без потерь.

     Думаю сейчас: как же так - младший командир на границе был совершенно уверен, что вот-вот нападёт немец. Хоть и пели тогда: "И если к нам полезет враг матёрый, он будет бит повсюду и везде", военный человек понимал, что в битве с матёрым врагом всякое может случиться. И потому принял все меры, какие были в его силах, чтоб хоть свою семью из-под удара вывести. 
      Почему же старшие командиры в Кремле не верили в нападение даже тогда, когда оно уже произошло? Много странного, много до сих пор непонятного с тем первым днём войны. Теперь вот по разным описаниям, по мемуарам, по предположениям и догадкам пытаюсь представить себе, что  могло бы происходить тогда в высоких штабах.
 
22 июня в Москве

         Сталин приоткрыл дверь, сказал:
         - Валя, чай мне принеси.
         Отошёл было, потом вернулся:
         - Нет, лучше дай мне кипятку, я сам заварю. Мне из Грузии привезли. Хороший чай.
         Открыл пачку чая, сполоснул кипятком заварной чайник, насыпал хорошую щепоть, понюхал, залил кипятком, поставил на столик и накрыл толстой салфеткой. Сел рядом на железную кровать покрытую одеялом из верблюжьей шерсти. Задумался.

         Всё ли идёт правильно? Да, готовимся мы основательно. Хорошо, что заранее начали. Задолго. И правильно, что промышленные районы на Урале, в Сибири, на Дальнем востоке строим. А то наши заводы больно уж к западной границе близко. От войны не убежать. Когда всё вокруг горит, в своём стогу не отсидишься. А война - есть война. Мало ли что может случиться.
          Конечно, работать всей стране пришлось выше всяких сил. И жёстко пришлось действовать. Жёстко. А по-другому нельзя было. Не получалось по-другому. Зато какая теперь промышленность! Это ж на развалинах, считай. Всё отлаженно работает, как завод огромный. Вот потому и армию такую создали. Танки, пушки, самолёты. Никому не уступят. А то и переплюнут, кого хочешь. Так что когда начнётся - ударим так, что только щепки полетят от его свастики. Получит за свою глупость. Предлагали ему, не понял, болван. Сам решил. Тысячелетний Рейх! Брейх.
         Он помешал ложечкой заварку, налил в тонкий стакан в серебряном подстаканнике, откупорил бутылку красного вина, долил в стакан, отхлебнул.
         Третий день его мучала простуда. Голова гудела, в горле першило. Таблетки глотать не хотел - хороший чай с хорошим вином всегда помогает.
        Да, тут главное - момент. Черчилль всё время подзуживает. Он там на острове в штаны наложил. Паникует. И правильно паникует. Его Ла-Манш пока спасает, да надолго ли? Вот он меня и науськивает.
        Опомнились, буржуи. Заюлили. Предлагал ведь им вместе действовать, посадить на цепь, пока ещё щенок. Так нет - ему потакали, выращивали.  С Австрией, с Чехословакией. В Мюнхене, остолопы, открыли ему семафор. Да и с Польшей. Состроили хорошую мину при плохой игре.
          Поляки с чехами тоже хороши. Славяне, тоже мне. Им-то уж верную защиту предлагал. Ну ладно, чехи сами легли. Теперь лебезят, выслуживаются, танки ему клепают. А эти паны гонористые? Ведь воевать решили. Без танков и без самолётов. Неужели тогда не нужны им были мои танки да самолёты? На англичан с французами надеялись. Дураку понятно (а панам - нет), что месье да шевалье, что сэры да пэры воевать за каких-то там поляков не будут. За себя-то не смогли.    Франция уже получила, Польша вообще накрылась, теперь Британский лев хвост поджал, скулит. Спустили с цепи бешеного пса.
         Рано или поздно и на нас кинется. Но не сейчас. Нет, не сейчас.
Маршалы мои да генералы - им бы всё повоевать. Оно и понятно, на то они и военные. Давай ударим, давай ударим. Ага, ударим. Эти буржуи только и ждут предлога, чтоб всей сворой на нас кинуться. А там и японцы ещё. Жуков хорошо самураев проучил. Теперь сто раз подумают. Да и Китая им пока хватит. Но всё же. Никогда не знаешь, куда косоглазые смотрят. Турки тоже. Янычары. И хочется им и колется. Но могут сдуру. А против всех воевать - я же не сумасшедший.
          Весь мой Генштаб намёками да подъездами - привести войска в боевую готовность. Вот он армию развернул, вот войска сосредоточил, упредить нас может, вдруг нападёт... Ну куда он нападёт? Донесения, мол. А насчёт 15 мая не было донесений? Уж такие были донесения, уж такие точные. И что - напал? Нет, не напал, хотя тогда ему самое время было. Теперь пол-лета уже прошло, чего там осталось-то? А зимой он воевать не может.
         Ладно. Насели на меня мои вояки. Согласился, чтоб приграничные части привели в готовность. Но скрытно. Скрытно! По чужой территории не стрелять. На провокации не поддаваться!
         Путается моя разведка, путается. Вот Голиков уверяет, что всё указывает на 22 июня. А сам же точно мне показал, что у Вермахта ни зимней одежды, ни зимней смазки нет и не предвидится. Танков новых нет, только старые, которые уже по всей Европе поползали. Да и танки так себе... Гусеницы узкие - ни по нашей грязи, ни по нашему снегу не пройдут. Ну, авиация да, авиация у него сильная. Но англичане её уже уполовинили. Нефти у него мало, а синтетический бензин на морозе не горит. Румынию ему отрезать - и всё: встали и его Вермахт и его Люфтваффе. Гитлер, ясное дело, психопат. Но не дурак. Не может он всего этого не знать, не понимать.
          Ну да, подмял он под себя всю трусливую Европу. Теперь все они ему пятки лижут, в армию к нему кинулись, чтоб не опоздать кусок где урвать. Но ведь соображает он, конечно, что нельзя ему с нами сцепиться, пока за спиной Англия висит.
         Тут Гесс, это верно, занозу нам всадил. Неужели полетел договариваться? Чтобы вместе на нас ударить? Возможно. Только Черчилль, хитрый лис, тоже не идиот, чтобы не понимать: если поможет бесноватому волку нас одолеть, то следующая очередь - его. И шкурки от лиса не оставит. Так что будет этот сэр дрожать, сигары свои курить, коньяк пить и на меня надеяться.
          Вот и пусть. Пусть они с бесноватым раздерутся получше, измочалят друг друга, а мы потом свою гирю на весы положим, когда Черчилль слёзно попросит. Тяжёлая будет гиря. Но это не сейчас. Не сегодня. Сегодня никто никуда ни на кого не нападёт. А там посмотрим.

          Он допил чай и лег спать.
          И казалось, что только-только задремал, как вдруг чуть не в ухо "Товарищ Сталин, товарищ Сталин" - дежурный офицер:
         - Я говорил, что вы отдыхаете, а товарищ Молотов говорит "срочно". "Буди", говорит. Говорит "немедленно"... Извините...
         Кольнула тревога. Взял трубку, просипел больным горлом:
         - Слушаю.
         - Коба, война!
         - Что?!
         - Гитлер двинул. Бомбят Минск, Киев. Немцы перешли границу на всём протяжении.
         - Войну объявили?
         - Шуленбург бегает с какими-то бумагами.
        Сталин молчал. Потом вздохнул, сказал ворчливо:
         - Провокация это. Собирай всех. Ждите меня. Еду.

         В машине привалился на заднем сидении в угол, надвинул на глаза козырёк фуражки, прикрыл глаза. В голове стучало: "Неужели всё же кинулся бесноватый? Может, пугает? Чтоб мы ему с Англией помогли. Или наоборот - с Черчиллем договорился? Все они там... одним мазаны. Вполне мог толстяк пообещать ему не ввязываться. Вполне. Как тогда поступать? Момент выбрали не мы. Не мы. Но всё же это - момент! Использовать его. Ударить двумя нашими кулаками - на Сувалки, а на юге Румынию отрезать. И никто в агрессии не обвинит."
         - Эх, чёрт! - он дёрнул плечом и даже пристукнул кулаком по колену. - Как мы смотрели и радовались, что капиталисты между собой грызутся! А теперь что же? Теперь они будут смотреть и радоваться, как мы с этим псом бешеным сцепились.
          И всё же скорее всего - масштабная провокация. Чтобы заставить нас напасть и создать против нас единый капиталистический фронт.

          В кабинете Сталина уже была разложена на столе большая карта, вокруг стояли все те, с кем совещались вчера допоздна. Вчера все были деловиты, уверенны. Сейчас над картой повисла тревога, лица озобоченные, пожалуй даже растерянные.
          Когда Сталин медленно вошёл, все вытянулись, замерли, уставились на него. Молотов старается держаться спокойно. Тимошенко застыл столбом как в ступоре. Жуков сзади вроде как сурово хмурится, но такое ощущение, что отводит взгляд.
          Сталин подошёл к карте, некоторое время смотрел на неё в полной тишине, потом поднял взгляд на Тимошенко:
          - Товарищ Министр обороны! - ск:азал он с нажимом на слово "обороны" - доложите обстановку.
          Тимошенко начал показывать на карте, где немцы вклинились на нашу территорию, Сталин перебил его:
         - Как действовали наши приграничные войска?
         Тимошенко обернулся к Жукову, тот поднял голову от карты:
         - В связи с общей установкой не поддаваться на провокации масштабных боевых действий сначала не вели.
         - Значит, нам по зубам, а мы - руки по швам. Так что ли? - Он несколько повысил голос, но осёкся: ведь он сам настойчиво твердил, что главное - не поддаваться на провокации. Поэтому продолжал спокойнее. - А теперь какие указания даны войскам?
         Тимошенко подал Сталину раскрытую папку:
         - Пока ничего особенно серьёзного не наблюдается, поэтому готовим директиву на уничтожение всех прорвавшихся на нашу территорию вражеских частей.
         - Правильно. Но только на нашей территории. Границу пока не переходить. Я думаю что это всё же провокация. Большая, наглая провокация. Отправляйте директиву.
         Молотов наклонился к нему:
         - Там Шуленбург добивается.
         - Хорошо. Идите. Поговорите серьёзнее, выясните, какие у них претензии - может быть, удасться ещё всё уладить дипломатическим путём.

          Он отошёл от стола к окну, вынул из нагрудного кармана трубку, из бокового кармана достал пачку папирос, стал выкрашивать табак из папирос в трубку, раскурил её.
          А Жуков не поднимал головы от карты, водил по ней карандашом и с внутренним ознобом всю больше убеждался, что никакая это не провокация, а это самый настоящий блиц-криг. Немцы бьют под основания наших двух забитых войсками и техникой выступов - Белостокского и Львовского.
          На юго-западе у них не совсем получилось, а вот на западе они ударили с боков выступа, где и войск толком нет, быстро двинулись двумя клиньями вперёд, и если сомкнут эти клинья в тылу выступа, то Западному фронту конец. Уж кто-кто, а он-то лучше всех это понимает. Сам такое устроил япошкам: их большую, хорошо вооружённую, железно дисциплинированную, самоотверженную армию разрезал на куски острыми танковыми клиньями, окружил и разгромил.
          И вот теперь Гитлер устроил ему Халкин-Гол. Кромсает танковыми клиньями наши фронты, окружает, отрезает войска от баз снабжения, жжёт самолёты на аэродромах, бомбит скопища танков и рвётся, рвётся вперёд, обходя разрозненные островки сопротивления.
         Теперь что делать? Наступать? Да как наступать, когда фронт разрезан, по донесениям видно, что управление войсками потеряно, никто не знает точной обстановки. Самолёты на аэродромах побиты. (Сталин ещё не знает, а узнает - подумать страшно, что будет).
          Тогда что - обороняться. Какая там оборона? Нет её, обороны. Не учили ей, вообще к ней не готовились. Как её сейчас организуешь?
          Что остаётся - отступать? Попробуй об этом заикнись. Мы же с Тимошенкой уверяли, что не пустим врага на свою территорию, мы пресекали все разговоры об обороне, а отступление считалось трусостью и предательством. Да и не получится сейчас никакого отступления. Там столько всего напичкано! Столько тяжёлого вооружения. И всё на самом западе, на самом острие выступа. А клинья немецкие уже вон куда на восток ушли. Не вытащить нам уже всего из этого мешка. Не успеть.

          Довольно быстро вернулся Молотов с папкой в руках, подошёл к Сталину, тихо что-то ему сказал, раскрыл папку. Сталин читал, негромко переспрашивал, Молотов объяснял, заикаясь больше обычного. Наконец Сталин взял из папки листы бумаги, поднял их вверх и чуть не весело заговорил громко:
          - Вот вам образчик лицемерия, лживости и коварства фашистов! Это объявление войны. Сначала напали, потом объявили. А? Напали-то без объявления. Ночью напали. Подло напали. Я бы сказал вероломно. Почему напали? Потому, пишут, что наши войска сосредоточились возле их границы! А их войска, значит, возле нашей границы не сосредоточились. Как же они тогда напали, как же они перешли нашу границу, как же углубились на нашу территорию, если у них войск у нашей границы не было? И если они наши войска теснят, значит у них больше там было войск. Значит, именно они-то свои войска у нашей границы и сосредоточили. Нет, господа, не выйдет весь мир обмануть! Вы агрессоры, вы захватчики. (Он громко нажимал на "вы", произнося его с грузинским акцентом как "ви").
          Походил, пыхая трубкой, потом негромко спросил у Молотова:
         - Что Япония?
         - Молчат.
         - Турция?
         - Пока всё тихо.
         - Англия?
         - Так ночь там ещё, - наклонился к нему Молотов. - Я слежу, - и вышел.
         Время шло, донесения с фронтов приходили невнятные. Тревога росла, но никто не знал, что предпринимать. Наконец быстрым шагом вошёл Молотов, громко сказал:
         - Англия с нами. Черчилль выступил, помощь обещал.
         В кабинете как будто светлее стало. Все распрямились, смотрели бодро. Сталин заговорил решительно:
         - Не удался Гитлеру обман. Весь мир видит, кто агрессор, кто напал. И мы теперь будем поступать с ним как с разбойником. Товарищ Тимошенко, действуйте. У нас теперь развязаны руки.
         - Так точно, товарищ Сталин! По Сувалкинскому плацдарму и по Румынскому направлению?
         - Да-да. Побыстрее подготовьте приказ, чтобы к вечеру отправить в войска.

                *   *   *
          Когда Сталин стоял на трибуне Мавзолея и смотрел, как к подножию солдаты бросают знамёна со свастикой, он не вспоминал ту чёрную ночь. Не было её. Не было всех мрачных, кровавых, жестоких  лет безумной войны. Была только Победа!

 22 июня в Берлине

          Мелкая нервная дрожь била Гитлера изнутри. Все решения приняты, все приказы отданы. После вечернего совещания наступил спад, упадок физических сил, но голова лихорадочно работала.
          Всё ли рассчитано правильно, не будет ли какой неожиданности, не подстроил ли мне этот коварный грузин западню? Ведь у него огромная армия. Правда, дикая, неумелая. С захудалой Финляндией справиться не могли. В Польшу пришли в каких-то обмотках, с нелепыми длинными винтовками, со штыками. Из прошлого века. У меня ещё мелькнула тогда мысль: зря Сталину пол-Польши отдал. Надо было всю забирать, да и дело с концом. До Москвы было бы ближе.
          Генералы мои тогда сдрейфили: у него танки, у него пушки... У финнов русский танк на камнях сломался, так они крик подняли: невероятно, непредставимо, такая мощь, такая пушка! У финнов глаза велики. Порядочного танка никогда не видели, вот и пораскрывали рты. Ну, может, склепали русские кувалдами один огромный нелепый танк, да и тот в камнях застрял.
          Оно и понятно - что там, в их Союзе, за сброд? Пьяницы-славяне, дикие татары, горцы какие-то или там калмыки - не разберёшь. И этим быдлом управляют хитрые жиды-коммунисты. Этих-то надо вообще под корень. Даже нет - с корнем вырывать. Чтоб нигде больше не проросли.
          А командиры? Наклепал генералов из унтеров. Жуков у него там планирует. Бык упрямый. Удалось ему на Халкин-Голе, япошек насмерть перепугал. И сейчас то же самое хочет с нами повторить. Но война - не цирк: один и тот же фокус всё время показывать не получится. И мы тебе не азиаты желтолицые.
          Сталин заклинание себе придумал, что я не буду на два фронта воевать. А я и не буду. Где у меня два фронта? Черчиллю я такого пинка под зад дал, что он теперь долго со своего острова носа не высунет. Молится, чтоб я на Сталина двинул. И того против меня подначивает.
          В Африке что ли фронт? Ой, не смешите. Там Роммель с сотней танков англичан по пескам гоняет. У меня там тренировочный лагерь, чтоб воевать в жарком климате да в пустынях.
          Или что - во Франции фронт? Так там не фронт, а курорт. Все мои храбрецы рвутся туда по кабакам да борделям воевать.
         Вот и будет у меня один фронт - восточный.

         Гитлера одолевала сонливость. Он с трудом поднялся из глубокого кресла и волоча ноги поплёлся в спальню. Сразу заснул, но спал плохо, просыпался, снились кошмары - то ли чёрное облако душило, то ли чёрная стена надвигались на него, надвигалась. Он вскидывался в страхе, смотрел на часы.
         Под утро встал, принял душ, доктор сделал ему укол, дал какого-то порошка для бодрости. В чёрном мундире твёрдой походкой вошёл в зал, где уже сидели генералы, ожидая первых сообщений с востока. Видно было, что все в напряжении, которое вскоре сменилось бурной радостью: всё шло даже лучше, чем планировалось - танковые клинья врезались в русский фронт почти без потерь и шли теперь вглубь, наращивая темпы. Авиация сработала блестяще (Геринг важно надулся) - русские растяпы не успели поднять свои самолёты. Пехота идёт иногда даже не встречая сопротивления. Полное господство и на земле, и в воздухе! Русские в панике бегают в подштанниках и сдаются в плен. Это победа!
          Гитлер пришёл в радостное возбуждение - смеялся, всех хвалил, притоптывал ногой, бил себя по ляжкам.
         - Ну кто оказался прав? - кричал. - Вы опасались, что мало времени до зимы, а я знал, что надо начинать в переломный момент. 22 июня - вот что я знал! Солнцестояние! Кончается старое время - начинается новое. Сегодня началась новая эпоха - эпоха Тысячелетнего Рейха. Я установлю в мире арийский порядок! Вперёд, мои мальчики! Вперёд, белокурые бестии! Будем в Москве в октябре!
         Гальдер ухмыльнулся узким кривым ртом:
         - Теперь, похоже, что и раньше.
         - Я не возражаю, - таетрально поклонился ему Гитлер, и все громко захохотали, сбрасывая страшное напряжение последних дней.

          Однако, хохот был, пожалуй, несколько истеричным: многих из старших, опытных генералов одолевали подозрения - уж не приготовил ли Сталин ловушку? Что-то уж слишком легко прошло вторжение. Вот врежемся мы клиньями, а русские ударят под основания клиньев, и всё - кончился наш блиц-криг.
          Но с другой стороны - есть, явно есть у нашего странноватого фюрера какой-то дар предвидения что ли. Вот во Франции двинули мы танки клином на Дюнкерк, многие из нас тогда опасались, что англичане с севера, а французы с юга перекусят этот клин. И могли они это сделать. Могли. Сил у них вполне хватало.
         Но вместо этого англичане побросали оружие и бросились спасаться на свой остров, а французы решили, что наши танки - отвлекающий удар, и что основное наступление буден на линию Мажино. Так и сидели там, ждали нас. А мы танки повернули на юг - и напрямиг в Париж без препятствий. Ну кто мог такое предположить? Ни по каким военным теориям так воевать нельзя, а вот поди ж ты - получилось!
          Может, и в России так получится. Хотя русские наверняка французский опыт изучили, знают, как блиц-криг глушить. Ох, не простое дело задумал фюрер. Возможно, он знает что-то, чего мы не знаем. Шепчутся тут, что он какое-то письмо Сталину передал.
 
         А Гитлер продолжал веселиться:
        - Черчилль теперь напьётся как свинья от радости, что я оставил его в покое и ушёл на восток. Недолго будет радоваться - украинские и русские чернозёмы, бакинская нефть, неисчислимая дармовая рабочая сила сделают меня непобедимым!
          Мне нищий русский север не нужен. Там всё разгромить. Москву, все города их глупые разрушить, раскатать в пыль, чтоб и следов не осталось. Пусть всё лесом зарастает. Лес нам нужен. Ну и Герингу для охоты. (Все вслед за фюрером заулыбались). Вот Украину и Кавказ надо взять целыми. А когда Индию приберём и все колонии, тогда островок этот даже и штурмовать не придётся - сами на колени встанут.
         В счастливом воодушевлении Гитлер собрал всех, кто был в Рейхсканцелярии, усадил стенографисток и разразился длинной речью о гениальности своих планов, о доблести германской армии , о величии арийской расы и Тысячелетнего Рейха.

                *   *   *
          Когда Гитлер сидел в бункере с револьвером и ампулой яда на столике, он вспоминал ту радостную ночь, самую счастливую в его жизни, вершину великих свершений. Как могло случиться, что с той сияющей высоты он - великий, прозорливый, гениальный - вдруг рухнул в этот серый, дрожащий от бомбовых ударов бункер? В его больной, тёмной голове никак не вмещались эти странные события: глухой гул разрывов вверху, мёртвые Геббельс и его жена, убившие собственных детей, собака и Ева, погибшие от яда, и неизбежно, неотвратимо приближающийся его собственный позорный конец.
 
Подступают беды
    
      Это я как бы из тусклого окна коллективной машины времени в ту чёрную ночь вглядываюсь. Уж не знаю, точно ли так всё разглядел, или показалось многое. Видимость там плохая.

      В личной машине времени всё гораздо чётче видно. Так что пересяду туда и проеду в осень 1941 года, когда когтистая рука войны дотянулась до уральского тыла, и до нашей семьи тоже. Всё быстро стало меняться. Еда становилась всё скуднее. Электрические лампочки горели вполнакала, а потом и совсем потухли. Зажигали керосиновую лампу, но всё равно вечером окна надо было занавешивать одеялами. Девчонки уже не танцевали. Они меняли свои наряды на еду и жили впроголодь. Заводили пластинки с грустными песнями, подпевали в полутьме. А в ставни вдруг громко и страшно стучали палкой и кричали: "Затемнение!"          
          Взрослые шептались: "Правительство в Кубике". Так называли ближайший к нам большой город Куйбышев (Теперешняя Самара). Выходит, есть опасность, что и Москву могут сдать. Как такое могло случиться? Ведь всё лето газеты писали и по радио говорили, что Красная армия оказывает упорное сопротивление, что немцы несут огромные потери. И вот - правительство аж вот здесь, на Урале почти. Страшно это, непонятно, непредставимо. 

     Потом исчезли куда-то питерские девчонки. Наступали холода, надо было топить печку и где-то добывать топливо. Хорошо, что в доме был мужчина - мамин брат, мой дядя. Его имя - Николай, Коля, но мы звали его Кока. И хоть было "мужчине" всего 15 лет, но вот, оказывается, когда жизнь трудна, то мужские руки ой-ой как нужны!

     Это вот сейчас, когда быт налажен, когда в доме "все удобства", когда разная бытовая техника есть, когда не нужно ничего варить, а можно пойти в ресторан или купить готовую еду, когда обслуживающие фирмы по первому звонку бегут всё сделать - вот тогда и не нужен в общем-то в доме мужик. Ухаживай ещё за ним, готовь ему, стирай за ним. Да ну его! Вот почему в технически развитых странах так много нынче разводов, так много одиноких женщин. И не печалятся они: заведут себе собачку - вот и нет одиночества!

     А тогда, в те страшные годы, только представьте себе (понимаю, невозможно представить, но постарайтесь): электричества нет, водопровода нет, канализации нет, топлива для печки нет. Ни ресторанов, ни обслуги никакой. Всё надо делать самим.
      И Кока тут был для нас просто спасением. Целый день он проводит в паровозном депо, там работает и учится. Когда утром идёт в депо, отводит нас сестрой в детский сад, а вечером забирает домой. Дома у нас с ним важное и приятное дело - топить печку. Печка высокая, красивая, облицована белым узорчатым кафелем, который теперь сильно закопчён, потому что к печке пристроена плита, а у неё вместо дверцы большая жестяная воронка (назвается "форсунка"), куда нужно засыпать овсяную шелуху - лузгу, которая то дымит, то вдруг вспыхивает, выбрасывая из-под дверцы хвосты копоти.
     Топить печку умеет только Кока. Правда, депо ему в этом помогает: он приносит с работы черные промасленные комки ветоши. В печку  кладёт такой комок, на него насыпает намного лузги и поджигает комок спичкой, стараясь потратить только одну, потому что спички наперечёт. А потом я набираю из мешка в ведро лузги и подаю ведро Коке. Он осторожно засыпает в форсунку лузгу, помешивая её кочергой, чтобы сыпалась равномерно, чтобы горела постоянно, но не пыхала пламенем. Если сыпануть много - то потухнет, и разжигай её потом снова. А если пыхнет, то может и обжечь. Один раз Коке даже брови и ресницы спалило.
     Поэтому я держусь от форсунки подальше и в основном роюсь в мешке с лузгой. Там иногда улыбается удача: попадаются между пальцами кусочки дроблёного овса. Я их осторожно выгребаю - и в рот. Наберётся побольше - кусочки размякнут, их можно жевать, и получается вкусная тягучая жвачка, которая постепенно тает, но ненадолго забивает постоянно сосущее чувство голода. Кусочки эти попадались редко, потому что как только приносили в мешке лузгу, её долго трясли, чтобы все случайно оставшиеся в лузге зёрна овса и их осколки оказались на дне мешка. Их потом тщательно выбирали, и мать варила из них жидкую кашицу.
     Наша с Кокой обязанность также - носить из колодца воду. Кока несёт два полных ведра, а я, перекладывая из руки в руку, - бидончик. Везенье случалось и здесь: когда шёл снег, то его, пока он не покрылся паровозной копотью, собирали в бак и растаивали на плите. Вода получалась чистая, мягкая и даже, казалось, сладкая на вкус.
     Так что и в той убогой жизни были свои удачи и радости. Скажем, ветошь, прежде чем пустить её на растопку, отжимали в стеклянную банку, где набиралось немного чёрной жижи. Потом на банку надевалась жестяная крышка, в которой проделана дырка, а в дырку вставлен фитилёк. Получалась "коптилка". Горела она чадящим жёлтым пламенем, но всё же давала свет.
     Паровозное депо во многом помогало. Например, не было в продаже мыла. Но Кока приносил из депо куски каустической (люди говорили "коммунистической") соды, и мать сама варила из неё и ещё из какой-то вонючей гадости мыло.
     А ещё мы с Кокой собирали на железнодорожных путях ноздреватые камушки кокса. Они падали на рельсы сквозь колосники паровозов, и их разрешалось подбирать. Бывало, даже кусочки несгоревшего угля попадались. Это был уже вообще подарок судьбы.

      Клик! Реле времени в моей машине вдруг сработало.

      Вот сейчас у нас в Палм Биче коронавирусный карантин. Много времени для воспоминаний, рассуждений, предположений. Наш жилой комплекс построен в виде длинного прямоугольника, где в середине цветущий тропический сад, ручей, фонтаны. Поскольку это внутренняя территория, то на неё не распространяются карантинные ограничения. Так что нету худа без добра: можно сидеть с соседями у бассейна (на социальной дистанции, разумеется) и беседовать спокойно и подолгу.
      А то ведь всем всегда было некогда, все спешили куда-то, суетились. Вот мой сосед, мистер Якобсон, представляете себе - молоденьким солдатиком стоял на карауле в зале, где проходил Нюрнбергский процесс. Он показывал мне фотографии, вырезки из журналов и газет. Поговорить бы с ним поосновательнее. Он ведь всех этих злодеев фашистских видел, всё там слышал, наверняка много чего мог бы рассказать.
      Но он был многолетним бессменным мэром нашего небольшого городка, дома бывал мало. Да и у меня всё что-то дела... Ладно, думал, будет случай - побеседуем. А ему уже 99 лет было, и случай-то роковым оказался: умер он. Хорошо ещё, что я успел внука своего к нему подвести. Мистер Якобсон детскую руку пожал, а я говорю:
      - Запомни, Алекси, этот момент - ты к живой истории прикоснулся.
      И внук запомнил: в школьном эссе о войне описал этот случай.
      Но я так жалею, что сам-то о той живой истории мало что узнал!

