Ну, балабол

Юрий Комболин
- Мне после семилетки отец сразу сказал, - Поступай-ка ты, сынок, в ремеслуху. Что случись, профессия всегда при тебе будет. А мозги не пропьёшь, может, и в мастера выбьешься или куда ещё поступишь и выучишься на инженера.
Мой наставник по слесарному делу в ремонтной мастерской Архангельской геологической экспедиции не только не пропил мозги, но вообще спиртное не употреблял и даже не курил, хотя и остался слесарем, правда, самого высокого шестого разряда. К нему-то и прикрепили меня после того, как пришлось бросить техникум на втором курсе – мама надолго попала в больницу, и я совсем оголодал.
К началу войны Олег Иванович уже год отучился и стал слесарем второго разряда. Их распустили на каникулы. Правда, надо было ещё отработать какое-то время на ремонте училища, поэтому, жили все в общежитии. А тут и война.
- Приписали нас всех к заводу, - вспоминал мой наставник, - и в спешке эвакуировали на Урал. Кадровых спецов с бронью от фронта совсем немного, в основном, ветераны, которые по дачным участкам да в деревни по родственникам не разъехались и которых успели собрать в городе, да мы – пацанва пятнадцати-семнадцатилетняя. А спрос-то со всех одинаковый. И эшелоны зимой разгружали, и станки в чистом поле в снегу по колено монтировали, и стены с крышей над ними, уже работающими, возводили, выдавая продукцию для фронта – снаряды и мины.
Дисциплина была фронтовая. Всё согласно Указу от июня 1940 года, по которому присуждали принудительные работы с вычетом зарплаты за прогулы и даже опоздания. Но это, в общем-то, ерунда была: людей не хватало, и провинившиеся тут же и отрабатывали в своих коллективах. А вот когда вышел Указ в декабре 1941 года, по которому за 10-15 минут опоздания уже трибунал судил за те же опоздания и прогулы, приравниваемые к дезертирству, тебе светило от 5 до 8 лет лагерей, у нас дисциплина сама собой подтянулась.
Михалыч – нормальный мужик из ветеранов, наш мастер участка, на котором вся молодёжь работала, собрал нас после смены и рассказал, зачем его в контору днём вызывали – об этом Указе поведал в подробностях. И о том, что он должен будет звонить в управление о каждом опоздании.
Он так и сказал: о каждом опоздавшем на минуту и более. А если человек опоздает на десять минут и он не сообщит об этом, то судить будут его – мастера участка.
Олег Иванович рассказывал про свою тыловую работу отрывками. Не любил он эту тему. Да и времени для этого особенно-то не было, работы слесарям было много. В Мезенском районе и Ненецком округе уже тогда во всю шло разведочное бурение на нефть, активно бурили и в Плесецком районе, чтобы узнать запасы известняков для планировавшегося Савинского цементного комбината, первые намётки были уже и по алмазам. Токари точили сотнями заготовки для бурильных коронок, которые я засверливал с торца под корундовые шестигранники и вбивал их по полсотни на коронку. Потом относил в кузницу, и мы с моим наставником запаивали корунд на медяшку. Я держал, а он орудовал газовой горелкой. Работа долгая, нудная. Тут-то я и заводил с ним беседы на разные темы, подводя к военно-тыловым воспоминаниям.
- Ни самим в лагерях сидеть, ни доброго нашего старика-мастера подводить не хотелось, поэтому сразу договорились, что на работу от посёлка, что километрах в трёх, будем ходить вместе. Что уж там говорить, любители поспать были. И главный среди них – Серёга. Жуткий балабол, бабник, да ещё и на гитаре играл, пел прилично – в общем, весь набор этакого любимца масс, рубахи парня. И его действительно любили, прощая мелкие и не очень косяки. Из постели его каждый раз вытаскивать приходилось, тем более, что частенько ложился позже нашего – любитель был в женском бараке засиживаться.
Помню это зимнее утро. Морозище под сорок. Барак за ночь выстудило. Сами едва себя из-под вороха одеял и всякого тряпья выцарапали. И его подняли. Пока собирались, вроде на глазах был. Да, и с нами, кажется, вышел. А на улице туман и холодно – одежонка-то не ахти какая – темп сразу приличный взяли, чтобы согреться. Проскочили дорогу до работы и не заметили как.
А там уже Михалыч ждёт, по головам нас считает. Ну-ка, погодите, - говорит, - не расходитесь. Сбился я. - И снова пересчитывает.
Не хватает одного. Огляделись, Серёги.
Мастер часы свои карманные достал, крышку отщёлкнул, - Пара минут ещё есть, - говорит, - подождём.
Прошли эти две. Мы выглядываем – никого. И ещё пара минут. Михалыч так с часами в руках и пошёл к телефону. Мы уже и двери в цех, несмотря на холодище, не закрываем: смотрим, не появится ли наш Серёга.
- Ребята, - голос у Михалыча дрожит, никогда такого не слышали, - семь минут прошло, звонить надо…
Притихли пацаны. Первый раз такое с нами. Тут кто-то и скажи неуверенно: может он в управление заскочил. Или его позвали туда на проходной.
- Ладно, ребята, - вытер Михалыч шапкой пот со лба, - позвоню ровно в десять минут. Что-нибудь придумаю в оправдание, почему раньше не звонил. Расходитесь по местам.
Какое там «по местам» - никто не двинулся. А Михалыч уже трубку снял.
И тут с клубами мороза ли, пара в цех вбежал Серёга. Лицо всё в инее. Мы заорали. Готовы были за всё пережитое только что не избить его. А он: глаза круглые, руками машет, - Михалыч, ребята, такое со мной стряслось, что и не передать. Короче, выскочил я вместе с вами, и потопали мы на работу. Но вы-то и помыться успели, и в туалет. А меня припёрло. Свернул в сторонку, сделал свои дела, и за вами бросился, догонять. И слышу: цок-цок, кто-то тоже как бежит за мной. Остановился я: может, ещё кто из отставших. И он остановился. Нет, думаю, не отставший. Тот бы наоборот подбежал. Пошёл я. И он: цок-цок, двинулся за мной. Я быстрее и он быстрее, я побежал что сил и он: цок-цок-цок… Вот он – враг, думаю. Так я его могу и до самого оборонного нашего объекта довести. Нет, со мной такой номер не пройдёт. Присел, чтобы под туман заглянуть, посмотреть, где эта вражина, чтобы отпор ему дать. Тут они и вывалились…
- Кто, - в один голос мы!
- Яйца мои. Я так торопился вас догнать, когда нужду справил, что ширинку забыл застегнуть, яйца закаменели и стучали друг о друга…
Громче всех хохотал Михалыч. Он махал рукой, в которой ещё сжимал свои карманные часы и стонал: Ну, балабол... Ну, балабол… Иди с глаз моих.

Юрий Комболин

06.05.2020
Архангельск-Санкт-Петербург