Островки сугробов, будто кораблики, неспешно плывут сквозь город. Не торопятся. А четвертинки мая как не бывало. И ночь уже, не ночь. И потемнеет, вроде, а не совсем, не до конца. А к часу уже и силуэты деревьев, и дома – вот они – любуйся. И чуть-чуть ещё, и белые ночи обнимут мой северный городок. Будто и пожалеют его, простоявшего долгую нудную и тёмную зиму, в снежном плену. И радоваться бы. Так долго жданная весна, рулит. И унесут ручейки останки зимы в болота и речки. И сгинет она. Будто и не было никогда. Только не слышно смеха, оживлённых разговоров, и улыбок на лицах нет. Нависла над миром и над городом моим черная птица беды. Одни думы, как прожить, пережить и выжить. И перевернулась жизнь разом. Было счастье, планы, мечты, ждалось лета. Где они теперь? И собирает зловредный вирус свою жатву.
Мы изменили мир настолько, что теперь и сами не знаем, как в нём выжить. А ведь он нас об этом не просил. И сопротивлялся изо всех сил. А безответственность никогда не остается безнаказанной. И вседозволенность тоже.
А улыбаться хочется. И, чтобы ливень за окном, барабанной дробью по карнизам. И небо высинивало лужи в любимый свой цвет. Чайки вчера кричали. Прилетели, значит. Вот-вот и реке вскрыться. И в ранешние годы уже потянулись бы на берег горожане с проверкой, как там Печора наша, всем на ледоход взглянуть охота. А деревья стоят голые, настороженные. Будто в весну и не верят. Но уже проснулась у меня на кухне муха, чует сердешная, тепло не за горами. И решила, пусть летает себе. Когда и поговорю с ней, какая-никакая скотинка в доме. Дожила, словом перемолвится не с кем. Ни тепла, ни душевных разговоров. И не проходящее чувство щемящей, такой цепкой тоски, не отпускающей ни на минуту. И болячки, как клещИ. Ухватились… уже и отпустят ли… Ухабистая дорога в старость. И невесёлые думы сами приходят, сами себя думают. Не спрашивая согласия. Мир, как туго закрученная пружина. И близко время ей распрямиться. Что -то будет тогда со всеми нами?
Хочется жить. Очень. Как раньше, ничего не меняя. А политики говорят, что всё станет иным вокруг. И мы изменимся. То ли пугают… Вот и с маем Девятым… проели все печенки-селезёнки.
Фильмы по все каналом о войне только. Хорошо если старые. А новые и смотреть неприлично. Гимнастёрочки новые, в талию. Локоны-тени-подводка. И кто поверит, что эти санинструкторы, эти градусники в сапогах, смогут вытащить раненного с поля боя. И эти объявления замогильным голосом, предлагающие бесплатные юбилейные медали и уверяющие нас, что мы должны чтить помнить, что победа, это заслуга каждой российской семьи. Так навязчиво, с бесконечными повторениями. А так как у нас в стране хорошего чего может ждать только ребёнок и сумасшедший, то, уже пугаясь, мы начинаем думать, какаю очередная афера будет нам подсунута на этот раз.
По дороге в магазин, увидела две одуванчиковые головки, прижавшиеся к теплой стене дома. Уже и распустились. Торопится северная природа прожить эти четыре бесснежных месяца. И травинки, и листочки выпустить надо, расцвести и созреть плодам, опустить в землю до холодов будущую свою смену. Серое, будто натёртое золой небо, висит низко-низко. Совсем не пахнущий весной дождик, ширит и углубляет лужи. Зябко. А как бы нужен был нам сейчас настоящий ливень, и на завтра, и на послезавтра. Чтобы рраз и кончился снег, расти себе травка, пожалуйста. Да поскорее. Упрячь, ради Христа, убогость и зачуханость наших дворов.
И разносит ветер из мусорных баков всё, что поднять ему под силу. И катятся, кувыркаются по земле пластиковые бутыли и стаканчики, бумажки, пакеты и пакетики. Будто живые. И уж точно, живее нас. Вон, вирус появился, мы по домам попрятались. А бесшабашное мусорное племя гуляет себе, где душе любо.
И как знать, а не явился тот вирус, та гадина в короне, с наших же помоек. Заполонивших уже, огромную часть страны с именем Россия…