      Зато уж теперь, в карантине, другой мой сосед, Стивен, много чего рассказал мне о прошлом Америки.
      - Вот, - говорит, - сидим мы тут в довольстве, в покое, на солнышке греемся, на орхидеи любуемся, - и он повёл вокруг рукой с приросшей к ней бутылочкой воды. -  Но не думай, что американцы всегда так богато жили. Я-то, правда тех тяжёлых лет уже не застал. но отец мне рассказывал, что было в 29-ом году, во время Великой депрессии. Сейчас такое и представить страшно.
      Отцу тогда было 10 лет. Семья жила в Нью-Йорке, в квартире на Парк Авеню. Сейчас это красивая улица, вдоль неё на много километров что-то вроде сквера с клумбами, с цветущими кустами и деревьями.
      - Да, я видел. Там ещё постоянно всякие необычные скульптуры выставляют, - вставил я.
      - Вот-вот. Фешенебельные, дорогущие дома. А тогда прямо посреди улицы шла железная дорога. Паровозы ходили. Дома все чёрные от дыма и гари. Мой отец - ну, мальчишка тогда - следил из окна за дорогой, и как только проезжал поезд, бежал в перчатках и с ведром к рельсам - подбирать выпавшие из паровозной топки угольки. Они были ещё горячие, нужно хватать их перчатками и бросать в ведро. Ими потом топили чугунную печку в квартире. Денег-то, чтоб топливо купить, не было. Едва на скудную еду хватало. Впроголодь жили.
      Я вытаращил на него глаза:
      - Почему ты мне об этом вдруг рассказал?
      - Да вот - сейчас тоже экономика жутко падает, безработица  растёт, как никогда. Не отбросит ли нас короновирус опять в ту депрессию? А ты чего уставился? Не можешь представить, что в жирной Америке так было?
      - Нет. Не в том дело. Веришь ли - как раз о том же сейчас пишу. Я сам со своим дядькой тоже угольки за паровозом подбирал.
      - Ну да? - теперь уже удивился он.
      - Точно, точно. И тоже голодными ходили. Только тогда не депрессия была, а война. Хотя конечно, и то, и другое люди сами себе устраивали.

      Что ж получается? И в моём и в его сознании то прошлое с угольками в настоящем присутствует, да ещё и удивительно синхронно. Может быть, всё же есть оно - некое поле коллективного сознания, включающее мысли всех людей о прошлом, настоящем и будущем? И там возможны всякие связи разных сознаний?

      Занесло мою машину что-то... Крутанусь-ка на разворот от пальм в ту нашу жестокую зиму сорок первого года, когда всё собранное между рельсов богатство мы бережно складывали в особую корзинку, и как наберём достаточно - устраивали необыкновенный праздник. Растапливали плиту так, что она пылала раскалённым малиновым светом, нагревали много воды и поочерёдно мылись в большом корыте.
     Ах, какое же это было счастье - сидеть чистыми, сидеть в тепле, без навьюченной на себя одежды, а просто закутавшись в махровый отцовский халат. Пышет жаром печка, горит коптилка, мы едим приготовленное по этому случаю редкостное блюдо - мятую прямо с кожурой картошку - и запиваем, обжигаясь, кипятком, настоенным на сухих смородиновых листьях, а по радио залихватски поют:

Три танкиста, три весёлых друга -
          Экипаж машины боевой.

     Потом мама занимается своими школьными делами, я рисую на клочке скупо выделенной мне бумаги танки и самолёты, чтобы мама послала их отцу на фронт. Ну  чем не райская жизнь?! Да ещё и на 7 ноября в Москве, как обычно, прошёл парад, Сталин был на трибуне Мавзолея, так что, как пишет с фронта отец, разобьют скоро фашистов, точно разобьют!

     Правда, голод донимал всё сильнее. И однажды мы с Кокой решились на дерзкое предприятие. Наша улица имела весёленькое название: "Тупая". А называлась она так потому, что недалеко от нашего дома её перегораживало чудесное предприятие - маслобойка. Там из семечек подсолнуха отжималось масло, отчего вокруг разливался умопомрачительный запах, от которого рот забивался голодной слюной.
     Матери иногда выдавали в школе талоны на жмых - сухие брикеты, состоящие в основном из кожуры семечек. Но если жмых долго варить, то наверх всплывали масляные пятна, шелуха оседала, а вода становилась мутной от отстатков семечек. Овсянка или мерзлая картошка, сваренные на этом "бульоне", были необыкновенно вкусны.
     Получать жмых ходил на маслобойку Кока, и там он подсмотрел, что хранился жмых в отдельном сарае, задняя стенка которого почти вплотную примыкала к забору. Под забором он подкопал в снегу лаз, подлез к сараю и в стенке сумел как-то между досок проковырять дырку, но слишком маленькую - не пролезал он туда.
     Тогда он мне стал рассказывать истории про разведчиков, говорил, что скоро ему исполнится 16 лет и он пойдёт проситься на фронт, обязательно в разведку. Даже тренироваться уже начал: ползать "ужом", пробираться везде незаметно. "Давай, - говорит, - и тебя научу". Подхваливал меня в процессе "обученья" - какой я ловкий, как тихонько подкрадываться я могу. В конце-концов поставил "боевую задачу": пролезть в сарай и набрать там побольше жмыха.
- Ага, - перепугался я, - там дед-охранник, знаешь, злющий какой! Берданка у него солью заряжена, как влепит в попу! Вон, мальчишки рассказывали - Ваське Смагину он влепил, так он сидеть не мог. Учительница в классе говорит: "Садись, Смагин", а он: "Можно, я лучше постою?" Ну и хохочут все.
- Ну чо ты сплетни собираешь? - возмутился Кока. - Знаю я этого Ваську, чирей у него на жопе вскочил, вот он и не мог сидеть. А ты чего - струсил? А как же разведчики? Идут на задание - и ничего. А у немцев ведь не берданка с солью. Автоматы! Эх ты - разведчик. Испугался.
- Ничего я и не испугался, если хочешь знать.
- Тогда давай, пошли!
     Эту "операцию" я не просто памятью, я её всей кожей, всем нутром своим помню.

     Тёмным вечером мы в снеговом туннеле подползли под забор,  и только вылезли перед стеной сарая с этой самой щелью между досок, как вдруг Кока молча вдавил меня в снег. На маслобойке что-то стучало: чух-чух-чух. За сараем, где мы лежали ни живы, ни мертвы от страха, была кромешная тьма, но из-за угла снег заблестел полоской света. Я как мог вжался носом в снег, уверенный, что сейчас грянет выстрел. Показалось, что и действительно грянул, когда снег вокруг меня вспыхнул искрами от луча фонаря. Не вскочил я и не побежал с криком "Мама!!!" только потому, что совершенно одеревенел от ужаса, даже дышать не мог.
     Очнулся только тогда, когда во дворе что-то заскрипело - похоже, дверь сарая. Тут уж я рванулся было ползти назад за забор, но Кока тихонько шевельнул мою голову и повернул её глазами к щели в сарае.
В этой щели помелькал свет, что-то там шуршало, звякало. Потом опять заскрипела дверь, и было видно, как удаляется от сарая свет притушенного фонаря.
     Кока подтолкнул меня к щели, оттуда вкусно пахло семечками. Я запустил туда руки, стараясь просунуть голову, но вдруг пальцы наткнулись на что-то твёрдое, округлое. Кажется, какая-то банка. Вытащил её через щель, Кока пощупал пальцами, понюхал, попробовал - резко развернул меня, сам развернулся к нашему лазу из-под забора, и мы моментально очутились на безопасной территории.
     Оказалось, что здоровая консервная банка почти доверху  наполнена невероятной, непредставимой вкуснотой - полуотжатыми семечками в масле.
     Как я сейчас понимаю, увидел старик-охранник совсем маленького ребёнка, оцепеневшего от страха, сжалился и подсунул банку с едой. (Ведь наверняка и у самого внуки были). Николай-то был глубже в снежной траншее, его дед, скорее всего, не видел.
     Мы, ясное дело, не удержались, тут же съели понемногу - по рту, по горлу, по всему телу разлилось  душистое маслянное тепло. Хотелось ещё, но Кока сказал, что много есть нельзя - живот заболит. Потом предупредил:
- Дома скажу, что мне на премию дали. Понял? Помнишь, я вилок капусты за хорошую работу получил?
- Ага. Мама нам ещё кочерыжку отдала. Во сладкая была!
- Ну вот. А теперь отжимки.

     Мы тогда не заморочивались по поводу того, что это было воровство: есть очень уж хотелось. Беспощаден он, царь-голод, беспощаден. Это я усвоил ещё до того, как "Железную дорогу" Некрасова прочитал.
     Ну а банка эта поддержала нас в ту зиму - мать добавляла душистую, жирную кашицу и в овсянку и в картошку. Вкуснее было, питательнее. Мы хотели повторить эту операцию, но на маслобойке собаку завели, так что уже не сунешься.

      Бороться с голодом и холодом становилось всё труднее. И на фронте, говорили, положение тяжёлое. Кока сказал, что пришёл состав с раненными бойцами, они говорят, что немец уже возле самой Москвы. И тут по радио чуть не в крик: "Разгром немцев под Москвой!!!" В детском саду был праздник - пели песни, радовались. Мама сказала, что теперь уже скоро фашистов прогонят и вернётся домой мой папа. А Кока расстроился: он же готовился стать разведчиком, а теперь что же - война кончится, и он не успеет попасть на фронт.
      Однако война всё продолжалась. Да ещё и морозы грянули трескучие, снегом завалило дома до крыш. Лузги не хватало, чтобы согреть большую квартиру, а еды, чтобы тело согреть, становилось всё меньше. Казалось - никогда не кончится эта жуткая зима.

     Но пришла, наконец, пришла весна сорок второго года. Голод кое-как пережили - природа подбросила еды. Появился щавель, пробились молодые побеги крапивы и сныть-травы - всё это шло на супы. Потом в траве созрели лепёшечки, как маленькие зелёные колёсики. Их было много - вся трава усеяна. Набирали их полную горсть - и в рот. Открылся рынок, там продавали ягоды, потом яблоки, грибы.
     Нам ещё и повезло неожиданно: прямо во дворе повылезло много беленьких, крепеньких шампиньонов. И вот удивительно - ведь как тяжело было с пропитанием, а люди шампиньонов не ели: считали их ядовитыми поганками. Мать знала, что они съедобны, даже сырыми их можно есть. Так что весь урожай достался нам.

Накатило страшное время

     Писем от отца с мая месяца не было, потом пришла бумага, что он пропал без вести. Но это всё же было ещё не так страшно: у нас с пол-городка такие бумаги получали, а потом находились люди.
     Промелькнуло короткое лето и опять накатили холода, а с ними и голодуха вернулась.
     Николаю исполнилось шестнадцать лет, он сразу же записался в добровольцы и ушёл в армию.
     Тогда-то и настали для нас самые страшные времена. Пришло письмо, в котором однополчанин отца сообщал о его гибели. Навалилось на нас горе. Дом наш совсем промёрз, окна изнутри затянуло льдом. Ютились как-то на кухне, да и там у матери плохо получалось с печкой. Не было мыла, да и вымыться было негде.
     И вот оно как устроено: чуть ослабел человек сам и свои линии обороны ослабил - сразу наваливаются на него конкуренты по жизни. Откуда-то появились и развелись во множестве тараканы, клопы, вши. Мыши даже забегали везде. Что они там могли найти съестного, эти мыши? Ведь каждая крошка людьми подбиралась.
     Доканывал нас постепенно голод и холод, поставив на грань существования. А для сестры моей - и за гранью: заболела она и умерла, умерла моя сестрёнка и до семи лет не дожив. 
     В Нью-Йорке, в Централ-парке есть памятник отважному псу Балто. Он в страшную полярную метель и стужу привёл свою собачью упряжку, на которой везли лекарства, в городок, где разразилась эпидемия дифтерии, чем спас от смерти много детей.
     Не было тогда в нашем гродке лекарств, и собачки такой не было, чтоб лекарства моей маленькой сестрёнке привезти.
   
     А у меня от той жуткой зимы остались в памяти только отрывочные тёмные видения, как в кошмароном сне.
     Вот лежу в постели одетым во всё теплое, что есть,  завернувшись в одеяла, и всё равно мороз колет горло, пробравшись в маленькую дырочку, оставленную для дыхания. Вылезти из кое-как согретой норы в комнату, где окна изнутри покрыты льдом, нет никаких сил, но сегодня я рад выбраться из постели, потому что на улице трескучий мороз с метелью, детский сад из-за этого закрыт, и маме придётся взять меня с собой в чудесное место.
     Мы бредём, увязая в глубоких сугробах, в лицо бьёт метель, не даёт дышать, забивает рот снежным холодом, но сквозь пургу уже видна цепь красных товарных вагонов, и мы быстрее, почти бегом рвёмся к ним, чтобы попасть наконец в их спасительное светлое тепло.
     Школьные здания тогда были отданы под госпитали, а классы размещались в товарных вагонах-теплушках. Внутри расставлены парты, жарко топится печка-буржуйка, под потолком горит электрическая лампочка, и после нашей промозглой и тёмной комнаты мне эта теплушка кажется необыкновенным чудом.
     Да что говорить! Для миллионов людей той лютой морозной зимой, для мёрзнувших в окопах солдат, для ютящихся в землянках людей, которых война лишила крова, для рабочих, стоящих у станков в так называемых цехах, где ещё нет толком  стен, такая теплушка была бы пределом мечтаний.
     Мать подбрасывает в буржуйку побольше угля, становится тепло, можно даже расстегнуть пальто и снять ушанку, а девочки, сидящие ближе к печке и обмотанные крест-накрест тёплами платками, развязывают их и снимают с себя.
     Я горд, что сижу рядом с настоящими учениками, стараюсь, как и они, писать карандашом на листке обёрточной бумаги буквы, которые уже знаю, и даже могу прочитать некоторые составленные из них слова. Пальцы, правда, замерзают, но я уже подсмотрел хитрость мальчишек: надо положить варежки под себя, и когда пальцы уже плохо гнутся, вытащить варежки и  быстро сунуть в них руки. А там тепло-тепло!
     Постепенно учительский голос мамы становится глуше, буквы расплываются перед глазами и я, разомлев в тепле, блаженно засыпаю.
     А вот назад идти в тёмный промёрзший дом не хочется ни в какую, но в теплушки уже набивается следующая смена, а нам надо уходить.
     Дома, кое-как пристроившись на кухне, мать проверяет школьные листочки, а я стараюсь следить за освещением: в лапах бронзового медведя от отцовского письменного прибора пристроена лучина. Она горит дымным пламенем, сгоревшая часть падает шипящими угольками в подставленное блюдце с водой. Мне надо во-время зажечь от догоревшей лучины новую и вставить её в медвежьи лапы.

     Лучина! В середине двадцатого века! Мне и самому сейчас в это не верится, хоть и вижу ту картину явственно, но как в кино о далёких временах убогой жизни. Неужели действительно происходило такое в стране, которая еще полтора года назад входила в число самых развитых стран мира? Нелепица! Безумие, совершённое бессмыслицей войны. Ведь это бедствие, которое люди устраивают себе сами. Представить только - они тяжёлым трудом строят цивилизованное общество, а потом сами разрушают его, отбрасывая себя в первобытность. Ну не безумие ли?!

     Потом - провалы в памяти.  Тёмным остаётся для меня то время, будто закрытое чёрными маскировочными шторами. Когда сидел, завернувшись в отцовскую моржовую шубу, во мрачной промёрзшей квартире, весь как-то ужимался, усыхал потихоньку, не желая больше не только двигаться, но и дышать, а сознание затуманивалось, гасло, гасло, уходя во тьму.
      Не знаю - возможно, у голодного и замерзающего детского организма не оставалось сил ещё и для работы памяти, а может быть, человек инстинктивно не хочет хранить картины тяжёлой жизни.
      Даже сейчас память противится мрачным воспоминаниям. Я просто заставляю себя писать об этих страшных годах, которые хотел бы наглухо забыть.
     А зачем же тогда пишу? А затем, чтобы хоть на своём малом опыте показать, какое это умопомешательство - война. Сознаю, безусловно, что не просветлят мои писания затмений человеческого разума. Так ведь капля камень точит. В боевом запале подошёл уже человек к черте самоуничтожения. Может, хоть теперь опомнится: затей он новую бойню - так ужасы прошлой войны окажутся лишь детскими страхами по сравнению с тем, что он устроит себе с новой техникой разгрома и убийства.

Отец

     Как обидно - не поминю я совсем отца. А ведь было мне уже почти четыре года, когда осенью 1940 года он ушел в армию. Отец ведь играл со мной наверное, учил, небось, ходить, говорить. Подбрасывал наверняка вверх на руках, как это любят делать все папы.
     Один единственный момент как-то связанный с отцом сохранила моя память, и храню этот кусочек бережно, хотя нет в нём ничего существенного, ничего интересного ни для кого, кроме меня. Ярко, до цвета предметов помню, как мы с сестрой сидим на полу возле большого открытого чемодана. За чемоданом видны чёрные блестящие ботинки отца и его темные брюки. Слышу даже, как радостно смеётся отец. А в чемодане лежит большая коробка с сероватым рассыпчатым лакомством - с халвой. Мы берём халву руками и набиваем рот этой восхитительной сладостью.
     Отец ездил в командировку в Чкалов (так тогда назывался Оренбург) и привез оттуда такой гостинец.
     Вот и всё, что осталось в моей памяти об отце. Ничего даже смутно не помню - ни лица его, ни рук, ни голоса. И только потом по рассказам матери и знавших его людей, по немногим сохранившимся нечётким фотографиям и выцветшим документам, и особенно по его письмам с фронта представил я себе его образ и недолгую жизнь.

     Мой отец, Павел Петрович Журавлёв, родился в 1913 году в семье терского казака в станице Незлобной Георгиевского района на Ставрополье. Про его отца, Петра Илларионовича Журавлёва, моего деда, я подробно написал в книге "Ты - Америка, я - Россия", в главе "Казачья шашка". Там же и про других родственников и про моего отца рассказано. Ну а историю терского казачество подробно изложил в любопытном, прямо-таки историческом описании один из моих родственников - Евгениий Вячеславович Журавлёв.
     Когда я уже учился в старших классах школы мне многие рассказывали про моего отца. Он был заведующим РОНО (районнный отдел народного образования). И проработал-то в этой должности неполных три года, но вот помнили его как умелого руководителя, который и дело хорошо поставил и к людям относился со вниманием и добром.
     И так помогла нам с матерью эта добрая память, так помогла! Может быть, даже и жизнь нам сохранила.

     Как я сейчас понимаю, отец был человеком очень деятельным и все хозяйственные проблемы семьи с удовольствием решал сам. Мать была другого склада. Она, как и все преподаватели русского языка и литературы, любила читать, писала стихи и была далека от хозяйственных забот.
     Отца беспокоило то, что он еще не прошёл обязательной тогда двухлетней воинской службы, а потому хотел бы исполнить эту висевшую над ним обязанность как можно раньше, пока дети совсем маленькие и не требуют особого отцовского внимания. Однако в то время люди с образованием, да ещё и с институтским (даже с незаконченным) были ценными кадрами, поэтому подпадали под отсрочку от службы. Но вот летом 1940 года был, как тогда говорили, "большой призыв", и отец с облегчением отправился наконец в армию.
     Перед отъездом он принял меры, чтобы устроить семье нормальную жизнь - привёз из Бугульмы брата матери, моего дядю Николая.
     Расчет отца казался правильным: весь сороковой и половину сорок первого года были для всей семьи спокойными и вполне благополучными.
     Народ тогда впервые после страшных лет революции, гражданской войны, после голода и разрухи почувствовал радость жизни в спокойствии и достатке. Потом люди, пожалуй до годов семидесятых, вспоминали эти несколько предвоенных лет как лучшие годы жизни. Да и по старым фотографиям, по фильмам и песням тех лет видно, что народ выглядел здоровым, добротно, красиво одетым, оптимистичным.

     Отец попал служить в Армению, на турецкую границу, чему был рад, поскольку как урожденец Кавказа любил жару и плохо переносил холод (что и мне с генами передал). В армии он научился водить автомобиль, чем очень гордился, продолжал заочную учёбу в институте, откуда ему присылали задания и контрольные работы, упорно учил немецкий язык. И хоть воинская служба, понятно, и сложна и тяжела, всё же, из писем видно, что было у него время читать литературные новинки и обсуждать педагогические взгляды Жан-Жака Руссо и Макаренко.
     Он закончил какие-то курсы, ему присвоили офицерское звание, и он стал посылать семье денежный аттестат. Мать посылала ему посылки с домашними печеньями, вареньями, соленьями, а вот ему почему-то посылки отправлять не разрешалось. Он как-то ухитрился отправить посылку с апельсинами (ведь дети никогда их не видели), но она через несколько месяцев вернулась, понятно, с гнилью.
     Конечно и там, на южных рубежах страны, тоже было неспокойно. В июле 1940 года воинская часть, где служил отец, перемещалась от Баку через Тбилиси в Армению, и отец писал: "Войск здесь такая уйма, что ты и представить не можешь. Турция (Англия через Турцию) дышит войной". Особенно усилилось напряжение с начала 1941 года: отец писал о постоянных учениях, маршах, дневных и ночных боевых стрельбах. Упоминал про некий особый марш-бросок "имени Будённого", настолько сложный, что "многие падали".
      Как я сейчас понимаю, ситуация с Турцией была неясной. И вот любопытной момент: из писем следует, что в мае и июне 1941 года войска там находились в постоянной и полной боевой готовности. "Даже в туалет ходим с оружием" - писал отец. А в письме от 23 июня читаю: "Всё время с 15 по 22 сего месяца не знаю, спал ли я, или это свершалось в процессе деятельности". Видно, ожидало наше командование, что вот-вот полыхнёт, возможно даже и с турецкой стороны.
     Отец в это время служил в штабе полка, и ему доступна была кое-какая информация. Уж не знаю, как тогда военная цензура пропускала такие вещи, но вот 26 июня 1941 года он пишет: "Вчера мы выступили. В это время в Москве шли переговоры с Турцией о проливах. Подошли на рассвете к границе. Но тут по прямому проводу сообщили, что Турция даёт согласие на нейтралитет и допускает наше вмешательство в проливы. Этого нам и нужно было. Сразу же отступили".

     Подумать только - проливы! Да, конечно, это была ещё царская, а потом и советская мечта. Если бы Россию не выбили из Первой мировой войны собственные предатели, шкурники, разные эсеры и большевики, то она вполне могла бы получить вожделенные проливы.
       Сталин потом пытался вернуться туда уже в новой войне, для чего отправил Молотова на переговоры к Гитлеру, но ответа тогда не получил. И кто знает, если правда перед самой войной немецкий самолётик удивительным образом прилетел незамеченным в Москву и привез Сталину письмо от Гитлера, то не было ли в этом письме коварного обещания согласиться на те предложения Молотова, по которым Гитлер двигал войска в Африку, а Сталин захватывал проливы? Ведь это ж так понятно. Гитлеру - вся Африка, мало что ли? Нефть тебе нужна? Так забирай её у арабов. Они всё равно не знают, что с ней делать. А мне нефть не нужна, у меня Баку есть. А вот проливы... Это ж вам не окно в Европу, а целая дверь. И не только в Европу.
      Очень уж упорно Сталин не хотел верить в нападение Гитлера. Не хотел отказаться от такой казалось бы вот-вот осуществимой мечты. Это же надо - на Западном фронте разгром, Гот и Гудериан уже Минск окружают, а Сталин всё о проливах печётся. Небось, и в кошмарном видении не мог вообразить, что вскоре случится с Крымом. Какие уж там проливы?!

      Здесь въедливый читатель может меня подловить. Ага, скажет, автор пишет, что Сталин с Гитлером хотел вместе на другие страны нападать.
      Что ж, перед войной (как и сейчас) во всём мире разные союзы создавались. Америка Гитлеру сперва весьма благоволила. Польша, Англия, Франция договоры с ним подписывали, пол-Европы в союзники набивались. Про "Атлантическую хартию" Рузвельта с Черчиллем напомнить? Это вам не какой-нибудь местный договор раздутый пропагандой в некий "Пакт". В той Хартии речь шла не о мелких "лимитрофах", там не приграничные территории, а - бери выше - весь Земной Шар делили-перекраивали. Между прочим, от пресловутого "Пакта" уже и следов не осталось, а цели "Хартии" до сих пор действуют.
      Сталин, понятно, разные политические комбинации тоже  выстраивал. А как вы хотели? Пока существуют на Земле разные государства, между ними будет идти соперничество, конкурентная борьба, а то и разные столкновения, вплоть до военных. И если может одно государство усилиться за счёт другого - не сомневайтесь: усилится. Может Америка у индейцев земли забрать - заберёт. Может у Испании, у Мексики чего оттяпать - оттяпает. Может Англия под себя полмира подмять - подомнёт. Даже у соседа, у Ирландии лучший кусок отхватить не постесняется.  И все другие-прочие тоже стараются себе прибрать где что плохо лежит.
      Ну а планы всякие... Что ж планы? Вот у Черчилля был план "Немыслимое". У Трумена был план атомными бомбами СССР забросать. И у Сталина были свои планы. Но планировать и желать много чего можно, главное в том - кому что осуществить удалось. Только это и есть факты.
      А в планах насчёт проливов, кстати, ещё и на историю можно опереться. Олег-то, князь наш, где щит прибивал? "На вратах Цареграда", как русичи Константинополь называли. И был он Константинополем аж чуть не тридцать веков. А Ыстанбулом, стал всего-то - смешно сказать - и одного века не наберётся. Вы скажете, что, мол, всё равно давным-давно всё было. Да? Тогда припомните, через сколько тысячелетий Израиль свои земли вернул?
 
      Ладно, что теперь гадать, кто чего хотел, да о чём мечтал, это ж всё домыслы. Важно, кто что сделал.
      
     Вернусь к отцовским письмам. По ним видно, что в первые дни войны, все ещё были уверены в нашей скорой победе, верили сводкам Совинформбюро, где сообщалось, что наглый враг понёс такие огромные потери, что вскоре будет разгромлен полностью. И отец писал, что этому безумцу Гитлеру скоро придет конец, в октябре у отца наступает срок демобилизации, а уж до октября-то фашистов точно прикончат, и он вернётся домой.
     Скоро стало ясно, что о демобилизации придётся пока забыть, однако на турецкой границе всё оставалось спокойно. Отец стал командовать взводом зенитных пулемётчиков, сам выучился стрелять, и писал, что немедленно собъёт любой показавшийся в небе вражеский самолёт. Но вражеских самолётов в тех местах не показывалось.
     26 августа 1941 года опять-таки непонятно, как пропустила цензура такие строчки: "Пишу это письмо через сутки после событий на иранской границе". В следующих письмах сообщает, что не может говорить, где находится, но пишет, что там живут курды. "Как нас увидят - так убегают и прячутся". Выходит - он участвовал в "иранском  походе"?

