Почему-то всегда ностальгически помнится детство;
вечно мама в заботах, улыбка с налётом вины;
оккупации сны мне навеки достались в наследство,
и ярлык моему поколению – «Дети войны».
Немцев помню, румынов – пленённых уже и понурых,
разбирали руины, из них возникал новый мир.
Нинка с рыжей Лариской им корчили рожи, как дуры,
и грозил кулаком этим дурам солдат-конвоир.
Голод дней тех забыть не могу до сих пор, не умею,
хоть осела давно тех страданий тяжёлая пыль:
мы ходили на море, там бомбой снесло батарею,
и снарядные гильзы мы долго сдавали в утиль.
Искалеченных судеб войною по свету немало,
детство тем хорошо, что не всё понимает дитя.
Мне отца не вернула война, и горюнилась мама
от моей худобы, ручку «Зингера» ночью крутя.
Вот бывают минуты, закрою глаза, и опять я
пробираюсь в «Спартак» на сеанс – мне известен там лаз;
мать рубашку мне шьёт из сукна довоенного платья,
чтобы был я не хуже других, коль иду в первый класс.
Через год дядя Витя вернётся, японцев побив на Востоке,
и в семье понемногу появятся сахар и хлеб.
Я не знал пацаном, что наш век уродился жестоким,
я сейчас понимаю, что не было лёгких судеб.
И теперь, в ХХI-ом, шезлонг поправляя и плед свой,
наблюдая с балкона штрихи и приметы весны,
с ностальгиею нежной всегда вспоминаю я детство,
хоть и вижу порой оккупации горькие сны…