Они шли, держась за руки, по утопающей в зелени улице, через пространство между общежитиями, занятое садами и спортивными площадками, испещрённое множеством тропинок, ведущих во все стороны – к часто посещаемым местам и к уединённым уголкам.
Здесь было полно молодёжи – играли в бадминтон, теннис, баскетбол или лениво гоняли мяч; собравшись группками, слушали музыку, переговаривались или просто сидели на скамейках вокруг бассейна. Здания и другие постройки выглядели здесь достаточно новыми, чистыми, ухоженными.
Кидан шагал нарочито медленно, с рассеянной улыбкой поглядывая по сторонам, по временам то сжимая, то отпуская её руку.
Они пересекли заброшенную спортивную площадку, расположенную внизу, видимо, в котловане от не построенного здания, и стали подниматься вверх по лесенке с узкими, полуразвалившимися ступенями. Марта легко шагала впереди, а Кидан следом, обеими руками обхватив её за талию и ощутимо навалившись на неё. На верхней ступеньке он придержал её, обнял сзади, прижался подбородком к её макушке.
– Вот моё окно, видишь?
Несколько минут они стояли так, не шевелясь, и смотрели на окна общежития, в которых отражалось заходящее солнце.
– Девушка, оставь пропуск!
Марта молча остановилась. Это была инициатива Кидана, вот пусть сам и выкручивается. Он шагнул к столу дежурной, ткнул пальцем в журнал, спросил шутливо:
– Что это?
– Что, что… пусть пропуск оставит!
Эта пожилая худощавая женщина с холодноватыми, много чего повидавшими глазами, производила приятное впечатление. Она нравилась Марте. А той, в свою очередь, нравился Кидан и его девушка. Сейчас, остановившись у стола, Марта с интересом наблюдала, как Кидан преднамеренно пускает в ход своё обаяние.
– Она забила. Ми только пьём чай и виходим.
– Знаю я. Ночевать останется! – пробурчала женщина, но не сердито; она явно сдалась.
– Нет, только польчаса, – счастливым голосом пообещал Кидан уже на лестнице, подталкивая Марту вперёд. И сразу, тут же, на ступеньках, начал её целовать. Губы его были как огонь. Достал из кармана ключ – все соседи разъехались.
Они были одни – и лёгкие синеватые сумерки. И закатное солнце – по ту сторону окна. «Billy Jean is not my lover…» – пел Джексон.
She was more like a beauty queen
From a movie scene
I said, 'don't mind
But what do you mean
I am the one
Who will dance on the floor, in the round'
She said, 'I am the one who will dance
On the floor in the round'...
'Be careful of what you do
And don't go around
Breaking young girls' hearts'
And mother always told me,
'Be careful of who you love
And be careful what you do
'Cause the lie becomes the truth'
Кидан переводил слова, а потом долго лежал на боку, отвернувшись, и думал о ней.
Часто в её голубых глазах, устремлённых поверх его плеча, появлялось какое-то отстранённое выражение. Это его мучило! Здесь, рядом с ним, после долгих часов ожидания она всё же не принадлежала ему. Его мучила эта отдалённость, какая-то льдинка в самой сердцевине её души, куда его не пускали. Он мог сжимать её в объятиях с такой силой, что с её губ слетал стон, мог оплести её тело руками и ногами, как спрут, и тогда вся она была с ним, под ним, но снова, снова взгляд её ускользал, и он чувствовал себя обманутым, одиноким, нелюбимым.
– Ты что, уснул? – спросила она.
– Нет, устал немножко.
Марта приподнялась, да так и осталась сидеть, о чём-то задумавшись. Кидан взглянул на её спину, с явно обозначенными под кожей косточками позвонков, и что-то болезненно отозвалось в нём. Он быстро приподнялся и поцеловал её между лопаток. Она не реагировала. Тогда он потянул её за бретельку. Она взглянула через плечо.
– Что?
– Просто ти очень далеко от меня села.
Она снова легла рядом, и тут он вдруг пробормотал жалобно, сдавленным голосом:
– Ти не можешь меня любить… Ти не будешь меня любить… Ти меня не любишь! – быстро, горячо, с закрытыми глазами.
Она прижалась щекой к его плечу, погладила кудри – спокойно, как-то по-матерински.
– Ты же сам говорил: нужно время. И потом… я не могу любить одна. Я не так устроена. Я для тебя – только развлечение. То – друзья, то – футбол.
– Если би я мог, я би встречался с тобой каждий день! – возразил он. – Если би ми познакомились раньше! Сейчас – футбол, зачёты, экзамены. Ти же умная, ти можешь понимать.
– Что понимать?
– Многое… Марта, ночеваешь со мной?
Как ей хотелось сказать: да! Несколько секунд промедления вселили в него надежду. Он ясно видел: она колеблется. Ещё немножко…
– Оставайся! Да?
– Нет.
– Хорошо. Тогда одевайся! – он отпустил её, а сам снова улёгся, напряжённо наблюдая за каждым её движением. Он чувствовал, что сегодня её сил может не хватить. Это невозможно, невозможно вот так просто встать и уйти от него – от его губ и объятий, от всего того, чем может стать для них эта ночь – первая ночь!
Но она легко, грациозно поднялась и как ни в чём ни бывало влезла в свой комбинезон.
Напряжение, а потом разочарование, усталость – всё это дало себя знать: выйдя на улицу, в прохладу весеннего вечера, Кидан дрожал как осиновый лист. Было уже довольно темно. Марта сбоку заглянула ему в лицо и спросила:
– Почему, когда мы выходим на улицу, ты не доволен?
– Нет, я доволен. Тебе показалось.
Он взял её руку, поднёс к губам и поцеловал. Они обнялись и пошли не на свою остановку, а на следующую. Там было несколько автоматов. Кидан всё не мог смириться с тем, что вынужден её отпустить. Ради чего? Зачем?
– Марта, у тебя есть две копейки?
– Нет.
– Что, вообще нет мелочи?
– Зачем? У меня даже и кошелька с собой нет, только проездной.
– У меня тоже нет…
Она не сказала ему, что ей и звонить-то некому, если только Сашка уже не вернулся.
Когда они стояли, прижавшись друг к другу в ожидании автобуса, и потом прощались, его губы и руки вновь были горячи – и он снова хотел её, как в начале, как будто между ними ничего ещё не было, но она уезжала, только их глаза всё ещё ласкали друг друга, пока не захлопнулись с треском двери автобуса, пока не взвыл мотор… пока…
– Пока…
– Пока…
Пока…
роман "Пришелец", из 1-й части.