     Но во всяком случае до весны  сорок второго война серьёзно еще отца не коснулась, и ему, пожалуй, даже в голову не приходило, что не он, в армии, а его семья в глубоком тылу находятся на грани жизни и смерти. Мать в письмах не жаловалась, понимая, что помочь он ничем не может, он чувствовал неладное, задавал ей тревожные вопросы, но что она могла ему ответить?
     Казалось бы, отцу везло. Его братья  в это время оказались в самом пекле войны - старший, Александр, на юго-западном, а средний, Григорий, на западном. Но вот рулетка судьбы: они, пройдя смертельные бои, бомбёжки, окружения, отступления, атаки,  наступления, остались живы, даже серьёзных ранений не получили, а он, почти весь начальный год войны оставаясь в безопасном затишье, погиб в первых же крупных сражениях, хотя и успел повоевать. В последнем письме 12 апреля 1942 года он написал, что в боях в Крыму на его счету 8 уничтоженных фашистов, о чем была заметк:а в "Боевом листке" части.          
     Так что хотя в крымских сражениях счет потерь "полководцев" Мехлиса да Козлова позорен - 10:1 в пользу Манштейна, вины моего отца в этом нет: его личный счёт 1:8 в его пользу.
     Кощунственно говорить о гибели людей игровой спортивной терминологией, но ведь не мы начали эту безумную кровавую бойню, не мы открыли счёт.
     Конечно, я-то был бы счастлив, если бы счёт был 0:0, да только кто же меня спрашивал?

Крымский провал

     Теперь я знаю кое-какие моменты того крымского разгрома, в котором 9 мая 1942 года погиб мой отец.
     Там сталинский погоняла Мехлис и бездарный генерал Козлов позорно провалили керченскую наступательную операцию. У них было две хорошо вооружённых армии, которые успешно десантировались на Керченский полуостров, отбив его у немцев. И при умелом руководстве они вполне могли  продвинуться по Крыму на запад, соединиться со стойко оборонявшимися войсками вокруг Севастополя и выбить немцев из Крыма. Это, видимо, и было красивым и вполне реальным замыслом Верховного командования. Успех этой операции изменил бы весь ход войны, поскольку лишил бы немцев возможности двинуться на Ростов, далее на Кавказ и на Сталинград.
     Но Мехлис и Козлов готовили свои армии к наступлению, не позаботившись о флангах, Манштейн обошел с юга, ударил во фланг им и в тыл, окружил и разгромил.
     Потом Манштейн  навалился на Севастополь, порядком усилившись советскими танками и пушками с огромным запасом снарядов к ним. Даже склады с авиабомбами были им захвачены. И на отчаянно оборонявшихся севастопольцев обрушилась танковая, артиллерийская и авиационная мощь своей же армии. Ясно, что теперь никакой героизм уже не мог им помочь.

     Июньский провал сорок первого года хоть какое-то объяснение имеет: немцы напали внезапно, Красная армия не успела сосредоточиться и развернуться... А под Керчью никто на нас  внезапно не нападал, войска были и сосредоточины и развёрнуты,  Генштаб задумал всё неплохо, хорошо обеспечил операцию войсками и техникой. И живой силы, и танков, и артиллерии, даже авиации было больше, чем у Манштейна. Только выполнить всё надо было с умом. Но вот этого ресурса как раз и не оказалось. Такой замысел сорвать! Недаром Сталин бросил всердцах Мехлису: "Будьте вы прокляты!"

      К большому горю моей семьи и всей страны бездарные действия Мехлиса и Козлова привели к потере погибшими, пленными и пропавшими без вести 180 тыс. наших солдат и офицеров. Немногим повезло бежать через пролив на большую землю, побросав всю технику. Кому-то удалось укрыться в длинных крымских каменоломнях, но их судьба оказалась страшной. Они, как могли, продолжали воевать, совершая ночные боевые вылазки, немцы ничего не могли с ними поделать и пошли на жестокое военное преступление - травили их газами, пока все они не погибли мучительной смертью.
     Мой отец сначала тоже числился в пропавших без вести, но потом его однополчанин написал, что отец погиб от разрыва миномётного снаряда на железнодорожном перегоне Керчь - Владиславовка. Могил всех павших там конечно нет.
   
О жертвах

      Когда журналисты, историки, а за ними и наши государственные деятели говорят о "жертвах нашего народа, принесённых на алтарь победы", то мне такие высокопарные сентенции представляются странными. Ведь жертва - это специально, намеренно совершённое убийство человека или животного в подарок божеству. Нелепо как-то получается. Не жертвы мы приносили, а несли военные потери. 
     Что же касается потерь, то в нашей военной историографии происходят непонятные вещи: в нынешнем споре о том, кто внёс наибольший вклад в победу над фашизмом, наши историки упирают на то, что это несомненно Советский Союз, поскольку он понёс в войне наибольшие потери.
      В конце фильма "Освобождение" приводятся цифры военных потерь в разных странах. Там сперва идут небольшие цифры каких-нибудь чехов (непонятно, где они потери несли?). Потом у англичан триста с небольшим тысяч, у американцев даже больше - триста пятьдесят. (Это с японским фронтом). У немцев около десяти миллионов. И в конце, как некое достижение, наши - там написано - аж двадцать миллионов потеряли. Чам же тут гордится-то? С каких пор победа над врагом определяется собственными потерями?
     Погибших китайцев никто толком не считал, вроде бы, говорят, что миллионов 37. Во всяком случае, наверняка там людей перебито было больше, чем в Советском Союзе. Значит ли это, что в войне победил Китай? Или вот американцы с японцами воевали. У кого какие потери? И считать нечего - ясно, что японцев погибло многократно больше, чем американцев. А чья была победа?
 
      Понятное дело - на войне все врут. Говорят, когда фельдмаршал Суворов диктовал реляцию о победе и указал число убитых врагов, офицер штаба спросил:
      - Александр Васильевич, не много ли пишем?
      Суворов ответил:
      - А чего их жалеть, супостатов.

     Огромные собственные потери в войне совсем не доблесть. Скорее, наоборот. Глупо получается: все участники войны свои потери стараются преуменьшить, и только наши руководители прямо-таки соревнуются - кто больше своих погибших назовёт. Сталин сказал, что семь с половиной миллионов. И ясно, что он назвал (как это и положено) именно безвозвратные боевые потери. (Вот их и надо было в том фильме приводить).  Хрущов на вопрос американского Президента ответил, поглядев в потолок, что двадцать миллионов. (Это из такого "надёжного источника" в фильме цифру взяли?) Немцы тогда обрадовались: гляньте-ка - мы всего восемь миллионов потеряли, а эти тупые русские целых двадцать! Сами признали. Какая же это победа? Просто трупами нас закидали.
 
      Наши потом, чтобы как-то сгладить очередную хрущовскую глупость, стали объяснять, что он-де имел ввиду всеобщие потери населения за время войны. Но кто будет в это вникать? Никакими оговорками не поправить того, что в массовом сознании людей это миллионы убитых в боях советских солдат. Ведь другие участники войны только боевые потери и считают. Что у немцев - гражданские не гибли? Только в одном Дрездене заживо сгорело людей, как при бомбёжке Хиросимы. А в самом конце войны немцы вообще своих погибших считать прекратили. Не до того было. Но они упорно проталкивают свою придуманную цифру потерь, стараясь назвать как можно меньше. Только наши всем на потеху всё больше себе погибших приписывают.  Путин теперь говорит, что уже двадцать пять миллионов, а возможно, что даже двадцать семь. Сколько насчитает следующий? А чего их жалеть, своих-то?

      Вот Трамп сказал, что "русские воевали, они были нашими партнёрами в войне, они потеряли 50 миллионов". Три раза повторил - "50 миллионов". (Ему-то, понятно, наших не жалко). А в ежегодном послании к нации, перечисляя заслуги Америки, Трамп объявил: "Мы победили фашизм!". Вот так. Оказывается, русские тоже воевали, но в основном-то людей своих теряли (это ж надо - 50 миллионов!). Победили, конечно, мы, американцы, а русские просто нашими партнёрами были. Неумелыми.

      Странно, что никто из наших руководителей Трампу не возразил. А ведь сказал такое американский Президент не походя, и не просто чирикнул (ну, твитнул, как теперь у нас по-английски говорят), а заявил на торжественном, хорошо срежиссированном шоу с разными трогательными сценками, с постоянными восторженными вставаниями зала, с долгими несмолкающими аплодисментами, с возгласами "ЮэСэЙ! ЮэСэЙ!" Этот спектакль во всём мире смотрят. Получается, что Трамп на весь мир эту нелепую цифру наших потерь озвучил, а наши молчат. Что же, Путин с этим согласен? Тогда надо или признать это, или возразить. Нельзя же такие заявления просто так пропускать. Речь о наших людях идёт, о нашей стране, о нашей армии.

      Не надо думать, что Трамп считать не умеет. Он бизнесмен. Он привык жить в жёстко конкурентном мире, где используют любую возможность ослабить конкурента. Прекрасно владеет он одной из таких возможностей: если ты видишь, что конкурент выбрал ошибочную стратегию - всячески эту стратегию поддержи. Видит Трамп, что нашим руководителям нравится свои военные потери увеличивать, вот он и подыгрывает.
      В результате мы оказываемся в нелепой и слабой позиции. Мол, вот мы какие пострадавшие, вы уж нас пожалейте, разрешите нам быть среди победителей. Нет, не разрешили. Слабых не жалеют. Теперь уже официально Белый Дом заявил, что фашизм победили Америка и Англия.
 
      Не своими потерями, а потерями врага определяется победа. Да, теперь бывшие союзники спорят, от кого же враг понёс наибольшие потери. Американцы заявляют, что они взяли в плен больше солдат, чем русские, а значит и нанесли фашистам наибольший урон. Нет, совсем не значит!
      Во второй половине 1944-го приехали к шапошному разбору весёлые американские парни на студебекерах да на джипах, с тушонкой да с шоколадом, а Европа разбита-раздолбана, армии истрёпаны-измотаны, народ оборвался, оголодал. Тут самый великий полководец всех времён и народов выступил. Без танков, без пушек, без самолётов да пулемётов, без пистолета даже, взял в плен столько супостатов, сколько никакой полководец никогда не брал. Генеральского звания у него, правда, не было, только имя - Гленн Миллер.
      У немецких вояк тогда одна мечта осталась - к американцам в плен попасть. Там была лафа: солдатам тушонка, офицерам шоколад, специалистов - на хорошую работу в Америку, военных преступников - туда же (от русских подальше). И вот американцы, вместо пушек громкоговорителями воевали: заводили пластинки Гленна Миллера. Немцы как услышат "Чатануга чу-чу", так целыми частями под командой офицеров в плен и маршируют. Миллионами набились. Их не охраняли даже: куда они побегут? Не к русским же.
      Вот что главное: они ведь к американцам бежали потому, что пуще смерти боялись попасть на восточный фронт. То есть, по сути дела, в плен к американцам их загоняла Красная армия. И если бы не она, то и никакая "Чатануга" бы не помогла.
 
     Так что громили-то фашистов в основном советские войска. Вот и надо говорить, что мы победили, потому что уничтожили живую силу врага и его военную технику во много больших масштабах, чем наши союзники, которые тоже участвовали в борьбе, особенно на море и в воздухе.

      А жертвы действительно были. Но приносили их не мы. Это были жертвы фашистского зверства. Фашисты намеренно, целенеправленно уничтожали безоружных, беззащитных людей. Надо чётко разделить наши боевые потери и жертвы кровавого разбоя фашистов, не бросаясь наугад миллионами. И в фильме надо было сообщить, что такие-то были наши боевые потери, а вот сколько людей истребили фашистские разбойники на оккупированных советских территориях и в концлагерях.

      Я тут попытался хоть и наивно порассуждать, только результаты получил любопытные. Припомнил всех воевавших мужчин из моего ближайшего окружения - родственников, соседей. Кого лично знал. Конечно, такая моя "статистика" слишком мала для обоснованных выводов, и всё же по ней, как мне кажется, можно хотя бы приблизительно судить о наших боевых потерях.
      Из моих родственников по отцовской и материнской линии воевали пятеро - отец и четверо дядьёв. Отец погиб, а все дядья вернулись даже без серьёзных ранений. Из воевавших мужчин нашего двора погибли двое, пятеро вернулись - один с лёгким ранением,  трое калек, один  из плена. Из родственников жены воевали трое. Один погиб, один пришёл их плена, один - с повреждённой рукой. Выходит, безвозвратные потери составляют приблизительно 25%.
      Так что если всего за время войны на фронт у нас было призвано порядка 32 миллионов, то у меня получается, что не вернулись 8 миллионов. Это вполне согласуется и со сталинскими и с современными оценками боевых потерь. И если немцы честно подсчитают потери свои и своих союзников, то получится не меньше, а больше. Пусть бы уж помолчат про то, что их "трупами завалили".
       Своей малой статистике я сам удивляюсь: у меня получается, что раненых больше, чем убитых, как и всегда на войне. Пленных выходит порядка 4 миллионов, что тоже согласуется с "большой" статистикой. Между прочим, вернувшихся из плена никто в лагеря не отправлял, как наши "правозащитники" теперь пишут. Наш сосед дядя Ваня работал в артели инвалидов, а тамарин родственник, дядя Гриша, стал главным инженером на заводе.
      Кстати сказать, немцев в плену (в нашем и у союзников) оказалось в два раза больше. Это к вопросу о том, кто отважнее воевал.
      Попробуйте, мои читатели, по своим родственникам такие подсчёты провести. Интересно, что у вас получится.

      А вот официальная статистика могла бы быть более точной и ответственной. Может быть, наше теперешнее руководство стесняется оглашать боевые потери Красной армии, боясь, что они окажутся больше, чем у объединённых войск Европы? Мол, как бы не вышло, что наши воевали хуже, чем противник. Это же опять-таки глупо! Ладно, пусть немцы, румыны, итальянцы, французы и прочие венгры воевали ох как хорошо. Ну просто замечательно воевали. Только вот войну-то всем скопом проиграли. А советские плохо воевали, неумело, неправильно. Но вот поди ж ты - победили как-то. Размазали всё это храброе воинство, раздавили и каблуком растёрли.
      
      Да, советские люди воевали самоотверженно, жизи не щадя. Да, это страшное, неизбывное горе, невосполнимая  утрата - гибель наших людей. Родных, близких,  соотечественников.
      Но величие нашей Победы не в том, что столько наших людей погибло, а в том, что, получив страшные удары в первые полтора года войны, испытав тяжёлые неудачи, понеся потери, Советский Союз смог выстоять и разбить врага.   

Спасение

     Тогда, той жестокой зимой 42-43 года наша жизнь не могла, пожалуй, продолжаться долго. И я и мать последовали бы, наверное, за сестрой. И вот тут спасла нас добрая память людей об отце. В нашем городе был детский дом. Мой отец, в бытность свою заведующим Районо, уделял детдому много внимания, старался выделить ему, что получше. И женщина, директор детдома, помня об этом, взяла мою мать к себе заместителем. И ещё одна женщина, Щербинина Ольга Дмитриевна, которая до войны была коллегой моего отца по работе, помогла нам - переселила нас в квартиру, часть которой занимала сама.

     Детский дом сносно отапливался, там были керосиновые лампы, а когда с керосином стало туго, то всё же не лучина, а свечи. И матери разрешалось брать меня (как сына погибшего на фронте офицера) на работу с собой и даже там подкармливать. Хоть и тот же неободранный овёс, да картошка с кожурой, но всё же пропитание. А однажды, уж не помню, на какой-то праздник что-ли, оказалось в тарелке необыкновенное лакомство - нежное,  во рту не колется овсяными остьями, а просто тает. Манная каша!
     Скрашивало скудное меню ещё одно обстоятельство. За городом был (надеюсь, что и сейчас есть) огромный чудесный смородиновый сад, пожалуй, плантация даже. Заложил сад какой-то купец до революции, но вот власти и потом его сохранили. Большая делянка сада отводилась детскому дому. В сезон там собирали урожай крупных, сочных, сладких ягод. Часть дети съедали "живьём", а часть сушилась, и потом зимой варили овсяный кисель со смородиной.

     Между прочим, и сейчас от такого лакомства не отказываюсь. Правда, только когда живу в России, а в Америке чёрной смородины, нет. Оказывается, смородина и крыжовник были в Америке с давних пор запрещены к разведению, поскольку на этих кустах обнаружили некие бактерии, которые губят леса белого дуба. Потом, правда, нашли такие бактерии и на многих других растениях, научились с ними бороться, но запрет так и остался. Сейчас в некоторых штатах запрет снят, но люди к этим ягодам не привыкли, а потому и спроса на них нет.
 
     Смородиновый сад запомнился мне одним жутким случаем, воспоминание о котором и сейчас вызывает во мне ужас. Плантация располагалась за рекой, через которую был натянут шаткий канатный мост. Летом моя мать и ещё одна молоденькая воспитательница вели через мост группу детей в сад. Дети маленькие, плавать не умели, мать тоже не умела плавать. И хотя все были привязаны за пояски верёвочкой, одна девочка как-то выскользнула из связки и упала в воду. В ту же секунду мать прыгнула за ней и я, похолодев от страха увидел, как обе головы скрылись в воде. Все замерли, остобенев. Быстрое течение крутило на воде воронки, но люди исчезли. Потом каким-то завихрением воды выбросило что-то тёмное из глубины и прибило к берегу: мама непонятно каким чудом выплыла сама и вытащила девочку.
     Чуть не остался я тогда круглым сиротой, но сжалилась судьба, отвела беду.

     Ну а детский дом оказался нашим спасением и от голода, и от холода. С жильём тоже повезло: с Тупой улицы мы перебрались на Коммунистическую, и вместо наших трёх комнат и кухни-столовой оказались в одной небольшой комнате, где всегда было тепло, а порой и просто жарко.
     Причин тому было несколько. Во-первых, стены и потолок были сложены из толстых саманных блоков. Это местный стройматериал из смеси глины с соломой. А чтобы глина не размывалась дождём, дом был облицован кирпичом. Во-вторых, квартира находилась на втором этаже, так что пол был всегда тёплым.
     Но главное - центральное место на этаже занимало циклопическое, немыслимое в городской квартире сооружение - русская печь. Когда её топили, она обогревала нашу комнату, две комнаты нашей соседки и общую кухню, куда как раз выходило арачное устье печи - место, где и происходит топка и приготовление еды.
     Даже такое устройство там было, которое сохранилось уж не знаю, с каких стародавних времён, точно уж, со времён доспичечных: загнетка. Это небольшая ниша в топке, куда загребались (загнетались) не до конца сгоревшие угли. Они там тихонько тлели всю ночь, а утром можно было от них снова зажечь огонь без спичек, что мы и делали.

     В нашем дворе было два источника бесспичечного огня: наша загнетка и дядя Петя - одноногий сапожник, который умел высекать огонь ударом стального бруска (кресала) по кремню, а потом раздувать тлеющий от искр трут (кусок высушенного древесного гриба). Когда у кого-то кончались спички, шли к дяде Пете или к нам. Процесс добывания огня с помощью кресала был довольно длительным, а у нас лучину от загнетки зажагали сразу и потом быстро бежали домой прикрывая огонь от ветра ладонью.
     Кстати, потом в школе мне не надо было учить урок про жизнь первобытных людей - я и так хорошо представлял себе, как они сохраняли огонь.
    
     В силу эффективной теплосберегаемости дома, а также в силу того, что в тело печи уложено большое количество кирпичей, нагревающихся при топке и долго держащих тепло, топить печь даже в сильные морозы можно было не каждый день. А у нас в комнате было ещё и преимущество: к нам выходила задняя часть печи с лежанкой. Это как бы подогреваемая кровать-спасительница в затяжные и морозные уральские зимы. Чуть я простужусь, приболею - натапливали печь, мать укладывала меня на лежанку, завёрнутым в простыни, ещё и укрывала одеялами. Всю начь пот с меня лил дождём, мать меняла простыни, а утром вставал здоровым.

     Умно была устроена печь. Поверху шли длинные карнизы для сушки белья и одежды, в массивном теле печи - многочисленные ниши, где сушили посуду, варежки, сухари... Ниже - высокие ниши для сушки валенок. Спереди, под устьем, подпечье - большое пространство, где держали тазы, корыта, вёдра, большие кастрюли. А сбоку в печь был вмазан чугунный котёл. где во время топки нагревалась вода. И хотя котёл был не в нашей комнате, а в соседской, горячая вода была общим достоянием.
     И вот смешно: горячая вода в квартире была, а холодной не было, поскольку не было в доме водопровода. (Ну и, понятно, канализации). Воду приходилось носить вёдрами из уличной колонки метров за сто от дома.
 
     Я последний раз был в той квартире где-то в начале шестидесятых годов, а водопровода и канализации там всё не было. Интересно, есть ли сейчас, или и в двадцать первом веке всё носят воду из колонки вёдрами и бегают в лютые морозы со второго этажа в дворовый сортир?

     Но продолжу танцевать от печки. Если бы эта фантастическая штука досталась только нам с матерью, то был бы это бесполезный дар. Дело в том, что для этого агрегата требовалось огромное количество топлива. И не какого-нибудь. Прожорливого благодетеля нельзя было натопить овсяной лузгой. И для угля печь не была приспособлена. Нужны были только дрова. И не любой породы. Хвойные не годились, потому что стреляли угольками, что могло привести к пожару. Берёза, клён, в идеале - дуб. Да ещё и хорошо высушенные, иначе гореть не будут, а только надымят. Где ж было набраться такого богатства?
     Однако топилась печь, топилась. И это благодаря нашей "райской" соседке, Ольге Дмитриевне (заглаза все её звали Ольгушей), которая занимала ответственный пост то ли в райкоме, то ли в райисполкоме.
     Это была колоритная женщина - крупная, в теле ("справная", как говорили во дворе), с громовым голосом. Она была "партейкой", то есть членом партии (разумеется, коммунистической; других партий в Советском Союзе не было), что ещё придавало ей неординарности. Стать членом партии тогда было непросто, отбор был жёсткий, серьёзный, не то, что после шестидесятых, когда в партию мало кто рвался, и приходилось людей туда загонять. Так вот у нашей "партейки" были кое-какие привилегии: в частности, ей отпускались дрова.

Привилегии

     Когда в так называемую "перестройку" среди информационных средств уничтожения советской власти использовалось нагнетение страстей по поводу невероятных привилегий партийных "бонз", я вспоминал нашу Ольгушу. Да, она принадлежала к партийному руководству. Да, у неё были привилегии: и дровишек ей подкидывали, и еды получше. Но и работала она, как и всё взрослое население, постоянно, без ограничений рабочего дня, без выходных и без праздников.
      С жильём тогда было очень сложно - много эвакуированных,  надо их размещать. Поэтому всех местных "уплотняли". Вот и Ольгуша "самоуплотнилась" - отдала нам часть своей квартиры.
      И на работе ей, пожалуй, иногда приходилось даже сложней и опаснее, чем другим. Тогда ведь не было мобильников, телефонная сеть была очень ограниченной, так что руководить приходилось, как сейчас говорят, "в ручном режиме", т.е. поездками по колхозам и предприятиям. А транспорт был только лошадиный. И людей в "руководящем аппарате" было так мало, что часто ей самой приходилось править лошадью. Летом ещё ничего - по теплу да в бричке веселее. Но зимой женщине одной ехать на санях в дальние уголки района - на это, знаете ли, не всякий отважится. Представьте себе уральскую зиму с метровыми снегами, с жестокими морозами, со свирепыми метелями. И нет дорог, вокруг, как и в пушкинские времена, "ни огня, ни тёмной хаты".
     Как-то раз, когда Ольгуша, закутавшись в овчиный тулуп, усаживалась в сани, я углядел, что она пристраивает под тулупом наган. Любители рассказов о кровавых коммунистических палачах здесь наверняка решат, что оружие предназначалось для арестов и расстрелов угнетённых рабочих и колхозников. Разочарую их. Всё не столь зловеще. В то время развелось много всякой дикой живности - зайцев, лис и, как следствие, волков. Охотники-то все были на фронте, отстреливали другого зверя. А у нас волки совсем обнаглели - на окраинах города всех собак из дворов потаскали. Так что без оружия отправляться в степь и в лес, особенно зимой, было опасно. Добавлю, что для руководства оставшимися в колхозах и на предприятиях женщинами, стариками и детьми наган уж точно был не нужен.
 
     Кстати, когда после войны вернулись с фронта не только герои, но и лихие парни, владеющие оружием и научившиеся убивать, преступность в стране и в наших краях на какое-то время резко возросла, и наша Ольгуша больше уже одна ни с наганом, ни без оного никуда не ездила.

     Так что свои привилегии "партейка" отрабатывала. И этот момент в рассуждении о привилегиях имеет ключевое значение. Конечно, любая власть в любой социальной и государственной системе обладает привилегиями, и любая власть всегда стремится сдвинуть соотношение привилегий и отработки в пользу привилегий. Советско-партийная власть - не исключение.
     В годы послереволюционной разрухи особых привилегий для власти просто неоткуда было взять. Но уже в сталинские времена властные структуры постепенно пытались получить побольше привилегий и поменьше их отрабатывать, с чем Сталин, сам лишённый такой страсти, воевал зачастую и впрямь военными методами.

     После Сталина поползновение начальства в сторону присвоения себе всё больших привилегий продолжалось со всё большей скоростью, но всё-таки не дошло до такого уровня, которого оно достигает в других социальных системах. Уж не буду критикам Советского Союза  тыкать в глаза разными шейхами, королями и королевами. Ладно, это вроде как следствие недоразвитости поклоняющихся им толп. Но и в "западной демократии", а теперь и у нас привилегии руководителей государства, компаний, банков и прочих областей капиталистического хозяйства достигают таких размеров, которые и в сладких снах не могли присниться советским "партийным бонзам". И что самое главное - привилегии эти или отрабатываются в неизмеримо малой степени или не отрабатываются вообще.
     Покупает некто Рыболовлев за сто миллионов долларов квартиру на Манхеттене, покупает за такие же деньги здание в Палм Биче, ещё чего-то накупает по всему миру. Этими миллионами он разбрасывается так, что понятно - их у него немерено. Нью-Йоркскую квартиру отдал при разводе жене, она её за полцены продала. Подумаешь, чего эти копейки считать. Палм-Бичевское здание снёс. Оказалось, это был ценный объект старой архитектуры. Американцы подняли было запоздалый шум, да что-то потом всё стихло. Небось миллионами шум заглушил. Где ж такой рыбки наловил? Говорят, в "Уралкалии" день и ночь до изнеможения вкалывал.
     Или вот Абрамович. Какими такими непосильными трудами на Чукотке миллиарды свои заработал?
     А сколько таких, кто вообще нигде не работал и не работает, а у него и острова, и самолёты, и яхты, и виллы. Что-то удачно купил-продал, на бирже спекульнул, лохов на пирамидку развёл.
     Так за что же общество всем этим шустрякам  такие привилегии отламывает?
     А самое удивительное вот что. Никого эти ребята не возмущают. Наоборот - восхищают. Люди уважают богатство, поклоняются ему, хоть и понимают, что собственным трудом заработать такие несметные капиталы невозможно, значит, получены они за счёт труда других людей, как раз тех, кто богатеям поклоняется.
      Но вот нравится подавляющему большинству людей такое общество, где как бы каждый имеет как бы возможность стать сказочно богатым, т.е. получить незаработанные, незаслуженные привилегии немыслимых размеров. "А может и у меня получится, - свербит, небось, в голове такая мыслишка. - Или у моих детей, у внуков. Сидишь себе на своём острове, летаешь туда на своём самолёте, плаваешь туда на своей яхте. Красота! А что всё это трудом других людей получено, так ведь они дураки, а я умный".
     В Советском Союзе даже теоретически таких возможностей не было. Ну пробъёшься ты правдами или неправдами, трудом или подхалимажем в большие начальники, да хоть самим Сталиным стань - какие ты привилегии получишь? Смех. Квартира государственная, дача государственная, машина - и та государственная. Яхты, или там острова? Такого даже государственного нет. Вилла в Италии, в Швейцарии, в Америке? Да если б кому из советских партийных "бонз" такое вдруг во сне привиделось, так он бы сразу помер от страха, Ежова не дожидаясь.
      А вкалывать пробившемуся придется так, что не стоят того те жалкие привилегии. И чуть что не так - вообще всё отберут. А если по жадности хапнул, что не положено, так и вообще к стенке приставят.

