(из воспоминаний Воробьевй Пелагеи Игнатовны)
Пелагея стояла у окна, мечтательно глядя в окно, на ярко светящееся солнце, заливающее роскошные гладиолусы в палисаднике. Яркие краски цветов находили свое продолжение на маминой праздничной гаруске, которую Пелагея стащила у мамы из сундука, и на налитых словно яблоки щеках, горящих от только что выданного секрета своей лучшей подруге Татьяне. Татьяна в свою очередь сидела с открытым ртом, глядя на девушку, и не знала, как принять услышанное.
- Полька, ты серьезно собираешься это сделать?
- Конечно, я встречусь сегодня вечером с Мишкой. Я уже дала свое согласие, если меня мама будет искать у тебя, скажешь ей что-нибудь, ну пожалуйста Танечка.
- А если он полезет целоваться, то ты ответишь? – Татьяна словно не услышала просьбы подруги, ее обуяло любопытство, первое свидание подруги, это же целое событие, на которое она никогда не решится. А Полька молодец, да еще с ее строгой мамой идти на свидание с парнем, это героический подвиг.
Пелагея повернула голову и лукаво глядя на подругу ответила:
- Конечно, Мишка собирается завтра утром идти в партизаны, а я его буду ждать.
-Полька! – охнула Татьяна, это уже ни в какие ворота не лезло. – Ты же уже будешь не честная, а ведь война, а если его убьют, что ты тогда делать будешь?
- Война через месяц закончится, - Пелагея передернула плечами, - да и где немцы, а где мы. Посидит до сени в лесу, а я потом буду невеста партизана, каково? А ты, Танька, если будешь такой боязливой так и останешься в девках и никто тебя замуж не позовет. Давай я тебе красиво косы заплету и пойдем на выгон, может кто и тебя сегодня на свидание позовет. Может даже Потап, я видела как он на тебя заглядывался, когда мы работали в поле. – И, видя как зарделась подруга, Пелагея игриво подскочила к Татьяне и стала кружить ее по комнате. – Ну неужели тебе не хочется вот так пуститься в пляс с кем-нибудь, а не вечно стоять у плетня?
В шестнадцать лет мы захвачены во власть романтики и мечты о радужном будущем, и редко обращаем внимание на тревожное дыхание жизни. Нам хочется взлететь на крыльях высоко в небо и явить себя всему миру и мы твердо убеждены в том, что у нас обязательно получится. Девушки смеясь и шутя танцевали вокруг стола, щекотали и подшучивали друг над другом, и вдруг дверь с грохотом отворилась и в комнату вбежал соседский пацаненок Гришка, весь запыхавшийся, взлохмаченный и напуганный.
- Немцы! – выкрикнул он с порога. – Немцы в деревне, собирают всех на главной улице, будут забирать парней и девок на работу в Германию. Мамка послала сказать, чтобы вы бежали в поле и прятались. Ну, чего стали, идите быстрей, они уже идут в эту сторону. – Гришка толкнул Татьяну в бок, подталкивая ее к выходу.
На негнущихся ногах девушки вышли на улицу, кровь шумела в ушах, а сердце бешено колотилось, словно птица, попавшая в силок. Как немцы? Здесь? Этого не может быть, война ведь не по-настоящему, и она далеко. Но группа солдат в начале улицы доказывала обратное. С автоматами, собаками, они заходили в каждый дом как хозяева и выгоняли на улицу всех жителей, сгоняя их в кучу, словно коров, перед выгоном на пастбище. И все это настолько отличалось от обыденной жизни, что вызывало у людей только оцепенение и отсутствие понимание происходящего. Словно в тумане Пелагея смотрела как ее подружки, с которыми еще вчера бегали в лес по ягоды, хватают малолетних детей, играющих в песке на дороге, и не могла сделать ни шагу.
- Шнеля! – из оцепенения ее вывел громкий окрик и толчок в спину чем-то холодным, твердым и чужим. От ужаса волосы на затылке зашевелились, а сердце стало биться комком в горле. Деревянной походкой Пелагея подошла к группе согнанных односельчан и огляделась невидящими глазами. Вот Татьяна, рыдающая рядом, ее нужно успокоить, только как это сделать, девушка от страха забыла.
