Максим Казарцев с золотой медалью окончил школу и поступил в Московский институт нефти и газа имени Губкина. Вместе с ним в комнате общежития жил тихий парень Федя, приехавший недавно из Риги. У него была одна особенность, он никогда не называл свою фамилию.
- Дай переписать свой конспект! - однажды попросил его Максим.
Им надо было составить конспект одной из работ известного философа. За день до сдачи бывшему латышу самому еле удалось списать это произведение у девушки из их группы, заверив её, что отличия будут.
- Только измени что-нибудь! - посоветовал он Казарцеву.
Конспект у девушки был длинный, и Фёдор не рискнул тратить своё молодое время на переписывание этой чепухи, а просто законспектировал его, сократив, по крайней мере, вдвое.
- Само собой… - пообещал Максим.
Он из-за острого цейтнота просто был вынужден законспектировать конспект товарища. Каково же было их удивление, когда Казарцев получил оценку отлично, Федя хорошо, а девушка удовлетворительно.
Отдавая конспект Максим, случайно обратил внимание на фамилию владельца и обомлел. Там значилась весьма неблагозвучная фамилия:
- Сискин.
После его настойчивых расспросов Фёдор рассказал страшную историю:
- Моя настоящая фамилия Шишкин, но в латышском языке для обозначения шипящих согласных используются так называемые «гарумзиме» - уголок над буквой. Русская буква Ш выглядит как ;. Моя фамилия в латышской транскрипции выглядела - ;i;kin.
В первые годы после отделения, его отец получил паспорт НеГра (не гражданина), где весь текст был на латышском языке. Когда сыну надоело в Латвии, и он переехал в Россию, естественно, поменял паспорт. Обратный перевод фамилии на кириллицу его шокировал.
- Гарумзиме были потеряны… - скорбно сказал Сискин. - Ну, нет в российских компьютерах латышских букв - набирали все документы классической кириллицей.
Когда он получил паспорт на руки долго ходил, плевался, но снова подать документы на исправление не решался:
- Мне и так российское гражданство дали не совсем законно…
Товарищи по институту его успокаивали:
- Радуйся, что твоя фамилия не Пышкин!
Самое поразительное заключалось в том, что, случайно изменив фамилию, Фёдор начал неотвратимо меняться сам. Он постепенно начал лениться, выпивать и оказывать повышенные знаки внимания лицам противоположного пола. Во время первой сессии Фёдор отправился сдавать экзамен после ударного отмечания очередного праздника. От него несло перегаром за километр, и речь напоминала бессвязное мычание.
- Кто придумал сдавать экзамен пятого января!? - мучился он.
Набрав с собой шпор, тетрадей и учебников, очень нетвёрдой
походкой он вошёл в аудиторию. Взял билет, сел и начал списывать. При этом учебники с грохотом падали на пол один за другим.
- Сискин ко мне! - велела преподавательница Политова.
Она подозвал его к себе и предложил начать сдачу экзамена, поинтересовавшись причиной перегара.
- У меня вчера дочь родилась, - не смущаясь ответил студент.
- В таком случае, теорию я спрашивать не буду, - поморщилась преподаватель. - Без противогаза это равносильно самоубийству, решишь задачку, считай, сдал.
Он тупо посмотрел на текст задачки, где надо было методом градиентного спуска найти решение.
- Вам тут надо эллипс нарисовать, сможете? - веселилась Политова.
Нарисовать эллипс трясущейся с похмелья рукой, задача практически
непосильная. Тем не менее, он старательно минут пять чертил эллипс. Экзаменатор подшучивала над ним и его художественными талантами. Из его непомерных усилий вдруг получился абсолютно ровный круг.
- Ну что же вы, даже эллипс начертить не можете, - упрекнула Политова
и потянулась за ведомостью.
Фёдор поднял абсолютно прозрачные глаза и чётко произнёс:
- Круг это... частный случай эллипса!
Неожиданный всплеск разума так впечатлил Политову, что она взяла «зачётку» и поставила оценку «хорошо»
- Свободен! - махнула она.
Летом они поехали в студенческий стройотряд в Республику Коми. В поезде Сискин нашёл общий язык с проводницей, и к вечеру весь отряд уже стонал от его бурных восторгов:
- Натрахался как кролик...
Утром восторги кончились. Парень, молча, почесывался и в уголке долго разглядывал что-то в трусах.
