Эля неутомимо ввязывалась в различные проекты, отчаянно вливалась в любые движения, смело бралась за новые дела. Часто ей доводилось начинать с нуля, поскольку её предшествующее увлечение оказывалось разорительной затеей или вовсе чужой афёрой.
Эльвира за свои неполные сорок лет побывала менеджером большинства известных сетевых компаний и адептом нескольких тоталитарных сект. Занималась продажей эксклюзивной парфюмерии и экологически чистой бытовой химии. Впаривала наивным домохозяйкам одноразовые утюги с капризными тонометрами и после, мучимая совестью, бесплатно раздавала народу брошюры религиозно-экстремистского содержания.
Элю никто не назвал бы глупышкой. Огненный цвет её слегка взлохмаченных волос кричал: «Я вам не блондинка какая-нибудь!» На донышке коробки с личными документами Эльвиры лежал красный диплом бухгалтера, придавленный стопкой более поздних сертификатов и удостоверений. Бухгалтером она не работала ни дня. Её брали на стажировку в одну перспективную фирму. Радужные перспективы не обрадовали Эльвиру. Во-первых, молодая дипломированная специалистка поняла, что в реальной бухгалтерии она «реально» не разбирается. Во-вторых, бухгалтерия – это не та сфера деятельности, которой хотелось бы посвятить жизнь. Служба в армии девушке не грозила, поэтому времени на раздумья не было. Начался долгий путь поиска дела всей жизни, на который у некоторых неутомимых искателей уходит вся их жизнь.
Эльвире было что вспомнить. От широкого спектра воспоминаний становилось то смешно, то страшно. Было в чём и покаяться.
Расширив религиозный кругозор до лёгкого косоглазия, Эля поняла, что она непутёвая, никудышная, невоцерковлённая, но православная христианка. Вспомнила и своё крещальное имя, когда пришла в храм на разведку после многолетнего блуждания по квазирелигиозным и псевдоэкономическим новообразованиям.
Алевтиной (в честь мученицы Палестинской) нарёк её старенький низенького росточка батюшка, прошедший через лагерные испытания при Сталине и наглую клевету при Хрущёве. Новокрещённой Алевтине было 12 лет, и день своего крещения она хорошо запомнила. Но о чём говорил тихим голосом мудрый священник, забыла напрочь. Вдруг всё навалилось: переходный возраст, развод родителей, первая тайная и неразделённая любовь. Даже и причаститься после крещения не пришла в церковь, сколько её не уговаривала бабушка.
Когда же Эльвиру потянуло в храм, уже не было на белом свете ни верующей бабушки, ни батюшки-исповедника. Строгий, но внимательный священник, выслушал её путанную исповедь, задал несколько уточняющих вопросов, дал ряд советов, однако от причастия рекомендовал воздержаться «до полного выветривания дури из головы».
Увлечься православием, как Эля увлекалась всякими прочими вещами, не получилось. В бухгалтерию она игралась. В религиозных кружках - со смыслом проводила время. В сетевом маркетинге - играла роль преуспевающей бизнес-вуменши, берущей от жизни всё. А в храме надо было быть самой собой. Это трудно. Поэтому Эльвира, думая о вечном, срывалась и в сиюминутные авантюры, но вовремя успевала включить тормоза.
Однажды попала на зажигательное выступление заезжего коучера. Зажглась. Приятно пахнущий поджарый мужчина с горящими глазами и стильной небритостью пружинисто расхаживал по сцене Центра Культуры. Бархатные потоки речей лились в зал и завораживали слушателей. Становилось ясно, что несметные богатства ожидают каждого в ближайшей камере хранения. Нужно только узнать номер ячейки и получить от неё ключ. Но коучер почему-то на общей лекции не выдавал ключей, предлагая за отдельную плату записаться к нему на индивидуальный тренинг. Время поджимало. Через день гастролёра ждали страждущие финансового успеха в другом городе. Эля поспешила записаться.
Коучер пригласил её для проведения занятий в гостиничный номер. После краткого собеседования безошибочно диагностировал главную проблему Эльвиры, которая мешает ей достичь в бизнесе «вершины Благополучия». Это стыдливость.
- Чувство стыда – атавизм! – подпрыгнул коучер и заходил своей фирменной пружинистой походкой по тесному пространству комнаты, время от времени нависая над покрасневшей ученицей. – Сколько смелых проектов погубил стыд! Сколько идей не удалось реализовать из-за этого парализующего чувства. Стыд, как вирус, заражающий человеческие отношения. Будьте смелее! – парфюм коучера защекотал нос Эли. - Дайте волю своим чувствам и желаниям. Вы привлекательная женщина. Вам хочется доверять. У Вас прекрасные внешние данные. У Вас всё на месте. Сломайте стоп-кран внутри Вас, не позволяющий Вам развиваться, - учитель коснулся рукой верхней части груди Эливиры, того места, где был её нательный крестик. Коснулся и тут же одёрнул руку, будто обжегшись. - Нормы морали, заповеди, кодексы, супружеская верность – это всё не более чем отжившие предрассудки, тормозящие локомотив современного серьёзного бизнеса. Это палки в колёсах колесницы Успеха!
Коучер говорил много. Говорил убедительно. Говорил с сердечным сочувствием. Такой занятой известный успешный человек уделил ей, провинциалке и неудачнице, своё время. Делится с ней своим опытом. Выкладывает из слов-кирпичиков стену, которая отделяет Эльвиру от внешнего мира. Он ограждает её от неудач, от конкурентов, от алчных партнёров, от недругов и от друзей, от семьи: сына и мужа.
Но вдруг все эти слова-кирпичи рассыпались от одного слова: «чистота». И произнесено оно было не завораживающим бархатным баритоном бизнес-тренера, а тихим старческим тенором батюшки-исповедника.
Эльвира очнулась и обнаружила себя полулежащей на двуспальной кровати с бокалом вина в руках. Подвижные руки коучера уже не выписывали в воздухе перед её глазами плавные круги, а нервно искали замочек молнии платья на спине Эли.
Недопитый бокал вернулся на журнальный столик у кровати, а коучер получил неженский удар в челюсть и некрасиво растянулся на полу гостиничного номера. Откуда ему было знать, что среди прочих былых увлечений его ученицы было и увлечение боксом?
Гастроли в другом городе пришлось отменить из-за плохого самочувствия гастролёра. До ухода Эльвиры он всё-таки очухался, перешёл в контрнаступление, получил добавку и на некоторое время утерял сходство с собственным портретом на рекламном баннере.
Из зеркала в ванной комнате на учителя успеха, потерпевшего неудачу, смотрело лицо, лишённое фотогеничности. Под левым, горящим злобой, глазом светилось синее бесформенное пятно, именуемое в народе фингалом. А припухшие губы шипели: «Ненавижу эту страну!»
- Люблю тебя, Сарахванов, - с порога заявила мужу Эля, вернувшись домой.
- Опять что-то случилось? – улыбнулся Эдик, предвкушая ещё один сюжет для журналистского расследования.
(Фрагмент рассказа-калейдоскопа "АПОКАЛИПСИС БЕЗ ЗОМБИ")