Силин Николай Васильевич (26.10.1919г. – 02.05.1997г.)
Мой отец родился в деревне Чирки, Казанского района, Омской области.
Всё, что я ранее писала об отце, вернее, о его боевом пути, не нравилось и мне самой. Там были одни лишь сухие факты на основании немногословных записей военного билета.
На классные часы по случаю празднования 23 февраля и 9 Мая, отец не приходил, сколько бы его ни приглашали. Он берёг детей от своих страшных воспоминаний, боялся переложить эту неизбывную боль на наши детские души.
О войне он стал рассказывать своим сыновьям, когда они стали взрослыми.
Отец был ранимым человеком и не каждого пускал в свою «святая святых».
Армия и война.
"Кто не знает огня "катюш" прямой наводкой, тот войны не видал"
Борис Уткин, командир дивизиона "катюш"
14 мая 1939 года отец был призван в ряды Красной армии на Дальний Восток, в Приморье. В ноябре 1939 года принял присягу. В то время редко кто имел начальное образование, а у отца за плечами была восьмилетка. Ему присвоили звание сержанта, и он продолжил проходить воинскую службу в должности командира орудия.
С началом войны был направлен в Московскую полковую школу на ускоренные курсы младших лейтенантов. После их окончания с августа 1941 года воевал в должности командира взвода, а затем батареи в 126-ой стрелковой бригаде 33-ей стрелковой дивизии Северо-Западного фронта.
В Прибалтике защищали от нацистов литовский город Шяуляй. Только «братья» - литовцы били им в спину с чердаков и подвалов. И тогда орудия батареи 76мм открывали огонь по ним и по фашистам, прикрывая отход родной дивизии. Тогда чудом и, видимо, молитвами матерей спасённые, вырвались они из окружения, из лап смерть, и того хуже - плена.
Впереди были долгие бои по прорыву блокады Ленинграда. В январе 1942 года во время очередного боя взрывной волной отца засыпало землёй. Солдаты нашли его через сутки. У него жутко болела голова, из ушей текла кровь.
За проявленные стойкость и мужество в ходе освободительной операции Силину Николаю Васильевичу в ноябре 1943 года приказом Северо-Западного фронта было присвоено воинское звание капитана.
После длительного лечения контузии отец вновь был направлен в 33-ю стрелковую дивизию, но уже в 44-й артиллерийский полк 2-го Прибалтийского фронта командиром дивизиона.
В феврале 1944 года командиром 44 артполка майором Яроненко отец был представлен к ордену Александра Невского.
Дословно из приказа о награждении:
« Тов. Силин за время активных действий дивизии проявил себя смелым, мужественным и инициативным командиром.
Его батарея всегда своевременно была готова к открытию огня, чётко организовал взаимодействие своей батареи со стрелковыми подразделениями.
03.02.44г. выполняя со своей батареей специальную задачу по поддержке наступательных действий 164 СП, отдельно от дивизиона сумел организовать и обеспечить наступательные действия полка артиллерийским огнём; в этой операции его батарея уничтожила 1 миномётную батарею противника и подавила: 1артбатарею и 4 пулемётные точки.
При поддержке 4-й батареи артогнём 164 СП отбил 2 контратаки противника и выбил их из трёх населённых пунктов
Делу партии Ленина – Сталина и Социалистической Родине предан.
Тов. Силин достоин правительственной награды орден «Александра Невского». Подпись: майор Яроненко».
Но высшее руководство в лице генерал – майора Грибова заменило рекомендованную изначально награду на «Орден Отечественной войны 1 степени».
3-й Украинский фронт.
В 1944 году после госпиталя капитан Силин Н.В. был вновь направлен на курсы в Москву, в Академию им. Ворошилова. После окончания курсов его назначают на должность начальника штаба в 676 отдельный разведывательный артиллерийский дивизион 325 корпусной артиллерийской бригады 3-го Украинского фронта, где он поступает в распоряжение легендарного генерала Ивашутина.
И снова фронт. Родная 33-я стрелковая Холмско-Берлинская дивизия ушла в направлении Берлина, в самое логово врага.
Перед 3-м Украинским стояла другая задача: взять врага в кольцо, не дать ему уйти. Впереди: освобождение Молдавии и одна из самых тяжёлых операций войны – Ясско – Кишинёвская. Скрежет танков, визг пуль, взрывы снарядов и трассирующий огонь славных «катюш», наводящий на неприятеля незабываемый ужас, - такими запомнились многодневные бои. Под противником буквально горела земля. В небе не было видно даже солнца, хотя тот день был безоблачным.
Во время боёв в Румынии генерал Ивашутин вёл переговоры с представителями румынского правительства о выходе этой страны из войны на стороне фашистской Германии. Переговоры прошли успешно: всех ожидало повышение за успешную операцию, в том числе и отца. При освобождении Румынии их встречали цветами. Было устроено чествование советских солдат, где отец лично встречался с самим королём Михаем.
