Работала в нашей смене девочка. Ну, как «девочка»? Ей было 27 лет, светловолосая, хрупкого телосложения и очень спокойная по складу характера. Она ни с кем не конфликтовала, любила пошутить, рассказать анекдот или поделиться историями про нескончаемые проделки своего 3-х летнего сынишки Димки. Он был парень оригинальный, с фантазией – то козу сам приведёт домой с пастбища на берегу реки, « ей там без меня скуцьно», то папиросы деда утопит в колодце - « папилосы посли купаця», то полы в доме помоет полотенцем, которым семья лицо вытирала. Шалунишка был неугомонный, с фантазией.
Звали девочку Оля. Когда она вышла замуж, родители отремонтировали бабушкину квартиру и отдали молодым – живите, стройте свою семью. «Строительство» началось с запрета мужа, Андрея, учиться Оле в вечернем институте.
- Ты туда гулять ходишь по вечерам, обойдёшься и образованием ПТУ. Работа есть, слава Богу.
Как Оля ни уговаривала, как ни клялась в верности, ничего не помогало. Не пускал на занятия и всё! В конце двадцатого века такая дикость нас, её коллег, возмущала. Но чужая семья – чужой монастырь со своим уставом.
А Оля решила отступиться. Тем более, что забеременела, и это позволило взять на год отпуск в учёбе. Она надеялась, что через год муж поймёт, что она самая верная жена и разрешит ей продолжить учёбу. Но не так сталося, как гадалося. Теперь от него была твёрдая установка – ты дома нужнее, у тебя маленький ребёнок!
Оля оказалась, несмотря на свою внешнюю хрупкость, девушкой с твёрдым характером и вышла на учёбу в вечерний институт, вопреки запрету мужа, после отпуска по уходу за ребёнком. Переселилась к родителям, которые помогали растить сыночка и были не против того, что дочка хочет получить высшее образование. А мужу сказала, что любит его одного, но учиться будет. Если он против, то придётся развестись. Как потом выяснилось, эти слова послужили спусковым крючком всем дальнейшим событиям – муж Оли не хотел выселяться из её квартиры.
Родители Оли жили в пригороде, на берегу небольшой речки. Встав с автобуса из города, чтобы попасть домой, ей надо было пройти небольшой понтонный мост. На нём всегда кто-то был – то рыбаки, то малолетки курили, то влюблённые парочки целовались. Были всегда… Но не в тот октябрьский, дождливый вечер.
Оля шла с занятий в вечернем институте, время было «детское», около восьми часов вечера. Поэтому, ни страха, ни волнения она не испытывала. Спокойно прошла мост и, когда свернула к переулку, кто-то сильный набросил ей на голову мешок, сдавил горло и стал душить. Ни увидеть лицо напавшего, ни крикнуть у неё не было никакой возможности. Сопротивляясь изо всех своих девичьих сил до последнего, она потеряла сознание. Тогда, он оттащил бездыханное тело на берег реки, снял с головы Оли мешок и бросил тело в воду, в надежде, что она, если ещё жива, утонет и река скроет следы преступления.
Не судьба была девочке умереть в этот день. Холодная вода реки вернула ей сознание, но выбравшись на берег, она снова его потеряла. Так, и осталась лежать, пока её ни нашла мама. Подождав до 22 часов и не дождавшись дочку с занятий, она отправилась её встретить на мост. По пути к мосту, на берегу, увидела знакомую курточку, а в ней едва живое тело своего ребёнка.
Милиция, скорая, реанимация. Вместо лица сине чёрный футбольный мяч, вместо глаз что-то красное… Несколько дней между жизнью и смертью. Врачи со всего небольшого города дежурят у постели, вливают в неё самые дорогие лекарства и… молятся о выздоровлении рабы Божьей Ольги. Да, врачи, как и все мы, когда надежда покидает их, обращаются к Богу.
Следователи не могут её допросить, время в поисках преступника упущено. Вера в торжество справедливости тает с каждым днём.
Ангелы хранители на небе и на земле, всё же, у Олечки были сильные. Когда надежда покидала врачей, они находили что-то новое, чтобы заставить девочку бороться за жизнь. Обмотав её лицо бинтами, чтобы ребёнок не испугался, привели Димку. Он держал маму за руку и спрашивал – ты скоро придёшь домой, мы же с тобой должны ещё попугайчика купить, помнишь? Врач, мужчина 50-ти лет, вышел из палаты, не в силах сдерживать эмоции. Медсестра молча смахивает слёзы.
Прошло несколько дней и, не увидев положительных сдвигов в психологическом состоянии пациентки, врачи пригласили из областной психиатрической больницы врача психиатра. Пришёл пожилой мужчина. Можно сказать – старик. У многих зародились сомнения. Сможет ли этот врач, который сам скоро будет нуждаться в уходе, возродить у Оли интерес к жизни? Он пришёл не один, а привёл с собой следователя. Дальше откладывать опрос потерпевшей просто было нельзя. Врач, раздевшись и вымыв руки, сел на стул у её постели.