     И как ни парадоксально это звучит, а компартию сгрызли не за то, что она какие-то там привилегии давала, нет. Сгрызли её как раз за то, что не давала возможности получить и присвоить себе огромные, неконтролируемые привилегии, несоразмерные вложенному труду. Как в "цивилизованных" странах. И чтоб никто не спрашивал: "Где взял?"
    
Ячейка социалистического общества

     Советское общество к сороковым годам стало уже довольно однородным. Распределились социальные роли, минимизировалось неравенство, сгладились контрасты. Поэтому и в малой ячейке, типа нашего двора, вполне наглядно прявлялась структура и жизнь всего общества тех лет.
     Двор наш был окружён десятком домов, в которых жили, пожалуй, порядка пятнадцати семей.
     Взрослое население было в основном женским - мужчины воевали на фронте. Но несколько мужчин всё же было. Дядя Петя ещё в сорок первом вернулся с фронта без ноги. Ближе к концу войны вернулся из плена дядя Ваня. Хоть и сильно кашлял, но руки-ноги целы, чему завидовали женщины, у кого мужья с войны не вернулись.
      Единственной полной, даже сверхполной семьёй была семья Борьки и Вовки: у них была сестра, был отец, мать, дедушка и бабушка. Отец работал машинистом на паровозе. Мы его видели редко. Худой, весь прочерневший от въевшейся угольной пыли, он быстро пробегал через двор, спеша в очередную поездку, в которых проводил гораздо больше времени, чем дома. Мать тоже где-то работала и тоже дома почти не бывала. Так что хозяином в доме был дед. У него была лодка и набор рыбацких снастей. Рыбаки, как и охотники, были на фронте, поэтому конкурентов у деда не было, и он никогда не возвращался с реки без улова. Бабушка тоже добавляла семье пропитания: перед домом у них был палисадник, где она выращивала на грядках овощи.
     Детей во дворе было человек, пожалуй, двадцать. Девочек совсем не помню, да они и редко появлялись во дворе, потому что помогали матерям по хозяйству, а кто постарше - так и заменяли в доме метерей.
     Мальчишкам же была воля вольная. С утра до позднего вечера мальчишья ватага носилась по двору, по прилегающим улицам, захватывая и сильно разветвлённые железнодорожные пути.

     Социальная структура двора была, думаю, типичной для страны.
     Патртийно-государственное руководство олицетворяла Ольгуша, которая пользовалась непререкаемым авторитетом, но в основном не из-за своей партийной должности, а потому, что держала порядок, разрешала споры, помогала советами в разных "казённых" делах.
     Интеллигенцию представляла моя мать - самая образованная во дворе. Рабочий класс составляли машинист и ещё несколько женщин, работавших в паровозном депо. К сельскохозяйственным работникам межно с натяжкой отнести  бабушку-овощевода и деда-рыбака. Были и представители частного предпринимательства - инвалиды дядя Петя и дядя Ваня, которые работали в артели сапожников. Бабушка Ольгуши была пенсионеркой.
      И, конечно, самая важная тогда социальная группа - военные. Хотя они были далеко от нашего двора, понятно, что жизнь всех его обитателей определялась делами именно этой социальной группы. Как и жизнь всей страны под лозунгом: "Всё для фронта, всё для победы".

     Комната наша помещалась на втором этаже, в коммунальной квартире, как раз весь этаж и занимавшей.  В двух соседних комнатах проживала Ольгуша с сыном и бабушкой. Сын её вскоре уехал учиться в Нахимовское училище, стал потом красивым статным капитаном. А бабушка оказалась нашей общей: когда мать была на работе, и я оставался в комнате один, бабушка (я называл её бабусей) брала меня в свою комнату, читала мне книжки, учила и меня читать, подкармливала, чем могла,  поила настоями на разных травах.

     Это был единственный в городе двухэтажный жилой дом! И стоял он в самом центре, стена к стене с тоже двухэтажным "правительственным" зданием, где размещалось всё "райское" начальство: райком, райисполком, районо, и даже типография районной газеты. Здание было старинное, красивое, затейливо сложенное из фигурного красного кирпича.
     Наш дом попроще - облицован  обычным кирпичом. Однако же центр города! Здесь, как раз под нашими окнами проходил единственный в городе асфальтовый (!) тротуар, а проезжая часть улицы Коммунистической была замощена булыжником.
     И это ещё не всё. Вдоль булыжной мостовой и асфальтового тротуара на всю их длину (метров, пожалуй на триста) протянулся сквер с тремя аллеями - одной широкой центральной, посыпанной битым кирпичом, и двумя боковыми поуже. Сквер этот играл в нашей мальчишеской жизни вожную роль.
     Он служил нам игровой площадкой, где играли в разведчиков, а весной давал нам пропитание: там распускались жёлтые цветы акации, которые мы с удовольствием объедали, наслаждаясь их сладковатым вкусом.
 
      Кстати, недавно попались мне печенья с каким-то странно знакомым привкусом. Прочитал на обёртке, оказывается - в состав входит сок из цветов акации, по уверению производителя необыкновенно полезный для здоровья.

     Для меня сквер выполнял ещё и хозяйственную функцию. Дело в том, что в нашей фундаментальной печи еда готовилась редко - и продуктов для этого не набиралось, и дров было недостаточно. А летом и вообще печь не топили. Однако у русской печи есть шесток - как бы полка перед основной печью. На него помещают таганок - железное кольцо на четырёх высоких ножках. На это кольцо ставят кастрюли, или там сковородки, под ними разводят небольшой огонь и готовят еду, для чего хватало небольших щепочек или веточек. (Как же всё просто и толково, а!)
     Добыть немного даже этого горючего материала было нелегко. Наш двор когда-то был огорожен забором, но зимой забор вместе со столбами уже полностью сгорел в печках. А вот в сквере ещё можно было найти немного сухих веточек, особенно если залезть на деревья повыше. Так что добыча  веточек для нашего и соседского таганков была моим вкладом в общую борьбу за выживание, за что иногда мне перепадало из бабусиной кастрюли, где всегда было что-нибудь более содержательное, чем в нашей. 
     Так что жильё наше оказалось, как сейчас говорят, в самом престижном месте города.
    
Сталинград

      Спасительные изменения в нашей жизни произошли, скорее всего, в начале сорок третьего года, потому что все события этого времени, все разговоры крутились вокруг слова "Сталинград". И если недавно слово это произносилось тихо и со страхом, то теперь вдруг стало оно громким и радостным. Я помню, как дядя Петя, стоя на одной ноге и подняв вверх костыль, провозгласил: "Допрыгался Гитлер. Теперь ему точно капут". Фраза мне так понравилась, что я с тем же видом и с той же интонацией повторял её, вклиниваясь в разговоры взрослых, чем приводил их в восторг.
      
      Сталинград стал поворотной точкой, переломом не только хода войны, но и всей исторической судьбы нашей страны и духовной жизни её народов. Недаром именно в сорок третьем был создан Гимн Советского Союза, музыку которого написал тот же композитор Александр Васильевич Александров - автор "Священной войны". Причём знаменательно, что на радио после боя курантов стал теперь исполняться Гимн Советского Союза.
     До этого времени у страны не было официального гимна. Как будто История не была уверена в судьбе Союза, допуская разные исходы его существования, и только теперь окончательно уверилась в его будущем.
       Жутко представить, что было бы, если бы Сталинград не устоял. Весь мир тогда это понимал. И когда лучшая немецкая армия была в Сталинграде разгромлена, а сам фельдмаршал Паулюс, разработчик плана "Барбаросса", сдался в плен со всеми своими генералами и остатками войск, всем стало ясно, что Советский Союз теперь уже точно победит, и все бросились Советам помогать.

      Как горько теперь сознавать, что мы сами, по собственной необъяснимой глупости предали славу Сталинградской битвы. Личная ненависть к Сталину совсем изъела остатки хрущовских мозгов, и он совершил злодейское, преступное деяние: уничтожил главный, известный всему миру символ нашей Победы - Сталинград. Гитлер заявлял, что сотрёт Сталинград с карты, но не вышло у него. А у Хрущова вышло.
      Да, строй был тогда таков, что никто не мог перечить Генсеку. Но сейчас всё же другое время. Почему же до сих пор та хрущовская диверсия не исправлена? Как нелепо звучит: "Город-герой Волгоград"! С какой такой стати к этому косноязычному названию приклеено славное звание героя?

      Я был в этом, извините, Волгограде, поднимался с экскурсией на Мамаев курган. Потрясающий своей мощью комплекс! Родина-Мать - скульптурный шедевр колоссальной выразительной силы! Когда смотришь с высоты кургана на узкую и длинную полоску города вдоль Волги, то невозможно понять, как удержали тогда эту полоску перед натиском казалось бы непобедимого вражеского нашествия. Ведь здесь всё простреливалось, каждая улица видна, каждый дом. И не было там никаких оборонительных сооружений, никаких валов, никаких крепостей, как в Кёнигсберге. Какова же была сверхчеловеческая сила, стойкость, самоотверженность героических защитников Сталинграда, остановивших врага буквально на последних метрах перед Волгой!
 
      Экскурсовод был знающим, интересным, остроумным. Рассказывал про знаменитого пулемётчика, прославившегося в Сталинградский битве.
      - Верно, - сказал прихрамывающий старик в кителе с боевыми наградами, - все мы его знали. Классный был пулемётчик.
      - Почему был? - заулыбался экскурсовод. - Он жив и живёт здесь, в городе, который защищал, работает на швейной фабрике по своей военной специальности.
      - Как это - по военной специальности? Пулемётчиком что-ли? - загомонила экскурсия.
      - Ну да, - серьёзно кивнул экскурсовод, - тогда строчил и сейчас строчит.
      Все засмеялись, а я сказал:
      - Тогда он строчил в Сталинграде, но теперь в другом городе строчит.
      - Вот-вот, - пристукнул клюшкой боевой старик, - я в Сталинграде воевал. Все эти места, где те страшные бои шли, - он показал с кургана вниз, - прекрасно помню. Вот в ногу, как раз тут, под курганом, мне осколком попало. И где же он теперь - тот город, который я защищал?
      - Понимаю, о чём вы говорите, - нахмурился экскурсовод, - но это вопрос не ко мне. - И повёл эскурсию дальше.
      Нет на карте России Сталинграда, но в памяти народа, я надеюсь, он ещё есть.
      Страна будет праздновать 75-летие нашей Великой Победы. Президент Путин старается протитвостоять переписыванию истории Второй мировой войны. Самое время вернуть на карту страны, вернуть в историю войны, вернуть в сознание людей этот высокий героический символ. Как тогда, это повернуло бы вспять теперешнее ревашистское информационное нашествие Европы. Как тогда, прибавило бы нынешнему поколению россиян сил в борьбе.
 
     Тогда, после взрывной Сталинградской победы, всё как-то вдруг изменилось. Надо сказать, что даже в самое тяжёлое время сорок второго года регулярно выходили газеты и без перебоев работало радио. Его никогда не выключали, да и выключателя у репродуктора не было. Он представлял собою круглую чёрную тарелку, которая висела на стене под потолком.
      Тарелка обычно бубнила суровым голосом Левитана про то, какие города сдали "после тяжёлых, кровопролитных боёв". Музыка тоже была похоронной. То страшный бас пел: "Последняя заря, настало время моё", то страдающий женский тенор тоскливо выводил: "Догорай моя лучина, догорю с тобой и я".
     А тут левитановский тебр зазвучал радостно, в полную силу:
     - Ликвидировали окружённую группировку противника! Полностью освободили Сталинград от фашистской нечисти!!!
      И песни-то запели совсем другие.

Песни войны

     Я недавно просмотрел в интернете список песен военных лет и нашёл подтверждение тем своим детским впечатлениям.
     С начала войны и до Сталинградской победы военных песен было всего несколько. Да, конечно, в первые дни войны загремела, загудела набатом над страной песня "Священная война". Но это не песня была, это было знамя. Мощный призыв, приказ, которым жил и дышал народ. Поистине великое творение, которое и сейчас вызывает священный озноб. Это было, несомненно, самое значительное и самое действенное в своём жанре музыкальное произведение Второй Мировой войны, а может быть, и вообще всех войн.
     Слова про "смертный бой" в этой песне оказались пророческими, из-за чего её не хотели допускать на радио, и только когда враг уже подошёл к Москве, песню стали исполнять по радио как гимн каждое утро после боя курантов.
      А до этого, ещё оставалась предвоенная вера в то, что всё обойдётся  "малой кровью". Как выражение этой веры появилась бравая "Походная песня", где "молодые смелые ребята" лихо обещали: "Вы без нас, девчата, не грустите - мы придём с победою назад".
      Но удивительно - народ с первых дней войны скорее почувствовал, чем понял, что предстит именно "смертный бой", и почти все ребята и девчата, уходившие на фронт в сорок первом, никогда не вернутся назад. Поэтому больше таких бодряческих песен не появлялось ни в сорок первом, ни в сорок втором годах.
      И лучше всего отражает душевное состояние людей тех лет щемящая тоска песни "В землянке". Она практически одна и осталась в памяти о песнях, созданных в сорок втором году.
     В это время по радио звучали в основном довоенные песни, но отнюдь не задиристо-боевые типа "Броня крепка и танки наши быстры". Оно и понятно - бравые довоенные песни при тяжёлых провалах Красной Армии звучали бы как издевательство. От довоенных времён были взяты песни либо совсем не военного содержания, как знаменитая "Катюша", либо переделанные на военный лад, как "Синенький платочек" или "Тачанка" - позднее эхо Гражданской войны.

     Лихая "Тачанка" и в моей жизни сыграла роль, уж не знаю, положительную или отрицательную. Этой песне нас научил маэстро (расскажу о нём позже). Он так залихватски играл её на пианино и пел, притопывая и присвистывая, что все детдомовские мальчишки орали и вопили, что есть мочи, плохо соблюдая мелодию и перевирая слова. Особенно нас приводило в восторг, когда маэстро привскочив, проводил пальцем по всей клавиатуре туда и обратно, изображая пулемётные очереди.
     Из нашего нестройного хора маэстро выбрал двоих - меня и ещё одного мальчика. Имени его я забыл, но вот почему-то запомнилось, как я безуспешно пытался объяснить ему, что надо петь "тачанка-ростовчанка" (ну, из Ростова, значит - втолковывал я), а он всё равно разухабисто выводил "тачанка-растачанка".
     Маэстро с нами двумя отработал исполнение песни так, что мы с большим успехом исполняли её перед раненными бойцами в госпитале, где всегда находился кто-то, играющий либо на гармони, либо на балалайке.
     Кто-то услышал наше пение и привёл нас на местный радиоузел, чтобы мы исполнили песню по радио. Но в тесной комнатушке радиоузла не было музыкальных инструментов и никого, кто бы нам аккомпанировал. Да ещё и усталая женщина всё повторяла нам, что как только она махнёт рукой, мы сразу должны петь, и ни в коем случае нельзя останавливаться, нельзя кашлять или носом шмыгать, а тем более - говорить что-нибудь.
- Учтите, - пугала она, - вас будет слушать не только весь город, но и весь район!
     Мы съёжились от такой ответственности, и когда она дала знак, заорали дурными голосами в разных тональностях, совсем потеряв мелодию. Я с ужасом понял, что мы несём какую-то жуть, но помня, что останавливаться нельзя, отчаянно докричал слова до конца. Испытав позор сценического провала, больше я никогда в вокальном жанре на публике не выступал.

     Что касается военных песен, то практически все они стали появляться в сорок третьем году после Сталинградской битвы, когда     хлынули в народ просто бурным потоком. В этот период сорок третьего - сорок пятого годов и был создан тот золотой фонд прекрасных песен, которые и до сих пор покоряют души людей. "Тёмная ночь", "Огонёк", "В лесу прифронтовом", "Соловьи", "Случайный вальс", "Давно мы дома не были", "Ничего не говорила..." - такие песни грели души солдат, помогали и на фронте и в тылу переживать нечеловеческие тяготы той жесточайшей войны.
     А вот весёлые, удалые песни тех лет отражают  психологический перелом фронта и тыла, настроенность уже на победный тон. В этом плане любопытно, что некоторые из таких песен, как например, "Смуглянка", "На солнечной поляночке", "Вася-Василёк" были написаны ещё до войны или в её начале, но не вписались тогда в тональность тяжёлых лет и "вышли в свет" только в победные годы.
     Я рос с этими песнями, конечно помню их до сих пор, и они безусловно эмоционально окрашивают мою память о войне.
      Военные песни были очень существенной частью духовной жизни народа. И вот интересно: даже сравнение советских и американских песен тех лет ярко показывает, какая это была разная война для нас и для них.
      У американцев в общем-то и нет действительно военных песен. Даже, казалось бы, боевую песню лётчиков "Мы летим, ковыляя во мгле" поют они  весёленько так:

                Бак пробит, хвост горит
                И машина летит
                На молитве (наши перевели "на честном слове")
                И на одном крыле.

И припев игривый детский: "Бом, бом, бом, бом". Вроде как это игра такая.
     Уж не знаю - бомбёжку "военных" объектов Дрездена что ли они так изображают?
      А в основном к военной тематике у них были приспособлены разные развлекательные песни.
     Когда я работал в Мерилендском университете, у нас была вечеринка по поводу окончания курсов русского языка. И мы попросили старого преподавателя, который сам воевол на восточном фронте, спеть какую-нибудь американскую военную песню. Он взял гитару и спел по-русски:

                Зашёл я в чудный кабачок,
                Вино там стоит пятачок.
                Сижу с бутылкой рома на окне.
                Не плачь, милашка, обо мне.

                Когда солдаты пьют вино,
                Подруги ждут их всё равно.
                Тебе, я знаю, грустно, ну и пусть -
                Быть может, я ещё вернусь.

И ответ "подруги":
               
                Вернись попробуй, дорогой -
                Тебя я встречу кочергой.
                Таких пинков тебе я надаю -
                Забудешь песенку свою!

      Ничего так войнушка у них была? А? Забавная!

      А для нас, для всей страны ещё долго сохранялся накал духовного подъёма, заданного войной, потому и советское искусство - музыка, литература, кино - в разработке военной тематики достигло своей вершины.  Поэма Твардовского "Василий Тёркин" стала действительно всенародной. Стихотворение Симонова "Жди меня" повторяли наизусть, как молитву. Фильмы "Два бойца", "Небесный тихоход" смотрели по многу раз, а песни из них, как и другие военные песни, знают и поют до сих пор.

Кто виноват?

      Сталинград был самой восточной точкой на карте (и на земле), куда ступил сапог немецкого солдата. Да, слов нет - далеко тот сапог дошагал. Наше высшее командование много наделало ошибок, начиная с самой страшной ошибки 22 июля 1941.
      Сейчас историки всё виноватых ищут. Вот, мол, Сталин виноват, Тимошенко с Жуковым виноваты за тяжёлые провалы в войне. А это ж всё равно как сказать - боксёр виноват, что его в нокаут отправили, или что футбольная команда виновата, что матч проиграла. Мы же понимаем, что это не вина их, а их досадная неудача. Вот если бы боксёру заплатили, и он специально на ринг свалился, или футболисты проиграли бы "на договорняк", тогда да, были бы они виноваты.
      Так что если бы Сталин, Тимошенко и Жуков специально армию пораженческой пропагандой разваливали и намеренно подставили бы её под немецкий удар, вот тогда их следовало бы обвинить. Но как бы ни обзывали Сталина его самые злобные враги, всё же немецким шпионом (как, например, Ленина) никто и никогда его не называл. Не вина Сталина и его маршалов была в тяжелейших военных неудачах, а была это их большая, злая и горькая беда. У них была военная машина сильнее, чем у Гитлера, но сначала не справились они с управлением, попали в аварию, помяло машину, побило, но крепкой её построили, осталась она на ходу, и водители наши (руко-водители) сумели раздавить ею хвалёную немецкую военную машину со всеми европейскими прицепами. Раскатали, разбили в хлам!

      Тут вот что ещё учесть надо. Военная техника сороковых годов - авиационные и танковые армии - давала внезапному массированному удару колоссальные преимущества. Ни одна армия мира такого удара не выдержала. Французы вообще были в момент разбиты, англичан только Ла-Манш спас от французской участи, про Польшу и говорить нечего. Американцев вон в Пёрл-Харборе японцы внезапным налётом в ошмётки раскатали, а потом долго ещё гоняли по морям, по волнам.

     Всё же Сталин допустил трагический просчёт: никак не верил, что Гитлер нападёт. Поэтому не было в Генштабе заранее продуманных и написанных планов и приказов на случай внезапного нападения врага. Наши командиры не ожидали, что немцы ударят так авантюрно и нагло, и, как сказал тогда и сам Сталин, "растерялись командиры", не знали толком, что делать, если нападёт враг. Потому что на этот счёт не было никаких распоряжений, кроме одного: не поддаваться на провокации. Что это значит, как такое распоряжение выполнять - неизвестно.
      И вот враг напал. Что это - война или провокация?  Сталин сказал - провокация. Когда через несколько часов (!) решили, что это, пожалуй, не провокация, был издан феноменальный приказ: "Обрушится на врага всеми силами и средствами". Понятно, что это не руководство к организаванным военным действиям. Так можно петь в песне или декламировать в стихах. Но в боевом приказе?!

      В разных теперешних рассуждениях учтите также и то, что Америка перед войной громко объявила: если Германия нападёт на СССР, то Америка будет помогать Советам, но если Советы нападут на Германию или даже спровоцируют Германию на нападение (ничего себе формулировочка!), то Штаты будут помогать немцам. Ведь не безумен же Сталин, чтобы против себя весь мир поднять. Отсюда, видимо, и все его приказы "не поддаваться на провокации".

      Ясно, однако, что не по дурости у нас такой просчёт произошёл. Не были наши руководители глупцами, но и Гитлера идиотом не считали. Знали (да и Гитлер сам об этом писал), что на два фронта Германия воевать не будет. Англия с Германией бомбят друг друга, корабли топят, в небе жестоко дерутся. Гитлер Европу подмял, остров уже у Британии захватил, вот-вот кинется. И неужто он в такой момент вдруг ни с того, ни с сего на восток бросится? Зачем ему такие приключения на свою... Извините, я хотел сказать "в своём тылу"?
      Кто же мог тогда знать, что бесноватый-то действительно идиот. Подумать только - в первые же дни своего "похода на восток" гениальный фюрер вдруг заявляет: " Ах, если б я знал, что у русских такая невиданная техника и такая огромная армия! Я б тогда сто раз подумал, чем на рожон лезть". Каков стратег?!
      Выходит, да - 22 июня Сталин ошибся, были и другие трагические ошибки в ходе войны - Киев, Крым, Харьков... Сталин это признал в своём знаменитом победном тосте. Но все свои просчёты он потом исправил. Нечеловеческими усилиями и своими и всего народа, огромными утратами, но исправил всё же. А вот Гитлер уж так ошибся, так ошибся, что его просчёт оказался для него смертельным, а для его страны разгромным.

       Доблесть и слава наших командиров в том, что они в немыслимо тяжёлых условиях едва ли не полного разгрома сумели понять и исправить свои просчёты, сумели поднять своё боевое мастерство выше мастерства немецкого командования и тем самым переломить ход войны.
      Сталин отстранил заслуженных и авторитетных но не сумевших перестроиться командиров от командования войсками, выдвинув им на смену молодые кадры, а Гитлер не смог этого сделать.
      Василевского, Жукова, Конева, Рокоссовского, Ватутина, Толбухина, Чуйкова и многих других военачальников не сломили первоначальные тяжёлые поражения, напротив  - их боевой дух окреп. А немецкий военный запал - напористость Гота, прыть Гудериана, хитромудрость Манштейна,  гонор Паулюса - всё это треснуло, сдулось, превратившись в страх неизбежной расплаты за злодейство.

Детдомовская жизнь
 
     Мать работала в детском доме с утра до позднего вечера и я, конечно, был при ней. Иногда даже, когда она оставалась на ночное дежурство, то я и спал там. От тех времён у меня в памяти осталось несколько особенно ярких моментов.
     Хорошо, даже портретно помню необыкновенного человека. Ещё в сорок первом с ленинградскими беженцами в нашем городе оказался музыкант, как говорили, знаменитый. Это был невысокий, изящный старик, классический преподаватель классической музыки: аккуратная бородка клинышком, длинная седая причёска, чёрный концертный костюм, белая манишка и чёрная бархатная бабочка.
     Он разучивал с детьми весёлые песенки и танцы, а вечером играл для воспитательниц классические произведения. Это было волшебство: в подсвешниках старинного пианино горят свечи, в полутьме зала затаив дыхание сидят слушатели, маэстро (как называла его моя мать), то склоняется к инструменту и тихонько водит там руками, а в воздухе возникают чистые, поющие, завораживающие звуки, то вдруг он вздыбливается, становится огромным, вскинув руки бросает их вниз на клавиши, струны ревут и грохочут, потом так же неожиданно снова переливаюся мелодичные аккорды, музыка стихает, а все сидят застывшие, боясь пошевельнуться, чтобы не нарушить светлого дрожания внутри.
     Не знаю, от тех ли лет осталось у меня такое впечатление, но я и позже замечал, что мужская компания вполне может буйно веселиться и без женщин, а вот в женской компании веселье без мужчин не особенно получается.
     В том детдомовском женском коллективе единственный мужчина - престарелый маэстро - был как раз тем заводным мужским возбудителем веселья. В тёмной, скудной, убогой той жизни он устраивал девчонкам-воспитательницам вечеринки, где они хоть на часок могли сбросить с себя непомерное давление тягот существования, вспомнить свою молодость, раскрыться, распрямиться. Он так лихо и мощно орудовал над клавиатурой, что казалось, целый оркестр исторгает зажигательные тацевальные вихри. Сам он подпрыгивал, притоптывал на педалях инструмента, успевал ещё и весело подпевать да подкрикивать. Девчонки самозабвенно отплясывали, кружились, били каблучками, повизгивали от вырвавшейся радости. Хоть это скрашивало тогда ту тяжёлую жизнь.
     Когда маэстро уезжал в освобождённый от блокады Ленинград, все безутешно рыдали, и взрослые и дети. Моя мама сказала мне тогда:
- Помнишь. ты спрашивал, что такое душа? Так вот маэстро был душой нашего детского дома.
     Я так благодарен этому человеку, за то, что он привил мне любовь к музыке и музыкальный вкус, а ещё и за то, что научил сохранять в душе радость даже в тяжёлые моменты жизни. И жалею, так жалею, что сам я не умею  играть ни на каком инструменте.
    
     Другое яркое видение. Вот уж действительно видение! Нереальное, фантастическое.
     Однажды всех детей, прихорошили, причесали, рассадили в зале и сказали, что у одной нашей девочки нашёлся папа, он приехал с фронта и сейчас придёт к нам.
      Все уставились в двери, их створки раскрылись и как в раме, в луче солнечного света возник великан. Рядом с молоденькими воспитательницами он казался огромным: высокий, широкоплечий и весь блестящий. Сверкали золотом погоны на плечах, горели на груди ордена и медали, блестели начищенные пуговицы, пряжки и сапоги.
     Пожалуй, если бы сейчас появился пришелец из космоса, маленькие дети смотрели бы на него так же, как тогда смотрели мы на нашего пришельца-офицера.
     Потом конечно было много веселья. Папа схватил свою дочку, обнимал, целовал, раскачивал на руках, кружился с ней. У воспитательниц ручьём текли слёзы, они и улыбались и плакали, а мы облепили великана, он и нас всех подбрасывал вверх к потолку, кружил, тормошил, хохотал. Мы визжали, смеялись, карабкались на него, как на дерево.
     В столовой накрыли столы скатертями и подали незабываемое блюдо: картошку с тушонкой. Это наш великан привёз такой подарок. И ещё привёз необыкновенное лакомство - колотый сахар. Всем досталось по кусочку, который каждый запихнул в рот и старался сосать как можно дольше. Хорошо, что кусочки были твёрдыми, как камешки, и таяли медленно.
      