На присвоение ему звания майора вышестоящее руководство начало собирать документы. Но отцу не к душе была штабная работа: не был он карьеристом. И ранее считавший себя недостойным назначения на должность начальника разведки (ведь в подчинении у него оказались два генерала, настолько важным и значительным был тот пост), он через три месяца службы при штабе попросил разрешения написать рапорт о своём назначении командиром отдельного дивизиона «катюш», где и воевал до мая 1945 года. Участие в боевых действиях было гораздо ближе для отца.
Там же, в Румынии отец случайно в ресторане оказался за одним столиком с двумя царскими офицерами. Всего-то и поговорили, а на него уже кто-то донёс в особый отдел.
После Румынии была Болгария, Югославия и тяжелейшие бои по освобождению Венгрии, гибель товарищей и медаль – та самая: «За город Будапешт». Это второй после Берлина город по потерям Красной Армии. Потом была Вена и неисчислимые потери со стороны Красной армии.
Ценой героизма и неисчислимых потерь красноармейцев, возросшему опыту и оперативности руководства Будапешту и Вене был нанесён меньший урон, сохранены были памятники культуры.
Весть об окончании Великой Отечественной, о долгожданной победе России над фашистским захватчиком они получили в Австрии, в городе Грац.
В Австрии после Победы его полк долго стоял на расформировании. На отца пришли собранные ранее документы о присвоении ему звания майора, а тут сказалось фронтовое ранение, и он попал в госпиталь. И в это же самое время за ним прибыл особист – осетин. Каким-то чудом не нашло его ни повышение в звании, ни арест органами НКВД.
Позже в г. Холме на встрече ветеранов 299 дивизии, его встретил малознакомый офицер и очень удивился, что отца не забрали тогда, в 45-м.
– Мы думали, что ты сидишь? – с неподдельным изумлением произнёс тот при встрече. Тогда-то отец и понял, кому был обязан преследованием особиста, которое, будто тенью, накрыло всю его жизнь.
Дыхание смерти и поддержка солдат.
Рядом с солдатами, он считал себя гораздо нужнее и полезнее в выполнении воинского долга. Ведь никто иной не приходил на помощь в трудную минуту, как делал это простой солдат. Отец всегда высоко ценил эту поддержку. В памяти жива была оборона Сталинграда - самое тяжёлое время для всех защитников города, и лично для отца. То сражение так и осталось в памяти самым страшным воспоминанием. Тогда, защищая позиции тракторного завода, важно было удержать эту точку любой ценой, выстоять, не сдать врагу маленькую частичку родной земли. Для удержания этой позиции важно было и самим остаться в живых. Это было личной задачей отца, ведь ближе и роднее солдата не было рядом никого. Они вместе делили и последний сухарь, и редкий глоток воды.
Чтобы не было цинги, ему, как и всем офицерам выдавали лимоны, рядовые получали отвар из сосновых иголок. Но и тот лимон шёл на общий стол.
Со своими бойцами ходил он несколько раз в разведку, чтобы определить точные координаты вражеских позиций. В память врезалась первая вылазка, пришлось идти полем. Тогда отец впервые увидел лежавшие повсюду обгорелые вражеские трупы, скукоженные до малых размеров после применения «катюшами» термитного огня.
Из ступора вывел громкий шёпот старого солдата: «Они пришли на нашу землю убивать. Они заживо жгут наших стариков и детей», - почти в самое ухо раздались горячие и такие нужные в тот момент слова поддержки.
Однажды, отец находился на КП на самой передовой, координировал линию огня. Самочувствие его вдруг резко ухудшилось, и его отправили в госпиталь. Утром отец узнал, что его товарищей, оставшихся той ночью на КП, вырезали фашисты.
Смерть уже пролетала над его головой. Как-то в очередной раз отец с КП передавал сведения для более точного попадания в цель. Вдруг связь прервалась. Он нагнулся к связисту, чтобы сквозь шум и скрежет услышать ответ на свой вопрос: «Будет связь или нет?». В это время прямо над ним пронеслась мина. Если бы не склонился, лишился головы…
Письма.
Но писать с фронта старался оптимистично. Они были очень интересными, те письма. Поэтому его любимая бабушка Марина заставляла домашних постоянно перечитывать их. Смеялась, плакала и восклицала: «Ну, чисто Лермонт пишет! Читай ещё!». Своему дяде Кириллу отец высылал запрещённые в то время стихи, которые вместе с солдатами собственноручно переписывал из книги, тайно «гуляющей» по окопам. Со временем книжечка разлетелась на листочки, но была такой дорогой русскому сердцу. «Не жалею, не зову, не плачу…» - так назывался сборник стихов поэта Сергея Есенина.
Во время войны отцу от матери пришло письмо, что с неё берут налог и за него. Тогда он вторично пишет письмо Калинину о вопиющей несправедливости. С Улиты Васильевны были сняты все налоги.