- Полька, - шепнула ей на ухо тетка Ганна, - чего вы не хватали детей себе на руки? Сказали бы, что твой, кабет в Германию не берут. А теперь… - женщина покачала головой и влажными глазами посмотрела на Пелагею.
«Кабет в Германию не берут» лихорадочная мысль вертелась в голове у Пелагеи, а глаза метались по сторонам, в поисках играющего дитяти. Но увы, всех похватали мамки и более расторопные девицы. Вдруг Пелагея о что-то споткнулась. Под ногами валялось полено, брошенное каким-то ребенком. Пелагея быстро нагнулась, схватила чурбан, и замотала его в украденную у матери гаруску, а чтобы не видна была торчащая чурка, крепко прижала к груди, прикрыв косами.
Медленно подошли к главной улице, где уже стояли две шеренги солдат, и молодых людей отводили в одну сторону, а всех остальных в другую. Вторая группа была немногочисленная, так как после сортировки, неподходящих для работы отпускали, и оставались те, чьи близкие еще не прошли отбор. Все ближе и ближе подходила Пелагея к страшной развилке, а сердце ее билось все медленнее и медленнее, и все крепче она прижимала к себе полено, цепляясь за него как за соломинку. Не поднимая глаз подошла она к группе солдат, проводивших отбор. Вдруг она почувствовала как ее схватили за плечо. Она подняла голову, и ее тело охватил жар. Она увидела глаза Трофима, чьи ухаживания она всегда отвергала. Он помогал немцам отбирать своих соседей! А сейчас у него прекрасная возможность отомстить ей за ее острый язык. Сейчас он скажет, что она не кабета и у нее нет своего ребенка. Что с ней сделают? Убьют? Отстегают пугой? Господи, какой же длинной может быть минута. Молодые люди смотрели в глаза друг другу не мигая.
- Кабета, - медленно раскрывая рот, сказал Трофим, не сводя с Пелагеи взгляда. Девушка почувствовала толчок в сторону второй группы. Медленно не оглядываясь и стараясь дышать еле слышно, она побрела мимо людей в сторону дома.
- Ой, Полька, подружка моя дорогая, куда же меня отбирают! – Услышала она надрывный голос Татьяны. – Что же с мной будет!
Сердце готово было разорваться от криков лучшей подруги, а слезы жгли глаза. «Не оборачивайся!» приказала себе Пелагея, крепко зажмурив глаза, не позволяя слезам вырваться наружу. Ноги сами привели ее к родной калитке, где навстречу ей выбежала мама. Причитая и благодаря бога, что ее дочь пришла домой, женщина повела свою дочку к сараю.
- Мама, прости меня пожалуйста, я взяла твою гаруску, я больше не буду. Я просто хотела… я не… я буду тебя всегда слушаться правда…
- Тише, тише, дочка. – Женщина не слушала бессвязные слова дочери, которая казалось потеряла рассудок от страха и непонимания. – Лежи здесь пока я тебя не позову и не издавай ни звука. – проговорила на дочке, забрасывая ее сеном на чердаке сарая и быстро вернулась во двор. Пелагея лишилась чувств.
Поздно вечером Пелагея стояла у плетня и смотрела на полную луну на небе. Немцы уехали из деревни забрав с собой больше двадцати молодых парней и девушек, среди которых были ее лучшая подруга Татьяна, и Мишка, с которым у нее в это же время должно было быть свидание.
-Любимая моя подружка, теперь ты будешь бегать на свидания к Мишке, и ты с ним будешь строить планы. – Слезы катились по щекам девушки нескончаемым потоком. Обращаясь к луне девушка задавала вопросы, которые роились в ее голове, машинально расплетая спутавшиеся и растрепанные косы. – Что же с тобой будет Татьяна? И что будет с Мишкой? Вернетесь и вы когда-нибудь домой? Простишь ли ты мне мое предательств и что я не смогла помочь тебе? А что будет со мной и со всеми нами?
Луна молча смотрела на девушку своим круглым глазом и молчала. Она сама не знала, что ответить молодому сердцу, у которого отняли, все мечты и надежды, бросили в пугающую неизвестность.
Молчала и Пелагея, отбросив свои длинные волосы за спину, смотрела она в темноту. Ее мать так боялась, что какой-нибудь прыткий отрок распустит косы ее дочки раньше времени, а случилось так, что косы ей распустила сама жизнь, а впереди ждет только неизвестность.