      А из-за одного памятного события даже драться пришлось. Дату и даже время этого события точно могу указать: вечер 31 декабря 1943 года. В детском доме встречали Новый, 1944 год. К этому вечеру готовились задолго: готовили ёлочные игрушки - вырезали из бумаги звёздочки, снежинки, клеили бумажные цепи, раскрашивали их красками. И наряды готовили тоже из бумаги: девочкам  зубчатые короны, мальчикам пилотки с красными звёздами.
     Вечером окружили наряженную ёлку, а Дед Мороз сказал, чтобы дети крикнули странные слова: "Ёлочка, зажгись!" Было непонятно, почему это ёлочка должна загореться, поэтому прокричали нестройно и неуверенно, но вдруг вся ёлка вспыхнула электрическими огнями.
      Мы ахнули и на момент зажмурились - так ярок был непривычный резкий свет. Сверкала вся в огнях ёлка, даже наши бумажные игрушки, казалось, светились, а звезда на верхушке сияла подсвеченной фольгой.
     Не упели мы прийти в себя от неожиданности, как Снегурочка попросила нас крикнуть: "Ёлочка, покружись!" Теперь уже с большей уверенностью в возможность чудес крикнули громче и стройнее. И ёлочка, к нашему несказанному восхищению, чуть дрогнула и стала медленно кружиться, помигивая горящими лампочками. Все замерли и не могли оторвать глаз от сказочного зрелища.
     Весь вечер, конечно, маэстро сопровождал необыкновенные события чудесной музыкой, усиливая и без того ошеломительные впечатления.

     В своём дворе я взахлёб рассказал об этих чудесах друзьям-мальчишкам, но они стали смеяться и водить пальцем вокруг головы, намекая, что это у меня мозги поехали. От обиды, что считают меня вруном, бросился, конечно, в драку. Потом, при разборе разбитых носов и полученных синяков, моя мама объяснила ребятам, что в тот вечер в  городе дали в учреждения  на несколько часов электрический свет, а наши шефы из паровозного депо установили ёлку на электромотор. Дед Мороз как раз и был тем электромонтёром, который всё устроил. Мальчишки выслушали, но, как мне показалось, так до конца и не поверили.

Дворовая вольница

      С сорок четвёртого года жизнь стала медленно возвращаться из первобытности. По вечерам на несколько часов давали электрический свет. С едой всё ещё было плохо, но и здесь уже наметились улучшения. Один случай запомнился в мельчайших деталях, потому что я внимательно наблюдал за необычным процессом .
      На продуктовые карточки вдруг выдали здоровенный клубень сахарной свёклы. Мать налила в чугунок (это такой чугунный горшок с широкой верхней и сильно зауженной нижней частью) немного воды, потом туда, где чугунок идёт на сужение, уложила решёткой тонкие щепочки, на эти щепочки положила нарезанные круглешки сахарной свёклы, поставила чугунок на таганок и развела огонь. 
      Вода закипела, из свёклы стал вытапливаться сок и капать вниз, в воду. Через какое-то время варево внизу загустело, и мать разлила его в формочки, а кружочки свёклы на железном листе засунула в натопленную печь, чтобы протомились. Когда всё это остыло, в формочках оказались сладкие стекляшки конфет, а тёмные сморщенные кружочки свёклы мягко жевались и были так вкусны, что я до сих пор помню это лакомство.

      Мне шёл уже восьмой год, с детдомовской малышнёй стало не интересно, я потянулся к мальчишкам нашего двора, которые все были старше меня, а Пашке, королю двора, (мы его звали Пушка) было вообще уже лет четырнадцать, он  работал в депо и  казался нам взрослым дядькой.
      Бесконтрольные мальчишеские компании жестоки. Мне тоже устроили "крещение". У всех пацанов двора было какое-то оружие - штыки разной формы, некомплектные пистолеты, был даже немецкий "шмайсер" без затвора. У Пушки среди прочего был предмет всеобщей зависти - парадный немецкий кортик в нарядных ножнах с блестящим орлом и свастикой. Ручка кортика желтой резной кости, а лезвие - сверкающей синеватой стали.
      Однажды морозным солнечным днём Пушка вынул из ножен кортик, резанул им воздух, сверкнув молнией на солнце, показал лезвие мне и сказал:
      - Видишь, какая сталь синяя? А она ещё и сладкая на вкус.
       Я засмеялся.
     - Во, смеётся, - продолжал Пушка, - не верит.
       Мальчишки сгрудились, как-то нехорошо хихикая.
    - Да он ещё малявка, - сплюнул кто-то. - У него ничего нету, даже ножика. Дай ему лизнуть, чтоб знал.
      - Ага, лизнуть, - проворчал Пушка. - Всем давать, так и весь кортик слижут - и сделал вид, что собирается сунуть кортик в ножны.
       -  Ну ладно,  дай один разок-то, - загомонили мальчишки.
      - Так и быть, - неохотно согласился Пушка. - Но только один раз, понял?
      Я подозревал, что меня как-то разыгрывают. "Ну нет, -думаю, - они ждут, что я лизну острую кромку и порежу язык. Дурак я что ли? Я вот здесь лизну, в серединке". Лизнул, почувствовал ожёг, рванул язык назад, на клинке осталась моментально к нему примёрзшая кожа с языка, а изо рта хлынула на снег кровь. Я вскрикнул, но потом зажал рот рукой, чтоб не зареветь, и под смех мальчишек бросился бегом по лестнице к себе на второй этаж.
      Хорошо, что в квартире была одна бабуся. Я ворвался к ней, мыча, слёзы ручьём, сквозь пальцы капает кровь. Она быстро обернула язык какими-то листьями, потом развела кашицу, заставила держать в ней язык, хотя его сильно жгло. Но кровь остановилась, боль немного утихла. Так что, когда пришла с работы мать, драматизм ситуации уже существенно ослаб.
      Через несколько дней, когда язык зажил, я встретил во дворе Пашку. Он подошёл первый, шлёпнул меня по затылку и сказал:
      - Ты не обижайся, все попадают, не только ты. Зато будешь знать, что на морозе даже мокрыми руками за железо браться нельзя, не то что языком. А у тебя правда даже ножика нету?
      - Правда. А вы где берёте?
      - Ладно. Ты молоток, что не разревелся и не наябедничал. За это берём тебя в свой отряд.
      И началась моя настоящая мальчишья жизнь полная приключений.

      Нашей игровой площадкой была железная дорога. По ней везли на фронт новенькие зелёные танки с красной звездой на повёрнутых пушкой назад башнях, везли тесно поставленные дыбом на платформах пушки, ехали весёлые солдаты, распевая песни. Это было, конечно, интересно - каждый такой эшелон мы провожали, размахивая руками, крича "За Родину, за Сталина! Гитлер капут!" и подпевая солдатам.
      Но самыми интересными, самыми важными для нас были эшелоны,  которые с фронта на уральские заводы везли платформы, навалом нагруженные вперемешку русским и немецким разбитым вооружением: обгорелые, искорёженные танки, изуродованные пушки, обломки самолётов, горы повреждённых винтовок, пулемётов, ящики с касками, гильзами, пулемётными лентами, автоматными дисками... всего богатства и не перечислишь.
      Кое-какая охрана на станции была - тётки в стёганых ватных штанах и бушлатах, с длинными винтовками. Но железная дорога тянулась через весь город, разрезая его на две части, к тому же загружена была так, что все запасные пути были забиты составами. А мы уже знали, что первыми пропускают эшелоны на фронт, поэтому платформы с разбитой техникой подолгу стояли на запасных путях. Попробуй все их охранять! Это уж была наша добыча.

      В одном из первых набегов произошло событие, которое я до сих пор не могу объяснить.
      Мы обнаружили на платформе странный танк - необычно высокий с задранной пушкой. Был он как новенькой, не горелый, но в корме здоровенная дыра. Похоже, бомбища его пробила, что ли. Внутри было темно, лезть в дыру страшновато, но любопытство пересилило. Полезли. В полутьме кто-то сказал:
      - Сапог там  блестит, - и вдруг заорал:  Кость из сапога торчит!
     Толкаясь, все бросились в страхе назад к дыре, и кто-то то ли на педаль какую наступил, то ли дёрнул за что-то, но раздался такой грохот, какого мы в жизнь не слышали. Засвистела охрана. Мы скатились с платформы кубарем, попрятались под вагонами между колёс.
      Что это было? Пашка сказал, что пушка бабахнула. Придя в себя во дворе, мы хохотали нервным смехом:
- А это не ты, Пушка, так бабахнул?
     Уж не знаю, могло ли так получиться, что пушка была заряжена, и танк погрузили, не проверив как следует?
 
     Вот я недавно прочитал в интернете, что некий англичанин купил у арабов старый танк за тридцать с чем-то тысяч долларов. А потом где-то в потрохах танка нашёл несколько слитков золота на два с половиной миллиона долларов. Ничего себе! А ведь это не снаряд. Золотишко хорошо поискать кто же поленится? Конечно, интернет... На этом заборе кто что хочет, тот то и пишет.

     Но возможно и в нашем танке пушку проглядели, и мы из неё шарахнули. А может, просто какая-нибудь большая железяка с таким грохотом свалилась и в танке таким эхом отдалось. Не знаю, не знаю, сильно врать не буду.

     Во всяком случае, на несколько дней тётки-охранницы активизировались, и мы воздерживались от набегов.
     Но потом всё успокоилось, и вскоре у меня было много разнокалиберных гильз, была ручная граната с ребристой снимающейся рубашкой, сломанный пистолет и моя гордость - штык-нож от "светки" - знаменитой русской самозарадной винтовки СВТ. Штык почти целый, чуть-чуть сбоку отбито и ручка с одной стороны обгорела, а так - замечательный штык всем пацанам на зависть, потому что у них-то штыки были, но четырёхгранные от мосинской винтовки, и их нельзя было использовать как нож.
      Находки каждый из нас прятал в своём тайнике. Я тоже устроил тайник. С нашего второго этажа шла вниз наружная лестница. Её нижняя часть представляла собой закрытый сарайчик, где хранили лопаты, скребки и мётлы для уборки снега. Сарайчик закрывался на замок, у каждой из четырёх квартир дома был ключ, и у нас он висел на гвоздике в кладовке. Летом сарайчик никто не открывал, и я, улучив момент, когда никто не видел, залезал в сарайчик и в самой дальней его части, где лестница, служившая сараю потолком, сходила до земли, прятал своё богатство, для верности прикрывая всё сверху разным хламом.

      В наших находках был и некий коммерческий интерес. Борька и Вовка жили, в отличие от всех нас, под контролем деда и бабушки, поэтому им категорически не разрешалось участвовать в набегах на платформы. А ведь и им хотелось иметь что-то из военных трофеев. Детских игрушек-то тогда не было. Братья  ухитрялись иногда стащить дома кусок жареной рыбки и выменивали эту вкуснятину на вожделенные военные ценности. Жарёху мы честно делили между всеми, в результате чего каждому доставалось лизнуть да понюхать, но и этому были несказанно рады.
      А был случай, когда внуки спёрли у деда неслыханную драгоценность - несколько рыболовных крючков. Удочки мы из ореховых прутьев делали, леску из ниток тоже скручивали, ну, поплавок да грузило вообще не проблема, а вот крючок где возьмёшь? Сгибали из сталистой проволоки, но это не то - легко срывалась рыба. А тут - настоящие довоенные стальные синеватые с бородкой крючки! За это братьям даже немецкий "Вальтер" достался. Почти целый.
 
      Наши самоорганизованные коллективы не были анархическими, напротив, в них установился довольно строгий порядок. Всеми беспрекословно соблюдались определённые правила. Скажем, в играх и тем более в драках нельзя было использовать ничего из наших арсеналов. Свято соблюдались законы "лежачего не бьют", "если кровь - драка стоп". Слёзы, и уж конечно жалобы взрослым считались абсолютно недопустимыми. А вот каски в играх оказались очень кстати: шишек на головах поменьше было. Конечно, надевали только советские каски. Немецкие служили мишенями для стрельбы из рогаток, из самодельных луков и арбалетов.
 
      Набеги на платформы с разбитой техникой увлекали нас не только и даже не столько возможностью что-то оттуда стащить, сколько атмосферой боёв, витавшей над этим искорёженным, но недавно грозным оружием. Мы рассматривали проплавленные вглубь танковой брони пробоины, поражаясь страшной силе ударов. В обгоревших танках нам чудились выбирающиеся из пламени танкисты, по развороченным машинам и броневикам легко можно было представить себе ад бомбёжки.
      Был и познавательный момент: мы прекрасно знали и свою и немецкую технику, могли всё наглядно сравнивать. Нас потрясала даже на вид тяжеленная башня и огромная пушка КВ-2, зримая мощь грозного КВ-1, сила и стремительность красавца Т-34. Немецкие танки по сравнению с этой броневой мощью выглядели просто убого. Ну, "Тигр" ещё куда ни шло, но всё равно он нам не нравился - какой-то утюг квадратный.
       И ещё сразу бросалось в глаза: наши танки, даже подбитые, оставались всё же цельными, а немецкие были чаще всего разнесены вдрызг - броня вздыблена, внутренности вывалились, башни либо совсем нет, либо она криво провалилась внутрь, хилые пушчонки перегнуты-перекручены. У некоторых немецких танков тонкая броня - смешно смотреть - клёпаная, и было видно, как от удара снаряда клёпки вылетели и танк просто развалился как картонная коробка.
      И так по всем видам оружия. К примеру, немецкий автомат выглядел несерьёзной игрушкой рядом с нашим внушительным ППШ.
      Попадались нам иногда разбитые иностранные танки и кроме немецких. Нам трудно было определить, то ли это танки наших союзников, то ли сателлитов Гитлера, но попадались они очень редко и и было сразу заметно, что все они выглядели не только хилее наших, но даже и немецких.

      Потом, уже повзрослев, я смотрел военные фильмы и поражался несоответствию того, что видел на экране, моим личным впечатлениям детских лет. В кино всегда наступают армады страшных немецких танков, а наши бойцы с винтовками или с небольшими пушечками готовятся мужественно встретить эту мощь, а когда пушки разбиты или раздавлены жутко наезжающими на зрителя гусеницами, то израненные смельчаки бросаются под танки со связками гранат.
      Даже в фильмах о конце войны, когда на экране появляются наши танки и самолёты, они там проносятся как бы фоном - почему-то средствами кино наша техника не показана так устрашающе и так многообразно, как немецкая. Вот вспомните, видели вы в кино о Великой отечественной войне броневики? Видели. Но только немецкие. Там ну прямо вся немецкая армия только на броневиках на танках, на автомобилях,  по экрану катится. Уж в крайнем случае - на грозных мотоциклах с пулемётами. А наши всё больше пешком в обмотках тянутся. На самом деле, оказывается, в Красной армии 22 июня было броневиков больше, чем у немцев, в том числе много мощных, пушечных. Я сам лазил по этим подбитым броневикам и видел их пушки.
       Нет, не показывают наши кинематографисты роты немецких велосипедистов, вихляющихся на наших, так сказать, дорогах. Длинные гужевые обозы, вязнущие в грязи, не показывают. Не вписываются эти картины в устрашающую гитлеровскую "Военную Машину".

      Такая картинка. Четырёхкилометровый вражеский мост через широченную реку. По нему войска идут, да ещё и нефтепровод проложен. Очень важный мост. Надо его разбомбить. Да только зенитный огонь такой плотный, что никакому самолёту не подобраться. Но вот высоко летит огромный самолёт, а под крыльями у него подвешены два самолёта поменьше. Эта пара на высоте в стороне от моста отделяется от носителя,  пикирует так стремительно, что зенитчики не успевают опомниться. Вниз летят бомбы, мост рушиться, нефть горит. Самолёты ещё и зенитную батарею разносят и спокойно возвращаются на базу.
      Из каких времён картинка? Понятно, что из сегодняшних: самолёт-носитель, два ударных беспилотника, высокоточное оружие... Ясное дело.
      Ничего подобного! Это август сорок первого года. А чьё это такое летающее чудо? Немецкое? У них ведь авиация-то ого-го! Не то, что у нас. И опять промах: наше это чудо. Наше. "Летающий авианосец". Слышали про такой? Если и слышали, то немногие. Да, эта техника тогда опередила время и в войне существенной роли не сыграла. Однако же сама возможность её создать многое говорит о научном и индустриальном уровне страны. Но не любят наши историки о мощи советской военной техники писать.
      Вот если бы у немцев такое было - уж раззвонили бы наши историки, расписали бы.
      Или киношники наши. Что бы им фильм не снять про ту бомбардировку Чернаводского моста в Румынии ? Ведь так зрелищно! Был бы у американцев такой яркий бой - эх, они бы фильмец, как они говорят, "выстрелили"! Такого бы накрутили "на основе реальных событий"!
      Но наши всё никак с зажигательными бутылками не расстанутся. Понятно - реквизит дешёвый, тяп-ляп привычную картинку про доблестного красноармейца, гордо идущего на танк в полный рост и бросающего в него бутылку. Танк вспыхивает, как копна, а герой падает, сражённый пулемётной очередью из горящего танка. Это точно уж прокатит. А сними кино про "летаюший авианосец", так ведь зрители смеяться будут: совсем, мол, режиссёр заврался. Кто ж не знает, что наши только на кукурузниках и летали, на "небесных тихоходах"?
      
      До сих пор наши историки, писатели и киношники почему-то считают, что нужно показать Красную армию слабой, а Вермахт сильным. Тогда, мол, и неудачи первых полутора лет войны и большие военные потери станут объяснимы и победа над более сильным врагом будет выглядеть внушительнее. Как это глупо и смешно! Да, начало войны оказалось для нас крайне неудачным. Да, немцы наступали лихо. Но ведь они были с треском разгромлены. Не голыми же руками мы их разгромили!
            Нет, у меня и сейчас перед глазами стоит та наша, хоть и разбитая, но грозная техника.

"Максим"

      Был ещё один уговор, который соблюдали мальчишки не только нашего, но и других дворов: не таскать с платформ что-то слишком крупное, что легко могли заметить взрослые. Уносили в основном только то, что можно было спрятать под одеждой.
      Но однажды наш Пашка-Пушка это правило нарушил. Он наткнулся на ствол от "Максима". Кожух водяного охлаждения в нескольких местах пробит осколками, но сам ствол цел, а самое главное - цел весь затвор с лентопротяжкой, с двумя ручками и ребристой гашеткой. И всё двигается, работает! Как тут было устоять? Ясное дело - надо собирать пулемёт.
      Станину с колёсами собирали не особо таясь. Дело в том, что народ разные колёсные приспособления тащил с платформ почти открыто. Охрана на это смотрела сквозь пальцы: все понимали - тележка в хозяйстве позарез нужна. Ну а маленькая пулемётная тележка для пацанов, понятно, в самый раз. Так что тележку собрали, ствол густо обложили со всех сторон прутьями-ветками и потащили к себе, вроде вязанку хвороста везём - дело обычное. Щит только брать не стали. Как его спрячешь? Да и тяжеленный он.
      Чтоб припрятать находку - мой тайник оказался самым подходящим местом. Ленту и коробку к ней найти - вообще не проблема, с патронами сложнее, но и их постепенно набрали, благо для "Максима" нужны те же патроны, что и для "трёхлинейки".
      И вот, когда всё было готово, решили испробовать нашу находку в действии. Опять замаскировали пулемёт под тележку с хворостом, перетащили в глубокий овраг между двух холмов. Там у нас было укромное место, где мы иногда устраивали "салют": разводили костёр, бросали в огонь горсть патронов и залегали за камни, слушая треск разрывов.

      Удивительно, как никто от этих забав не пострадал? И вообще поражает, что тогда и у мальчишек и у взрослых парней было на руках множество опаснейшего оружия - клинки, штыки, пистолеты, автоматы, гранаты, мины даже. Парни повзрослее как-то там выплавляли из мин и гранат взрывчатку, чтобы рыбу глушить. И вот в окружении всех этих опасностей ни я, и никто из нашего двора от военного оружия не постадали. Более того, не слышал я в то время, чтобы пострадал кто-нибудь из ребят других дворов.
      А вот, сейчас то и дело читаешь и слышишь про "эхо войны": пацаны и даже взрослые, найдя оставшиеся от войны снаряд, мину или бомбу, пытаются находку разобрать, а то и лупят по ней молотком, что конечно кончается взрывом.
      Уж не знаю, везло ли нам тогда, или зрелища развороченных танков заставляли со вниманием и опаской относиться к мощи смертоносного оружия. Во всяком случае, в нашем отряде Пашка строго следил, чтоб никто никаких вольностей с оружием не допускал, подзатыльники за невнимание и небрежность раздавал щедро, на что мы не обижались, понимая, что это забота о нашей безопасности.

      В том овраге мы установили пулемёт и Пашка сказал:
      - Это вам не салюты, не игрушка это, а боевое оружие, поэтому сперва надо потренироваться без патронов.
      Мы конечно понимали, что он и сам никогда из "Максима" не стрелял, но нам-то и вообще непонятно было, как к этому пулемёту подступиться. Пашка решительно лёг за пулемёт, расставив ноги, взялся за ручки, подергал затвор и нажал на гашетку. Раздался резкий щелчок, от которого я вздрогнул и потихоньку оглянулся - не заметил ли кто. А то подумают, что я испугался, а это просто от неожиданности.
      Пашка уже уверенно и солидно показывал нам, как прицеливаться, как не дёргаясь нажимать двумя большими пальцами на гашетку, как крепко держать ствол за ручки, чтоб не прыгал, и как плавно водить стволом, поливая пулями наступающих на тебя фрицев.
      Мы были в восторге и сгорали от нетерпения. Но Пашка построил нас по росту и добросовестно возился с каждым очередным "пулемётчиком", правильно ставя его ноги, руки и голову, разрешив потом  по команде "Огонь!" сделать три щелчка гашеткой.
      Сначала всё шло нормально, но потом обнаружилось, что у младших ребят не хватает сил, чтобы нажать на гашетку, потому что пальцы коротки и не достают от ручек до этой самой гашетки. Я был последним в очереди, то есть, самым маленьким, и с ужасом подумал, что если не сумею сделать щелчок, то и стрелять не смогу. Поэтому, когда дошла моя очередь и пальцев действительно не хватило, я отчаянно надавил двумя руками на гашетку, бросив ручки. Щелчок получился, но пулемёт клюнул стволом вниз, и Пашка съязвил:
      - Ты что, тараканов пулемётом давить собрался?
      Шутка мне показалась обидной и глупой, но ребята конечно захохотали, а я понял, что плавно водить стволом, укладывая в овраг горы фашистов, мне уж точно не придётся.

      Пашка же вставил ленту с патронами, отогнал всех подальше, заставив залечь, не спеша устроился за пулемётом, долго прицеливался, а потом, крикнув себе: "По фашистским гадам - огонь!" нажал на гашетку. Раздался краткий оглушительный грохот "та-та-та", пулемёт подпрыгнул и замолчал. Пашка ошалело оглянулся. Мы вскочили, посмотрели на бутылки и банки - ни одна не шелохнулась.     Пашка в возбуждении бормотал:
      - Лента заела, лента заела.
      Пытался подергать затвор - ничего не двигалось. Мы не знали, что делать. Пашка нервно засмеялся:
      - Слыхали, как грохнуло? Эх, если б ленту не заело, я бы все эти банки-бутылки покрошил! - Потом как бы опомнился. - Такой грохот! Если кто услышал, могут прийти. Давай сматываться. Быстро.
      Пулемёт потащили назад с гордым сознанием того, что если б ленту не заело, то мы бы ого-го как врезали бы по фашистам!
      Договорились через несколько дней в каком-нибудь укромном месте заняться застрявшей лентой. Пашка велел всем приготовить каски.
      - В ленте патроны, - объяснил он, - мало ли что.