- Неужели что-то подцепил?! - гадал он.
Отряд тихо рыдал от смеха. Вечером Максим не выдержал и посоветовал страдальцу хорошенько вытрясти брюки. Накануне ночью, пока стояли на станции, шутники нашли стекловату, натрусили мелкой пыли и тихонько втерли ему в изнанку штанин.
- Не будет больше хвастаться! - оценил Казарцев.
По приезду на место им дали задание. Для нужд студенческого народа нужно было выкопать туалет. Так как копать лень, они договорились с мужиками, что рядом бурили что-то и те подогнали буровую машину. Пробурили рядышком две дыры диаметром по полметра и глубиной метров в пятьдесят.
- Хороший такой туалет получился... - похвалил бригадир.
Но народ туда ходить не любил, пока бригадир откровенно не спросил:
- Почему?
- Дык, когда по малой нужде ещё ничего, а когда зайдёшь с
серьёзными намерениями, то, сделал дело, посидел, подумал, собрался
выходить и только тут откуда-то снизу, буквально из сердца мира доносится звук: «Шлёп»!
Однажды они обедали в крохотной столовой, в которой находилась повариха, толстая тётка, и ничем не примечательный буровик, тоскливо изучающий меню. Сделав выбор, он сообщил:
- Борщ, макароны с котлетой, салат, хлеб, чай.
Повариха начала двигаться к плите, как вдруг в столовку влетел бурильщик и заорал ей:
- Тебя срочно к телефону.
Она извинилась и ушла. Возвратилась минут через десять. По всему видно, что она сейчас просто забьётся в истерике. Буровик спросил:
- Тамар, что случилось?
- Брат умер.
- Да, - буровик лихорадочно пытался придумать слова сочувствия.
Слова не приходили, неловкая пауза затягивалась, и он выдал:
- Тогда я, пожалуй, борщ не буду…
На втором курсе Федя снова выручил Казарцева. Один преподаватель перечёркивал конспекты у сдавших зачёт, чтобы не пускали по второму разу. Максим взял конспект у него и опешил:
- Мама родная! Каждая страница по диагонали перечёркнута красной авторучкой!
Он поплёлся в общежитие, предвкушая долгое и нудное переписывание конспекта. А на дворе царило лето, но мужественно сел за стол.
- Сесть-то я сел, а вот переписывать ой как не хочется! - мучился Казарцев.
Думал он минут семь, чтобы, не переписывая, но сдать эту бредятину. Взял конспект Сискина, аккуратненько снял скрепки, которые страницы держали, и вставил в середину своей тетрадки.
- А теперь можно и по пиву... - обрадовался он своей находчивости.
Пришёл на зачёт в числе других раздолбаев и началось самое пикантное. Преподаватель листал конспект, поднял на него глаза и спросил с издёвкой:
- Это ваш конспект?
- Мой, - горячо заверил Максим, - хотите почерк проверим.
Почерки, к счастью, и, правда, были похожи.
- Почему страницы перечёркнуты, я это делаю на тех конспектах, авторы которых сдали зачёт?
- А я смотрю все выходят и у всех страницы перечёркнуты, - включил «идиота» Казарцев, - надо, думаю, тоже перечеркнуть...
Немая сцена длилась секунд десять одновременно с разглядыванием придурка. Однако делать нечего.
- Берите билет и идите, готовьтесь! - разрешил преподаватель.
Списать с учебника было делом техники, и Максим вполне успешно сдал сессию. Производственную практику перед дипломом они проходили зимой в Западной Сибири, на забытой Богом буровой. Буровой мастер старый и вредный дед, решил проверить Максима и докопался до него с рядом вопросов:
- Покажи мне это, покажи мне то...
Практикант попался подкованный, шустро показывал нужные механизмы, пока дело не дошло до устья. Услышав вопрос, Казарцев неуверенно посмотрел по сторонам, а потом начал карабкаться на буровую.
- Ага, попался! - дед, радостно улыбаясь и представляя, как парень будет искать это устье на самом верху вышки, полез за ним.
Подниматься на пятидесятиметровую буровую по продуваемой всеми ветрами железной лестнице, в сибирский мороз, удовольствие небольшое. Максим, в силу молодости, добрался до верха довольно быстро.
- Ну чего вы тормозите процесс? - спросил он старого буровика.