- Здравствуй, Оля. Тебя так же зовут, да? Это я в карточке твоей прочитал. А меня зовут Виктор Павлович, я врач… Ну… Ещё один твой врач. Мне бы надо с тобой пообщаться. Но тут этот наглый следователь хочет пару вопросов тебе задать. Пускай задаёт или погнать его куда подальше? Нет, я без рукоприкладства, словами пошлю. Но он может потом вернуться. Понимаешь? Он же, как банный лист – пристанет, не отлепишь… Так , что пускай задаёт свои вопросы? И проваливает! Да? Я правильно понял?
Оля едва заметно вздохнула и прикрыла веки в знак согласия.
Общение их было не долгим.
- Он напал сзади? Он был намного выше? - Кивок головой.
- Он душил тебя руками или верёвкой? Ты видела его руки? Нет? Почему?
- Мешок – едва слышное слово срывается с её губ.
- Он накинул на тебя мешок? А одежда, в чём он был одет – плащ, пальто, курточка? Ты же боролась с ним, не заметила? Ну хоть, длинная или короткая, не помнишь? Хоть что-то, вспомни, пожалуйста.
Рука, лежащая на одеяле начала сильно дрожать и с губ снова слетает, едва слышное.
- Курточка коричневая вроде как у Андрея… А может показалось…темно… было…
Лечащий врач знаками показал следователю на двери. Тот, не сопротивляясь, попрощавшись, ушёл. Ему было чем заняться в ближайшее время.
Да, это страшное, по сути, преступление совершил муж Оли Андрей. Ему не хотелось терять прописку и квартиру при разводе. Это всё было доказан. При обыске была изъята курточка, на ней были следы борьбы, которые он, уверенный в том, что совершил идеальное преступление, даже не попытался скрыть.
И если в этом направлении дело сдвинулось с мёртвой точки, то выздоровление Оли всё ещё стояло под большим вопросом. Она отказывалась общаться, была безучастной ко всему, кормили её через зонд, в глазах не было жизни. Хотя внешние травмы начали проходить, на кровати всё ещё лежал «не жилец». Приходил врач психиатр, пытался вывести девушку из состояния прострации, но безрезультатно. Некоторые посмеивались над его настойчивостью, так, как он стал заходить к Оле каждый день, возвращаясь со своей основной работы. Сидел у кровати, рассказывал о чём-то, спрашивал, советовался, а иногда просто сидел и молча гладил исхудавшую руку своей пациентки, которая не хотела принимать его помощь, и доктору от этого было горько. Но он не привык сдаваться.
Начало декабря принесло с собой все атрибуты зимы – небольшой мороз, снег, укрывший землю белым покрывалом, новогодние приготовления и хлопоты. Только Оля оставалась безучастным наблюдателем всей этой кутерьмы.
В один из дней старый врач психиатр пришёл позже обычного.
- Оля, как поживаешь? А я тут подзадержался, чуть-чуть, меня поздравляли коллеги с днём рождения. Так, как они знают, что подарков я не принимаю, то подарили мне три апельсина, представляешь? – Он тихонько засмеялся и достал из своего потёртого портфеля два апельсина.
- Вот. До тебя дошли только два! Один я им порезал к коньку.
Выбрав из двух апельсинов тот, что поменьше, он стал его чистить руками. Оля видела, как пальцам старого человека тяжело сдирать толстую цедру плода, но он не сдавался и упорно довёл дело до завершения – на руке у него лежал очищенный апельсин, а комната наполнилась густым ароматом тропиков. Он протянул апельсин Оле.
- Хочешь? Нет? И зря! – Поднёс апельсин к губам и вгрызся зубами в мякоть, не утруждаясь поделить плод на дольки. Сок начал скатываться по его подбородку, он выхватил свободной рукой носовой платок из кармана брюк и, вытирая сок, продолжал есть апельсин, приговаривая.
- Зря ты не хочешь попробовать! Такой сладкий и сочный, просто вкуснятина.
Потом, спохватившись, быстро засобирался домой.
- Ой, прости. Убегаю, а то жена прибьёт, она ж там стол готовит, дети пришли, наверное, уже. А этот большой апельсин, я тебе оставлю. Хорошо? Если захочешь попробовать… Всё. Побежал. Поправляйся.
И доктор спешно покинул палату.
Когда он подошёл к столу сестринского поста, там две медсестры пили чай. На его лице уже не было улыбки, и он попросил.
- Девоньки, плесните и мне чайку. Мне тут с вами полчасика перекантоваться надо…
- Вы же домой спешили или мне послышалось? – Отозвалась одна из девушек, пока вторая наливала доктору чай.
Доктор улыбнулся.
- Поверила? Вот. Когда выгонят меня из врачей подамся в артисты… Такой талант пропадает.
Они не успели выпить чай, когда к медсёстрам прибежала испуганная санитарка.
- Что вы тут расселись! Там девочка утопленница плачет сильно!
Когда доктор заглянул в приоткрытую дверь палаты Оли, то увидел, что она сидит на кровати, держит большой апельсин, плачет и жалуется прибежавшим медсёстрам, что не может его почистить. Она всхлипывала, как ребёнок, размазывая слёзы по почти пришедшему в норму лицу. Доктор засмеялся, поцеловал в затылок стоявшую рядом санитарку и, мурлыча себе что-то под нос, пошёл к выходу из отделения.