На фронте отец вступил в ряды Коммунистической партии, но однажды в горячем споре с начальством выложил партбилет на стол, о чём впоследствии ему пришлось об этом не раз пожалеть.
Незабываемое.
А в Австрии, тем временем, продолжалось долгое утомительное расформирование советских дивизий. Солдаты, уставшие от войны, рвались домой. Там ждали их родные семьи. С выданными на руки документами, бойцов уже не могла удержать на чужбине никакая сила. На Родину уходили переполненные составы. В них уезжали счастливцы. А кому-то повезло меньше, ждали своей очереди.
Стояла жара, и солдаты не выдерживали духоты, закидывали за спину рюкзак со скромными пожитками и тайком поднимались на крыши вагонов. Напрасным было предупреждение командования о предстоящей опасности. Бесполезно было их останавливать, бесполезно предупреждать: сыграла свою роль бесшабашная русская удаль и пресловутое «авось меня пронесёт». Но они не сработали тогда, ведь впереди были тоннели, узкие настолько, что при входе поезда в такой тоннель между стенами вагонов и каменными свободными оставались всего-то сантиметров двадцать… У тех солдат, что отважились ехать на крышах вагонов, не оставалось ни одного, даже самого маленького шанса на то, чтобы выжить… Из тоннеля выходил поезд, залитый кровью…
Жизнь после войны.
Отец был демобилизован из Австрии только в сентябре 1946 года. В послевоенное время был направлен в Северо-Казахстанский округ, где Управлением МГБ был назначен начальником отдела Борьбы с бандитизмом. Несколько лет он служил в должности военного коменданта пограничного города Зайсан. После смерти Сталина уволился в запас и в армию больше не возвращался.
Однополчане разыскали отца в 70-х годах. Переписывались, организовывались встречи ветеранов, ездили в гости.
К Дмитрию Григорьевичу Козлову, однополчанину и другу отца, я с братом Сашей ездила в Ленинград в 1982 году. Он радушно встретил нас, оставив в наше полное распоряжение свою квартиру. Предложил нам жить столько, сколько захотим. Мы обошли все музеи, в том числе и незабываемый Петергоф. Когда вдоволь нагостились и набродились по улицам города, позвонили на дачу, где отдыхала вся семья Дмитрия Григорьевича. Он приехал забрать ключи от квартиры и проводить нас. Запомнилось его огромное радушие и маленькая загорелая, как негритёнок, девочка, его внучка.
На встрече с однополчанами в 1986 году, спустя десятки лет, отец узнал, что за оборону Сталинграда был представлен к ордену Александра Невского. За то, что тогда с малыми потерями со своей стороны нанёс большой урон врагу, узнал и о присвоении ему звания майора, которого его тогда же на войне и лишили из-за доноса.
Там же, в Волгограде, вручили ему Орден Великой Отечественной войны 1степени в честь сорокалетия Победы над врагом.
Отец больше не ездил никуда, а его боевых товарищей становилось всё меньше и меньше… На парады Победы, что проводились в Ишиме, он не ходил. Объяснял это тем, что не знает здесь никого, что с удовольствием поехал бы в родную деревню, где остались его друзья, односельчане.
Он был моложавой внешности. Оказалось, и это может доставлять неприятности. Так, например, после переезда в Ишим он после очередных злых слов соседки о том, что он ещё молодой, что врёт про то, что был на войне, что и пороха-то не нюхал, - стал отращивать бороду, чтобы выглядеть старше. Только была она рыжего цвета (дед-то его Василий был рыжим и кудрявым казаком) и никак не вязалась с его белой головой.
Таким вот грустным я застала отца 9 Мая за оградой его дома. Тогда, в 96 году никто из нас предположить не мог, что тот День Победы отец встречает в последний раз.
- Папка! Да ты что? Будешь ещё внимание на завистников обращать? Сбрей эту бороду, - не могла удержаться я, увидев отца, обычно всегда оптимистичного.
И он приободрился. То ли букет тюльпанов, принесённый ему мной, то ли слова поддержки так подействовала на него, но он сбрил ту рыжину и потом уже больше никогда не отращивал.
Отец умер второго мая 1997 года, за неделю до своего самого чтимого им дня – Дня Победы. 26 апреля, в первый день Пасхи, ему стало плохо. Увезли на скорой. Не давало забывать о себе боевое ранение. Пять дней он провёл в реанимации. Всё пытался вырвать из себя пластиковые трубки с кислородом, поэтому руки его были привязаны бинтами к кровати. Для него это была настоящая пытка. Врачи сказали, что сделать уже ничего невозможно, хотя сердце ещё сильное а лёгкие уже не могут дышать самостоятельно. Он умер в ночь на 2 мая 1997 года.
Он умер, а от боевых его товарищей всё шли и шли поздравления с Великим Днём Победы…