      В условленнай день я с утра уже ждал ребят внизу на лестнице в своей лучшей каске - зелёная, с крупной красной звездой, новенькая, только сбоку маленькая круглая дырочка насквозь. Вдруг во двор вошёл высокий подтянутый мужчина в военной форме с погонами, орденами, медалями. Я вытаращился на это необычное явление, а мужчина увидел меня, подошёл, козырнул и громко сказал:
      - Здравия желаю, товарищ солдат! Я вскочил, вытянулся, сдвинул голые пятки, лихо, как мне показалось, отдал честь и гаркнул что есть силы:
      - Здравия желаю, товарищ капитан!
      Я весь сиял: первый раз в жизни не понарошку, а по-правде отдаю честь, да ещё и капитану!
      - Молодец, - серьёзно сказал капитан, - звания различаешь, честь правильно умеешь отдавать. Небось, и стрелять умеешь?
       Я, ещё больше вытянувшись, уже приготовился по-военному сказать: "Так точно, умею", но тут набежали мои друзья в касках, окружили капитана, наперебой закричали, козыряя: "Здравия желаю, товарищ капитан!" Капитан повернулся, и тут я увидел, что у него нет левой руки до самого плеча, а пустой рукав заткнут за офицерский ремень с начищенной до блеска пряжкой в виде звезды в рамке.
      - Ого! - завертел головой капитанг, - да тут вас целый взвод. Орлы!
       Худущие орлы с тонкими шеями в огромных касках стояли в восхищении. А капитант продолжал, обращаясь ка мне:
      - Тебя как зовут?
      - Шурка, - ответил я.
      - Значит, Александр, ну Саша по-фронтовому, - улыбнулся он. - Вот ты, Саша, можешь подумать, что я устав нарушил, что первым тебе честь отдал. А я нет, не нарушил. Вон дырка у тебя на каске. Что эта дырка значит?
      Мы понимали, что это значит, поэтому молчали, опустив головы.
       - Солдат в этой каске, - тихо продолжал капитан, - жизнь свою за нас с вами отдал. Вот за это ему честь и слава!
       Ребята поснимали каски, стали показывать:
      - А на моей вон гда дырка.
      - А у меня осколок вон пробил...
      Я неожиданно для себя сказал:
      - А мой отец на фронте погиб.
      - И мой, и мой, - загомонили ребята.
      Офицер вздохнул:
      - Вот так, мои хорошие. Вот она - война. Давайте присядем.
      Он сел на ступеньку, все сгрудились вокруг него.
      - А вас, товарищ капитан, где ранило? - спросил Пашка.
      - Да вот какое дело было. В одном бою залетела к нам в окоп немецкая граната.
      - С длинной ручкой, - крикнул кто-то.
      - А ты откуда знаешь? - удивился капитан.
      - Да мы всё оружие знаем, - загомонили все, - и наше, и немецкое.
      - Откуда знаете, - прищурился капитан.
      Мы поняли, что проговорились, и замолчали.
      - Ага, - сказал капитан, - как будто я не знаю. По платформам лазаете и таскаете всё оттуда.
      - Ничё мы не таскаем, - обиженно протянул Пашка. - Мы только смотрим.
      - Ну ладно, - согласился капитан, - оглядывая наши каски, и продолжал, - Так вот, залетела эта граната, крутится на земле. Я её схватил за ручку, хотел назад бросить, только замахнулся - она и рванула.
      Мы слушали, замерев.
      - И вот, смотри ты, - посмотрел на свой пустой рукав капитан, - всю руку в лохмотья, сбоку тоже попало, а голова цела!
      И он засмеялся. Потом спросил:
      - А почему она залетела-то?
       Кто-то сказал неуверенно:
      - Фашист бросил.
      - Бросил, - согласился он. - Бросил фашист. Чтоб его на том свете черти поджарили.
      Мы засмеялись.
      - А бросил он, потому что мы его близко подпустили. - Капитан наклонился к нам и спросил тихонько: А знаете, почему подпустили?
      - Почему? - выдохнули мы.
      - Потому что у нашего пулемёта кожух осколком пробило, - сказал он громко и выпрямился.
      Мы выпучились друг на друга с открытыми ртами и как по команде, посмотрели вниз под лестницу. Капитан продолжал:
      - А пелемётик был что надо. "Максим". Знаете такой?
      - Знаем, знаем, конечно знаем, - загомонили мы, а наши глаза невольно косили вниз. Капитан помолчал, обвёл нас внимательным взглядом:
      - Ну вот, замолчал наш "Максим", а другого нет. Фашист прёт, а без пулемёта как его удержать? Вот и подпустили.
      - А потом что? - не выдержал кто-то.
      - Что, что, до рукопашной дошло, вот что. Тут уж, конечно, нашему солдату равных нет. Штыками, ножами, прикладами всех их гадов перебили, - заулыбался он, а мы облегчённо захохотали.
      Но капитан нахмурился:
      - Только я-то этого не видел. Упал. И наших много там полегло. А был бы ещё один "Максимчик". Эх, что говорить, - он махнул рукой. - Вот и теперь - мы тут беседуем, а не фронте ведь бои идут, и может, как раз сейчас кому-то пулемёта не хватает. А?
      Мы сидели, не зная, что сказать, смотрели на Пашку. Капитан вруг оживлённо вскинул голову:
      - Во! Идея есть! На платформах-то наверняка полно частей от "Максима" попадается.
      - Конечно. Полно. Всё попадается, - закивали мы касками.
      - Вот я и думаю, - прищурился капитан, - а что если самим собрать полностью "Максим" и отправить на фронт? А то ведь пока этот металл на заводах переплавят, пока из него новый пулемёт сделают - это ж время пройдёт. А тут вот он - получите готовенький пулемётик. Глядишь - у кого-то рука в целости останется.
      Он весело засмеялся и потрепал свой пустой рукав. Тут уже все мальчишки в упор уставились на Пашку. Он не выдержал и выдавил неуверенно:
      - А мы уже один собрали.
      Капитан вскочил:
      - Да ну! Собрали? Сами?
      - Сами, - закричали мы и посыпались с лестницы вниз.
      - И где же он? - спросил капитан.
      Все уже толпились возле сарайчика, а я достал из кармана ключ.
      - Давай, Шурка, - скомандовал Пашка, - вытаскивай всё.
      Я открыл дверцу, капитан заглянул внутрь:
      - Где?
      - Разобранный он, разобранный, - закричали вокруг.
      Я залез в сарайчик, на четвереньках прополз в дальний низкий угол, выкатил оттуда колёса, потащил ствол.
      - Погоди-ка, - остановил меня капитан, приглядываясь, - а это что, лента?
      - Там ленту заело, - стал объяснять я.
      - Оставь ствол не земле, - серьёзно сказал капитан, - вылезай отсюда. Ребята, все отошли подальше. Подальше.
      Капитан завозился внутри, сидя на корточках, там что-то звякало, щёлкало. Он вылез, пятясь и неся ленту.
      - Ого! - сказал удивлённо, - патроны там. Стреляли?
       - Я стрелял, - с отчаянной бравадой выпалил Пашка.
      - Ух ты, - поднял брови капитан. - И куда же ты стрелял?
       Всех как прорвало: наперебой стали рассказывать о незабываемых событиях того дня.
       Капитан выслушал, скомандовал:
      - Собрать оружие!
       Мы бросились на железки как воробьи на корку хлеба, быстро и слаженно собрали пулемёт и вытянулись по стойке "смирно".
      - Молодцы, - похвалил капитан. - Готовые бойцы для Красной армии. А ты, Паша, хороший командир!
       Мы сияли от гордости. Капитан серьёзно скомандовал:
       - Вольно! - и продолжал, - Паша, веди отряд с пулемётом за мной.
      - У него кожух пробит, - виновато сказал Пашка.
      - Вижу, - кивнул капитан и хитро прищурился. - А может, это как раз тот наш "Максим"? У него ж тогда тоже кожух пробило.
      Мы раскрыли рты озадаченно, а капитан махнул рукой:
      - Кожух заменить - это ж пара пустяков. Тащите пулемёт.
      Капитан сложил ленту в ящик, понёс его, как чемоданчик, вышел на тротуар, за ним вышагивал Пашка, следом мы тащили "Максим", и каждый старался ухватиться за какую-нибудь его часть.
      Немедленно стали сбегаться пацаны из соседних дворов, толпа всё росла, и так гомонящей мальчишьей оравой мы подошли к зданию милиции. На порог вышел старик в милицейской форме, капитан ему что-то сказал, сделал нам знак втащить пулемёт на крыльцо, и встал радом с нашим "Максимом", у которого даже щит откуда-то появился. 
      Грозно торчал толстый ствол пулемёта, высокий офицер сверкал на солнце орденами, медалями, погонами, начищенными пуговицами и пряжками. Толпа обтрёпанных босоногих мальчишек затихла, уставившись на эту необычную и внушительную картину. Капитан выдержал паузу а потом громко заговорил с крыльца. Он сказал, что наш боевой отряд собрал действующий пулемёт и дарит его Красной Армии. Не вдаваясь в подробности относительно того, откуда взялись части пулемёта, он незаметно перешёл на тему платформ с разбитой техникой.
      -   Куда это железо везут? - спросил он
      - На переплавку. Знаем. Новые пушки делать. Новые танки, - раздалось из толпы.
      - Правильно. Новое оружие делать. А на фронте, ребята, это уж я вам точно скажу, каждый танк, каждая пушка, каждый пулемёт, даже каждый снаряд и патрон - на счету. Вот представь себе: бежит на тебя фашист с автоматом, а у тебя патроны кончились. Хоть бы один ещё патрончик! Хоть бы один! Ты бы первым выстрелил. Но нет у тебя патрона, а у него есть. Он и выстрелит. Так, ребята, и гибнут бойцы. Ваши отцы, ваши братья гибнут.
      Толпа оглушённо молчала. Каждый вспоминал кого-то из своих погибших. А капитан продолжал:
      - Я же знаю, что каждый из вас что-нибудь с платформы стащил. Вот спёр, скажем, вот этот пацан - он ткнул пальцем в одну сторону - небольшую железку, значит что? значит на один патрон фронт получил меньше. А вот тот пацан, - он ткнул в другую сторону, - упёр железку побольше. Значит, фронт на один снаряд получил меньше. А все вы вместе по железяке стянули - Красная армия танка не досчиталась. - Он нахмурился. - Выходит, - громко и сурово продолжал он, - раз с платформы что-нибудь стянул, значит, не своему солдату помог, а фашистскому. Вот как выходит! 
      Он помолчал, строго оглядывая притихших пацанов, а потом вдруг широко улыбнулся:
      - Но с другой стороны, дорогие вы мои мальчишки, дорогие мои будущие солдаты, офицеры и генералы Красной армии, - (толпа облегчённо засмеялась), - получается так, что если мы все дружно соберём всё, что мы с платформ понатаскали, так ведь мы на целый танк металла наберём. На целый танк! - громко закончил он и поднял вверх палец.
      Постоял так и спросил:
      - Наберём на танк?
      - Наберём, наберём, -  радостно загудела толпа.
      Не теряя воодушевлённого накала толпы, он объяснил, что с первого сентября в школе номер тридцать четыре будет открыт пункт по сбору металлолома. И если все ученики города наберут  металла на танк, то когда сделанный из него танк повезут на фронт, мы торжественно встретим и проводим наш подарок Красной армии.
      - Это будет наш вклад в победу над Гитлером, - серьёзно сказал капитан и вдруг спросил с подвохом: а кто хочет Гитлеру помогать?
      Толпа возмущённо загудела.
      - Нет желающих? Правильно, - рубанул он воздух рукой. - Поэтому с этого самого момента никто ничего не будет таскать с платформ, чтобы разбойнику Гитлеру не помогать. Я сам буду следить. И если какой глупый пацан стащит хоть пистолетную гильзу, то будет ему такой позор, такой позор...
      - Тёмную ему устроим, - закричали сразу несколько голосов.
      - Да он и без тёмной со стыда сгорит, - закончил капитан.
      И действительно, прекратились наши набеги на платформы, Там и охрана усилилась и капитан продолжал свою работу.
 
Школьный танк

       Первого сентября 1944 года я пошёл в первый класс школы. Этот день чётко сохранился в моей памяти.
      В этом году школа вернулась из теплушек в своё здание, где раньше был госпиталь. Я в этом здании бывал несколько раз, когда выступал со своей "Тачанкой". Но в этот день школа меня поразила: всё было обновлено, всё покрашено, в светлых просторных классах стояли новенькие чёрно-коричневые парты, все пришли чисто приодетые, с полевыми цветами в руках.
     Даже такая мелочь запомнилась. Нас выстроили во дворе школы, учительница выкликала фамилию первоклассника, он должен был выходить из строя, а десятиклассник дарил ему карандаш и тетрадь (в магазинах это тогда сложно было "достать", поэтому первоклассникам выдавала их школа бесплатно). Учительница выкликнула: "Журавлёва!" Я остался стоять на месте.
      - Ну ты чего? - шепнули сзади. - Выходи!
      - Я не Журавлёва, а Журавлёв, - с достоинством ответил я.
      В те времена гендеробесие было ещё очень далеко, глупости с переодеванием мальчика в девочку и наоборот никому в голову не приходили, а назвать мальчишку девчонкой было смертельной обидой.
      Учительница поправилась, и церемония продолжилась.

      Мне понравилось учиться. Видимо, потому, что ещё со времён школьных теплушек у меня сложилось восторженное отношение к школе, да и то помогало, что я, один из класса, уже знал все буквы и даже умел читать короткие слова, и по этой причине меня "прикрепили" к отстающим ученикам, чтобы я им помогал. Возможно, это обстоятество определило мой дальнейший интерес к преподавательской деятельности и даже позволило приобрести первый опыт на этом поприще.
      Но главное, чем было окрашено начало моей школьной жизни, это, конечно, танк. Ведь именно наша школа была пунктом сбора металлолома, здесь во дворе стояли большие весы, и потому все ученики нашей школы считали себя главными в этом важном деле, хотя скорее всего место было выбрано из-за удобства транспортировки - школа располагалась через дорогу от железнодорожного вокзала.
      Мы своей ролью гордились и не только сами стащили в школьный двор все наши военные трофеи, но и мальчишек из других дворов подгоняли. Мы же знали, кто чего натаскал, и если кто-то пытался "зажать" особенно ценную для него железяку, то живо разбирались с таким жмотом своими весьма действенными способами. Притащили всё. Я даже свой штык-нож отдал. Капитан только каски разрешил оставить. Металла с них, сказал, кот наплакал, а вам пригодятся в хоккей да в снежки по головам лупить.
      Но как ни старались - центнера не хватало. А это ж целых сто килограмм! Дырявыми вёдрами да сломанными лопатами столько не набрать. Да ещё и конкуренты наши из двадцать первой школы малость обогнали нашу школу по весу.
      И тут я вспомнил, что когда мы летом рыбачили, крючок зацепился за что-то в воде. Терять крючок нельзя было и подумать. Ныряли, ныряли, но глубоко было, никак не достать. Лучше всех у нас нырял Алька. Он мог сидеть под водой дольше, чем даже взрослые парни. Он тогда достал крючок и сказал, что леска за какое-то здоровенное железное кольцо замоталась.
      Решили раздобыть толстую верёвку, Алька привяжет её к кольцу, мы его вытащим и сдадим. Был уже конец сентября, прохладно уже и вода холодная. Но Алька решительно разделся догола и нырнул, таща за собой верёвку. Нырял до посинения, но всё-таки верёвку привязал. Однако, когда мы, сгрудившись, потянули за неё - ничего даже не сдвинулось. Побежали за старшеклассниками, они сперва смеялись, но подёргав верёвку, поняли, что там действительно что-то тяжёлое.   Тянули и так и этак, наконец верёвка стала медленно выползать из воды, и вдруг на поверхности показалось толстое кольцо и угол здоровой железной рамы. Радостно потянули сильнее, вылезла ещё часть рамы, и тут бац - верёвка оборвалась. Рама осела, поползла вниз, но все гурьбой бросились с обрывчика, ухватились за раму, облепили её, как муравьи,  со всех сторон, мокрые, грязные вытянули тяжеленную железину на берег и поволокли к школе.
      Сам капитан взвесил её и громко объявил:
      - Сто килограмм!
      Толпа завопила. засвистела. запрыгала, как сейчас бывает, когда любимая команда в решающем матче забьёт победный гол.

      А вскоре было объявлено, что из Челябинска идёт на фронт состав с танками, сделанными из металлолома, который собрали школьники страны. На вокзале состоялась торжественная встреча состава. Паровоз был украшен лозунгом "Школьники - фронту". Мы любовались "нашим" красавцем Т-34, новеньким, зелёненьким, с большой красной звездой на башне и гордо чувствовали себя причастными к великой битве народа. Откуда-то взялся духовой оркестр (скорей всего, с этим же составом ехал), играла музыка, говорили речи, пели "Три танкиста" и "Броня крепка и танки наши быстры".

      Не думаю, что целью этого всесоюзного дела был только сбор металлолома. Безусловно, это было частью патриотического воспитания молодёжи, чему тогда придавалось большое значение. Но возможно, это был ещё и остроумный способ "разоружения" этой самой молодёжи. Ведь пока шла война, парни семнадцати, а то и шестнадцати лет уходили на фронт, а мальчишки меньших возрастов не представляли серьёзной криминальной опасности. Но когда война подошла к концу, стало ясно, что вернувшиеся с фронта парни, прекрасно знающие военную технику, вполне могут из натащенных пацанами "запчастей" собирать действующее оружие (что мы, кстати, доказали на практике сборкой нашего "Максима"), а это уже несёт с собой серьёзные угрозы правопорядку.
      Так что вполне возможно, что нашему капитану была поставлена такая задача, и он с ней блестяще справился практически в одиночку.
      Это пример не только высокоэффективной работы, но также иллюстрация мощного потенциала правильно выбранной и прекрасно запущенной в действие идеи, когда она уже сама, в силу заложенной в неё энергии, продолжает работу без участия её инициатора. Её исполнители уже самостоятельно следуют ей, котролируют её движение и вовлекают в её поле других.
      В этом, я считаю, объяснение успеха российской революции и дальнейшего мощного развития Советского Союза, а вовсе не в жестоком понукании народа репрессивными органами.
      Ясно, что в нашем случае репрессивные милицейские меры не дали бы такого абсолютного эффекта - всё равно мы что-то бы утаили. А у капитана в распоряжении не было милицейских кадров, один он не мог, понятно, действовать силовыми методами, а вот идея "помочь фронту и не помогать Гитлеру" сработала за него великолепно.
      Кстати сказать, когда война закончилась - закончилось и действие этой идеи: мы (и не только мы, но и действительно преступники) снова стали шастать по платформам, успели много ещё чего оттуда натащить, и во вспышке послевоенного бандитизма оружие, собранное из военного металлолома, наверняка сыграло свою чёрную роль.

Американская помощь

      Нам, первоклашкам, здорово повезло, что в это время в городе открылась для младших школьников "Американка" - бесплатная столовая, куда доставлялись американские продукты. А то ведь и так-то с едой было очень туго, да ещё избегались мы, даже скудную еду глотали на одной ноге, и опять на улицу. На первом медосмотре в школе, когда нужно было делать уколы-прививки, я слышал разговор санитарки с врачом за простынной занавеской.
      - Как же в спину-то колоть? - тоскливым шопотом спросила сестра, - Там же только кожа да кости.
      - А ты в попу, - ответил врач.
      - Да где она, эта попа? Одни мослы, - отчаянно вздохнула она.

      Так что "Американка" явилась просто спасением: нас кормили там роскошными обедами:  на первое чёрный чечевичный суп, на второе либо кукурузная каша, либо пюре из сушоной картошки (но иногда даже омлет из яичного порошка), и на третье - лакомство: полстакана розового киселя.
      Получил я и ещё один американский подарок: для меня, как сына погибшего на фронте, в школе выдали (тоже бесплатно) отрез сукна цвета "хаки". Моя мать умела хорошо шить, у неё была машинка "Зингер", и она сшила мне костюмчик военного образца, которым я очень гордился.
      Только вот с обувью была беда: всё износилось, из всего вырос, а новое достать было негде. Так что летом по тёплой погоде бегал, как и все мальчишки, босиком - все ноги в синяках, ссадинах, порезах. Если прохладнее - в лапоточках. Но в школу-то ни босиком, ни в лаптях не пойдёшь. Основной обувью осенью и весной были чуни - это галоши с чем-то вроде стёганых гамашей. Убожество, конечно. Особенно нелепое рядом с костюмом из ткани наших созников.
      Однако, среди моих подопечных "отстающих" учеников оказался мой друг по двору - сын одноногого сапожника. Его отец за мой труд решил сшить к костюмчику сапожки. Это было выше всех мечтаний.
      Материал он мог собрать только из маленьких обрезков, оставшихся от сапог заказчиков, для чего требовалось время. Пока он эти обрезки набирал, наступила зима - время вожделенной обуви: валенок. Их валяли в той же артели инвалидов, шерстяных очёсов, видимо, хватало, так что валенки были не проблемой, а ничего лучше для снежной и морозной зимы не бывает.
      Когда сапожки были готовы, я их примерил при скоплении чуть не всего двора. Восторг был всеобщий, что и понятно: это была художественная работа. Из маленьких кусочков разноцветной кожи мастер собрал просто картинку. Все они блестели, сияли, переливались.
      Но обновку пришлось отложить до весны. Я дождаться не мог, когда сойдёт наконец снег, и я смогу пойти в школу, стуча по тротуару крепкими каблучками. И каков же был мой ужас, когда оказалось, что влезть в сапожки я не могу - нога за это время сильно выросла. Как я ни подгибал пальцы, как ни натягивал голенища - ничего не получалось.
      В нашем мальчишеском обществе плакать считалось совершенно недопустимым. Прослыть плаксой - самое страшное, что только могло быть. Это означало - потерять всех друзей и быть постоянным объектом насмешек и презрения.
      На людях я в этот трагический момент, скорей всего, сдержался бы, но при маме-то уж можно было дать себе волю, и у меня из глаз брызнули слёзы горькой обиды на такое коварство судьбы.

Союзники

      Естественно, что я союзникам за их помощь был от души благадарен, хотя, конечно, если б они пораньше "Американку" открыли, то и моя сестра осталась бы жива. Но хоть меня, спасибо, подкормили. И всеобщее отношение к союзникам тогда было уважительное: помогали они, второй фронт всё же открыли, хоть и поздновато. Союзники со своей стороны тоже "дядушку Джо" обожали и благодарили.
      И как-то нехорошо получается, когда сейчас наши говорят, что, мол, мы бы и без американцев справились, а американцы говорят, что, мы, мол, и без русских бы обошлись. А чего ж тогда не обходились? И мы и они знали тогда, что без союзников-то плохо всё может выйти.
       Ведь на то и объединяются союзники, чтоб друг другу помогать, ради взаимопомощи объединяются. Не потому Рузвельт и Черчилль Сталину помогали, что любили его до безумия, а потому, что отлично понимали: если Гитлер Союз разобьёт и все его огромные ресурсы захватит, то Англии тут же кирдык придёт, а там и до Америки бесноватый доберётся. Вот и пришлось союзникам Сталину помогать, себя спасая. Рузвельт своим простоватым американцам так это доходчиво объяснил: "Если у соседа горит дом, то мы должны дать ему шланг, чтобы он потушил пожар, пока пламя на наш дом не перекинулось".
      Заметьте, между прочим, что Рузвельт не сказал, что нужно помочь тушить пожар, нет. В огонь лезть? Ну что вы! Вот шланг так и быть дадим, а уж тушите там сами. Когда потушите, так мы поможем угольки затоптать. Заодно поглядим, чем там у погорельцев отовариться можно. За наш шланг-то.
      Выходит, что вопрос можно и так поставить: а без Советского Союза Англия и Америка справились бы с Великой Германией от Лиссабона до Владивостока плюс Япония?
      И правильно Иосиф Виссарионович насчёт оплаты за ленд-лиз говорил, что Советский Союз с лихвой расплатился с ними самой дорогой валютой - кровью своих людей. Тогда союзники это хорошо понимали, и в те грозные для всего мира годы  горячо нас за это благодарили.
      Но сразу же после победы спохватились: стоп, стоп - не нужны нам больше эти коммунисты. И вообще. Зря им помогали.  "Что русские в Берлине оказались, так это мы им, так и быть, разрешили. Могли бы и без них", - как сейчас в Америке и даже (представьте себе!) и в Англии говорят.
      Как ни странно, но и у нас нашлись "историки", считающие, что без ленд-лиза Союз бы не устоял
      Что ж, помогли нам союзники. Но именно помогли, а не решили дело. От Америки существенная помощь в основном пошла после Сталинграда, когда уже стало ясно, что Гитлер войну в любом случае проиграл. А до того Черчилль уверял Рузвельта, что Советы скоро будут разбиты, нечего им помогать, ведь всё достанется Гитлеру. Последующая помощь была важной, хотя и не решающей.
     Кстати сказать, не вся помощь была именно помощью. В счёт поставок по ленд-лизу Советский Союз тоже кое-что в Америку поставлял. Платину, например, редкоземельные металлы... А ещё много чего дядя Сэм дяде Джо не просто "поставлял", а продавал. За золотишко. Причём, есть подозрение, что один корабль с нашим золотом, отправленный в уплату за "помощь", английские лорды увели, а Сталину сказали, что, мол, вот незадача - немцы потопили. Делать нечего, Сталин ещё один корабль загрузил да отправил.
     А после войны Советский Союз а потом и Россия много лет за ту помощь расплачивались, и только недавно выплатили весь долг сполна. 
      Если кто-то всё ещё на помощь наших союзников кивает, то давайте и про союзников Гитлера вспомним. Что было бы, если бы Чехословакия не наклепала ему треть его танков? Если бы Швеция не дала ему железа?  Румыния не дала бы нефти, и Америка через Испанию нефть бы ему не поставляла? А?
       Да и всё прочее приплюсуем: работу на Гитлера всей Европы, дивизии итальянские с миномётами на ишаках, вспомним французских да испанских вояк , озверевших венгров, бестолковых румын. Много было у Гитлера помощников. Так что если мы в мысленном эксперименте ленд-лиз убираем, то надо и всех помощников Гитлера убрать. Вот тогда сравнение будет гораздо более корректным, и наверняка не в пользу тех, кто объявляет победителями американцев.

      Да, союзники наши прошлые, с которыми вместе воевали и победили, сейчас всё настырнее проталкивают - мол,  русские сами виноваты, что ввязались, а потом там у себя на востоке чего-то там копались, пока мы Гитлера не разгромили. Откройте любые западные школьные учебники, да и книги западных историков - там подробно рассказано о боевых операциях англичан и американцев в Африке да Италии (в сводках с наших фронтов операции таких масштабов назывались боями местного значения), ну и о высадке в Нормандии, как о решающем событии войны. А про восточный фронт - несколько предложений вскользь. Мы-то, - выпячивают союзники грудь, - раньше русских с Гитлером сцепились, целых два года одни сперва воевали.

      Ладно, уж не буду англичанам в глаза тыкать, как они с тарелками на головах от Роммеля по барханам бегали, прыгая в коротких штанишках через колючую проволоку.
      А сэр Персиваль? У него в Сингапуре был великолепно укрепленный оборонительный район, солдат и техники много больше, чем у японцев. Но с этими фанатами японцами сражаться? Нет уж, увольте. Мы своих побережём, пока Америка с помощью не подоспеет. И вот сэр Персиваль, надменно выпятив благородный подбородок и выбрасывая худые коленки в коротких штанишках, гордо марширует с развёрнутым знаменем в японский плен. Японский генерал опешил и никак не мог понять, почему англичане сдаются.
     А сэр Персиваль, между прочим, никакого позора за собой не чувствовал и даже присутствовал на подписании капитуляции Японии. Герой!
      Ну да, высадку в Нормандии союзники подготовили хорошо. И не мудрено: за три-то года можно подготовиться.
      Потом тоже повоевали, но зверь уже почти добит был Красной армией. Чего ж было Париж не освободить? Не штурмом. Что вы! Немцы оттуда сами ушли. Генерал Монтгомери скорей в пустой город свои доблестные войска гонит, а там уже - оп! - генерал Паттон, пижон и краснобай со стэком подмышкой, французским старушкам на площади победную речь толкает, а военный окестр играет американский гимн.
      Правда, и военной операцией генерал Паттон однажды прославился. Его приёмный сын попал к немцам в плен. Генерал собрал отряд отборных смельчаков, чтобы напасть на лагерь и освободить пленных. Охранялся лагерь так себе, однако смельчаки не только никого не освободили, но и сами в плен сдались.
      И вот этот генерал похвалялся, что он бы запросто Берлин взял, да ладно, мол, пусть уж там русские погибают.
   
     Это я так, чтоб союзники всё же не забывали, кто как воевал. А то они всё больше на наши промахи кивают. Вот и пусть в зеркало посмотрятся.  Да, ничего не скажу - на море у них получше получалось. И в воздухе тоже. Особенно когда города вместе со всеми безоружными жителями - с детишками, с женщинами, со стариками и старушками - бомбёжкой дотла сжигали, как Дрезден, как Хиросиму, как Нагасаки.
      Может и не стоило бы всё ворошить. Вместе воевали, вместе победили. Много чего было: война есть война. Но ведь зло берёт: знали же союзники, знали и сами когда-то говорили, что главные силы Гитлера - сухопутные силы Вермахта - были разбиты именно Красной армией. Так чего же сейчас ловчить да перекручивать? И когда пишут западные историки, что "войска союзников вошли в Берлин" - это правда, но правда лукавая: Берлин был взят штурмом одним из союзников, а именно - Красной армией. А уж потом в него войска других союзников "вошли" и стали себе сектора выкраивать.
      Один из советских участников подписания капитуляции в Берлине вспоминал, что Кейтель, увидев среди победителей французского генерала, спросил его: "И вы нас победили?" Жаль неизвестно, ответил ли что-нибудь француз.

      Кстати, с этой капитуляций союзнички не удержались, сподличали. В начале мая сорок пятого года, когда всё уже было кончено, немцы за последнюю соломинку ухватились - побежали к американцам капитуляцию подписывать. И наши как бы "союзники"  давай хитрить, юлить - как бы тут самим вперёд вылезти, а русских отодвинуть. Это что - не коварство? Не подлость? Не предательство? Сталин, понятно, возмутился. С Красной армией союзники связываться побоялись, объяснять бросились, что, мол, это только, так сказать, предварительная, не настоящая, понимаете ли, капитуляция, что вот теперь уж мы все вместе  настоящую примем.
      Ну да, приняли. Только подлость та до сих жива. Так и считают тогдашние союзники, что главные победители - Америка, Англия и (кто бы сомневался) Франция. Ну а "русские" потом уж примазались.
       Хотя конечно: обидно об этом говорить, но пенки-то с Победы как раз шустряки-американцы ухитрились снять. Золотишко  европейское прикарманили, технологии, что получше, да спецов, кто побашковитей, подгребли, базы свои понаставили и до сих пор не только не уходят, а ещё больше под себя подминают. Только Россия отовсюду ушла, где победный шаг чеканила, даже ещё и своих земель вон сколько всем понаотдавала. Это к вопросу о захватнических планах агрессивных россиян.

      Да, для нас в Европе была жестокая кровавая война, а для американцев мать родна. Так на той войне разжирели, что теперь весь мир в своём долларовом кармане держат.
      У американца в крови, что главное в жизни - деньги. Если можно нажиться - наживайся. Не важно, на чём. Хоть и на войне.
      В одном американском военном фильме есть такой эпизод. Американцы выбросили десант в немецкий тыл. Среди десантников оказался не очень опытный новичок, которого командир группы всё шпынял - и это у него не так, и то он делает плохо. Группа приземлилась на поле, а немцы их засекли и открыли по ним миномётный огонь. Все бросились в ближайший лесок, но командиру осколок перебил ногу, он упал. Группа сидит в лесочке, никто не решается командиру помочь, и тут этот новичок решительно бросается командиру на помощь. Что делает группа? Даже наш теперешний российский зритель, уже затронутый бациллой наживы, всё же ни за что не догадается. А доблестные американские десантники не побежали вслед за смельчаком своего командира вытаскивать. Нет. Они, в лесочке сидя, заключают пари - дотащит смельчак командира под обстрелом или нет.

