Было это в деревне Кулига Тюменской области. Десять лет как отгремели грозы революции и гражданской войны. Измученные люди наслаждались тишиной, мирным трудом и достатком, который наконец-то стал появляться в крестьянских семьях.
Иван Дмитриевич Мантуров был в деревне фигурой заметной. Шестидесятилетний старик, крепкий и жилистый, с густой посидевшей шевелюрой, орлиным носом и колким взглядом хищных глаз из-под нависших бровей. Он был воплощением силы, с такого только Стеньку Разина писать. У него был один сын, который не пошел в отца ни статью, ни здоровьем. Сын Ивана Дмитриевича, раненый на гражданской войне, недовольный семейной жизнью, стал часто прикладываться к бутылке. Жену сын выбрал себе под стать, такую же болезную. И когда у них родился первенец, Иван Дмитриевич понял, что внук будет хилым и слабым. Это его не устраивало. На кого-то надо было оставить крепкий крестьянский двор, скотину и хозяйство. Десять лет наблюдал он, как растет его внук Егорка, тонкий, как тростиночка. К тому времени сынок совсем спился. По пьяни и утонул в омуте у чертовой мельницы. Сноха через год замуж поплыла, а внука Иван Дмитриевич забрал к себе. Привел, значит, Иван Дмитриевич внука домой, посадил на лавку, сел напротив и пригорюнился, аж на слезу прошибло. Сидит Егорка худой, бледный, волосенки русые. Сидит, в чем душа держится. «Так нет же! - стукнул кулаком по столу Иван Дмитриевич. - Сделаю я из тебя богатыря, как пить дать, сделаю! Пойдем со мной…» Привел он его в хлев. Там ночью корова отелилась. Телёнок маленький, а уже крепко на ножках стоит, мамку за вымя дергает. Вот говорит Иван Дмитриевич Егорке: «Полезай под него, хватай за ноги да подними и держи одну минуту на плечах.» Егорка попробовал да не смог. Упал, заплакал. «Делай, что говорю, - заорал Иван Дмитриевич, - или хочешь быть пьянчужкой, как твой отец.» Закусил губешку Егор, полез под теленка, поднатужился и поднял его. Стоит, держит на плечах, трясется аж. «Добро, - говорит Иван Дмитриевич, – сымай аккуратно. А теперь слушай, внучок. Каждый день будешь поднимать этого теленка, покуда я не скажу, что хватит.»
Так и повелось с того времени. Придет Егорка к теленку, поиграет с ним, поднимет на плечах и держит одну минуту. Теленок растет, и Егорка растет, а все одно – каждый день поднимает его. Деду по хозяйству помогает, старается. С каждым днем все больше работы выполняет. Еда деревенская сытная: картошка, мясо, молоко да яйца. Стал Егорка расти, как на дрожжах, силой наливаться. Прошел год, другой, третий. В хлеву уже стоит бык огромный. А Егорка все равно приходит к нему. Схватит за ноги и поднимет на плечах. Постоит минуту, поставит его и ухмыльнется. По деревне про Егоркину силу говорить стали. Егор-то силой не бахвалился, Иван Дмитриевич суров, у него не забалуешь. А нет-нет, да и достанется кому-то из деревенских, кто сильно нарывался. Схватит его Егор в охапку, швырнет на землю так, что аж кости хрустнут. Бегут потом, жалуются Ивану Дмитриевичу. Тот, конечно, Егору потом подзатыльников навешает. Егор деда одного и боялся, уважал сильно. Только Иван Дмитриевич и жалобщиков ругал: «Не дразните Егорку, а то другой раз не заступлюсь!»
Прошло еще три года. Егор уже парнем здоровым стал. Ростом невысок, а крепок и коренаст. И с силищей такой немереной, что аж страшно. В деревне все в голос говорили, что Егор статью и силой в деда пошел, на отца с матерью и вовсе не похож. И хоть стал Егор богатырем, все одно – деда своего боялся. А пошутить Егор тоже любил, только по-доброму, ведь сильные люди почти всегда добрые. Вот кто-нибудь из соседей поддразнит его, а он возьмет, да и учудит что-нибудь эдакое.
Как-то раз был праздничный день. Нагулявшиеся за день люди разделились кучками и разбрелись по деревне. В одной такой компании с другими парнями и мужиками и был Егор. Ивана Дмитриевича рядом не было. Сидели на лавках и бревнах, курили, щелкали семечки, болтали. Изрядно подвыпившие мужики вот и давай пытать силу Егора. Подними это бревно да подними это бревно. Егор-то сначала поднимал, потом ему надоело. «Да отвяжитесь вы от меня» - говорит. Тут одного мужика заело, он и предложил Егору: «А спорим на бочонок вина, что ты мою избу за угол не поднимешь!» Он имел в виду, чтобы сруб за один угол приподнять. Егор усмехнулся и говорит: «А если сруб попорчу, орать не будешь?» Тот кепку об земь, Егора за руку схватил, мужикам кричит: «Руби спор, при всех говорю. Если Егор мою избу поднимет, я ему бочонок вина отдам.» Ну поднял, конечно, Егор избу да так поднял, что слегка перекосил сруб. А в это время в доме баба была, тоже выпившая. Видит баба: сруб съезжает. Завопила, как поросенок резаный. У мужика-спорщика сразу хмель прошел. Что тут началось… Выскочила баба, орет, что дом падает. Мужики-то хохочут, объясняют ей, что это Егор дом приподнял. Она на Егора кинулась с кулаками. Ну тут мужики заступились, говорят: «Муж твой Егора сам на спор вызвал и бочонок вина ему проспорил.» Тут баба в дом ринулась, выскочила уже с ухватом. И на мужика своего орет: «Ставь избу на место, ирод!» Мужик от нее бежать. Другие-то бабы ей советуют: «Беги, мол, до Ивана Дмитриевича, он заставит Егора дом на место поставить!» Так баба с ухватом по улице и побежала, как ведьма с метлой. «Ну вот… Опять началось...» - пробормотал Егор и почесал голову, предчувствуя подзатыльники. Иван Дмитриевич сидел на завалинке с другими стариками. Они курили и вели неспешную беседу. Глядь, по улице баба с ухватом бежит и орет, что есть мочи. «Неладное что-то… – говорит Иван Дмитриевич. – Никак Егор опять набедокурил.» Пришлось ему идти на разборки. Егору подзатыльник, да дом велел на место поставить. А мужику тому спорщику строго-настрого приказал бочонок вина Егору отдать. Проспорил – отдай.
Вот так и жили люди в сибирской деревне Кулига. Жили трудом своим и надеждой на светлое будущее. Чистые сердцем и сильные, они строили счастливую жизнь для себя и для своих детей. А было это в канун 1941 года. Страшной бедой нахлынула Великая Отечественная война. Многие из деревенских уйдут на фронт и не вернуться. Не вернется и Егор. Не поможет богатырская силища против подлой фашисткой пули. Но память о нем и о других невернувшихся будет вечно жить в наших сердцах. Мы потомки этих людей и в нас частичка их силы и светлой души. Мы будем нести это в своем сердце и передадим своим детям.