Бывает, что беспокоит предчувствие понимания чего-то и хочется описать его словами. Кажется, что тогда оно станет яснее и тебе самому. Почему, без этой работы не получается ясного понимания – загадка. Вот и сейчас мне вдруг стало понятным, почему я всегда проигрываю в спорах с друзьями. Я слушаю аргументы визави, и вдруг мне становится ясно, что аргументы эти абсолютно органичны естеству моего друга. Что по-другому он не может считать. При этом, споря, я никогда не имею целью доказать свою правоту, но меня, наивного, привлекает истина. Поэтому я, не настаиваю на своей точке зрения, и вдруг соглашаюсь с моим приятелем. Через несколько часов или дней пелена с глаз моих спадает, и я опять начинаю признавать свою точку зрения. Таким образом, чтобы проиграть в споре, нужно понимать своего визави, ощутить его нутро. При этом ты выглядишь немного посрамлённым, но лучше понимающим своего друга.
Я могу проиллюстрировать надуманные мною наивные соображения впечатлениями от прочитанного текста. Текст играет роль друга, с которым я спорю. Для примера я приведу одно предложения из книги Андрея Белого: «Есть узловые пункты, стягивающие противоречивые устремления, пересекающие отвлечённые порывы с конкретной биографией: в такие минуты кажется: ты – на вершине линии лет; перебой троп, по которым рыскал, сбиваясь с пути, вдруг являет единство многоразличия; что виделось противоречивым, звучит гармонично; и что разрезало, как ножницы, согласно сомкнулось в крепнущей воле».
Первое прочтение оставляет впечатления ахинеи. Что за УЗЛОВЫЕ МОМЕНТЫ, ПЕРЕСЕКАЮЩИЕ ОТВЛЕЧЁННЫЕ ПОРЫВЫ С КОНКРЕТНОЙ БИОГРАФИЕЙ. Чьей биографией? Отвлеченные ли порывы могут иметь биографию? Странно. Понятным было бы вместо биографии использовать слово – история. Потом, ТЫ – НА ВЕРШИНЕ ЛИНИИ … У линии нет вершины, она ровная линия. Далее, ПЕРЕБОЙ ТРОП ВДРУГ ЯВЛЯЕТ ЕДИНСТВО МНОГОРАЗЛИЧИЯ. Манерно и оставляет варианты для понимания. Далее: ЧТО РАЗРЕЗАЛО, КАК НОЖНИЦЫ, СОГЛАСНО СОМКНУЛОСЬ В КРЕПНУЩЕЙ ВОЛЕ. Что разрезало – вдруг сомкнулось, как ножницы? Ножницы смыкаются и размыкаются очень легко, без усилий. Что имеется ввиду? Что-то согласно сомкнулось в крепнущей воле. Зачем воля, если смыкание – согласное, обоюдно стремящееся сомкнуться? Вот так при первом прочтении одного этого предложения ощущаешь несогласие, и даже раздражение против Белого.
Это похоже на первую минуту спора с приятелем. Возвращаемся к началу предложения и читаем снова. ОТВЛЕЧЁННЫЕ ПОРЫВЫ С КОНКРЕТНОЙ БИОГРАФИЕЙ. Это можно понимать так: отвлечённые порывы героя повествования, который помнит о них и соотносит со своей биографией. Далее: ТЫ НА ВЕРШИНЕ ЛИНИИ. Это можно понять и так: линия – это отрезок прямой, на ней нет вершин, но она может быть ориентирована вверх и тогда её крайняя точка и есть вершина. ПЕРЕБОЙ ТРОП ВДРУГ ЯВЛЯЕТ ЕДИНСТВО МНОГОРАЗЛИЧИЯ. Это можно понять как блуждание по болоту, когда за тобой остаются продавленные сквозь мох и траву следы, заполненные водой. Ты кружишь, не понимая куда идти. Видишь оставленные тобой следы. И вдруг понимаешь всю геометрию твоих попыток, и правильное направление для возвращения домой. Далее: ЧТО РАЗРЕЗАЛО, КАК НОЖНИЦЫ, СОГЛАСНО СОМКНУЛОСЬ В КРЕПНУЩЕЙ ВОЛЕ. Наверное, Белый имел в виду, что разрезаНО, как ножницаМИ, вдруг сомкнулось в крепнущей воле. Тогда всё понятно и можно признать, что был неправ, когда начал спорить с текстом. Вот так идя навстречу истине, стараясь её почувствовать, признаешься в собственной глупости.
Гениальный Мандельштам в середине творческой деятельности вдруг заметил, что он любит, строя художественные образы, пропускать логические ступеньки, поясняющие образ. В результате получаются лаконичные и талантливейшие восьмистишия Осипа. Для меня тексты Мандельштама – образец. Например, приведу один абзац из Египетской марки. «Дом родителей художника Мазеса да Винчи стыдливо повернулся к каменоломне хозяйственным и оживленным тылом. Засаленные библейские перины валялись на солнцепеке. Кролики таяли стерилизованным пухом, то перебегали, то расплывались, как пролитое молоко. И не слишком далеко, не слишком близко, там, где ей нужно, стояла гостеприимная будка с распахнутой дверью. На кривых шпагатовых реях пузырилась большая стирка. Добродетельная армада шла под воинственными, материнскими парусами, но крыло, принадлежащее Мазесе, поражало яркостью и богатством оснастки: черные и малиновые косоворотки, шелковая ночная рубашка до пят, какие носят новобрачные и ангелы, одна зефировая, одна бетховенская, - разумеется, я говорю только о рубашках, - и одна фрачная с длинными, обезьячьими руками, получившая в домашней переделке цветные манжеты. « Для меня – это высокий класс. Спора нет: воспринимаю с открытой душой. Не могу удержаться и приведу ещё цитату из той же книги: «Мальчиков снаряжали на улицу, как рыцарей на турнир: гамаши, ватные шаровары, башлыки, наушники.
От наушников шумело в голове и накатывала глухота. Чтобы ответить кому-нибудь, надо было развязать режущие тесемочки у подбородка.
Он вертелся в тяжелых зимних доспехах, как маленький глухой рыцарь, не слыша своего голоса.
Первое разобщение с людьми и с собой и, кто знает, быть может сладкий предсклеротический шум в крови, пока еще растираемой мохнатым полотенцем седьмого года жизни, - воплощались в наушниках; и шестилетнего ватного Бетховена в гамашах, вооруженного глухотой, выталкивали на лестницу.
Ему хотелось обернуться и крикнуть: "кухарка тоже глухарь". «
Я чувствую удивительную поэзию в текстах Мандельштама.