У деда подъём получался гораздо хуже, но он упорно лез вверх, по ходу дела матерясь, вспоминая ревматизм и пыхтя как паровоз. Покорил вершину, долго пытался отдышаться, после чего, без всяких улыбок спросил:
- Ну и где тут, устье?
Казарцев показал рукой куда-то вниз и спокойно ответил:
- Прямо под нами.
Так Макс познакомился с наставником Дурневым, незаурядным специалистом по алкоголизму и бурению. Как-то в выходной студенты собирали плавник по берегу на дрова, и увидели, что под полупрозрачным льдом, стоят неподвижно громадные ленивые рыбины. Рассказав про наблюдение Дурневу, они начали рассуждать, как бы извлечь рыбу.
- Делать лунку бесполезно, - сказал Сискин, - уплывёт сразу…
- Гарпунить тоже никак, - сомневался Казарцев, - лёд сантиметров восемь не пробить с первого удара, а со второго уплывёт.
Услышав про налимов, наставник призадумался, потом приказал заправить бензопилу «Дружбу», выдал каждому по тяжёлой кувалде, и они пошли к реке.
- Рыбаки! - рабочие отпускали едкие шуточки насчёт их «снастей», Максим тоже иллюзий не питал.
Над омутом стояли красавцы-налимы, штук восемь, каждый размером с доброе полено. Дурнев, проведя рекогносцировку, изрёк:
- Практиканты! Сегодня вам предоставляется возможность проверить полученные знания.
Потом он под недоумённые взгляды снял штаны, и голой задницей, не делая резких движений сел прямо над рыбиной на лёд. Посидев с минуту, он встал, и приказал:
- Делайте также, только покучнее друг к другу сидите, пока не приду.
Подтаявший лед после ягодичного контакта был прозрачен как воздух Домбая. На рыбине можно было разглядеть мельчайшие детали. Только личный пример Дурнева не позволил усомниться в необходимости садиться голой жопой на лёд. Выбрали каждый по налиму, и, выпучив глаза, они уселись на лёд.
- Дед точно сошёл с ума! - бурчал Казарцев.
Наставник ушёл метров на сорок вниз по течению, начал пилить майну в виде полосы длиной метров десять, и шириной с метр. Потом выкинул из воды лёд и пришёл к ним.
- Подъём! - велел дед.
Встали, надели штаны и ждали, что дальше будет. Скептически оглядев результаты, Дурнев известил:
- Теперь, по команде, синхронно, бьём кувалдой по льду, строго в районе рыбьей головы.
Дружно врезали. Лёд пошёл лучистыми трещинами, но никто не провалился.
- Опа! - закричал Федя. - Мой налим поплыл…
Лениво перевернувшись кверху брюхом, налимы неспешно двинулись вниз по течению, студенты поспешили за ними. В проруби они выхватили четыре штуки, один прошёл мимо проруби. Рыба была живая и даже запрыгала на льду. Пряча в бороде улыбку, за ними наблюдал наставник.
- Поняли, как можно применить сейсмические знания? - спросил он хитро.
- Поняли-поняли! - откликнулись довольные практиканты. - Только зачем жопу морозить, можно и ладонями?
- А это чтоб налим замер от удивления! - засмеялся Дурнев.
Весной Казарцеву довелось побывать на охоте в тундре. Началось всё с приезда в охотничью избушку, далее сутки охотничьих баек под традиционный национальный напиток. После обеда Федя проснулся и пошёл к речке за водой, сушняк его больше всех давил. Проснулись все разом от его дикого крика:
- Медведь!
Охотники похватали ружья и выскочили из избушки за трофеем.
- Медведя не видно,- огляделся Казарцев, - кусты не шевелятся.
Следопыты пошли по следам выяснять был ли зверь в реальности. Сискин неистово доказывал, что когда дошёл до речки, то из кустов высунулась голова размером с японский телевизор.
- Я, - говорил бледный Федя, - немного испугался, поэтому метров двадцать пробежал…
Возле избушки был песок, на котором следы хорошо видны. Посмотрели они на обратные следы товарища, а расстояние между отпечатками его сапог составило метров семь.
- Ничего себе испугался! - подкалывали его ребята.
Сискин решил, что все несчастья с ним происходят из-за фамилии. По возвращению в Москву он первым делом направился в паспортный стол и написал заявление на изменение фамилии. Так Федя снова стал Шишкиным.