      Но это так - мелочь из кармана в карман. А вот посерьёзнее боевая операция. Трое бравых американских дизертиров наткнулись в разбитом немецком городе на банк. Банковские хранилища целы, да только никак в них не пролезть, ничем их не взломать. И тут видят они среди городских развалин мыкается немецкий "Тигр". Дальше сцена - загляденье! Отважные парни идут безоружными навстречу грозному монстру, на его пушку, наведённую на них, на пулемёты. Но не дрогнули храбрецы, стоят перед жутко лязгающими гусеницами.   Командир танка давить их не стал. Ведь американцы! Им и в плен сдаться можно. Вылез, а те ему про банк объясняют. Немец - тоже человек западный, цивилизованный. Понимает, что возможна пожива. Танком они проламывают стены, а там - штабеля золота! Вытаскивают слитки, но в городок входят американские войска. Дизертиры тут становятся героями - вон сколько золота для своей страны награбили! Им тоже что-то, похоже, перепало.

      Могут сказать: да наши тоже в Германии попользовались. Все, вон и сам Жуков даже, много чего оттуда повывезли. Но давайте будем справедливыми: немцы у нас столько всего порушили, пожгли, поразграбили, что взятое в Германии - лишь малое наказание за разбой. Да и не в этом главное. Важно, что у нас такие действия осуждались. И Жукову, и другим крепко за это досталось.
      Америка от немцев не пострадала, нечего было возмещать, так что всё взятое - чистый грабёж. И в фильмах те ребята не осуждаются, наоборот, выходит, что они - находчивые парни, сумели под шумок карман набить. Молодцы!   
      Кстати сказать, много немецкого золота до сих пор в Америке хранится. Отдавать не спешат, говорят: "У нас целее будет".

Победа!

      Шла весна сорок пятого года, и, понятно, главное, чем тогда жила вся страна и наше мальчишеское братство - это победное движение Красной армии. Война уже стала не зловещей бедой, а гордой силой.      На школьных концертах художественной самодеятельности танцевали "матлёт" (матросы и лётчики). Пели военные песни. Звездой эстрады был красавец Кудрявцев. Он действительно был кудряв, хотя и блондин, что бывает нечасто - обычно кудрявы брюнеты. Он задушевно пел "Эх, дороги! Пыль да туман...", выставив вперёд ногу и держа руки за спиной. Девочки млели, мальчишки исходили завистью.
.
      В актовом зале школы на стене висела большая карта Европы, и наш военрук каждое утро перекалывал на ней флажки, отмечая новые форсированные реки и взятые города. Ученики толпились возле карты, старшие ребята объясняли нам, малявкам, что просходит, солидно повторяя неизвестные слова: Кёнигсберг, Одер, Франкфурт, Бреслау, Дрезден, Эльба. Ну а Берлин мы и без них отлично знали.

      И наконец свершилось важнейшее событие в истории страны. Долгожданное, выстраданное, завоёванное армией и всем народом событие. Победа!
      День 9 мая был жаркий, народу на улицах столько, сколько я никогда не видел и даже не думал, что в нашем городе живёт так много людей. По нашей центральной Коммунистической улице народ шёл колоннами к площади. Играл духовой оркестр, пионеры шли с барабанным боем и трубили в горн. Мы, первоклашки, шли, размахивая красными бумажными флажками.
      Большая и обычно пустынная площадь была вся запружена народом, в основном женщинами. С трибуны говорили речи, толпа кричала "Ура!", но многие плакали.
      Потом целый день у нас под окнами, по нашему знаменитому асфальтовому тротуару и по булыжной мостовой разгуливал народ, играл оркестр и гармошки в разных концах, люди пели песни, танцевали, окружали военных, кричали "Ура!" Я первый раз в своей жизни видел, как такое большое количество людей веселится, радуется, празднует. И тоже, конечно, вместе с друзьями бегал среди толпы, пел, кричал и махал своим красным флажком.
      Правда, нас, мальчишек, окончание войны как-то даже обескуражило: ведь мы жили с ней и другой жизни не знали. Во что теперь играть, что рисовать, о чём разговаривать?
      И вообще, людям, похоже, трудно было сразу осознать, что прошли они, закончились эти чёрные, страшные, бесконечные годы смертей, лишений, тревог. Ещё всё было связано с войной: ожидания, когда вернутся родные и близкие, радость выживших, горести утрат, страдания калек.
      Кажется, что народ окончательно поверил в Победу, когда в Москве прошёл тот знаменитый июньский парад. Его передавали по радио, а потом показывали в кино, где были организованы бесплатные сеансы для работников депо и других предприятий, а также для школ. Кинотеатр "Рейс" находился рядом с нашей школой, и мы на правах соседей пристраивались к другим группам, так что посмотрели парад много раз и знали наизусть весь ход этого триумфального действа.
     Я тут недавно слетал на электронной машине времени и пространства в то прошлое, посмотрел Парад Победы и поразился тому, как в моей памяти отпечатались некоторые кадры. Помню, как весь зал в кинотеатре вставал и аплодировал вместе с Красной площадью, когда на трибуну Мавзолея поднимался Сталин. (Кстати, сейчас я обратил внимание на то, что имя Сталина на параде не упоминалось и в речи Жукова не прозвучало. Это к вопросу о культе личности.) Помню, как гарцевали на белом и вороном Рокоссовский и Жуков, как маршировали мальчишки барабанщики, тачанки почему-то запомнились, а кадр с брошенным к подножию Мавзолея личным штандартом Гитлера ну просто картиной в памяти остался.
      Победа мощно воодушевила народ. Он осознал своё единство, свою силу и значимость. И хотя было ещё тяжело, но даже мы, дети, почувствовали, что тональность жизни резко сменилась - вместо мрака придавленного ожидания бед пришло светлое ощущение окончания ужасов и уверенная надежда на новую, гордую, победную жизнь.


Холодная война

Перекройка истории

      После Второй мировой войны Советский Союз стал мощной мировой силой, одной из двух сверхдержав. Только Америке уступал. Оно и понятно: СССР понёс в войне огромные потери, а США на войне нажились. Но Советский Союз быстро залечил раны и начал стремительно развиваться. Авторитет нашей страны был тогда в мире велик, идеи социализма популярны.
      Тогда казалось -  в европейской истории Второй мировой войны всё ясно. Сперва Германия подтащила к себе Австрию. Та как бы и не сопротивлялась, вроде даже радовалась. Ясное дело - один язык и народ в общем такой же. Да фюрер-то и сам австрияк. Так что никто не насторожился: понятно - дело семейное.
      Однако Гитлеру это, оказывется, была только закуска. Для возбуждения аппетита. Он уже пожирнее блюдо присмотрел. Пригласил к столу для компании поляков да венгров, и они на троих стали Чехословакию обкусывать. Прихлебатели успели по кусочку оттяпать, но фёрер их от стола шуганул, а с основным куском сам управился. Правда, для приличия у Англии и Франции разрешения спросил. А те рукой махнули: ладно, чего там, доедай.
      У чехов сильная армия была - танки, самолёты, пушки. Могли бы за свою страну да за  Злату Прагу побороться. Но струсили. Сталин предложил помощь, но Польша не разрешила, и сама захотела вместе с Германией на Советский Союз двинуть.
      Да что-то поляки Гитлеру не угодили, он их танками и раскатал. Сталин успел те земли, которые Польша недавно у России откусила, назад вернуть.
      Франция с Англией тут наконец всполошились, объявили Германии войну, но воевать за Польшу не спешили, пока Гитлер Францию не придавил и англичан с материка не скинул.
      Тут уж Фюрер совсем удила закусил, поверил в своё всесилие и аж на Советский Союз пасть разинул. А Европа скорей к нему в пристяжные - мол, и нам бы чего откусить. Однако кусок-то слишком велик. Подавились все, а Гитлер пустил себе пулю в лоб.

      Но Западный мир уже тогда начал постепенно историю войны переписывать. Да только СССР был могуч, связываться с ним всерьёз никто не решался. Погавкивали, старались напакостить, где могли. Однако отрицать победы Красной армии, сносить памятники нашим воинам, обвинять в нас в оккупации и требовать за неё заплатить - до такого абсурда тогда ещё не доходили.
      А уж мы, победители, и в кошмарном сне не могли себе представить, что сами, сами(!) начнём своё победное прошлое чёрной краской мазать. Понимал ли Хрущов, что творил, когда втаптывал в грязь Сталина? Для нас, для союзников наших и даже для наших врагов советская Победа была безусловно связана с именем Сталина. А когда мы сами признали, что никакой он не победитель, а злодей, то Красную армию стало возможно объявить злодейской, а победу неправедной. 
      И пошло-поехало. Обрадовались недруги, и внешние и внутренние, всё повылезло: и что победили не мы, а союзники, а мы "не благодаря Сталину, а вопреки ему", и что "трупами завалили" (Ах, Астафьев. Ведь сам солдат, сам воевал, сам победитель - а такое сказать!). До того дошло, что не только бывшие враги, но и бывшие союзники и даже наши вроде бы граждане поговаривают, что вообще не надо было сопротивляться. Мол, "пили бы сейчас баварское пиво". Вон как чехи-молодцы.
      Спросили Бенеша после войны, почему чехи не сопротивлялись? Он открыл окно, повёл рукой, показывая на красоты Праги (каков театральный жест!) и сказал: "Вот почему не сопротивлялись". Мол, ведь немцы-то и бомбить могли, такую красоту рушить. Это русским Ленинграда да Москвы не жалко. Вместо чтоб сохранить красивые города, они зажигалки тушат, самолёты сбивают, отбиваются, сопротивляются. А сдались бы - всё было б цело. И жили бы там не глупые славяне, а умные немцы. Разве плохо?

      Все в Европе, кто тогда по мусалам схлопотал, прикинулись жертвами, норовят теперь как-нибудь в прошлом всё перекрутить, чтоб не они оказались разбойниками, а тот, на кого они разбоем шли, то есть Советский Союз. И если так прошлое перелопатить, то в настоящем можно грязную бочку на Россию катить: ух, мол, она - агрессор - тогда заставила нас на неё напасть и сейчас всё нарывается.

         Опять война со всей Европой и Америкой вскипела. Информационная война. На Россию уж не знают, каких ещё собак понавешать. И от бессильной злобы мозги в их черепах перевернулись, вывернули они историю наизнанку, заявляя, что это, оказывается, Советский Союз войну-то начал, это злодей Сталин во всём виноват. И вот уже в Америке многие думают, что американцы в союзе с англичанами, итальянцами и французами воевали против японцев, немцев и русских. А среди японских школьников на вопрос, кто сбросил на Японию атомные бомбы, нередки ответы - русские.

      Не могу я такое слышать. Не могу эти бесовские пляски на могилах видеть.

Наши просчёты

      С распадом Советского Союза холодная война не кончилась. Ослабла несколько, потому что Запад решил, что победил он "красных". Отбросил "русских" на 100 лет назад, в 1920 год и по площади, и по населению. И теперь последний толчок остался - развалить Россию на малые куски. В том двадцатом (сто лет назад) это не удалось, так теперь уж точно получится. Сам российский президент непросыхающий громит страну, кромсает. А народ ликует, радуется: "Борись, Борис!!!" - кричат. В общем, там "процесс пошёл", Западу и вмешиваться особено-то не надо - сами страну добьют.
      Но эта Россия непонятная каждый раз чуть не из обломков опять срастается, опять поднимается, крепнет. Значит, снова надо с ней воевать. Но понял наконец Запад, что военной силой Россию не взять. А что, если попробовать иной войной - гибридной: экономической, провокационной, информационной? Здесь россияне слабы, потому что доверчивы, незлопамятны. Вот и бить их ложью! А начать с той прошлой войны. Тем более, что и сами они своей победы стесняются.
      И вот, приходится признать, что не поняли мы, россияне, стратегии и тактики новой войны. Не осознали во-время угрозы. 

      Не были мы злопамятными. Старались не помнить Европе зла. По доброте душевной. Да вот, похоже, что и зря. Желая с Европой дружить, наши политики да историки во-всю расписывали про то, как вся Европа сопротивлялась Гитлеру, как она "стенала под игом фашизма", как Красной армии не щадя жизни помогала.
      У французов там уж такое было "Сопротивление", уж такое! Про "Нормандию-Неман" столько всего понаписано да понапоказано! Ну просто целая французская воздушная армия гитлеровскую Люфтваффе разгромила и наших неумех летать научила.
     Сейчас понемногу раскрываются бывшие почему-то секретными документы, и картина вырисовывается совсем-совсем другая, прямо сказать - противоположная картина.
     Да, были сопротивлявшиеся и в самой Германии, и в других странах Европы. И жизнью за это заплатившие были. Честь им и слава! Но были это единицы. Не фигурально, а буквально единицы. В основном же все народы Европы, исключая партизан Югославии и отчасти Греции, не только не "стенали" от фашизма, но активно с ним сотрудничали и вместе с Вермахтом воевали против Красной армии.
     Не говорили нам наши "историки", что после войны в Советском Союзе среди четырех миллионов военнопленных оказались вояки из практически всех государств Европы. И "союзники" наши французы там оказались и "нейтралы" испанцы, и разных прочих каждой твари...
И не по паре, а по десяткам и сотням тысяч!
     Пара десятков французов-то из Нормандии когда прилетела? После Сталинграда прилетела. После! А до того Франция против англичан да американцев повоевать успела, и Вермахт ударным трудом вооружала, и немецких солдат и свою дивизию винами-коньяками поила, чтоб на русских морозах согреть. Никак не хотят французы вспоминать, что их вояки Рейхтаг обороняли, когда его штурмовали советские солдаты. Во как преданы были фюреру. Даже мёртвому уже!
     И не только французы, а и вся Европа побежала к Гитлеру работать на него да в армию к нему записываться, чтоб к дележу русского пирога не опоздать. Даже братья-славяне, чехи, из кожи лезли, чтоб фюреру угодить. Треть всех гитлеровских танков сделали для него чехи. И хоть жалкие они были, клёпанные, слабосильные, всё же немецкие генералы умело их использовали, а наши, со своими великолепными танками, сперва ничего против них сделать не могли.
     Изо всех славянских народов только чехи так верноподданно фюрера облизывали. За всю войну на их заводах, ударно работавших на фашистов, не было ни одного акта саботажа.
      Что же тогда о венграх говорить? Они-то с Гитлером полностью заодно были. Воевали с нами ещё более жестоко, чем сами немцы. Там сопротивление действительно было. Упорно, до конца войны сопротивлялись венгры. Но не Гитлеру, а Красной армии. И зачем там о каком-то освобождении говорить? От кого мы их освобождали? От них самих что ли?

     Поляки хоть и тоже хороши, но на фоне других "сопротивленцев" всё же несколько приличнее выглядят. Ведь были как бы нашими союзниками в Великой Отечественной войне. Поляк Рокоссовский был одним из лучших полководцев Красной армии. Парадом Победы командовал. Высокая честь! Армия Людова отлично сражалась с фашистами, в штурме Берлина активно участвовала. Её части на Параде Победы маршировали.
     Однако же не только в Красной армии была армия Людова, но и в Вермахте много поляков оказалось, да ещё и армия Крайова была, которая  против немцев не особо-то и воевала, а вот русских совсем не жаловала. Выходит, вроде как полусозниками поляки получаются.
    Когда советские войска к Варшаве подходили, то армия Крайова подняла в Варшаве восстание. Немцы утопили восстание в крови и дотла разрушили Варшаву. Виноватым поляки назначили Сталина - почему Варшаву не спас? Да как же он мог её спасать, когда восстание как раз и было поднято для того, чтобы Сталина в Варшаву не пустить, чтобы взяла её армия не Людова, а Крайова, которой обещали помощь англичане. Обманули англичане, как обычно. Но виноваты русские. До сих пор виноваты.
      А уж кому как не полякам надо бы и Красную армию и лично Сталина век благодарить? Кто их от полного уничтожения спас? Кто им от Германии столько земель прирезал? Забыли поляки, что Черчилль предлагал вообще польское государство ликвидировать, а Сталин настоял на его сохранении и даже расширении. Так нет - вместо благодарности Польша сейчас в истерической злобе исходит, пытаясь оплевать и Советский Союз, и Сталина, и современную Россию.
      Здесь, правда, и мы зря бисер метали. Они в Варшаве огромный красивый Кафедральный храм Александра Невского взорвали, а мы им огромный красивый Дворец культуры и науки построили. И не только Дворец. Варшаву, немцами изничтоженную, кто помогал отстраивать? Мы и помогали. Когда наши города ещё разбитыми стояли.
      Да и потом. В 1981 году я жил в Калининграде, и помню, как опустели до того богатые городские магазины. Мяса нет, масла нет, муки нет. И рыбы. Она-то здесь и плавает, здесь и ловится. Куда делась? Уплыла что ли враз? А потом на товарной станции сам видел, как отправляются в Польшу составы рефрижераторов с мясом, рыбой, маслом. И вагоны с мукой, с крупами. Оказался вскоре в Варшаве у польских коллег - преподавателей русского языка. Там "Солидарность" забастовками всё хозяйство поломала - магазины пустые. Говорю друзьям про наши эшелоны с продовольствием. А они мне: "Нам рассказываешь - ладно. Но смотри, не скажи кому другому. И вообще по-русски не разговаривай". Ничего себе, - думаю. Вместо благодарности. И чего же мы тогда так лебезим-елозим?  Ну как же, мол, братья славяне... дружба навек... кто старое помянет...
      Вот и не вспоминали мы, как Пилсудский с Гитлером сдружились, как поляки вместе с немцами Чехословакию дербанили, как собирались с Гитлером на Союз идти и уже рисовали на картах, какие куски себе приберут. А мы всё на четырёх танкистов и собаку нажимали, на братство боевое, да помогать - чуть что - кидались. И получили за всё хорошее: они теперь танкистов в звёздно-полосатые танки посадили и лают на нас собакой на американском поводке.

      Однако же стараюсь я себя утешать. У меня в Польше много друзей было - хорошие люди. Да вот и здесь, в Палм-Биче оказались живущими рядом несколько польских и русских семей. Поляки уже давно жили и работали в Америке, да и русские уже порядком здесь обжились. Но ни те, ни другие с американцами тесно не сошлись, а образовали свою русско-польскую компанию. Нет, не бизнес-компанию. Бизнес - это как раз с американцами. 
      А наша компания - это попеть, попить, поплясать. Был баянист, Алексей Уланов, знаменитый фигурист, обладатель разных чемпионских титулов. (Ах, какая была звёздная пара - Алексей Уланов и Ирина Роднина!). Был виртуозный гитарист поляк. Мы часто собирались, готовили привычную славянскую еду, пили тоже привычное, танцевали и пели песни. И что удивительно: самыми популярными были советские песни. А гвоздём программы - песни военных лет, особенно почему-то "Вася-Василёк" и "Партизанская| борода". И никому ни в голову, ни в душу не приходили какие-то русско-польские разборки. Вот там, в чуждом окружении, сразу становилось ясно, что как ни крути, как ни фырчи, а есть она - славянская душа.
      И если сейчас в Польше думают, что в случае чего - будут американцы с Россией за поляков воевать, то здесь, в Америке, поляки знают, что американцы считают их недотёпами, рассказывают про них анекдоты как мы про чукчей. А чтобы уж американцы за поляков погибали - и подумать смешно.   
      Ну да ладно. Правители наши ругаются, за ними и народы друг на друга косо поглядывают, а всё же никуда нам, соседям, не разбежаться. Только прежних ошибок повторять не надо. Как говориться: дружба дружбой, а табачок врозь.
      И забывать ничего не надо. Окрысившейся сейчас на нас Европе почаще бы| напоминать её крестовый поход на нас и его результаты.

Чёртик из английской табакерки

      Вспоминаю сейчас - и это мне дурным сном кажется. Не могло такого быть в нашей стране! Но было. Стыдно вспоминать это безумие: на стариков-ветеранов обалдуи с кулаками бросались, ордена с них срывали. Орали, что Сталин хуже Гитлера. Военные памятники разбивали, рисовали на них свастику. Не пара-тройка хулиганов, а целое поколение молодёжи так тогда оскотинилось. Эти подонки и сейчас живы. Совесть их не мучает? Многие, надеюсь, опомнились от дурмана, но и тех много осталось, которые ещё и теперь про "победобесие" шипит.
      А кто уж особенно и страну и армию в грязь втоптал - так это подлые киношники. По фильмам последних лет получается, что в Красной армии воевали одни зеки и штрафники.  А победили только потому, что этот сброд в атаку гнали заградотряды.  Да кровавые гебисты ещё. Злобный Сталин приказал им выбирать из войск самых лучших, пытать их, калечить и расстреливать. Немцы в тех фильмах - благородные красавцы в элегантных мундирах гонят стада оборванных трусливых пленных.
      Нет слов - война жестока. И в любой армии есть паникёры, есть предатели. И в любой армии таких расстреливают. И в любой армии есть система наказаний. Штрафбаты и у немцев были. В ходе боёв возможны поражения, возможны ошибки, возможны напрасные потери. Но любая страна старается выставить свою армию в лучшем свете. Уж казалось бы - немцы. Их армия была наголову разбита, но они всё на Гитлера свалили. Мол, армия-то воевала что надо, и если б не болван Гитлер, то наши бы вояки - ого-го!
      А уж Голливуд, понятно, каких и не было боевых побед вам покажет, когда они там рядового Райена искали.
     И только наших борцов за "правду" о войне странный мазохизм поразил: они не победы показавают, какие были, а поражения, каких не было.
     Что же удивляться западным фильмам о нас, где немцы в общем-то не особенно и хотели этих глупых варваров завоёвывать, те сами на несчастную Германию накинулись и давай всё крушить и всех насиловать.
     Опять же немцы. Уж им-то бы помолчать. Но нет, тоже надо Германию жертвой изобразить. Вот немецкий фильм о последних днях Рейха. Гитлер в бункере кончает жизнь самоубийством, и молоденькая стенографистка выбирается из развалин наружу. Она такая красивая, чистенькая, в миленьком изящном платьице, а вокруг столпились грязные, оборванные, в нелепой форме "русские" солдаты с азиатскими зверскими лицами. Скалятся, вот-вот набросятся. Дрожа от страха, она кое-как через все эти дикие толпы прошла. Ведь они же точно изнасиловать её хотели.
      Что и говорить - умело создан мощным влиянием кино такой образ советских людей и советских солдат.
 
      Историки наши никак не могут от той гнилой атмосферы избавиться: так всё и пишут о начале войны: "полный разгром, катастрофа". Ну да, броско, конечно, звучит.  Ради красного словца... И врут, как бы для оправдания "разгрома", что Красная армия была слаба, танков и самолётов у неё было мало, а те, что были - устаревший хлам. Вот у Гитлера - это да! У него "военная машина", у него такие "штуки", уж такие "штурмгешюцы"! Куда нам до них.
      На самом-то деле полный разгром и катастрофа были для Польши, для Франции. А нам-то зачем так себя унижать? У нас сначала были военные неудачи. Да, пересиливала вначале немецкая армия нашу в маневренной войне, в организации военных операций. И разгром на разных участках фронта был. Но всё же Красная армия не развалилась, как французская, не драпанула в панике, как английская, а сражалась и в конце концов захватчика разбила. Были у нашего командования просчёты. Крупные, болезненные, кровавые, но всё же закончившиеся отнюдь не катастрофой, а полной победой, полным разгромом и Германии и всех её приспешников да прилипал.

      Так и случилось, что всё военное прошлое было нами же перевёрнуто, перекромсано, и в этой грязной воде появился некий "Ледокол", а за ним целый караван диверсионных книг Резуна, нагло взявшего себе псевдоним "Суворов".
      Его книги, издававшиеся у нас огромными тиражами, имели сенсационный успех, обоспеченный растерянностью наших политиков, враньём наших историков, позорным невежеством молодёжи, активностью доморощенных разрушителей собственной страны.

     Он, этот Резун, (только представьте себе) написал, что у Сталина танков было больше, чем у Гитлера! И вообще больше, чем во всех армиях мира, вместе взятых.  На 22 июня 1941 года было их у Сталина 27000 (двадцать семь тысяч), а у Гитлера всего 4000 (четыре тысячи). Да ещё и (ну совсем уж чушь несусветная!) что русские танки были лучше немецких. А чуть не две тыщи, пишет, у Сталина было таких чудо-танков, каких ни в одной армии мира и близко не было.
     Да, для большего эффекта слукавил тут Резун: у Сталина посчитал все танки, а у Гитлера только танки Вермахта и только на восточном фронте. Но если и все танки Гитлера посчитать, да все танки его союзников прибавить, а у Сталина учесть только те, что в западных военных округах были, то и тогда советских танков окажется раза в три больше, и превосходство по качеству  никуда не денется. 
     Тут, ясное дело, смех поднялся: ну кто не знает, что у Гитлера были танковые армады, а у русских пехота в обмотках. Ведь и сам Сталин сказал, что "танков у нас всё же меньше, чем у немцев". Сказал такое? Сказал. И как ему не поверить, когда говорил он это , спрятавшись под землю на станции метро, когда немцы уже Москву бомбили. Понятно же - будь у Сталина столько фантастических танков да разве ж докатил бы немец за четыре месяца на своих хилых коробках аж до Москвы?
     Вот и Жуков (уж он-то точно знал, сколько у кого чего, начальник Генштаба, как-никак) написал в своих мемуарах, по всему миру изданных-переизданных, что танков у нас было в несколько раз меньше. В несколько раз! Правда, не уточнил, во сколько же раз всё-таки.
     Да что там, посмотрите советские военные фильмы: там прёт лавина мощных немецких танков, а героические красноармейцы бросают в них бутылки с горючей смесью и сами бросаются под гусеницы, обвязавшись связками гранат. А то и вообще идут в атаку с черенками от лопат.
     И тут Резун этот, какой-то перебежчик, предатель, изменник Родины, мелкий шпионишка такую глупость сморозил.
     Просто здравый смысл подсказывает: общеизвестно, что немецкая техника - это высший класс. А русские что могут сделать? Топоры да лопаты.
     Станки-то Сталин где покупал? В Германии? Точно, в Германии покупал. А в Америке танк инженера Кристи купил. Но американцам этот танк был не нужен, а русские на его основе сделали отличный быстроходный (самый быстроходный в то время) танк БТ. И у англичан купил Сталин танк Виккерса. Только в Англии строили нелепую "Матильду", которая с горки ехала, а на горку не могла, да "Черчилля", которого русским пришлось подковывать, потому что на своих гусеницах он зимой елозил. А сталинские инженеры оценили идеи Виккерса, добавили своих идей, приложили руки и создали лучший танк Второй мировой войны, знаменитый Т-34. Да ещё и самый сильный, самый тяжёлый в то время танк КВ, с самой мощной танковой пушкой.
   
      Удивительно, но у нас объявились "историки", которые сенсационное открытие сделали, что, мол, да, создавали мы хорошую военную технику, но не для себя, а для немцев, что "германский меч ковался в СССР" , что это Сталин, злодей, Гитлеру армию создал.
      Что ж, торговал Советский Союз с Германией. И хлеб ей продавал, и нефть, и куриное перо, и очёсы, даже рыбий пузырь продавал. И покупал у Германии станки, корабли, машины разные. Были в 20-х годах (ещё до фюрера) на советской территории две немецких школы - танковая и авиационная. Они успели аж почти тридцать летчиков и танкистов подготовить. Сила!

      А давайте для лучшего понимания тех событий на сегодняшний мир посмотрим. Вот мы Германии газ да нефть продаём, Америке - уран да титан. Американцы в космос на наших двигателях летают, а мы их на наших ракетах на космическую станцию возим. Вот и перевалочную базу на аэродроме в Ульяновске американцам держать разрешили. С изумлением прочитал недавно, что для американских баз, вокруг России понаставленных, Россия многие товары продаёт. Автомобильные шины, например. Америке их здесь купить дешевле, чем из-за океана тащить.
      И вдруг опять (упаси и помилуй!) на людей буйное помешательство нападёт. Опять они друг другу глотки рвать кинуться. Так что же -  Россия своих врагов вскармливает? Тогда давайте никому ничего не продавать и ни у кого ничего не покупать. Возможно такое? Понятно, что нет. А почему же непонятно, что тогда такое тоже было невозможно? Кто тогда предполагал, что Германия бешеным псом окажется, а Гитлер - безумным самоубийцей?

