Аполлон Павлинович Чепушило сидел в корчме «У лысого сутенёра», что в славном городе Запорожье, за стаканом доброго старого «Солнцедара», выдержанного в местном подвале с 1964 года, и с нетерпением ждал своего приятеля Писистрата Базаровича Бесплодных, дабы сообщить ему чудесное известие об избавлении от очередного «спиногрыза», как он обыкновенно величал всех своих отпрысков, и родных, и приёмных. На днях Жирослав Аполлонович Чепушило-Загибонский, тринадцати лет от роду, внезапно скончался от короновируса и сопутствующего ему педикулёза, чем вызвал обширный инфаркт у своей бабушки Гудиславы Педеровны, лёгкий инсульт у своей матушки Лакшми Кришновны и искренние слёзы облегчения у самого Аполлона Павлиновича, не слишком обеспеченного отчима покойного, платящего алименты на одиннадцать детей и содержащего впридачу ещё троих. А вот Писистрат Базарович, которого Аполлон Павлинович изволил по-приятельски звать то Базарычем, то просто Писей, потомством был небогат – одна дочка Мандиса, да и та замужем за каким-то придурком Фрицем из Линца, что в Верхней Австрии, любимого города Адольфа Гитлера, недобрая ему память.
«Базарыч!», позвал пан Чепушило входящего в корчму неверной походкой своего приятеля, «Подь сюды! Зырь! Марочное!».
Пан Бесплодных рухнул на табурет и протянул дрожащей рукою стакан Аполлону Павлиновичу, который не преминул наполнить данную ёмкость щедро, до краёв, подозрительно мутной и слегка ядовитой жидкостью. «За Жиртрест – не чокаясь. Сгинул он, выкидыш Царя Небесного», выдохнул пан Чепушило и выпил свою дозу до дна, громко стукнув пустой посудой по деревянной поверхности стола. Писистрат Базарович с глубокого похмелья не понял, что за Жиртрест такой, и простодушно переспросил: «За шо пьём-то? За какого-такого выкидыша?». Тут Аполлон Павлинович захотел поначалу начистить своему приятелю рыло, но быстро отошёл, смекнув, что никто не обязан помнить всё его мерзкое потомство, и милостиво пояснил: «Это тот малый Жирослав, которого я сдуру усыновил, прицеп Лакшми Кришновны, будь она неладна, сука цыганская». Писистрат Базарович быстро осушил свой стакан, смачно рыгнул и выдохнул: «Так она ж у тебя вроде как индуска, а не цыганка?». «Один хер», ответствовал пан Чепушило, «Вот ты скажи мне честно, Гитлер их любил?».
Тут пан Бесплодных покраснел лицом и задумался, судорожно копаясь в жалких остатках своего школьного курса истории. Через минуту-другую лик его прояснился - и он уверенно молвил: «Любил, раз свастику у них скоммуниздил». «Ой, дурак!», закачал головою Аполлон Павлинович, «Еще скажи, шо они все - истинные арийцы!». «А хер его знает, арийцы, еврейцы, мне всё едино», едко парировал Писистрат Базарович. «Ой, дурак ты, Пися!», повторил пан Чепушило с нескрываемой злобой, «Гитлер от кого Европу-матушку чистил? От всякого сброда жидовско-цыганского. А вот кто ты есть сам, Базарыч? Татарин недоделанный? Аль может тож – ариец?». «Вот ведь б…», нецензурно ругнулся пан Бесплодных, «Да все мы тут – смешанных кровей, хохол ты сраный!». Древность и честь рода Чепушило требовали немедленной защиты, на которую и поднялся мощный кулак Аполлона Павлиновича, сокрушая на своём пути стаканы и бутылки. «Я не хохол, а казак, морда твоя татарская! Мы с немцами одной крови, братья навек! Европейцы! А ты вали в свою вонючую Монголию, откуда пришёл. Овец паси, баран!». Тут уже не выдержал мгновенно протрезвевший Писистрат Базарович, руки которого временно перестали дрожать. К собственному удивлению он попал открытой ладонью прямо по носу своему приятелю, а хлынувшая бурным потоком кровь смешалась на столе с салом и вином.
Узрев сей непорядок, к повздорившим товарищам медленно подошёл владелец заведения, лысый сутенёр по имени Израиль Семёнович – собственной персоной. «И шо мы тут шумим? Шо мы тут беспорядок нарушаем?», поинтересовался он вежливо. Постоянные клиенты по-свойски звали хозяина Сруль, а тот и не возражал, особенно, если щедро платили. «Дерётся, сука татарская», кратко пояснил ситуацию Аполлон Павлинович, размазывая кровь по лицу. «Дразнится, хохол сраный», добавил Писистрат Базарович и, дабы склонить хозяина на свою сторону, уточнил: «Ариец он, видите ли. В гробу мы видали таких арийцев!». Пан Чепушило побагровел уже не только от вытекшей из носа крови, но и от справедливого гнева: «Вон из моей Украины, гниды! Вас, недочеловеков, мало газом морили? Бандеры на вас нет, проклятых! Всю Родину засрали, срули! Вот и живём так погано из-за вас, кровопийцев! Шоб вам …». Тут Аполлон Павлинович поперхнулся и запнулся, а Сруль и Пися воспользовались удобным моментом, дабы схватить разгневанного казака под белые ручки и потащить на выход. По дороге им помогли спелые проститутки, работницы заведения, самого разного роду и племени. Так бы и закончилась бесславно эпопея пана Чепушило, однако он ожил, вырвался из недостаточно цепких рук и взгромоздился на стол.
Трибуна была вполне подходящая, чем Аполлон Павлинович не преминул воспользоваться. «Братья казаки!», гаркнул он на весь зал, «Жиды с татарвой наших бьют!». Моментально стало тихо, как в морге, только один писклявый голос пробился сквозь тишину: «Геть!». События резко ускорились, равнодушных не оказалось, так что через пару минут вымело всех на двор перед корчмой, где и состоялась генеральная битва. Невредимым не ушёл никто, даже проститутки могли похвастаться сочными синяками и выбитыми зубами – на почве национальной розни. Корчму «У лысого сутенёра» подожгли – и она живописно горела целый час, ожидая неторопливых пожарных. Остатки «Солнцедара» и «Портвейна 777», бережно хранимые Срулем в подвале с советских времён, бравые казаки разобрали на сувениры. А что не успели разобрать – тем поживились полицейские, прибывшие к месту происшествия через три часа и первым делом скрутившие растерянного Израиля Семёновича. И торжествовал бы пан Чепушило полную победу, если бы не валялся он под дубом с ножом в животе – весь в крови и печали …