     Свой меч мы ковали. Свой. В том числе и на немецких станках. И такой меч получился, что никто его перешибить не смог. Много было у нас наилучшей по тем временам военной техники. Очень много. Но в первый год войны не получалось эту технику эффективно использовать.

     Вот ведь уже и многие документы рассекречены, статистические данные опубликованы, из которых ясно, что Резун в этом прав: танков у Сталина было много больше и были они лучше. Даже киношники наши вдруг обнаружили, что у Красной армии были, оказывается, танки. Фильмы теперь про них снимают.  Однако же предыдущее многолетнее враньё так и закрепило в массовом сознании, что у Гитлера была сверхмощная "военная машина", а у нас пехтура с "одной винтовкой на троих". Ну где была совесть у этого шута горохового Хрущёва, когда он такое на весь мир ляпнул?
      Потому я уже и не удивляюсь, когда в разговорах с американцами они мне сочувственно говорят:
      - Да, мы знаем, что русские (они всех советских русскими называют) воевали очень храбро - с "коктейлями Молотова" на танки шли. Техники-то у вас было мало, а у немцев "Тигры" да "Пантеры". Поэтому много ваших солдат погибало. Мы в Америке это понимали, и делали для вас танки, самолёты, машины.
      А когда я пытаюсь рассказать, что было на самом деле, они из вежливости не возражают, но смотрят на меня  как на брехуна и разговор прекращают. 

Зря не срезали Резуна

     Да, безусловно, Резун в своих книгах английский хлеб отрабатывает: всячески пытается обелить Англию, замазать правду о том, что именно Англия дирижировала процессом возрождения военной мощи Германии, именно Англия играла ведущую роль и в Мюнхенском сговоре, и в сдаче Австрии, а потом и Чехословакии. А разве не Англия с Францией подтолкнули Польшу к войне с Гитлером, обещав Польше  поддержку? А потом, разумеется, обманули, сдав Польшу и тем самым придвинув войска Вермахта вплотную к советским границам? И разными хитростями, типа игры с Гессом, натравили всё же бесноватого на Сталина.
     Резун хитроумной эквилибристикой переворачивает всё вверх ногами, ставя Советский Союз на место проделок Англии. Да и вся Европа пусть в невинность не играет. Пусть они ответят, как  выкормили немецкую овчарку, чтоб на "русских" натравить. А что потом и на хозяев  кинулась - так не надо было в Мюнхине с поводка спускать!
        В разговоре о танках и о другой военной технике не в Резуне дело, а дело в фактах. Нелепо было эти факты скрывать - ведь ясно же, что всё равно они рано или поздно станут известными. И лучше было бы сказать о них самим, чем дожидаться, что кто-то искусно использует их нам во вред.
 
     Здесь резонно возникает вопрос: зачем же  Сталин и Жуков врали? Какой им был смысл так прибедняться?
     А Сталин-то и не врал. Он так сказал 7 ноября 1941 года. И это правда: тогда действительно танков на Западном фронте у Сталина осталось уже меньше, чем у Гитлера. Жуков - вот тот не понял  сталинской уловки и с солдатской прямотой решил Главнокомандующего поддержать, написал, что танков в Красной армии было в несколько раз меньше. Не на 7 ноября 1941 года, а вообще меньше. А это не так. Жукову врать ещё и личный резон был для оправдания масшабного провала.

     Тогда возникает второй, опять резонный вопрос: куда же делись танки-то?
     Резун даёт на это такой ответ: Сталин готовил Красную армию к наступлению, для чего танки, самолеты, пушки собрал у самой границы, но полностью подготовиться не успел. Поэтому Гитлер застал его врасплох - танки и пушки без снарядов, самолёты без бензина, пехота в казармах.
     Тут уж на Резуна ох, насыпались! Что за чушь? Всем известно, что Советский Союз хотел только мирной жизни и к войне не был готов. Какие здесь могут быть бредовые россказни о наступлении?
     Однако опять же по мемуарам любого военачальника того времени, по рассекреченным сейчас документам, даже и по письмам солдат перед войной совершенно однозначно получается, что все планы, все учения, все военные игры, все выступления на разных важных совещаниях носили только и исключительно наступательный характер. Слова "оборона" нигде, кроме титула Наркома обороны, в тех документах не просматривается.
 
     И непонятно, что же здесь нехорошего, что такого постыдного, от чего нужно так яростно открещиваться и отбиваться?
      - Да как же, - шепчут, оглядываясь, наши политики и историки, - ведь этот Резун пишет, что Сталин к мировому господству стремился. Хотел напасть на Гитлера и потом всю Европу подмять. Нам теперь весь Запад этим в глаза тычет. Как же мы сознаемся, что наступать готовились?
       Послушайте, хватит в прятки-то играть! Кто обвиняет Сталина, что он к мировому господству стремился? Немцы? Это те, чей фюрер прямо заявлял, что намерен весь мир покорить, и уже начал замыслы свои осушествлять?  Кто ещё - англичане? А это не их Британская империя установила в Х1Х веке мировое господство? Почти мировое. Одна только Россия упрямая не поддавалась. Ещё кто обвиняет - Америка? Оглянитесь наши политики-историки вокруг - кто после распада СССР в мире господствовал? Кто получил такое мировое господство, которое никакому Чингиз-Хану не снилось? Кому подобострастный японец лизнуть поспешил, объявив, что история кончилась, что вот есть один в мире господин и больше никакого не надо?
      Это они-то обвиняют Сталина, что он хоть никому и не говорил о мировом господстве, но Резун точно знает, что замышлял.
      А ведь движение резуновскому "Ледоколу" обеспечили два мотора: первый - что Красная армия была сильнее немецкой, второй - что Красная армия собиралась наступать. Наше отрицание этих утверждений как раз и обеспечило успех резуновских книг. А если бы мы не стали глупо и бесполезно хитрить, а сами утверждали бы эти очевидные истины, то и замёрз бы тот "Ледокол" в русских льдах.
      Да, Красная армия была сильнее. Вначале этой силой не смогли успешно распорядиться, а когда сумели, тогда эта сила себя и проявила. Резун здесь опять сальто-мортале крутит. Мол, если Сталин такую мощную армию создал, то уж точно для того, чтобы весь мир завоевать. А для чего же ещё?
      Перо у Резуна бойкое, пишет он завлекательно, хлёстко, стараясь закрутить читателя парадоксами да прибаутками, чтобы у этого самого читателя не всплыл резонный вопрос: а Гитлер для чего такую сильную армию создал? Ответ на такой вопрос уже дан - именно для того, чтобы мир покорить, что он так успешно до поры до времени и делал. Вот пока Сталин чего-то там такое замышлял, Гитлер уже всю Европу завоевал.
      У Резуна и тут готов выверт: а Сталин тоже вон с Финляндией воевал, Прибалтику прибрал. Вот, мол, оба они собирались весь мир завоёвывать.
       Хитроумное сравнение, но, скажем мягко, не корректное. Вот если бы Гитлер вернул себе земли, отнятые у Германии после Первой мировой войны,  и на том бы остановился, то тут ещё можно было бы что-то сравнивать. Но он не остановился. А всё, что потом хапнул - это уже явная агрессия и тут Гитлер однозначно захватчик.
      Часть Польши, Финляндия и Прибалтика всего каких-то два десятка лет назад были землями Российской Империи. Сталин считал Советский Союз продолжателем российской истории, и потому, как хозяин, старался отнятое вернуть.
      Ещё и тем поддерживалось такое стремление, что отторжение от России этих земель отрезало Советский Союз от незамерзающих портов Балтики. Выходы в моря и океаны - постоянная головная боль России. Выход из Чёрного моря - через узенький пролив на турецкой территории, из Финского залива тоже через пролив мимо Финляндии и Этонии. В Мурманске полгода ночь и холод, Дальний Восток - он и дальний и  не развит индустриально. Поэтому возврат отнятых территорий представлялся тогда не только исторический справедливостью, но и жизненной необходимостью.

      Для лучшего понимания такого рода представлений опять вернёмся в современность. Да, в век высокоразвитой авиации, ракетной техники и ядерного оружия нет у государств жизненно важной необходимости завоёвывать территории для дальнейшего развития. Но народное чувство "своих территорий" укоренено глубоко.
      Юридическим обоснованием возврата Крыма считают референдум. Однако  народное убеждение в том, что Крым уже больше двухсот лет "наш", было ещё большим основанием его вернуть. Опять же жизненно важные интересы России. Немыслимо было допустить даже самую слабую возможность того, что Севастополь может оказаться американской военно-морской базой, а в крымских горах будут стоять американские боевые ракеты.
      Отметим, что все понимают справедливость действий Путина. Даже Трамп сказал, что раз в Крыму говорят по-русски, значит он русский. Да что там - сама Украина и не попыталась Крым защищать: знает кошка, чьё мясо съела.

      Так же было тогда и со Сталиным - пожурили, повозмущались для вида, да и утихли. Понимали: он взял своё. И понимали также, что Сталин стал так действовать уже значительно позже того, как другие начали границы перекраивать. После того, как Германия прибрала Австрию да Судеты, Польша откусила Тешинскую область, а Венгрия - Закарпатье.
      Вот и показала история, для чего готовились сильные армии. Гитлер её готовил, чтобы на чужие страны напасть, а Сталин - чтобы отнятое вернуть и защищаться от того же Гитлера и многих его приспешников.
      Или, скажем, после войны Красная армия не просто сильной была, она была могучей, что и показала наглядно, с блеском разгромив  Квантунскую армию в Манчжурии.
       Мог тогда Сталин, на такое могущество опираясь, всю Восточную Пруссию, включая Мемель, забрать? Легко. Но он от Пруссии две трети  подарил Польше, а Мемель - Литве. И вот теперь Калининградская область от России отрезана. Столько из-за этого головной боли для России! Отличная военно-морская база в Балтийске делит залив с плюющими в нас поляками, а во второй залив, в Куршский, вообще ни войти, ни выйти: пролив-то (опять пролив!) на литовской территории. В знак благодарности злобствующие поляки и литовцы теперь вопят, что Россия их оккупировала. Что же это за оккупанты, которые такие щедрые подарки дарят? Полякам на западе от Германии жирные куски прирезали, а на востоке Пруссию. Литовцам - Вильно, Мемель, Друскеники. Вот такой Сталин был захватчик. Вот для чего сильную армию создавал.      

Про наступление

      Да, Красная армия готовилась наступать. А разве армия не должна готовиться к наступлению, не должна быть нацеленной на победу? Любой военный человек от солдата до генераллиссимуса знает, что обороной победить нельзя, победить можно только наступлением.
     Тем более, что был живой пример того, что происходит с теми, кто забывает это элементарное правило. Уж как подготовилась к обороне Франция! В истории всех войн это была самая лучшая подготовка к обороне. А что получилось? Позор получился. И месяца эта великолепная оборона не продержалась. Какой же здравомыслящий человек будет после этого рассчитывать только на оборону?
     Совершенно правильно Красную армию готовили к наступлению. Сотни тысяч десантников подготовили, тысячи быстроходных и плавающих танков наделали. Это всё нужно для наступления, не для обороны. Смешно и глупо играть здесь в прятки, подбрасывая козыри Резуну.
     Но опять же любой военный человек знает, что воевать только наступлениями - редкая удача, а в основном приходится и наступать и обороняться. А если нужно - то и отступить не зазорно. Не только меч нужен, но и щит. И не только смелость, но и хитроумный маневр тоже необходим. Армия должна готовится и к наступлению, и к обороне, и к военным хитростям. А у Красной армии меч был великолепный, но вот щит оказался слабоват. И к маневренной войне сперва не приспособились.
      Резун ведь какую подтасовку подсунул: раз армия готовится наступать, значит хочет завоевать весь мир. Наши такой подтасовки испугались. А чего пугаться-то? Суворов (настоящий, а не самозванец), вон как наступал! И что - завоевал Европу? Нет. Потом русские войска в Париж пришли. И что - завоевали Францию? Нет. Ушли с песнями. Красная армия в Иран вошла. Но как вошла, так и вышла. Сталин Австрию завоевал. И что? А ничего. Спокойно уехали из Австрии на танках с подаренными австрийцами букетами цветов.
      Отнюдь не на весь мир Красная армия наступать готовилась, а на врага, который ей угрожал - на гитлеровскую Германию. Её она и разгромила, в неё и вошла, но в конце-концов и оттуда наши войска ушли. Американские-то до сих пор там сидят и нам рассказывают, какие мы захватчики.
 
      Главная цель всех резунских книг - винигретом из явной правды, полуправды и скрытой лжи обкормить читателя так, чтоб он поверил, что войну-то начал не Гитлер, а Сталин, что Сталин вон сколько войск у самой границы сосредоточил и вот-вот бы напал, и несчастному Гитлеру ничего не оставалось делать, как только для обороны наступать. Получается, что Гитлер и Европу и Англию от Сталина спас.
       И опять наши историки ничего лучшего не придумали, как отпираться: да нет, никаких там наших войск особых не было, так - пограничники одни. А ведь вместо того, чтобы глупо изворачиваться надо было бы спросить Резуна: "А Гитлер на нашей границе никаких войск не сосредоточил? И кто же раньше и лучше сосредоточился, если немцы такие мощные удары нанесли, а нашим нечем было их остановить? "
       Резун-то, кувыркаясь в свих уловках да подтасовках, и сам всё время впросак попадает. Вот ведь написал он, что Красная армия не смогла оказать сопротивления, потому что была  "в разобранном состоянии", когда Вермахт на неё напал. А на наших приграничных аэродромах, пишет Резун, взлётные полосы были к работе негодны, потому что как раз началось их бетонирование. Танки стояли без снарядов, а то и без горючего. Пушки без тягачей. Потому немцы и перебили да захватили много техники.
      Так включите же логику, наши историки: какой же это "превентивный удар", если Гитлер нападает на армию, которая  на него напасть не может? Не проходит, Резун, твоя геббельсовская хитрость. Да, Красная армия выдвигалась к границам. Потому что Сталин "Майн кампф" читал, и потому что по ту сторону вражеские войска уже на самых границах сгрудились. И именно эти войска, а не Красная армия, границы-то и перешли.

      Вот какой ещё "неотразимый" аргумент Резун придумал. Под Гитлером, пишет, уже вся Европа, а мало - так французские колонии может забрать. Там пальмы, там тёплые моря-океаны, там бананы-кокосы. Так к чему ему русские степи, болота да тундра? И если б не коварные замыслы Сталина, который вот-вот набросится, то зачем миролюбивому Гитлеру на Россию-то нападать? 
      Опять прокололся тут Резун со своими хитростями. Ответ ему дал самый компетентный в этом вопросе человек, которому не поверить никак нельзя. Сам Гитлер ещё до войны ответил. С подробными объяснениями. Целую книгу для этого написал. "Майн кампф" называется. Резун её читал. Даже цитирует (то, что ему нужно). Так что знает Резун полный, развёрнутый и исчерпывающий ответ на этот вопрос. Знает, что не превентивный удар нанёс Гитлер, а заранее продуманный, хорошо и хитро подготовленный захватнический удар для разгрома Советского Союза и завоевания его территорий и богатств, для расширения "жизненного пространства германской нации".
      А вот другого вопроса, который тут напрашивается, Резун не задаёт. Тогда я задам: а Сталину нужно было нападать на Гитлера? Нужна была война Сталину? Зачем? Земли ему мало? Прокатитесь, уж не говорю на машине, но хоть на поезде от Бреста до Владивостока. Нефти у него нет? Бакинской тогда вполне хватало. Чего ещё нет? Может, рейнского вина? Да на что ему этакая кислятина? У него грузинское есть. Всего у него в достатке! Ничего чужого не надо.
      Только-только Сталин после ленинского разгрома страну поднял, только-только жизнь в стране наладилась, работать бы, жить не тужить да социализм строить "в отдельно взятой стране". И накой ляд война какая-то нужна? А что могучую армию создавал - так на то и создавал, чтоб никто на нас войной не пошёл. Потому и силу Красной армии не скрывал, на парадах всё показывал, на учения немецких генералов приглашал: мол, смотрите и зубы на нас не скальте - выбьем. Знай, Гитлер, что у нас есть танки, какие тебе, и в радужном сне привидеться не могут? И такие у нас бомбардировщики, о каких ты и мечтать не можешь? Не сбрендил же ты, чтоб на такую силу нападать!

       Ну а Резун ради главной своей лжи, даже и правдивые книжки пишет. Вот написал "Очищение" или "Самоубийство". Там он и Красную армию хвалит и даже Сталина. Мол, видите, я чистую правду пишу, так что вы моему "Ледоколу" тоже поверьте.

Если бы да кабы
 
       Ясное дело, можно много напридумывать, кто чего замышлял, да если бы было так, да если бы этак.
       Можно, например, сказать, что если б Сталин спал и видел, как Европу завоевать, то что же он летом сорокового года свои танки на Берлин не двинул? Момент был - лучше не придумаешь. Танки Сталина - в Бресте восточном, а танки Гитлера - в Бресте западном. Возьмите карту и линейку... Да нет, и линейки не надо, и так видно: в три раза немецкие танки дальше от своей столицы, чем русские. И между нашим Брестом и Берлином ни одного немецкого танка нет. И у всей армии немецкой после польского и французского походов снаряды и бомбы закончились. Бей их смело - им отмахнуться нечем. А наши БТ, сбросив гусеницы, могут на колёсах мчать как автомобиль, чуть не под сотню в час, тогда как самые быстрые немецкие и тридцатку не выжмут. Детская загадка: кто быстрее в Берлине будет? Даже если немцы от Дюнкерка поползут, всё равно им не успеть. И в агрессии Сталина никто не обвинит. Наоборот, Франция с Англией благодарить будут со слезами радости.
      Или так можно порассуждать. После Сталинграда, а уж после Курска особенно, стало понятно, что Гитлеру конец. Разумеется, и Сталину было ясно, что Красная армия  до того дальнего Бреста может дойти. Так зачем же он, вместо того, чтобы беззащитную Европу завоёвывать, всеми силами толкал союзничков второй фронт открывать? И Черчилля письмами бомбил, и снайпера Люду Павлюченко в Америку заслал, чтоб американских мужчин пристыдила, и в Тегеране восточными хитростями союзников уламывал. Зачем? Ведь в результате-то Европу американцы завоевали, а теперь ещё и от бывшей сталинской страны жирные куски оттяпали. Аж на Украину с ногами залезли.

      Ещё одно "если бы" Резун подкинул: вот ударил бы Сталин с юга, захватил бы румынскую нефть, прыгнул бы через Карпаты на север - и вот он - Берлин. Конец бы и Рейху и всей Европе. Наши писатели клюнули на такое. Да, пишут, "упущенный шанс Сталина", эх, если б он так ударил!
      А он ведь именно так и ударил. На Юго-Западном фронте особого эффекта от внезапного нападения немцы не получили. Наши войска удержались, а кое-где (в Перемышле, например) даже в наступление перешли. Дунайская  флотилия устремилась вверх по Дунаю, по берегам её сопровождали наши войска с артиллерией и танками. Вот-вот румынскую нефть захватят. Но нет, не захватили. Откатились назад, и затрещал Юго-Западный фронт, затрещал и посыпался.
      Потом тоже Красная армия пыталась первой "ударять". В керченской операции, в харьковской. Так успешно там сперва  наступали! А кончилось чем? "Котлами" кончилось.
      Не получалась тогда у наших полководцев маневренная война. Переигрывали их в этом немецкие генералы.
      22 июня Красная армия явно не могла ударить первой. И дело отнюдь не только в немцах. А с турецкой стороны не могло полыхнуть? Ещё как могло! Там ведь и Англия собиралась подключиться. Активно готовилась бакинские нефтепромыслы бомбить. А Япония могла наброситься? Вполне. Она это на Хасане и Халкин-Голе показала. Везде по этим границам Сталину приходилось армии держать.
      Что толку теперь рассуждать, как иначе могла бы начаться война. Возможно, Сталин был уверен, что Гитлер двинет войска на Англию, и тогда она и Америка будут вынуждены призвать на помощь Красную армию. Да, безусловно, если бы сразу союзники вместе придавили Гитлера, война была бы менее кровавой. Но, к сожалению, не вышло так. 
    
      В общем понятно, что всяко чего можно понапридумывать да понакрутить. И тиражи резуновских книг - на совести наших политиков, генералов да историков. 
      Наш Президент заявил, что книг предателя не читает. Но вот сейчас он обнародовал некоторые предвоенные документы, бывшие почему-то секретными. Из них становится явной роль Англии, Франции и Польши в развязывании Второй мировой войны.
      Это правильно, но не поздно ли? Ведь  искусная ложь, что Гитлер и Сталин вместе войну развязали, по массовому сознанию была давно разлита именно книгами Резуна. И уже крепко во многие мозги въелась. Так что если бы тогда Владимир Владимирович те книги прочитал, то, возможно, и раньше бы такие документы миру предъявил. Возможно, тогда не стали бы наши правители перед Польшей непонятно за что каяться. Возможно, и с Европой бы не миндальничали, а сказали бы в полный голос, что не с одним Гитлером воевали, а со всей пристегнувшейся к нему фашиствующей Европой, строящей сейчас из себя невинную жертву.
     Ну ладно. Пусть Президент не читал. Но вот историкам нашим надо было сразу резко и серьёзно с писаниями Резуна разбираться. Они обязаны были их читать и все факты, которыми Резун жонглирует, не молчанием или враньём замазывать, а бить лжеца теми же фактами, правильно их объясняя.

      Да, завлекательность книг Резуна построена на большом фактическом  материале. Он приводит множество таких явных и ярких фактов, которые (без их правильного объяснения) и помогают ему увести неподготовленного читателя в нужную сторону.
      Говорят, что факты - вещь упрямая. Отнюдь, далеко не всегда. Истолкование фактов бывает упрямее. Очевиднейший факт, который у всех перед глазами, оказывается вовсе не фактом: все видят, что солнце движется по небосклону, ан нет - это мы с Землёю крутимся. Или вот - спроси любого, куда впадает Волга? Каждый скажет: в Каспийское море. Факт. А вот с гидрографических позиций она, как пишет Андрей Паршев в своей знаменитой книге "Почему Россия не Америка", впадает в Каму, а уж Кама - в Каспийское, и не море, а озеро.
      Ещё и вот что важно. Хоть все мы про Солнце и Землю знаем, а всё равно говорим: солнце всходит и заходит. И никто не станет называть Волгу Камой, а Каспий озером. Так укоренилось.
      Вот и в теперешних нападках на Россию укоренилось: "Пакт Риббентропа - Молотова".  Резун его взахзлёб смакует и наши ничтоже сумняшеся повторяют. А ведь здесь хитрый трюк спрятан. Западные ребята уж чем чем, а рекламным обманом владеют мастерски. Звучный лейбл придумали. Получается вроде как нечто особо важное, из ряда вон выходящее - Пакт! И даже именной! А раз Риббентроп немец, а Молотов русский, то вот, пожалуйста - это ж союз русских с немцами! Сталина с Гитлером! Вот они - злодеи, поджигатели войны!
      Сейчас Путин показал те документы, и ясно, что был это рядовой, стандартный договор о ненападении. И подписал его Советский Союз самым последним, после того, как уже все такие договоры с Гитлером наподписывали - и Франция, и Англия, а та же Польша так самой первой подсуетилась.
      И никакой не союзный это был договор. А вот союзный-то Сталин неоднократно и настойчиво предлагал Франции и Англии с Советским Союзом подписать, чтобы Гитлера осадить. Да не захотели они - старались Гитлера на нас натравить.
      А Резун тут козыря из рукава достаёт: дак там секретное приложение было, как Сталин с Гитлером будут добычу делить. Наши историки давай круглые глаза делать: не было никакаго приложения, не было! Да хоть и было. Никаких страхов в этом нет. Суть в чём? "Мы на тебя, Гитлер, нападать не будем, но и ты на бывшие наши земли не зарься". И что тут такого, чего нам стесняться надо? Хозяйский был у Сталина подход. Он же не Ельцин.
      Но Резун не унимается: если бы Сталин Гитлеру сказал, мол на Польшу не нападай, а то мы её защищать будем, Гитлер бы испугался, и войны бы не было. Точно - не было бы войны. Если бы Польша на это согласилась. Знает Резун, что именно так Сталин Польше и предлагал: нападёт Гитлер - мы готовы на зашиту прийти. Даже Франция с Англией уговаривали Польшу согласиться эту помощь принять. Правда, добавляли, что ты, Польша, не бойся, если что - мы тебя защитим. Вот и уперлись паны: "Никогда сапог русского солдата не ступит на польскую землю!" Во как Бек отрезал!
      Ну и чем ваш польский гонор кончился? Немецкий сапог стал вашу землю топтать, и не польскому, а именно русскому солдату пришлось через всю Польшу шагать, чтобы свастику с вашей, поляки, земли стереть, да вам ещё и за вашу спесь вон сколько земель прирезать.
     Ага, язвит Резун, а за ним и все теперешние "обличители"- но Сталин-то вместе с Гитлером несчастную Польшу терзал. Это ж факт!
      Нет, не факт. Разберёмся. Первого сентября 1939-го года Гитлер напал на суверенное государство - Польшу. Польская армия сопротивлялась, шли кровавые бои за исконные польские земли. Захватчик Гитлер? Однозначно и неоспоримо. Война это? Безусловно. И кто её начал? Как Резун ни крути, как ни верти, а начал её Гитлер. Вот это факт.
      За семнадцать дней вермахт доблестную польскую кавалерию танками раздавил, Варшаву взял, все польские земли захватил, за исключением тех, которые Польша недавно у России оттяпала. Правительство польское сбежало, успев отдать свой армии боевой приказ - прекратить сопротивление. Англия с Францией войну Германии объявили, но воевать за спасение Польши - это уж извините, это уж слишком.
      Всё. Польского государства больше нет. Сталин ввёл войска уже не в бывшую Польшу, а на территории Западной Белоруссии и Западной Украины, на которые ни у поляков, ни у немцев никаких прав не было. Танками не давил, боёв не вел. Вернул свои земли.   
    
      Как видим, факты сами по себе ещё не всё - нужна их интерпретация. И зря наши историки да политики оставили Резуну возможность преподносить факты так, как ему надо.
      Кто-то может меня здесь упрекнуть: мол, что это старьё, Резуна какого-то, сейчас ворошить. Вот тогда и надо было с его книгами спорить. Но я же не военный историк. Всё думал: не дилетанты, а специалисты должны тот "Ледокол" утопить.  А они  страусиную позу приняли: знать предателя не хотим и книг его читать не будем.
      Из России, возможно, не особенно видно, как разошедшеяся огромными тиражами резуновская ложь теперь всем Западом на вооружение взята в гибридной войне против нас. Как только заговорю с европейцами о войне, так сразу вижу: все их аргументы в спорах - из резуновских книг.
      - Да как же - мне говорят, - это ж не мы придумали. Это ваш разведчик все ваши секреты опубликовал и нам глаза открыл. И у вас никто ему толком не возражает.
      Действительно, где серьёзная критика его писаний? Это ж не дело, когда говорят: нечего, мол, внимания обращать на всякую ерунду. А ведь в результате что получается? Резуновские книги и сейчас издаются и раскупаются. Загляните в интернет - там  они во-всю работают, многим людям, особенно молодёжи, головы дурят.

      А нам нечего скрывать, нечего стыдиться и стесняться. Европа со времени Первой мировой войны превратилась в стаю озверевших собак, и если быть в этой стае белым барашком - вмиг разорвут в клочья. Волком надо быть в такой стае! Сталин понял и сделал это. Да, покусали нас сперва, но крепкие клыки и когти, кторые мы успели отрастить, решили дело. И что бы кто бы теперь ни придумывал, факт непреложен: Гитлер напал, Советский Союз защищался и в жесточайшей войне победил.


                9 мая 2020 года

                Продолжение следует